Однажды Желудёнок понял, что пророс. И тогда Желудёнок очень испугался, что пророс: он не знал, как теперь быть дальше. А быть дальше — хотелось. Желудёнок подумал-подумал и стал расти: вдруг что-нибудь получится?

Получился Маленький Дуб.

Больше всего на свете Маленький Дуб полюбил — расти. Расти было радостно. Вот только рослось как-то медленно. Дни шли и шли, а высоко все никак не вырасталось. И он начал было плакать, да услышал голос — откуда-то сбоку:

— Что ты, мой маленький? Не надо плакать: дубам плакать нельзя.

Это говорила Голубая Скамейка — такая большая, такая красивая!

Маленький Дуб послушался и плакать не стал, а стал опять расти.

— Что-то медленно я расту, — жаловался он время от времени Голубой Скамейке. — Все вокруг выше меня. Это, наверное, потому, что они умеют быстро и правильно расти, а я не умею.

— Умеешь! — утешала его Голубая Скамейка. — Расти себе спокойно. Только смотри почаще на небо, на звёзды.

Маленький Дуб подымал крону кверху: небо и звёзды были почти не видны, потому что вокруг него высились вековые деревья — и так мощно шумели на ветру их кроны! А у Маленького Дуба получался только какой-то детский лепет: шёпот не шёпот, шорох не шорох… — во всяком случае, не шум.

— Я, конечно, расту, — опять вздыхал он, — но мне всё-таки кажется, что я неправильно расту. И очень медленно.

— Это хорошо, что тебе так кажется, — смеялась Голубая Скамейка. — Те, кому кажется, что они растут быстро и правильно, на самом деле растут медленно и неправильно.

Посмотри хоть на Орешник: он-то уж не сомневается, что растёт как надо! Между тем он не растёт, а только расширяется, занимая всё больше места на земле.

— Так это же хорошо! — удивлялся Маленький Дуб, уже чуть-чуть переросший Голубую Скамейку.

— Чего ж хорошего-то? — отвечала она. — Тот, кто занимает слишком много места на земле, никогда не дотягивается до неба…

Шли годы. И пока они шли, Дуб все рос и рос, а Голубая Скамейка старела и старела.

— Пожалуй, — разводя ветви и глядя вниз, говорил Дуб, — я не остаюсь таким, как был. Но до неба ещё так далеко! Когда я смотрю на него, мне кажется, я вообще не расту. А звёзды совсем не приближаются… Что это значит?

— Это значит, что ты растёшь, — отвечала снизу Голубая Скамейка, которая давно уже хромала на одну ногу. «Только бы у него не закружилась голова!» — думала она и добавляла: — Не смотри вниз! Смотри вверх и думай о небе: там звёзды.

Однако время от времени Дуб продолжал всё-таки украдкой поглядывать вниз: ого, как сильно он уже вытянулся! Деревья, когда-то самые высокие в лесу, казались ему теперь коротышками, и он с трудом мог расслышать, о чём они там, внизу, шепчутся.

— Голубая Скамейка! — грохотал он сверху. — Вы были правы! Я расту быстро и правильно. Все остальные ниже меня.

— Выше тебя небо и звёзды!..

Голос Голубой Скамейки звучал теперь из такого далёка, что едва долетал до его кроны. И Дуб постепенно начал забывать о небе и звёздах — да и что толку помнить о них? Звёзды звёздами, а дубы дубами… Кстати, что там происходит внизу?

А внизу уже подымались новые дубки — и это настораживало. Пожалуй, лучше не спускать с них глаз, не то обгонят. И не слишком ли много солнца им достается? Расправлю-ка я ветви пошире, и пусть те, кто внизу, знают: сюда дороги нет!

Между тем настала осень. Она была такой тихой, что однажды ночью Дуб услышал, как далеко-далеко внизу, там, где уже ничего нельзя было разглядеть, прозвучали слова:

— Подними крону к небу!

И Дуб, на минуту оторвав взгляд от молодой поросли, взглянул наверх. Наверху сияли звёзды.

— Господи, — прошептал Дуб, и шёпот его был словно гром среди ясного неба, — сколько же их, и как они далеки… И я мог забыть о них! Да что ж теперь… жизнь прошла, а я всё-таки рос медленно и неправильно! Я уже никогда не дотянусь до звёзд.

Но лёгкий, совсем лёгкий смех донесся до него снизу — серебристый осенний смех:

— Дотянешься! Я верю в тебя, мой маленький!