9
Марита сидела перед компьютером, неотрывно глядя на мерцающий экран и сжимая викад. В таком положении ее и застал Титов. Подойдя к девушке, он присел рядом, хотел было узнать, как дела с роботами, но, увидев неподвижный взгляд, нахмурил брови.
— Марита, что случилось?
Девушка не отвечала. Майор положил руку на плечо, чуть повернул к ее себе.
— Марита! Ты меня слышишь?!
Сильно сжатые губы шевельнулись, с трудом пропуская слова.
— Слышу…
— В чем дело?
— …
— В чем дело? — громче произнес Титов, внутренне готовясь услышать самое страшное.
— Они погибли!
— Кто?
— Они. Все! Мирон, катер… Все! Их сбили!
Слезы покатились по щекам девушки, прокладывая дорожки сквозь пыль и грязь.
— А протерисканцы? Что с ними?
— Ушли. Их корабли ушли. И наши тоже. Все ушли!
Титов убрал руку с ее плеча и с трудом перевел дыхание. Ушли! Угроза уничтожения и покорения планеты отступила! Все! Они сделали это!!
Чувствуя огромную радость, он едва сдержал улыбку. Взглянул на убитую горем Глемм. Только сейчас до него вдруг дошло, что она осталась здесь одна. Без поддержки, без связи, брошенная. Да еще потеряла близкого человека, командира.
Майор глянул по сторонам. Хартманн и Дитрих еще не подошли, рядом никого.
— Марита! Слышишь меня?
— Да, — безучастно ответила та. Взгляд все бродил по пустому экрану.
Надо было срочно приводить девушку в себя. Срочно! Немцам пока не стоит знать, что они остались без прикрытия «сверху».
— Марита!
Титов схватил ее за плечи обеими рукам и сильно встряхнул.
— Марита! Приди в себя!
Пощечины хорошо помогают в таких случаях — боль и шок отрезвляют женщин. Но майор не посмел бы никогда ударить Глемм. Это было выше его сил. Хватит и того, первого раза, когда он чуть не убил ее.
Над их головами вдруг шарахнули раскаты грома. А чуть позже сверкнули молнии. Девушка сильно вздрогнула и глянула наверх. Потом перевела взгляд на майора.
— Марита, ты меня понимаешь?
— Понимаю.
— Приди в себя. Никому ни слова об уходе твоих кораблей. Молчи. Мы победили! Разведка Протериса и роботы уничтожены! Угроза Земле ликвидирована! Надо уходить отсюда, а то сгорим!
Девушка посмотрела по сторонам, словно впервые увидев горящие деревья и кустарники, поднимающийся дым, почувствовала жар от огня.
В этот момент к ним подошли Дитрих и Хартманн. Их взгляды скрестились на Глемм.
— Что у вас?
— У нас все! — ответил за нее Титов. — Враг уничтожен. Марита сказала, что корабли Протериса покинули орбиту. Вторжения не будет.
— Точно? — не успокаивался полковник, упорно глядя на Глемм.
Но та успела прийти в себя и кивнула.
— Верно. Я отключила роботов. И на орбите Земли… кораблей противника нет.
Хартманн покосился на замершего неподалеку робота, хрипло выдохнул:
— Надо уходить. Пожар пока не разгорается, потому что деревья сырые. Но пламя в любой момент может вспыхнуть с новой силой.
Над головой вновь блеснула молния. Ветер, до этого трепавший вершины деревьев, усилился и погнал тучи еще быстрее. На землю упали первые тяжелые капли летнего дождя.
— Думаю, пожара не будет, — сказал Дитрих. — Курт, надо найти наших парней, собрать тела и оружие. И что-то придумать с этими…
Он кивнул на робота.
— Что с ними вообще можно сделать? — спросил Хартманн Мариту.
— Я поставлю режим самоликвидации, — безжизненным голосом произнесла девушка. — Найдем подходящее место, сгоним их туда.
— Это будет взрыв?
— Сначала «холодное горение». Структура металла разрушится. А потом взрыв. Не очень сильный.
Дитрих внимательно смотрел на девушку, пытаясь понять, что с ней такое произошло. А произошло точно, полковник умел разбираться в людях. В бою на орбите погибли ее друзья? Или сам бой проигран? Но тогда бы корабли Протериса не ушли с орбиты… Значит, кто-то погиб…
Понятно, почему девчонка в таком состоянии. Друзей терять всегда тяжело. Дитрих сочувствовал девушке. К тому же он испытывал похожие чувства. Практически уничтожены две группы, погибло много хороших парней. И неизвестно, выжил ли кто-нибудь, кроме них. Предстоит поиск пропавших.
Полковник поднял голову; на его лицо падали нечастые пока капли. Дождь набирал силу, на глазах превращаясь в ливень. Так что пожара не будет. Под таким напором потухнет любой огонь…
* * *
Дитрих тряхнул головой, машинально поискал кепку, вспомнил, где она осталась, и посмотрел на Хартманна.
— Надо найти всех, кто уцелел. И вообще… всех.
Перевел взгляд на Титова и Глемм.
— А вы займитесь роботами. И еще. Тела этих… протерисканцев и их оружие надо уничтожить. Чтобы не было никаких следов. Сделаете?
Он обращался к Титову, понимая, что девушка может плохо воспринимать слова. Но та ответила первой:
— Мы все сделаем…
Полковник кивнул и пошел прочь. Прямо в дым…
Дождь перешел в ливень и лил около часа. Потом небо слегка просветлело, но дождь еще шел. Мелкий, слабый, но шел.
Пожар, так и не разгоревшийся в полную силу, угас. Противостоять такому водопаду он не мог. Поляну и окрестности сначала затянуло дымом, потом ветер разогнал и его.
И теперь этот участок леса выглядел настоящим пепелищем — обгорелые стволы деревьев, спекшиеся листья, тлеющие угли мелких веток и кустарников. От земли шел пар. Трава смята, большие и малые пласты выворочены сапогами солдат, гусеницами роботов, взрывами гранат и мин.
В воздухе витал запах пороха, железа, горевшего дерева и крови. Этот аромат ветерок и дождь изрядно разогнали, но не до конца.
Но с запахом дело обстояло неплохо. А вот с видом…
Кроме Дитриха и Хартманна, из немецкого отряда уцелели семь человек. Трое раненых и четверо невредимых. Как эти четверо выжили, не скажут и они сами. Просто дико повезло. Ибо пережить такую мясорубку сродни чуду.
Дитрих, Хартманн, а потом и присоединившийся к ним Титов искали солдат, по возможности определяли, кто именно это, и стаскивали (если было что стаскивать) в одну кучу в центр поляны.
Нашли лейтенанта Барецки. Тот пришел в себя и даже попробовал встать, правда, без особого успеха. Нашли и Кромберга. Опознали по бирке, ботинкам и ремню. Тела как такового у него не было. А головы не было совсем. Видимо, сначала в нее угодила граната, а потом проехал робот.
Инопланетное оружие наносило страшные раны, несовместимые с жизнью. Пули калибра тринадцать с половиной миллиметров с легкостью отрывали конечности, уродовали тела и при удаче убивали несколько человек сразу. И гранаты с мощной начинкой наносили серьезные ранения. Все боеприпасы рассчитаны на пробитие индивидуальных средств защиты и прикрытые тонкой тканью тела поражали без проблем.
Из четырех огнеметчиков выжил один. И только потому, что быстро расстрелял запас горючей смеси и скинул ранец. Один сгорел после попадания в резервуар пуль. Один схватил осколок грудью и умер не такой страшной смертью. Третьего успел пристрелить Барецки, но он тоже сгорел.
Теперь остатки их тел Хартманн, Дитрих и уцелевшие солдаты аккуратно переносили на поляну. Майор даже забыл о своем ранении. Он был в шоке от увиденного и пережитого.
Оружие тоже собрали. Его следовало взять с собой, не оставлять же партизанам.
Пока они работали, Глемм вышла на связь с русскими и доложила о результатах боя. Полковник Сочнов, услышав радостную новость, просиял, но, увидев выражение лица девушки, нахмурил брови и спросил, в чем дело.
Глемм коротко обрисовала ситуацию, в конце упомянув о трагедии на орбите. Слова о тяжелых потерях немцев Сочнов пропустил мимо ушей, но, узнав об итогах боя на орбите, спросил, что это значит.
— Для вас ничего. Вторжения не будет. Земля спасена.
— А как же теперь вы, Марита?
— Я? — Она отвела взгляд, пожала плечами. — Пока не знаю. Не до того.
— А где Титов?
— Помогает собирать раненых и оружие. Здесь самая настоящая бойня.
Сочнов уже ничему не удивлялся, в том числе и помощи майора немцам. Поздравив с победой, сказал:
— Возвращайтесь обратно. Мы вместе подумаем, как быть дальше. Немцы сдержат слово?
— Думаю, да. У них нет причин обманывать…
Полковник кивнул и отключил аппарат.
Закончив разговор, Глемм с помощью компьютера нашла отключенного робота, потом посмотрела, где это место. Затем перенастроила двух других и направила к яме. Один прикатил сам и «помог» добраться подбитому. Чуть позже Титов и двое солдат отнесли туда же тела инопланетных разведчиков и их оружие.
Глемм выставила режим самоликвидации, и вскоре роботы «растаяли» в огне «холодного горения», а потом взорвались, похоронив вместе с собой пять тел. Солдаты последними гранатами завалили яму, потом еще засыпали сверху ветками и найденными камнями.
Закончив с роботами, Глемм попыталась помочь раненым. Хартманн и Барецки получили относительно легкие ранения, а вот трое других ходить сами не могли. Их отнесли под большое дерево с мощной кроной. Марита, используя перевязочные пакеты и свои навыки, оказывала первую помощь.
Работа заняла почти полтора часа. Поиски, переноска, похороны. И все это происходило под проливным дождем. Люди промокли, к усталости от боя добавилась усталость от работы.
Эмоции всех покинули. На лицах застыли одинаковые выражения отупения. Глемм ходила сама не своя, но трудно было понять, плачет она или это капли дождя все стекают и стекают по ее щекам.
Потом Дитрих устроил небольшой отдых. Выбрали удобное место неподалеку от раненых под другим деревом. Солдаты садились прямо на траву. У кого-то нашлась шоколадка, ее разломили на девять частей (двое раненых есть не могли) и раздали всем.
Титову его кусочек протянул ефрейтор с обожженной рукой в прогорелой форме. Другой солдат передал флягу с водой. Майор принял все и кивнул. О том, что они вроде как враги, и немцы, и Титов забыли. После пережитого подобные мысли почему-то не возникали.
— Лейтенант Глемм, — громко произнес Дитрих. — Корабли Протериса ушли с орбиты планеты?
Марита уже рассказывала полковнику об этом. Но сейчас поняла, что тот спрашивает специально, чтобы услышали солдаты. Чтобы знали — не зря они рисковали головой, не зря погибли их товарищи.
— Да, господин полковник! — так же громко ответила она. — На орбите был бой. Протерисканские корабли потерпели поражение и ушли. Угрозы вашей планете больше нет!
Солдаты слушали внимательно, но по их лицам трудно было сказать, обрадованы они или нет. Слишком сильная усталость и истощение отняли все эмоции.
Через полчаса двинули к дороге, где их ждал транспорт. Для раненых сделали носилки. Несли все здоровые. И Дитрих, и Титов. Хартманн и Глемм взяли по пулемету и по два самозарядных карабина. Остальное оружие припрятали.
Хартманн, когда уходили с поляны, произнес:
— Завтра я приведу сюда оставшиеся группы, и мы вывезем всех погибших.
Он покосился на полковника, но тот молчал. Это право командира отряда, да и, по совести говоря, абсолютно правильно. Убитые солдаты заслужили последние почести. Нужные скорее не им (им уже ничего никогда не будет нужно), а живым.
К дороге шли долго, с остановками. Нести по лесу раненых не так легко. К тому же все устали и без перерывов идти с грузом не могли. Уже на подходе к дороге Хартманн выслал вперед парный дозор проверить обстановку.
Все было тихо. Партизан не видно, а армейские части к лесу не лезли, выполняли договоренность.
Раненых положили в грузовик. За руль сел один из солдат. Еще двое оседлали мотоциклы, четвертый повел бронетранспортер. Дитрих вел «кюбельваген» сам. Титов сидел рядом, Глемм сзади.
Дождь уже прекратился, но размокшая дорога не давала развить нормальную скорость. И небольшой кортеж медленно, как похоронная процессия, двинул к городу.
* * *
Через два часа они приехали на базу ягдотряда. Раненых сразу перенесли в комнаты, один из солдат на мотоцикле уехал за медиками. Полковник тоже уехал — ждали срочные дела. Титова и Глемм оставил на базе.
— В город вам лезть нечего. Отдохните пока здесь. И дайте мне хотя бы сутки для решения проблем. Потом я отправлю вас обратно, как и обещал.
Титов только кивнул. Он и сам не хотел уезжать немедленно. Ему зверски хотелось спать. Организм после пережитого требовал отдыха. Сказались не столько физические, сколько психологические нагрузки.
Глемм тоже хотела спать. Но сперва она сходила к раненым, проверила состояние. А когда вернулась, викад вдруг ожил. Девушка быстро включила его и развернула экран.
С него на Мариту глянуло лицо полковника Сочнова. Кашлянув, тот как-то осторожно поздоровался и спросил:
— Как у вас дела?
Глемм позвала Титова. Тот поприветствовал полковника и сразу сказал:
— Все уже позади. Мы на базе, на окраине Чернигова. Дитрих попросил сутки на решение срочных дел. Потом поможет перейти линию фронта.
— Тяжело было? — зачем-то спросил Сочнов.
Титов кивнул. Рассказывать сейчас о перипетиях боя, о страшной мясорубке на поляне, о сеющих смерть роботах было выше его сил.
Полковник, видимо, все понял, настаивать не стал.
— Перед переходом дайте знать, мы организуем встречу. И поторопитесь! Со дня на день… ну, ты понимаешь.
— Понимаю, — устало ответил майор. — Думаю, послезавтра, в крайнем случае через два дня мы вернемся. От немцев подвоха не жду, Дитрих сдержит слово.
— Ну и хорошо. Вы молодцы! Ждем вас…
Медики приехали через час. Две санитарные машины с врачами, оборудованием, инструментами. Дитрих и Хартманн решили не отправлять раненых в госпиталь, вполне резонно опасаясь излишнего интереса к своим парням со стороны других раненых. Да и условия для ухода на базе можно создать не хуже.
К тому моменту, когда врачи начали осмотр раненых, Глемм уже поработала с ними. На это у нее ушло столько сил, что девушка едва стояла на ногах.
Но ее старания дали результат — врачи констатировали вполне нормальное состояние солдат. И еще удивлялись, как быстро пришли в себя люди, получившие далеко не легкие ранения.
Доктора уехали, оставив перевязочный материал, лекарства, препараты, и сказали, что приедут завтра. Главное — опасность заражения крови и осложнений миновала.
Пока врачи работали, Глемм сидела в соседней комнате на диванчике и смотрела в окно. Ни сил, ни желания двигаться у нее было. Она иссякла окончательно.
Хартманн принес ей кофе, бутерброды и фрукты. И сказал, что скоро будет готов обед и его принесут сюда же. Майор кардинально изменил отношение к девушке. Видя, как она работает и старается облегчить положение раненых, как отдает все силы и не щадит себя, он зауважал ее.
И солдаты отметили помощь этой инопланетянки. Отношение с их стороны тоже сменилось на более теплое, радушное. И благодарное.
Так неожиданно для себя Марита стала для егерей своей. В другое время это обрадовало бы ее. Но сейчас она воспринимала все отрешенно.
Солдаты, видя это, не лезли к девушке. Они уже знали, что погибли близкие ей люди. И понимали, в каком она состоянии.
К Титову тоже стали относиться иначе. Да, он противник, офицер вражеской армии. Но шел в бой наравне с егерями и рисковал не меньше. И пульт управления он захватил, тем самым остановив смертоносную работу роботов. Дружбой, конечно, и не пахло, но солдаты оценили смелость, отвагу и воинское мастерство русского майора и всячески демонстрировали свое уважение.
Хартманн выделил им отдельную комнату, небольшую, но неплохо обставленную. Кровать, шкаф, стол, тумбочка, два стула, даже коврик на полу.
Сюда после обеда и пришли Титов и Глемм. Хартманн объявил отдых до утра, и все завалились спать.
Титов тоже хотел спать, но Марита все сидела за столом, глядя в окно. А ложиться одному как-то неловко. И лезть к девушке не стоило. Наверное…
Он все же подсел к ней, тронул за локоть. Марита не отреагировала, смотрела в окно, чуть приподняв голову. Чтобы слезы, стоявшие в глазах, не пролились на щеки. Титов погладил ее руку, слегка сжал. Слова, нужные в такой момент, все не приходили ему на ум. Да и что говорить-то? Успокаивать глупо, а произносить банальности глупо вдвойне.
Марита вдруг кашлянула, с трудом совладав с влагой в глазах, заговорила:
— У нас давно не верят в бога. Это понятно — какие верования в высший космический разум, когда мы сами давно покорили космос! Уцелели некоторые обряды, праздники. Так… дань традициям. Но сейчас я бы хотела помолиться… попросить кого-то сильного и всемогущего, чтобы… чтобы…
Она закрыла руками глаза, судорожно вздохнула и вдруг повернула к нему лицо. Ее щеки пылали, а глаза блестели, как звезды.
— Чтобы хоть кто-то помог… снял с души эту тяжесть. И боль…
— Твой командир?…
— Мирон… Он всегда помогал мне и опекал. Подсказывал. Его гибель… Что делать, идет война, а на войне погибают! Даже так далеко от дома. Мне жаль его. И других ребят. А еще жаль себя. Я… я…
Она развернулась к майору всем корпусом, схватила его за руки и сжала так крепко, что он удивленно вскинул брови. Марита приблизила свое лицо к его.
— Что теперь со мной будет? Как жить? Где? Что делать? Наши ведь могут и не знать о моем присутствии на Земле. Мирон должен был доложить, но… Илья, я боюсь…
Титов высвободил руки, обнял девушку за плечи и прижал к себе. Видимо, именно этого ей не хватало. Она тоненько вскрикнула, обвилась вокруг него, словно лиана, и спрятала лицо на плече.
— Я боюсь, — приглушенно прозвучал ее голос. — Одна на чужой планете. Без связи и помощи…
Титов гладил ее по голове и грел дыханием тонкую шею. Что сказать, он не знал. Успокаивать без толку, это не поможет. Сам он так и не смог представить себе состояние девушки. Ибо никогда не оказывался на другой планете в полном одиночестве.
Так, обнявшись, они просидели минут двадцать. Потом Титов поднял Мариту на руки и отнес на кровать. Девушка обхватила его за шею и прошептала:
— Не оставляй меня, Илья. Только не сейчас. Пожалуйста…
Это было ни на что не похоже. Два человека, только вырвавшись из круговерти страшного боя, любили друг друга, словно лечили покалеченные души. И доставленное удовольствие было сродни анестезии, заморозившей страх, отчаяние, одиночество и боль.
И заснули они, не размыкая объятий. Ухнули в глубокий сон, где не было проблем, тревог и терзаний, рвавших душу…
Утром следующего дня Хартманн, стараниями Глемм вполне уверенно державшийся на ногах, вызвал одну из двух последних своих групп и отбыл в лес. За телами погибших. С ним уехали все здоровые егеря. Так что Титов и Глемм остались на базе одни под присмотром унтер-офицера, начальника базы.
После обеда приехал Дитрих. Был он бледен, замкнут, мрачен. Узнал об отъезде Хартманна, сделал два звонка в город, а потом прошел к Титову и Глемм.
— Обстановка несколько изменилась. И здесь, и там… на фронте. — Полковник заметил тревогу на лице Титова и добавил: — С вашим переходом линии фронта вопросов нет. Мы пока выбираем подходящий район, сравнительно свободный от войск. Завтра в семь утра выезжаем. Я сам отвезу вас к месту.
— Спасибо, — обронил Титов.
— Сами понимаете, накануне некоторых… гм… событий обстановка на фронте непростая.
— Да, понимаю.
— А вам спасибо, — повернулся полковник к девушке. — Очень помогли раненым. Наши врачи разводят руками — раны заживают быстро и без осложнений.
Глемм молча кивнула. Она бы сделала и больше, была бы возможность.
Повисла неловкая пауза. Никто не знал, что говорить, а уходить просто так Дитрих не счел возможным. Наконец он вспомнил о приборах связи и спросил Титова:
— Вы, конечно, доложили руководству о результате операции?
— Еще вчера.
— Верно. Завтра перед отъездом я сообщу точные координаты места перехода. Пусть ваше руководство примет меры.
— Я так и сделаю.
— Хорошо. Мне пора. До завтра.
— До завтра, полковник.
Дитрих коротко кивнул и вышел из комнаты. Марита проводила его взглядом и посмотрела на Титова.
— Он какой-то странный…
— А ты как думала! В течение одних суток узнать о визите русского офицера-контрразведчика, услышать об инопланетянах, об угрозе из космоса, увидеть русского генерала, организовать операцию, пережить такую бойню и потерять три десятка отменных солдат. Тут и спятить недолго. А он еще своими делами занимается и организует наш переход.
— Ты ему сочувствуешь?
Майор почувствовал подвох в вопросе, но ответил честно:
— Как человеку — да. Как офицеру абвера, врагу — нет. Но… что-то изменилось в нас после вчерашнего. Что-то стало другим.
— Ничего особенного, Илья. — Девушка теперь называла майора только по имени. — Я знаю, что происходит. Перед лицом большой опасности извне даже враги прекращают конфликты и выступают единым фронтом. У вас это был небольшой эпизод, и он повлиял на маленькую группу людей. А если бы произошло вторжение и вы бы имели возможность держать оборону, я думаю, между странами возникли бы новые отношения.
— Может быть, Марита, может быть…
Что-то изменилось. Прежде всего в головах людей. Те, кто пережил схватку с сильным врагом, начали думать иначе. Пусть и совсем немного.
Утром следующего дня, перед самым отъездом, Хартманн, прощаясь с Титовым и глядя тому в глаза, сказал:
— Я рад нашему знакомству, майор. Жаль, что мы по разные стороны фронта. Ты сильный человек.
— Спасибо, — ответил удивленный Титов. — Рад слышать это от сильного человека.
Дитрих слушал диалог с немалым удивлением. Он отлично знал Хартманна и никак не ожидал от того столь явного проявления приязни, да еще к русскому.
— Вы похоронили солдат? — спросил Титов.
— Да. Сделали одну большую могилу и поставили крест. Не знаю, сколько он простоит, партизаны наверняка попробуют его снести… Но парни заслужили право лежать в земле, которую они спасли.
Два майора пожали руки и откозыряли, отдавая честь и дань уважения друг другу. Хартманн откозырял и Глемм и помог ей сесть в машину. Через минуту «кюбельваген» выехал за пределы базы.
Поездку на фронт Дитрих залегендировал надежно и без больших проблем. По роду службы он обязан бывать в ближних тылах. Для координации работы разведки и контрразведки, проверки засылаемых в тыл к русским агентов, а также для присутствия при особо важных мероприятиях по своей линии.
Титова и Глемм он вез как своих сотрудников. И хотя вряд ли кто осмелится задавать вопрос относительно них, полковник предусмотрел все нюансы.
— Будем на месте во второй половине дня, — объяснял полковник. — Надо побывать в Конотопе и Шостке. Это все равно по пути, заедем ненадолго.
Титов пожал плечами — надо, так надо. Теперь, когда основное дело было позади, он хотел как можно быстрее попасть к своим. Но излишнего беспокойства не проявлял. Глемм же было вообще все равно. Она не отошла до конца от потрясения и всю дорогу молчала.
Дела полковника задержали их в Конотопе на несколько часов. В Шостку прибыли уже после обеда. Дитрих уточнял обстановку на передовой, созванивался с командирами корпусов и дивизий. Выходил на представителей армейской разведки. Он искал окончательный вариант перехода. Специально выбирал самый тихий, спокойный район.
Все это время Титов и Глемм либо сидели в машине, либо в каком-то небольшом помещении. Видеть их было нежелательно никому постороннему. Такая конспирация вполне понятна, никто из местного командования лишних вопросов не задавал.
…В одной такой хате на окраине небольшого поселка они и сидели, когда в дверях появился Дитрих. Едва шагнув через порог, он сказал:
— Два часа ночи, участок пехотной дивизии тринадцатого армейского корпуса.
— Это вторая армия, — проявил осведомленность Титов. — Напротив нашей семидесятой.
— Верно. — Полковник извлек из кармана небольшой листок. — Вот точные координаты. Передайте своим, пусть встречают. В тех местах довольно тихо, но иногда постреливают. Если ваши смогут, пусть ненадолго утихомирят артиллерию и пехоту. Время есть, сейчас принесут обед. Рекомендую хорошенько отдохнуть и выспаться. Ночь будет тяжелая.
Отдав листок, Дитрих вышел. Глемм включила викад. С той стороны отвечал Парфенов, выполнявший роль связиста. Увидев Титова, он просиял, но лишних вопросов не задавал. Записал координаты, пообещал тут же передать Сочнову, пожелал успеха и отключился.
— Вот и все, — разрывая листок на части, сказал Титов. — Если все пройдет нормально, под утро будем у своих.
— Хорошо. Скорей бы закончилось все это.
Майор бросил обрывки листка в банку и поджег спичкой. Бумага загорелась сразу и прогорела до конца. Титов пальцами растер пепел, вытер ладонь о старое полотенце, висящее на гвозде. Потом подошел к девушке, положил руку на плечо и легонько похлопал.
— Все будет как надо. Верь мне…
— Верю, — ответила Марита и невесело добавила: — Что мне остается?…
Сам переход Дитрих представил как отправку своих агентов. Это легенда для армейского командования. Вполне достоверная и не вызывающая вопросов.
К двум часам ночи полковник, Титов, Глемм, представитель дивизионной разведки и трое разведчиков вышли в окопы первой линии обороны. Майор и девушка были в советской форме, что соответствовало легенде.
Ночь выдалась как по заказу — затянутое облаками небо, довольно сильный ветер, шелест веток кустарников и травы, скрадывающий звуки.
Немецкая сторона молчала. Даже осветительные ракеты не взлетали на этом участке. Русская сторона тоже сохраняла тишину. Видимо, Вадис или Сочнов сумели повлиять на командование дивизии.
Еще через полчаса вся группа была в окопах боевого охранения, находящихся метрах в ста впереди основных окопов. До русских отсюда почти рукой подать…
Под предлогом дачи последних наставлений и указаний Дитрих отправил дивизионных разведчиков в соседний окоп. А сам включил фонарик, направил луч на дно окопа и повернулся к Титову.
— Что ж, майор, давай прощаться. Вряд ли мы когда увидимся… Как говорят русские, ты хороший мужик. Желаю тебе выжить в этой войне.
— Спасибо, господин полковник. И вам я желаю пережить эту войну. И не попадать к нашим солдатам на прицел.
Дитрих хмыкнул, насмешливым голосом произнес:
— Жаль, что мы враги. Я не нарушу тайну, если скажу, что уже… завтра, через сутки, начнется наше наступление. Видимо, ваше командование знает об этом. Это будет не просто сражение!
— Понимаю. Я знаю, чем оно закончится. И чем закончится война… Наши народы не должны воевать…
Полковник вновь хмыкнул.
— Не переходи на патетику, майор! И давай не будем о политике. Мы солдаты, наше дело выполнять приказы. Хотя и не все приказы хочется выполнять.
Дитрих сделал паузу и обратился уже к девушке:
— И вам спасибо. За то, что помогли спасти планету и спасти наших ребят. Берегите себя, Марита!
В слабом свете фонарика лицо полковника было плохо различимо, но Глемм все же разглядела невеселое выражение лица Дитриха.
Она сжала его руку и прошептала:
— Вам спасибо.
Чуть поколебавшись, полковник протянул руку Титову. Майор увидел жест и ответил на рукопожатие. Это был второй немецкий офицер, которому Титов жал руку, не чувствуя себя предателем.
Говорить больше было не о чем. А к лирике не имели склонности ни полковник, ни майор.
Дитрих глянул на часы и прошептал:
— Все, время. Разведчики вас доведут до нейтральной полосы. А дальше сами. На этом участке наших мин нет. И ваших вроде тоже. Успеха.
Титов кивнул ему и первым выполз из окопа. За ним последовала Глемм. Разведчики тоже выползли из своего окопа и ждали их впереди у ямы. До русских позиций было триста пятьдесят метров…
