PAUSE

Сопляк мне все наврал, ну буквально все! И про смерь матери (во время родов, ха-ха, вот же придумал), и про похороны, и про героического старшего брата. ТАКАЯ ЛОЖЬ. Такой позор…

Бывшая сокурсница ждала не меня, разумеется. Сына. Малолетний фантазёр, оказывается, исчез и отсюда, не пришёл ночевать. Вернулась она из больницы, а ведьма старая (надо полагать, бабуля) встречает её шипением, мол, вот и дождалась, красавица, что твой выблядок тебя бросил, как и остальные твои котики, мол, коли расплодила уголовников и умников, подыхай теперь одна… И так-то было погано, совсем разбитой она вернулась, можно сказать, опустошённой, как вдруг — новая напасть!

— Ты лежала в больнице? — попытался посочувствовать я. — Что-нибудь серьёзное?

— Не твоё дело.

Достойный ответ. Главное, мучительно знакомый, десятки раз слышанный. Словно студенческие годы на миг спустились с небес, отравив реальность веселящим газом. Не моё дело… Ведь это она, грубоватая замужняя «красавица», подарила мне когда-то формулу, ставшую основным источником душевного и физического спокойствия! Отмахиваясь от моих детских вопросов, она вбила-таки в меня свою простую мысль, ибо что бы ни творилось на свете — и вправду нас не касается. Однако… не в этот раз.

Семейные фотографии, украшавшие секретер, доказывали — ошибки нет (разговор был в комнате, а старая ведьма, очевидно, обитала где-то за стеной). На фотографиях полноправно присутствовал мальчик — тот самый. Системнорожденный…

— Я сам решу, — сказал я, глядя женщине в глаза, — что моё дело, а что не моё. В милицию обращалась?

Она обращалась. И звонила, и лично бегала, оставляла заявление. Но ведь суббота! Завтра — воскресенье. Бесполезно, кто искать будет? Сколько нынче беспризорных — жуть! Надо самим, иначе… Она была на грани нервного срыва. Что «иначе», рассердился я. Больницы обзвонила или побоялась? Ещё как боялась, потому обзвонила первым делом именно больницы, и даже морги! Морги-то зачем? Не стоит сходить с ума, погоди. Парень, вероятно, просто сбежал из дому — банальная история! — и вопрос лишь в том, куда он мог податься. Знакомые в других городах есть? Или в самом Питере — известны ли его дружки, а то и девчонки какие-нибудь? Чушь, чушь, чушь! (Собеседница наматывала слезы и сопли на трясущиеся кулаки.) Какие, прости Господи, девчонки, какие дружки?! У нашего котёнка один друг, он же мать и отец — вон, скучает на стойке в углу, тряпочкой накрытый. Марки «Диджитал». Да-да, компьютер, КТО же ещё. Вынесла с работы по частям, потом списала все комплектующие. Не покупать же? Правда, в последнее время котёнок и к компьютеру почему-то охладел, уж два месяца как не снимал заветную тряпочку. Что с ним творится?

А разгадка его исчезновения к моменту моего прихода была уже найдена! Оставалось только поверить в неё и немножко успокоиться (женщина машинально утёрлась углом скатерти, свисавшей со стола). Насчёт «дружков», кстати, правильный оказался вопрос. В классе мальчик ни с кем не сошёлся, ведь четвёртую школу успел сменить (пропади пропадом такая жизнь!), хорошо хоть общался с ребятами во дворе. Так вот — покончив с больницами и моргами, смятенная мамаша все-таки догадалась выскочить во двор и порасспросить ребят. По их словам, Охотник собирался без спроса махнуть в Москву, на какую-то крутую компьютерную выставку-ярмарку, только и говорил об этом. «Охотник» — кличка такая у него, хакерский псевдоним. (Похоже, сверстники уважали его, о!) Но поехал ли? Доехал ли? Ох, как матери хотелось бы надеяться, что сынок её именно там, в Москве. Она специально разузнала — есть такая выставка! Международная, высокого пошиба. В одном из павильонов Всероссийского Выставочного Центра, бывшей ВДНХ, и называется «Информационные технологии: под прицелом — будущее». Где его там найдёшь, сокрушалась мать, и кто его будет искать? Самим надо, самим…

Сдвиг беседы в деловую фазу оказал целебное действие, помог даме обрести лицо. И наконец она сообразила спросить уже у меня: зачем ты здесь, милый друг детства, каково же оно, твоё дело? Притворяться было глупо. Постаревшая сокурсница не возбуждала во мне никаких желаний, кроме желания поскорее убраться — такие мысли я прятать от женщин не умею… И я рассказал все, как есть. Я обрисовал ситуацию предельно коротко и просто: мол, твой младший сын был у меня в гостях. Вчера. В дневное время и недолго, а потом убыл в неизвестном направлении. Он приходил всего лишь сообщить, что я его отец, вот такое, говорю, у нас с ним появилось к тебе дело, подруга… По сути — так и было! Это если коротко и просто. Анализируя задним умом ход вчерашних переговоров, я едва не стонал от стыда: юный стратег-тактик получил ответ, не задав ни одного конкретного вопроса. Заставил меня назвать мой прежний адрес (8-я Линия, дом 32), обманув лукавой восьмеричной интерпретацией. Почему не спросил прямо? Неужели боялся, что я начну врать и прятать глаза? Или (безумное предположение!) восьмеричная система счисления и вправду настолько для него естественна, что он играл с числами без всякой специальной цели?

Так или иначе, парень должен был все понять, а поняв — почему-то промолчал. Задурил мне голову, запутал адреса, сроки, даты. Погрузил меня в свой сконструированный мирок, оплёл паутиной лжи… Но ведь не мог он не сознавать, что через некоторое время я тоже всё пойму, разберусь и с цифрами, и с числами, начну вспоминать и обязательно вспомню! Не была ли эта моя реакция заранее просчитана? Но тогда не является ли то понимание, которого от меня ждали, очередной ложью — главной ложью? Чьей? Не самого же мальчишки… Вот такие параноидальные мысли наслаивались на вопрос, погнавший меня в дорогу.

Зачем я здесь?

Единственно ради того, чтобы спросить. Чтобы потребовать ответ — так точнее. (От кого? Ведь я думал, что Она умерла!) Я знал заранее — никто не захочет мне отвечать, как все эти годы молчала и Она, и все-таки я готов был настаивать, упорствовать, любой ценой я собирался вытащить правду наружу. Не готов я был лишь к тому, что задать вопрос окажется так трудно.

— Твой младший… — решился я на продолжение разговора. — Ты сразу не кричи, ладно? Он действительно мой сын?

— Да, — сказала она без колебаний.

Мирно и тихо.

Правда была вытащена с обескураживающей лёгкостью.

— Как же так, — растерялся я. — Ты же тогда аборт сделала…