Книга: Плазмоиды
Назад: Глава четвертая
Дальше: Глава шестая

Глава пятая

Короткой очередью Рубленого отнесло в сторону.
Из его груди хлестала кровь. Янтарный зрачок правого глаза стремительно мерк. Так и не выстрелившее ружье валялось рядом, в грязи.
Этот спятивший меченый с уродливым шрамом на лице хотел забрать у Максима его родную дочь. Хотел забрать Ветку! Рехнулся и принялся нести какую-то чушь про новую воительницу рода человеческого, которая возглавит сопротивление…
Он умер быстро и некрасиво. Хотя кто вообще умирает красиво? Разве что – кораллы…
Максим лежал на холодном бетоне. По вискам била склизким рыбьим хвостом одна-единственная мысль: «Дочь – моя».
Вдруг до него дошло, что тот, кто убил дурака Рубленого, может на этом не остановиться…
Долгов, срывая горло, заорал:
– Маринка, не вставай!
И началось.
События замелькали в рваном режиме черно-белого калейдоскопа.
Четверо или пятеро солдат ворвались в вонючее подвальное логово меченых, хищно поводя стволами карабинов из стороны в сторону. Красные мошки лазерных целеуказателей заскользили по мрачным стенам, выискивая потенциальных жертв.
– О боже мой, боже мой! Не стреляйте! – завизжала какая-то женщина из дальнего угла, где в загоне оглушительно закудахтали куры. – Не стреляйте!
– Молчать! – приказал один из солдат, занимая позицию возле изгиба сточной канавы. – Всем лечь на пол! Лицом вниз! Живо, мать вашу!
Меченые посыпались на бетонные плиты словно подрубленные. Истошно заорал грудной ребенок. Один из мужчин попытался что-то сказать и тут же получил зверский удар ботинком по печени. Согнулся и тихонько застонал.
Максим подполз к ошарашенной Маринке и глянул на Ветку, высунувшую помятую моську из спальника.
– Лежите, – быстро зашептал он. – Лягте лицом вниз и лежите, не поднимая головы ни в коем случае! Слышите?!
– Папа…
– Я сказал! – рявкнул он, пригибая мокрой рукой голову жены. – Ни слова!
Ветка спрятала личико и моментально разревелась. Хорошо, что пуховый спальный мешок приглушил звук.
– Успокой ее, – прохрипел Долгов Маринке, упираясь лбом в пол, черный от золы потухшего костра.
Солдаты быстро рассредоточились по небольшому помещению. Двое встали и замерли с карабинами у плеча, а остальные принялись пинками переворачивать людей и светить в лицо мощным фонариком. Отовсюду слышались стенания и мольбы о пощаде.
– Да заткнитесь вы! – не выдержал наконец один из военных. – Сейчас перестреляю всех к чертовой матери!
– Батяня! – не по уставу обратился другой солдат к подошедшему офицеру. – Да они здесь все – меченые. Это не сектанты. Ложная тревога, етишкин дух…
– Отставить, – негромко ответил офицер. – Тех двоих проверь.
Долгов краем глаза увидел стремительно приближающиеся берцы и тут же получил такой пинок под ребра, что по инерции перекатился на спину и обнаружил, что не может дышать. В брюшной полости словно снаряд взорвался – так было больно.
В глаза уперся яркий луч, заставив рефлекторно зажмуриться.
– Зенки открой! – гаркнул солдат и снова ткнул Максима в бок твердым носком спецназовского ботинка. На этот раз не так сильно. – Слышь, кому сказал!
Долгов, наконец сумев с шумом втянуть в себя воздух, открыл глаза, стараясь не смотреть прямо на свет.
– Ну-ка на меня глянь! – приказал солдат.
Максим с трудом перевел взгляд на отражатель фонарика. Через секунду свет погас, оставив перед глазами плавать аморфные зеленые пятна.
Из спальника с новой силой заголосила Ветка. Маринка что-то неразборчиво зашептала ей на ушко.
– Дочка, успокойся! – негромко сказал Долгов, часто моргая.
– Заткнись! – Солдат в щадящем режиме пнул Максима по ноге и крикнул: – Батяня, иди сюда. Тут, кажись, какие-то немеченые нарисовались. Двое. И щенок ихний.
– Сам ты щ-щенок, – прошипела Маринка таким тоном, что служивый даже не решился перечить.
Тем временем подошел офицер, и луч фонаря снова на несколько мгновений ослепил Максима. Когда он погас, солдат вдруг ойкнул и сложился пополам.
– Дебил, – беззлобно изрек офицер, потирая кулак, и обратился к Долгову: – Тебя зовут Долгов Максим Валерьевич? – Да. А в чем…
– Утухни. Это твои жена с дочкой?
– Не смей…
– Я сказал, утухни и отвечай на вопросы, если не хочешь, чтобы я тебе остальные органы в фарш превратил. Это твои жена и дочь? Долгова Марина…
– Да, – быстро перебил Максим. – Это они. Я прошу вас, не…
– Вставайте и следуйте за нами. Живо.
– Моей дочери четыре годика…
– Пяа-а-ать! – не прекращая реветь, завопила Ветка из глубины спальника. – Мне уже пя-а-а-ать!
Суровое лицо офицера на миг оттаяло.
– Поднимайтесь и пойдемте, – сказал он. – У нас приказ доставить вас в Москву.
– Чей? – быстро спросил Долгов.
– Не твое дело! Подъем!
Долгов даже не заметил, как Маринка выскользнула из спальника и, изогнувшись, словно пантера, в мгновение ока очутилась между офицером и ним.
– Вы не получите ни девочку, ни меня, ни мужа, – сипло сказала она, поднимая руки ладонями вверх. Ее лицо посерело и внезапно лишилось всяческой мимики.
В этот момент, наверное, стало жутковато не только Максиму, но и бывалому военному, потому как он машинально отступил на шаг и поднял оружие.
– Маринка, не надо… – прошептал Долгов. Он понял, что происходит, когда на барабанные перепонки вдруг навалилась невидимая тяжесть. – Ты же всех убьешь!
– Не всех, – глухо произнесла Маринка.
Горло сдавил спазм, и Максим почувствовал, как воздух сам со свистом входит в легкие. Он в ужасе схватился за грудь, будто мог вытолкнуть его обратно. Вокруг Маринки образовалось марево, сквозь дрожание которого было видно, как попадали в слякоть и забились в судорогах солдаты вместе с бравым командиром.
Давление в сфере продолжало расти.
«Еще минута и – конец», – с какой-то детской обидой подумал Долгов, корчась на шершавом бетоне. Говорить вслух он уже не мог. Перед глазами поплыла красная муть. В горле что-то противно заклокотало.
– Мама, хватит, – разнесся где-то в невообразимой вышине Веткин голос. Далекий и чистый, как церковный перезвон в поле. – Мама, не надо.
Тяжесть спала так неожиданно, что Максима выгнуло дугой. Он даже не сразу сообразил, где находится. Когда же смог наконец сесть, обнаружил, что из носа у него течет кровь, и весь рот заполнен тягучей слюной.
А в ушах до сих пор стоял этот кристальный голос дочери: «Мама, хватит…»
Долгов высморкался красными соплями, вытерся рукавом куртки и посмотрел на Ветку.
Девочка стояла, обхватив ногу Маринки одной ручонкой, и терла заплаканные глазки кулачком. Словно и не было минуту назад воздушного пресса, чуть не вышибившего дух из матерых спецназовцев.
Солдаты тем временем приходили в себя. Они крутили головами, пытаясь понять, что произошло, и почему вдруг все вокруг померкло и превратилось в вязкий атмосферный кисель. Офицер, пошатываясь, подошел к Маринке и очень громко сказал:
– Скорее, пойдемте! Этот коллектор связан с заводом экспериментальной химии! Видали, как прихлобучило? Они здесь опыты какие-то проводят, даже местных жителей выселяли подальше… В любую минуту может снова долбануть! Пойдемте, нужно торопиться! Мы не причиним ни вам, ни вашим родным вреда!
Из-под каски у него стекали по щекам две струйки крови. Похоже, он погано слышал собственный голос, раз так орал.
А еще капитан – Максим наконец разглядел его погоны – не понял, что виной резкого увеличения давления была вовсе не близость засекреченной химической фабрики.
Виной тому была Маринка – второй привратник Земли, в которой тоже пробилось зерно далеких, неведомых хозяев.
Если Долгов мог создавать фронт сверхнизких температур, то она открыла в себе способность управлять давлением окружающей среды. В ней отразилась непомерная тяжесть чужого неба…
Час от часу не легче…
Максим поднялся на ноги и взял бледную как мел Маринку за трясущуюся руку. Она содрогнулась и стиснула его пальцы до хруста, заставив ойкнуть.
Солдаты уже окончательно оклемались и теперь озлобленно зыркали по сторонам в поисках виновных в их неожиданной контузии. Но кроме стонущих от произошедшего перепада давления меченых, вяло квохчущих кур и бездыханного тела Рубленого, лежавшего возле сточной канавы, в помещении никого не было.
– Марина, – мягко спросил Максим, – ты в порядке?
– Мы никуда не пойдем с этими убийцами, – пролепетала она. И лишилась чувств.
Долгов и капитан едва успели подхватить ее под руки. Ветка, так и не отпуская ноги матери, снова заплакала.
– Бери дочь на руки! – приказал капитан Максиму. – Хер ли вылупился?! Хватай ее и бегом за мной! Или тебя вырубить? Шершень, ну-ка помоги!
Один из солдат забросил карабин за спину и, отпихнув Долгова, подхватил Маринку под мышку с левой стороны.
Вдвоем с капитаном они потащили ее в темноту тоннеля, к выходу из коллектора.
– Папа! – оглушительно завизжала Ветка, когда ее наконец отцепили от Маринки. – Папа! Куда они маму забирают?!
Сопротивляться вооруженному спецназу Долгов не смог бы даже в самых смелых фантазиях. А применить фантастическую способность привратника не получалось – треклятый лед возникал на руках по какой-то собственной прихоти, никоим образом не связанной с сознательными желаниями Максима. Поэтому в сложившейся ситуации самым благоразумным и безопасным было подчиниться капитану. «За» говорил еще и тот факт, что до сего момента, кроме пары болезненных ударов по ребрам, военные не причинили ему никакого вреда. Семье – тоже.
Торик, правда, говорил, чтобы…
К черту! К черту Торика и всех остальных! Хватит думать чужими мозгами и жить навязанными советами!
Все эти мысли промелькнули в голове Долгова за долю секунды.
И он принял единственно верное в тот момент решение: подхватив вопящую и царапающуюся Ветку, быстро зашагал вслед за капитаном.
По бокам тут же пристроились двое спецназовцев. Один освещал фонарем путь, а другой водил карабином из стороны в сторону, заставляя алую точку целеуказателя скакать по головоломной траектории.
– Па-а-ап! – изо всех сил голосила Ветка. – Куда ты меня тащишь? Где мама?! Куда мы идем? Папа, остановись!
– Дочка, не ори! Успокойся! Мама здесь! Ее дяди несут! Совсем-совсем рядом! Вета, перестать сейчас же!.. Эй, капитан! Капитан, слышишь меня? Притормози-ка!
– Утухни. Некогда.
– Я тебе сейчас глаза выгрызу! Стой!
Капитан остановился. Луч фонаря высветил бесцветное лицо Маринки.
– Ма-амочка! – с новой силой завизжала Ветка, свисая с плеча Максима. Вдруг она замолчала и очень тихо спросила: – Она умерла, да?
– Нет! – нервно усмехнувшись, сказал Долгов, гладя дочь по растрепанным волосам. – Конечно же, нет, Ветулечка! Вот, потрогай мамину щеку! Чуешь, она теплая… Просто мама заснула, понимаешь!
– Ты врешь, – не своим голосом произнесла Ветка, осторожно трогая лицо матери ручонкой. – Она не запнула. Она не пит. Ты врешь.
Остаток пути до выхода девочка провела в пугающем Максима молчании. Она даже не всхлипывала, безвольно болтаясь на его плече.
Только когда впереди послышался гул вертолетных турбин и глухие хлопки выстрелов, Ветка сказала:
– Все рюкзаки забыли. И еду. И огонь. Теперь и мы умрем.
– Ну что ты, детка! Огня-то нам как раз на всех хватит. Еще и правнукам останется, – непедагогично пошутил капитан, вынося с помощью солдата Маринку на освещенную вертолетными прожекторами площадку.
Как только Долгов выбежал с Веткой наперевес из тоннеля, на него сразу обрушился целый шквал звуков. Стрекот автоматов, вой турбин, крики и матерщина солдат, какой-то гадкий металлический скрежет, от которого все тело немедленно покрылось мурашками…
В лицо сыпанула ледяная крупа, заставив Максима прищуриться, – февральская метель набирала силу, чтобы к утру обернуться настоящей пургой.
Он снял дочку с плеча и прижал к груди. Инстинктивно пригнулся и поспешил к призывно машущему рукой капитану.
Снег вокруг тяжелого штурмового «Вьюнка» был снесен в стороны работающим на холостом ходу несущим винтом.
А чуть в стороне от вертолета шел ожесточенный бой.
Несколько спецназовцев в полной выкладке вели огонь по невидимому отсюда противнику, укрывшись за естественным бруствером неглубокого оврага. Они лупили сразу из пяти или шести стволов. По дальнему краю вытянутой в форме запятой поляны метался луч прожектора. Максим не сразу понял в круговерти белесой мглы, что в темном небе кружит еще один геликоптер. Только когда раскатисто заухала авиационная пушка и сверху посыпались желтые стрелки трассирующих пуль, стало ясно, что по неприятелю открыли огонь еще и с воздуха.
– Товарищ капитан, – крикнул запыхавшийся сержант, подбегая и дергая заевший затвор «калаша», – товарищ капитан, сектанты атаковали нас, когда вы уже внутрь ушли…
– На хрен сектантов! – проорал капитан, отключая свой прибор ночного видения. – Прикрывайте нашу «вертушку», пока мы не уберемся, а потом сами отходите к северу. Там, на шоссе, вас транспорт подберет. Километра два-три! Строго на север. Понял?
– Так точно! – Сержант наконец справился с затвором – заклинивший патрон отлетел в сторону. – Разрешите приступить?
– Давай-давай, Пашка! – нетерпеливо мотнул головой капитан. Обернулся к своим солдатам и скомандовал: – Двое за мной, в штурмовик! Остальным примкнуть к группе прикрытия сержанта Ломейко! Живо!
Когда Максим взбирался на оказавшейся неожиданно высоким борт ревущего «Вьюнка», возле его ног взметнулись конусы мерзлой земли. Пули прошли в нескольких сантиметрах от лодыжки. Он чуть не выронил Ветку и с удвоенной силой принялся подтягиваться, держась одной рукой за какую-то студеную железяку. Сверху нещадно давил мощный поток воздуха от основного винта, забираясь под одежду и знобя тело.
– Ну-ка, о-о-п-па… – Один из солдат подхватил его за шиворот грязной куртки и легко, словно котенка, втянул внутрь.
В брюхе «Вьюнка» было тесно, но светло.
В углу от мелкой вибрации корпуса дребезжал цинковый ящик с боеприпасами. На скамейке валялся целый ворох окровавленных бинтов и пустая картонная упаковка из-под промедола.
– Спасибо, – выдохнул Долгов, разгибаясь и с удивлением узнавая втащившего его бойца. Именно этот верзила двадцать минут назад чуть не переломал ему пинками все ребра. Осторожно поставив зажмурившуюся Ветку на железный пол, Максим громко повторил: – Спасибо тебе огромное, козел…
Солдат снял каску и осклабился во всю харю. Проорал, стараясь перекричать усилившийся рев турбин:
– Обращайся в любое время! Меня Василием зовут! Разведка тебе всегда подсобит, мазут!
Вертолет ощутимо качнуло.
«Военная разведка, – подумал Долгов, помогая капитану уложить бесчувственную Маринку на неудобные носилки. – А может, федералы? Ни хрена себе! Это серьезно! Ну, Торик! Накаркал, блин! Видать, нас уже…»
Додумать он не успел.
К открытой двери подбежал человек в грубом сером комбезе, совсем не похожем на спецназовские камуфляжи. Он бросил внутрь «вертушки» какую-то железяку и вдруг прокричал:
– Храм человеческий спасти. Бездну, геенну огненную отвести. Цербе…
Очередь из автоматического карабина буквально впрессовала его в землю. Солдат, представившийся Василием, откинул дымящийся ствол и упал на пол, смешно размахивая руками, будто хотел вымести мусор.
– Твою мать! Граната…
– Э?
– Сволочь!
– Ну?!
– Есть!
Он наконец нащупал «лимонку» и с неистовой силой швырнул ее за борт, в стылую метель.
– Взлетай, бл…
Шарахнуло так, что одно из стекол в кокпите ссыпалось блестящей лавиной прямо на пилота. По борту пробарабанил град осколков. Несколько из них дзенькнуло совсем рядом.
«Вьюнок» словно бы встряхнули и поставили на место. «Вертушка» стала заваливаться на левый бок, но пилот уже дал максимальную тягу на несущий, поэтому равнодействующая получилась абсолютно непредсказуемая. Машина чуть было не потеряла управление…
Долгов до взрыва все же успел упасть и прижать к себе Ветку. Теперь он тряс головой и с нездоровым интересом оглушенного наблюдал, как носилки с Маринкой поехали по полу от перекоса вертолета и несильно стукнулись о каркас скамейки у левого борта.
Ветка часто дышала, но не плакала.
Максим уперся ногой в приваренный к стенке стальной штырь, худо-бедно фиксируясь. Затем вывернул шею и посмотрел в проем так и оставшейся открытой двери. Там зиял лишь квадрат непроглядной тьмы, из которого хлестал морозный ветер.
Пилот наконец сумел выровнять машину. Капитан сразу же поднялся на ноги.
– Все целы?
– Меня зацепило, но, кажись, несильно. И навылет, – продолжая почему-то мерзко щериться, крикнул широкоскулый Василий. Он обеими руками держался за ногу, чуть ниже колена. На штанине расползалось бурое пятно.
– Жгут наложи. В Москве промоешь! – без лишних сантиментов скомандовал капитан. – Совсем эти сектанты ох…
– Командир! В центральное? – перебил его второй пилот, выглянув из-за кресла и сняв наушники.
– Да!
– Давление масла падает! Наверное, осколок в систему угодил! Дотянуть бы. Хорошо, что лопасти не посекло…
Капитан подошел к двери, придерживаясь за поручень, и, поднатужившись, наконец захлопнул ее. Стало чуточку тише.
Максим поддерживал рукой Маринкину голову и гладил ее по щеке, которая уже не казалась такой бледной. Ветка маленьким комочком приютилась рядом на конвульсивно вздрагивающем полу.
«Вьюнок» набрал высоту и вошел в зону небольшой турбулентности.
– Вот, возьми. Укрой жену. – Капитан подошел к Долгову и протянул ему сложенный вчетверо кусок брезента. – Чистой одежды нет. До Москвы потерпите. – Он подумал, снял с себя куртку и аккуратно положил ее на вздрогнувшую Ветку. – Пока хоть так…
– Спасибо. – Долгов развернул брезент и осторожно набросил на Маринку. Потом укутал дочь в пахнущий потом, но теплый офицерский бушлат. – Знаешь, капитан, а я ведь уже слышал эти слова… Про геенну огненную, церберов… Или как там?
– Повезло вам, что мы быстрее их вас взяли. А то бы сейчас мозгов своих не собрал по всей той смрадной канализации. Они ведь уже сутки назад на ваш след вышли.
– Но чего им… – Максим осекся. – Кто они вообще такие?
– Секта. Безымянные, – пожал плечами капитан. Снял каску с прицепленным блоком ночного видения и неожиданно улыбнулся: – Мне, по большому счету, похрен и на них, и на вас. Я приказы командования выполняю.
Долгов опустил голову, прижимая к себе жену и дочку.
Вертолет вывернул из зоны турбулентности и понесся над верхушками сосен, сметая с них потоком нисходящего воздуха снег.
Пилот взял курс на Москву.
– Мама точно не умерла? – через минуту спросила Ветка.
– Нет, – шепнул Максим ей в самое ушко, позволяя себе закрыть глаза. Веки охотно сомкнулись. – Мама жива.
– Пурумкает?
– Да, Ветка… Пурумкает…
Девочка прерывисто вздохнула, дунула снизу вверх на свою растрепанную, давно не стриженную челку и неожиданно громко чихнула от терпкой вони потного капитанского бушлата.
Но Максим не услышал.
Он спал, крепко обняв свою семью.
На круглой крыше центрального здания Главного разведывательного управления располагалась вертолетная площадка с гигантской буквой «H», нарисованной фосфоресцирующей краской. На нее и приземлился «Вьюнок», подняв настоящий снежный тайфун.
Маринка пришла в себя, когда подлетали к непривычно пустынной ленте МКАДа, и, не разобравшись в ситуации, запаниковала. Долгов с трудом разодрал глаза и попытался успокоить жену, но не тут-то было. Она уже поняла, что находится на борту летящего вертолета, и завелась не на шутку: чуть ли не с кулаками бросилась на капитана, разбудила Ветку, потребовала немедленно посадить чертову тарахтелку и отпустить ее с семьей на все четыре стороны.
Долгову пришлось чуть ли не силой вернуть все еще слабую жену на носилки. Он уговаривал ее не беспокоиться, объяснял, что капитан и солдаты – хорошие люди, что они рисковали жизнью ради нее, что всем им грозила смертельная опасность в лице фанатиков-сектантов…
Через несколько минут Маринка взяла себя в руки, но ярость и гнев не исчезли бесследно. Они превратились в тихую злость, что было немногим лучше. Она обняла Ветку, отвернулась к стенке, неудобно скукожившись на брезенте носилок, и до самого приземления не произнесла ни звука, излучая почти осязаемые волны раздражения, брезгливости и ненависти ко всему сущему.
Когда Долгов помогал ей спуститься на упругое покрытие вертолетной площадки под сбрасывающим обороты винтом, она была чернее тучи. Ветке, видимо, передалось настроение матери, и она тоже молчаливо хмурилась, кутаясь в огромный бушлат.
– И куда нас притащили? – злобно поинтересовалась Маринка у капитана.
Он промолчал, одарив ее суровым взглядом.
– Очень вежливо, – надменно бросила Маринка. – Вы позор русского офицерства.
– Она специально меня провоцирует? – спросил капитан у Максима.
– Думаю, да.
– Ясно. А то я уже хотел ее с крыши сбросить.
Долгов промолчал. После короткого, неспокойного сна произошедшие менее часа назад события казались каким-то полуреальным кошмаром. В голове крутились плохо прорисованные образы оборванцев, меченых, спецназовцев, куклы-сектанта с гранатой, желтой паутины следов от трассирующих пуль в небе, квохчущих кур, тонких кровяных потеков из ушей…
– Следуйте за мной, – сказал капитан и зашагал к будке, ведущей внутрь здания.
За ним заковылял, подволакивая ногу, Василий. Он опирался на плечо второго солдата, бывшего с ними в вертолете, – рослого чернобрового кавказца. Из кокпита выбрались оба пилота и тоже побежали в тепло, придерживая под мышками шлемы.
На Максима и Маринку с прижавшейся к ноге дочкой никто из них даже не оглянулся.
Все верно. Им похрен. Они приказы выполняют.
Сказано – доставить целыми и невредимыми? Доставили. С крыши двадцатиэтажного здания объекты вряд ли куда-нибудь денутся. А как же предупреждать попытки самоубийства? Да плевать! Такого приказа не поступало. Массивные лопасти несущего винта замерли. И вокруг осталась только пурга, швыряющая в лицо колкий льдистый песок. Свет мощных динамических прожекторов, прикрепленных по периметру крыши, был направлен в мглистое небо. Толстые лучи скользили из стороны в сторону, рассекая снежную муть, и изредка выхватывали продолговатое пятнышко фюзеляжа патрульного «Вьюнка», барражирующего на средней высоте.
Далеко внизу виднелись похожие на кляксы россыпи огоньков наполовину разрушенной Москвы.
– Не стоять же здесь вечно, – как бы оправдываясь, сказал Максим и, обняв сердитую Маринку за хрупкие плечи, потянул ее к входу в здание.
Капитан терпеливо ждал их внутри, возле КПП.
Тут все было очень серьезно: рентген-просветка, сканер радужки, система магнитной идентификации табельного оружия и спецсредств, анизотропные бронестекла, прозрачные лишь с одной стороны, и трое охранников в штатском. Ребята не отличались выдающейся комплекцией коммандос, но стоило разок взглянуть им в глаза, и становилось понятно, что таким вовсе не понадобится гора мышц, чтобы порвать тебя на лоскуты в течение нескольких секунд.
– Пропусти их по коду «Квинта», – приказал капитан начальнику охраны.
– Прошу вас, проходите сюда, – холодно улыбнулся невысокий мужичок лет сорока в сером пиджачке. – Нет-нет, постойте. Сначала гляньте вот в этот приборчик.
Долгов посмотрел в черный провал сканера радужки, ожидая вспышки, мерцания или еще какого-то эффекта. Ничего.
– Благодарю. И вы тоже, – обратился начальник охраны к Маринке. – Замечательно. А теперь девочку приподнимите…
– Да ты что, собака, не видишь, в каком мы виде? – взорвалась Маринка. – Ребенок замерз! Голодный и…
– Приподнимите девочку, пожалуйста, – не изменив ни на йоту тона, повторил мужичок.
Долгов успокоительно погладил взбешенную Маринку по руке и, подхватив Ветку под мышки, поднял ее на нужный уровень.
– Не зажмуривайся, Вета.
– Очень хорошо, – кивнул начальник охраны, внося в базу новые данные, поступившие со сканера. – Теперь проходите по этому коридору. Всего наилучшего.
– Кровопийца! – ввинтила Маринка, демонстративно показав средний палец. На рентгеновской картинке это выглядело весьма забавно.
Двери лифта, как ни странно, открылись сразу, как только капитан приложил палец к сенсору. Будто все это время здесь ждали гостей-полуночников.
Счетчика этажей Максим не обнаружил. Но начальное ускорение было приличное, и кабина спускалась добрую минуту. Это могло означать только одно: они оказались гораздо ниже первого этажа.
Выйдя в светлый просторный вестибюль, Долгов удивленно посмотрел на матовую стену в дальнем конце помещения. В ней был единственный проход, воздух в котором дрожал.
– Диэлектрическая изоляция, – соизволил объяснить капитан. – Наглухо защищает нижние ярусы от любых электромагнитных полей. Если у вас есть при себе любые приборы сложнее логарифмической линейки – положите их на этот стол. Мобильники, фонарики, батарейки, зажигалки на пьезоэлементах – все что угодно.
– Да нет у нас ничего, – пожал плечами Долгов. – Фонарик был. И тот остался в рюкзаке. Часы вот только у меня. «Командирские». Снимать, что ль?
– Кварцевые?
– Нет. Чистая механика.
– Тогда не обязательно. Ни у кого, случайно, сложных имплантатов или кардиосистем каких-нибудь нет? – уточнил капитан, бросая на стол шлем, карабин с лазерным прицелом, фонарь и прочее снаряжение. – Иначе закоротит мигом. У нас однажды сотрудник погиб: сердце остановилось.
– В заднице у меня бластер вмонтирован, – не выдержала и огрызнулась Маринка.
Ветка прыснула со смеху и дернула мать за штанину. Мол, чего ругаешься?
– Я вас предупредил, – не отреагировав на подколку, сказал капитан. – Проходите сюда. Не волнуйтесь это обыкновенное ЭМ-поле. Довольно сильное, но никакой опасности для организма не представляет.
– А нейроны ведь тоже на электрических импульсах… – проворчал Максим, проходя сквозь воздушное марево. – У меня мозги не дефрагментируются, случайно?
Капитан, прежде чем последовать за Максимом, наконец отпустил солдат. Он приказал рослому кавказцу проводить раненого Василия в лазарет, а затем разрешил отдыхать до полудня.
За матовой стеной диэлектрика оказался точно такой же вестибюль. А в дальнем его конце – точно такой же лифт. Словно зеркало.
Ни охраны, ни заметных камер слежения. Пустой кессон святая святых национальной безопасности. Или же не все здесь так просто, как кажется?
На лифте они спускались еще минуты полторы.
«Это ж на какой глубине основные помещения находятся? – соображал Максим, пока кабина бесшумно скользила вниз. – Метров сто? Двести? И весь этот подземный бункер окружен непроницаемым для плазмоидов эбонитовым коконом? Или не весь? Они что, за месяц такую дуру отгрохали? Нереально… Хотя от Минобороны и не такого можно ожидать».
Маринка во время спуска молчала. Ветка тоже. Долгов и не приставал к ним, понимая, что они невероятно устали. И вся эта усталость, аккумулировавшаяся в течение долгих недель скитания, теперь прорвалась наружу в одночасье.
Дальше было блуждание по бескрайнему лабиринту коридоров, в которых лишь изредка встречались люди. В основном в форме, хотя пару раз Максим видел и штатских, с любопытством оглядывающихся на «бомжеватую» компанию.
Двери, двери, двери, затемненные стекла, турникеты, лестницы, повороты, развилки и перекрестки… Минут через десять Максиму стало казаться, что капитан водит их кругами. Возможно, так и было – точно не определишь. Ведь везде их окружали одинаковые светло-зеленые стены, покрытые полимерными обоями, одинаковые полы с серым ковровым покрытием, одинаковые люминесцентные лампы, одинаковые красные гвоздики, перечеркнутые мечом и булавой – эмблемы ГРУ… Лишь один раз окружающая обстановка изменилась, когда капитан провел их мимо большого прозрачного стекла, на котором мерцала фосфором надпись: «Ситуативный центр». В открывшемся взору помещении за этим стеклом царила самая настоящая суета, напомнившая Долгову почему-то ЦУП, каким его изображают в голливудских фильмах во время старта космического корабля. И снова – эмблемы, повороты, лампы… Ни связи, ни докладов командованию – ничего…
И вот, когда Ветка уже начала хныкать, а Маринка, судя по испепеляющим взглядам, готова была проломить капитану череп – благо не нашлось рядом подходящего инструмента, – он остановился возле одной из дверей-клонов и приложил палец к неприметному сенсору.
– Дежурный, – ответил невидимый динамик из стены.
– Капитан Ропотюк, – ответил капитан, устало глядя на светло-зеленые обои.
– Да вижу, что не кенгуру, – усмехнулась стенка. – Чего в бомжа-то вырядился?
– У себя? – не реагируя на сарказм, спросил капитан.
– У себя. Ты бы еще пораньше приперся. Поспать, блин, людям не даешь… – проворчала стенка.
– Открывай. Код «Квинта».
– Твою мать… Чего сразу-то не сказал?
Щелкнул замок. И ручка двери засветилась изумрудным.
– Заходите. Вас ждут, – сухо сказал капитан и, не попрощавшись, пошел прочь.
Он не обернулся.
Он просто выполнил приказ.
После того, как единственный его сын – Сашко – сорок дней назад погиб в Карелии, капитан спецназа ГРУ Денис Ропотюк лишь выполнял приказы – остальное казалось каким-то несущественным, лишним в этой жизни.
Остальное – потеряло смысл.
То скупое, предновогоднее сообщение навсегда сломало участвовавшего в десятках боев командира…
…Необычное явление российские метеорологи зафиксировали прошлой ночью в Карелии. Кратковременная магнитно-термическая вспышка, в результате которой был в буквальном смысле слова выжжен круг трехкилометрового диаметра…
…к сожалению, оказался застрявший автобус с группой студентов, направлявшихся на отдых к побережью Баренцева моря…
«Надо бы помянуть. Сегодня – сорок дней», – отрешенно подумал капитан, бредя по бесконечному серо-зеленому коридору мимо одинаковых запертых дверей.

 

Генерал надел очки и внимательно посмотрел на переступившую порог троицу.
Мужчина лет тридцати пяти – сорока, роста выше среднего, с правильными, но не особенно запоминающимися чертами лица, скрытыми сейчас за коркой грязи и крови.
Одет в плотные штаны, изодранный теплый свитер и перепачканную куртку непонятного цвета. На ногах – высокие ботинки.
Симпатичная миниатюрная женщина, младше своего спутника лет на пять. Черные волосы спутаны, лицо бледноватое, изможденное, руки испачканы по локоть в какой-то застывшей бурой массе. На ней – пуховая кофта, непромокаемый утепленный комбинезон и сапоги без каблуков.
И маленькая девочка. Копия матери. Эту кроху генерал видел впервые, хотя заочно – по досье – уже познакомился. Чумазые щечки, краснющие усталые глазенки, в которых застыло любопытство напополам с обидой. На плечи девочки наброшен громадный для ее габаритов армейский бушлат. Он накрывает все тельце, а края волочатся, словно мантия…
– С днем рождения, Вета, – выдавил генерал, чувствуя, как комок в горле с трудом позволяет протолкнуться словам. – Ведь у тебя сегодня юбилей?
– Чего? – недоверчиво переспросила девочка.
– Тебе пять лет исполнилось, правильно?
– Ну…
– Это – первый юбилей.
– А вы откуда знаете, что у меня день рождения? – не сдавалась она.
– Я? – Генерал на миг смутился. – Я подглядел в книге твоей судьбы.
– Враки, – тут же разоблачила его девочка. – Судьбы нет. Мам, кто этот дядька?
Мужчина и женщина смотрели на генерала, как на призрака.
– Судьба, видимо, есть, Ветка, – наконец произнесла женщина и вдруг бросилась к генералу, завизжав, как первокурсница: – Николай Сергеевич!
Следом за ней к столу рванулся и мужчина.
Пимкин едва успел встать им навстречу – оба уже висели на его шее, пачкая парадный мундир своими замаранными шмотками.
– Родненькие, – зашептал генерал, не сумев подавить естественный взрыв эмоций. Слишком много воспоминаний навалилось на него в одно мгновение. – Родные мои… Выжили… Как же вы повзрослели… Родненькие… А я, болван старый, думал – сгинули вы там, на этом проклятом Марсе…
Ветка смотрела широко раскрытыми глазами, как родители обнимаются с незнакомым дядькой, совсем забыв про нее, и соображала, что же по этому поводу стоит предпринять. В конце концов она решительно подошла к столу, сбросила тяжелый бушлат на пол и требовательно подергала мать за штанину.
– Ветенька, милая, это Николай Сергеевич! – не сдерживая давно рвущихся из души рыданий, пробормотала Маринка. На ее лице не осталось и следа от недавней злости. – Дядя Коля! Он хороший! Он наш друг!
– Родители, – серьезно сказала Ветка, – даже дядька знает, что у меня день рождения! Где мой тортик?
Максим захохотал.
Одновременно заразительно и страшно, потому что этот безудержный смех был абсолютно неуместен. Он брякнулся в чем был на обитый дорогой тканью стул и зашелся в настоящем припадке гогота, колотя ладонями по коленям.
– Почему папа смеется? – обиженно спросила Ветка.
– Он радуется, – криво улыбаясь, соврала Маринка.
Через минуту Долгов заткнулся и размазал по щекам выступившие от смеха слезы. Теперь он почувствовал себя окончательно опустошенным. На двести процентов. Это был рубеж, дальше которого либо кончается нервотрепка, либо начинается безумие.
– Я в порядке, – сказал он. – Всё. Отпустило. Только жрать охота. И помыться бы… Как вы нас нашли, Николай Сергеевич?
– Вы что же, с самого вторжения по лесам бродите? – вопросом на вопрос ответил Пимкин.
– Почти.
– Идиоты. Ребенка бы хоть пожалели.
Генерал одернул китель и вдавил кнопку интеркома.
– Дежурный! Срочно сюда бригаду медиков! И торт!
«Есть! Бригаду медиков и… что?» – недоуменно донеслось из динамика.
– И торт! – взревел генерал. – Ты что, оглох?! Или забыл, что такое торт?
«Есть – медиков и торт!»
Дежурный отключился.
– Значит, так, – сказал Пимкин. – Завтра вас примутся трясти наши эксперты, ФСБ и прочие крючкотворы. С таким раскладом, к сожалению, ничего поделать не могу – правила. До этого – ешьте, спите, отдыхайте.
– Николай Сергеевич, мы через два дня должны были с ребятами встретиться, – садясь на стул рядом с мужем, проговорила Маринка. – Ваши солдафоны нас ведь силой сюда притащили. Я, конечно, рада увидеть вас, а не кого-то еще, но… сами поймите. Хоть бы намекнули.
– Доложили мне уже о твоем безобразном поведении во время операции, гражданочка… Так вот. Если бы не мои, как ты выразилась, солдафоны, то вы бы сейчас уже были хладными трупами. Так что вы им еще ящик водки при случае поставите с благопристойным закусоном. Это раз. И два. Что касается ребят ваших горемычных… то они уже давно здесь.
– Торик? – отваливая челюсть, вскрикнул Долгов. – Герасимов? Юрка?
– Они самые. Чего ты удивляешься? Их вчера еще доставили. Это вас, партизан недобитых, пришлось по канализациям отлавливать. Они-то хоть в приличных местах ныкались. Герасимов с Ториком, так те вообще в Нидерланды слинять умудрились. Ренегаты. Тьфу…
– Где они? – нахмурился Максим. – Прикажите, пусть сюда придут.
– Придут, придут, всему свое время, – проворчал генерал и внезапно усмехнулся: – Ну и везучие же вы все, сукины дети! Почти месяц шляться и не попасться плазмоидам! Этих каскадеров ведь тоже не пометили!
– Это же замечательно!
Зажужжал зуммер.
– Да, – вдавливая кнопку, ответил Пимкин.
«Медбригада по вашему приказанию прибыла, – отрапортовал дежурный. Потом собрался с духом и добавил: – Торт тоже».
– Торт тащи сюда, медики пусть ждут в приемной.
Генерал прервал связь.
– Меня иногда мучают подозрения, что кто-то двигает нас, как фигурки, играет в увлекательную стратегию, – задумчиво проговорил он. – Так все складывается замысловато… Ну да ладно. Диспозиция следующая. Сейчас мы символически отметим юбилей вашей симпатичной дочки. Потом уважаемые барышни пройдут первичное медобследование и отправятся чистить перышки и спать, а ты, Долгов, расскажешь мне все с самого того момента, как вас запулили на орбиту шесть с лишним лет назад. Очень обстоятельно и подробно. И под детектором лжи. Уж не обессудь.
– Товарищ полко… кхм… генерал-лейтенант, смилуйтесь! – Максим скорчил жалостливую физиономию. – А может, я тоже сначала мыться и спать, а потом уж…
– Перебьешься… привратничек.
Сердце Долгова екнуло в такт деликатному стуку в дверь.
«Что ж, – подумал он, – все верно. Ребята уже обо всем поведали. Тайное становится явным, сложное – простым».
– Войдите, – разрешил генерал.
В кабинете появился майор с подносом, на котором красовался настоящий ароматный «Наполеон», сочащийся кремом, и четыре чашки чая. И где только за пять минут умудрились раздобыть такую вкусность?..
Из Веткиных глазенок махом выветрилась вся сонливость.
– Пур-р-рум, – плотоядно проурчала она.
– Благодарю, офицер, – кивнул Пимкин, принимая поднос. – Долгов, чего расселся? Ну-ка бери нож и режь торт. Хотя знаешь что… – Он посмотрел на ладони Максима, покрытые слоем грязи и черт-те чем еще, и брезгливо сморщился. – Давай-ка я лучше сам. Майор, постой. Проводи всех троих в приемную, пусть руки вымоют. И проследи, чтоб каждый – по три раза минимум!
– Есть!
– А тебе, Долгов, прежде чем мы сядем беседовать о ваших бравых похождениях, я, пожалуй, дам минут сорок, чтобы выпариться в сауне. Воняет, прошу прощения, как от кобылы при месячных.
– У вас и сауна имеется? – вставая, хмыкнул Максим. На поднос он старательно не смотрел, чтобы не захлебнуться слюной. – Я, грешным делом, подумал, что здесь есть только лифты без указателей этажей да двери, похожие одна на другую как две капли воды.
Генерал снял очки и убрал их в футляр. Взял нож, покрутил блюдо с тортом, примериваясь, и прокомментировал:
– Здесь все есть. Это ГРУ, мазут.
Долгову оставалось лишь в очередной раз удивиться, как это дурацкое флотское словечко прижилось в профессиональном жаргоне военной разведки.
Назад: Глава четвертая
Дальше: Глава шестая