Часть третья. Родина

Я думал, что Кэлос решил убежать. Уйти тайком от Рады. Он ведь совершал глупость… причем глупость очевидную. Десятки лет он прятался здесь, не входил во Врата, не покидал планеты – и все ради того, чтобы сохранить ускользающую человеческую сущность. Сохранить то, чего уже давно в нем не оставалось. То, что он нашпигован «боевым железом», ерунда. Важнее, что он видел свое будущее.

Огненное море. Плазма и пепел. Тела-марионетки, продолжающие жить жизнью тел… Эх, сколько вы спорили о духовном и материальном, философы и социологи. Общество, потребление, духовное развитие… Вот вам идеальный выход. Демонстративно, подчеркнуто красивый. Огненное море, обитель иного, нечеловеческого разума. Сохраненные оболочки, которые вечно будут бродить по магазинам, пировать, рукоплескать актерам и освистывать политиков… Издевательская картинка, выставленная на обозрение для залетных гостей. А может быть, и не издевательская, наоборот, заманчивая и добрая…

Кэлос знал, к чему он рано или поздно придет. От этого знания ему не уйти никогда. Может быть, я послужил лишь предлогом? Поводом встать и покинуть уютный дом, где ему становилось все более тесно?

Но Кэлос отправился прощаться с женой.

От греха подальше я вышел во двор. Что-то странное мне мерещилось в этом доме, и, постояв у дверей, я наконец понял. Ограды нет, вокруг дома – леса. И дом даже не запирается.

То ли нет у них преступности – что странно, должны же появляться на планетах Тени маньяки и бандиты, то ли устройства защиты и наблюдения слишком хитро для меня замаскированы, то ли Кэлос просто никого не боится. С его возможностями это не удивительно…

На миг – лишь на миг, меня охватило отчаяние. Все, что я делал, было мышиной возней. Здесь, в сердце галактики, давно уже отшумели такие бури, что и не снились Земле. Здесь рождались и умирали империи, здесь смерть превратили в короткую передышку перед новой жизнью. Я могу восхищаться лозунгом «каждому по потребностям», могу возмущаться им. А он все равно реализован. В мирах Тени давно родились новые боги – еще притворяющиеся людьми, здесь каждый день рождаются люди, у которых не будет выхода, кроме как стать богами.

Далеко-далеко, в звездной Тмутаракани, какие-нибудь важные генералы решают, по какой статье меня заочно приговорить к смертной казни. В ином захолустье, где лужи чуть помельче, не менее важные правители Сильных рас решают, каким образом убить Землю.

А здесь, рядом со мной, Кэлос объясняется с женой, прощается с иллюзорным ребенком и готовится уйти навсегда.

От этой мысли мне и стало легче.

Какими бы ни были масштабы могущества расы, сколько бы цивилизаций ни включал в себя новоявленный тысячелетний рейх – все это пустое. Морок.

Пока остаешься человеком – самыми важными проблемами будут те, что совсем ничтожны перед небом. Так для меня – если уж честно, судьба моей собственной собаки куда важнее вечной войны зеленых за экологию…

Да пусть они умеют все, что только возможно придумать! Пусть сваливают звезды в кучу, пусть лепят из планет куличики. Пусть творят для себя непревзойденных жен и идеальных детей, пусть живут тысячи лет и пешком обгоняют скорость света. Пусть их империи закручивают узлом Млечный Путь, пусть от их чиха гаснут сверхновые.

Удачи!

А мне нужно одно – маленькая планета, которая теперь-то уж совсем ничем не может гордиться. Планета, рожденная беглецами из Ядра. Планета, на которой родился и умер Петр Хрумов…

Меня толкнуло воздушной волной. Обернувшись, я увидел опускающийся аппарат.

Красив, зараза. Ничего не скажешь – красив.

Серебристое кольцо трехметрового диаметра, снизу – ребристая серая поверхность, сверху – прозрачный купол. Погремушка для младенца Гаргантюа. Никаких видимых движителей, никаких опор. Технология, не нуждающаяся во внешних проявлениях. К чему-то подобному уже приблизились Геометры, но то, что для них было вершиной, здесь казалось обыденным, словно трехколесный велосипед.

Прозрачный купол беззвучно растаял. Надо же, все-таки поле. А я был уверен, что пластик или стекло.

Дари осторожно перебрался через край, спрыгнул. Гордо посмотрел на меня.

– Шикарная машина, – сказал я.

Интересно, я не нахваливаю сейчас древний «запорожец»?

– Петр…– мальчик замялся. – А меня вы не возьмете с собой?

Особой надежды в его голосе не прозвучало.

Ага. Вот это было бы великолепным штрихом в общем безумии. Отправиться туда, не знаю куда, за тем, не знаю чем, и в сопровождении кого! Отставного вояки, который боится стать сверхчеловеком, и его суррогатного сына, который никогда человеком не станет.

– Дари, мне кажется, ты должен остаться дома. Твоей маме будет очень грустно одной.

Мальчик кивнул. На миг наши глаза встретились, и я вздрогнул.

Да что там нес Кэлос! Дари – человек!

А может быть, так оно и есть?

Это не Кэлос прожил сотни лет, и теперь старательно имитирует обычную жизнь. Это Дари создал себе иллюзорный мирок, и теперь великодушно жертвует мне одну из своих кукол…

Безумие.

Черный колодец, в который можно падать бесконечно…

Что вообще настоящее в Тени? Кто здесь живой, кто марионетка? Может быть, я валяюсь на холодных камнях под черным звездным небом, а мне прокручивают фильм, с любопытством изучая реакции? Может быть, я в плену у Геометров, сижу, прикованный к лабораторному креслу, а мудрые Наставники решают, что со мной сделать: отпустить, засунуть в концлагерь, или уничтожить?

Петр, прекрати. Я не могу опровергнуть твои допущения, но это смертельный путь. Мне известны две расы, погибшие в результате утраты веры в реальность вселенной.

Я сглотнул застрявший в горле комок. Сердце колотилось, норовя выпрыгнуть из груди.

Куалькуа прав. Человеческий разум – не лучший инструмент для разбора объективности и субъективности мира.

Дари встрепенулся, отводя от меня взгляд. Я посмотрел на дом и увидел Кэлоса.

Надо же. Вояка сохранил свои регалии!

То ли его разговор с женой был содержателен, но более чем краток, то ли он совместил его с одеванием.

Его костюм, сотканный из прозрачной, сверкающей на солнце ткани, более всего походил на пленку из сплавленных вместе бриллиантов – будь такое возможным. Ослепительные искры граней вспыхивали при каждом движении. Я невольно отвел глаза.

– Второго такого костюма у меня нет. К сожалению.

– Хрустальный Альянс – не от этой формы?

– Нет, Петр. Хрусталь был символом чистоты наших помыслов.

Дари с жадным любопытством разглядывал отца. Наверное, он видел уже эту форму. Но вряд ли часто.

– Рада не выйдет, чтобы укоризненно посмотреть мне в глаза? – спросил я.

Кэлос покачал головой:

– Ты такая же игрушка Тени, как и мы. Не переживай. Тебя никто и ни в чем не обвиняет.

Он подошел к мальчику, мимолетно потрепал по голове.

– Пока, малыш. Ждите меня, хорошо?

Может быть, теперь Дари испугался результатов своей просьбы. Он глянул на меня – словно надеясь, что я откажусь от помощи.

Прости, мальчик, настоящий ты или нет, но я сейчас не готов к самопожертвованию…

– Пап, ты скоро вернешься?

– Я вернусь. Только ждите.

Как там говорил поэт… «Но никого не защитила вдали назначенная встреча, и никого не защитила любовь, зовущая вдали»…

Я тоже обещал Земле вернуться. Но что я сделаю, если возвращаться будет некуда?

– Садись, Петр.

Флаер висел в полуметре от земли. Никакого трапа у него не оказалось. Я запрыгнул на серебристое кольцо, замер, глядя внутрь.

Никаких пультов, никаких кресел. Тьма – глубокая, черная, неподвластная солнцу. Почти вещественная, будто ком выкрашенной ваты. Вот только нет в мире таких чернил.

– Садись.

В конце концов, мальчик не боялся сесть в это…

Я сделал шаг. Словно в холодную воду – но тьма оказалась неожиданно теплой. Мягкая, упругая, комфортная темнота. Я присел, чувствуя, как поддерживает мое тело невидимая опора. Стоило замереть, и пространство застывало, образуя вокруг удивительно удобную среду.

– С головой, – бросил Кэлос. Он наконец-то понял причину моего замешательства. – Это всего лишь защитная структура. Не бойся.

Я нырнул во тьму.

Ага!

Изнутри тьмы не было. Флаер казался абсолютно прозрачным, лишь пол под ногами выглядел чуть темнее, словно я смотрел сквозь дымчатое стекло. Слегка угадывался серебристый обод флаера – пожалуй, он был единственной его материальной частью. Ничто не сковывало движений – и в то же время пространство позволяло замереть в любой позе, лечь, сесть, повиснуть вниз головой.

Непривычно, но удобно. Да черт с ним, наши анатомические кресла тоже вполне комфортны!

Кэлос все стоял рядом с Дари, что-то говорил ему, ласково и серьезно, подбадривал и убеждал…

Как странно. Те, кому уже поздно оставаться людьми, куда лучше многих людей. Неужели лишь выйдя за грани отпущенного человеку, отшатнувшись в ужасе, мы способны ценить доступное, но ненужное прежде?

Неужели нет иного выхода – кроме как привязывать себя к человечности живыми якорями?

И что на самом деле приобретает Кэлос, а что теряет?

Какие радости открылись бы перед ним, перешагни он через свою человеческую оболочку? Быть может, все наши эмоции, наша любовь и дружба – лишь жалкая тень доступного? И даже перед лицом вечности Кэлос будет сожалеть об этих годах и минутах – затраченных на игру в человека…

Не знаю. И знать не хочу.

Кэлос похлопал Дари по плечу и пошел к флаеру.

Небо. Бесконечное небо.

Мы поднялись уже так высоко, что день померк. Солнце пылало в зените, неспособное затмить звезды. Желтый диск, цветные искры… есть ли в Тени миры для поэтов и художников? Такие, где идут оранжевые дожди, сверкают зеленые молнии, цветные солнца кружатся в хороводе, осыпанные бриллиантами звезд. Есть ли миры чистой красоты, безумного вдохновения, исступленного поклонения, великой скорби, святой любви? Есть, конечно. Вместе с мирами вечных войн, планетами-тюрьмами, обителями кровавых тиранов и религиозных фанатиков, вместе с мирами, тоскливо и упорно гримирующимися под человеческие…

Тень.

Это название идет не от бродячей сумрачной планеты. Скорее – от той тени, что живет в душе. Тень дарит каждому свободу самореализации, тут не соврала информационная сеть. Входи во Врата – и если ты впрямь хочешь уйти, ты уйдешь. Туда, где воплощаются мечты, где ты найдешь вожделенных друзей и врагов…

– Кэлос, куда мы летим?

Он полулежал в воздухе, глядя вверх, на небо, уже ставшее черным, на уголок бесконечности, под которым дремала его планета…

– На станцию Торговой Лиги.

– Я думал – к Вратам…

– Нет, Петр. К ним всегда можно дойти пешком… Я действительно надеюсь вернуться. Но для этого я должен обходить Врата.

Кэлос раскинул руки – алмазная пленка блеснула.

– А еще я не должен умирать, Петр. Вряд ли я воскресну человеком. Ты же это понимаешь.

– Понимаю. Прости.

– Не надо извиняться. Ты не оставил мне выбора, парень. Ни малейшего. Отказать тебе в помощи – поступок не для того, кем я был полсотни лет. Пойти с тобой – почти безнадежно… но это все-таки человеческий шаг. Но твоей вины в этом нет. Может быть, действительно настало время выбирать.

– Зачем нам Торговая Лига, Кэлос?

– Это альтернатива. Слабенькая альтернатива Тени и Вратам. Они не пытаются воевать с Тенью, как Хрустальный Альянс. Но они передвигаются между мирами, они достаточно сильны, чтобы их не трогали правители новоявленных империй. Они многое знают.

– И захотят помочь?

– Возможно. Их лозунг – не только Тень служит человеку. В нужный тебе мир всегда можно добраться кораблями Лиги. К тому же… многие мои друзья по Альянсу выбрали этот путь. Присоединились к тем, кто нас разбил. Я был, пожалуй, слишком горд для этого…

– Но о чем мне их просить, Кэлос? Они могут выделить боевой флот для охраны Земли?

– Не их метод, – обрезал Кэлос. – Нет, Петр. Я вижу лишь один шанс для твоей планеты. Войти в Тень.

– Что?

Кэлос тихо засмеялся:

– Как ты искренне удивляешься… Петр, нереально за несколько дней найти защитников для далекого мира. Даже в Тени нереально. Но если в твой мир придет Тень – он защищен.

– Каким образом?

– Планета, на которой стоят Врата, уже не беззащитна. Не каждый корабль сможет к ней приблизится. Не всякое оружие против нее подействует. И если даже твой Конклав прорвется – убить они никого не смогут. Лишь подарят новое рождение.

– Нужны Врата?

– Да. Когда-то их создавали долгим и сложным путем. Сейчас все очень просто. Говорят, что именно Торговая Лига засевает Вратами новые миры – населенные и безжизненные, все, которые могут понадобится живущим в Тени.

– Они против Тени – но строят Врата?

– Конечно. Их путь противодействия – не силовой. Лига дает альтернативу, но не препятствует привычному укладу жизни.

Кэлос замолчал. Я ждал дальнейших убеждений, но их не было. Мне предложили единственно верный путь… по крайней мере, Кэлос так считал.

– Скажи, а почему ты против Тени?

– Я? Против?

– Хрустальный Альянс, уничтожение Врат…

Кэлос вздохнул.

– Мои чувства здесь абсолютно необоснованны.

– И все же.

– Давным-давно, Петр… очень давно, на одной маленькой планете, которой нравилось жить в Тени… родился мальчик. Он рос, и рос по законам своего мира. Играл в войну, учился стрелять, занимался в секции юных контрразведчиков… Так было принято. Потом, однажды, он встретил девочку. Обычную девочку своего мира. Банально, Петр?

– Нормально, – сказал я.

– Дальше все было еще банальнее. Они выросли. Девочку ждал контракт с одной странной планетой… сейчас о ней никто не вспоминает, а тогда одно лишь слово Султанат вызывало страх и отвращение. Везде, кроме родины мальчика и девочки, потому что их родина привыкла торговать своими детьми. Лучшими солдатами Галактики. Надо сказать, что девочку не смущало, на чьей стороне она станет проливать кровь. Вот только мальчик должен был отправиться на Радужные Мосты – и значит, им предстояло встретиться в бою. Их чувства не играли роли – их продали еще до рождения. И тогда они убежали.

Говорил он ровно и спокойно, словно не о себе. Но кто знает, что происходит с первой любовью за четыре сотни лет?

– Юноша уже прошел к тому времени первые боевые имплантации. Он был готов убить тех, кто станет на их пути. Они не боялись. Даже позора не боялись – хоть Врата в их мире всегда считались прибежищем трусов и неудачников. Их не остановили. Они подошли к Вратам – к куче мусора, сваленной на месте Врат. Это было обычное дело… не сторожевые собаки и роботы, не ограды – просто мусор. Они забрались на эту кучу дерьма, держась за руки, зная, что перед ними откроется новый мир… мир только для них. Я не знаю, о чем думала девочка, а о чем думал мальчик, уже забыл. Кажется, он грезил о море. На их планете не было морей… И Врата не обманули. Врата открылись. Мальчик стоял на берегу моря, и в его ладони…

Кэлос медленно поднял руку.

– В его ладони, которой он мог гнуть стальные балки и рвать тросы, уже не было руки девочки. А дальше… дальше совсем уж банально. Он кинулся обратно во Врата. Даже не посмотрев на море, которое и впрямь шумело рядом. И Врата открылись. Они открывались день за днем, и мальчик метался из мира в мир, зная, что должен, обязан найти девочку. Ведь без нее все подарки Тени были ему ни к чему. И облака – стаи светящихся птиц, что носились по ветру наперегонки с летающими островами, и дикие леса, где полуголые люди жили в гармонии с природой, и огромные города, где от зданий не было видно неба, и водопады, стекающие по скалам из драгоценных камней, и маленький домик на краю бесконечного поля, где мальчика накормили и долго пытались утешить… Порой мальчику казалось, что он прошел уже всю Тень, а потом он понимал, что ее не пройти никогда. Он плакал и смеялся, входил во Врата и ждал, ведь девочка тоже искала его, не могла не искать… Порой его охватывало безумие, он выныривал в мирах, где шла война, и бросался в бой, не разбирая, против кого и за что сражается. Из него получился хороший солдат и о нем даже ходили легенды… несколько коротких лет. В одном мире его назвали вождем. Там он и остался. Если Тень не хотела привести его к девочке – он был готов взорвать Тень. Мальчик поклялся, что создаст новую империю, завоюет всю Вселенную и отыщет свою девочку. Он не знал, как много мальчиков до него уже клялось в этом…

– Ты не нашел? – спросил я.

– Нет. Потом, когда мальчик вырос и стал умнее, когда перестал в забытьи звать подруг именем девочки, он понял, в чем было дело. Просто он любил… он пылал ослепительным светом… а девочка светила отраженным. И не за что ее винить. Она сама верила, что им предстоят вечная жизнь и вечная любовь. Но Тень… Тень знала правду. И подарила ей свободу.

– Ты не можешь ее забыть? Не можешь простить Тень?

– Забыть… я давно ее забыл, Петр. Я почти не помню лица. Меня и Раду соединяет в сотню раз больше воспоминаний, больше радости и грусти, чем того мальчика с той девочкой. Я не могу простить другое, Петр. Тот миг… когда впервые прошел Вратами. Запах моря, плеск волн, багровое небо – был закат… Миг восторга – краткий миг, когда все еще впереди, и мы были вдвоем. А потом я посмотрел на свою руку – пустую, сжатую в кулак. Закат погас, море умерло, а мальчик закричал от боли. Вот этого – этого я не простил, Петр.

– Тень не приносит счастья.

– Тень дает свободу. А как ей распорядиться – личное дело каждого. Если твое счастье вылеплено из чьей-то несвободы – тебе не повезло.

– Значит, счастья нет.

– Значит – нет. Петр, если ты искал идеальный мир, который поможет вам, принесет процветание, безопасность и счастье – ты ошибся. По крайней мере в одном пункте.

– Я искал лишь свободу, Кэлос.

– Ну? Ты ее нашел. И много ли тебе от этого радости?

– Немного. И теперь я не знаю, что мне искать.

Мы замолчали. Флаер несся над планетой, вокруг сверкали звезды. Далекие, красивые, свободные, скованные единой цепью звезды.

Из чего выбирать, если ни одно решение не даст правильного ответа?

Суровая мечта Геометров?

Злая практичность Конклава?

Равнодушная вседозволенность Тени?

Когда есть лишь две альтернативы – всегда можно надеяться на третью.

Но лишь в сказках третий сын побеждает дракона, а третье желание оказывается верным.

В мирах несвободы, в мирах жестко ограниченных прав, в мирах вольной анархии – всегда и всюду люди обречены страдать. Терять, искать, ошибаться. Причинять боль и терпеть муки. Мне нужно то, чего никто не в силах дать. Мне нужен рай, а рая просто нет.

– Тебе тяжело, – сказал Кэлос. – Я понимаю. И все же мой совет… мой единственный совет – прими Тень. Она не станет мешать. Если вы захотите стать счастливыми – вы ими станете. Это лучше, это неизмеримо лучше, чем умереть навсегда.

– Так говорил мой дед… когда оказался в теле рептилоида. Мне бы сейчас его совет.

– Ты можешь рискнуть. Войти во Врата. Если ты и впрямь хочешь найти своего деда…

– Откуда мне знать, чего я хочу?

– О. Ты взрослеешь, парень. Кстати, приглядись к зеленой звезде впереди…

Я кивнул. Если Кэлос думает, что я не привык отличать звезды от космических станций…

– До нее около ста километров, – сказал я.

– Около десяти тысяч.

Надо же. Ошибиться на два порядка.

– Около четырех километров в диаметре?

– Ну, если слово диаметр тут применимо…

Судить о диаметре станции и впрямь было нелепо. Она напоминала не то фигуру из учебника стереометрии, не то скелет морского ежа. Иглы, толщиной в сотню метров у основания, торчали из многогранного центра станции. Обшивка – бугристая, неровная, тускло-зеленого цвета.

– Немного напоминает живое существо, – сказал я.

– Дань традиции. Лига давно отказалась от выращивания биологических кораблей.

Я поперхнулся. Могу я придумать хоть что-то, чего еще не было в Тени?

А может ли Тень показать мне что-нибудь, чего я не смог бы придумать?

Флаер медленно скользил между расходящимися лучами. Ничего похожего на шлюз не было – наоборот, навстречу нам выпячивался широкий отросток.

– Они неплохие люди, – сказал Кэлос. – Пусть даже и не все среди них – люди…

– Почему такая большая станция? – не в силах оторвать взгляда от приближающейся поверхности, спросил я. Сейчас как врежемся…– Вы ведете с ними крупную торговлю?

– Что ты. Наш мир почти ничего интересного не производит. Станции Лиги одинаковы, независимо от важности планеты. Это оказалось выгоднее, чем перестраивать станции у миров, внезапно оказавшихся важными для Лиги.

Мы вплыли в протянутое станцией щупальце. Только что впереди была твердь – и вот мы уже внутри цилиндрического, ярко освещенного шлюза.

– Теперь предстоит самое интересное, – заметил Кэлос. – Старайся не удивляться их виду, поведению, вопросам. Тебя ничем не удивила наша планета, но на нее ты попал через Врата. А это мир, который для тебя не предназначен.

Он ловко потянулся вверх, выныривая из защитной среды флаера. Я последовал за Кэлосом. Верх корабля уже раскрылся. Мы стояли в шлюзе – самом обыкновенном шлюзе, которые никак не придумать по-иному.

Чему мне удивляться?

Если Кэлос считает, что я еще на это способен – то он ошибается. Пусть в шлюз чинно войдут Люк Скайуокер с Дартом Вейдером, вбежит, приплясывая и держась за руки, парочка веселых чертей, вползет обвешенный оружием металлический паук – я не удивлюсь. Это ведь Тень.

Стена качнулась, изгибаясь. Сквозь нее проступила человеческая фигура. Уже приятно.

Молодая, несимпатичная девушка в белом чешуйчатом комбинезоне, в руке сжато оружие, похожее на короткоствольный автомат.

– Приветствую на станции Лиги, – сухо сказала она. – Назовитесь.

Я не удивился. Я ведь обещал себе не удивляться.

– Может, тебе еще паспорт показать, Маша?

Взгляд девушки остановился на моем лице.

– Ну? – поинтересовался я. – По новой станем знакомиться?

– Петр… Петя…

У нее губы затряслись. Автомат выпал, глухо стукнувшись о пол.

Кэлос застыл, когда мы обнялись. Похоже, он готовился к объяснениям…

Маша рыдала, цепляясь за меня. Поверить не могу! Маша Клименко, майор госбезопасности, мой недавний тюремщик – ревет, повиснув на мне. Эй, Маша, а как же воротничок со взрывчаткой?..

Я не помню, как разревелся сам.

Это было чудом – наша встреча в мирах, где обитают миллиарды миллиардов живых существ. А случайных чудес не бывает.

Кто-то из нас очень хотел найти другого. И, наверное, не я. Мне было просто все равно – найдется Маша, или навсегда затеряется в Тени. Неужели для нее это оказалось так важно? Важнее, чем для Кэлоса, искавшего свою юную подругу среди тысяч миров?

– Я… я никогда бы себе не простила…– прошептала Маша.

– Петр, вы знакомы? – спросил Кэлос. – Это… твоя спутница?

– Чему ты удивляешься, мы ведь в Тени…– буркнул я, поглаживая Машу по спине. – Ну… успокойся, девочка. Все хорошо. Видишь, мы встретились…

– Я думала, что все… что ты здесь исчезнешь… а я обещала, я должна была тебя найти…

Боже!

Тень, тебе не стыдно?

Да что такое любовь двух детей, удравших со своей планеты, что такое эти планеты – в количестве тысяч и десятков тысяч штук! Что все это значит – перед трудовым героизмом сотрудника российской госбезопасности!

Тень, ты смешна. Девочка Маша, которой недодали тепла и любви, сделала своей любовью служение родине. Девочка Маша попала в тот мир, куда должен был прийти я.

Я не оттолкнул девушку и ничего не сказал.

Может, это и смешно – но даже такая любовь заслуживает уважения.

– Все нормально, – повторил я.

– Петр…– Маша оторвалась от меня. Глянула на Кэлоса – мельком, он не удостоился внимания. – Я так рада. Андрей Валентинович говорит, что только я могу тебя найти… что ты его разлюбил, ты никогда не придешь в тот же мир, что и он… а я не хочу в эти Врата, я их боюсь!

– Говорит? Дед здесь?

– Да, – Маша засмеялась. – Конечно… ты же не знаешь… Петя, если бы ты знал… мы были в таком мире… это такой ужас… зато теперь…

Вот к кому я шел.

Не сразу, конечно. Понадобился мир, где я убил Галиса – того, кто самой судьбой (или Вратами?) предназначался мне в суровые и ласковые командиры, мир, где я потерял Снега, с которым мы могли, должны были стать друзьями. Понадобился Кэлос с его иллюзорным сыном, старый и напуганный Кэлос, который боится любить. Все это служило одному – чтобы я все-таки вернулся к деду.

Наперекор тому, что было вначале, когда измученный, одинокий человек купил себе живую игрушку – будущего бойца за его идеалы. Наперекор боли, которую мы так щедро дарили друг другу, наперекор кругу лжи, в котором были заперты.

Маша, прости, что я подумал о задании от ФСБ… Пусть мы не станем близки друг другу – но и не предадим больше.

Тень, я не боюсь тебя… Не боюсь и не жажду, потому что я все же сильнее, чем ты.

– Ну как, ты нас впускаешь на станцию? – спросил я.

Маша счастливо рассмеялась.

– Да, конечно. Идем, дед сейчас у местного начальства, пудрит им мозги… Он будет так рад!

Ага, ты снова зовешь его дедом. Вот так-то.

– Это мой товарищ, – я кивнул на Кэлоса. Я не рискнул сказать «друг», я почему-то стал бояться этого слова. – Он хочет помочь Земле, он придумал один выход, может быть, не лучший, но…

Маша и Кэлос молча пожали друг другу руки. Кэлос посмотрел на меня – и сказал, слишком твердо, чтобы его словам захотелось верить:

– Одиночество, Петр. Вам помогает одиночество. Миры Тени слишком велики – вас неминуемо приносит друг к другу.