Связка ключей лежала в кармане и время от времени позванивала. И правильно делала: связки ключей обязательно должны время от времени позванивать. Если связка ключей не позванивает, значит, потерялась. А уж если потерялась — сами понимаете…
Конечно, ключи в связке — все вместе и каждый в отдельности — тоже понимали, к чему это может привести, так что они позванивали изо всех сил. Причём не просто так позванивали, а по делу:
— Отоприте прихожую, отоприте!
— Отоприте подвал, отоприте!
— Отоприте письменный стол, отоприте!
— Диги-дон, диги-дон, дон!
Только вот что касается этого последнего по-зва-ни-ва-ния… оно было странным. И немножко раздражало — как всякий случайный шум поблизости. Всё время хотелось спросить: «Что значит это «диги-дон, диги-дон, дон», простите? И как с этим «диги-дон, диги-дон, дон» быть?»
А с прихожей, подвалом и письменным столом всё было вроде бы ясно.
Но… «диги-дон, диги-дон, дон» — звенел Ключик-в-Связке-Ключей — и раздражало не столько даже это «диги-дон, диги-дон, дон», сколько безмятежность самого Ключика-в-Связке-Ключей: казалось, его вообще не волнует, понимает ли кто-нибудь соответствующее «диги-дон, диги-дон, дон», а тем более — понимают ли это «диги-дон, диги-дон, дон» правильно! Он позванивал себе — явно не по делу! — и был при этом маленьким, фигурным и каким-то вызывающим. Впрочем, большие ключи им не интересовались: у них и без него забот было много!
И Ослепительно-Белый-Носовой-Платок не интересовался.
А вот Узенькая-Чёрная-Расчёска — интересовалась. Даже не то чтобы интересовалась: ни в самом Ключике-в-Связке-Ключей, ни в его «диги-дон, диги-дон, дон» ничего такого особенно интересного для неё не было, — но злилась на него, причём довольно сильно. Ладно большие ключи, те по делу позванивают, тут уж двух мнений быть не может… а этот-то маленький и фигурный чего надрывается?
— Ты о чём, собственно? — то и дело спрашивала Узенькая-Чёрная-Расчёска, улыбаясь неприятной улыбкой, полной мелких и ровных зубов.
— Да так! — весело отзывался Ключик-в-Связке-Ключей.
— Как это — «так»? — возмущалась она. — Если тебе не о чем звенеть — не звени. А если звенишь, то звени о чём-то! Правильно я говорю? — обращалась она к Ослепительно-Белому-Носовому-Платку.
Но Ослепительно-Белый-Носовой-Платок ничего не отвечал: он лежал и пахнул.