Книга: Первый из могикан
Назад: 18
Дальше: 20

19

Свою кубатуру в убежище Ольга делила с Галкой Васюкевич. Размерами и обстановкой комнатушка явственно напоминала вагонное купе второго класса: две жесткие откидные койки одна над другой, крошечный откидной столик, узкий стенной шкаф со сдвижной дверцей. Даже светильники и вентиляционные решетки были в точности такими же. Как видно, архитекторы, не мудрствуя лукаво, содрали дизайн комнатушки с известного всем прототипа. Разница заключалась в наличии табурета и отсутствии вагонного окна. Ну и, естественно, не было ни тряски, ни раскачивания. Словно поезд застрял на узловой станции, загнанный в тупик и всеми забытый.
Ольга знала, что сослуживицы ей завидуют. Рядовой состав поселили почти в таких же клетушках, разве что чуть-чуть пошире, но не по двое, а по четверо — ни пройти, ни повернуться. В свою очередь, и она, и Галка завистливо мечтали об офицерских апартаментах. Некоторые из них были даже оборудованы санузлом!
Увы, младшему командному составу приходилось пользоваться элементарными удобствами на общих основаниях, с десятиминутным лимитом времени в сутки. Дождалась своей очереди, вставила в прорезь личную карточку, защелкнула за собой дверь — все, отсчет пошел. Как хочешь, так и выкручивайся. На ежемесячные проблемы скидок нет. Если умываться и чистить зубы раз в день, то с грехом пополам еще можно уложиться в лимит, но запорами и диареей страдать не рекомендуется.
Все равно у кабинок выстраивались очереди. То ли в убежище впихнули больше народу, чем планировалось, то ли оказался мал десятиминутный лимит. Тем, кто в него не укладывался, начальство в лице коменданта грозило переселением в боксы, рассчитанные на десятерых и больше, где, по слухам, не хватало коек и приходилось спать посменно. Пока дело ограничивалось угрозами и предупреждениями. Всего лишь вторые сутки полной автономности убежища — это ведь так мало… Пройдет еще несколько дней, и большинство, привыкнув, начнет успевать, а растяпистое и несознательное меньшинство можно будет приструнить, примерно наказав самых злостных. Нельзя карать всех чохом, как нельзя и не карать вообще никого, это азбука науки управления людьми.
Многие, особенно гражданские и особенно с детьми, жили здесь уже трое-четверо суток, отказываясь от возможности взять увольнительный документ и прогуляться по поверхности из опасения, что кто-то захватит их законное место. На взгляд Ольги, эти опасения были лишены оснований — порядок в целом поддерживался. Разумеется, как всегда в таких случаях, хватало и плачущих детей, потерявшихся в неразберихе, и ополоумевших от горя матерей, выкрикивающих имена своих чад, и напыщенных матрон, требующих для себя каких-то особых условий, и кто-то пытался устроиться в убежище, не имея к тому никаких оснований, а специальная служба проверки разоблачала мошенниц, проникших под землю по краденым или поддельным документам. Этих собирали в группы, сковывая наручниками по двое, чтобы не гоняться за телепортирующими, и, не слушая ни посулов, ни причитаний, куда-то увозили — вероятно, попросту подальше от убежища, где и отпускали восвояси, разъяснив, что о гарантированном уничтожении не может быть и речи, что космофлот выполнит свою задачу и вообще следует надеяться на лучшее. Помогало слабо. Вой стоял такой, что затыкай уши. Деньги и драгоценности, предлагаемые горемыками в качестве взяток, не действовали: какие, к Первоматери, деньги, когда единственная на сегодняшний день ценность — это шанс выжить, укрывшись глубоко под землей?!
Эксменов попросту отгоняли выстрелами. Боялись штурма убежища толпами отчаявшихся людей, в каковом случае пришлось бы пустить в дело пулеметы и газ, — но обошлось. У толпы не нашлось лидеров. Не решившись на приступ, горемыки мало-помалу расточились кто куда…
Сводный отряд полиции, включающий в себя и бывший Мытищинский отряд, разместился в убежище одним из последних. На глазах Ольги с важным гулом поползли и, громыхнув, сдвинулись броневые плиты, отрезав подземные полости от внешнего мира. И еще плиты. И еще. Заглубленное на полкилометра, крепко вмурованное в толщу прочнейших мезозойских доломитов, убежище не было переоборудовано из бывшей шахты — оно было построено специально задолго до того, как мир начал отсчет времени до Армагеддона. Убежище имело лишь один, но крупный недостаток: относительную близость к столице. Москва не Можайск, не Рязань и не Калуга — чудовищный мегаполис даже не пытались стереть с лица Земли, а оставили нетронутым, эвакуировав кого можно. Теперь оставалось гадать, выдержат ли своды убежища колоссальнейший удар из космоса. Если разом аннигилируют все миллионы тонн камня, бетона, асфальта, металла и прочей присущей мегаполису техногенной всячины — ежику понятно, что не выдержат. Однако расчеты, исходящие из более разумных предпосылок, были утешительными.
От мамы Ольга не получала никаких известий, да и странно было бы, если бы связь по-прежнему работала исправно, как в мирные времена. Были обещания в ближайшие дни после удара установить постоянную связь с другими убежищами, составить общий реестр выживших — сугубо предварительный, разумеется, — и наладить работу бюро информации, а там, глядишь, дело дойдет и до обмена частными посланиями… Сейчас, понятно, было не до того.
По местной трансляции передавались не столько новости, сколько правительственные воззвания, перемежаемые повторяемыми в сотый раз правилами внутреннего распорядка. Как обычно, дефицит информации о том, что делается в наружном мире, компенсировался слухами и сплетнями, часто дикими и оттого, как ни странно, более правдоподобными, нежели бодрые официальные сводки об успехах мероприятий по плану гражданской обороны. В столовой, в коридорах, в очередях открыто обсуждали агрессию со стороны Восточно-Азиатской Федерации, сопровождавшуюся якобы массированным вторжением с применением тактического ядерного оружия. Послушать очевидиц, так они вместе с сибирячками чуть ли не сами отбивали атаки «широкоформатных и узкопленочных», норовящих завалить своими телами амбразуры дотов, и не раз поднимались в отчаянные контратаки…
Рассказывали также об особом убежище, предназначенном для членов правительства, высших чиновников, их детей и роты обслуги и построенном на дне океана вне материковых шельфов, глубоководных желобов и рифтовых зон, а конкретно на глубине трех тысяч метров, куда спасаемые доставлялись особыми батискафами. Альтернативная байка помещала правительственное убежище в глубине антарктических ледников, где удаленность от испорченных цивилизацией зон даже выше, а защита от жесткого излучения, в сущности, та же. О том, где на самом деле спасается правительство, официальные сводки новостей умалчивали.
Спальные места в комнатушке без спора распределили по старшинству: Ольге досталась верхняя полка, Галке Васюкевич — нижняя. Поначалу кубатура показалась блаженным местом. Повалившись без задних ног, первым делом всласть выспались — работа последних дней не оставляла времени даже на краткий отдых. Ухитрились даже помыться, все же выйдя за лимит времени и схлопотав строгое внушение. А потом началась скука. Не прошло и нескольких часов, как Ольга поругалась с Галкой, затем помирилась, попыталась убить время в пустопорожних разговорах, навестила соседей по клетушкам и очень скоро обратилась к помощнице коменданта: не могла бы она, сержант полиции, быть чем-нибудь полезной? Скажем, следить за порядком, и вообще… Согласна на любую работу, хоть мыть посуду, только не сидеть сиднем, мелко и мерзко дрожа в ожидании момента «ноль»! Что может быть хуже?
Оказалось, что тут она была не первая. Помощница коменданта обещала передать просьбу «наверх», но рекомендовала особенно не надеяться — штаты, мол, заполнены и даже сверх меры.
В это было легко поверить. Мало ли желающих попасть в убежище хоть судомойкой, хоть ассенизатором. Чистить подземную канализацию, имея шанс уцелеть, или почти гарантированно сгореть наверху в чистенькой квартире — если вопрос ставится так, то для большинства ответ ясен.
Слоняться по коридорам быстро надоело — повсюду в небывалом изобилии и небывалой тесноте сновали люди, люди, люди…
Гомон. Детский плач. Толкотня. Запах человеческого тела. Категорический запрет на телепортацию — под страхом изгнания. Скудный рацион в столовке и посменная кормежка. Истерика, приключившаяся с какой-то неврастеничкой…
С грохотом задвинув за собой дверь клетушки, Ольга решила сидеть сиднем, никуда не выходя без необходимости. А вдруг вакансия все же сыщется и будет отдана другой соискательнице, когда Ольгу не найдут на месте?
Время наступления момента «ноль» было известно с точностью до минуты — почему-то не точнее. Можно было бы и до секунды… хотя зачем? Вяло переговариваясь, они с Галкой обсудили это и пришли к выводу, что большинству лучше бы вообще оставаться в неведении точного времени катастрофы. Нет ничего хуже, чем ждать. Недостаточно тренированная психика может просто не выдержать, а у многих ли она достаточно тренирована? Ну три процента, ну в лучшем случае пять… Несколько поколений мира и безопасности превратили основную человеческую массу в скопище беспомощно блеющих овец, не способных даже самостоятельно справиться со своими страхами!
Наверное, в последние часы ожидания кто-то и впрямь успел сойти с ума — о том Ольга никогда не узнала, да и не интересовалась. Если кто-то и рехнулся, то по крайней мере сделал это тихо и культурно, уважая спокойствие окружающих. Кроме того, в пределах того яруса, где разместили сводный отряд полиции, обитало не так уж много нервных штатских…
И все-таки ожидание оказалось пыткой даже для Ольги Вострецовой. И Галка внизу ворочалась и скрипела зубами. А когда момент «ноль» наступил и прошел, ничем не выделившись среди множества других моментов, когда вышли все сроки, Ольга ощутила даже нечто вроде досады: ведь обещали же! Как же так? Значит, ничего не будет?.. Значит, весь титанический план гражданской обороны оказался никому не нужен?.. И жуткое — врагине не пожелаешь — перенапряжение последних дней — тоже?.. Хуже того: выходит, что грандиозные мероприятия по разрушению того, что называют материальной базой цивилизации, то есть городов, предприятий, дорог и еще много чего, — тоже зазря?!
Но уже в следующую минуту Ольге хотелось скакать и смеяться, как голопятой девчонке: ВСЕ КОНЧИЛОСЬ! Опасности больше нет! Живы и будем жить! А материальную базу — создадим, разрушенное — отстроим! Было бы кому отстраивать, а с этим как раз все в порядке!..
А еще спустя полчаса Галку куда-то вызвали. Назад она вернулась не шагом — вихрем. Рванула сдвижную дверь так, что та едва не выскочила из направляющих.
— Собирайся.
— Есть работа? — В первый момент Ольга не поверила такому счастью. — Уже?
— Уже. Живо.
— Бегу. А что стряслось?
Задыхающаяся после бега Галка с трудом сумела понизить голос:
— Ты ведь уже видела телепортирующего эксмена? — Ольга кивнула. — Сама понимаешь, я была вынуждена об этом доложить, и ты, надо думать, попала в особый список… Улавливаешь?
— Какой еще особый список?
— Список тех, кто видел то, чего не бывает, а значит, не обалдеет, увидев еще раз. Привычка! Быстро собирайся, пошли. Оружие выдадут в вертолете.
Собирать Ольге было, в сущности, нечего. Оглянулась по сторонам, встряхнула головой — готова!
— Еще один… телепортирующий?
— Угадала.
— Будем брать или…
— Или. Живым — не обязательно.
Вот и весь разговор на бегу к выходу. Броневые плиты были уже раздвинуты, и на поляне перед холмом, скрывавшим под собой вход в убежище, надтреснуто рокотал, раскручивая винт, малый десантный вертолет. Всего-навсего на одно отделение. Впрочем, Ольга успела заметить в небе два точно таких же. Опустив носы, как гончие собаки, они прошли на предельной скорости куда-то на северо-запад — надо думать, к столице.
— Тим, очнись! Тим!..
Это они кому? Ничего не понимаю. Кто должен очнуться? Главное, зачем?..
— Тим, ты живой?
Ага, трясут не кого-то, а меня. И хлопают по щекам так, что голова мотается туда-сюда, вроде метронома. Ну что они пристали ко мне? Какого лешего им надо? Неужели не видят, что с ними мне плохо, а без них хорошо? Оставьте меня в покое, уйдите как можно дальше. За горизонт.
— Ти-и-им!..
Нет, от меня так просто не отвяжутся. Хлопанье по мордасам продолжается, и вдобавок в предплечье с отчетливым деревянным хрустом входит игла. Не больно, но, ей-же-ей, никому не нужно. Глупая и бессмысленная процедура. Вроде попытки поставить клизму манекену. Если проявить изобретательность и очень постараться, можно добиться своего, но манекену-то ведь все равно! Он и с клистиром все равно манекен.
— Тим, нельзя здесь оставаться! Уходить надо…
Понял. Я — Тим. Приятно познакомиться. Кое-что все-таки начинает проясняться. Мироздание уже не столь туманно, коли я начал обретать в нем свое место, разрешив для начала проблему самоидентификации.
Сверху греет солнышко, а снизу от земли холодит. Я лежу на скудной подстилке из сухой прошлогодней травы, мне жестко и неудобно, надо бы сменить позу, а сил на это нет. Просыпается боль, причем не локальная, а по всему телу. По-моему, меня долго и усердно крутили в какой-то бетономешалке — спасибо, что не в мясорубке… На фарш я пока не похож, и это нисколько не радует, а лишь немного удивляет…
Боль по всему телу усиливается, однако сквозь нее уголок сознания отмечает: я мокрый с ног до головы. Понятно, что опорожнился мочевой пузырь, но он же у меня не слоновий!.. Ничего не понимаю: купали меня, что ли?
— Федя, еще укол ему! Вот это красное — стимулятор?
Голос вроде знакомый. Э, да он принадлежит Мустафе Безухову! Он-то откуда тут взялся? А Федя кто? Шпонька, что ли? Ну точно — он… Как же мы, расставшись при Ананке, снова оказались вместе?
— А если помрет? Почему я должен делать уколы? Я же не врач!
— Ты техник, а значит, понимаешь в сложных системах. Вот и поставь эту систему на ноги. Да поживее, нельзя нам тут долго оставаться…
Тьфу! Вспомнил! Они же подобрали меня в космосе, и мне не хватило ложемента, за что, по всей видимости, я сейчас и расплачиваюсь. Полет к Земле — помню. Вхождение в атмосферу — тоже помню. Всеми ребрами. Еще пламя снаружи ревело сердитым зверем, просилось внутрь… А дальше — темнота…
Понятно, что я выключился. Не очень понятно, почему я выжил. Совсем непонятно, куда нас занесло.
— О, гля! Шевелится. Тим, ты меня слышишь?
Я не только слышу — я чувствую очередную иглу, протыкающую мои мышцы. Боль, как ни странно, отходит на мягких лапах, но явно не собирается покинуть меня совсем. Кажется, в первый раз мне вкололи антишоковое с обезболивающим.
А откуда у них аптечка? Выходит, пилотам-эксменам она теперь положена? Раньше было не так. Или они ее где-нибудь сперли?
Снова вспомнил! Интересная подробность: мы садились на Москву, и я чуть ли не сам на этом настоял… Забыл только зачем.
Шевелю непослушными губами:
— Где… мы?..
— Тим! Живой?.. Тим, ты можешь двигаться?
Интересный вопрос. Каверзный, он требует времени для обдумывания ответа. Пытаюсь шевелиться. Получается не очень, словно я отсидел себе все тело. Дол-го,’видать, сидел, со вкусом… Пробую напрягать и расслаблять различные мышцы.
Нет, кажется, у меня ничего не сломано. Надо же, выходит, я выдержал посадку вне ложемента! Крепкий я малый: и в шоу Мамы Клавы был не последним, и капсулу водил, и почти приспособился к трем g внутри чужака… А на лунной базе пробыл всего ничего, не успел отвыкнуть, вот и жив…
Да могу я двигаться, могу! Вон как шевелюсь и ворочаюсь, просто заглядение. Ходить, правда, не сумею, но ведь меня не об этом спрашивали, верно?
— Встать можешь?
Вряд ли. Но попробую. Для этого сначала надо сесть, потом встать на четвереньки, а потом уже подняться на ноги, желательно с каким-нибудь упором. И пусть упор никуда не убегает после того, как я встану, иначе свалюсь кулем и все придется начинать заново…
Вот так… Сел. А что организм пытается развалиться на запчасти, то это ничего, этого мы ему не позволим. Сейчас он поймет, что ему волей-неволей придется еще потрудиться, и он смирится с этой перспективой, а там, глядишь, и начнет сотрудничать. Главное, не торопиться, дать ему время осознать неизбежное…
— Тим, да вставай же! Уходить надо. Десять к одному, что нас засекли,
Не дадут мне времени. Палачи. Инквизиторы. Пиявки приставучие, кровопийцы.
Однако я начинаю кое-что видеть вокруг себя, вот что дивно!.. Расплывчатый мир фокусируется в травянистый склон, поросший поверху леском, причем некоторые деревья почему-то свежевыворочены с корнем, внизу помещается грязный пруд с клубами пара над остатками воды, берега густо облиты вонючим илом и усеяны дохлой рыбой, а над моей головой в развилке ветки застрял поблескивающий чешуей карась. Ближе к тому берегу, где мы находимся, утонув посадочными опорами в горячей грязи испоганенного водоема, кривляется в испарениях покрытая черной коркой «Жанна д’Арк», все-таки ухитрившаяся доставить нас на Землю. Вот тебе и ненадежная рухлядь! А может, помогли обращенные к Первоматери молитвы? В таком случае я согласен молиться Люси и впредь, хоть она и австралопитечка…
Но какова мощь плазменных двигателей! Впрочем, и пруд велик: будь он поменьше, огненный хвост вылизал бы его до донышка, не оставив ни воды, ни жидкой грязи, ни карасей. Да и лесок, наверное, с готовностью вспыхнул бы, чуть только иссякла бы бьющая гейзером стена пара… Удачно сели. Пока не знаю, где именно, но, кажется, различаю поодаль какие-то постройки. Столица, не столица — после разберем, но хотя бы неразрушенный город! Подарок судьбы. Нет более удобного места, чтобы затеряться, затаившись на время. По данному параметру с городом не сравнятся ни тайга, ни даже горы. Из любой норы крысу можно выгнать водой из шланга, но стократ труднее добраться до крысы на большой помойке… Что такое свобода? Это возможность выбирать один из минимум двух путей, а не мчаться сломя голову по единственному, подозревая, кстати, что он оставлен только для того, чтобы ловчее загнать тебя туда, где тебе и одного-то пути не оставят…
Бормоча свирепую нецензурщину, Безухов хватает меня за шиворот и одним мощным рывком пытается поставить на ноги; тут же суетится и Шпонька, пытаясь внести свою лепту. Ничего у них не выйдет — после Луны у обоих мышцы не те. Во г. приду в себя и предложу бывшему дояру продолжить состязание, кто кому пережмет руку. Десять против одного, что моя возьмет.
Первоматерь моя Люси, они воздвигли-таки меня торчком! Хочу сказать им, изуверам, чтобы они уносили скорее ноги, оставив меня в покое, — и вдруг проваливаюсь в лиловую мглу, влипнув в клейстер наподобие мухи. Ничего не понимаю, но, кажется, я ненароком угодил в Вязкий мир. А главное, кто-то цепляется за меня, ворочается и дергается рядом, поддавая мне то локтем, то коленом…
Ну точно — Вязкий мир! Как я сюда попал — неужто бессознательно? Для прохождения через незримый барьер, отделяющий наш мир от того, всегда приходится напрягаться так, что на висках вздуваются жилы, — а тут что? Главное, почему я не один?.. Нет, это не главное, а главное сейчас немедленно выйти обратно… На грязный родной бережок.
Ура, получилось! Мы втроем валимся на землю, причем Безухов ругается, а Шпонька просто дышит со свистом и всхлипываниями…
А в следующую секунду они забывают даже о том, что нам надо уносить отсюда ноги как можно скорее.
— Тим, что это было?!
— Вязкий мир, — произношу я как можно спокойнее, что дается непросто: мне вообще трудно шевелить языком-саботажником, а тут еще надо не напугать моих коллег.
— Ты… ты что, телепортировал? С нами?
— Никуда я не телепортировал, — отвечаю сердито. — Я просто вошел в Вязкий мир и вышел, вот и все. Допекли вы меня…
— А говорил о двенадцати килограммах этой… — Шпонька морщится, пытаясь вспомнить термин, — пороговой массы!
Я тоже морщусь, хотя мне следовало бы и покивать, и развести руками: да, мол, говорил, ну так что же с того? Сам не понимаю, как это получилось.
— Какую гадость вы в меня вкололи?
— Думаешь, в медикаментах дело? — торопится сообразить Мустафа. — Слушай, у нас еще есть, так что в случае чего… Еще раз сможешь такое устроить?
Вот странность: мозги у меня по-прежнему ватные, как и мышцы, однако я прекрасно понимаю, куда клонит Безухов. Он надеется на то, что при появлении здесь спецназа я схвачу обоих в охапку и телепортирую с ними за пределы кольца облавы… Ну допустим. Предположим, что чудо может повториться. А он пробовал когда-нибудь продираться Вязким миром, таща под мышками двух взрослых эксменов? Дилетант. Никто и никогда этого не пробовал, потому что двое взрослых не могут весить тридцать килограммов, а это рекорд сопутствующей массы. Лучшие рекордсменки не проникали в Вязкий мир с подобным грузом!
А если бы проникли, их сил хватило бы шагов на десять…
— Ничего не выйдет.
— Уверен?
Мне удается усмехнуться в ответ. Нет, уходить от места посадки нам придется на своих двоих и как можно скорее. Мы и так уже торчим здесь непозволительно долго. В лесок?.. Ну нет, его обязательно прочешут. Значит, вон к тем строениям?.. Да, к ним. Далековато, а иного выхода нет. Если глаза мне не врут, ближе всего к нам расположена станция надземки, а дальше маячат кубы и параллелепипеды «спального» района, кажется, человеческого, а не эксменского…
— Надо идти, — изрекаю я истину, вызывающую у меня глубокое отвращение.
— Сможешь?
— Попробую. За чье тут плечо подержаться?
…Ох, как медленно мы движемся! А надо еще обойти пруд, иначе мы просто завязнем в горячей грязи, потом шагов двести до станции — полноценных шагов, не моих, — а после еще сколько-то до жилых кварталов, наверняка покинутых населением, и только там мы сможем затаиться, затеряться, отсидеться в логове…
И в это время ухо улавливает далекий-далекий надтреснутый гул вертолета. Спутать его невозможно ни с чем. Именно такой звук должна сейчас издавать костлявая с косой.
— …!..! — кричит Мустафа и скрежещет зубами в злобе и отчаянии.
Его можно понять. Мы потеряли время и в итоге проиграли. Расчет спасти меня был неверен с самого начала, ибо исходил из множества произвольных допущений. Безухову и Шпоньке следовало спасать только самих себя. У них получилось бы…
Не ори, парень, не мечись, глупое это дело. Проиграл — умирай как волк, а не затравленный заяц. Заставь убийц уважать себя и гордиться охотничьей удачей.
А впрочем, решай сам, бравый дояр-пилот. Им нужен я, а не ты и не Шпонька. Я отпустил твое плечо, ты волен бежать. Может, еще успеешь нырнуть в нору. Торопись!
Зрение чудесным образом проясняется, и я уже вижу вдали черную точку. Она заметно приближается. Ого, да их там несколько!..
Бах-бабах!.. Оглушительный сдвоенный хлопок раздается совсем рядом, и эксмен Мустафа Безухов нелепо падает с небольшой высоты на забрызганную илом пожухлую траву. Вид у него обалделый, как у вовремя извлеченного из воды утопающего. Машет руками, дышит. Здесь он отсутствовал миллисекунду — а сколько времени провел там?.. Струйки пота промывают русла по корке грязи на лице.
Впрочем, у Шпоньки вид не менее обалделый, чем у Безухова. Он еще ничего не понял.
— Теперь ты, Федя, — говорю я ему как можно спокойнее.
— Что — я?! — полушепот-полувзвизг.
— Ныряй в Вязкий мир. Только гляди вынырнуть не забудь. Возьми чуть-чуть вверх, а то уйдешь под землю. И дышать там не вздумай. Ну, давай.
Мотает головой, а на лице уже не безумие, а тихий ужас. Нет! Нет-нет, не могу!..
— Ныряй, Федя, — увещеваю я. — Это только поначалу страшно, ты мне поверь. Надо лишь очень захотеть и не терять головы, тогда все получится. У нас одна минута на тренировку и шанс еще пожить. На счет «три»: раз, два… три! Ну!..
Пятится и мотает головой. Дрянной из меня инструктор по телепортации. Уволить без выходного пособия и не подпускать к начинающим на пушечный выстрел… И все ближе рокочут роторы, распарывающие небо. Кажется, нас уже заметили.
Вдвоем с Мустафой мы еще можем попытаться поводить облаву за нос, но инертный Шпонька для нас вроде гири на ноге. Но ведь он может, теперь я это точно знаю! Он умеет телепортировать, как и я. Как же я раньше не догадался о причинах своей уникальности! Мнимая это уникальность…
— Федя, ну постарайся! — молю я. — Феденька!.. Надо напрячь не мышцы, а волю, одну только волю… Ныряй, Федя!
— Марш! — оглушительно гаркает над ухом Шпоньки подкравшийся сзади Мустафа…
Бах! Бабах!
Сильно опустив нос, вертолет шел невысоко, держа предельную, по-видимому, скорость. Мелькали поля, перелески, речки, кое-где на лесных полянах лежал нестаявший снег, изредка можно было заметить свежие кучи грунта на месте разрушенных селений и поверх покрытия дорог. Иногда удавалось заметить пятнистые маскировочные сети, натянутые поверх каких-то, по-видимому, очень важных объектов, не подлежащих разрушению…
Наивность маскировки вызывала иронические улыбки. По общему мнению, власти, правильно оценив сокрушительную боевую мощь космических агрессоров, все же недооценивали их способность к распознаванию целей.
Как бы там ни было, теперь это не имело значения. Ольга не знала, удалось ли космофлоту отбить атаки врага в жестокой битве или события пошли по какому-нибудь из запасных сценариев, — теперь это было не так уж важно. Подробности — потом. Надо уметь обуздывать праздное любопытство. Важно то, что люди победили или по меньшей мере не проиграли. Остальное куда менее существенно.
А как же иначе?
Сердце радостно пело: конец унылой и тупой отсидке в убежище! Наконец-то нашлась настоящая работа! Только так и надо. Клинок нельзя долго держать в ножнах — обязательно заржавеет. Глупы те власть имущие, кто не понимает этой простой истины. Сталь должна резать, а не ржаветь!
Несмотря на радость, оставалось и недоумение: чего ради затеяна операция? Только ли для уничтожения еще одного телепортирующего эксмена? Что-то тут не то… Во-первых, странно, что его обнаружили именно сейчас, когда кругом, несомненно, творится жуткая катавасия. Во-вторых, только последняя дурочка с деревянными мозгами, видя разоренные селения и бесчинство банд — не может же его не быть! — могла не понимать, что в данный момент больному обществу показаны крутые макрооперации по наведению элементарного порядка, а не булавочные уколы… Бросить бы на столицу хар-р-роший массированный десант и быстренько взять бандитов к ногтю, а от этой «печки» уже можно было бы плясать далее. Разобравшись с массой, всегда доберешься и до индивидов. А тут почему-то все наоборот. Да чем же он страшен, этот телепортирующий эксмен, если он не более чем редкое отклонение от биологической природы, этакий носитель атавизма наподобие хвостатости?..
Об этом Ольга прямо спросила Галку Васюкевич, оказавшуюся плотно притиснутой к ней в тесном чреве вертолета. Ответ был сердит и по-строевому прост: не нашего с тобой ума это дело, сиди и не суйся.
И опять-таки осталось впечатление, что Галка больше знает, чем говорит. Что там она опрометчиво сболтнула в прошлый раз насчет игрек-хромосомы? М-м… Кажется, что-то о том, что не в хромосоме дело. А в чем же тогда? Почему подавляющее большинство людей способно к телепортации, а практически все эксмены — нет? И чем отличаются те единицы из них, кто все-таки способен?..
Ответа не было. Были догадки, и одна из них оказалась настолько страшна и вместе с тем логична, что Ольга сейчас же выбросила ее из головы, запретив себе даже думать об этом. Тем более что вертолет уже подлетал к окраинам столицы. Внизу среди срытых и замаскированных объектов начали попадаться несрытые и вызывающе незамаскированные. От иных пригородных поселков не осталось ничего, кроме развороченной земли; иные же уцелели, четко, словно на макете, выставив себя напоказ. То тут, то там, выстелив по ветру длиннейшие дымные хвосты, пылали дома, подожженные, несомненно, мародерами. Ольга видела, как при приближении вертолета внизу стремительно разбегались черные точки.
Рука крепче сжала рукоять «Аспида». Вот бы сейчас пройтись низко над крышами и площадями, придавив огнем все, что шевелится, а потом выбросить десант и зачистить местность!
Жаль, не та задача. Но можно надеяться, что позади идут те, кому уже отдан соответствующий приказ. Пусть обнаглевшие хамы побегают еще немного, порезвятся. Зря они вообразили себе невесть что. Как было, так и будет, дайте срок. Те, у кого развит инстинкт самосохранения, наверное, уже это поняли. А те, чье разыгравшееся воображение превышает скудные способности умишка, кончат плохо и очень скоро.
Сполна упиться предвкушением заслуженной мести не удалось — внизу кончились пригороды и началась собственно столица. Под брюхом вертолета быстро проскочили жилые коробки обширного жилого района — судя по унылой архитектуре, эксменского. Потянулся лесок, засверкала впереди гладь цепочки прудов. Над одним почему-то клубился пар, как над башней-градирней. Прозвучала команда приготовиться.
Лишь углядев сверху псевдоготические постройки из темного кирпича, Ольга сообразила, что работать предстоит в Царицыно. А вон и памятник Екатерине Великой, поставленный лет десять назад стараниями неугомонной Валентины Шмалько, возглавившей тогда целое общественное движение за реабилитацию той, кто и под фаворитом умудрялась остаться Великой… Да и дворцовые постройки подновили примерно в то же время, открыли музейный комплекс. Надо же, не разграблен еще, не подожжен… Просто удивительно.
Честно говоря, Ольга была солидарна с мнением императрицы: «Сие тюрьма, а не дворец». Известное дело, проектировал мужик. Под себя. Под свои привычки и потребности, а до потребностей настоящего человека не возвысился, что и понятно. Заставь дворника сконструировать пассажирский авиалайнер, так он к любимой метле присобачит двигатель, а до иного не додумается. Изумится даже, когда его ткнут носом: вот тут, мол, и вот тут все должно быть радикально иначе. «Как так иначе?» — захлопает глупыми глазами. Разжуешь подробно — раззявит варежку и сочтет причудой. В лучшем случае, услышав что-то о мягких креслах, приколотит к черенку метлы табуретку, а если услышит о туалете, так табуретку с дыркой…
Вертолет уверенно мчал к облаку пара над прудом. Две машины уже были там — ходили низко, то и дело закладывая крутые виражи, и вроде кого-то гоняли, а кого — пока не разобрать. Видимость была дрянь. Когда нырнули под облако, Ольга не поверила своим глазам: пруд стал грязной лужей, частью расплескавшись, а частью испарившись. Стаи ворон слетались на вареную рыбу, обращая мало внимания на ревущие боевые машины. А посередине лужи, чуть накренившись, торчало черным обелиском нечто небывалое, размерами превышающее вертолет и — с первого взгляда ясно! — намного более умное. А главное, смутно знакомое… Подлюка память подсказывала Ольге: нечто подобное ей уже приходилось видеть, но где, когда? Вроде бы не «живьем». Не в выпусках ли теленовостей?
— «Жанна д’Арк»! — крикнула Галка Васюкевич прямо в ухо.
Ну точно! Теперь Ольга вспомнила. Недели три назад по ящику много жужжали о боевой капсуле нового поколения, поставленной на конвейер и, вероятно, способной дать отпор любому внешнему врагу. Показывали и каждодневно содрогающиеся от ревущего пламени стартовые столы — этих самых «Жанн» и еще многое другое забрасывали в космос прямо с конвейера, перекрывая проектную пропускную способность космодромов и окончательно наплевав на экологические последствия… А что было делать?!
О разрушительных последствиях заговорят потом, и те, кто смирненько сидит сейчас в убежищах, тише воды, ниже травы, обязательно выльют на людей действия немало грязи. Задним умом все сильны. А ведь реальные действия исходят из реальных предпосылок, как правило, очень далеких от розовых грез… Экология порушена не фатально, авось восстановится. Может, враг и отступил-то только потому, что не пожелал связываться с боевыми армадами космофлота, усиленными эскадрильями новейших капсул?
Вот только что одна из них делает посреди пруда?!
— Вот они! — крикнула Галка.
Да кто они-то? Галке уже все понятно, а тут сиди и мучайся неизвестностью — на кого идет охота? На пилотов капсулы, что ли? Да разве эксменов берут в пилоты? Оно, конечно, время такое, что удивляться некогда да и вредно, но все-таки удивительно…
Стенка завалилась, пол встал дыбом — вертолет с резким креном начал заход на цель. Коротко прорычали оба скорострельных пулемета и тут же смолкли как бы в большом недоумении. Машина пошла вверх, еще круче заваливаясь набок. Новый заход. Короткая очередь. Да что же это такое — снова мимо!..
Третий заход — и тот же странный результат. Впрочем, не очень-то странный, когда речь идет об отстреле тех, кто уверенно телепортирует… «Приготовиться к десантированию!» — прокричала старшая по сводной команде. Вертолет проворно развернулся на месте и завис метрах в пяти над землей.
— Пошли!
Значит, через Вязкий мир, поняла Ольга, сейчас же пожалев об отсутствии дыхательного аппарата. Непростительная ошибка тех, кто планировал эту операцию! Если ее вообще кто-то планировал! Черт знает что, опять все наспех! Ну ладно, возьмем числом…
Она попыталась телепортировать первой, и все-таки хлопок ударил по ушам — кто-то успел уйти в Вязкий мир раньше. Путь вниз Ольга прошла, как по ступенькам невидимой лестницы. Мышцы справлялись сами. Отсчитав двадцать две ступеньки, она вынырнула в полуметре над асфальтовой дорожкой и мягко приземлилась. Поток воздуха от ротора толкал в спину и гнал прочь.
С резкими хлопками выныривали из Вязкого мира десантницы. Одна из двух машин, прилетевших ранее, продолжала выделывать в воздухе немыслимые пируэты, время от времени стрекоча пулеметами; вторая снизилась и тоже высаживала десант.
Все это Ольга зафиксировала взглядом в одно мгновение. Кто не способен быстро ориентироваться, не получает призов на состязаниях да и не служит в полиции… А в следующее мгновение она увидела преследуемых.
Их было трое, все в незнакомой и очень грязной униформе. По фигурам и повадкам — бесспорные эксмены, но они то и дело телепортировали, казалось бы, из-под верной смерти, заставляя промахиваться стрелков воздушных и стрелков наземных. Прицелившись на пробу, Ольга не сумела удержать палец, рефлекторно и напрасно вдавивший спусковой крючок.
«Аспид» послал короткую очередь в пустое место — цель успела исчезнуть с линии огня. Нет, они не паниковали, они уходили грамотно, рыская в Вязком мире хаотичными зигзагами, так что невозможно было предугадать, где появится цель, и не позволяли себе выныривать более чем на один — два быстрых глотка воздуха. Они ухитрились вырваться из главной западни — узкой дамбы между двумя прудами — и короткими, но частыми нырками уходили с открытого места в сторону линии надземки и белеющих за нею жилых кварталов, недвусмысленно намереваясь найти там укрытие.
Отстреливаться они даже не пытались — либо по неимению оружия, либо сознавая, что оно сейчас не поможет. Противник был достойный. Такого, пожалуй, следовало уважать и выполнить приказ с особым тщанием. Кто бы мог подумать — сразу три аномальных эксмена!..
Но разве Ольге не приходилось ловить и задерживать преступниц, пытающихся скрыться от патруля Вязким миром? Не одной, понятно, в одиночку такое не сладить, но в паре — доводилось не раз. И разве не она, а другая всего-то месяц назад набрала наивысшую сумму очков в «скакалке», которая не упражнение даже, а изощренное издевательство над организмом?..
А организм у нее хорошо отлаженный, всегда настроенный на работу, он и не такое может вытерпеть… Усмехнувшись, Ольга почувствовала гончую злость и прилив сил. Что они там пытаются сделать? Того и гляди начнут сыпать пули наугад, надеясь на случайное попадание. Дурочки. Через минуту останутся без боеприпасов и с невыполненным приказом. Надо показать им, как это делается… Задача-то проста: не захватить — уничтожить! Кому и на кой ляд эти эксмены нужны живые? Каленым железом!.. А вдруг их умение телепортировать передается от одного к другому вроде инфекции?
В иное время от такой гипотезы мурашки побежали бы по спине, но теперь было не до того. Ольга еще раз попыталась поймать одну из фигурок в прицел и на этот раз удержала себя от напрасной очереди. Нет, надо иначе.
Вдохнув поглубже, она нырнула в Вязкий мир. Два десятка шагов в лиловом киселе, не больше. Направление — параллельно преследуемым, дабы свои же случайно не угостили пулей. Вынырнула. Два глубоких вдоха. Еще нырок.
Ей не надо было финтить, поминутно уходя с линии огня. Она была призеркой региональных состязаний, а они кет. Она успела оценить телепортационные способности беглецов и нашла их невысокими. Теперь надо было лишь сблизиться с ними на десяток — другой шагов и предугадать, где с громким хлопком на секунду — другую появится цель.
Да, есть техника телепортирования, и ее надо неустанно оттачивать под руководством опытных наставниц, но есть и тактика… Да, и по тактическому мастерству проводятся занятия, все верно, но тактика такая штука, что либо к ней есть врожденный талант, либо его нет. И если нет, то не помогут никакие упражнения…
Выдох. Вдох. Нырок. И еще раз, и еще. Наверное, ей кричали вслед, пробовали остановить. Наплевать. Победителей не судят. Ольга рвалась вдогон за преследуемыми, успевая отмечать и то, что коллеги по-прежнему ведут бестолковый огонь, и то, что один вертолет потянул к линии надземки, намереваясь отрезать преследуемых от станционных построек, и то, что он вряд ли успеет… Ну так и есть — не успел. Прямо перед ней вдруг возник зев пешеходного туннеля. Взвизгнула на рикошете пуля, уколов мраморной крошкой. Тотчас шагах в десяти впереди с гулким, отраженным сводами туннеля хлопком возник один из преследуемых — запомнились безумные глаза, алчно дышащий рот. Секунда — и он исчез.
Ольга немедленно нырнула в Вязкий мир. Оставаться перед входом в туннель было бы чистым безумием. Но главным было то, что теперь она знала, куда рванет беглец. Вверх, ну конечно же, вверх! Туннель — западня… Иных вариантов у беглецов попросту не было.
А там, по ту сторону линии надземки, почти вплотную к станции примыкали жилые дома. Там начинался густо застроенный «спальный» район, пусть не фешенебельный, но и не эксменский, а значит, эвакуированный, пустой… Либо, что вероятнее, разоряемый в настоящую минуту одичавшими бандами. Преследуемые хорошо знали, куда надо уходить, и понимали звериным чутьем, как надо уходить. Конечно, не через туннель, который ничего не стоит залить градом пуль, а по путям, по пассажирским платформам… Там и надо их перехватить.
Ох и трудно после десятка стремительных нырков совершать одиннадцатый… Стиснув зубы, Ольга раздвигала собой вязкое желе, поднимаясь вверх по воображаемым, но таким вещественным, осязаемым ступеням. Ноги начали тяжелеть, в висках стучали настойчивые молоточки. Мучительно хотелось дышать, дышать, дышать!
Пора?.. Еще нет, еще три ступени… А вот теперь — пора!
Столь удачным телепортационным броском практически по вертикали, с минимальным запасом по высоте, могли похвастать редкие профессионалки. Задыхаясь, Ольга немедленно почувствовала под ногами шершавый асфальт пассажирской платформы. А в двух шагах стоял шатким столбом, пялил глаза и шумно дышал телепортировавший сюда же полсекунды назад эксмен-беглец в незнакомой выпачканной униформе.
Мерзкий запах ударил в нос, заставив собрать последние силы. С похожим на стон рычанием Ольга прыгнула вперед. Она знала, что только такое решение будет сейчас правильным. Вонючий телепортирующий негодяй успел бы унырнуть прежде, чем она навела на него оружие. Оставалось одно: обездвижить противника и вцепиться в него мертвой хваткой, лишив способности к телепортации…
Удивительно, но удар пропал зря — эксмен сумел грамотно поставить блок. Шипя разъяренной кошкой, Ольга повисла на нем и висела, казалось, вечность. Может быть, целую секунду. До тех пор, пока от удара в темя мир не поплыл, заваливаясь куда-то набок, а потом померк и пропал вовсе вместе с покинувшим Ольгу сознанием.
Назад: 18
Дальше: 20