Вернувшись к себе в кабинет, Бастиан сел в кресло и дал сигнал ввести пленных. Известие о воскресении Луки потрясло его. Он не хотел об этом думать, он не мог приять аналогии, которая будоражила его и пугала. Тот, кого он считал – и считал до сих пор – удачливым самозванцем, стремления которого к власти подогревали вовремя оказавшиеся рядом дикари, теперь волею провидения выходил за рамки привычного, неожиданно становился символом, и символом слишком прозрачным.

О чем может подумать простой римлянин, узнавший, что победивший зверя гладиатор, смерть которого видели десятки тысяч зрителей, воскрес на следующий день? Только об одном: легенда о пришествии Господа оказалась вещей, Создатель явился к народу своему и хочет возглавить его на новом пути в неведомое.

Все в Бастиане протестовало против этого. Сам повторивший этот путь, сам некогда бывший низшим из низших, сам достигший вершин славы и власти, он не мог поверить, что его время пришло. Бастиан за долгие годы привык считать восхваления придворных за истину, лесть уже не казалась ему преувеличением, в мыслях он давно считал себя богоравным, но сейчас, столкнувшись с более реальными доказательствами божественности другого, он не хотел с этим смириться. То, что он в свое время не встретил легендарного зверя на своем пути, ничего не значило: просто его богоравность не требовала доказательств.

Он сидел в кресле перед камином, в котором сейчас лежали приготовленные, но не зажженные поленья, пил маленькими глотками вино из хрустального бокала, вдыхал запах благовоний и все никак не мог ни на что решиться. Сначала он хотел принять всех троих в тронном зале, но по некоторым причинам отклонил эту мысль. Не хотелось, чтобы подданные считали, что он придает слишком важное значение внезапному и, что ни говори, необъяснимому воскресению этого Луки. Ему хотелось принять решение до того, как известие об этом событии станет достоянием граждан Нового Рима.

Его телохранители, как обычно, стояли вдоль стен. Блестящие латы играли солнечными зайчиками, пробиравшимися сквозь цветные стекла витражей. Постельничий Константин дал знак, легат Иоанн повторил его, и в открывшуюся дверь втолкнули всех троих. Двое стражников вошли следом, гоблин, отряженный в конвоиры, остался за дверью снаружи.

Все трое стояли перед креслом папы Бастиана. Все трое были в той же одежде, в которой участвовали в боях. Конечно, без доспехов. Оборотни – мужчина и женщина – находились в достаточно хорошем состоянии, раны были на удивление незначительны. Лука же был бодр и свеж, как с неудовольствием отметил про себя Бастиан.

– Величайший! – выступил вперед легат Иоанн и широко повел рукой, указывая на пленных. – Вот они, гнуснейшие, выступившие против великого Рима. Зверь из преисподней не захотел сражаться с ними, посчитал лучшей участью для себя умереть, но только не унизиться борьбой с ними…

Папа Бастиан остановил его движением руки. И насмешливо сказал:

– Ты не прав, благородный Иоанн. Перед нами не преступники, перед нами герои. И величайший герой – наш гость Лука. Он убил зверя, о котором много поколений ходили ужасные слухи. Никто и помыслить не мог, что простой человек может это совершить. Любезнейший брат наш Лука достоин награды и нашей благосклонности. Убить зверя – это подвиг, но одним своим появлением в городе и на арене выявить всех наших недоброжелателей – этот подвиг вдвойне. И не просто выявить, но и позволить зверю уничтожить их, дожидаясь конца с поистине божественным хладнокровием, – это уже неоценимо, это действительно достойно героя. Христос Всеблагий помог нам победить внутренних врагов. И за это благодарность простому человеку Луке и верным его рабам кошке и собаке по имени Лайма и Лок.

Все было как в тумане, и туман продолжал сопровождать их по коридорам дворца обратно в темницу. Впереди шел начальник полиции легат Иоанн, затем двое гвардейцев папы Бастиана, позади сопел гоблин, опираясь при ходьбе на рукоять огромного топора, замыкали шествие еще шесть центурионов. Охраны явно прибавилось, к папе их вели трое.

В коридорах был полумрак, время от времени встречались застывшие солдаты, охранявшие покой власти, статуи святых в нишах чередовались с иконами, лампады распространяли сладковатый запах масла и ладана, все казалось безнадежным, и странно было видеть воодушевление и надежду в глазах идущих рядом товарищей.

Куда их вели? Сначала Лука предполагал, что они возвращаются в темницу. Когда же они пропустили нужный поворот, стало ясно, что для них приготовлено иное. Они спустились в подвал и снова шли по коридорам, теперь уже голым, каменным, освещаемым вперемежку факелами и светильниками. Факелы чадили на стенах, круглые лампы разливали голубоватый свет на потолке. Их тени, то удлиняясь, то укорачиваясь, преследовали их по стенам и на полу. И не ладаном пахло – чад наполнял и коридор, и душу.

Но на лицах Лаймы и Лока Лука продол читать надежду и спокойное ожидание.

За поворотом коридора внезапно возникли темные и неподвижные фигуры гвардейцев. Желтое пламя факелов плясало в полированных нагрудниках и на обнаженных лезвиях мечей. Стражники остановились вслед за легатом. Гоблин сделал лишний шаг, едва не сбив Лока. Засопев, он стукнул рукояткой топора о пол, затем перехватил оружие поудобнее и взял на изготовку. Широкое лезвие уставилось на Луку. Легат Иоанн внимательно рассматривал стену. Найдя что-то известное ему, он надавил большим пальцем. Замаскированная под стену толстая панель медленно отъехала в сторону. За ней скрывалась небольшая комната, почти ниша, с очень гладкими настенными панелями, в которых отразились лица и фигуры, такие же серо-голубые, как и металл стен. Пахнуло холодом, явно мнимым. Все молчали.

Легат Иоанн вопросительно взглянул на Луку и отступил на шаг. Потом кивнул в сторону ниши. Гвардейцы вытащили мечи, а гоблин шумно вздохнул и хрустнул суставом. Лука, оглянувшись на Лайму и Лока, пожал плечами и шагнул в нишу. Сопротивляться все равно было бесполезно, да и смысла не было. Комнатка, казалось, ничем не угрожала. Разве что запрут. Поменяют одну темную камеру на другую, только отшлифованную до зеркального блеска.

Они зашли и повернулись, глядя на приведших их сюда тюремщиков. На лице легата застыла улыбка. Он поднял руку и продекламировал:

– Вот нечестивые были чреваты злобой, рыли ров и упали в яму, которую себе приготовили, злоба обратилась на их головы, и злодейства упали на их темя. У врага совсем не стало оружия, и погибла память их с ними.

В этот момент панель стала возвращаться на место, отсекая их от коридора, и волнение, которое внезапно испытал Лука, быстро покрыло его ледяным плащом, сжало суставы и дергало пальцы. Он быстро взглянул на друзей, они испытывали нечто похожее. Лайма успела улыбнуться ему, прежде чем панель окончательно закрылась.

Погас свет. Лука тщетно пытался справиться с раздувшимся, преувеличенным временем. Стало трудно дышать. Вдруг снизу подхватило; закружилась голова, и чья-то рука, кажется, Лаймы, судорожно схватила его за плечо. Головокружение усилилось, ноги уже не держали, колени подгибались, и пришлось сесть на корточки, чтобы не упасть. Рядом присела Лайма, судя по тому, что рука ее продолжала сжимать плечо. Это странное и пугающее состояние продолжалось так долго, что к нему стоило уже привыкнуть. На самом деле все, наверное, длилось секунды.

И чем-то все должно было кончиться.

Кончилось; внезапно пол исчез, и они все втроем оказались… Непонятно где они оказались, глаза могли лишь фиксировать все, что видели… под ногами быстро удалялась огромная, темная и очень гладкая земля… нет, нечто блестящее, металлическое, бескрайнее, расстилавшееся от горизонта до горизонта. Словно бы они стремительно поднимались на химере, но со скоростью, которую и представить себе нельзя, так что вскоре края этого бескрайнего мира начинали сворачиваться в огромный шар, на котором вместо лесов, полей и рек были лишь круглые темные люки, некоторые прикрытые крышками, вроде того, из которого они только что вылетели. А там, где должно быть небо, к которому отправила их злобная воля папы Бастиана, вместо привычной голубизны или темно-синего света ночи сияли в бархатном мраке, сверкали, давили своей ужасающей реальностью колючие алмазные звезды.

Что происходило? Ничего не понимая, он оглянулся. Лайма метрах в двух с диким блеском в глазах, с раскрытым в беззвучном крике ртом, Лок, в полете сжавший себе горло в отчаянном желании сдержать остатки воздуха… Страх за друзей заставил забыть о необычном вокруг, он как-то даже машинально приблизил их к себе, мысленно прикрыл их от враждебного внимания звезд и тут же забыл о них, поразившись гигантскому голубому диску, выплывавшему из-за темного круга их собственной планеты.

Что-то веселое, радостное чудилось в этой новой планете, протуберанцы облаков не могли скрыть зеленовато-голубые разливы, перемежавшиеся зеленым, лесным… Он не успел рассмотреть, как вдруг откуда-то выплыл огромный сероватый диск солнца, тусклый, похожий на алюминиевое блюдо невообразимых размеров, а потом другое – настоящее солнце, брызнувшее таким ярким и жгучим лучом, что Лука зажмурился изо всех сил, а когда открыл глаза, увидел наплывавший сзади веретенообразный снаряд, все вырастающий по мере приближения, пока не затмил и Землю, и планету, и солнца. Корабль быстро втянул Луку и его друзей в квадратный люк, немедленно закрывшийся вслед за ними.