Книга: Первый из могикан
Назад: 15
Дальше: 17

16

Семнадцать капсул. Искорки среди звезд. Гораздо удобнее переключить обзорные экраны на локационный режим и наблюдать за развернувшейся для боя эскадрильей в трехмерной графике, но пока хорошо и так. Слева повис серп Луны, справа серп Земли, а между ними плывут светящиеся пылинки. Одна заметно отстала, и некий Вожеватов ругается в эфире на чем свет стоит. У него проблема с управлением двигательной установкой: включается либо самая малая тяга, либо, наоборот, форсажный режим и никакой золотой середины. Кончив изрыгать проклятия по адресу «Жанны д’Арк», Вожеватов клятвенно обещает вскоре догнать нас. Онодэра, поколебавшись, рекомендует ему перезапустить бортовой компьютер. Вожеватов с ядом в голосе благодарит «уважаемого сэнсэя» за ценный совет, но отказывается ему последовать, мотивируя это тем; что после перезапуска обязательно вылезет еще какая-нибудь гадость, а так можно хотя бы продолжать полет.
Мы идем в строе фронта. Без эшелонирования, если только не считать вторым эшелоном приотставшего Вожеватова. Шестнадцать капсул. Единственная, хотя и сильная, эскадрилья, укомплектованная эксменами. Если мы внезапно натолкнемся на барьер, то сгорим в течение нескольких секунд, успев, быть может, выпустить часть ракет в белый свет как в копеечку.
Для того мы и посланы. Мы даже не первый эшелон в боевом развертывании — мы разведчики. Пробные камешки. В десяти тысячах километров позади нас разворачиваются в боевой ордер основные силы космофлота — пять боевых эскадр. Две в первом эшелоне, две во втором плюс резерв и тыловое охранение. Поднято все, что летает. Сотни капсул. Два крейсера — те еще монстры. Пять корветов, включая «Магдалену». С десяток боевых кораблей поменьше. Дистанционно управляемые платформы с гамма-лазерами. Постановщики активных и пассивных помех. Подняты даже наспех вооруженные транспорты, неповоротливые и громоздкие чудовища, похожие на вымершего ленивца мегатерия, трогательно пытающегося оскалить зубы, — авось и эти гробы не окажутся лишними!
Лишнего быть не может. Если нас начнут жечь, корабли основной волны устелят путь перед собой тысячами ложных целей. При стремлении уничтожать все подряд, присущем чужакам, у космофлота есть реальный шанс на победу. Разумеется, при том условии, что атака чужаков не окажется чересчур массированной.
Еще час назад я был твердо убежден, что никакой атаки не будет, — теперь у меня нет такой уверенности. Достаточно включить задний обзор и поглядеть на то, что творится позади нас. Не шуточки. Мощь. Идет армада. Похоже на то, что после двух сражений Земля успела восполнить потери и, наплевав на экологию, обеспечила не менее десятка космических запусков в сутки. Да и что еще оставалось делать?..
— Гаев, держи строй!
И верно — я отвлекся и несколько вырвался вперед. Понемногу убираю тягу. Сейчас меня догонят.
Догнали. Чуть-чуть прибавляю. Вот так, нормально…
Дежа-вю. Точно так же мы развернулись фронтом при Ананке. Точно так же кто-то отстал, кто-то вывалился из-за технических проблем, а остальные держали строй, хотя в глубине души каждому из нас отчаянно хотелось развернуться и дать полный газ. Мне и теперь хочется это сделать. И Мустафе хочется. И любому. Но кому какое дело до того, что нам хочется, — важно то, что мы делаем!
— Ребята, не Земля ль за нами? — шутит кто-то.
Не смешно. Хотя по существу и верно — земной серп мало-помалу тончает и перемещается за корму. Зато шутник верно заметил одно из двух отличий данной операции от двух предшествовавших: позади нас не какой-то задрипанный спутник Юпитера, не астероид, а сама Земля. Есть и второе отличие: впереди идет лишь одна эксменская эскадрилья вместо былых шести. То ли Присцилле не разрешили продолжить опыты с обучением эксменов, вспомнив бунт на Ананке, то ли не нашлось достаточного количества добровольцев, то ли еще что… Потом обязательно спрошу Мустафу о причинах — если «потом» для меня состоится.
— Гюнт, уйди с дороги. Займи свое место.
— Баскервиль, это ты, что ли? Сам займи свое. Я на месте.
— Вся рота не в ногу, один ты в ногу. Проверь локатор, прогони тест…
Перебраниваются где-то на фланге, мне не мешают ни их разговоры, ни их маневры. Разгон окончен, и наступает невесомость. Наша скорость относительно Земли немного меньше параболической. Сейчас мы идем к апогею по резко эксцентрической орбите. Если ничего не предпринимать, мы вернемся к Земле недели через три — наверняка в виде синюшных трупов. Не хватит запасов воздуха.
До вычисленного момента контакта с барьером остается сорок одна минута. Скачут на таймере секунды и десятые доли секунд…
Да что я трепыхаюсь, в конце концов! Нет перед нами никакого барьера — лишь чернота да звезды. И несколько десятков запущенных туда беспилотных аппаратов, не нашедших ровным счетом ничего. Космическая армада готовится защищать Землю от пустоты. Ну и правильно, конечно. На месте главнокомандующей я бы тоже развернул все наличные силы. Доверяй, но проверяй — это аксиома. Чужаков проверяй сугубо.
— Мустафа, это Тим, — подаю я голос. — А где Шпонька? Он что, переквалифицировался в пилота? Что-то я о его старте не слышал…
— Тим, он тут, со мной. — Мустафа явно удивлен. — Тебе от него горячие приветы. Он по-прежнему техник, теперь, правда, не только по системам связи, но и по всему судну. А что?
— Так, — говорю я, косясь на пустой ложемент слева от меня. — Ничего особенного. Ты хоть с напарником, а мне одному скучновато…
— Одному?.. — Мустафа замолкает.
— Ты не ослышался.
И сейчас же врывается раздраженный женский голос:
— Приказываю не забивать эфир посторонней болтовней!
— Тим, я тебя не слышу! — Мустафа вдруг начинает кричать. — Помехи на частоте. Повторяю: сильные помехи!
— Мустафа, плохо тебя слышу — помехи, — вторю я, сообразив, чего он хочет. — Плохо слышу тебя, сигнал уходит…
В наушниках и впрямь раздается шум да еще какое-то курлыканье. Очень правдоподобно. Любопытно знать: Шпонька сам смастерил генератор или умудряется извлекать помехи из штатной аппаратуры? Не зря его базовая специальность — техник корабельных систем связи.
— Тим! — Мустафа издает смешок, едва слышимый сквозь шум. — Помнишь Ананке? Сколько виндклозетов в нашем сортире было неисправно? Стой, не отвечай! Возведи это число в куб, вычти из него… э… количество бородавок на носу Шпоньки, раздели пополам и переключись ниже на столько же мегагерц.
— Приказываю оставаться на частоте! — взвизгивает сквозь помехи раздраженный голос, и больше я его не слышу. Переключился. Если я ничего не забыл, то на момент прибытия Мустафы на Ананке в нашем сортире не действовала лишь одна клоака, вторая справа, а на носу у Шпоньки не было никаких бородавок… Может, теперь появились? Нет, Мустафа должен это учитывать. Один в кубе минус ноль будет один. Пополам — одна вторая. Пятьсот килогерц. Проще не придумаешь, но нас еще поищут по диапазону! Безухов отнюдь не глуп: сообразил указать именно те числительные, на которые ни одна женщина не обратит ни малейшего внимания. Ну какое, скажите, ей дело до носа Шпоньки? А до эксменского сортира на дальней базе?! Нашу частоту можно найти простым перебором, но искать нас будут прежде всего на разницах частот, кратных мегагерцу, а не его половине. Самые простые хитрости — самые действенные.
Теперь мы можем спокойно поговорить какое-то время. Хитрец Мустафа сразу переходит с интерлинга на русский. Если нас и отследят, то еще не факт, что сразу разберут, о чем мы беседуем. Я ощущаю мимолетное сожаление о том, что мы с Мустафой не принадлежим к какому-нибудь забытому Первоматерью национальному реликту, чей язык в лучшем случае известен двум — трем академикам от лингвистики. Русский все-таки достаточно распространен.
— Тим, тебя выпустили в полет без техника?
— Совершенно верно. А на что он мне сдался?
Голос Мустафы очень серьезен:
— Тим, не нравится мне это… Ты уже летал на «Жанне»?
— Когда бы я успел? — фыркаю я в ответ. — Первый полет.
— Тем хуже. Понимаешь, «Жанна» — это гроб. Катафалк. В эти капсулы сажают только эксменов. Пилотессы боятся их до визга… Были случаи неповиновения. Тим, это металлолом! Вся надежда на дублирующие цепи, потому что не одно, так другое откажет обязательно. Чего только в «Жанне» нет, кроме одного — надежности… Тим, у меня полголовы поседело, и это не после Ананке и Цереры — это после первого полета на «Жанне»! Хорошо, рубка просторная, есть куда посадить техника. Так и летаем: один рулит, другой чинит…
Кошу глазом на пустой ложемент слева от меня. М-да… Стоит возникнуть подозрению, как оно только радо окрепнуть.
— Спасибо за информацию. Так ты думаешь, что…
— Тим, шанс у тебя есть. Будь очень осторожен. Управляй нежно, «Жанна» ковбоев не любит. Ничего не дергай, не форсируй, не включай ничего лишнего…
— Бодро и деловито, явно стараясь не позволить мне впасть в панику, Мустафа рассказывает о том, чего я не должен делать ни при каких обстоятельствах, если хочу сохранить телесную целостность, и о том, что я могу себе позволить лишь в самом крайнем случае, а также о том, какие действия пилота считаются относительно безвредными, то есть пока еще не приводили к фатальным последствиям.
В первую очередь нельзя регулировать систему жизнеобеспечения. Если ты поджариваешься или замерзаешь, если тебе дышится, как на вершине восьмитысячника, если замкнутая система водоснабжения не желает очищать мочу — терпи. Терпеливых в раю любят. Во-вторых, надо очень плавно менять режим работы двигателей, в противном случае возможен не только аварийный останов, но и колоссальный взрыв как финальный аккорд работы вразнос. Был уже не один случай. В-третьих, нельзя полностью доверять автоматике снижения и посадки, надо быть готовым мгновенно перейти на ручное управление, для чего надлежит предпринять такие-то и сякие-то действия, не забывая при этом о том-то и сем-то, и молиться, чтобы ручное управление тоже не отказало. Что совсем не исключено.
В-четвертых…
В-пятых…
В-десятых… Кончится когда-нибудь эта дефектная ведомость?..
Сравнительно надежна связь да еще радары. Более или менее приемлема автоматика пуска ракет, хотя все же был случай, когда ракета не вышла из захватов и закрутила капсулу волчком, — чудо, что все обошлось. Остальное, если верить Мустафе, собрано на живую нитку ради того, чтобы отрапортовать о выполнении оборонного задания, а на остальное — плевать. Редкостно «сырое» изделие. Макет.
Хотя, по словам Мустафы, задумана «Жанна» хорошо — вроде той каши, которую маслом не испортишь. И боевая мощь, и защита, и энерговооруженность у нее значительно лучше, чем у старых капсул типа «Валькирия». На этапе перевооружения ее можно было бы использовать в боях как капсулу — лидер, возглавляющую атаку на цель. Или как командирскую. Или даже как спасательную, поскольку она теоретически может сесть на земную поверхность, даже не обгорев в атмосфере. Но все это в том, конечно, случае, если бы тот, кто в ней сидит, не дрожал от страха в отсутствие видимого противника.
Зато эксмену-пилоту дрожать как бы и не положено. Он при всех своих примитивных инстинктах вознесен необычайно высоко и допущен до настоящего дела. Цена за это известна: рискуй там, где не согласится рисковать полноценный человек. И все по-честному. Разве кто-нибудь жалуется? Мы все добровольцы, прошедшие отбор. А могли бы остаться просто грязными животными — спасибо Присцилле за дальновидный хозяйский подход!
Мустафа заканчивает торопливой скороговоркой и начинает тяжело дышать. А я глубоко задумываюсь над вопросом: был ли мне в капсулу подсунут «сюрприз» — или Иоланта рассчитала, что в отсутствие техника да на незнакомой капсуле мои шансы вернуться на базу и без того близки к нулю?
Глупец я, вот что. Сидел взаперти и думал, что меня прямо в камере и шлепнут. Теперь ясно как день: я должен погибнуть от нелепой случайности, в которой никто не виноват. Мало того, что Иоланта не собирается выполнять свое обещание, — я ей вообще больше не нужен. Пристрелить меня, однако, нельзя — слишком популярен. Разговоры пойдут, возможен и бунт эксменов, заранее обреченный на неудачу, но все равно нежелательный. Присцилла этого не допустит, да и Иоланта должна помнить, что бунт на Ананке оставил не только эксменские трупы…
Все-таки интересно: если бы я сам не напросился принять участие в поиске цели, мне было бы предложено «еще послужить»?
Три против одного, что да. Я просто облегчил им задачу по собственному устранению. Наверняка на всякий пожарный случай существует подстраховка — документальная запись того, как я едва ли не умолял главнокомандующую выпустить меня в полет. Для отказа нет серьезных причин. Что ей, в самом деле, на короткой цепи меня держать в самое горячее время? В сейфе хранить? К себе привязывать?!
Шанс у меня есть, тут Безухов прав. Не знает он только того, насколько он мал, мой шанс. Но сейчас поймет:
— Мустафа, мне хватит топлива, чтобы совершить посадку на Землю?
— Что?
— Ты слышал. Я напросился в этот полет только для того, чтобы смыться. Другой возможности не было.
— А операция?
— Какая, твою Первомать, операция! — ору я. — Нет больше чужаков, ушли они! Открыли в барьере форточку и пропустят сквозь нее Землю. Им больше дела нет до человечества!
— Да, но… нам говорили, что вероятность пятьдесят на пятьдесят…
— А вам не говорили, что вы недостойны называться людьми?!
— Понял… — отвечает Мустафа после секундной паузы. — При взлете у тебя была полная заправка?
— Не знаю. И не знаю, как проверить.
— Я знаю, но долго объяснять. Допустим, полная. Сколько внешних топливных баков — четыре? Значит, комплект. Жди, сейчас посчитаю…
Я жду. В последнее время я только и делаю, что жду. Даже сейчас.
Наконец снова прорывается голос Мустафы:
— Мне очень жаль, Тим… но нет. Я считал по себе, а ты потратил примерно столько же горючки, сколько и я. Если идти к Земле по наивыгоднейшей траектории, если по максимуму использовать торможение о воздух, чтобы только не сгореть, если садиться на экваторе, где ускорение силы тяжести все же чуть-чуть меньше, то… Тим, у тебя примерно восемьдесят девять процентов от полной заправки, а тебе нужно девяносто семь. С высоты в двадцать — двадцать пять километров ты будешь падать камнем.
Не буду. Если я пойду по наивыгоднейшей с точки зрения экономии топлива траектории, меня сожгут, не дав даже приблизиться к Земле. Позади идет армада — тот еще заградотряд.
Сглатываю комок в горле.
— Спасибо, Мустафа…
— Понимаешь, Тим, отстреленная рубка капсулы в принципе может опуститься на парашюте, но в наших «Жаннах» парашютов нет, сняли их…
Этого он мог бы и не говорить — и так ясно. Зачем эксмену парашют? Не вводи кого-то там в соблазн — эго мы слышали. Старо, но мудро. Зачем же давать пилоту иллюзию того, что, дезертировав, он может спастись на Земле? Единственный его шанс на спасение — свирепо драться, атаковать противника там, где его увидел, и ни в коем случае не вываливаться из боя. В сущности, это шанс гладиатора.
Можно подумать, что я напросился в полет, чтобы продолжать играть в эти игры! Но что я могу поделать?
— Тим, ты уверен, что чужаки не нападут? — снова пробивается ко мне голос Мустафы Безухова, на сей раз очень неуверенный. — Не ругайся, просто скажи еще раз.
— Да. Сколько на твоем таймере осталось времени до встречи с барьером? На моем девять минут с секундами. Кто-нибудь докладывал, что видит цель? Уже пора бы.
За что я сразу полюбил конструкторов «Жанны д’Арк», так это за мощный радиолокатор дальнего действия. Пусть «Жанна» — рухлядь и катафалк, зато с хорошим обзором.
— Понял… Тим, возвращайся на прежнюю частоту. Доложишь о неисправности в топливной системе. Этот канал тоже оставь, но не пользуйся им до тех пор, пока я тебя не вызову. Разберешься, это просто. Больше ничего не делай. Поскучай немного и старайся казаться испуганным. Лады?
— Лады… Ты что задумал?
Нет ответа. Я занят — соображаю, как мне задействовать оба частотных канала. А, вот как… Действительно просто.
На прежней частоте сквозь шорох и курлыканье помех Онодэра отдает команды приготовиться к возможному огневому контакту, не зевать, не плошать и так далее. Помехи мало-помалу исчезают — не иначе Шпонька осторожно подкручивает какой-нибудь верньер. Жаль, что я не могу сейчас видеть его хитрую и несомненно очень довольную собой физиономию.
На меня орут в два горла, но Онодэра вскоре затыкается, то ли опасаясь окрика, вредного для авторитета комэска, то ли попросту не желая подгавкивать начальству. В ответ я напряженным голосом докладываю о неисправности в системе топливоподачи — и ведь даже не очень вру: я действительно лечу на резерве.
На Мустафу тоже орут, а он бодро оправдывается в том смысле, что его действия были продиктованы необходимостью и он все подробно доложит по возвращении с задания. Орел. Я прямо горжусь, что когда-то имел его в своем подчинении. Орлята учатся летать — и ведь не без пользы!
— Безухов, держи строй. Что такое?
— Сбой в системе управления, — докладывает Мустафа. — Пытаюсь исправить.
В наушниках слышно, как он вполголоса костерит Шпоньку, мешая унылые интерлинговские ругательства с сочными русскими оборотами.
Простым глазом ничего не видно. А трехмерная картинка, рисуемая компьютером по радиолокационным данным, показывает, что красивый рисунок из точек, сидящих в вершинах равносторонних треугольников, сбился: одна из точек быстро дрейфует в мою сторону.
Мустафа что-то задумал, это ясно. Надеюсь, бывший дояр знает, что делает. По-моему, он готовит какую-то авантюру, красивую и рисковую. Это в его духе. На Ананке только авантюрист согласился бы пойти ко мне в ведомые.
Ха, можно подумать, будто я сам не авантюрист! Еще какой. Подполье, костоломное шоу Мамы Клавы, бегство от спецназа, наглая торговля с Департаментом, безумная атака чужака с долгим пленом внутри последнего, наконец, добровольное участие в этом полете, из которого мне вряд ли позволят вернуться живым, — если это не авантюры, то я сторож при храме Первоматери. Тот факт, что я пока еще жив и даже невредим, противоречит и логике, и теории вероятностей.
Нельзя сказать, что такое противоречие меня не устраивает. Но в полосе везения самое обидное то, что она рано или поздно кончается, сменяясь — чем?.. Ну правильно. Своей противоположностью. Полосу невезения мне не одолеть — слишком высоки ставки.
— Безухов, вернись на место!
— Я пытаюсь! — В крике Мустафы смешались раздражение и паника. — Не могу управляться. Прошу помощи!
Не верю ушам. Чего он просит? За шесть минут до контакта с барьером? С ума сошел или просто запаниковал?
Объявить, что иду на помощь?.. А не расстреляют ли меня, заподозрив подвох?
— Мустафа, это Гаев. — У меня очень недовольный тон. — Ты режешь мне курс. Возможно столкновение.
— Так подвинься!.. — истерически взвизгивает дояр.
Он хорошо играет. Забыл отпустить кнопку, так что мне прекрасно слышно, как он орет на Шпоньку и как Шпонька огрызается в ответ. На миг меня охватывает сомнение: а вдруг у них и вправду полетело управление?
Чуть-чуть трогаю сенсоры управления в подлокотниках.
— Я ушел с твоей дороги?
— Вроде да. Спасибо.
— Удачи тебе.
Мустафа только сопит в ответ. Я уже вижу его простым глазом, переключив экраны на иллюминаторный режим. Мне бы нервничать, а я только диву даюсь: ну и дура же эта наплывающая на меня «Жанна»! В стартовой шахте я неверно оценил ее размеры.
— Тим! Гаев!
— Слушаю.
— Я пройду довольно близко от тебя. Ты все-таки посматривай, не ровен час столкнемся…
Столкнуться мы, конечно, никак не можем: ясно видно, что капсула Мустафы пройдет метрах в ста пятидесяти за моей кормой. Реплика предназначена не столько мне, сколько тем, кто нас слушает и для кого радарные отметки от наших капсул уже фактически слились в одну, называемую групповой целью.
Неожиданно секунды на полторы — две капсула Мустафы украшается узким конусом слабо светящегося газа — сработал один из двигателей бокового смещения. Сейчас же от капсулы отделяются четыре продолговатых предмета, в коих я узнаю топливные баки, и, кувыркаясь, проплывают в полутора сотнях метров за моей кормой, уносясь прочь, в то время как капсула Мустафы уравнивает наши скорости. Нет, не совсем уравнивает… Она медленно-медленно догоняет меня и, похоже, собирается пройти впритирку.
Он что, предлагает мне телепортировать к нему на борт? Очень любезно с его стороны, но это не решение задачи. А до гипотетического контакта с барьером остается уже менее двух минут. Как только командованию станет ясно, что никакого контакта с барьером за неимением последнего не состоится, оно запросто отправит на тот свет не только меня, но и тех, кто окажется поблизости.
Ракетой или подрывом заложенного в мою капсулу заряда взрывчатки? Гм. Я бы на их месте выбрал второе — надежнее. Любопытно знать, чем управляется взрыватель — радиосигналом или таймером?
Что этот дояр, столкнуться со мной хочет?..
Нервы! Самое главное сейчас — не притрагиваться к управлению. Я не знаю, что задумал Мустафа, и не намерен ему мешать, пытаясь помочь. Когда двое пытаются пропустить друг друга в открытую дверь, они, случается, сталкиваются лбами.
Он рядом и все приближается! Я едва успеваю заметить краем глаза выдвигающийся манипулятор с захватом, как следует грубый толчок. Это не стыковка шлюзами, а только наружное сцепление. И нас сейчас же начинает вращать. Кружится на экранах звездная метель, ослепительным клубком проносится Солнце, похожее на шаровую молнию, появляется и исчезает удивленный серп Земли.
Еще толчки. Лязг и визгливый скрежет, словно по моей обшивке протащили длинную ржавую трубу…
— …аев! Доложить обстановку! — Я узнаю голос Присциллы, как обычно, бодрый и строгий. — Гаев, почему молчишь? Немедленно доложи обета…
Две сцепившиеся между собой капсулы вращаются, и мои приемные антенны временами попадают в радиотень. Передающие, кстати, тоже, поэтому я повторяю несколько раз:
— Докладывает Гаев. Противник не обнаружен. Продолжаю выполнение задания. Докладывает…
— Гаев, где Безухов? Га… немедленно ответь, где Безухххх…
— Докладывает Гаев. Безухов в тысяче метрах позади меня. Потерял управление, кувыркается. Прошу разрешения оказать ему помощь.
Кто-то хрюкает в микрофон. Это не Присцилла, это кто-то из наших. Им-то видно, что в километре позади меня никого нет. Кого-то это, наверное, злит, но кого-то и забавляет. Донесут, не донесут — не так уж это важно, в любом случае я вру только для того, чтобы выиграть время. Хотя бы несколько секунд.
— Гаев, приказываю отвернуть курсом семьдесят шесть — четырнадцать — сто три. Повторяю: приказываю немедленно отвернуть курсом…
— Прошу повторить, не понял.
— …казываю немедленно…
— У меня проблемы со связью. Прошу повторить. Сердится Присцилла, нервничает. Ее легко понять.
В другой обстановке я, может, даже посочувствовал бы ей, но только не теперь. Ловлю себя на том, что злорадно ухмыляюсь. Что, съела мышку, кошка? Я с тобой еще поиграю! Нет для такой мышки, как я, большего наслаждения, чем оставить кошку в дурах.
— Тим, пора! — кричит Мустафа — Мы ужались!
Он не смеет прямо крикнуть мне «телепортируй», надеясь, что моя соображалка еще при мне. Постараюсь его не разочаровать. Направление… Расстояние… Пошел!
Лиловый кисель Вязкого мира. Лиловая мгла. Лиловая смерть и лиловое спасение.
Удивительно, но я выныриваю с первой же попытки в тесной рубке, где Безухов и Шпонька вжались в ложементы так, словно собрались по ним растечься, и только мычат от удара воздуха по барабанным перепонкам. В тесном помещении это всегда довольно болезненно.
Переживут! Тем более что сами напросились. А теперь ходу, братцы, ходу! Потом поздороваемся!
Всклокоченный Шпонька на меня не смотрит — он сильно занят, управляя внешним манипулятором, язык высунул и дышать забыл. Мустафа кивает на занятые ложементы:
— Без плацкарты. Потерпишь?
— А то! Возьмешь на колени, дяденька?
— Вон Федька пусть тебя берет. А лучше ложись на пол.
— Я-то лягу… А вот ты уверен, что действуешь правильно?
— Если нет, то я уже совершил эту ошибку, — обрывает Мустафа. — На пол, кому сказано!
Приказ разумный, и я следую ему без пререканий. Правда, чтобы разместиться на полу, приходится извиваться, изображая собой червяка, издыхающего в страшных конвульсиях, но кто сказал, что достижение возможно без преодоления? Иного способа жить еще не придумано. Родился — терпи и выкручивайся. Родился эксменом — терпи сугубо.
— Ты когда в последний раз носки менял? — интересуюсь я, морща нос.
Как ни странно, Мустафа обижается. Мне приходится произнести несколько примирительных слов.
— Ты лучше скажи: в настройку системы топливоподачи влезал?
— Нет, — признаюсь я. — У меня и времени-то не было. Да и зачем?
— Твое счастье. Система настроена так, что по умолчанию топливо сначала расходуется из основного бака, а потом уже из подвесных. По-моему, это глупо, но тот. кто спроектировал эту глупость, возможно, тебя спас.
Если у тебя внешние баки полны, то у нас есть топливо для посадки на Землю. Впритык, но есть. Сто три процента, если идти по оптимальной траектории. Федька, ты скоро?
— Готово! — выдыхает Шпонька. — Последний бак прицеплен… Ходу!
Мирок капсулы встает дыбом и летит куда-то кувырком — это резкий разворот. Мгновенно наваливается перегрузка, вдавливая меня в мелко вибрирующий рифленый пол в неудобной позе, мешая дышать, и сердце гулко и протестующе бьется в ребра, как птица в прутья клетки. Отпустите, мол, на волю.
— Поехали! — рычит Мустафа.
Помчались как ошпаренные — так будет точнее.
Полминуты.
Минута.
Не знаю, куда мы рванули, но очевидно одно: наши действия вошли в резкое противоречие с планами командования, и командованию уже все предельно ясно. Не знаю, успеют ли нас перехватить (и не хочу гадать — пусть будет что будет), но уж во всяком случае на оптимальную в смысле расхода топлива траекторию можно не рассчитывать. Не дадут.
Спасибо чужакам, спасибо барьеру, которого больше не существует! Благодаря ему у нас есть надежда. Пока Присцилла не убедится, что глобальная опасность благополучно миновала, она не рискнет отрядить на перехват сколько-нибудь значительные силы космофлота. Максимум — одно — два звена. И есть надежда, что одноразовые платформы с гамма-лазерами она побережет для чужаков…
Две минуты. Перегрузка примерно пятикратная, и терпеть ее несладко. Когда она вдруг резко падает до двух g, я чувствую себя так, будто заново родился, причем с крыльями за спиной. Расправить бы их и вспорхнуть на насест.
— Ого! — вдруг произносит Мустафа со странной смесью удивления и удовлетворения. — Как ее раскидало — красота!..
— Кого? — сиплю я из-под его ног.
— Твою капсулу. Эх, жаль, тебе не видно! В клочья, в брызги! Роскошное зрелище, фейерверк.
Значит, не ядерная ракета. Я оказался прав: в моей капсуле был заряд химической взрывчатки. Почему-то мне досадно, что я, по всей видимости, так никогда и не узнаю, каким способом он был приведен в действие — таймером или запоздавшей радиокомандой? И я делюсь с Мустафой своей досадой.
— Ну и дурак. — Вот и все его резюме.
— Как сказать. У тебя есть занятие, а у меня? Вот исчезнут глупые мысли — начну дрожать от страха.
— Начинай дрожать прямо сейчас, заодно ноги мне помассируешь. Затекли.
— Перебьешься.
— А ты и не сможешь. У нас эскорт. Приготовься, сейчас будет шесть g.
По-моему, он нагло врет — врубил движок на все восемь…
Назад: 15
Дальше: 17