Глава 15.

Угнанный кар я бросил ровно в тот момент, когда понял, что в голове не мутится от боли, а кровь перестала течь. Просто остановил машину и вылез, оставив дверь открытой.

Если кто захочет покататься – даже лучше.

Таксист с подозрением смотрел, как я втискиваюсь к нему в салон, кривясь и изо всех сил стараясь не заорать. – В космопорт, – прохрипел я, выдавливая на лицо улыбку.

Все время, что мы ехали, я боялся, что вновь потеряю сознание. Таксист поглядывал на меня время от времени, думал, должно быть, что везет наркомана. На его месте я полагал бы так же. У нормального человека вряд ли будут белое лицо, остекленевшие глаза и настолько неестественная мимика.

Космопорт на Картере оказался не развалиной, как на Спилберге, но и не шумным многолюдным сооружением, точно на Новой Америке. Пассажирский терминал размещался в небольшом здании, похожем на магазин.

Изучение расписания повергло меня в уныние. Да, с Картера совершались регулярные рейсы до Новой Америки, Земекиса, Аллена и еще нескольких планет, но регулярность эта была относительной. Звездолеты отправлялись раз в неделю, а то и реже, и ближайший, через три часа, следовал на Земекис.

Вот уж точно, злая штука судьбы.

Остаться тут и попасть в лапы к Триаде или полететь на планету, полиция которой примет меня с распростертыми объятиями? При таком выборе уж лучше самому пустить пулю в лоб!

Следующий рейс был на Новую Америку, но только завтра. А до завтра мне дожить не дадут.

Как следует помянув про себя Мировой Разум и всю кротость его, я огляделся, нашел окошечко "Справочное бюро" и зашагал в ту сторону. После моего стука окошечко открылось и в него выглянула краснолицая женщина неопределенного возраста. – Что надо? – спросила она с дружелюбием голодной крысы.

После пятнадцати минут беседы, больше походящей на базарную склоку, я выяснил, что да, бывают еще нерегулярные рейсы, их совершают частники. Никаких объявлений о них не делается, а те, кому надо, сами идут и договариваются с капитаном. – Кстати, – сказала обладательница багровой физиономии, – сейчас на пятой стартовой площадке расположился какой-то корабль. Они вроде сегодня взлетать собирались. Сходи.

Я заскрипел зубами и вежливо кивнул. Добраться до пятой площадки оказалось довольно сложно – у меня проверили документы, выписали пропуск, а потом еще и обыскали. Все оружие я оставил в бандитской машине, тщательно уничтожив отпечатки, но сейчас об этом жалел.

Очень уж хотелось пристрелить тройку-другую местных бюрократов!

Корабль, который я нашел в указанном месте, выглядел почти таким же раздолбанным, как любой из пиратских звездолетов. Имелось даже несколько импульсных пушек.

На борту серебрилась надпись "Роза Альп". – Привет, – сказал я курчавому чернокожему детине, зевающему у трапа. – Здорово, – он посмотрел на меня без особого дружелюбия. – Чего надо? – Пассажиров берете?

Он осмотрел меня с головы до ног, почесал затылок. – Тебе надо говорить с капитаном. – Позови… его… – рана вновь дала о себе знать, стегнула боль, в животе стало горячо-горячо. Я чувствовал, что меня шатает и изо всех сил пытался не упасть.

Чернокожий посмотрел на меня с тревогой, я заметил, что рука его скользнула к кобуре на поясе. – Позови, – повторил я. – Я заплачу за проезд… деньги есть…

Для таких вольных торговцев деньги никогда не бывают лишними, эти типы всегда на мели и постоянно ищут возможность подзаработать, поэтому курчавый несколько засуетился. – Эй, Мохо! – рявкнул он. – Позови кэпа! Тут какой-то тип хочет с нами лететь!

Сквозь густеющий перед глазами багровый туман я смотрел, как по трапу спускается какой-то человек. Он был высок и тощ, но двигался грациозно, точно гимнаст. – Что вам угодно? – спросил он и дурнота в изумлении отхлынула. Я знал этот голос, я слышал его раньше!

Я сосредоточился, из последних сил пытаясь соображать. Сфокусировал расплывающийся взгляд на лице капитана "Розы Альп". Наши восклицания получились одновременными: – Найджел? – Деметрио? – Ты откуда тут? – спросил человек, о котором я думал, что он умер более десяти лет назад. Мой бывший сослуживец по Бюро Стратегических Исследований Деметрио Малезани. Однажды он пропал, а в его досье примерно через полгода появилась запись "Погиб при выполнении задания". – Долгая история, – ответил я, чувствуя, что стремительно теряю силы. – Хотелось бы лететь с вами. – А ты хоть знаешь, куда мы летим? – Мне… все… равно, – слова выталкивались с трудом, – мне нужно… срочно… убраться… с этой… планеты… и надеюсь, у тебя на корабле… есть… врач?

После этого я еще услышал какой-то крик и только потом отключился.

Очнувшись, я обнаружил, что бок мне перетягивает тугая, мешающая дышать повязка. Голова была тяжелой, как после недельного запоя, а мыслей в ней не наблюдалось вовсе.

Лежал я на узкой койке в крошечной каюте, больше похожей на кладовку, из которой вынесли весь хлам. Блестели голые металлические стены, глаза резал свет лампочки под потолком. – Э, – подал я то, что заменяло мне голос. – Эй! Кто-нибудь!

Послышались шаги и в дверь просунулась физиономия, которая лет пятьсот назад могла привидеться землянину только в жутких снах – паучьи жвалы, множество глаз, похожих на вставленные в агатовый череп драгоценные камни. – А, очнулся, – прошептал хрилицианин, представитель одной из рас, процветающих (по официальной версии) в составе Федерации, – сейчас доктора позову…

Говорить иначе чем шепотом эти твари попросту не умеют.

Доктор, к моему облегчению, оказался человеком, толстым, краснощеким и улыбчивым. – Что же ты еще не сдох? – сказал он, добро улыбаясь. – Глядишь, у меня бы было меньше работы…

Я в ошеломлении поперхнулся, а доктор, довольный результатом, приступил к осмотру. – Где мы? – поинтересовался я, когда процедуры закончились. – Давно взлетели? – Давно. Почти сутки в подпространстве болтаемся, – ответил доктор. – Сейчас тебе принесут поесть, а потом заявится капитан. Он очень хотел с тобой поговорить!

Вкуса того, что мне принесли, я не заметил. Мысли лихорадочно крутились вокруг этой невероятной встречи. Столкнуться с "погибшим" сослуживцем, и где? В Смешанном секторе, на свалке Галактики!

Не окажись на Картере "Розы Альп", я был бы уже мертв.

К тому времени, когда Деметрио вошел в мою каюту, вокруг моей головы клубился целый рой вопросов: как случилось, что он оказался здесь? Почему его считают погибшим? Знает ли Бюро о том, что он жив? Если знает, то почему нам врут? – Ну вот, ты жив, – сказал Малезани, усаживаясь на стоящий около кровати табурет. – Это хорошо. Но я, похоже, спас твою задницу от серьезных неприятностей, рискуя влипнуть в них сам. Это плохо. Так что рассказывай…

Рассказывать мне хотелось меньше, чем стать опытным образцом в испытании какого-нибудь нового вида оружия. Но сидящий передо мной человек спас мне жизнь, а кроме того, когда-то мы были почти друзьями. Ложь он бы раскусил сразу, так что немного поколебавшись, я заговорил. – "Молния", значит? – спросил он, когда повествование закончилось. – А я думал, что за странная штуковина у тебя в вещах. – Обыскал по старой привычке, не удержался? – я хотел пошутить, но вышло зло и неудачно. – Глупо не использовать профессиональные навыки, если они могут помочь тебе и твоим людям выжить, – Малезани посмотрел на меня как на несмышленыша, бросившего в него песочком. – Я давно не играю в шпионские игры и никакие глупости вроде патриотизма или верности долгу меня не интересуют… – Как? – я ощутил, что на меня вылили ведро холодной воды. – Как такое может быть? – Вам наверняка сообщили, что я умер, – на лице хозяина "Розы Альп" появилась довольно грустная улыбка, – ведь так? – Так, – не стал запираться я. – А что случилось на самом деле? – Я ушел, покинул систему единственным возможным способом, – Деметрио выглядел хмурым, воспоминания не доставляли ему удовольствия, – грубо говоря, дезертировал. – Почему? Зачем ты это сделал? И отчего нам не сказали правды? – Насчет правды – ее не могли сказать. Любая спецслужба живет обманом, она похожа на громадного спрута, в щупальцах которого вместо крови циркулирует ложь. В Бюро ли, во ФРУ, в мифической СЭС – везде врут, своим, чужим, старшим, младшим… Теперь ты понял, почему я ушел? – Как бы да, – я почесал затылок. То, что говорил Малезани, не являлось для меня откровением. Дезинформация – составная часть работы, то, без чего иногда не обойтись, но все же я полагал, что мы всегда трудимся ради истины. – Так что я в эти игры не играю, – продолжил Деметрио, – мне до лампочки и твое задание и те, кто тебя преследует. Меня волнует только собственная безопасность. А Триаде наверняка уже известно, кто именно увез тебя с Картера… – И что ты будешь делать? – Спасать свою шкуру, – ответил он просто, – высажу на первой же планете, где собираюсь остановиться – на Эммерихе.

Я невольно скривился. Меня собирались оставить посреди пустыни, на скучной и пыльной планете, где вода ценнее золота. Людей на Эммерихе жило мало, а о обитающих там аборигенах я не знал ничего. – Ты же был моим другом! – тщетная попытка воззвать к давно сгинувшим чувствам. – Вот именно – был, – Малезани скривился. – Я взял тебя на борт, повинуясь первому импульсу, и теперь об этом жалею. Но просто сдать тебя людям Триады было бы предательством, поэтому я дам тебе шанс спастись.

Я смотрел на него в ошеломлении. Да, за годы после "ухода из системы" Деметрио изменился, и непонятно, в какую сторону. Одно хорошо, он не лгал, а резал правду матку в глаза. – Спасибо хотя бы на этом, – сказал я. – А теперь мне пожалуй нужно отдохнуть.

Я отвернулся к стене, а он вышел – без единого слова.

– Вот он, Эммерих, – на экране медленно поворачивался громадный красно-желтый шар. Облаков почти не было, зато кое-где извивались исполинские ленты пылевых бурь. Блестела белизной полярная шапка. – Хорошенькое место, – буркнул я.

С того момента, как я очнулся, прошло три дня. Рана все еще причиняла беспокойство, но ходить не мешала. Доктор, несмотря на дурацкие шуточки, починил меня на совесть.

Все эти дни я не выходил из каюты, а сегодня явились двое типов с излучателями и привели в рубку. Не составляло труда понять, почему. – Есть и похуже, – ответил сидящий на капитанском месте Малезани. – На Эммерихе можно выжить и у тебя для этого будут все шансы. – Несмотря на Триаду? – съязвил я. Созерцание места, где мне вскоре предстояло оказаться, не вызывало оптимизма. – Несмотря на Триаду, – Деметрио остался невозмутимым. – Твои вещи и деньги тебе вернут. Феди, как ты знаешь, используются во всех мирах Смешанного сектора, так что ты не пропадешь. Плюс я дам тебе оружие.

Я фыркнул. Для владельца "Розы Альп" это была неслыханная доброта. – На Эммерихе два космопорта, тот, куда мы опустимся сейчас, меньший, – продолжил рассказывать он. – В нем садятся исключительно контрабандисты, не берущие никого на борт. Чтобы убраться с этой планеты, тебе предстоит добраться до другого. Это полторы тысячи километров по пустыне и в одиночку ты их не пройдешь. – А машин там что, совсем нет? – Через эту пустыню только на танке, – Деметрио усмехнулся. – Но тут ходят караваны. Купишь место в одном из них и доберешься. Но это только после того, как стряхнешь с хвоста бандитов. – У тебя есть мысли, как это сделать? – я с удивлением посмотрел на бывшего сослуживца. Похоже, он искренне пытался мне помочь, не подставляясь при этом. Действительно, что еще он мог для меня сделать? Возить на своем кораблике до тех пор, пока нас не догонят? – Есть, – он кивнул. – Около космопорта, где мы сядем, есть община Созерцающих. – Это кто такие? – Небольшая секта, Созерцающие Красоту Бога. О них мало кто слышал за пределами Смешанного сектора.

Поскольку Бюро не занималось идеологическими вопросами, о религиозных течениях я знал немного. В Федерации продолжали существовать древние религии – ислам, буддизм, христианство, имелись целые планеты, заселенные верующими одного толка, мусульманами или пуританами. Но после выхода в космос народилось бешеное количество планетарных сект, в том числе и откровенно агрессивных, как те же Крестоносцы Ислама…

Но о Созерцающих Красоту я слышал в первый раз. – И что? Они меня примут? – Они принимают всех, – впервые за разговор Малезани посмотрел на меня. – Ты должен будешь только доказать, что явился к ним не ради мирских целей… – Я постараюсь. – Уж постарайся. Если тебе это удастся, то ты станешь одним из них и они тебя не выдадут никому. Явись сюда линкор Военно-Космических Сил, они и ему ответят, что не знают никакого Найджела Лесли, а потом с чистой совестью погибнут вместе со всей планетой…

Я содрогнулся. Религиозный фанатизм всегда пугает, даже если он направлен не против тебя. – А других вариантов нет? – Нет, – Деметрио покачал головой. – Людей на Эммерихе мало, затеряться среди местных невозможно. Умей ты выживать в песках, то мог бы переждать в пустыне. Но ты не умеешь.

Спорить было бы глупо. Я и не стал.

Эммерих надвинулся, заслонил половину Вселенной громадной коричневой тушей. Потом мы проскочили терминатор и на экранах не осталось ничего, кроме черноты. – Сядь хотя бы, – приказал Малезани и бросил "Розу Альп" вниз, к поверхности планеты.

Управлялся он с кораблем мастерски. Я и глазом моргнуть не успел, как внизу открылось подсвеченное цепочками огоньков взлетно-посадочное поле. Оно походило на доску, предназначенную для ночной игры в гигантские шахматы, причем для игры упрощенной. Клеточек было всего десятка три.

Резкий разворот, меня прижимает к полу, сквозь пол доносится скрежет выдвигаемых посадочных опор. Деметрио вынимает руки из виртуального пульта и вытирает пот со лба. – Вот мы и на месте, – говорит он, – пойдем, я провожу тебя…

Он шел впереди, я за ним. Позади топали ботинками те же двое парней с оружием. – Принесите его вещи, – велел Малезани, когда мы оказались у открытого люка. За ним было темно, внутрь вливался прохладный, полный странных запахов воздух. Виднелся кусочек ВПП, а над ним – небо, огромный черный шатер. – И флягу с водой.

Один из сопровождающих ушел. – Иди строго на восток, – сказал Деметрио, указывая в сторону висящей над горизонтом алой звезды, – вот на нее. Если не собьешься с пути, то к восходу набредешь на скалы. Обитель Созерцающих там. Следы твои занесет ветер, а из местных тебя никто не увидит. – А если я собьюсь с дороги? – Через несколько часов после восхода ты умрешь, – просто ответил он. – Быстро, но очень мучительно.

Принесли рюкзак и воду. Я молча водрузил груз на спину и протянул ладонь. – Ты обещал мне оружие. – Да, – бывший агент Бюро, а ныне – вольный торговец отцепил от пояса кобуру и протянул мне. – Держи. Если что, используй его, чтобы облегчить страдания. – Удачи! – сказал я и шагнул на трап. – Удачи, – сказал он мне вслед.

Красная звезда светила над горизонтом ярко, точно сигнальный огонь маяка. Твердая поверхность ВПП быстро кончилась, я перелез через чахлую ограду, скорее символическую, чем реальную и зашагал по песку. Он ритмично хрустел у меня под ногами.

Пистолет держал в руке. Людей я не боялся, но кто сказал, что в пустыне не может быть опасных тварей, лакомых до пусть жилистого и нежирного, но все равно питательного мяса?

Барханы сменялись каменистой пустошью, которая вновь растворялась в грудах песка. Я шел и шел, ночная прохлада куда-то делась, а фляжка пустела с удивительной быстротой. Рана болела, но не очень сильно.

Когда я увидел скалы, край солнечного диска поднялся над горизонтом. Меня окатило настоящей волной жара, на лице тут же выступил пот. Светило Эммериха было не очень большим, но невероятно свирепым.

Малезани не шутил, говоря, что днем я не проживу тут и нескольких часов.

Обитель Созерцающих больше походила на крепость. Меня встретили глухие высокие стены, мощные ворота. Ощущая себя выложенной для вяления рыбиной, я преодолел последние десять шагов и постучал.

Стук получился слабым, даже жалким.

Я ждал, привалившись к воротам. За какие-то полчаса жара выпила из меня все силы, и только толчки сердца отдавались в голове гулко, как удары большого молота.

Изнутри послышались шаги и ворота приоткрылись. Из них выглянул невысокий мужчина в светло-сером балахоне, на груди покрытом разноцветными пятнами. Голова его была обрита и загорела почти до черноты. На темном лице ярко сверкали серые глаза. – Кто ты, путник? – спросил он. – Что ищешь ты у нас? – Разносчик пиццы, – я еще нашел силы пошутить. – Или к вам приходят с разными целями? – Ценю твое чувство юмора, но это ритуальный вопрос. Я должен задать его любому, – он улыбнулся, – войди и прими покой обители Созерцающих.

Внутри я понял, зачем нужны высокие стены. Они давали хоть какую-то тень. В ней расположились одинаковые домики с маленькими окнами, кое-где шелестели листвой странные узколистые деревья, блестели стекла оранжерей. Стена с двух сторон упиралась в скалу, и в ней виднелись темные отверстия – пещеры или прорубленные туннели. – Пойдем, с тобой должен поговорить глава нашей обители, – сказал встретивший меня монах. – Утренняя молитва закончилась, так что я думаю, брат Владимир свободен.

Мы прошли через всю обитель и вступили в один из тоннелей. Тут оказалось прохладно и я немного перевел дух. На потолке росла какая-то светящаяся плесень, так что шли мы не в темноте.

В стенах время от времени попадались металлические двери. Мой провожатый остановился у одной из них. – Брат Владимир! – сказал он и довольно громко постучал. – Ты у себя? Тут новенький явился! – Пусть входит, – ответил ему голос сильный и низкий. – Иди, – монах одобряюще улыбнулся.

Я толкнул дверь и вошел. Тут был стол с горящей свечой, стулья около него, на стене висела полка с книгами, под ним виднелось ложе, покрытое одеялом. Обстановка выглядела на самом деле келейной. – Садись, – брат Владимир сидел за столом. Одежду его составляла та же серая ряса с пятнами на груди и рукавах. – В ногах правды нет.

Я сел. Глава обители Созерцающих глядел на меня пристально, в прищуром, и под этим взглядом я чувствовал себя довольно неуютно. – Что привело тебя к нам? – Желание стать одним из вас, – ответил я, сожалея, что не расспросил Деметрио подробнее. Кто знает, вдруг мне сейчас начнут задавать каверзные вопросы, заставят произнести какой-нибудь символ веры или пересказать штук сто заповедей? – Хорошее желание, – брат Владимир кивнул. – Думаю, мы можем его исполнить. Но для начала я должен узнать, кто ты такой?

К этому вопросу я был готов. Топая по пустыне, я состряпал вполне правдоподобную легенду. Она вряд ли обманула бы профессионала, но монах выслушал историю о Герхарде Майнингере и его несчастьях спокойно. – Понятно, – брат Владимир кивнул еще раз. – Если даже помыслы твои нечисты, то ты обманываешь не нас, а Бога, так что оставим это на твоей совести. До вечера тебе придется попоститься в Пещере Одиночества, а на закате мы совершим ритуал посвящения. Ты получишь рясу и келью… – Как? – я не смог сдержать удивления. – И никаких испытаний? Обрядов? Больше ничего не нужно будет сделать? – Ах да, совсем забыл, – глава обители Созерцающих Красоту Бога улыбнулся, – вступающий в наше братство отказывается от всего мирского, что принес с собой. Сейчас я провожу тебя к брату-казначею, и ты сдашь ему все имущество. – Все? – о подобном Малезани меня не предупреждал. Знай я об этом, устроил бы тайник снаружи и оставил там все ценное, а только потом заявился к монахам. Теперь придется лишиться оружия и денег. – Все, – решительно кивнул брат Владимир, – до последнего гроша. Пойдем.

Отступать было поздно и поэтому я покорно поплелся за главой обители. Он шагал быстро и легко, а мне только и оставалось пялиться в его бритый затылок и предаваться горестным мыслям.

Брат-казначей обнаружился после того, как мы спустились по вырубленной в скале лестнице и некоторое время блуждали по коридорам. Судя по всему, монахи соорудили тут целый лабиринт. Оставалось задуматься – на кой ляд им тогда дома снаружи? – Ну что, будущий брат, – сказал брат Владимир, когда казначей открыл дверь в огромную пещеру, уставленную сейфами, шкафами и стеллажами, – здесь ты расстанешься с греховностью, принесенной из внешнего мира. Уродство отпадет от тебя и останется красота…

Мне так и хотелось сказать "Намек понял", но я сдержался и принялся избавляться от "уродства". При виде пистолета монахи издали сдавленное восклицание, а когда я вытащил из внутреннего кармана комбинезона пачку федеральных купюр, на брата-казначея напала икота. – Много грехов скопил ты в мирской жизни, – сказал брат Владимир удивленно, – и тем почетнее будет от них избавиться…

Я только засопел и начал снимать одежду. Вот вернуть все себе, когда я соберусь удрать из обители, будет вполне почетным делом. Замок на двери болтался хлипенький, с ним справлюсь даже я.

Голым оказалось неожиданно холодно. Рана, подставленная воздуху, зазудела. – Пойдем, – проговорил отец Владимир. – Для начала зайдем к брату-лекарю, он посмотрит твое ранение, а потом я отведу тебя в Пещеру Одиночества, там ты пробудешь до вечера…

Я с тоской вспомнил, как недавно, на Картере, грезил о мягкой постели и роскошном ужине. Об этих мечтах, судя по всему, придется забыть на неопределенное время.

Земля на первый взгляд выглядела мягкой, но после того, как я поелозил в ней руками пару часов, пальцы оказались ободранными, а местами порезанными. Другого же способа уничтожения сорняков, кроме прополки, в обители Созерцающих не признавали.

Пройдя очередную грядку, я распрямился и потер натруженную поясницу. В оранжерее, где монахи выращивали овощи, было жарко и сыро, как в парилке, хотя после Линча я чувствовал себя тут не так плохо. – Что, брат Герхард, устал? – спросил меня работающий на соседней грядке брат Иаков, пожилой, с лысиной и брюшком. – Ничего, привыкнешь… – Только и остается на это надеяться, – промычал я в ответ и вновь опустился на колени. Осторожно, стараясь не тревожить все еще побаливающую рану.

В обители я жил третий день и пока только привыкал к здешнему размеренному существованию. Начиналось все с подъема до рассвета, потом шла молитва в общем зале, очень скромная, без всяких церемоний, за ней утренняя трапеза. Утро посвящалась работам, после обеда некоторые монахи разбредались по домикам во дворе – созерцать красоту. Я пока до этого не допускался и даже не знал, чем они там занимаются.

На время созерцания мне обычно находили еще какую-нибудь работу.

Вечером следовала еще одна молитва, после нее – сон.

Вообще, все тут выглядело довольно странно. Я не заметил никаких икон или священных изображений, даже книг в обители не было. Ничего показательно религиозного не происходило, обычные, повседневные вещи, сон, еда, работа, за исключением молитв.

Даже посвящение в сан состоялось буднично. Мне задали пару вопросов, после чего вручили серый балахон вместе с прочими шмотками и отвели в пустовавшую ранее келью.

Утром следующего дня разбудили и повели на молитву.

Сам я пока ориентировался в тоннелях довольно плохо. – Брат Герхард, – голос брата Владимира, прозвучавший от входа в оранжерею, заставил меня распрямиться. Глава обители говорил негромко, чуть пришептывая, но так, что его всегда слушали. – Да, брат Владимир? – я отряхнул ладони от земли.

– Пойдем со мной, – сказал он негромко. – Пора показать тебе, как мы на самом деле служим Всевышнему…

Мы вышли из оранжереи и направились к одному из домиков во дворе. Большой ключ, извлеченный отцом Владимиром из-под балахона, со скрежетом повернулся в замке. – Заходи, – пригласил глава обители.

Еще не войдя, я ощутил запах краски, настолько резкий, что в носу зачесалось. Домик состоял из единственной комнаты, в центре ее расположился самый настоящий мольберт, а рядом, на низком столике – кисти, краски, еще какие-то штуковины. – Вы рисуете? – более дурацкий вопрос трудно было придумать, но в этот момент я понял, откуда те разноцветные пятна на одежде братьев. – Не просто рисуем, – ответил отец Владимир, – мы созерцаем красоту Бога и пытаемся выразить ее на холсте… Взгляни!

Передо мной был набросок. Над темной холмистой равниной, в которой я узнал местную пустыню, восходила крупная золотистая луна. Небо было агатово-черным, с сотнями разноцветных звезд.

Пейзаж Эммериха, неправильный, фантастический! Звезд куда больше, чем на самом деле, да и спутника у планеты нет. Но все эти детали отступают на второй план перед спокойной, бесстрастной красотой, которой дышит картина. Я не разбираюсь в живописи, но это полотно заставило меня на мгновение замереть в немом восхищении. – Каждый из братьев видит красоту по-своему, – чуть грустно сказал брат Владимир, – кто рисует людей и иных разумных, кто – животных, а мне ближе – это… – Так вот почему у вас нет никаких икон, церемоний, священных рукописей? – догадка ударила с силой молнии. – Все служение Богу тут, в этих картинах? Это и молитва, и икона и сакральный текст, все сразу?

– Ты все понял верно, – на квадратном лице брата Владимира появилась улыбка. – Тебе осталось только научиться рисовать. – Мне? – я почти испугался. – Да я кисти в руках никогда не держал! – Научишься, – он безмятежно пожал плечами. – У тебя впереди вся жизнь… – И что с ней будет, с картиной? – спросил я. – Люди прилетают с других планет, чтобы купить наши картины, а мы их продаем. Надо же обители на что-то жить, – брат Владимир вновь улыбнулся. – Не все из новичков сдают в казну столько денег, сколько ты…

Я с трудом удержался от того, чтобы опустить глаза, ощутил, как покраснели щеки. Знал бы монах, кого он приютил в обители и как именно собирается "новичок" ее покинуть. В душе обнаружилось незнакомое мне ранее чувство – стыд. – Э, да… – только и смог сказать я. Слова куда-то делись. Эта картина сделала со мной что-то странное, я понял, что выйду отсюда другим, не таким, каким вошел.

Негромкий звон докатился снаружи. Брат Владимир поднял брови: – Стучат в ворота? Еще один неофит?

К выходу мы двинулись одновременно. – Накинь капюшон, – велел глава обители, – тем, кто пришел из внешнего мира, позволено видеть только брата-привратника и меня…

Я послушался.

Когда мы вышли, ворота были приоткрыты и брат-привратник, тот же самый, что встретил меня, с кем-то разговаривал сквозь щель. Слов я разобрать не мог, но судя по голосам, беседа шла явно не мирная. – Оставайся здесь, – велел брат Владимир и поспешил к воротам.

Брат-привратник сделал шаг назад и вслед за ним в пределы обители вступили люди, при виде которых я испытал желание оказаться в другом месте – здоровенные, наголо бритые, в хороших костюмах и с оружием в руках.

Сомнений быть не могло – Триада пришла на Эммерих. За мной.

Бежать я не стал, вместо этого осторожно, мелкими шажками двинулся к воротам. Если гангстеры кинутся обыскивать обитель, то лучший способ укрыться – в подземных коридорах, но туда я вряд ли успею добежать.

Остается лишь нагло выбраться наружу и с голыми руками захватить транспорт, на котором они явились. План отдавал безумием, но другого все равно не имелось. – Стойте! – брат-привратник раскинул руки. Монахи не собирались так легко пускать чужаков внутрь. – У нас нет человека, которого вы ищете! Я поклялся вам именем Бога, что вы еще хотите? – Правды, – гнусаво проговорил один из посланцев Триады, – монах, не лги мне, или умрешь! Мы знаем, что человек этот высадился на этой планете, в городе его нет, значит он у вас! – Я не лгу! – брат-привратник гордо вздернул подбородок. – Нам нет дел до того, что происходит за стенами обители, а человек по имени Александр Мак-Нил не входил в ее ворота!

Он действительно не лгал! Имя, под которым я явился сюда, Триаде известно не было, так что они полагали, что я действую под старым. – Ты сам выбрал! – гнусавый поднял руку, пистолет в ней чуть дернулся и брат-привратник упал с развороченной грудью.

Я вздрогнул, сердце сжалось от боли. Я видел смерть других, сам убивал, но впервые лицезрел, как человек умер за меня. Ощущение было жуткое, словно мне в голову угодил выстрел из парализатора! Мышцы сжались, я почувствовал, что не могу пошевелиться. – Что вы делаете, безумцы? – в голосе брата Владимира не было страха, только гнев. – Выполняем свою работу, – гнусавый повернулся к нему и криво усмехнулся. – Ну что, может быть ты окажешься более правдивым? Выдайте нам недавно пришедшего к вам человека и мы уйдем! – Он говорил правду! Здесь нет того, кого вы ищете! – отец Владимир, сам не зная того, не придумывал. Пришедший сюда три дня назад перепуганный беглец и убийца исчез, а вот кто явился ему на смену, я пока не мог сказать… – Ты уверен? – гнусавый пошевелил пистолетом. – И повторишь свои слова даже перед лицом смерти?

Он сделал шаг вперед, но остановился, наткнувшись на брата Владимира. Лицо главы обители выглядело мрачным и решительным. Старший Созерцающих Красоту Бога готов был умереть, но не выдать меня.

И это человек, знающий меня всего несколько дней?

Я ощутил себя стоящим на голом месте, открытом всем леденящим ветрам. Незнакомые люди умирали, чтобы я мог жить, старые друзья бросали посреди пустыни, обретенная память казалась проклятьем, и я истово мечтал вернуться в прежнее беспамятство, когда мог просто действовать, не зная, не думая, ничего не страшась… – Ладно, – боец Триады опустил пистолет, – ты убедил меня, монах… Мы уходим!

Брат Владимир пошел вслед за ним и сам закрыл ворота.

Я ощутил, что вновь могу двигаться и спешно бросился вперед, к брату-привратнику. – Поздно, – тяжело проговорил брат Владимир, – ему уже не помочь, брат Карл Созерцает Нетленную Красоту. Мы можем за него только помолиться…

Я ощутил в глазах непривычное жжение, потом что-то заструилось по щекам. Я не сразу понял, что плачу, а когда понял, то тут же прекратил – от удивления. Плачущий агент Бюро – это нонсенс! – Бери его и понесли, – приказал брат Владимир. – День он пролежит в Пещере Одиночества, а после заката мы предадим его песку!

Я вытер лицо и поднял брата Карла. Он оказался легким, словно мешок с сеном. Когда я понес его, бок вновь заболел, точно в рану вонзили раскаленный прут.

Но это не имело никакого значения.

– И да не оставит Красота наши сны, и да ознаменует наше пробуждение! Аминь! – брат Владимир, лично возглавляющий молитвы в обители, сложил руки перед грудью и братья принялись подниматься с колен. Большая пещера, называемая Залом Молений, наполнилась шорохом одежд и покашливанием.

После трех десятков дней, проведенных в обители, я свободно ориентировался в подземельях, хотя в первые дни меня до кельи обязательно провожал кто-то из старших монахов.

Сейчас я в провожатых не нуждался. Поднялся по лестнице, свернул в коридор. Чуть слышно скрипнула дверь, впуская меня внутрь и я, не зажигая свечи и не раздеваясь, бухнулся на ложе.

Спать сегодня я не собирался.

Прошло достаточно времени, Триада наверняка перенесла поиски на другие планеты, так что настало время мне вновь пуститься в путь. Меня ждал тайник профессора Фробениуса на Стоуне, единственный шанс на прощение в БСИ и возвращение к нормальной жизни.

Иногда я ловил себя на том, что не против остаться в обители и вовсе не желаю возвращаться к тому существованию, которое называют "нормальным", но поспешно заталкивал эти мысли в подсознание – я еще слишком молод, чтобы стать монахом!

За время, проведенное здесь, бок мой сросся, а благодаря стараниям брата Владимира я немного научился рисовать. Правда наброски мои напоминали пока старания взявшего в руки кисть первоклассника, но я старался и занятия живописью начали доставлять мне некоторое удовольствие…

Жаль, что придется их оставить.

Я лежал в темноте и ждал, когда обитель затихнет, уснут даже самые беспокойные монахи. Мне не хотелось бы калечить кого-нибудь из них во время бегства.

Встал я, когда наступила полночь. Выскользнул в коридор и прикрыл дверь. Мягко флюоресцировала плесень на потолке, из соседней комнаты доносилось негромкое похрапывание.