Книга: Первый из могикан
Назад: 21
Дальше: 23

22

— А я тебе говорю, что это Тимофеева работа, — убежденно втолковывал дядя Лева Гойко Кирибеевичу по прозвищу Молотилка. — Ты его знал только по вашему костоломному шоу, а я с ним, как-никак, сколько времени в одной лаборатории работал, и уж ты мне поверь… Если все идет не так, как планировалось и Гаев где-то неподалеку, дело ясное: он вмешался. Он вообще мастер влезать во всякую запутанную чепуху и делать ее еще чепуховее. Это в его манере. Почему, я спрашиваю, чужаки не нанесли удар по Земле? Что могло им помешать? Космофлот, что ли? Воевали мышки с кошкой…
— Это все гадание на воде, — гудел Гойко, пытаясь встрять в паузу. — Мы ничего не знаем.
— Мы знаем то, что Тиму удалось вступить с одним из чужаков в контакт, что Тим не был сразу убит и даже сумел передать Вокульскому немаленькое послание. Из него нам кое-что известно о чужаках. Мы знаем ужасно много, а об остальном можем и догадаться. Случилось то, чего никто не ждал, а значит, Тим приложил к этому руку, вот как я понимаю ситуацию.
— Мы ничего не знаем…
— Это ты ничего не знаешь.
Сопя, помолчали. Где-то в кедраче крикнула птица. Волосатый шмель с солидным гудением покружился вокруг зонтика спутниковой антенны и низко потянул вдоль опушки. Медленно вечерело. Донимали слепни. Перистое облако, похожее на рыбий скелет, зависло в жарком мареве — к перемене погоды, к свежести, к грибным дождям.
Красота…
Лежать бы в такую погоду на пляже возле отведенного эксменам для купания городского пруда — нарочито мелкого, чтобы не потонули, но чистого, проточного, не загрязненного никакими зловредными стоками… Всюду ведь жизнь, и в скучных эксменских районах тоже. Терлецкие пруды, например. Посидеть на свежей травке, а то и забросить удочку в надежде вытащить если не карасика, то хотя бы ротана, а в ожидании поклевки неторопливо распить дозволенную бутылочку пива — м-м-м…
Дядя Лева хлопнул слепня на шее и сразу озлился. Да, была красота. Не чета, конечно, этой — эрзац был, огороженный вольер вместо свободы, и в любую погоду было душно, и давили серые бетонные коробки, а вне вольера было еще хуже, там простиралась чужая чистенькая территория, и, даже имея пропуск в нее, был ты там никем и даже хуже, чем никем… Да, страшным грузом давило, расплющивало по земле твердое знание: ты не человек, у тебя неправильная хромосома и потенциально опасная психика, ты умнее и способнее многих так называемых «настоящих», но они сильнее тебя, их превосходство держится на проклятой способности телепортировать, чего ты лишен от рождения и чего никогда не приобретешь… Да, тебя возмущала теория, будто ты ущербен во многом другом, что делает двуногое существо человеком, ты давным-давно понял тщетность попыток удержать мировой порядок без идеологических подпорок, и тебя, что бы ты ни делал, душила невозможность доказать лживость в общем-то примитивной государственной идеологии. Все это было.
Но была и безопасность. Была возможность удить в выходной день рыбку в городском пруду, неспешно тянуть пивко и не заботиться о сбережении собственной шкуры — ее берегли законы и их служители! Ты был нужен, и тобою зря не бросались. Ну разве что перед угрозой тотального уничтожения, когда стало ясно, что укрыть от опасности всех и вся ни за что не удастся, что в первую очередь надо спасать тех, кто ценнее…
А разве ты на их месте поступил бы не так же?
Ну то-то.
— Если ты можешь обо всем догадаться, тогда зачем тебе Вокульский? — спросил Гойко после паузы.
— Чтобы дополнительно уточнить кое-что, — отозвался дядя Лева. — Так, самую малость.
— Например?
— Как быть дальше.
— Хороша малость… Не знаю, как для тебя, а для меня это существенно.
— Ты не философ, — важно объявил дядя Лева. — Не мозг. Ты бицепс. Изволь слушаться. Да не дергайся ты, шучу я, шучу…
— Шутить иногда вредно, — буркнул Гойко.
— Хочешь правду? Ты очень хороший бицепс.
— Польщен, что не прямая кишка. А ты кто?
— Я? Наверное, поджилки, которые трясутся…
Гойко посмотрел с сомнением: нечасто дядя Лева предавался самоуничижению, вдобавок при свидетелях. Но вслух ничего не сказал.
Молчал на стреме и Гриша Малинин, стерегущий в лесу старую полузаросшую просеку — единственный удобный подход с тыла. То ли в самом деле караулил, то ли спал — идти проверять не хотелось. Да и вряд ли у баб когда-нибудь дойдут руки до сплошного прочесывания бесконечной тайги. И силенок не хватит, и результат не гарантирован. Воздушное патрулирование — другое дело. Но рокот вертушки слышен издалека.
Нельзя все время бояться и не впасть в помешательство. Психика не выдерживает. Дядей Левой давно был разработан психологический рецепт под названием «Ну что, смертнички?», непременным атрибутом включающий в себя шуточки над собственной обреченностью. Он нисколько не удивился бы, узнав, что Тим Гаев начал пользоваться этим рецептом раньше своего наставника. В схожем положении вырабатываются схожие способы жить.
«Как дела, висельники?»
К середине мая из десяти «висельников» лишь трое продолжали держаться вместе. Двоих убило при падении дирижабля. Руслан Хабибуллин, он же Тамерлан, умер еще в воздухе, и было странно, что из дырявящих гондолу пуль ему досталось не меньше трех, и никто, кроме него, не был даже задет…
Сами виноваты — привыкли к улыбкам госпожи Удачи. Слишком часто им везло, расслабились. Обрадовались, ну как же — во временном поселке никого не встретили, без потерь угнали дирижабль из неохраняемого ангара! Кому, когда удавалось угнать дирижабль? Чуть не лопнули от гордости, когда, вместо того чтобы разбиться о ближайшую сопку, худо-бедно научились управлять колоссальной надутой дурой и спокойненько, как так и надо, потянули к югу навстречу косякам перелетных птиц. Ура, мол! Даешь! Банзай, твою такую-растакую Первомать!..
Без всяких оснований поверили, что все теперь по плечу.
И гелий был в достатке, и ветер попутный, и топлива хватило бы до Бенгальского залива. И пуст был грузовой трюм — лети налегке да посвистывай!
Вот и летели. Почти двое суток. И даже не заметили вертолет — просто дирижабль ни с того ни с сего клюнул носом и заскользил к верхушкам деревьев, а в гондоле завыл ветер, врывающийся сквозь пулевые прострелы, и из груди и шеи Руслана вдруг выплеснулись фонтанчики крови…
Когда оболочка серебристой приплюснутой сигары смахивает на дуршлаг, дирижабль не удержат в воздухе никакие автоматизированные системы подачи гелия из резервных баллонов, никакие воздушные винты и никакие рули. Но все же вместо падения камнем получилось какое-никакое приземление, пусть жесткое. Дирижабль лег на тайгу, как старый ленивый палтус ложится на донный водорослевый ковер. Запомнился треск ломаемых елей и хруст сминаемых стенок гондолы. Тут потеряли Жигина и Квасцова. Да еще пропал неизвестно куда Абрам Вайсброт — вроде видели, как он выбирался из покореженной гондолы, но больше его никто не видел. Если не попал под пулю, то, наверное, побежал очертя голову куда глаза глядят. Жив ли теперь, нет ли — никто не скажет…
Остальных выручила тайга. Вертушка настырно кружила над тушей пригнувшего лес исполина, наудачу стрекоча пулеметами, но не могла ни сесть, ни засечь беглецов и в конце концов отбыла восвояси.
Жить разбоем, временами спускаясь с гор, о чем совсем недавно мечтали, не получилось — вокруг не оказалось ни гор, ни беззащитных селений. Защищенных селений, впрочем, тоже не было. Дирижабль упал где-то между Обью и Енисеем — какие уж тут горы. И какие селения? Та же заснеженная таежная глушь, что и на старом месте, разве что чуть теплее…
Шли к югу. Мерзли. Подъедали последнее. Голодали. Дичь слонялась неведомо где, только не в поле зрения. Железобетонно-твердый наст выдержал бы и диплодока, не то что лося или кабана. Ни одного следа, что было и понятно. Ни одной кучки помета, что было и непонятно, и неприятно, как подлый обман. Ни одной берлоги. О встрече со злющим шатуном мечтали, как о манне небесной. Прон Халтюпкин выследил и застрелил тощую рысь — неожиданно оказалось съедобно. Без жилистого мяса лесной кошки, наверное, протянули бы ноги…
Уже зрелой весной наткнулись на избушку законопослушного лесника-эксмена и в праведном гневе ограбили его подчистую, а заодно выяснили свое местоположение и разузнали новости. Лесник дрожал, падал в ноги, обещал молить Первоматерь за благодетелей и отвечал на вопросы подробно и не раздумывая. Правильно делал.
Самое главное — всласть попарились в баньке, смыв коросту и подлечив струпья от укусов мороза. Уходя, старательно разбили рацию, а лесника не тронули — пусть живет, гнида. Все равно донесет не скоро. Да и не такая уж это сенсация — сообщение о шестерых бродягах дикого облика и крутого нрава. Мало ли их теперь! Великое множество банд, мелких групп и одиночек будут бродить и пакостить до следующей зимы, а зимой их выведут. Зимой в тайге не выжить без огня, а костер, даже очень хорошо укрытый — яркий инфракрасный источник, элементарно простая мишень… Или вымерзай, как таракан в нетопленном жилище, или жди на свою голову кассетную боеголовку.
Пробираясь к бывшему Томску, наткнулись на банду эксменов из пятидесяти, гордо именовавших себя Армией Свободы. Те звали к себе, суля вольную жизнь и богатую добычу. Дядя Лева предпочел уклониться. Не внушал доверия вожак, алчный и глупый, не понравилось и общее залихватское настроение при полном отсутствии планов на завтрашний день. Таких прихлопнут очень скоро; какая там зима — им бы дожить до лета…
Но Перепреев и Халтюпкин остались, соблазнившись вольной и сытной жизнью. Дядя Лева зря потратил время на уговоры.
Четверо ушли выбирать себе базу в тайге не очень далеко от центров возрождающейся цивилизации, но как можно дальше от ареала «Армии Свободы» и подобных ей банд, отрядов и повстанческих бригад. До мая прожили ни шатко ни валко. Когда подводило животы, выходили на расчищенное от элементов маскировки шоссе караулить одиночную фуру. Эксменов-шоферов, не оказавших сопротивления, как правило, отпускали.
Но ради компа со спутниковым выходом в Сеть пришлось устроить настоящий набег на контору в поселке строителей — вдалеке от базы, естественно. Еле унесли ноги, зато унесли и добычу…
Случилось это уже после того, как умер Ваня Динамит. Майские алчные клещи кусали всех, но энцефалитный достался ему одному. Через несколько дней Ваня начал жаловаться на озноб, головную боль, ломоту во всем теле, вскоре речь его стала невнятной, начался сильный жар. Богатырь, умевший выкорчевать голыми руками двадцатилетнее дерево, не боявшийся выйти с одним коротким ножом против медведя, угасал от укуса ничтожнейшей твари, подточенный изнутри, бредящий, наполовину парализованный. Предпоследний боец из шоу «Смертельный удар» умер раньше, чем распознавший недуг дядя Лева решился совершить налет на ближайшую больницу.
И Ваню зарыли меж сосен на крутом берегу быстрой речки с неизвестным названием. А трое остались жить.
— Глупо получилось, — пробормотал дядя Лева. — Ох, как глупо…
— Что? — Гойко, внимательно исследовавший сорванную травинку, оторвался от своего занятия.
— Нет, ничего.
Вспомнилось: во время первой вылазки на шоссе первая же остановленная фура оказалась доверху набита не вожделенными мясными консервами, а коробками с пятидесятилетним коньяком «Марфа-посадница». Сгоряча шоферу надавали зуботычин, но десяток коробок прихватили с собой — тоже ведь добыча.
Янтарная, поначалу подозрительная, никем прежде не питая жидкость пришлась по вкусу. Налакавшись, Гойко приходил в неистовство: то кричал о своих извращенно-интимных отношениях с Первоматерью, то слезливо проповедовал милосердие и всепрощение во имя мировой гармонии, а то принимался грозить кулаком звездам и стрелял в Луну, но ни разу не попал.
Его даже не пытались утихомирить. Кричи. Проповедуй. Безумствуй. Не держи в себе, облегчи душу. Выплесни и забудь хоть на время то, что гнетет.
Нереальность, невсамделишность, призрачность существования.
Ненужность.
Чужаки… Сколько воробьев настреляли они из своей пушки!
Лев Лашезин неслышно отпустил скверное ругательство. Явились! Ждали их тут! Двускелетные! Одного, видите ли, скелета им мало. Да еще и внутриутробно пестуемые дебилы вдобавок…
А что, разве было бы лучше, если бы чужаки ударили?..
Вот уж нет. Как ни крути, а глупая ситуация лучше, чем никакая. Чем отсутствие самой ситуации по причине отсутствия тех, кто может ее оценить: глупая она там, не глупая… Кто виноват — вопрос праздный. Гораздо важнее другой: что делать дальше?
— Аккумулятор скоро сядет, — произнес Гойко после долгого молчания. — Где заряжать будем?
Лашезин искоса взглянул на Молотилку. Ишь ты, навострился. Насчет аккумуляторов понимает. Давно ли орудовал инструментом не сложнее кувалды?
Но вслух он сказал только:
— На час — полтора должно хватить. Еще есть надежда.
— А почему ты вызвал не Веронику?
— Вокульский теперь не Вероника, а Вирджиния, — пояснил Лашезин. — Одно из запасных имен. Не забывай, что о Веронике почти наверняка известно в Департаменте, и наш виртуал это знает…
— А если он сменил и это имя?
— Тогда он Венди или Валерия. Полагаю, он выбрал неславянское имя. Венди я тоже вызываю.
— А если его уже вычистили из Сети?
— А если ты помолчишь немного? — не вытерпел дядя Лева. — Правда, правда, не дави на нервы. Надоело ждать — пойди погуляй…
Смешной мультяшный зайчик скакал по экрану. Наткнувшись на край, садился на куцый хвостик, озадаченно вертел головой и комично почесывался, прежде чем поскакать в обратном направлении, Раз — два — три — четыре — пять… ты в своем уме ли, зайчик? Уверен, что здесь можно гулять?
— Кто звал меня? — серебряным колокольчиком прозвенело нежнейшее сопрано.
Гойко подпрыгнул, принимая боевую стойку. Дядя Лева ограничился тем, что вздрогнул от неожиданности.
— Лев Лашезин. Это ты, Ярослав? То есть Войцех?
— Покажись мне, — потребовало сопрано после небольшой паузы. Сигналу требовалось время, чтобы дважды достичь спутника и вернуться.
Дядя Лева заторопился. Изгнать с экрана надоевшего зайца… Задействовать видеосканер… Он инстинктивна поискал глазами, чем бы протереть крошечный заляпанный объективчик — жуткие неряхи владели компом! — но не нашел ничего подходящего.
— Так лучше?
— Не совсем. Повернись к свету. Так. Теперь профилем… Н-да, действительно Лашезин. Рад, что ты жив, Левушка, хоть это и странно. А твоему виду не рад… Бороду небось не бреешь, а ножом кромсаешь? Сильно досталось?
— Порядочно.
— Кто это с тобой?
— Свой человек. Войцех, нам нужна твоя помощь… На экране наконец-то возникло изображение. Залысый лоб, жесткие морщины, вечная ирония в глазах. Подполыцик-виртуал Ярослав Вокульский, он же Войцех, Вероника, Вирджиния, Валерия и Венди.
— Извини, я тут должен проверить кое-что. — Контраст между серебряным сопрано и грубоватым баритоном был разительным. Прошло несколько секунд, прежде чем застывшее неподвижной маской лицо вновь дрогнуло. — Так, теперь все в порядке. Понаставили тут капканов…
— Войцех, — позвал Лашезин.
— Что, Левушка? Можешь не продолжать. Конечно, тебе понадобилась помощь виртуала. Зачем бы ты меня тогда вызвал? Потрепаться?
— Нет.
— То-то, что нет. Дождешься от вас, пожалуй. И Гаев точно такой же.
— Тим? — крикнул Лашезин. — Ты что-то знаешь о нем?
Лицо на экране поморщилось:
— Не ори, голос сядет. Ну, допустим, знаю. На Земле он. Вероятно, прячется где-то на территории Славянской Федерации. Таково и мое мнение, и Департамента, тут у нас трогательное единство во взглядах. Объявлен во всемирный розыск по категории «экстра». Знаешь, что это такое?.. Не знаешь ведь. Это значит, что недонесение о нем или отказ в сотрудничестве при выслеживании и поимке грозят каждому… и каждой крупными неприятностями. Учитывая военное положение — вплоть до высшей меры. И наоборот, обеспечена крупная награда за сведения, способствующие задержанию или уничтожению разыскиваемого. Что еще можно придумать для розыска? Тиму придется несладко. Кстати, в одном списке с ним идут Безухов и Шпонька, пилоты… Интересно, почему?
— Не знаю, — покачал головой Лашезин. — Скажи, в том, что чужаки не достигли своей цели, — заслуга Тима?
— Да. — Вокульский странно улыбнулся. — Но кто тебе сказал, что чужаки не достигли своей цели? По-моему, они ее достигли, причем самым экономичным и безопасным для себя способом — руками землян. Ведь есть же предел могуществу и неуязвимости чужаков. Человек легко может раздавить шершня, но скорее предпочтет с ним не связываться. Так зачем же чужакам путать цель со средствами и лезть в свалку, когда проще напрячь нас на ту же работу? Я думаю, их дебильные подопечные были очень довольны…
— Ты ошибаешься, — хрипло сказал дядя Лева. — Все эти дома, дороги и прочая база цивилизации… все это будет восстановлено. Бабы уже вовсю восстанавливают, и не только руками рабов. Дай им время… А нам дай связь с подпольем…
— Подполье разрушено, — отозвался Вокульский. — Подполья больше нет. Многие наши сподвижники решили, что настало время активных действий — и ошиблись. Теперь кто в земле, кто в бегах, кто в недобитых повстанческих формированиях, и все вне закона, вроде вас. На восстановление прежней структуры уйдут годы. Если, конечно, вообще будет смысл ее восстанавливать…
— Почему нет?
Вокульский вздохнул:
— Потому что беспорядки только начинаются.
За спиной дяди Левы громко фыркнул Гойко.
— Ты не ошибаешься? По-моему, все как раз наоборот…
— Так пока думают и власти, — спокойно пояснил виртуал. — Но в колоде есть неучтенные карты. Поверь, масштабного восстания эксменов еще не было. Прошли и были подавлены стихийные бунты, не более того. Они как первый дымок на вершине вулкана. Взрыв будет чуть позже, и вот он-то как раз способен доделать то, что не доделали чужаки. Понимаешь?
— Пока нет.
Еще один вздох виртуала.
— Зря. А почему ты не спросил, как идут дела у господствующего пола? Я бы ответил. Я бы сказал тебе, что там совсем не тишь да гладь. Многие озверели. Некоторые попытались начать думать, а с непривычки это до добра не доведет. Большинство же мечтает, чтобы все было по-старому, как будто это возможно. И все без исключения не могут понять, для чего их заставили пойти на такие жертвы. Вовсю болтают о чудовищной провокации, только пока не могут решить, кому она выгодна. Будто бы никакой космической агрессии не было вообще — бытует и такое мнение. А ты говоришь — подполье… Не та идет игра, и ставки в ней не те. Теперь понимаешь?
— Нет.
— Поймешь. Сейчас убеждать тебя — только воздух сотрясать. Поживи, понаблюдай…
Теперь вздохнул дядя Лева:
— Насчет пожить — это ты хорошо сказал, Войцех. Пожить мы не против… Вопрос: как? Помоги советом.
— Ты имеешь в виду — куда податься?
— Для начала да.
— А потом?
— Надоело просто пытаться выжить. Я хочу быть с теми, кто продолжает борьбу, но не по-глупому. Бандюков не предлагать.
Вокульский засмеялся:
— Организованное и умное сопротивление, да? Мечтаешь о нем? Медленное подтачивание основ? Извини, но ты поглупел, Левушка. Ты тоже мечтаешь о том, чтобы все было как раньше…
— Ты можешь ответить? — Лашезин кусал губы.
— Указать место, где ты мог бы всласть заниматься своим любимым делом, исходя из твоего неверного понимания текущей ситуации? Я правильно тебя понял?
За спиной дяди Левы послышалось сдавленное рычание Гойко. Похоже, бывший боец костоломного шоу был готов немедленно открутить кому-нибудь голову, и не понарошку, а всерьез.
— Ты правильно меня понял, — холодно сказал дядя Лева.
— Если не предлагать бандюков, то не предлагать никого.
И ни малейшего сочувствия в голосе виртуала. Лашезин медленно сосчитал про себя до десяти, стараясь успокоиться. Все верно. Что Войцеху, давно уже не человеку, мелкие человеческие проблемы? Вероятно, человечество его интересует постольку, поскольку оно поддерживает работу Сети…
— Еще один вопрос… Где Тим?
— В розыске, как я уже сказал, — немедленно отозвался Вокульский. — А территориально — не знаю. Полагаю, все еще в Европейской части Федерации. С транспортом сейчас не очень… Последний раз его засекли в столице и, кажется, даже гоняли, но он опять ушел. Шустрый. И с ним еще двое.
— Все трое в розыске категории «экстра»? — спросил Лашезин, чувствуя, что начинает нащупывать главное.
— То-то и удивительно, что все трое. Есть тут у меня несколько гипотез из разряда безумных…
Застучало в висках, отдалось в затылке. Сердце давно уже стучало не по возрасту торопливо. Лев Лашезин утер пот со лба:
— Например?.. Стой, сам скажу! Прямой информации у тебя нет, она за семью печатями. Допустим, ты ее просто не нашел или не сумел взломать защиту… Но виртуалки, с которыми ты общаешься под женской личиной и которые бродят по всей Сети, тоже не в курсе дела, иначе ты знал бы хоть что-нибудь. Что из этого следует? Государственный секрет? Быть может, даже надгосударственный? Важнейшая тайна, краеугольный камень. Так? Что это может быть — тайна телепортации?..
— Это одна из гипотез, — согласился Вокульский.
— Трое! — вне себя закричал Лашезин. — Слышишь, Гойко! Трое проникли в тайну телепортации!
— Проникли или могли проникнуть, — меланхолично прокомментировал Вокульский. — Если такая тайна действительно существует. А если она существует, то архинадежно охраняется. А если она архинадежно охраняется, значит, рецепт телепортации таков, что его способен освоить любой. Подчеркиваю: любой, а не только любая. Вот власти и дергаются. И повторяю: это только гипотеза.
— Мы должны знать это!
— К закрытой информации мне не пробиться. — последовал быстрый ответ. — К закрытой по-настоящему. Мне даже не удастся к ней приблизиться.
— Попытайся!
Вокульский медленно покачал головой:
— Я еще не готов умирать…
— Ты боишься, что тебя найдут?
— Вряд ли им это удастся. Хотя ищут. Надо сказать, их ловушки довольно примитивны. Но в самом крайнем варианте они могут пойти на радикальное решение — уберут из Сети базовые программы, позволяющие существовать виртуальным личностям. Уничтожат кучу заслуженных виртуальных баб, но доберутся и до меня. К счастью, Департамент не сможет пойти на радикальные меры без санкции Верховной Ассамблеи. Но есть и обходные пути…
— Создать и запустить в Сеть специфический вирус? — спросил Лашезин.
— Одно из решений. — Вокульский поморщился. — Прости, мне неприятно даже слышать об этом. Я сильно рискнул, приняв от Тима его… манускрипт. Я больше не хочу.
— Значит, на тебя не рассчитывать? — Против воли в голосе прозвучала горечь.
— В этом — нет. И позволь тебе еще раз заметит в: ты не тем занимаешься. Неверный путь.
Умолять?.. Упасть перед монитором на колени?.. Пристыдить?.. Напомнить о годах борьбы?.. Дядя Лева выдавил из себя улыбку — не умоляющую и не презрительную. Грустную.
— Ты забыл себя, Войцех. Ты забыл самого себя.
На экране медленно растворялось лицо старого друга. Подергивалось рябью, будто уходило все глубже и глубже под воду. Виртуал был выше желания оставить за собой последнее слово.
Пискнуло. Ярким угольком зардел индикатор разрядки. Лашезин щелкнул выключателем, и экран погас.
— Ну и зачем тебе это было надо? — разочарованно пробубнил Гойко. — Тим Гаев, Тим Гаев!.. Где он, а где мы? До Европы нам сейчас никак не добраться. Да еще поди поищи его там…
— Искать не надо, — отозвался дядя Лева. — Не сам Гаев нам нужен, а только связь с ним. — Неожиданно он подмигнул Гойко: — Приятно знать, что задача чуточку облегчилась, а?
Назад: 21
Дальше: 23