ФЕНИКС
…правы пути Господни, и праведники ходят по ним, а беззаконные падут на них.
Осия, 14:10
Ради страдания нищих и воздыхания бедных ныне восстану…
Псалтирь, псалом 11:6
* * *
Централизованная ориентировка МВД РФ
2 июля 1998 года в поселке Аркадак близ Байконура в домовладении гражданина Казахстана Кильмангиреева Имангельды Ильсановича, 1948 года рождения, ранее неоднократно судимого, обнаружен труп хозяина Кильмангиреева, убитого выстрелом в голову из пистолета «Макаров». В подвале домовладения обнаружены трупы убитых из автоматического оружия, предположительно автомата АКМС-47, следующих граждан России:
1. Сафаров Саният Акбарович, 1972 года рождения, уроженец города Душанбе, паспорт XI-ХС № 542711, выдан Ленинским РОВД г. Душанбе 21 октября 1991 года, прописан г. Киров, ул. Апухтина, 47а.
2. Балберов Иван Николаевич, 1968 года рождения, уроженец г. Ленинск Волгоградской области, ранее неоднократно судим, паспорт IX-PK № 576932, выдан Ленинским РОВД Волгоградской области 16 февраля 1989 года, прописан г. Киров, ул. Апухтина, 94.
3. Максимов Владимир Рудольфович, 1969 года рождения, уроженец г. Рубцовск Алтайского края, паспорт Х-ДС № 792534, выдан Рубцовским ГОВД Алтайского края 16 ноября 1992 года, прописан г. Воронеж, ул. Большая, 11.
С места происшествия изъяты: пистолет «Макаров», серийный номер ХС 4441 и 8 патронов к нему, 1 гильза калибра 9 мм, 10 гильз калибра 5,45 мм, 2 окурка сигарет «Донской табак», четкий отпечаток обуви, не принадлежащий ни одному из потерпевших. В ходе осмотра домовладения изъято большое количество культивированной индийской конопли и ее наркотических производных, крупная сумма денег в тенге, рублях и иностранной валюте. Указанное заставляет предполагать, что причиной убийства указанных выше лиц явился конфликт между нар-кодельцами при сбыте-приобретении наркотиков. В связи с изложенным прошу Вас ориентировать по данному преступлению личный состав и негласный аппарат и дать задание на установление лиц, выезжавших в республику Казахстан в период с 25 июня по 2 февраля 1999 года, а также составить список лиц, задерживавшихся в 1998–1999 году за сбыт и потребление марихуаны и ее производных и выезжавших в республику Казахстан или имеющих в ней родственников, и направить указанные списки в наш адрес.
Подписал Имангалиев.
Секретно. Начальнику Волгоградского РОВД г. Саратова майору милиции т. Салатанову В.г.
На ваш запрос сообщаем, что гр-н Манешин Николай Михайлович, 1949 года рождения, уроженец г. Балаково Саратовской области, кличка «Граф», признанный OOP в 1988 году, ранее неоднократно судимый за различные преступления и отбывший наказание в ИТК-9 г. Ив-дель по ст. 224-3 УК РФ, освобожден по сроку 9 апреля 1999 года и убыл в г. Саратов ул. Большая, 21. Подтверждения о прибытии до настоящего времени не поступило.
Начальник ИТК-9 Грибанов.
Глава первая
Лахудренок отдыхал.
Все было хорошо, товар благополучно доставлен, «бабки» получены.
Ну что еще делать вымотанному дорогой человеку? Как пел великий бард Владимир Семенович Высоцкий, «гуляй, рванина, от рубля и выше». Рубль, правда, сейчас особо не катил, но у Лахудренка были такие зеленые бумажечки, которые не хуже золотого ключика открывали двери в любое место, заставляли девочек торопливо скидывать свои лоскутки и даже границы между странами отпирали с легкостью универсальной отмычки.
Лахудренка в миру звали Валерием Николаевичем Сгибневым. Нелепая кличка, которая никак не могла принадлежать авторитетному блатному, дана была Валерию по молодости, когда он еще носил патлы до плеч, подражая полузапрещенным ливерпульским «битлам». Вот и «битлы» уже стали классикой, и прически у молодых изменились, теперь кто лысее, тот и круче; самому Сгибне-ву через год полтинник исполнится, а вот как был он Лахудренком, так и остался. С годами, правда, кличка эта стала звучать уважительнее, что ли, или скорее почтительнее — она потеряла прошлый смысл, став вторым именем человека, который сейчас был одним из авторитетов Саратова и к которому безоговорочно прислушивались на любой зоне, да и на воле его голос сейчас был не последним.
Но, говоря по совести, Валерий Сгибнев оставался по Своей натуре все тем же Лахудренком, веселым самойлов-Ским пацаном, обожающим веселые компании, хорошую выпивку, и по-прежнему был падок до баб, благо их сейчас, сучек, столько расплодилось, что только успевай «капусту» слюнявить да пальцем тыкать, которая нравится.
Получив деньги, Лахудренок решил оттянуться и заказать себе на дом блондиночку в «Улыбке Клеопатры». Конечно, мамка за счастье бы посчитала услужить такому авторитету, как Лахудренок, и денег бы не взяла. Но пользоваться мохнаткой на халяву Лахудренок считал ниже своего достоинства. Это для «быков» наглых и прижимистых. Достойный человек и вести себя должен достойно. Кроме того, Лахудренок считал, что оплаченная девочка и работать будет на совесть, а халявная — просто отрабатывать субботник.
Вкусы его в «Улыбке Клеопатры» уже знали, и двадцатилетняя блондинка Леночка была как раз свободной, так что все складывалось прекрасно и вечер обещал получиться очень неплохим. Лева Сиплый принес из киосков-магазинов сумку с выпивкой и продуктами, не хуже заправского официанта накрыл столик у широкой кровати, приготовил кассеты с соответствующей моменту музыкалкой, потоптался, вопросительно глядя на хозяина, и был отпущен до утра. Не хрена ему сопеть на кухне, кайф людям ломать. Леночка Лахудренку была хорошо знакома, и телохранитель в общении с ней Валерию не требовался.
В ожидании девушки Лахудренок выпил маленькую рюмку «Хенесси». Классная штучка, восемьсот с ликером бутылочка, душу, как крылья ангела, согревает. Такой коньячок сам Бог велел пить маленькими рюмками, это Лахудренок в одной книге Юлиана Семенова вычитал. Обязательно маленькими, малю-ю-сенькими, а не из пузатых и похожих на пивную кружку. В этом твоя интеллигентность проявляется. А Лахудренок считал себя умнее и покруче всяких там уголовных «быков», хотя по молодости лет ему и самому пару раз за всякие непонятки чалиться приходилось.
Нетерпение обуревало Лахудренка, и он совсем уж было собрался позвонить в эту самую «Клеопатру», чтобы устроить диспетчерше маленький такой, но внушительный нагоняй, когда в дверь постучали.
Лахудренок посмотрел в дверной глазок и посетовал на самого себя, что до сих пор не установил видеокамеру. Глазочек надежности не внушал — ширнут в стеклышко длинным шилом или вообще из «макара» шмальнут, и будут тебя попы отпевать на радость ментам и товарищам по криминальной работе. Но увиденное успокаивало. На лестничной площадке стоял невысокий лысоватый пшиз-дик в очках с толстой роговой оправой. На вид этому пшиздику было лет тридцать пять, и смотрелся он лоховато. На телохранителя проститутки он не тянул, скорее всего водила, которого Леночка послала провериться. Немного обиженный на девушку за глупую подозрительность, Лахудренок открыл замок и снял цепочку.
— Ты кто? — спросил он очкарика. — Где Леночка?
— В машине, — отозвался тот. — А я водитель. Она меня посмотреть послала, как и что.
— Ты знаешь, кто я? — спросил Лахудренок.
— Откуда? — удивился водитель. — Я третий день работаю. А вашей, извиняюсь, фотки на Доске почета не видел.
— Козел, — беззлобно сказал Лахудренок, немного уязвленный тем, что его не узнают. — Иди выполняй долг!
Мужик робко, по-деревенски, вошел в квартиру, неловко заглянул в ванную комнату, на кухню и вопросительно посмотрел на Лахудренка.
— Можно, — разрешил тот, радуясь, что есть кому оценить обстановку квартиры и позавидовать его достатку. Этот хрен лысый сегодня весь вечер жене будет рассказывать, где и что он видел. Одна гидрокровать могла поразить воображение этого работяги до гроба. Им с женой и полежать на такой не придется!
Лысый мужичок шмыгнул по комнатам и вновь появился в коридоре, пришибленный и потрясенный увиденным богатством комнат. Лахудренок презрительно и удовлетворенно глянул на него.
— Тащи Ленку, — приказал он.
Но что-то произошло с захезанным пшиздиком. Словно ростом повыше стал и в плечах шире. Лицо вдруг сделалось жестким и внимательным, в серых, до того казавшихся бесцветными, глазах появился беспощадный стальной блеск, а в руке блеснул уродливо длинный из-за навинченного глушителя пистолет. Лахудренок попятился. Он был в спортивном трико, и ствола в карманах не было. «Дура», так нужная ему сейчас, лежала бесполезно в своем хитром тайнике.
— Э-э, мужик, — вытянул руку Лахудренок. — Не надо. Тебе бабки нужны? Ты только скажи, сколько?
Во рту пересохло, стало трудно дышать. Гулко и прерывисто застучало в груди сердце. Лахудренок вжался спиной в стену коридора, страстно мечтая наткнуться на дверь. Тогда бы еще оставались шансы спастись. Но сзади была глухая жесткая стена.
— Не надо, мужик! — слабо сказал Лахудренок и увидел, как судорожно дернулся кадык на шее очкарика.
— За Катеньку! — негромко сказал очкарик, и следом послышалось три негромких хлопка.
Боли Лахудренок не почувствовал. Только удивление. Потому что, уже падая на пол, вдруг узнал стрелявшего. Не так уж он и изменился за последние годы. Но этого просто не могло быть.
Не могло.
Не могло.
Не мог…
Из оперативной сводки по г. Саратову
16 июля 1999 года в 12.55 при проведении ОРМ на ул. Братиславская задержан гр. Кокшенов Иван Николаевич, 1983 года рождения, проживающий ул. Братиславская, 11 кв. 62, учащийся 9-го класса средней школы № 11, у которого при досмотре обнаружено два пакетика опия-сырца общим весом 0,02 грамма. Родители: отец Кокшенов Николай Александрович, водитель СТТУ, мать Кокшенова Анна Сергеевна не работает. Возбуждено уголовное дело № 028344, проведены обыски. В отношении Кокшенова И.Н. избрана мера пресечения — подписка о невыезде.
Подписал Сидецкий.
16 июля 1999 года в 14.20 при проведении ОРМ на ул. Братиславская задержан гр. Сими-лин Сергей Николаевич, 1958 года рождения, проживающий ул. Братиславская, 16 кв.72, учащийся 9-го класса, безработный, у которого при досмотре обнаружено одиннадцать пакетиков опия-сырца общим весом 1,21 грамма. Симилиным продано 2 пакетика опия-сырца весом 0,02 грамма несовершеннолетнему Кокшенову Ивану Николаевичу, проживающему по ул. Братиславская, 11–62. Возбуждено уголовное дело № 028345, проведены обыски. Симилин задержан по ст. 122 УПК РФ.
Подписал Сидецкий.
16 июля 1999 года при проведении ОРМ в кв. 24 дома 7 по ул. М. Горького у гр. Садырина Павла Владимировича, 1971 года рождения, проживающего по данному адресу, изъяты — патроны калибра 9 мм к пистолету «Макаров» — 77 шт., - патроны калибра 7,62 к автомату АК — 128 шт., - две гранаты Ф-1 со взрывателями к ним, — пистолет «Макаров» серийный номер спилен.
Возбуждено уголовное дело № 028349, изъятое оружие и боеприпасы направлены в МЭКО ГУВД для проведения соответствующих экспертиз. Са-дырин задержан в порядке ст. 122 УПК РФ.
Подписал Сидецкий.
Глава вторая
— Сука! Сука! Сука! — С каждым ударом голова Левы Сиплого моталась все больше, из разбитого носа текла кровь, пачкая куртку, но Лева не смел прикрыться. Только смотрел на Захара преданно и виновато. Так смотрит собака, когда хозяин наказывает ее за плохое выполнение команды. Скулит и не смеет защититься. Потому что за щититься можно, только тяпнув хозяина. А его попробуй тяпни, без зубов в лучшем случае останешься, а то и живым закопают!
— Сука! — с бессильным гневом сказал Захар. — Кем я теперь Лахудренка заменю? Тобой, тварь?
Сиплый виновато молчал. А чего было говорить? За дело Захар спрашивает ведь. Мало ли, что отпустили. Надо было посидеть, подождать, когда к нему шалашовка приедет. Убедиться, что все нормально, а уж потом дергать свой футбол смотреть! Скажи сейчас Захару, что торопился по телику посмотреть, как спартачи с киевлянами рубятся, тут не только зубов не сбережешь, очко надвое порвут и разными поездами в Ереван отправят! Лучше было молчать, и Сиплый молчал, даже не отворачиваясь от сухих остреньких кулачков смотрящего по городу.
Захару было шестьдесят два, и всем своим возрастом он опровергал утверждение, что воры в законе долго на белом свете не живут.
Крепкий был Захар, почти как Вася Бриллиант, только тот из своих шестидесяти лет сорок в зоне оттрубил, а Захар всего раз по делу сидел, а еще два раза садился для того, чтобы людей посмотреть и себя утвердить. Один раз его загнали на красную зону в Волгоград, там все зоны порченые. Так Захар со штрафняка не вылезал, а добился, чтобы его в правильную зону направили.
Захар посмотрел в расквашенную виноватую морду Сиплого и плюнул.
— Иди, морда ишачья, — сказал он, — глаза бы на тебя не смотрели!
Сиплый долго себя ждать не заставил, но с битой харей на улицу не пошел, а независимо прошествовал в ванную и там долго смывал кровавые сопли, приводя себя в порядок. Захар хотел поправить его, но, рассудив по совести, оставил в покое. Не идти же Сиплому в самом деле с битой мордой по городу. Обязательно мусорки привяжутся и загребут. И так уж достойному человеку по городу спокойно пройти нельзя, как замечают наколки, кидаются, коршунье, и тут можешь и под демократизатор попасть, и под липовый протокол, по которому ты только что в отношении Папы Римского ничего грубого не сказал, да и то лишь потому, что менты его имени не знают.
М-да, беспредел творится полный. В блатном мире куча отморозков появилась, ни с чем не считающихся, а тут и менты себя ведут беспредельно. Скоро достойным лишь в зоне спокойно будет.
Он посидел, барабаня пальцами по обеденному столу. Некстати Лахудренка завалили, ох некстати! Кого теперь в Байконур посылать? Лахудренок там, как летчик-космонавт, все знал, как рыба в воде был. А вот на тебе — лоб зеленкой намазали безо всякого приговора.
Он нахмурился. Деньги были край как нужны. И даже не в том дело, что зоны греть надо, босота перебьется, а нужным что-то через контролеров подкинуть можно или вольняшек зоновских. В первую очередь деньги нужны были в Питер, где наклевывалась богатая партия хорошего товара. Переговоры прошли удачно, но народ в Питере сидел серьезный, все шло через «тамбовских», а Кумарин ждать не любит и ошибок никому не прощает. У него правило — деньги против товара. И не дай Бог его подвести, у него же свои расчеты с бабаями. Откажет — гони тогда курьеров за чуйкой, а то и просто балду гоняй. Если с тебя откупного не потребуют.
В самый разгар пахановских раздумий в комнату опять сунулся Сиплый.
— Не хватило? — поднял голову авторитет.
— Я… это… Слышь, Захар, я там вчерась уходил уже когда, «жигуленок» прикатил. Белый такой. Задок мятый. Я водилу запомнил, он невысокий такой, лет тридцати пяти, может быть. Щуплый такой, лысый и очки на ем толстые такие… роговые. — Сиплый торопился реабилитироваться и потому частил, проглатывая окончания слов. — Была бы у нас, как у ментов, машинка такая — рр-раз и патретик готов, я бы враз его срисовал. Он Лахудренка мочканул, гадом буду, некому больше, не успел бы другой, его бы лялька, которая к Лахудренку мочалиться приехала, застукала бы.
Захар задумчиво почесал висок. В словах Сиплого резон был, проверить этот след стоило. Не то чтобы за Лахудренка отомстить, это для пацанов все игры в гусаров. А вот посмотреть, кто за мокрухой стоит и нет ли за этим опасности всему обществу, было просто необходимо.
— Машинка, говоришь? — усмехнулся он. — Будет тебе машинка. И менты будут за технарей!
Через полчаса пацаны уже отвезли Сиплого в ментовку как возможного свидетеля, горящего помочь органам в раскрытии тяжкого преступления, а еще через пару часов Захар внимательно рассматривал портрет предполагаемого преступника. Если Сиплый не облажался, то портрет действительно мог привести к убийце. Не ментов, тем еще топтать и топтать, связи Лахудренка отрабатывая. А Захар точно знал, что саратовские связи Лахудренка здесь ни при чем, и потому время на их проверку не тратил, а просто сказал Кальмаю с «Комбайна», и тот поставил под ружье двести огольцов, которым раздали отксеренные фотороботы и выставили на всех перекрестках пасти проходящие машины, особенно мятые «жигули» белого цвета. И приз им выставили такой, что можно не сомневаться — поссать лишний раз не побегут, на дорогу будут зырить.
И все правильно было сделано. Уже к вечеру «жигуленок» с лысым прояснили, и братва этого лысого водилу прихватила в проулочке без лишнего шума и понта. А обшмонав, обнаружила у него «макара» с двумя обоймами, заликовала и вышла на Захара. Тот даже прослезился: лучше ментов пацаны работали, куда там легавке, только зубами завистливо щелкать! «Порадовали, бля буду, стари-ка, порадовали! А пацану тому, кто машину засек, без обману новенькую «Яву» — бери, пацан, помни, что такое воровское счастье да воровское крепкое слово!»
Сам Захар заботы отложил на потом, дождался, когда убийцу привезут в цыганский дом у церкви «Три Спасителя», что под Лысой горой, и сам туда отправился. Не любопытства для, дела воровского ради!
Автолюбителя этого гребаного посадили в подвал, а ромалэ Петрик сразу снял всю семью и поехал в гости к родственникам в Жирновск под Волгоградом. Если что, так хрен укусите, господа менты, не было его дома, откуда уважаемому ромалэ знать, кто в его отсутствие в доме хозяйничает!
Убийца Лахудренка был тусклым и захезанным, как рядовой инженер с резинотехнического завода, только глаза его волчье блестели и левая скула дергалась.
— За что? — взял быка за рога Захар, мельком просмотрев потрепанный паспорт, по которому убийца значился Михасенко Геннадием Петровичем, приехавшим в Саратов из города Бугульмы. Обращать внимание на паспорт не стоило, Захар сам мог нарисовать таких ксив не, один десяток, благо что ширмачей под рукой хватало. — Ничего больше не надо. Ни кто ты. Ни где ты живешь. Ничего не надо. Без мучений, сука, скажи: за что и кто заказал?
Только этот самый Михасенко гордым, паскуда, оказался. Плюнул Захару в морду — к счастью, не попал. В другой раз Захар тут же приказал бы забить ему хавало с з двух сторон гвоздями, а здесь лишь утереться пришлось и кивнуть пацанам:
— Работайте, хлопцы!
Боже ж ты мой, что этому самому Михасенко стерпеть пришлось!
Доктора нанятого два раза к нему приглашали, а убийца только от этого доктора отмахивался окровавленными культями и мычал что-то ненавистное и злое. А потом и вовсе сознание потерял. Но крепок, сука, был — почти двое суток в сознании продержался! И ни слова!
Тут уж и Захар не один раз пожалел, что своим костоломам доверился. Надо было по-хитрому все, по-умному подработать. Сдать, допустим, этого Михасенко ментам, да потом узнать, что он там по камере им ворковать будет. Глядишь, менты его чайком и расслабили бы. А теперь что? Ничего не узнали, и уже не удастся узнать, мяса кусок, только шипящий еще от боли и безумия, — что от такого узнаешь?
Захар посидел в зале цыганского дома, допил водку, полюбовался немного коврами и принял решение:
— Кончайте! Время только зря переводить.
— Прикопать его? — спросил льстиво Сиплый.
— Не надо. Вы его где-нибудь ночью выбросьте. Так, чтоб сразу в глаза бросился. Пусть менты им позанимаются, глядишь, у нас не получилось, а у них выйдет чего.
Он посмотрел на окровавленную трепещущую груду, еще испускающую изредка стоны, и распорядился:
— И паспорт не забудьте рядом бросить. Чтобы он, не дай Бог, в неопознанных у ментов не завис!
Из суточной сводки по Саратовской области
18 июля 1999 года в 21.10 в кустарнике близ перекрестка близ автовокзала обнаружен труп мужчины, имеющий многочисленные при жизненные повреждения, отсутствуют кисти рук. Осмотром трупа установлено, что смерть наступила в результате огнестрельного ранения в голову. Приметы трупа: рост 170 см, среднего телосложения, волос русый, редкий, с большими залысинами, глаза серые, под левой лопаткой родинка величиной с двухкопеечную монету. Возраст ориентировочно до 40 лет. В нижней челюсти два зуба из желтого металла. На груди давний шрам шириной 2 см, возможно от ножевого ранения. Одет в серые брюки, клетчатую рубаху, плавки синего цвета, носки серого цвета, туфли летние желтого цвета. Рядом с трупом обнаружен паспорт Y-TJI N 555172, выданный 14 апреля 1995 года Екатерининским РОВД Саратовской области, на имя Михасенко Геннадия Петровича, 1956, урож. г. Бугульма республики Татарстан, проживающего по месту рождения по ул. Партизанская, 18, ориентировочно принадлежащий убитому. На место происшествия выезжали оперативная группа РОВД, ГУВД, прокурор района Мугаль-беков, следователь прокуратуры Сальченко, начальник межрайонного отдела по раскрытию умышленных убийств ГУВД Харламов.
Подписал Сидецкий.
Глава третья
Вечер был длинным и тягучим, как рекламируемая по телевизору жвачка «Орбит». Захар сидел в зале квартиры и смотрел телевизор.
По московским каналам шла какая-то политическая мутатень, глаза б ее не смотрели. Саратовское телевидение от столичного тоже не отставало, показывали заседание долбаной областной Думы. Именно поэтому Захар смотрел видик. На вечер он выбрал старую добрую комедию «Как украсть миллион», где играла обворожительная Одри Хепберн. Где их только, таких цыпочек, находят в этом самом Голливуде!
Старому вору больше нравился ее жуликоватый папа, подделывавший мастерски картины известных художников. При деле был фраерок, классно умел барыг плешить. Да и девочка ничего. Грешно признаваться, но в молодости Захар в нее, пожалуй, даже немного влюблен был. Особенно часто она ему вспоминалась в зоне, где женщин не было, а мочалить гребней Захару всегда было западло.
Картина увлекла старого вора, и два часа пролетели без особых раздумий. Посмеявшись проделкам старого барыги, Захар попил чаю на кухне и немного посмотрел последние известия. В Москве снова взорвали какого-то банкира, в Ставрополье расстреляли в упор наряд милиции, но все это было Захару по барабану. Гораздо больше его волновало происходящее у них в городе. Выключив телевизор и смирно лежа в постели, Захар снова задумался о последних событиях.
Не нравились они ему. Сильно не нравились! Лахуд-ренка заменить некем, а посылать кого-то за ацетонкой все равно придется. Но кого? Ни один из подручных по опыту и авторитетности Лахудренку в подметки не годится. Вот в том-то вся и беда. «Быков» много, а разумные люди всегда в недостатке. Пошли дурака, потом сам на хозяина зоны молиться будешь. Если время для молитв останется. Народ вокруг серьезный, палец им в рот не клади, всю руку отхватят по самое не хочу. Нет смены хорошей, вот места достойных кавказские мандаринщи-ки и откупают! До чего уже дошло — воровское звание купить можно! А тут еще мочиловка непонятная пошла. Смерть Лахудренка выглядела очень подозрительно. Красиво его хлопнули, не иначе разговоры слушали. А этот ишак самовлюбленный наверняка телку по телефону заказывал, вот и подставился.
Вроде при мозгах и в возрасте, полтинник почти разменял, а влетел, как влюбленный мальчишка. Но кому его смерть нужна была, кто с ворами потягаться рискнул? Темно, темно… И просвета не видно. Графа бы дождаться, так нет его, застрял где-то, хотя по всем срокам уже откинуться должен был и на волю выйти.
И этот самый Михасенко. Мозгляк ведь с виду, на зоне с такого спроси — все отдаст и ноги целовать будет. А этот себя сильно вел, как идейный. Молчал до последнего, партизан хренов. Так не за деньги молчат, деньги — сор, да и покойнику они без нужды. Не мог Михасенко этот не понимать, что ему теперь все едино — молчи ли, говори, все одно хлопнут. Но мог ведь уйти без маеты, без мук ненужных. Достаточно было на вопросы ответить. Ответь и получи милосердную пульку в голову. Сам Захар так бы и поступил. Он же не товарищ Сухов из «Белого солнца пустыни». Это тот все мучения предпочитал. И этот вот наемник, Сухов долбаный, молчал.
Ладно, как говорится, сдох Серко, и хрен с ним. Плохо, что теперь и Петрик претензии выставлять начнет, ведь в доме ромалы этого самого Михасенко пришибли. Впрочем, с претензиями ромалэ разобраться несложно, куда сложнее понять, откуда ветер дует. Ох темно! Как в тундре полярной ночью. Ничего не понять!
За размышлениями Захар и не заметил, как сердце прихватило. У вора сердце болеть не должно: ты только слабость свою покажи, эти волки, что вокруг суетятся, враз тебя вместе с мослами схавают.
Поэтому недуги свои Захар от команды тщательно скрывал, ради того и водочки в компании не гнушался принять, но только он один знал, как тоскливо сжимает сердце жесткая рука костлявой.
Пришлось вставать, принимать кардофен и прочую пакость, выписанную знакомыми лепилами. Подумал немного, достал из холодильника коньяк, в сомнении посмотрел его на свет — но пить раздумал.
Вернувшись в комнату, Захар сразу почувствовал недоброе.
Сквознячком потянуло по полу, холодя босые ноги. А откуда ему, спрашивается, взяться, сквознячку, если форточки он всегда тщательно прикрывал, а балконная дверь и вовсе никогда не открывалась?
— Кто здесь? — хрипло спросил Захар, останавливаясь в дверях.
— Свои, — послышался странно знакомый голос.
— Свои ночью дома сидят, — проворчал Захар, осторожно шаря взглядом по комнате и одновременно нащупывая нож в кармане халата. По старой воровской привычке он с ножом никогда не расставался, даже на улицу брал с собой, хотя бы и перочинный; игрушка вроде, а в умелых руках — смертельное оружие. Если, конечно, владеть им умеешь. Нож был на месте, и Захар, сжав ручку, осторожно сунулся в комнату.
Шагнул — и замер в бессильном и злом изумлении. Да и любой бы над собой всякий контроль потерял — в кресле, по-хозяйски скрестив ноги, сидел, недобро щурясь и сутулясь, Геннадий Михасенко, которого еще позавчера вечером на стрелку с ангелами отправили.
Но не видно было, чтобы смерть ему особенно повредила. Михасенко лениво курил сигарету, поигрывал блестящим пистолетиком и ждал, когда Захар немного придет в себя и разродится необязательным и оттого глупым вопросом.
Но Захар до этого не унизился и оскорбленную добродетель лепить не стал. И здоровкаться с покойником не стал. Кто же с покойниками здоровкается? Покойники в могилках лежать должны, чего они по чужим квартирам, суки, шастают?
— Не добили тебя, выходит, мои пацаны? — спросил он, кончиками пальцев гладя в кармане халата нож и расчетливо прикидывая, как ему этого фраера отвлечь немного. Секунды, а может, и доли какой малой не хватало трезво оценивавшему свои шансы Захару. — Прямо не верится даже. Как это ты ускребся?
— Твои костоломы свое дело хорошо знают, — сказал Михасенко хрипловато. — Пристрелили, как ты и приказывал. Только промашка у тебя маленькая вышла. Ангелы на небе меня пожалели. Взяли и на разборку с тобой отпустили. Говорят, не по-божески ты со мной обошелся. Ну что, давай баланс подводить, Захар?
— Мучить будешь? — независимо поинтересовался Захар, хотя все существо его, все тело трусливо задрожало при мысли о боли. Кто-кто, а тело его, ломанное БУРами да штрафняками, знало, что это такое — боль.
— Зачем? — удивился гость. — Мучают, когда узнать что-то хотят. Как ты, например. А я про тебя все знаю: и с кем ты работаешь, и кто ваш общак держит, и куда нар-коту привозят. Ты вот деньги для питерских жуликов искал, так? Не нужны они тебе, Захар. И тебе самому уже не нужны, и питерцам без дела. Не будет у них наркоты, бригада их, мною шлепнутая, перед Господом нашим за свою торговлю пакостную оправдывается, а наркотики милиция конфисковала и уничтожила. Вот и твоя торговля кончилась, Захар! Увольняю я тебя с твоей воровской должности. И Графа своего гребаного ты не дождешься. Лежит твой Граф на дне речки Белая, вода в ней сейчас темная, как его совесть. Так что если ты последнее слово сказать хочешь, то поторопись, времени у нас с тобой мало.
— Чего ты выеживаешься? — дрогнув голосом, спросил Захар. — Вон он, мой расчет, в твоем указательном пальчике дрожит. Мочи меня, как Лахудренка. Стреляй, фраер, я давно уже на этом свете зажился. Или прежде приговор зачитаешь?
Михасенко ткнул окурком в пепельницу на столике, неторопливо встал, и старое, но еще сильное тело Захара напряглось в ожидании развязки. Четыре шага, не больше, отделяло вора от убийцы.
«Не успею, — с сожалением подумал Захар, волчьим взглядом меряя расстояние до врага. — Не достану гада!»
Михасенко поднял пистолет, напряженно глядя на вора. Словно ожидал, что его о чем-то попросят. Или спросят. Захар молчал. Капельки пота крупно выступили на его лбу, и поперек лба жила синюшно вздулась. Лицо было уже мертвым, только глаза еще жили, напряженно перебегая с лица Михасенко на его правую руку, сжимающую пистолет.
— За Катеньку! — сказал Михасенко. — За мальчиков моих!
Пистолет три раза глухо хлопнул. Негромко, словно по подушке палкой ударили или ковер во дворе выбивали. Захар качнулся к убийце, рванул руку из кармана и бессильно выронил нож.
Нож отлетел к ногам Михасенко, тот носком туфли брезгливо отбросил его в сторону, хладнокровно перешагнул через упавшего вора, словно это была куча навоза, но тут же присел, торопливо заглядывая в гаснущие глаза авторитета.
— Шакал, — негромко сказал он.
Пожалуй, это была единственно достойная эпитафия для надгробия убитого. Не волк, не собака, а именно шакал. Жаль, что мертвый вор этого уже не слышал.
Из суточной сводки по Саратовской области
22 июля 1999 года в 9.00 в своей квартире по улице Думенко, 6 кв. 9 с тремя пулевыми ранениями в области груди и головы обнаружен труп хозяина квартиры ранее неоднократно судимого, инвалида 2-й группы Кобылкина Андрея Григорьевича, 1938 года рождения. На месте происшествия обнаружен пистолет «Макаров» со спиленным номером..
Оружие передано для производства экспертизы в МЭКО ГУВД. Возбуждено уголовное дело. На место происшествия выезжали следственно-оперативные группы РОВД, ГУВД, УВД области, зам. начальника УВД области Горенков, зам прокурора области Васильев, прокурор Волжского района Батюков.
Подписал Соколов.
Глава четвертая
Трасса Саратов — Волгоград похожа на стиральную доску. Каждые сто метров то спуск, то подъем. Поэтому «КамАЗ» никак не мог набрать свою крейсерскую скорость. Водитель «КамАЗа» Дима Замерников косо поглядывал на пассажира, который сидел, глядя прямо перед собой, и в дорожную беседу, к великому Димкиному сожалению, вступать не изъявлял желания.
Димке Замерникову было двадцать пять, он был высок, тощ и мосласт, маленькое круглое лицо его было полно детского изумления окружающему миру, а веснушки делали еще моложе. Сам он был из Волгограда и возвращался из Самары с грузом запчастей для владельца какой-то частной мастерской. Одному в дороге было скучно, даже радиоприемник не помогал, вот и прихватил в попутчики мужика, голосующего на выезде из Саратова. Мужик был лет тридцати пяти, невысок, лысоват и неплохо одет. На бомжа явно не похож.
Да и выглядел в своих очках с большой роговой оправой довольно интеллигентно. Такому, медом его не пои, а дай поговорить за жизнь и политику. Но похоже, что в этот раз Дима ошибся, золотая рыбка в аквариуме была, пожалуй, более болтливой, чем его пассажир.
— Зовут-то тебя как? — спросил Замерников.
— Вячеславом, — сказал пассажир. — Можно просто Славой.
— Нормально, — согласился Димка. — А меня Дмитрием. Ты вообще далеко едешь?
— До Волгограда, — сказал пассажир.
— Слышь, Слав, — освоился водитель. — А ты че все молчишь? Знаешь, чего пассажир в дороге делать должен?
— Водителя развлекать? — по-прежнему глядя на дорогу, спросил Вячеслав.
— Правильно. Когда я в армии служил и мы на учения выезжали, в каждую машину обязательно сажали такого, чтобы анекдоты травил, истории разные. Водила в дороге устает, уснуть может, вот подсадка его и развлекает. Не, брат, ты в подсадки не годишься, ты молчишь, как сломанное радио. Анекдоты знаешь?
— Знал когда-то, — сказал попутчик. — Дим, ты извини, мне сейчас просто разговаривать неохота. Устал я очень.
— В командировке был? — продолжал попытки втянуть попутчика в разговор Замерников.
— Можно и так сказать. — Попутчик снял очки и принялся тщательно протирать стекла.
— А ты чем занимаешься? — не унимался водитель. — По торговому делу или как служащий?
Никто не знает, что именно рождает откровенность между двумя незнакомыми людьми, что за кремешек высекает неожиданные искры доверия. Может быть, их сближает теснота кабины и общая дорога, может быть, откровенность рождается именно потому, что люди незнакомы и никогда больше не увидят друг друга, — въедет машина в город, и разойдутся их пути в разные стороны, чтобы уже никогда не сойтись вновь. Пожалуй, на этот вопрос и Фрейду было бы сложно ответить, он же все подсознанием мерил, а не соприкосновением человеческих душ.
Попутчик ответил так неожиданно, что Замерников глянул на него озадаченно — не псих ли, не съехал ли ты, мужичок, с катушечек? А что еще можно подумать, услышав, что рядом с тобой едет Ангел?
— Ангел? — переспросил Дмитрий. — Это чего, сокращение какое-то?
Назвавшийся Вячеславом попутчик неожиданно развеселился. Так развеселился, что на деревянной бесстрастной морде его подобие улыбки пробежало.
— Точно, — сказал он. — В самую точку ты, Дима, попал. Ангел сокращения. Работа у меня такая — сокращать.
Странное дело, но Димка тут же успокоился. Все ему стало ясно, работает мужик в какой-то большой конторе, времена тугие настали, вот и мотается по филиалам, ищет, за что и кого уволить, чтобы экономии добиться. Вон, на заводе буровой техники уже больше двух тысяч эти самые ангелы под сокращение подвели! Он улыбнулся и снова спросил:
— И много ты ж под это сокращение подвел?
— Много, — без улыбки сказал пассажир. — Человек сто пятьдесят.
— Нормально, — снова согласился Замерников и, не удержавшись, спросил: — Выгодное, наверное, дело нынче в таких Ангелах быть?
— Тоскливое, — сказал пассажир. — Но нужное.
— Да я к тому, что народ сейчас за места свои держится, — сказал Замерников. — Бабок небось немерено предлагают!
— Бывает, что и предлагают, — согласился попутчик. — Но я не беру.
— Сейчас все берут, — возразил Димка. — Время такое, вон, пишут, даже дочка Ельцина не брезгует подарочки от Березовского принимать. А ты что, особенный?
— Да нет, — сказал Вячеслав. — Просто, дружище, я таких сокращаю, что с них деньги противно брать.
— Не, я, конечно, понимаю, люди всякие бывают, — согласился водитель. — Но ты не думал, что у них тоже семьи есть, дети там, жены. Все ведь жить хотят!
— Детей и родственников я не трогаю, — сказал попутчик. — Я только мразь под сокращение подвожу.
— А вот ты думал, куда им после сокращения? Сейчас работы нигде не найдешь. Эх, жизнь блядская! Развалили страну, куда теперь податься людям? Разве в жулики!
— Вот как раз жуликами я и занимаюсь, — зевнул попутчик. — Потому и денег не беру. Противно очень. Дима Замерников засмеялся.
— Жуликов сокращает! — Он помотал головой. — Можно подумать, что у их отдел кадров есть… — Тут до него дошло, и Димка оборвал смех. — Постой, постой, — проговорил он с запинкой. — Ты что, хочешь сказать, что ты их в самом деле?.. — Он с надеждой посмотрел на пассажира, но Вячеслав сидел, глядя прямо перед собой, и до Замерникова стало доходить, что он не шутит. — Но это ж преступление! — ахнул водитель.
— Ты, когда таракана на стене видишь, что делаешь? — глянул на него пассажир.
— Как что? — удивился Замерников. — Известное дело, тапком его или газетой!
— Вот представь, что ты Бог, — терпеливо объяснил попутчик. — Ты Бог, а я та самая газета.
— Сравнил тоже, человека и таракана! — присвистнул Замерников.
— Тараканы хотя бы безвредные, — сказал попутчик. — Так ты их все равно тапком давишь. А вредней скотины, чем человек, и нет на свете. Возьми, к примеру, Чикатилу. сколько это животное людям горя принесло!
— Ну, такие, — неуверенно протянул Замерников. — Таких я бы и сам давил!
— А кто тебе мешает? — Пассажир посмотрел на За-мерникова. — Кто?
Странное дело, но этот простой вопрос поставил Дмитрия в тупик.
— По закону все должно быть! — не сразу нашел он ответ.
— Много их по закону наказали? — Пассажир зло ухмыльнулся. — Каждое третье убийство нераскрытым остается, а тех, кого ловят, сейчас даже не расстреливают. Европа запрещает!
— А ты, значит, свое правосудие устроил? — Водитель снова внимательно глянул на пассажира, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьез. Похоже было, что пассажир не шутил. Блин! Замерникова бросило в жар, хотя в кабине, несмотря на опущенные боковые стекла, было и без того жарко. Рядом с ним ехал убийца. И какой убийца! Сам признался, что сто пятьдесят человек замочил. Куда там Чикатило! Пусть в отличие от маньяка пассажир убивал и не очень хороших людей, все равно Замерников ощущал душный озноб. И чего он так вдруг разоткровенничался? Сейчас откровенничает, а через час пожалеет. Заставит завести машину в лесополосу и кончит там. Руки Замерникова вспотели, и ладони заскользили по рулю.
— Не бойся, — сказал пассажир. — Я тебя не трону. Зачем? Я безвинных не наказываю. Ну пойдешь ты в милицию, расскажешь о нашем разговоре, так ведь им меня еще найти надо! Ну найдут они меня, что я им, признаваться буду? Да и не поверят они тебе никогда, а если поверят, то связываться не станут. У них и без того забот хватает, думаешь, они станут неизвестного мстителя разыскивать? Да им, Дима, легче тебя за дурака выставить! И конкретно ты ничего не знаешь.
Машина подходила к посту «113 км», и Дмитрий сбросил скорость, напряженно ожидая окрика. Но окрика не последовало.
— Правильно, — добродушно сказал пассажир. — Тут у поста шашлычная хорошая, притормози, мы с тобой по шашлычку рубанем. Я угощаю!
Шашлыки действительно были сочными и вкусными. Кавказец, державший шашлычную, жмотом не был, жилистое мясо не мариновал.
Такой шашлык требовал обязательной стопочки, в другое время Дима Замерников по этому поводу непременно пошутил бы, но сейчас только смотрел, как спокойно движутся челюсти попутчика. Тот словно бы и не ел, а выполнял обязательную и нудную работу. Пост ГАИ был совсем рядом, и мент на дороге суетился, помахивая палочкой. То ли долг выполнял, то ли на жизнь зарабатывал. Обратись к такому — на смех поднимет. А что у него, Замерникова, кроме слов?
Нет ничего. Мужик, может, шутит, смотрит, как на его приколы реагируют. Господи! Вот уж с попутчиком повезло, слов нет как!
— Ну, — благодушно сказал пассажир, — не знаю, как ты, а я заправился до самого Волгограда.
И Замерников покорно доел шашлык, допил свой сок, сел за руль и вывернул машину на трассу.
Некоторое время они ехали молча. Замерников поглядывал в зеркальце на пассажира. Лицо у того было спокойным и усталым. Такое лицо Замерников видел в девяносто пятом в Чечне у прапорщика Щеголихина. Вот точно с таким выражением лица прапор разглядывал улицу, на которой пестрыми камуфляжами выделялись тела убитых солдат и чечен. Странное было у попутчика лицо.
— Послушайте, — неожиданно для себя на «вы» обратился Дмитрий к попутчику. — И что вы чувствуете, когда… с-сокращаете?
Пассажир снял очки и прикрыл глаза.
— Тоску, — сказал он. — Тоску и обреченность.
Начальнику Волжского РОВД г. Саратова подполковнику милиции Сидецкому
На Ваш запрос сообщаю, что действительно гр. Михасенко Геннадию Петровичу, 1956 года 14 апреля 1995 года нами был выдан паспорт серии Y-ТЛ № 555172, 12 сентября 1996 года из Бугульминского РОВД республики Татарстан поступил запрос по ф.7 в связи с утратой данного паспорта, о чем в форме 1 сделана соответствующая отметка. Иных запросов по данному паспорту не поступало. В период получения паспорта Михасенко' проживал в с. Малая Ивановка нашего района.
Приложение: фоторепродукция заявления ф. 1 на паспорт и негативы.
Начальник Екатерининского РОВД Саратовской области майор милиции Мухин.
Начальнику Волжского РОВД г. Саратова подполковнику милиции Сидецкому
На Ваш запрос сообщаю, что Михасенко Геннадий Петрович, 1956, урож. г. Бугульма республики Татарстан, действительно проживает в г. Бугульма по ул. Партизанская, 18. В сентябре 1996 года заявил утрату паспорта серии Y-ТЛ № 555172, выданный Екатерининским РОВД 14 апреля 1995 года. После проверки обстоятельств утраты паспорта Михасенко выдана временная справка ф. 9 из-за отсутствия бланков паспортов.
Приложение: фото гр. Михасенко и его объяснение, 2 справки.
Начальник Бугульминского РОВД капитан милиции Ахметзянов.
Глава пятая
Хороший квартирант достался Аллочке Николаевне. Серьезный мужчина, не алкаш, месяц ни разу домой с запахом спиртного не пришел. И платил аккуратно — понедельно, день в день, как обговорили. Утром выйдет из своей комнаты, чаю попьет, положит деньги на стол — и считать не надо, все до копеечки уплатит. Где он работал, Аллочка не знала, да и не стремилась узнать. Не то чтоб женское любопытство ее абсолютно не мучило, мучило, да еще как!
Только спрашивать Аллочка стеснялась, уж больно хмур и озабочен был квартирант. Весь день в разъездах, уходит утром, приходит поздно вечером. В выходные и то зачастую дома не сидит. Телевизор вообще не смотрит. Однажды Аллочка позвала его посмотреть очередную серию нового мексиканского сериала, так Вячеслав сморщился, словно уксуса хлебнул:
— Извините, Аллочка, я этого не смотрю. У меня с этих сериалов изжога начинается.
Ну, не хочешь и не смотри. Мог бы просто посидеть, чайку попить. Аллочка понимала, что ей, конечно, не двадцать лет, так ведь и ему не шестнадцать! В свои тридцать четыре Аллочка еще неплохо смотрелась, и располнела не особо, и седины в волосах вообще не проглядывало, да и внешностью Бог не обидел. Не красавица, конечно, но и Дурнушкой не назовешь.
В паспорт квартиранта она, разумеется, заглянула. И первым делом на ту страницу, где ЗАГС свою отметку шлепает. Листочек был чистым, и выходило, что Коробкова Вячеслава Николаевича жена дома не ждала и семеро по лавкам не сидели. Но вот демонстративного пренебрежения своей особой хозяйка ему простить не могла. Подумаешь, кремень какой нашелся. Не бывает в жизни таких. Импотент, наверное, облучился где-нибудь в Чернобыле, машинка и не работает. А может, он из этих… сексуальных меньшинств. «Ничего мне на свете не надо, кроме братского крепкого…» Вообще, хрен их, мужиков, поймешь. Бывший муж Аллы, например. Вроде ничего особо не запрещала, соточку в выходные дозволяла, сама, дура, в магазин бегала. И свободу его мужскую ничем не ограничивала. А ушел ведь к этой прошмандовке Чван-никовой, у которой мужиков было, как микробов в слюне! Правильно говорят, сколько мужику ни давай, его всегда на свежатинку тянет!
А этот квартирант все же немного недоделанный. На улице благодать, люди на пляж едут, а он ляжет у себя и книжку читает.
Добро б стоящий детектив был, такой Аллочка и сама с удовольствием почитала бы — Бушкова про пираний или Абдуллу этого, который про «Дронго» пишет. Так нет, Шекспира читает! Однажды в его отсутствие Аллочка взяла книжку, чтобы полистать и понять, чего он там выискивает, какого лешего вычитывает. И что вы думаете? Книжка-то на английском была! Получалось, что он по-английски запросто шпарит, раз этого Шекспира без словаря читает. Без словаря, без словаря! Аллочка специально его комнату облазила, но даже тоненького словарика не обнаружила.
Алла Николаевна вздохнула, посмотрела на часы и пошла в зал.
Часы показывали половину восьмого, и вот-вот должен был начаться «Криминальный канал», если уже не начался. Забравшись с ногами на диван, Алла взяла дис-танционку и включила телевизор. Разумеется, передача уже шла. Вот так всегда, самое интересное и пропустишь. Ну вот! Раззява заканальная!
— …на улице Гоголя, прямо напротив почтамта. Неизвестный преступник расстрелял его в упор, совершенно не смущаясь тем, что всего в двух шагах располагается пульт вневедомственной охраны Центрального райотде-ла. Расстреляв машину, преступник воспользовался общим замешательством и скрылся. Задержать его органам милиции, несмотря на принятые меры, так и не удалось.
По некоторым сведениям, убитый входил в одну из преступных группировок города и был причастен к продаже наркотиков, этого страшного бича нашего времени.
А теперь мы хотим представить нашим телезрителям подполковника милиции Черепкова Михаила Васильевича, начальника подразделения по борьбе с наркоманией. Михаил Васильевич, расскажите, пожалуйста, нашим телезрителям, какие меры предпринимаются для того, чтобы не дать заразе наркомании распространиться по улицам нашего города?
На экране появился довольно симпатичный подполковник, который принялся докладывать телезрителям, как успешно милиция борется с распространением наркотиков, сколько наркоманов задержано и сколько осуждено, но Новикова его уже не слушала. Это кого же сегодня убили в центре? Вот всегда так, не включишь телевизор вовремя, так самое интересное и пропустишь!
Приглушив телевизор, она принялась названивать соседке.
— Эльвиру, пожалуйста! Элечка, ты «Криминальный канал» смотришь? Кого там сегодня застрелили у почтамта? Кого? Да ты что! Не может быть! Вот ужас-то! Он что, в маске был? Да ты что! Опоздали, говоришь? А когда они вовремя приезжали? Им только пьяных ловить, которые нажрутся так, что уйти никуда не могут!
Замок двери щелкнул, и Аллочка торопливо сказала трубку:? Ладно, Элечка, пока. А то тут мой квартирант при шел. Ага! Я тебе потом перезвоню! Целую, родненькая, целую!
Вячеслав Николаевич Коробков снимал в прихожей туфли.
— Слава, это вы? — Алла выплыла из комнаты. — Добрый вечер. Хорошо, что вы сегодня пораньше, а то тут под телевизору такие ужасы показывают, что к дверям подходить страшно! Представляете, сегодня в центре города Кувалдина убили. Авторитета нашего местного. Прямо у машины, представляете? Говорят, из автомата расстреляли. Но наша милиция, как обычно, приехала, когда преступник уже сбежал. Славочка, что же это такое делается? В центре города, днем, представляете? В центре города у всех на глазах человека из автомата! Теперь и в город страшно выходить, сами видите, что делается! Беспредел полный.
Коробков устало махнул рукой:
— Вам-то, Аллочка, чего бояться? А насчет Кувалдина… Разве это человек, Аллочка? Это видимость человека. Это таракан в образе человека. Нежить, одним словом. Таких, как Кувалд их, дустом морить надо!
Аллочка поджала губки.
— Может быть, вы и правы, Славочка, но, по-моему, это нецивилизованно. Если он наркотики продает, то ловите его, судите, стрелять-то зачем? И так уже скоро мужиков не останется. Одни импотенты да голубые! Вы чай пить будете?
— Буду, — как-то деревянно и безжизненно улыбнул ся квартирант. — Вы, Аллочка, всегда знаете, что человеку нужно после трудного дня.
Новикова скользнула на кухню.
— Будет вам чай, — сказала она. — С лимоном. Я сегодня на базаре была, целых три штуки купила! А пахнут они как!
Но чаю Коробкову попить так и не довелось. В дверь позвонили, и Алла, мило улыбнувшись квартиранту, выплыла в коридор.
— Кто там? — пропела она,
— Милиция, — сказали за дверью. — Откройте, Алла Николаевна, мне с вами поговорить надо!
— С-сейчас, — с запинкой сказала Аллочка, глядя на квартиранта.
Коробков странно напрягся, посмотрел отсутствующим взглядом на окно и, пробормотав: «Господи! Некстати-то как!» — извлек из-под куртки пистолет и, сунув ствол в рот, не задумываясь, выстрелил.
Аллочка истошно закричала, непослушной рукой пытаясь открыть замок, и с трудом, но все-таки открыла его. В коридор шагнул хорошо знакомый Аллочке участковый Алексей Чупунов. Выстрел он слышал, поэтому, оттолкнув Аллочку в сторону, участковый смело ринулся на кухню и замер в дверях, испуганно глядя на растекающуюся по полу кровь.
— Я ж паспортный режим проверить, — сказал он. — Вот, блин, кино. А мне говорят, квартирант у тебя. Дай, думаю, зайду, документы твоего квартиранта посмотрю… А он… Вот, блин, дела… У тебя телефон работает? Надо же опергруппу вызвать…
Начальникам РУРОВД Волгоградской области, ЛУВДТ, ИТУ
Ориентировка
9 августа 1999 года в 13.40 на улице Гоголя около коммерческих палаток неизвестный двумя выстрелами в голову из пистолета «Макаров» совершил убийство ранее неоднократно судимого Кувалдина Алексея Степановича, 1959 года рождения проживающего про-спект Ленина, 2 кв. 34 при посадке его в личную автомашину BMW госномер С 7 77 ВД.
С места происшествия изъято две г-ильзы калибра 9 мм от пистолета «Макаров».
По оперативным данным ОПГ Кувалдизда контролировала в городе Волгограде рынок наркотиков, имеет многочисленные связи с поставщиками наркотиков из Средней Азии и Казахстана.
Приметы преступника: рост 170–175 см, среднего телосложения, волос светлый, может носить усы или бороду. Предположительно был одет в форму капитана или старшего лейтенанта милиции.
Прошу ориентировать на раскрытие данного преступления личный состав, негласный аппарат и общественность.
Всю информацию относительно лиц, причастных к данному преступлению, прошу направлять в адрес ОУР Центрального РУВД г. Волгограда по ул. Скосырева, 13.
Начальник Центрального. РУВД г. Волгограда подполковвник милиции Троянов
Из суточной сводки по УВД. в. Водыго-града
9 августа 1999 года в 20.10 при проверке инспектором О.РУИМ Дзержинского РУВД старшим лейтенантом милиции Чупуновым Алексеем Ивановичем /в органах внутренних дел с 1989 «года, в должности с ноября 1996 года/ паспортного режима в кв, 15. дома 4 по ул. Гмесиных покончил жизнь самоубийством, застрелившись из пистолета «Макаров» гражданин Коробков Вячеслав Николаевич 1964 года рождения, постоянно прописанный г. Саратов ул. Кишиневская, 14. С места, происшествия изъят пистолет «Макаров» со спиленными номерами, в обойме которого находилось 5 патронов, стреляная гильза.
Оружие направлено на экспертизу в МЭКО ГУВД. На место происшествия выезжали начальник Дзержинского РУВД Земченко, начальник ОУР РУВД Туряков. СОГ РУВД. Материал КУП № 4 411.
Подписал Земчеико.
Глава шестая
Первое, что он ощутил после пробуждения, был холод. Сознание медленно овладевало лежащим Молибиным, и с холодом, врывающимся в надорванный Кокон, в душу входила звонкая тоска, которая делала пробуждение невыносимо горьким. Молибин встал и обнаружил, что стоит посреди сырого темного подвала голым. На низком потолке темнели пятна плесени, от стен несло промозглой сыростью. Рядом с Молибиным топорщился разорванными острыми краями Кокон, и Молибин понял, что пришло время очередного рождения. Память сохранила все. Он помнил, что последний раз застрелился в Волгограде. Глупо застрелился, как институтка, прямо в квартире, которую он снимал. Он как раз возвратился Домой, успешно расстреляв торговавшего наркотой волгоградского авторитета, а тут принесло участкового, и Молибин запаниковал, ведь в тюрьму ему попадать никак нельзя было. Наше гуманное правосудие сейчас вышки не дает, а пожизненное заключение для Молибина было хуже смерти.
Боль и ужас перенесенной смерти все еще жили в нем, на эту боль слоями ложились прошлые боли и тоска от того, что еще только предстояло совершить.
Он наклонился, забираясь обеими руками в Кокон. Сумка была на месте. В сумке лежала одежда, все тот же «Макаров» со спиленными номерами и пачки уже непригодных к этому времени денег. Остальное хранила память.
Он снова поразился своей прошлой предусмотрительности. Десять лет назад никто не мог знать, что произойдет с ним и где, но все-таки расчеты жившего тогда человека оказались верными.
Молибин принялся одеваться, чувствуя, как одежда постепенно согревает высыхающее от растилита тело. Во внутреннем кармане пиджака он обнаружил документы. Достав их, он принялся знакомиться с собой. Теперь он был Аксеновым Николаем Андреевичем. Что ж, это имя было ничем не хуже и не лучше предыдущих. Аксенов Николай Андреевич, одна тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года рождения. В паспорт была вложена фотография. Еще не видя изображения, Молибин почувствовал, как ноет сердце, ощутившее прошлую боль потери. На фотографии была его жена с детьми. Катенька, Славик и Саша… Боль стала невыносимой, к ней примешивалась дикая нечеловеческая ярость. Молибин бережно опустил паспорт в карман.
Аксенов Николай Андреевич… Аксенов… Николай Андреевич… житель города Перми. Все остальное — лирика. Главное, что у него опять была цель, и он хорошо знал, что делать дальше.
Порывшись по карманам, он обнаружил в нагрудном сложенную вчетверо промокашку. Вовремя… Оторвав кусочек промокашки, принялся его жевать. С минуты на минуту мог начаться приступ сильнейшей депрессии, и антидепрессант, которым была пропитана промокашка, должен сохранить больную душу от возможного психического расстройства. На мгновение сознание затопила волна светлой эйфории, но волна эта тут же сменилась приступом тоски и внутренней боли, однако сейчас они не были так остры, как могли бы, не прими он антидепрессант. «Господи! Да за что мне все это? Господи!» Душу выворачивало наизнанку. Он на ощупь уселся на груду кирпичей. «Оставь меня, Господи! Оставь меня! Я очень устал, понимаешь?»
Боль и тоска уходили медленно. Сейчас он был безза-щитен, как черепаха, опрокинутая панцирем вниз. «Аксенов… Николай Андреевич… житель города Перми… Сволочи! Сволочи! Левую щеку, говоришь? А око за око не хочешь? Именно так, око за око и кровь за кровь».
Стало немного легче. Молибин встал, выбросил деньги из сумки в сырой угол и, сгибаясь, выбрался из подвала, оказавшись на тесном дворе современной многоэтажки. Во дворе зеленели деревья и синело небо. Он был в Воронеже. Дом, в подвале которого он родился, Молиби-ну был знаком — в нем жила его тетка. Возможно, она сейчас дома, но заходить к ней не стоило. Незачем-тетушку до инфаркта доводить. От свежего воздуха у Молибина закружилась голова, и он ухватился за дверь, чтобы не упасть. Сидевшие в дворовой беседке старушки неодобрительно посмотрели на Молибина и шелестяще зашептались, время от времени бросая на него косые взгляды.
— Бродяга… — расслышал Молибин. — А одет прилично… А я говорю, в подвале ночевал. Надо бы в милицию позвонить, не дай Бог, квартиру какую обворует…
Он усмехнулся, подхватил сумку и пошел прочь со двора, провожаемый укоризненными и подозрительными взглядами бдительных дворовых стражниц.
С каждым шагом он обретал все большую уверенность в себе. Казалось, тело впитывает солнечный свет и сочный свежий воздух, с каждым глотком обретая упругость и уверенную силу.
«Аксенов… Николай Андреевич… уроженец Перми…
Аксенов… Николай…»
Спустя два часа он уже получил на главпочтамте деньги, отправленные кем-то на имя Аксенова. Денег было не особенно много, но на первый случай вполне достаточно. Система работала нормально и казалась вполне отлаженной. По крайней мере сбоев еще не было ни разу.
Он шел по Воронежу, небрежно перебросив спортивную сумку через плечо, с любопытством оглядываясь по сторонам, пока вдруг не осознал, что голоден. Молибин остановился и посмотрел на часы на уличной башенке. Торопиться было некуда, до поезда на Волгоград еще около трех часов, и Молибин заскользил глазами по вывескам, выискивая кафе, в котором можно прилично перекусить.
Из справки по оперативно-поисковому делу № 0349У545 по факту убийства Кувалдина Алексея Степановича
9 августа 19 99 года в 13.40 на улище Гоголя около коммерческих палаток неизвестный двумя выстрелами из пистолета «Макаров» совершил убийство Кувалдина Алексея Степановича, 1959 года рождения, уроженца г, Волгограда, русского, ранее неоднократно судимого за тяжкие преступления, кличка «Кувалда», прож. г. Волгоград Проспект Ленина, 2, кв. 34, при его посадке в личную автомашину BMW гос. номер С 777 ВД. Предположительно в момент убийства Кувалдина преступник был одет в форму капитана или старшего лейтенанта милиции. Принятыми мерами розыска в ходе введения операции «Перехват» задержать преступника не удалось, применение розыскной собаки положительного результата не дало.
По имеющейся в УБОП и КМ УВД оперативной информации Кувалдин являлся одним из лидеров преступной группировки «Молочники», специализирующейся на перепродаже наркотиков, поставляемых из Казахстана и Средней Азии, имел широкие связи в преступных кругах этих регионов, неоднократно выезжал в республики Средней Азии и Казахстан для решения вопросов о приобретении наркотиков.
В этот же день в 0.0 при проверке участковым инспектором Чупуновым паспортного режима в кв. 15 дома 4 по ул. Гыесиных. Дзержинского района, принадлежащей на праве личной собственности гр-ке Новиковой Алле Николаевне., покончил жизнь самоубийством выстрелом в голову из пистолета «Макаров» неизвестный, имевший при себе паспорт на имя Коробкова Вячеслава Николаевича, 1964 года рождения, прож. по ул. Кишиневская, 14 г. Саратов. На месте происшествия был обнаружен пистолет «Макарова» со спиленными номерами, в ооойме которого находилось 5 патронов.
Экспертизой, проведенной МЭКО ГУВД установлено, что пистолет имел серию ТБ номер 7752 выпуска 1983 года, был похищен в 1987 году из войсковой части 13662 и находился в федеральном розыске.
Из указанного пистолета согласно федеральной картотеки на протяжении 1989-99 года в различных городах России и союзных республик совершено более 103 убийств лиц, имеющих прямое отношение к преступному миру, большей частью лиц, занимающихся крупными поставками наркотиков или контролирующих эту деятельность. В ряде случаев после совершения убийства пистолет оставлялся на месте преступления и идентифицировался, как орудие убийства. В настоящее время в распоряжении ЭКУ МВД-России имеется более 75 пистолетов Макарова абсолютно тождественных друг другу, что до последнего времени являлось абсолютно невозможным. (Заключения экспертных учреждений России и список жертв, с обстоятельствами совершения убийств, месте и времени их совершения прилагается.)
Проверкой по месту выдачи паспорта Ко-робкову установлено, что последний не покидал своего места жительства последние десять лет, а паспорт, обнаруженный при самоубийстве по ул. Гнесиных, был утерян им при неизвестных обстоятельствах еще в 1989 году. Лицо, изображенное на фотографии, Коробкову или его окружению неизвестно. Личность убитого до настоящего времени не установлена.
18 июля 1999 года в 21.10 на пустыре близ автовокзала города Саратов был обнаружен труп неизвестного мужчины без кистей рук и с многочисленными прижизненными повреждениями. Смерть неизвестного наступила от огнестрельного ранения в голову, причиненного из ПМ со спиленными номерами, который был обнаружен рядом. Экспертизой, проведенной ЭКО УВД Саратовской области восстановлены серия и номер указанного пистолета — ТВ № 7752.
Рядом с убитым был обнаружен паспорт на имя Михасенко Геннадия Петровича, 1956 года рождения с фотографией неизвестного.
Проверкой данного паспорта установлено, что он был утерян жителем города Бугульмы Михасенко Г. П. в сентябре 1996 года. По предъявленной фотографии из паспорта Михасенко и его окружение никого не опознали. Личность убитого до настоящего времени не установлена.
В июле 1999 года незадолго до обнаружения трупа неизвестного мужчины на пустыре близ автовокзала в Саратове были совершены следующие убийства членов ОПГ, причастной к распространению наркотиков:
16 июля 1999 года в своей квартире из ПМ серии ТБ № 7752 убит Сгибнев Валерий Николаевич, 1959 года рождения, ранее неоднократно судимый, кличка «Лахудренок», проживал ул. Братиславская, 14 кв. 6.
22 июля 1999 года в своей квартире из ПМ серии ТБ М 7752 убит вор в законе, Кобылкин Андрей Григорьевич, 1938, ранее неоднократно судимый, кличка «Захар», прож. ул. Думенко, 6 kb. 9.
Оба убитых входили в ОПГ «Пионеры», занимались распространением наркотиков в городе Саратове.
Указанные убийства до настоящего времени Остаются нераскрытыми.
16 июля 1999 года УБОП УВД Саратовской области за незаконное хранение оружия и боеприпасов был задержан Садырин Павел Владимирович, 1971, прож. ул. М. Горького, 7 — 24. В числе изъятого оружия у Садырина обнаружен пистолет Макарова со спиленными номерами.
По заключению ЭКО УВД г. Саратова пистолет имеет серию ТВ № 7752 и идентичен оружию, из которого были убиты Сгибнев и Кобылкин и пистолету обнаруженному рядом с трупом неизвестного мужчины, убитого на пустыре близ автовокзала города.
Садырин утверждает, что пистолет случайно найден им в районе Лысой горы. Внутрикамерной его разработкой причастность Садырина к упомянутым выше убийствам не установлена. В процессе его проверки установлено, что Садырин из города Саратов в места, где совершены преступления, не выезжал.
На основании изложенного полагал бы необходимым истребовать в УУР МВД РФ дубликаты всех оперативно-поисковых дел по указанным выше убийствам, обнаруженное и изъятое оружие направить в экспертные учреждения МВД РФ на предмет его одновременной комплексной экспертизы по необходимым вопросам, а также принять меры к установлению личности неизвестных, убитых в городе Саратове и Волгограде и имеющих определенное сходство друг с другом.
Старший опер-уполномоченный УУР МВД Российской Федерации полковник милиции К. Багдасарян 4 августа 1999 года
Глава седьмая
Он в тысячный раз медленно поднимался по ступенькам, и гулкий бесконечный подъезд был как скользкая узкая внутренность гигантской угловато изогнувшейся змеи. Он знал, что ждет его за дверью, и сердце замирало от ужаса и тоскливой боли, но что-то неотвратимо гнало его вперед.
Обитая коричневым дерматином дверь была полуоткрыта, и в щель просачивался сладковатый и тошнотворный запах беды. Молибин вошел в дверь. и сразу же наткнулся взглядом на разбитый телефонный аппарат с разбитой трубкой, лежащей чуть в стороне от аппарата.
— Катя! — позвал Молибин, но ответом ему была пугающая тишина.
Он заглянул в гостиную. Жена лежала на покосившемся диване и была как измятая изломанная кукла. Волосы свисали вниз, халат безобразно и стыдно задран, а на белой коже длинного бедра алела ссадина. Левая рука безвольно повисла, она была странно темной, и под ней медленно скапливалась темная лужица.
Горло перехватила удушливая петля, Молибин попятился, не в силах отвести взгляд от неподвижного, страшного своей кукольной безжизненностью тела.
— Катя, — свистящим шепотом сказал он. — Катенька!
Словно сомнамбула он прошел по коридору. Дверь в ванную комнату была распахнута, в ванне чуть зеленела вода, и на поверхности воды страшной резиновой игрушкой лицом вниз плавал младший сын Саша.
В детской люстра была сорвана с крюка, в импровизированной веревочной петле, покорно опустив руки, висел старший сын Славик, и лицо у него было такое, что лучше бы в него не вглядываться, но Молибин все смотрел и смотрел в потемневшее от прилившей крови лицо мальчика и все отмахивался от щекочущей кожу паутины, пока не понял, что это он просто плачет.
Он медленно попятился, ударился спиной о распахнутую дверь в ванную, но не почувствовал боли. Так он пятился, пока вновь не оказался в заплеванном, исчерканном хулиганскими надписями коридоре, что насквозь пропах кошками и табачным дымом. И только там медленно опустился на грязный пыльный пол и завыл — громко, в голос, не замечая, как медленно стекаются на лестничную площадку испуганные соседи.
Молибин проснулся. Жуткий этот сон всегда преследовал его в ночь нового рождения. Он открыл глаза и долго смотрел в потолок гостиничного номера, по которому плясали отблески фар проезжающих мимо автомашин. Теперь он не смог бы заснуть даже со снотворным.
Прошлое бесцеремонно и страшно вторгалось в его жизнь, и от этого прошлого некуда было деться, разве что в петлю. Но прежде надо заплатить долги до конца. Да и смерть ничего не решала, выбрав ее, Молибин был обречен на новое рождение. Возможно, что рождаться ему предстояло до Дня Страшного Суда.
Молибин с тоской подумал, что и здесь он прошлый перехитрил себя настоящего — он даже не представлял, сколько рождений ему еще предстояло.
Убийц задержали через два дня. Их не пришлось искать слишком долго — два шестнадцатилетних наркомана даже не запирались, напротив, подробно и даже несколько хвастливо рассказывали милиционерам об обстоятельствах своего преступления, словно гордились тем, что были такими безжалостными и жестокими.
Оба оказались малолетками, для которых закон не предусматривал смертной казни, и максимальное наказание, которое им грозило, обернулось десятью годами колонии общего режима. В сентябре этого года они должны были выйти на свободу, и это были те мгновения, ради которых Молибин прожил долгие и страшные десять лет. Но прежде чем встретиться с убийцами своей семьи, Моли-бину предстояло решить одну привычную уже задачу убить человека.
Он мстил. Мстил тем, кто распространял страшную заразу на земле, калеча человеческие души и уродуя человеческую совесть.
Они были в стороне от убийств и краж, зачастую были довольно респектабельными членами больного общества, его гордостью, его денежными мешками, о которых уже слагались новые анекдоты и рассказывались забавные истории.
Он разгромил группировку Сулимина в Москве, страшную банду Тарасова во Владивостоке, не менее опасную группировку Рогуса, орудовавшую в Крыму. Он расстреливал наркодельцов в Питере и Казахстане, в Киргизии и Узбекистане. Эти страшные выродки не должны были жить, и Молибин стрелял не задумываясь. К сожалению, вначале он был не слишком умел, и вряд ли его можно было отнести к тем самым суперменам, которые в американских фильмах в одиночку расправлялись с самыми кровожадными бандами. Он этому просто не был обучен. В армии он и стрелял-то на троечку. А чего еще ждать от очкарика, положившего жизнь на изучение нудных наук и не особо разбиравшегося в устройстве пистолета и способах подрыва противника самодельными боеприпасами? На жуткий путь мести его натолкнули книги Головачева, уж больно там выглядело все красиво и супербойцы одерживали над злом победу за победой. В действительности оказалось, что никакой красоты нет, есть грубый натурализм смерти, и смерть эта, зачастую соседствовавшая с пытками и болью, не щадила обе стороны.
Первый раз он стрелял в человека в Москве.
И умер там же.
Это было у банка, и Молибин точно знал, что человек, в которого ему предстоит стрелять, финансирует наркодельцов. Поэтому банкир должен умереть. Неделями Молибин ходил за ним, пытаясь убедить себя, что ищет подходящий момент. Моментов выпадало достаточно, банкир был в связке с известной всем «солнцевской» бригадой и чувствовал себя неуязвимым, а потому вел себя довольно беспечно. Молибин просто боялся и никак не мог признаться себе в этом страхе. Нет, уже тогда он точно знал, что не может умереть.
Страх другого порядка терзал его страшно было выстрелить в человека и увидеть, как он рухнет под выстрелом, уже в падении превращаясь в не чувствующий ничто и не думающий ни о чем кусок безжизненного мяса. И Молибин разозлился на себя. А разозлившись, уже на следующий день расстрелял банкира на выходе из дома и сам попал под пули ошалевших от наглости киллера охранников. Убийца и жертва умирали одновременно. Умирая, они смотрели друг другу в глаза, и в глазах умирающего банкира светилось удовлетворение от того, что смерть, его оплачена жизнью убийцы. Он не знал, что уходит из жизни навсегда, в то время как Молибина ожидал Кокон.
Второй раз он родился уже со вкусом крови во рту. И убивал гораздо свободнее, только значительно более тщательно искал подходы к объекту, руководствуясь лишь одним правилом: виновный должен умереть без отмщения. Он не должен чувствовать удовлетворение, видя смерть своего палача. Палач должен казаться жертве неуязвимым, иначе теряется смысл и сама сладость мщения.
Раз за разом удача была к нему все благосклоннее. Высшее удовольствие он получал, когда, избавившись от оружия и грима, возвращался к умирающей жертве и из толпы смотрел ей в глаза.
Жертва исходила кровью и не имела сил, чтобы указать на своего палача или что-то сказать окружающим. Наблюдая за бессильной, медленно гаснущей злобой умирающего, Молибин чувствовал, как торжествующая сила разливается в его жилах, заставляя сердце яростно и сладко биться.
— За Катеньку! — беззвучно шептал Молибин. — За Славочку и Сашу…
Ему казалось, что семье его будет не так одиноко и тоскливо на небесах, если кто-то заставит сволочей страдать так, как страдали они.
Второй раз он уже верил в удачу, и эта вера помогла ему продержаться долго — до рождения в третьем Коконе он убил пятьдесят шесть наркодельцов. Его вычислили и взорвали прямо в номере гостиницы «Свердловск» в уже переименованном в Екатеринбург городе.
И никто не знал, что он умер через несколько минут после взрыва и, умирая, смеялся над глупостью убийц — ведь к каждому из них неизбежно придет мститель. И он к ним пришел. Последним он настиг в Саратове Лахудренка. Именно Лахудренок организовал его убийство в гостинице «Свердловск» и потому был поражен, увидев вернувшегося из могилы человека. Молибин вспомнил выражение лица Лахудренка и засмеялся от радости осознания того, что перед смертью бандит узнал его и испытал страх.
После четвертого рождения он стал почти профессионалом. Теперь его тревожил пистолет, который, несомненно, милиции уже примелькался. И все-таки первое после очередного рождения убийство он совершал из этого пистолета, а потом уже оружие выбрасывал и добывал другое, благо что после Абхазии, Приднестровья и Чечни сделать это было нетрудно. Сразу не расставался он с пистолетом только в исключительных случаях, когда сама возможность благополучно уйти казалась сомнительной и пистолет требовался, чтобы застрелиться. Оружие проблемой не являлось. При желании в этой России можно купить даже тактическую ракету, была бы в ней нужда. Труднее было найти деньги. Те, что оказывались вместе с ним в Коконе, были советскими и хождения в новой России не имели.
Но деньги найти тоже оказалось не так уж и сложно. Достаточно от одной дряни принять заказ на то, чтобы убрать другую такую же дрянь, если не хуже. Обычно он получал деньги до исполнения заказа и большее заказчиком никогда не встречался. Это гарантировало их общую безопасность. Полученные деньги Молибин тратил на жизнь и сбор информации. Деньги стали мерилом жизни нового общества, и любые сведения можно было получить, заплатив требуемую сумму. Молибину приходилось подкупать и уголовников, и работников прокуратуры, и высших милицейских чинов. С каждым подкупом он терял веру в нормальное развитие общества, порой ему казалось, что яблоко страны разъедает гигантский червяк, травя своими метастазами и выделениями все здоровое окружающее и порождая вокруг себя таких же бесхребетных червей, только поменьше размерами.
Гниль — вот что окружало его. Гниль.
Жажда наживы охватывала всех, она разъедала людей, нажива стала божеством, у ног которого лежали все — от министров до рядовых членов общества, включая и самых деклассированных. Многие с легкостью шли на любые преступления.
Человек, которого Молибину предстояло убить в Волгограде, занимался продажей наркотиков и одновременно отвечал за борьбу с их распространением. И то, и другое он делал вполне успешно; расплачивались за эту легкость своей жизнью и своей свободой сопляки, отдававшие дань моде. Именно они становились преступниками. По мнению Молибина, виновный в деградации общества человек обязан был умереть. Вурдалак заслужил свой кол.
Ночью, глядя в потолок одноместного номера гостиницы «Интурист», приезжий из города Перми Николай Андреевич Аксенов обдумывал план убийства начальника местного управления внутренних дел генерал-лейтенанта Тикачева. Незадолго до убийства Кувалдина, еще будучи Вячеславом Коробковым, он засек контакт Кувалдина с милицейским генералом и прослушал их беседу, а потому точно знал, что поток наркотиков, идущих в Волгоград из Азии, контролирует именно Тикачев.
Из аналитической справки по контрольно-наблюдательному делу УУР МВД РФ № 011У021
Принятыми мерами розыска установлено, что неизвестный, имевший паспорт на имя Коробкова Вячеслава Николаевича, 1954 года рождения, покончивший жизнь самоубийством в г, Волгограде 9 августа 1999 года, неизвестный, имевший паспорт на имя Михасенко Геннадия Петровича, 1956 года рождения, убитый 8 июля 1999 года в городе Саратов, неизвестный, имевший паспорт на имя Абрамова Валерия Александровича, 1956 года рождения, труп которого с признаками насильственной смерти обнаружен в г. Коканд республики Узбекистан 19 ноября 1996 года, неизвестный, имевший паспорт на имя Валикова Сергея Дмитриевича, 1955 года рождения, труп которого с огнестрельными ранениями обнаружен в пос. Зимовники Ростовской области 11 мая 1995 года, неизвестный, имевший паспорт на имя Гукова Андрея Станиславовича, 1954 года рождения, погибший 14 сентября 1993 года при взрыве в гостинице «Свердловск» г. Екатеринбург, имеют дактилоскопические отпечатки (за исключением Михасенко, труп которого обнаружен без кистей рук) и внешность идентичные Молибину Анатолию Николаевичу, 1954 года рождения, уроженцу с. Мачеха Еланского района Волгоградской области, прож. г. Саратов ул. Привокзальная, 31 кв. 11, последнее место работы Саратовский НИИ Биотехнологии, руководитель группы. Молибин Анатолий Николаевич убит 8 июля 1991 года при покушении на управляющего «Агробанком России» Улимина Вадима Аркадьевича, место захоронения не установлено. Все указанные выше лица по имеющейся оперативной информации погибли в столкновениях с организованными преступными группами, представляющими российскую наркомафию.
Семья Молибина А.Н. в июле 1989 года стала жертвой группы наркоманов, совершивших вооруженное нападение на их квартиру. В результате вооруженного нападения погибла жена Молибина — Екатерина Васильевна, 1957 грда рождения, сын Вячеслав, 1981 года рождения, сын Александр, 1987 года рождения.
Преступники, совершившие нападение на квартиру Молибиных:
— Гиятулин Минулла Азаматович, 1973 года рождения, уроженец г. Саратов, прож. Брати-славская, 17 кв. 5, отбывает наказание в ЛИГУ г. Ивдель Екатеринбургской области, освобождается по сроку 28 сентября 1999 года.
— Шепель Георгий Александрович, 1973 года рождения, уроженец г. Саратов, прож. Бра-тиславская, 17 кв. 12, отбывает наказание в ИТУ ЯР-154/13, освобождается по сроку 20 сентября 1999 года.
Старший оперуполномоченный УУР МВД РФ полковник милиции К. Багдасарян 12 августа 1999 года.
Глава восьмая
Генерал-лейтенант милиции Тикачев любил прогулки по вечернему городу. Проживал он на улице Мира рядом с драмтеатром имени Горького, поэтому десятиминутный пеший променад после напряженного рабочего дня Тикачевым почитался за отдых. В этой прогулке его сопровождали два заместителя, каждый в звании полковника, один из них был в милицейской форме, другой — в общевойсковой. Обычно они шли мимо кинотеатра «Победа», доходили до кафе «Огонек», что располагалось в угловом здании, и далее прогуливались до драмтеатра по малолюдной и зеленой улице Ленина, наслаждаясь красотой растущих вдоль дороги березок и ведя неторопливые беседы на свои милицейские темы.
У драмтеатра они переходили улицу, рядом с магазином «Союзпечати» прощались, пожимая друг другу руки, и расходились. Тикачев сворачивал во двор дома, а полковники шли к ресторану «Волгоград», где их уже ожидали служебные машины.
Милиция места прогулок высшего начальства знала хорошо. Поэтому сотрудники старались обходить улицу стороной, чтобы не попасть на глаза начальству и не навлечь на себя высочайшего гнева поведением или непорядком в форменной одежде. А сохранить порядок становилось все труднее, формы на складах ХОЗО УВД не было, и своевременно она выдавалась лишь тем, кто отправлялся на Северный Кавказ сторожить чечен в их независимой республике.
У кинотеатра «Победа» и в сквере у кафе «Огонек» было слишком многолюдно, и, стало быть, уходить оттуда было трудновато.
Идеальным местом для засады Молибину представлялась малолюдная улица Ленина, тем более что на нее имелся выход с Сурской, а с Сурской было легко выскочить на Краснознаменскую и затеряться в толпе на кольцевой остановке трамвая. Еще более удачным представлялся двор дома, где жил генерал, но там был выставлен милицейский постоянный пост, а вступать в ковбойские перестрел-ки с ментами Молибину казалось не слишком разумным;
В прошлый раз он стрелял в Кувалду на улице Гоголя, днем и при большом стечении народа. Отступив в сквер перед площадью Павших Борцов, он нырнул в заранее открытый люк тепловой сети, задвинув за собой тяжелый чугунный диск, а еще через десять минут выбрался на поверхность в административном дворе драмтеатра и спокойно ушел из довольно быстро оцепленного района. Здесь этот трюк провести было невозможно, да и рискованно уходить таким образом второй раз подряд.
Маршрут свой Молибин рассчитывал по времени, в глубине души радуясь постоянству генерала и неизменности его привычек. У бывшего ресторана «Острава» он дожидался, пока генерал со своими заместителями выйдет из подъезда здания УВД, и шел следом. Только у кинотеатра генерал с заместителями сворачивали налево, а Молибин продолжал идти прямо, миновав продовольственный магазин, сворачивал на Сурскую и мимо бани выходил на точку встречи с милицейской компанией. Вначале ничего не получалось, но он рассчитывал все по секундам и добился того, что в любое время мог оказаться прямо перед генералом Тикачевым и в последний раз неприятно удивить его.
Убедившись, что он готов, Молибин выписался из гостиницы. Он был словно заряжен на новое убийство. Одна мысль неприятно тревожила его: а если кто-нибудь проник в его тайну и теперь осторожно и хитро направляет его действия? Если информация не соответствует действительности и Тикачев — мент, мешающий жуликам, а он, Молибин, лишь сыграет им на руку. «Не дури! — возразил себе Молибин. — Ты же сам слышал его разговор с Кувалдой. Там — сам слышал — неясностей не осталось, все прямым текстом рубили!» И все-таки мысль о чужом влиянии была Молибину неприятной. Он прошелся по городу, посидел среди цветущих роз в сквере на проспекте Ленина, прогулялся по набережной и посмотрел на часы. Пора было выполнять то, для чего он пришел в этот мир
В городском саду из деревянной щели уже не действующего аттракциона он достал тяжелый промасленный сверток. Кусты надежно загораживали от любопытных глаз, И он быстро привел пистолет в порядок и привинтил глушитель. Некоторое время он сидел на полуразвалившейся от времени скамейке. День был прекрасен, и Молибин вдруг пожалел, что ему приходится убивать в такой вот чистый и светлый день. Но времени уже не оставалось, забот впереди было еще ой-е-ей сколько, само время подгоняло его, заставляя быть жестким и безжалостным.
Завернув пистолет в легкую летнюю курточку, Молибин вышел на свой наблюдательный пункт. Более всего. он сейчас боялся, что не раз проверенный и Досконально изученный график движения Тикачева вдруг нарушит какая-то нелепая случайность. С движением минутной стрелки он нервничал все больше и больше. Чтобы успокоиться, Молибин бросил в рот пластиночку жвачки. Где же эта скотина?
Где она? Как там в ковбойских фильмах герой кричит? «Эй, генерал, если ты не трус, иди и получи, что тебе причитается!»
Тикачева не было. Похоже, господин генерал имел на небесах своего ангела-хранителя. Или кто-то ему ворожил.
Стоп.
Никто этому козлу не ворожил. И ангела-хранителя у него никогда не было. Не могли небеса беречь такую мразь, как генеральствующий наркобарон!
Все!
Генерал Тикачев показался в высоких дубовых дверях своего управления и, улыбаясь, обернулся к следующим за ним спутникам. Полный полковник в милицейской форме что-то сказал, и все трое весело расхохотались, неторопливо и по-хозяйски вальяжно двигаясь вдоль каменного, выкрашенного в красный цвет забора. Случайные милиционеры, попадавшиеся навстречу, вытягивались перед генералом, отдавая ему еще оставшуюся у них честь. Неприязненное отношение к генералу Молибин переносил и на его подчиненных. В стаде козлищ бесполезно искать ангела!
Он поудобнее положил куртку на сгиб руки, дождался, когда чиновная троица дойдет до заранее выбранной отметки, и двинулся за нею, скорее по привычке, чем от необходимости, считая свои шаги.
Из оперативной сводки по Волгограду от 17 августа 1999 года.
17 августа 1999 года в 19.30 неизвестный из пистолета Макарова со спиленными номерами и с глушителем расстрелял в упор начальника управления внутренних дел Волгоградской области генерал-лейтенанта Тикачева Владимира Афанасьевича, 1949, его заместителя по кадрам полковника милиции Плахова Николая Антоновича, 1954, его заместителя по хозяйственной части полковника в/с Неусыпного Дмитрия Петровича, 1953. Преступником произведено 8 выстрелов, в результате которых Тикачев и Плахов, получив тяжелые ранения в область груди и головы, скончались на месте, а Неусыпный скончался от полученных ранений в ГКБ СМП в 23.15. На месте происшествия обнаружено и изъято: пистолет Макарова со спиленными номерами и навинченным на него глушителем, восемь гильз от ПМ, два окурка сигарет «Донской табак». По городу объявлены операции «Перехват» и «Сирена», сформирован штаб по раскрытию преступления. во главе с заместителем главы администрации города Н.Ф. Лапшинским.
На место преступления выезжали: зам. главы областной администрации Кащенко, прокурор области Шерстобитов, начальник УФСБ по Волгоградской области Бегунов, начальник КМ УВД области Стариков, следственно-оперативные группы УВД, ГУВД, УФСВ, РУВД, судмедэксперт Чумаков, кинолог Артемкин, иные должностные лица прокуратуры и органов внутренних дел.
Подписал Стариков.
Секретно Начальникам РУРОВД г. Волгограда и области
За совершение террористического акта на территории г. Волгограда 17 августа 1999 года, в результате которого погибли начальник управления внутренних дел Волгоградской области генерал-лейтенант Тикачев Владимир Афанасьевич, его заместитель по кадрам полковник милиции Плахов Николай Антонович и его заместитель по хозяйственной части полковник в/с Неусыпный Дмитрий Петрович, МВД РФ и ФСБ РФ разыскивается мужчина в возрасте 35–40 лет, среднего роста, среднего телосложения, при ходьбе чуть сутулится, волосы светлые редкие с большими выделяющимися залысинами, глаза серые или голубые, уши маленькие, прижатые к голове, губы тонкие.
Был одет: брюки летние светлые серого цвета, рубашка бежевого цвета с двумя карманами на груди, туфли светло-коричневого цвета летние, при себе имел куртку летнюю спортивную светло-серого цвета, возможно являющуюся частью общего с брюками костюма.
Может носить очки. Всему личному составу РУРОВД города в течении суток осуществить следующие комплексные мероприятия:
1. Оперативному составу немедленно под роспись ориентировать на раскрытие данного преступления негласный аппарат и иные силы общественности. Об исполнении доложить рапортами не позднее утра 19 августа 1999 года.
2. Проверить расположенные на обслуживаемой территории гостиницы, общежития, квартиры граждан, сдающих жилые помещения внаем, притоны, жилища ранее судимых и состоящих на учете в органах внутренних дел граждан. Аналогичные мероприятия провести в отношении лиц, занимающихся проституцией и сутенерством.
3. Взять под контроль железнодорожные вокзалы, автовокзалы, речпорты и авиавокзалы. Осуществить там круглосуточное патрулирование силами нарядов ППС. Осуществить усиленное патрулирование на выездных дорогах из города силами ГАИ и общественности.
4. Предъявить фотороботы предполагаемого преступника работникам ЖКО, ЖКК, ЖЭУ, комендантам и паспортистам общежитии, председателям домовых и уличных комитетов, иным лицам, которые могут оказать помощь и содействие в раскрытии преступления.
5. Начальникам РОРУВД немедленно подготовить планы комплексных мероприятий, направленных на раскрытие данного террористического акта. Копии планов представить» в штаб УВД области не позднее утра 19 августа 1999 года и обеспечить неукоснительное ежедневное выполнение запланированных мероприятий, докладывая о полученных результатах не позднее 19 часов каждого прошедшего дня.
И.о. начальника УВД Волгоградской области полковник милиции Н.С. Стариков.
Глава девятая
Гоша Шепель по кличке Пеногон прощался со своими кентами.
— Ты напиши, — взволнованно просил его Чалый. — Как приедешь, так сразу напиши. Понял?
Гоша похлопал его по плечу, ткнул в бок. Комок стоял у него в горле и першило в глазах, как это обычно бывает при расставании с близкими.
— Будь спокоен, Чалый, — заверил он. — И письмо напишу, и подогрев нормальный пришлю.
— Хрен с ним, с подогревом, — отмахнулся щуплый и низенький Чалый, глаза его тоже стали подозрительно влажными. — Главное, пиши, Гошка! Слышишь? Обязательно пиши!
Подошел высокий, плотный, похожий на шкаф Бур-кан, хмуро, но дружелюбно обнял Гошу, неловко сунул ему в руки сверточек.
— Держи, — с обычным угрюмством буркнул он. — Маклю тебе смастырил. В вагоне посмотришь. Давай, бра-тила, ты там, на воле, не раскисай, понял?
— Спасибо, Буркан, — сказал Гоша и, устыдившись, что зовет кента лагерной кличкой, крепко стиснул ему руку выше локтя. — Спасибо, Женька.
— Давай, давай, — поторопил его усатый, широколицый и крепкий, как черный жук, прапорщик. — Автобус ждет. Мне еще вас усих на вокзал возиты!
Гоша обнял Леню Борща, дружелюбно и увесисто стукнул его по спине.
— Пока, Леха, — сказал он. — Освободишься — давай сразу ко мне в Саратов. Там все схвачено будет, братан.
Все сделаем в лучшем виде!
— Давай-давай, швидче, хлопчику! — нетерпеливо сказал прапорщик. — Прощаешься, як на усю жизнь.
— Конечно, на всю, — сказал Гоша Шепель. — Я больше в зоне париться никогда не буду.
— Ага, — саркастически сказал прапор. — Слышали мы это, и не раз. А потом бачишь, через полгода снова предбанник топчет: бачь мэне, ридна и кращая администрация, вы мэни не помните, я у вас инше кроком на промзону ходил?
— Типун тебе на язык, — независимо, как и полагается свободному человеку, что только по случайности находится за колючей проволокой, сказал Шепель. — Это придурки пусть сидят, у нас и на воле делов хватает. Верно, Буркан?
— Пошли, — сказал прапор. — Деловой ты, я смотрю, да картавый. ПКТ по тебе плачет.
Они прошли на КПП, рядом с которым толпились вэ-вэшники, ДПНК долго и придирчиво изучал документы Шепеля, режимник шмонал нехитрый багаж освобождающегося зэка на предмет обнаружения запрещенных к выносу вещей и записок, но Шепелю это было все равно. В досмотровой он сбросил робу, впервые за последние десять лет облачаясь в цивильный костюм, приготовил носовой платок, но прапор был битым и, заметив платок, посоветовал его убрать. «Не ровен час с администрации заметят. Обратно, конечно, не посадят, а пряников можешь отхватить в количестве, достаточном на всю дорогу до дому». Подумав немного, Гоша Пеногон и сам отказался от ухода из зоны на понтах. В конце концов от зо-новской пыли коры свои и на вокзале в спокойной обстановке оттереть можно было.
В автобусе, кроме него, был еще какой-то чмырь из опущенных, кажется, из второго отряда. Конечно, обидно было немного, что освобождался Гоша с таким вот чмо, а не с кем-нибудь из достойных, но воле, блин, в рот не заглядывают, воля приходит как хочет. Главное, что с этого момента он на свободе.
Против ожидания на самый вокзал усатый прапорщик их не повез.
Высадил на остановке электрички «Заканальная», сказал пару дежурных слов о порядке и дисциплине, но Гоша сегодня таких слов наслушался и от козлов из СВП, и от режимников, и от воспитателей, поэтому слова прапорщика на него произвели обратное впечатление.
Опущенного прапор с ним не оставил. Наверное, на тот случай, чтобы Пеногон не отобрал у того гроши, выданные на дорогу. Куда прапорщик его повез, Гоша не особенно вдавался. Может быть, у этого прапорщика с чмошником любовь была, ему-то, Шепелю, какое до этого дело?
Он немного послонялся по остановке, чуточку поприставал к продавщице из киоска, но та была слишком серьезной и на флирт Шепеля не ответила. Смотрела, как на прокаженного, словно у Шепеля на лбу написано, что он только сегодня из зоны вышел. Впрочем, это было не столь уж и важно, как раз подошла электричка, и Шепель поехал в центр города на железнодорожный вокзал. Вагон электрички был обшарпанным и убогим, но и это не портило настроения. Каждая шпала, громыхнувшая под колесом этого обшарпанного вагона, приближала Георгия
Шепеля к дому.
Прошлое он вспоминать не хотел. Прошлое было как дурной сон и осталось где-то в темном жутком тупике, из которого он сейчас выбирался. Еще на малолетке он прошел курс лечения от наркотической зависимости и впоследствии к «ширеву» не тянулся, хотя, чего греха таить, при наличии денег в зоне можно было купить все. Но Шепеля к его жуткому прошлому не тянуло. Иногда ему снились сны, от которых тело покрывалось испариной и было страшно засыпать.
Тогда он позволял себе купить у медиков что-нибудь типа хорошего снотворного, позволяющего избавиться от страшных видений, протягивающих к нему свои цепкие лапы из ночной темноты. Шепель твердо решил, что эта отсидка станет для него первой и последней. В конце концов, жизнь слишком коротка, чтобы разменивать ее на нахождение за колючей проволокой!
Он сел у выбитого окна, подставляя лицо еще теплому встречному воздуху, и подумал, что жизнь не так уж и плоха, а ему всего лишь двадцать шесть лет, не то что Буркану, которому на зоне исполнилось сорок два и предстояло сидеть еще шесть долгих, томительных — и оттого кажущихся бесконечными лет.
В электричке почти никого не было. Впереди, почти у входа, сидел пожилой мужик в грязной майке и старых джинсах, зажав ободранными сандалиями черный портфель с обвисшими боками. Через две скамейки от него — какой-то очкарик лет тридцати пяти, одетый чуточку поприличней первого. В конце вагона сидела девица неопределенного возраста. Она была в грязных белых штанах и короткой кофточке, открывающей впалый живот. Девица была из тех, кто никуда не торопится, и сначала Шепель даже заинтересовался ею, тем более что и девица кидала на него томные косяки, но потом рассудил, что после десятилетнего отсутствия возвращаться в родной город с триппером было бы просто глупо.
Рядом кто-то опустился, и Шепель, лениво приоткрыв глаза, увидел мужика в очках, что еще недавно сидел по соседству. У мужика были серые глаза и редкие волосы с большими залысинами на высоком лбу. В нижней челюсти желто блеснули зубы.
— Чего надо? — лениво поинтересовался Шепель, вытягивая ноги.
— Здравствуй, Георгий, — негромко сказал мужик, и Шепель снова открыл глаза. Мужик, сидящий напротив, был ему незнаком.
— Ты это мне? — спросил Шепель с недовольством. — Что-то я тебя не припомню. Ты меня откуда знаешь? Может, на зоне где чалились вместе?
— А ты меня, значит, и припомнить не можешь? — улыбчиво и спокойно спросил мужик. — А ты посмотри повнимательней Гоша вздохнул.
— Не знаю я тебя, — сказал он. — И детей твоих не крестил. Канай, братила, не мешай человеку волей дышать.
— А вот про детей ты зря, — сказал попутчик. — Про детей ты, Шепель, зря вспомнил. Это по твоей милости они некрещенными остались!
Что-то узкое и жесткое остро уперлось Шепелю в бок, рождая в душе неожиданный ужас. Он дернулся, но попутчик крепко держал за шиворот. Шепель с ужасом посмотрел на него.
Господи!
«Да как же я лопухнулся? Как же сразу не угадал!»
Пришедший страх заставлял тело нервно трястись. Шепель скосил глаза и увидел, что в бок ему упирается вороненый пистолетный ствол. И это окончательно подломило его волю и способность к сопротивлению.
— Молибин… — прошептал Шепель и заметил, как торжествующе блеснули глаза его неожиданного врага.
— Узнал, сука! — удовлетворенно сказал тот.
— Не убивай, — попросил Шепель. — Не надо…
— Да? — Молибин жестко усмехнулся. — А ты помнишь, как они просили тебя? Помнишь? Они же плакали!
— Не убивай! — снова попросил Шепель. — Я больной тогда был… Больной…
— А сейчас ты здоровый? — Молибин еще туже вдавил ему ствол меж ребер. — Десять лет отсидел и выздоровел, да? Они тебе больше не снятся?
Шепель судорожно вздохнул:
— Снятся.
— Вспомни про них, — сказал Молибин. — Вспомни, прежде чем я застрелю тебя! Ты вспомнил? Вспомнил?
Несомненно, Шепель был сильнее. Но ярость, исходящая от Молибина, лишала его способности к сопротивлению. Его ребра ощущали твердость пистолетного ствола, и это ощущение ослабляло волю, разжижало мозги, лишала способности соображать здраво.
Ему хотелось сказать Молибину, что он очень сожалеет о случившемся, что он никогда больше не сделает ничего подобного, что стал другим, совсем другим, но все это было не то, совсем не то. Этих слов было явно недостаточно, чтобы Молибин его пощадил. Шепель вспотел.
— За Катеньку! — тихо и торжественно сказал Молибин. — За детей! Шепель дернулся.
— Не надо! — Он попытался вцепиться слабыми от страха руками в пистолет, но не успел.
Три выстрела слились для него в один, и, прежде чем все навсегда потемнело и исчезло, он увидел печальное и совсем нерадостное лицо своего палача и услышал звон гильз, разлетающихся по вагону. Ему показалось, будто кто-то в вагоне закричал, и это было последнее, что он ощутил, падая между деревянных скамеек вагона.
— Стоять! — закричал полный мужчина в грязной футболке, направляя на Молибина пистолет. — Милиция! Бросай оружие!
Молибин удивленно посмотрел на него, встал и неторопливо пошел на выход. Мужчина выстрелил. У выхода пронзительно завизжала испуганная девица. Мужчина выстрелил еще раз. На этот раз пуля обожгла Молибину плечо. Из соседнего вагона послышался шум, и Молибин понял, что его обложили. Как волка.
Он умело нажал на рычаг, заставляющий двери электрички распахнуться. Зашипел сжатый воздух, двери поползли в стороны, и в это время Молибина схватили сзади. Он рванулся, бросаясь вниз, словно нырял в воду, и увидел вырастающий зеленый округлый с блестящими стеклами нос встречной электрички.
«Глупо, — успел подумать он, летя на блестящие рельсы перед электричкой. — Глупо все как!»
— Черт! — огорченно сказал полный мужчина и торопливо рванул стоп-кран. — Как же он у тебя вырвался, Плещихин? Крепче надо было держать, крепче!
— Да я не успел, Карлен Оганезович, — виновато сказал оперативник из линейного управления. — Кто же думал? Он ведь, как в воду, нырнул…
Из суточной сводки по городу Волгограду
20 сентября 1999 года в 14.10 неизвестный в электропоезде № 323 следующем от станции Заканальная до станции Волгоград-1 из пистолета «Макаров» тремя выстрелами в грудь убил гр-на Шепеля Георгия Александровича, 1973, уроженца и жителя города Саратова, освободившегося 20 сентября 1999 года из учреждения ЯР — 154/13, расположенной в Красноармейском районе г. Волгограда. При по пытке его задержания старшим оперуполномоченным УУР МВД РФ Багдасаряном и группой захвата УВДТ неизвестный на ходу пытался покинуть электропоезд и угодил в районе станции СталГРЭС под электропоезд № 342, следующий во встречном направлении. При осмотре трупа у погибшего обнаружен паспорт на имя Аксенова Николая Андреевича, 1956 года рождения, урож. и постоянного жителя города Пермь. С места происшествия изъяты три гильзы от ПМ, пистолет Макарова серии ЛА № 2441 и обойма к нему с 6 патронами, паспорт на имя Аксенова. Труп дактилоскопирован и направлен в морг больницы «Каустик» Красноармейского района. На место преступления выезжали начальник УВДТ Лакунов, транспортный прокурор Дарецкий, следователь Шумской, СОГ УВДТ и судмедэксперт Лахумов. Материал КУП 2110 направлен в прокуратуру для возбуждения уголовного дела.
Подписал Лакунов.
Глава десятая
В купе было душно. Вагоны еще не начали топить, но, погода стояла жаркая, а окна, как это обычно бывает в российских пассажирских поездах, никогда не открывались. Из четырех светильников горело всего два, и следовало ожидать, что простыни, которые придется получать от проводницы, непременно окажутся влажными.
Купе уже обжил один пассажир. Излишне полный, в светлой рубашке и костюмных брюках, он обмахивался галстуком и вид оттого имел добродушный и беспомощный. Что-то неуловимо кавказское проглядывало в славянских чертах пассажира. Перед ним на столике лежали красочный журнал и несколько газет. Пиджак пассажира висел на крючке.
— Нашего полку прибыло, — добродушно сказал пассажир, наблюдая, как вошедший ставит в багажный отсек чемоданчик. — Далеко следуете?
— До Свердловска, — сказал вошедший.
— Э-э, батенька, — протянул полный пассажир. — Отстаете от жизни. Нет такого города больше. Екатеринбург есть, а Свердловска, — он широко развел руками, — Свердловска вот не стало.
— Никак не привыкну к новым названиям, — ответил второй пассажир и сел.
Был он худощав и невысок. Большой широкий лоб еще более увеличивали залысины. Сквозь очки в широкой роговой оправе на собеседника смотрели внимательные серые глаза. Новому пассажиру было лет тридцать пять, не больше. Одет он был в голубую безрукавку и легкие летние брюки из серой брезентовки. На ногах желтели легкие сандалии.
— В командировку? — спросил полный.
— Почти, — отозвался новый спутник. — Я туда всего на пару дней. По своим делам.
Вагон дрогнул, и перрон за окном поплыл. Вошла толстая неразговорчивая проводница, проверила и уложила в сумочку билеты и вышла, с треском задвинув за собой дверь.
— Поехали! — весело сказал полный. — Ну что ж, давайте знакомиться? Я ведь тоже в Свердловск направляюсь. — Он протянул спутнику руку: — Багдасарян Карлен Оганезович, журналист.
— Иван Алексеевич Карпов, — после секундного колебания кивнул худощавый. — Частный предприниматель.
— Среднее сословие, — понимающе улыбнулся Карлен Оганезович. — Будущее нашей России!
— Вот теперь похоже, что вы действительно журналист, — усмехнулся Карпов.
— Откуда такой вывод? — едва не обиделся Багдасарян.
— Газетные штампы выдают, — пояснил Карпов. — Сословие… Будущее России… Если нас так и дальше будут раскулачивать, никакого будущего не будет. Ни у нас, ни у России. Налогами уже так обложили, что дышать нечем.
— Надо же из чего-то бюджет формировать, — согласился Багдасарян. — Крупный капитал весь уже в доллары перевел да за пределы страны вывез, вот на вас и отыгрываются. Ну, может, по двадцать капелек на зубок?!
— Это в смысле выпить? — уточнил Карпов. — Извините, но не употребляю. Придется вам, Карлен Оганезович, одному мучиться.
— Жаль, — сказал Багдасарян. — А вы меня узнали, верно? Я по вашему взгляду догадался. И насчет газетных штампов вы меня лихо поддели. Но в остальном все правильно, Анатолий Николаевич. Я действительно Карлен Оганезович Багдасарян, и я работаю старшим оперуполномоченным Управления уголовного розыска страны. Один раз я уж попробовал вас перехватить, но вы очень неудачно выпрыгнули из электрички. Ну, в нашей работе тоже бывают неудачи. От них никто не застрахован.
— Трудная служба, — не меняясь в лице, уточнил Карпов.
— Служат собачки, — с легким ироничным акцентом сказал Багдасарян. — А я, дорогой товарищ Молибин, работаю. Молибин чуть напрягся. Багдасарян это заметил.
— Знаете, Анатолий Николаевич, — сказал он, — давайте договоримся, что хвататься за тяжелые предметы вы не будете. А оружия при вас нет. С оружием вы рисковать в поезде не стали бы. Зачем? Можно купить у братвы в Свердловске, тем более что там она отличается особой крутизной. Верно? — Он весело подмигнул собеседнику.
— Как вы догадались? — спросил Молибин.
— Э-э, — снова погрозил пальцем оперуполномоченный. — Догадываются люди, которые кроссворды разгадывают. А я не догадался, Анатолий Николаевич, я вычислил. Это ж надо, сколько вы своих и чужих трупов по стране оставили! Особенно своих. Паспорта разные, а отпечатки пальцев одни. Шесть раз вас уже убивали, да? В седьмой раз я, к сожалению, постарался сам. Но это очень много — семь раз. Это не для рядового человека, я правильно говорю?
— Девять, — уточнил Молибин.
— Да? — Багдасарян не удивился. — Но я нашел всего семь ваших трупов. Значит, еще два надежно спрятали от греха подальше. — Он помолчал немного, потом нерешительно предложил: — Может, пивка, Анатолий Николаевич? Очень уж трудно разговаривать с покойником насухую.
— Пожалуйста, — предложил Молибин. — Только без меня. Мне в Чистилище запретили. Багдасарян подумал и махнул рукой.
— И как вы назвали свою машинку? — спросил он. — Оживитель? Или реаниматор?
— Репликатор, — сказал Молибин. — Он никого не способен оживить или реанимировать. Труп остается трупом. Восстанавливается только матрица. Разумеется, что в новом теле репликатор ее обогащает знаниями. В противном случае я всегда начинал бы с одного и того же места.
— Репликатор, — задумчиво повторил Багдасарян. — Растилит из института животноводства вы для этих целей заказывали?
— Разумеется. — Молибин снял очки и принялся их протирать. — А вы действительно узнали очень многое.
— И сколько своих копий вы заложили в репликатор? — спросил оперативник.
— Не знаю, — сказал Молибин и, видя, что брови собеседника недоверчиво шевельнулись, пояснил: — Честное слово, не знаю. Василию Степановичу я отдал коробку с Коконами без пересчета. Чтобы самому потом не считать и не дорожить рождениями. Все-таки смерть должна быть неожиданной.
— Василий Степанович… — Багдасарян покачал головой. — Это ваш дядя, верно? Он был неизлечимо болен и умер вскоре после того, как его работа была завершена.
— Он был болен раком, — сказал Молибин. — И умер в дороге. Поэтому я даже не знаю, где Коконы им посеяны и все ли он их использовал.
— Похоже, что все, — задумчиво кивнул оперативник. — Я был в больнице, где умер ваш дядя. Там еще осталась в камере хранения его сумка. На случай, если родственники объявятся. Ничего похожего на Коконы в ней не нашлось. Только личные вещи. Не знаю, как ваши Коконы выглядят, но думаю, что от обычных бытовых вещей я бы их отличил… — Он тяжело посопел, подергал ручки окна. Окно не поддавалось. — Вы хорошо поработали, — сказал Багдасарян. — Такого кровавого следа не оставалось даже за серийными убийцами. Не считали, сколько наркодельцов вы отправили на тот свет, э?
— Зачем? — безразлично спросил Молибин. — Я вообще старался о них не вспоминать. Хотя это довольно трудно. Особенно ночами.
Поезд замедлил ход. Очевидно, они подъезжали к какой-то станции. За окном поплыли желтые пятна фонарей, освещая полутемное купе и спокойное бледное лицо Молибина.
— Вы были гением, — сказал Багдасарян. — Я даже представить не могу, как ваше открытие могло бы перевернуть мир.
— Его уже перевернули, — пожал плечами Молибин. — И это сделали те, кто вообще не имел мозгов. Ладно, к чему говорить о прошлом, его уже нет. Как и будущего. Вы меня арестуете?
Багдасарян некоторое время смотрел ему в глаза, потом шумно вздохнул и полез в сумку. На столе появилась бутылка пива. За ней вторая. Багдасарян открыл бутылку, сделал длинный глоток и некоторое время разглядывал пенистые пузыри в бутылке.
— Зачем? — наконец сказал он, — Я думаю, что это бессмысленно. Вы ведь подстраховались, верно? Ну, допустим, мы вас арестуем, в камере вы вскроете себе вены, тюремная администрация вас захоронит, а через месяц вы опять окажетесь на свободе. Только в этот раз вас будет вычислить еще труднее. А скорее всего невозможно. Ведь так?
— Если это был не последний Кокон, — согласился Молибин.
— Ох, не думаю, что он был последним, — покачал головой Багдасарян. — Я не альтруист и, несомненно, арестовал бы вас, если бы знал, что все этим закончится. Но есть и другая сторона медали. Как вы думаете, что мне скажет начальство, если я начну доказывать им, что вы и есть неуловимый убийца, уже погибавший и захороненный девять раз, э? Если я предъявлю им семь ваших трупов и семьдесят пять идентичных друг другу пистолетов?
— Наверное, вас сочтут сумасшедшим, — согласился Молибин. — Правда, пистолеты — это уже неоспоримые факты. А против фактов…
— Да, — согласился Багдасарян. — Возможно, что все вместе взятое их и убедило бы. Но, с другой стороны, убивали те, кого уже больше нет. Лично вы еще никого не убили. Я имею в виду вас сегодняшнего. Вы ни в чем не виноваты, ну разве что в проживании по чужому документу. Доказать, что вы совсем не Иван Алексеевич Карпов, было бы несложно. Но признает ли суд вас виновным в прошлых убийствах? Куда сложнее доказать абсолютную идентичность вашей нынешней ипостаси прошлым. Это своего рода юридический казус. Сомневаюсь, что он может быть разрешен в соответствии с нашим сегодняшним законодательством. Так что же мне остается? Создавать известность какому-то адвокату я не хочу, как не хочу и привлекать излишнего внимания к вашей персоне. Мне кажется, после этого вы проживете недолго. Слишком много у вас врагов. И это значит, что я опять вас потеряю. Возможно, навсегда.
— Мне вам посочувствовать? — с легкой усмешкой поинтересовался Молибин.
— Ни боже ты мой! — всплеснул руками Карлен Ога-незович. — От такого сочувствия у меня только испортится настроение. Я лишь рассуждаю. Мне совсем не улыбается занять место в списке ваших врагов. Тоже перспектива не из приятных, верно? Так что живите. По сути, вы ведь делаете полезное дело, уничтожаете всякую дрянь. Вы своего рода ассенизатор. А золотарь золотаря всегда поймет. Живите, если это можно назвать жизнью. Мне одно ясно вы ведь уже не человек.
— А кто же я? — Молибин, не мигая, смотрел на оперативника.
— Вы — робот. Робот, запрограммированный на уничтожение преступников.
— Я не робот, — проговорил Молибин. — Я — человек.
— Всмотритесь в себя, дорогой товарищ, и не занимайтесь самообманом. Чего вам еще хочется, кроме того, чтобы убивать, э? Вас тянет к женщинам? У вас есть семья? Вы любите вкусно поесть? Вы ищете на книжных лотках умную книгу? Или, может быть, вы регулярно посещаете театры, выставки? Вы робот, и вы возрождаетесь только для того, чтобы выполнять свою работу. А работа эта заключается в том, чтобы убивать. Вы сами так запрограммировали себя.
— Я не робот, — повторил Молибин. — Я ощущаю, душевную боль. У роботов нет души.
— Значит, вы — робот с душой, — сказал оперативник. — В конце концов, мы слишком мало знаем о роботах, чтобы рассуждать о наличии или отсутствии у них души. Не так ли, Анатолий Николаевич? Я, знаете ли, не Айзек Азимов. Сотня трупов — это все-таки слишком продуктивно для человека, нет?
— А чем вы отличаетесь от меня? — спросил Молибин. — Ищейка, возомнившая себя учителем. Вы-то чем лучше?
— Я не убийца. — Багдасарян прямо смотрел в глаза собеседнику. — Уже то, что я с вами беседую, о чем-то говорит. Мог бы стрелять, э?!
— В попы бы вам, — тоскливо сказал Молибин. — Там со своими нравоучениями вы были бы на месте. А мне и без вас тошно.
Он молчал, раздумывая. Багдасарян заставил его сомневаться. С этой стороны Молибин свой проект никогда не рассматривал. Но вообще-то… «Глупости! — одернул он себя. — А эти адские муки после рождения? Какой робот может переживать боль, сомневаться и мучиться от своей сверхзадачи?»
— Господи! — прошептал он. — Если бы вы знали, через что я прошел!
— Тогда для чего вы возвращаетесь снова и снова? — спросил Багдасарян. — Зачем? Чтобы вновь и вновь оказываться в аду? Ведь вы едете сейчас только для того, чтобы найти и физически стереть с лица земли Минуллу Гиятулина. Но прошло уже десять лет, и все эти десять лет Гиятулин носил в себе тот же ад, что носите вы. Неужели этого срока не достаточно для прощения? Ведь сейчас это не тот убийца, который сидел в зале суда. Он много испытал, много пережил, он стал другим человеком. Справедливо ли стоять над законом? Справедливо ли быть никем не уполномоченным судьей?
— Не знаю, — пожал плечами Молибин. — Разум мой давно все простил им, а вот сердце не хочет прощать. Но как вы догадались?
— После того, как я догадался о главном, — сказал Багдасарян. — Это было уже не самым сложным.
— Тогда что же мне делать? — Молибин посмотрел в глаза сыщику, но тот не отвел взгляда.
— У меня нет рецептов. Наверное, надо вспомнить, что ты человек. И вспомнить, что, кроме смерти, существует жизнь.
— Значит, понять и простить? — тяжело спросил Молибин.
— Можно не понимать. — Багдасарян развел руками. -
И прощения у вас никто не вымогает. Просто жизнь продолжается, и в ней надо делать все чистыми руками. В противном случае стирается грань между добром и злом. Бог с ним, с генералом Тикачевым. Полковники-то были при чем? Между прочим, хорошие люди и совершенно не замараны в тикачевских делах. Их-то за что? При чем их семьи? Если бы вы больше доверяли инструменту, который именуется государством… Все могло быть иначе, Анатолий Николаевич. Совсем иначе.
Молибин улегся на своей полке и долго глядел в потолок, где синим огоньком помигивал никак не желающий разгореться плафон. Багдасарян молча пил пиво. В окно выжидающе смотрела черноликая ночь.
— Да, — наконец сказал Молибин. — Все могло быть иначе. Вы правы, Карлен Оганезович, все могло быть совсем по-другому. Если бы я был другим, если бы были другими они, если бы государство было честным и беспристрастным судьей. Но что говорить? Теперь уже ничего не исправить. Мы все такие, какие есть. И другими уже не — будем. Впрочем, если вы пожелаете, редактор репликатора я всадил в компьютерную сеть Министерства обороны. Только она обеспечивала надежную связь с Коконами. При известном усердии специалисты обнаружат и нейтрализуют его. Общество избавится от угрозы, а я… — он помолчал немного, словно сомневаясь в справедливости того, что сейчас скажет, — я обрету наконец покой. Думаю, что такой вариант всех устроит, Карлен Оганезович.
— Только не меня, — возразил Багдасарян. — Мне вы нужны живым. И не просто живым, а творчески дееспособным. Хватит вам прятаться за личиной кровожадного вурдалака, пора вспомнить о своем предназначении на белом свете. Пора жить и работать, Анатолий Николаевич. А то, что вы предложили… Будем считать это за крайний вариант.
— Да вы философ, — усмехнулся Молибин. — Я думал, в вашем ведомстве держат только охотников.
— Философия не профессия, а состояние души. — Багдасарян встал. — Давайте спать, Анатолий Николаевич? У нас обоих впереди трудные дни.
— Вы не беспокойтесь. — Молибин сел, стаскивая рубашку через голову. — Я никуда не побегу. Верите?
— Вот об этом-то я не беспокоюсь, — сказал Багдасарян. — Куда вам бежать? Бежать от жизни — дело безнадежное и нелепое. Вы переодевайтесь, Анатолий Николаевич, я пока схожу к проводнице за бельем.
Сводка наружного наблюдения за 26 сентября 1999 г.
В 18.35 объект, который в дальнейшем будет проходить по сводкам под именем «Серов», принят под наблюдение на платформе железнодорожного вокзала Екатеринбурга при высадке из вагона 8 поезда № 092 Адлер — Новокузнецк. Около вагона в 18.42 «Серов» попрощался с высоким полным мужчиной, которому дано имя «Гуров». В 18.54 «Серов» на такси проследовал в гостиницу.»Большой Урал», расположенной по ул. Красноармейская, 1 а, где поселился в номере 34. Поведение объекта спокойное. После заселения в 19.30 «Серов» поужинал в ресторане гостиницы и возвратился в номер. В ресторане и по пути в номер в контакты ни с кем не вступал. Связь «Гуров» при выходе с вокзала прошел к па- мятнику воинам Уральского добровольческого танкового корпуса, где в 18.47 сел в автомашину ГАЗ-3101 бежевого цвета, гос. номер В 222 ЕС и проследовал до здания Управления внутренних дел области, в 19.05 оставлен без дальнейшего наблюдения в кабинете 29, принадлежащем начальнику КМ УВД подполковнику милиции Сиротину А.Г. Установлено, что связью «Гуров» является старший оперуполномоченный УУР МВД РФ полковник милиции Багдасарян Карлен Оганезович. С 24.00 наружное наблюдение за объектом осуществлялось в дежурном режиме, перекрывались центральный и аварийный выходы, окно номера и пожарная лестница.
ОПУ УВД
Сводка-наружного наблюдения за 27 сентября 1999 г.
07.22 — объект «Серов» принят под наружное наблюдение при выходе из гостиницы «Большой Урал».
ОПУ УВД
Глава одиннадцатая
Озеро Шарташ еще не замерзло. Да и как ему было замерзнуть, если дыхание бабьего лета явственно ощущалось в сентябрьском ветре, сосновый бор, в котором прятался бело-голубой с выцветшими рекламными надписями трамплин, зеленел как никогда, и гранитные глыбы Каменных Палаток напротив МЖК, омытые дождем, глянцево блестели, словно на фотографиях рекламных проспектов.
С высоты вытянутое блюдце озера казалось оловянной лужицей, серо застывшей под синими небесами. Стоял редкий в это время года для Екатеринбурга ясный и погожий день.
Молибин присел на гранитный валун, оглядывая окрестности. Чертов полковник! Этот Багдасарян своими разговорами перевернул всю его душу. До разговора с ним все было простым и ясным. Наркотики — зло, их распространяли нелюди, которым он, Молибин, в восемьдесят девятом году отказал в праве на жизнь. Тем самым он поставил себя вне закона, но ведь и эти сволочи, делающие деньги на людском горе, ставили себя вне закона. Да и закон, казалось, не испытывал большого желания бороться с ними. Десять лет за три погубленных человеческих души! Тогда Молибин счел это насмешкой над справедливостью. И тогда начал творить справедливость сам. В том виде, как ее понимал.
Он печально усмехнулся. Вот уж действительно, боролся с преступностью, не жалея своих жизней. Все казалось правильным и ясным. Он убивал, сокращая тем самым приток зелья, способного взорвать незрелые подростковые души. Но, как выяснилось, то был сизифов труд. Когда полковник в поезде показал ему данные, которые свидетельствовали о том, что наркотические потоки не только не сократились, но с каждым годом начали наращивать свои объемы, Молибину стал очевиден его проигрыш. Он проиграл, и в этом надо было откровенно признаться себе. Полторы сотни чужих смертей и девять его собственных ничего не меняли в сложившемся раскладе. Он просто освобождал места для новых негодяев, которые занимались торговлей с еще большей энергией и бесцеремонностью, чем вычеркнутые им из жизни.
Получалось, что Молибин даром работал на тех, других. Вот такая у него получилась борьба… Чертов полковник!
Черт бы побрал его статистические данные! «А почему я ему должен верить? Только потому, что он представляет собой власть? Но и Тикачев был частицей этой власти.
Грязной и опасной частицей».
«Мне наплевать на этого поганого генерала, — сказал в купе Багдасарян. — Рано или поздно, но он получил бы свое. Мне жаль, что это сделали вы. Тем самым вы испачкались в той же самой грязи. Знаете, последнее время я часто листаю Библию. Не оттого, что уверовал, скорее потому, что хочу понять. Вот там сказано, что плод правды в мире сеется у тех, которые хранят мир. А для этого совсем не надо палить из пистолетов в окружающих тебя людей, как бы они ни были тебе антипатичны. Кто-то однажды сказал, что мы должны сделать добро из зла, потому что его больше не из чего делать».
Нет, он умный, этот полковник. Вот почему Молибин ему верил.
Но что же тогда ему остается? Дать благословение на дальнейшую жизнь ублюдку, что лишил жизни его детей и его жену? При мысли об этом Молибина начинало трясти. Нет, полковник, может быть, ты и прав, но у него, Молибина, тоже своя правота. Эта тварь не должна жить на свете. Не должна!
Молибин поднялся с камня. Решительно сел в троллейбус, следующий на Эльмаш. Последний раз он посмотрит смерти в глаза, последний раз принесет ей очередную жертву. А там будет видно. Будет видно…
С каждой остановкой решимость его таяла. Он вспомнил вдруг умоляющие глаза Шепеля и как тот в волгоградской электричке шептал срывающимся от ужаса голосом: «Не убивай! Не делай этого, не надо!» Но Молибин не мог прислушаться к этому голосу, он не хотел прислушиваться к просьбе убийцы! А если полковник был прав?
Надо что-то решать. Надо делать выбор. Внутренний голос все шептал, что он должен ехать, что все эти сентиментальные слюни не могут отнять у него право на месть, что он должен, обязан во имя невыросших своих детей ехать в Ивдель на встречу с еще ничего не подозревающим Гиятулиным.
Но если полковник был прав? Если его действительно гнало в дорогу не чувство праведной мести, если вела программа, выработавшаяся за десятилетие работы репликатора в чуждой информационной среде? И тогда выходило, что он действительно робот, повинующийся программе, и о свободе личности и выбора вообще не стоит говорить. Но и отказываться от мести, только для того чтобы доказать себе, что не лишен права выбора, глупо.
Чертов полковник! Скорее он походил на демона-искусителя.
Господи!
«Где же правильный ответ на мой вопрос? Что я должен сделать, чтобы почувствовать себя свободным?»
Он долго пересаживался с троллейбуса на троллейбус, не осознавая, что похож на загнанного зверя, что ищет спасения в бегстве.
Он не обращал внимания на людей, и люди не обращали внимания на него. И все-таки надо было что-то Решать! Наконец он оказался в центре города. С проспекта Ленина спустился на улицу Малышева, добрался до Исторического сквера, расположенного на берегу Исети. Долго бродил среди старых, ставших бессмертными зданий, разглядывал остатки механической фабрики, ворота с фонарями, древние механизмы, плотину из вечных лиственниц. Сколько безвестных зодчих и механиков кануло в вечность, оставив после себя жалкие остатки своих трудов! На Аллее геологоразведчиков в узлах хитросплетений дорожек громоздились каменные глыбы. Они были похожи на надгробные памятники тем, кто когда-то их находил.
«Чертов полковник, — в который раз с отчаянием подумал Молибин и гневно стукнул по перилам ребром ладони. — Он все-таки был прав!»
Молибин встал на плотине, вглядываясь в холодные и прозрачные воды Исети. Надо что-то решать. На поставленный полковником вопрос мог быть лишь один ответ. Сердце его требовало мщения, боль никуда не ушла, даже стала острей. Сердце требовало мщения, но душа жила покоем, что несли вечно текущие воды реки.
Он вглядывался в серебряное движение струй, пытаясь найти ответы на мучающие его вопросы, и в правильном ответе крылся будущий выбор — между жизнью и смертью. Чаши весов, на которых они лежали, находились в равновесии, поэтому выбирать было мучительно тяжело.
Совсем неподалеку от него полковник Багдасарян поднял телефонную трубку.
— Ну, как объект? — спросил он.
— Полдня метался по городу, товарищ полковник, — доложил невидимый собеседник. — Думали, что потеряем его. А сейчас успокоился. Вот уже полтора часа на плотине в Историческом сквере стоит. На воду смотрит. Багдасарян негромко рассмеялся.
Все хорошо, — сказал он. — Пусть смотрит Это вроде кесарева сечения. И тут уж ничего не поделаешь — иногда люди рождаются и так. Но эту истину он должен понять сам. Не снимайте наблюдения, в этих родах нельзя допустить ошибки.
