Книга: Первый из могикан
Назад: 28
Дальше: 30

29

Сколько времени я торчу здесь — минуту, две? А кажется, прошла вечность. Тот, кто сказал, будто время течет вне зависимости от человеческого восприятия, ляпнул глупость.
Из доносящихся снаружи звуков явствует, что около шоссе еще продолжается суматоха — нацбезовки ни в какую не желают признать, что я опять ушел, и пытаются прочесать прилегающую местность. Ну-ну, поищите черную кошку в темной комнате, да глядите не перестреляйте друг друга!
«Выключенная» мною девушка меж тем издает стон и начинает шевелиться. Рывком поднимаю ее на ноги и крепко держу, на всякий случай заломив ей руку за спину, — теперь не ушмыгнет.
— Сволочь… — выцеживает она, не тратя сил на напрасные попытки вырваться. — Ну бей, ударь еще раз, животное…
— Зачем?
— А что ты умеешь, кроме этого?
О, она еще дерзит! Бойкая. Примотать ее на всякий случай к тетке, что ли?
Так и сделаю. Чуть позже.
— Что умею? Пилотировать капсулу. Телепортировать в космосе. Вести переговоры. Играть в ножички с тварью, у которой два скелета, и этим дурацким занятием спасать Землю. Плюс еще кое-что по мелочи. Достаточно?
— Бить по голове, — добавляет она с мстительным удовольствием.
— Адекватно оценивать противника, я это гак называю. В результате не ты взяла верх, а я. Э, погоди, погоди… — Повернув ее к себе ровно настолько, чтобы не позволить ей плюнуть мне в глаза, я вглядываюсь в ее лицо. — Ну точно! Второй раз уже. В Царицыне была ты, нет?..
Молчит. Значит, она. Тесен мир…
— Была и не сделала никаких выводов…
В последних своих словах я ощущаю некоторую натяжку. Если бы она не сделала никаких выводов, то вряд ли сейчас находилась бы здесь. Остальное — везение, оказавшееся в данном случае на моей стороне. Простая случайность, что я был вынужден уйти с завода космической техники и сделаться бойцом в шоу Мамы Клавы, отчего стал сильнее и быстрее большинства спецназовок, не говоря уже о полиции. Шпонька на моем месте уже лежал бы навзничь со звездочкой во лбу. Безухов… не знаю. Все-таки он был не только дояром, но и участвовал в родео, скакал на парно— и непарнокопытных скотах на потеху почтеннейшей публике. Может, и успел бы среагировать вовремя…
— Так у тебя ко мне есть личные счеты? — интересуюсь я.
Короткий злой смешок.
— Счеты? Много чести, питекантроп! Мне нужно это для себя, только для себя!
— Потому что я стукнул тебя в Царицыне?
— Не только. Вспомни детство, интернат, девочку, собирающую грибы. Ведь это ты телепортировал сквозь ограду?
Ну и ну. Оказывается, мир еще теснее, чем я думал. Насмерть перепуганная сопливая девчонка выросла в крепенького полицейского сержанта, все это время мечтая только об одном: найти некоего эксмена и если не уничтожить, то хотя бы посрамить и жить дальше без комплексов…
— Ну и что ты пытаешься доказать самой себе? Что ты человек, а я шутка природы, телепортирующий питекантроп?
— Это в доказательствах не нуждается!
Так. Я зря теряю время. Пора уходить, здесь мне больше нечего делать…
А что дальше? Допустим, мне снова повезет и я опять сумею ускользнуть. Возвращаться в катакомбы, пока встревоженный моим отсутствием Мустафа не приказал отряду перебазироваться на новое место? Смириться, ходить в ночные вылазки, мстить и грабить, собирать дань с бедолаг рабочих и ждать скорого взрыва эксменского гнева, робко надеясь на то, что ростки будущего в виде инициированных нами мальчишек когда-нибудь дадут всходы?..
Чудеса случаются слишком редко, чтобы строить на них расчет. Более чем вероятно, что мальчишки не переживут того бессмысленного и беспощадного кошмара, что вскоре разразится повсеместно. Разве Шурка Воробьянинов или, скажем, Шаляй де Воляй станут их спасать, крепко рискуя собой? Да никогда! Для чего им будущее, которого они не увидят, не ощупают и не попробуют на зуб? Не та среда. Идеализм не роза, он плохо приживается на навозе.
С неотвратимостью падающего ножа гильотины мир рухнет в безумие.
Да, скорее всего лишь на какое-то время с последующим медленным возрождением. Если, конечно, среди хаоса не рванет ненароком реактор «чистой» ядерной энергостанции и из какой-нибудь разгромленной лаборатории не вырвется в биосферу штамм вируса, от которого еще нет защиты.
Как отменить неизбежное? Вопрос без ответа. Но если это вообще возможно, то я хочу знать — как? В катакомбах я не найду решения.
— Сейчас я привяжу тебя… — Толкнув девчонку в полицейской форме, киваю в сторону тетки. — Вон к ней и привяжу. Если не будешь сопротивляться, больно не сделаю.
— А что потом? — спрашивает она и с настороженностью, и с издевкой, и с надеждой.
Она закусила удила не намертво. Где-то глубоко внутри нее шевелится извечная человеческая надежда на то, что все окончится хорошо. И это меня радует.
— Потом я уйду. Попытаюсь уйти.
Дьявол, она улыбается:
— Попытайся.
— В крайнем случае прикроюсь тобой, — грожу я ей, чтобы не очень веселилась.
— Думаешь, это поможет? — Все еще улыбаясь, она качает головой.
— Попробовать-то стоит, нет?..
Нет, конечно. Бессмысленно. Но пусть изложит ситуацию, как она ей видится. Может, будет польза.
— Я сержант полиции. Всего лишь сержант. А ты — телепортирующий эксмен. От вредных аномалий надо избавляться любой ценой. Одна человеческая жизнь в обмен на тебя — цена приемлемая.
— А с твоей личной точки зрения?
— Еще бы. Да я сама крикну: «Огонь!» Ты сомневаешься?
Нет, я не сомневаюсь. Эта — крикнет, несмотря на всю надежду на лучшее. Просто потому что так надо, а иначе — невозможно. Она накрепко задолбила, как надо. Впрочем, ее вместе со мной изрешетят, пожалуй, еще до крика.
Потому что все они знают, как надо.
Против воли змеиная улыбка ползет мне на лицо.
— Ну хорошо. Выявить, выследить и истребить, пусть ценой потерь, пять — десять, или сколько их там всего, телепортирующих эксменов, в принципе можно, задача решаемая. Десяток аномальных эксменов мир не перевернут, даже если очень этого захотят, ну да ладно… Во избежание подкопа под идеологию — истребить и забыть! Одного ты не учитываешь: можно очистить Землю от эксменов-уникумов — нельзя вновь засекретить рассекреченное! Если уж рецепт телепортации пошел гулять по свету, то… Джинна не загонишь обратно в бутылку.
— Какого еще джинна? Какой рецепт?
— Телепортации. Знаешь, почему ты умеешь телепортировать? Потому что тебя инициировали в младенчестве. А знаешь, почему телепортирую я, несмотря на игрек-хромосому? Меня тоже инициировали, вот я и вхож в Вязкий мир. С неправильной хромосомой в каждой клетке! Вязкому миру на хромосомы наплевать!..
То ли соображает она туговато, то ли все поняла, но не хочет принять очевидное, но обидное объяснение. Протест встает волной: как может статься, что весь мировой порядок оказался построен на заведомой лжи? Не может быть. Не может!
Ложь не тот фундамент, чтобы строить на нем вечное. А вот я — лгу, разумеется! Нашла кого слушать — эксмена!..
— Это вранье! Насквозь лживая враждебная пропаганда!
— Враждебная — может быть. А что до лживости — зайди как-нибудь в родильный дом. Близ палаты для новорожденных девочек существует так называемая зона ОИ. Она не так велика, в ней только и есть, что тщательно звукоизолированное помещение для телепортаций, комната отдыха операторов ОИ да пост охраны, который тебя не пропустит. Тебе разрешат войти куда угодно, но только не в святая святых. Ни в коем случае. Почему?
— Да откуда мне знать почему! — кричит она. — Я не медик, не акушерка!
— Тебе даже не дадут взглянуть на контейнер для пребывания в Вязком мире новорожденных! Вы все слепые! — Я тоже начинаю орать. — Полтора века слепые дуры идут гуськом за зрячими стервами…
Я замолкаю на полуслове. Что-то было сказано мною сгоряча, что-то крайне важное. Иногда ведь по счастливой случайности можно не подумавши ляпнуть и не глупость…
Да вот же он, ответ, — на блюдечке! Джинна, высунувшего башку из бутылки, уже не загонишь назад и не закупоришь пробкой. Тайна телепортации известна мне, Безухову, Шпоньке и всему отряду. Вероятно, она уже известна многим эксменам, с которыми во время вылазок контактировали наши. Ширится шепот, джинн медленно, но неостановимо ползет из бутылки… Слухи — самый трудноконтролируемый источник информации.
Вот и рецепт — помочь джинну ползти быстрее! Самое лучшее — организовать подпольную телестанцию или прорваться в уже существующий телецентр и выйти в эфир хотя бы на минуту. Можно еще печатать листовки. Можно попытаться воспользоваться уцелевшими обрывками связей старого подполья. Да, есть еще Сеть! Вокульского надо подключить обязательно — жаль, нет времени сделать это прямо сейчас… Главное, чтобы информация в короткий срок дошла до значительного числа эксменов.
И не только до эксменов…
Я близок к тому, чтобы истерически расхохотаться. Какой же я лопоухий осел! Как я не сообразил сразу: крамольная информация оберегается властями как величайший секрет не только от эксменов, но и от так называемых настоящих людей. Допущенных к ней — проверенных, перепроверенных и наверняка постоянно контролируемых — ничтожное меньшинство. Значит, все равно среди кого распространять информацию — главное, чтобы она была распространена!
Спасибо тебе, Марджори! Без тебя я бы не до конца понял, что это такое — горе матери, потерявшей свое дитя не из-за болезни, не по трагической случайности, а просто по закону. За все надо платить, и за неестественное главенство одного пола над другим расплачиваются не только эксмены. Вы забыли об этом там, наверху? А вы, внизу, забыли, что всякая власть, даже самая уважаемая и незыблемая, держится за счет преступления, и чем сильнее пытается не совершать никаких преступлений, тем больше их совершает? Нет, я не осуждаю, анархия еще хуже, но надо же знать меру! Очень, легко обеспечивать благоденствие меньшинства за счет большинства. Гораздо труднее сделать наоборот, но и это осуществимо. Но никаким способом нельзя удержать власть, базирующуюся на совершении преступления против ВСЕХ!
Ну, практически всех. Поистине удивительно, что новый матриархат, быть может, спасительный для земной цивилизации, но искусственный и уродливый, умудрился просуществовать более полутора веков — ведь для его размывания и падения достаточно одной вовремя не локализованной утечки информации!
Есть Безухов. Есть Шпонька. Есть люди из катакомб. Теперь лжемама и эта упрямая девушка, полицейский сержант. Я их пальцем не трону уже за то, что они расширяют утечку. Уже сейчас ее непросто законопатить.
Достаточно повсюду начать кричать о тайне телепортации, как тысячи матерей, родивших не мышонка, не лягушку, а эксмена, предпочтут прятать и тайно инициировать своих сыновей, вместо того чтобы расставаться с ними навсегда, изо всех сил стараясь забыть о неудачной попытке…
И мир неслышно дрогнет, начиная медленный — на десятилетия, — но неостановимый переворот с головы на ноги. Очень может быть, что дело обойдется сравнительно малой кровью, а когда переворот совершится, маятник качнется в обратную сторону несильно и ненадолго. Ведь не патриархат же мне нужен, тем более что сейчас он непременно был бы необузданно жестоким и попросту свинским…
Обойдемся без патриархата.
Ох, сколь многие возненавидят меня за это!
Плевать. Субъекты, жаждущие кровавого возмездия, мне неинтересны, как неинтересны эмоции самца-бабуина. Ради бабуинов не стоило заваривать всю эту кашу.
Бабах!.. От близкого телепортационного хлопка у меня закладывает уши. И сейчас же — бах-бабах! — еще два хлопка. Совсем рядом. Бах — на втором этаже.
Дождался… А ведь мог уйти тихо.
Нырок!
Лиловая тьма Вязкого мира неохотно расступается, киселем обволакивая тело. Куда я иду? Без предварительной, хотя бы и короткой, вентиляции легких, на худой конец без полноценного вдоха далеко мне не уйти — вынырну опять на лужайке, которую немедленно зальют шквалом свинца…
В ближайший лес? Только это и остается. Вместе с надеждой на то, что облака мельчайших, долго не оседающих конфетти уже успели рассеяться. Вряд ли, конечно. И что мешает спецназовкам набросать новых петард?
Обнаглел? Плати.
Почему так тяжело идти? Тьфу, черт, да ведь я не один! Новая напасть на мою голову: оказывается, я телепортировал вместе с девушкой-сержантом, в которую нечувствительно вцепился мертвой хваткой, все еще держа ей руку на залом. Почему-то меня совсем не радует ни внезапное — от стресса, надо думать — возвращение моих феноменальных способностей, ни участие в уникальном, никогда не бывалом конвоировании в условиях Вязкого мира…
Бросить девчонку? А выйдет ли она самостоятельно из Вязкого мира — ведь это МОЙ Вязкий мир…
Выйду на мгновение в нормальный мир — там и брошу. Незачем ей подыхать вместе со мной.
А пока иди, девочка. Топай ножками и не вырывайся. Мне совсем не нужен твой труп. Мне больше не нужны ничьи трупы, даже Иоланты Сивоконь и Евгении Фаустовой, хотя они и сделали мне очень больно. Зато результат того стоил, и победа в конце концов достанется не им. Наверняка — если я переживу эту ночь. Вероятно — если на этот раз везение даст осечку.
Иди, девочка, иди… Шагай ровно. Продавливай сволочной ядовитый коллоид. Через несколько секунд ты будешь на свободе.
А я, наверное, снова надорвусь, моя сопутствующая пороговая масса катастрофически упадет, и, возможно, мне придется бросить автомат. В худшем случае она упадет до нуля или даже до отрицательной величины, и тогда в последний миг я признаю, что операция Департамента завершилась частичным успехом. Но будем рассчитывать на лучшее…
А не надорвался ли я уже? Иду, тащусь через мерзкое желе, думаю обо всех сразу, как будто имею на это право, строю планы на будущее… а сумею ли покинуть Вязкий мир? Вот будет номер, если нет. В назидание последователям.
Ну же… выход!
Не получается. Тычок пленнице под ребра, шаги вверх по невидимым ступеням. Еще попытка…
Нет. И снова вверх. В худшем случае свалюсь с высоты нескольких метров, но хотя бы отделаюсь от конвоируемой. Одному не в пример легче.
Не выходит. И уже нет воздуха. Полжизни за один вдох… Пусть воздух будет насыщен какими угодно миазмами — лишь бы вдохнуть!
Мне не выйти из Вязкого мира. Не позже чем через десять секунд удушье возьмет свое, оно дожмет меня, и я глотну отравленного лилового желе. Уж лучше бы меня изорвали в клочья пули на лужайке перед коттеджем…
Попытка! Попытка! Попытка!
Ну же… Рывок вверх — и вон отсюда!
Вверх!
Нет лилового желе. Сумрак. Просто сумрак с узкой светлой полосой приближающегося рассвета. А над головой — половинка убывающей луны!
Я дышу! Я снова могу дышать! Сладость чистого ночного воздуха не сравнима ни с чем, куда до нее вкусу изысканных кушаний, наркотической эйфории, оргазму! Сравниться с нею может лишь отсутствие боли после долгих мучений. И пленница тоже дышит вовсю. Дыши, дыши… Жаль только, что после двух-трех вдохов блаженство начинает таять, а после десятка вообще сходит на нет.
Куда это меня выбросило? Где деревья, коттедж, разъяренные спецназовки?..
Ничего нет. Глубоко подо мной лежит чернота, вся в оспинах редких огоньков, а вот та цепочка огней — наверное, машины на шоссе, а вон то обширное мерцание — ночные огни столицы, скупые по причине энергетического голода.
Я падаю?
Нет. Мертвой хваткой вцепившись в мою ненужную пленницу, я неподвижно завис где-то между небом и землей. Не знаю, как я сюда попал. Да, рвался вверх, все правильно… Но не настолько же вверх!
Хотел выйти из Вязкого мира? Что ж, вышел. Но куда?
А может, я уже умер и теперь обозреваю свысока земную суету?..
Интересная мысль. Обдумаю после.
Туда! К городу!
Картина внизу меняется. В хаосе огней угадывается паутина проспектов, площадей, прямых улиц и кривых улочек… вон и набережная, извилистая, как ползущая змея. Пусть себе ползет куда хочет, а у меня свой путь.
Евгения Фаустова!
Я мчусь на небольшой высоте, а подо мной на бешеной скорости мчится машина. Скорее! Скорее! Быть может, еще не поздно взять полупроваленную операцию в свои руки и прихлопнуть-таки зловредного эксмена Гаева! Оргвыводы будем делать после, сейчас Гаев — это главное. Скорее…
Спеши. Суетись. Карай и милуй. Играй в свои игры.
Присцилла О’Нил!
О, да она стала совсем старушкой! Седенькая, сгорбленная… Кончается ночь, а она все не спит. Шторы в комнате плотно занавешены. Что с тобой, умная и справедливая командующая? Тебя вышвырнули в отставку и теперь тебе больно видеть звездное небо? Погоди сдаваться. Взбодрись, найди в себе силы жить, и ты увидишь еще много удивительного, я обещаю…
Марджори!
Не знаю, какой это город и какой материк. Знаю только, что она недавно родила девочку и счастлива и вся принадлежит ей. Я ей не нужен. Дочь не отберут. Властям сейчас вообще не до Марджори…
Мне тоже. Я лишь позволяю себе украдкой поглядеть на мою дочь и умилиться, жалея все же, что не родился сын.
Я бы его инициировал. Научил бы тому, чему только что научился сам. Он бы у меня вообще не знал лиловых кошмаров Вязкого мира.
А вслед за ним я инициировал бы какую-нибудь девчонку, чтобы счет был равный. Не злитесь на меня, мужские шовинисты, — я не хочу, чтобы маятник качнулся в обратную сторону. Пусть скользнет к нижней точке и замрет навсегда. Такие подарки надо делать всем или не делать никому.
Вот она — настоящая телепортация, та, о которой мы мечтали, продираясь вслепую сквозь клейкий коллоид!.. Мгновенное перемещение на любое расстояние. С точным адресом. С возможностью сначала увидеть то, что ТАМ, а потом уже решить, стоит ли перетаскивать туда все тело…
Что же — это следующий уровень? Это то, что настолько же выше привычной натужной телепортации на несколько десятков шагов, насколько она выше полного неумения телепортировать? И я — от отчаяния, наверное, — еще раз совершил невозможное?
Похоже, да. Иного объяснения я пока не вижу.
Катакомбы!
Там тревога. Вернулись обе группы, Мустафа рвет и мечет. Удвоено наблюдение, на случай штурма готовятся ловушки, для экстренной эвакуации расчищаются резервные лазы. Разбуженные мальчишки испуганы, Матвейка тихонько хнычет… Если я не вернусь до вече ре, отряду придется перебазироваться неведомо куда.
Но я вернусь, конечно…
Чужак!
Россыпь колючих звезд. Темное тело на мгновение заслоняет пылающий клубок Солнца. Да нет же, мне не сюда. Внутрь!
Живая плоть живого корабля. Очень серьезно, словно выполняя не слишком любимую, но крайне ответственную работу, мой двойник по-прежнему играет в ножички с Двускелетным…
Ф-фу… Прочь отсюда! Дядя Лева!
Над столицей только-только разгорается заря, а здесь, на берегу неведомой мне таежной речки, уже откричали свое птицы, поприветствовав утро. Трое бородатых бродяг, один — постарше, седой и сутулый, другой — рослый, покрепче и помоложе, третий — совсем юнец, собираются завтракать. Под закопченной кастрюлей, пристроенной над сложенным из угловатых камней очагом, потрескивают в огне сухие и не слишком смолистые ветки. Партизанские костры не дают дыма. Тормози, водитель, моя остановка.
Вернее, наша. Выходим, леди.
Все трое отшатываются, разинув рты. Падает кастрюля, выливая в огонь недоваренную ушицу, шипят уголья, из очага вздымается немаленькое облако пара с пеплом. Плевать.
— Ну, здравствуй, дядя Лева, — говорю я фальшиво спокойным голосом, словно мы расстались только вчера. — Привет, Гойко… А это кто с вами?
Назад: 28
Дальше: 30