29
Анри и Жанна шли теперь плечом к плечу. Беспредельщик – шило у него, что ли, в заднице? – усвистал вперед, а Эл держится возле него, как пришитая. Француз же попросту устал торопиться. Президент не убежит. Он хоть и бывший, но в отличие от Славы не бегает.
Жанна топала рядом, так как взяла на себя обязанность замыкать шествие. Но против некоторой дистанции между ними и Вячеславом с проституткой ничего не имела. Она шла и украдкой смотрела на экс-сутенера. Француз странным образом изменился. Рожа лощеного хлыща, которая казалась ей наглой, была милой и обаятельной. Да и сам хлыщ был теперь не хлыщ, а какой-то свой, домашний, уютный мужчина. Мужчина, рядом с которым можно вспомнить, что она женщина. Ах, какое это чувство. А казалось, что оно давно и навсегда забыто.
Жанна всматривалась в милое лицо с испанской бородкой. Интересно, как мог человек настолько резко измениться за ночь? Или это просто изменилось ее к нему отношение? Вот так вот и бывает. Мы узнаем людей с новых сторон, они оказываются другими, нежели нам казалось. А мы пожимаем плечами и говорим: «Он изменился». Нет, не он изменился, а наше отношение изменилось. Просто врожденный человеческий эгоцентризм не позволяет себе в этом признаться.
– Что ты так смотришь?
Милое лицо улыбалось. Господи, он еще не разучился улыбаться. А она еще умеет этому умиляться. Они еще не забыли, как можно любить. Не просто перепихнуться в придорожных кустах, не прокувыркаться, как ваньки-встаньки, кукляшки-неваляшки, всю ночь, а искренне любить. Питать теплые чувства, верить, уважать, ценить, чувствовать. Значит, мир еще не умер, значит, еще не совсем свихнулся, если они сумели вспомнить это чувство. Ведь не одни же они такие исключительные. Наверняка есть и другие, которые любят вопреки, а ненавидят потому что.
– Я думаю, – ответила она. – Как ты считаешь, там, где живет этот бывший, найдется место, где жить?
– Думаю, найдется, – помолчав, ответил француз. – И где жить найдем, и как заработать.