Глава 20
Спать легли – еще одиннадцати не было. А уже в начале двенадцатого послышались крики. Ветер, кстати, так и не унялся – даже с наступлением ночи. Снаружи ныли провода, на крыше громыхала жесть, стекла окон вздрагивали. Сначала Алексею почудилось, что кричат во дворе, но потом, когда стену пронизал истошный женский вопль, стало ясно, что именно за стеной он и испущен – в соседней квартире.
«Что это они на ночь глядя? – с неудовольствием подумал Алексей и, приподняв голову, сердито взбил кулаком подушку. – Дня было мало – счеты свести?..»
Перевернулся на другой бок – и такое ощущение, что в результате неловкого этого движения прищемил сердце. Как будто иголочкой кольнули. Ахнул, приподнялся на локте… Широкое супружеское ложе пискнуло и слегка содрогнулось. Рядом с Колодниковым вскинулась Александра. Села, выпрямила спину.
– Что это?.. – спросила она дрогнувшим голосом.
«Скандалят…» – хотел было буркнуть Алексей, как вдруг понял, что приглушенные, едва различимые крики доносятся как бы отовсюду. Даже сверху, хотя квартира электрика Борьки была заведомо пуста – вот уже, наверное, вторые сутки. Должно быть, кричали на четвертом…
Александра нервно дернула шнурок ночника, и по потолку из дырочек абажура разбежались цветные блики. Колодников также сел, оглядел в тревожном недоумении стены, а потом его вдруг прошиб цыганский пот.
– Слушай, Саш… – в страхе вымолвил он. – Неужели…
Алексей не договорил, но супруга поняла его с полуслова. Доносящиеся отовсюду крики могли означать только одно: четыре отростка черной похожей на расплывшийся крест кляксы, которую они видели на листовках, несколько мгновений назад сомкнулись, слились воедино, в одно пятно, покрывшее разом почти весь центр города. Возмездие ворвалось в квартиры…
– Гос-споди… – прошептала Александра и позвала испуганно: – Дима!.. Ты слышишь?..
В комнате сына вовсю погромыхивали стулья и что-то, по обыкновению, падало. Спешно влезал в штаны, надо полагать… Вскоре Дмитрий – уже одетый – возник в дверном проеме, перегородив его плечищами.
– Пойду посмотрю… – недовольно пробасил он.
Александра стояла в ночной рубашке у открытой боковой дверцы серванта и, подхватив себя одной рукой под левую грудь, ворошила другой упаковки таблеток, весьма натурально при этом постанывая. Подобные представления обычно следовали после очередной размолвки, и Алексей по привычке ощутил досаду и раздражение. Нашла время!.. Если на то пошло, у него у самого сейчас отчетливо покалывала в груди с левой стороны все та же тоненькая иголочка, хотя прежде на мотор Колодников никогда, слава Богу, не жаловался.
– Сердце? – спросил он.
Александра, кинув таблетку под язык, издала жалобный утвердительный стон. Попросить у нее еще одну пилюлю для себя? Алексей подумал, угрюмо прислушался к ощущениям – и не попросил. Он вообще не верил в лекарства, делая исключение лишь для анальгина.
Димка тем временем кое-как зашнуровал кроссовки и вышел, хлопнув дверью. Супруги переглянулись в тревоге. Колодников снял со спинки стула рубаху, джинсы и принялся одеваться.
– Ты тоже с ним?.. – спросила Александра, вцепляясь в его рукав. Явно боялась остаться одна в квартире.
– Нет… – поразмыслив, угрюмо бросил Алексей. – Хватит с меня. Находился уже, насмотрелся… Да отпусти ты! В окно только выгляну…
Он отдернул штору и припал лбом к стеклу. Двор был залит мертвенным синеватым светом. Непонятно, по чьей инициативе, но в стеклянный колпак над каждым парадным поставили по новой мощной лампе. Колодников ждал, когда внизу на крылечке появятся широкие плечи и крутой затылок Димки, но так и не дождался. Видимо, тот решил для начала разведать, что творится в их собственном подъезде.
Где-то у мусорных баков взахлеб голосило противоугонное устройство. Ветер вздымал и подолгу держал в воздухе обрывки полиэтилена, как будто и впрямь по двору бродили привидения чекистов. Одно взмыло и остановилось, кривляясь, перед самым окном, возле которого стоял Алексей. Потом опало, сморщилось и, вильнув, скользнуло вниз и вправо…
Потом кто-то выскочил из подъезда напротив и пробежал к арке, выводящей на проспект. Обернулся и проорал, неистово маша рукой кому-то невидимому:
– Я встречу!.. – или что-то в этом роде.
Вскоре показались люди и в ближней части двора. Кого-то выносили из соседнего подъезда, среди легковушек метались тени, хлопали дверцы. Вспыхнули фары, противоугонное устройство заткнулось…
Досмотреть, чем кончится дело, Колодникову и Александре, которая давно уже дышала прерывисто у него за левым плечом, не удалось, потому что в дверь позвонили. Отчаянно, несколько раз подряд.
Оба кинулись в прихожую, Алексей хотел открыть, но супруга ухватила за руку и не позволила.
– Кто?.. – срывающимся голосом спросила она.
– "Скорую" вызвать!.. – взмолились за дверью. – Саш, ты?..
– Нет у нас телефона! – отчаянно крикнула Александра. – В двадцатой есть, у Глечиковых!.. В двадцатой спроси, Клав!..
Умолкла – и виновато взглянула на мужа, хотя телефона у Колодниковых и вправду не было.
– Может, пойти помочь?..
– Чем?.. – сдавленно спросил Алексей. – Чем ты им поможешь?..
* * *
Димка вернулся лишь в первом часу и немедленно начал что-то лихорадочно подсчитывать на сложенном вдвое листке, даже не замечая, что родители стоят на пороге его комнаты и молча на него смотрят.
– Хоть бы рассказал, что там… – не выдержала наконец Александра.
Димка шумно вздохнул и, размашисто подчеркнув расчеты, поднял усталое озабоченное лицо. Синяки у него уже, можно сказать, сошли, только лишь на левой брови осталась отметина шрамика.
– Да что рассказывать… – недовольно бросил он. – Двоих – насмерть, остальных – так, слегка… «Скорая» еще, говорят, в супермаркет вписалась… на проспекте…
– Хирурги?.. – ахнул Колодников. – Они же операции делают, людей режут… Неужели их за это?.. – Он запнулся.
Несколько секунд Димка смотрел на отца обезумевшими глазами. Потом встряхнул башкой.
– Не… – торопливо сказал он. – Ты чего, па?.. Врач – в порядке, фингалами отделался… И медсестра – тоже… Так, слегка красоту попортило – морду осколками посекло… Вот шофер, говорят, в отключке, с сотрясением… Ну, как въехали в зону – его и накрыло… Это еще притормозил он, когда разворачивался, а то бы точно всей бригадой навернулись…
– Боже!.. – выдохнула Александра. – Это что же теперь – к транспорту и близко не подойди?.. Пассажиры-то в чем виноваты?..
Колодников провел языком по пересохшим губам.
– А насмерть кого?.. – хрипло спросил он.
Димка помолчал, прочистил глотку.
– Одного не знаю, – сообщил он, – а второй – дедок из третьего подъезда…
– Ветеран?!
– Ну да… Всего искромсало. Я вот прикидываю: сколько ж он народу на войне положил?.. С виду и не подумаешь… – Димка хмыкнул и угрюмо покачал головой. – Затылок – как есть разнесло. Расстреливал, что ли, кого?..
– Ножевые раны – были?..
– Да и ножевых полно…
– Значит, не врал, что в разведке служил, – стисненным голосом отозвался Колодников. – Ну, стало быть, царствие ему небесное…
Почему-то испытывая неловкость, медленно перекрестился и вернулся, подавленный, в комнату, где, присев на край супружеского ложа, снова стал раздеваться.
Спать укладывались в молчании.
– Саш, а где иконка? – внезапно спросил Алексей.
Действительно, обшарпанной иконки Пречистой Богородицы Боголюбской над изголовьем не было.
– Сняла…
– Почему?
Александра поджала губы и ответила не сразу.
– Идолопоклонство…
– Так, – решительно сказал Колодников. – Я, по-моему, на вашу с Димкой веру не посягаю… Уж не знаю, к какой вы там секте принадлежите…
– Мы не секта! – возмущенно возразила она.
– Хорошо! Не секта! Конфессия… Можете отрицать иконы, можете отрицать крестное знамение… Но я – православный! И чтобы иконка тут – висела… Где она?
– В серванте, – недовольно сказала Александра.
Колодников, сопя, нашел в серванте иконку и с чувством собственной правоты водрузил ее на прежнее место. Отступил на шаг, вгляделся. Богоматерь стояла во весь рост на маленькой пухлой подушечке облака и показывала развернутый свиток плотной толпе махоньких, как детишки, праведников, сгрудившихся в правой части дощечки. Когда-то Колодников долго пытался найти в виноградной грозди нимбов золотистый пузырек с головой князя Андрея Боголюбского, но безуспешно – буковки поистерлись, а в лицо он Боголюбского не знал. Наличие этого князя среди святых всегда смущало Алексея. Стольный Киев спалил, лавру пограбил – а все равно святой…
Алексей нахмурился и, сосредоточившись на фигурке Христа в правом верхнем углу иконки, с достоинством перекрестился.
* * *
Не спалось. Погодка была из «Медного всадника» – перед наводнением, да и предчувствия – соответствующие.
Как у него все просто, у Димки… Да нет, даже не у Димки – у Матфея… «Отделит овец от козлов…» В том-то и штука, что не отделишь!.. «Скорая» вон в супермаркет вписалась… Выходит, достаточно одного козла за рулем, чтобы все овцы с ним за компанию накрылись…
«Да это хуже, чем бомбежка!.. – с содроганием думал Колодников, переворачиваясь на другой бок. – От бомбежки хоть в подвале укрыться можно! А здесь… Сколько же народу сегодня на тот свет отправится!.. Уже отправилось… Не дай Бог, казарму какую-нибудь зацепило…»
А Паша?.. И Алексей принялся мучительно вспоминать, где сейчас живет Паша Глотов. До развода обитал на «алюминьке», а теперь?.. Где-то в центре, но где?..
Но Борька-то, Борька!.. Вот жук! И хоть бы слово сказал, хоть бы обмолвился, что драпать пора!.. Хотя… Обмолвился и не раз. Пока в кухне сидели, все, как на блюдечке, выложил, обо всем предупредил… Да и раньше намекал, как мог…
Во дворе по-прежнему стонало, скрипело, погромыхивало. «Сердито бился дождь в окно, и ветер дул, печально воя…» Дождя, правда, нет, зато ветра навалом… Вот объявят завтра комендантский час – попрыгаем тогда… И очень даже просто!..
Спасибо Александре – вовремя за рукав схватила, а то бы так и выперся во двор вслед за Димкой… Тут Колодникову начал мерещиться раскромсанный ветеран, и стало ему совсем худо. «Расселось чрево его…» – всплыла и бросила в дрожь зримая до жути цитата. Откуда бы это?.. А!.. «Деяния апостолов». Смерть Иуды Искариота… Странно… А у Матфея по-другому: «Вышел, пошел и удавился…» На осине повесился… Хм… В Иудее – на осине?..
Тут Колодникову припомнилось вдруг, что «повесить на дереве» и «распять» – по сути, синонимы, и в разворошенном сознании сама собой возникла еще одна версия гибели Иуды. Представилось, что незримая беспощадная сила в момент смерти Христа настигает предателя и, взметнув, распинает на дереве. Тогда «расселось чрево» – это всего-навсего тот самый удар копьем под ребра, что нанес Иисусу римский легионер… Да… Вот так… И раскаяние ему не помогло, Иуде… Зря он первосвященникам во храме их сребренники швырял – чуть ли не в морду…
Новый порыв ветра сотряс оконные стекла, и Алексей, так и не одолев бессоницу, с недовольным кряхтением поднялся с супружеского ложа и прошлепал босиком на кухню, прихватив в прихожей из кармана куртки зажигалку и сигареты.
Беспощадно высвеченный с четырех сторон лежал за окном ночной безлюдный двор. Карнавал мусора… Сплошные хороводы пыли, кульков и газетных обрывков… Тоненько погромыхивали перекатываемые по асфальту пустые банки из-под пива, плавали медузами пластиковые пакеты. Потом с проспекта в арку зарулила легковушка, долго заезжала в строй машин возле мусорных баков, наконец стала на место и погасила фары. Правильно сообразил мужик: чем ждать «скорой помощи», проще уж своим ходом в травматологию доставить… Можно себе вообразить, что там сейчас творится в приемном покое… В центре города – ни одной больницы, сплошь поликлиники… Плохо дело: доставлять-то вон аж куда!.. А с другой стороны, можно сказать, повезло: и комплекс в безопасной зоне, и прочие стационары… А то бы еще и медперсонал накрыло…
Алексей хмуро наблюдал, как водитель легковушки, заперев дверцы и, надо полагать, включив противоугонку, с опущенной головой бредет к своему подъезду. Возможно, родственник какой-нибудь тому ветерану… царствие ему небесное… Все. Скрылся… Колодников пригасил сигарету в полной горелых спичек черной жестяной пепельнице – и задумался. Как всегда, черт знает о чем…
«Литераторы, блин! – желчно и устало размышлял Алексей. – С Рождества Христова только и делают, что придумывают нам симпатичных убийц… Прямо заговор какой-то!.. Нашли, понимаешь, пример для подражания!.. Рыцари, мушкетеры… Бандиты они, ваши рыцари – Константинополь грабанули, своих же христиан порезали!.. Или, скажем, тот же Д'Артаньян! В крови по брови, но обаятелен, мерзавец, сил нет!.. Взять бы сейчас этого Д'Артаньяна за кружевной воротник – и к нам во двор!..»
Алексей вновь ухватил недокуренную сигарету и, чиркнув зажигалкой, принялся в злобном упоении прикидывать, во что бы превратился тот же Д'Артаньян, доведись ему оказаться в ночной арке. Да он в одном только первом томе человек двадцать шпагой продырявил, если не больше…
«И ведь что интересно, – жадно, как-то даже мстительно затягиваясь, продолжал свою мысль Алексей. – Стоит только этим гадам писателям изобразить кого-нибудь тихого такого, знаете, невоинственного, как тут же оказывается, что подлец он, этот персонаж, обыватель и трус… Без чести, без совести и без любви к Родине… А будь он честен – давно уже кого-нибудь убил бы!..»
– Хм… – внезапно повеселев, промолвил Колодников и погасил окурок. Вспомнилось, что в старину слово «подлый» означало всего-навсего человека недворянского происхождения. То есть того, кто не имел права носить оружие… Да, все верно! Не убийца – значит подлец!..
Наклевывался афоризм.
«Мировая литература как диверсия против шестой заповеди, – с наслаждением сформулировал Алексей Колодников – и тут же встревожился. – А точно шестая – „Не убий“?.. Или какая она там по счету?.. Черт, забыл… Ладно, завтра у Димки посмотрю в Библии…»
Тем не менее он остался весьма доволен новорожденным своим афоризмом. Настолько доволен, что закурил вторую сигарету подряд.
«Нет, в самом деле!.. – вполне уже благодушно рассуждал он, неторопливо затягиваясь. – Христос сказал, что убивать нельзя. А убивать хочется. Стало быть, убийство надо как-то оправдать… А ну-ка, за работу, господа писатели!.. Изобразите-ка нам убийцу, приятного во всех отношениях!.. Та-ак… Рыцарь. Замечательно! Н-на!.. И семерых мавров – как не бывало… На-рмальна!.. Значит, можно убивать за веру – и греха на тебе нет. Это раз. Ради прекрасной дамы – это два. Ну, тут понятно: все зло от баб… Ева там, то-се, райское яблоко… Едем дальше… По велению чести… Ну, это святое!.. Ради дружбы… А как же!.. Мушкетеры-то… „Один за всех, и все за одного!“ Клас-сики, блин!.. Ба-бах лучшего друга на дуэли! Но – симпатичен… Ничего не попишешь, лишний человек… Сволочь ты, а не лишний!.. А уж современную литературу взять! Мама родная!.. Ну тут вообще полный беспредел… До того дошли, что шпионы в положительных героях ходят… Да их вешали всегда, шпионов, чтобы пулю на такую тварь не тратить… Хотя нет… Это в первую мировую вешали… Во вторую вроде перестали… Обменивать начали…»
Мысли уже путались, сигарета падала из пальцев, веки тяжелели. Колодников кое-как погасил окурок и, задремывая на ходу, двинулся в обратный путь.
* * *
А вот просыпаться решительно не хотелось. Тем более, что сновидение под утро явилось сумбурное, но в общем приятное. О чем – сказать трудно. Главное, кошмаров оно не содержало – в отличие от яви… Колодников слышал, как поднялась Александра, как она взволнованно говорит о чем-то вполголоса с собравшимся куда-то Димкой, – и всячески старался оттянуть момент окончательного пробуждения. Потом Димка вышел. По комнате прогулялся сквозняк и ласково, как кошка, потерся сквозь простыню о бедро Алексея. Форточка, судя по всему, была открыта – стало быть, ветер на улице все-таки унялся.
– Леш, вставал бы… – нерешительно проговорила Александра, и Колодников открыл глаза. Денек и впрямь намечался славный – тихий, свежий, солнечный.
Как-то осторожно супруги пожелали друг другу доброго утра и снова примолкли. Лицо у Александры было тревожное и задумчивое.
– Что-то в город совсем выходить не хочется… – признался наконец Алексей.
– А зачем тебе в город?.. – с неожиданным интересом спросила она.
– Да в общем-то и незачем… – нехотя отозвался он. – Фонд – ликвидировали. Трудовая – на руках. Разве что в бюро по трудоустройству… Как там во дворе-то?..
То ли про погоду спросил, то ли про что другое.
– Да тихо пока… – тоже непонятно что имея в виду, ответила Александра. Вздохнула и добавила: – А мне вот выйти придется…
Алексей сел, сбросил ноги на пол и с грозным недоумением сдвинул брови.
– Это за каким же лешим? Ты вообще представляешь, что там сейчас делается – в городе?
Александра беспомощно оглянулась на тугую коричневую папку толщиной с кирпич, завязанную на три шнурка.
– Насквозь прочла… – виновато пояснила она. – Может, сходишь, а?.. В издательство надо отнести…
– Хм… – Алексей подумал. – Знаешь что? Давай-ка позвони им сначала от соседей. Вдруг там нет никого, в твоем издательстве…
– Почему?..
– Н-ну… Мало ли… Испугались, по домам сидят… Да всякое случиться могло…
Колодников нахмурился и мысль развивать не стал. Хотя и так все было ясно: если этой ночью накрыло кого-нибудь из хозяев, с издательством, считай, покончено. Точь-в-точь как с инвестиционным фондом «Россиянин»…
Александра изменилась в лице и пошла звонить. Колодников оделся, заправил постель и хотел было проследовать на кухню, как вдруг спохватился и, повернувшись к Пречистой Богородице Боголюбской, степенно, с чувством осенил себя крестным знамением.
Александра вернулась быстро.
– Нет никого, – сдавленно сообщила она. – Попозже еще позвоню…
Помедлила, боязливо взглядывая на супруга.
– Я уж вчера об этом говорить не стала, – начала она, явно испытывая неловкость. – От Маринки письмо пришло…
Маринкой звали ее сестру, жившую в райцентре.
– И что? – насторожился Колодников.
– К себе зовет…
– Позволь… Что значит – зовет? В гости или насовсем?
– Насовсем… – С несчастным видом Александра оглядела высокие потолки. – Советует, пока не поздно, продать квартиру – и к ним… Они ж телевизор-то – смотрят. А там сейчас такое про нас передают…
– Та-ак… – Алексей поморгал и присел на край только что застеленного ложа. Не ожидал он, что Александра заведет вдруг такой разговор. – И что ты сама об этом думаешь…
– Ой, не знаю… – отозвалась она с тоской.
– А с Димкой советовалась уже?
– Да нет пока…
Трогательная картина: оробевший и растерянный Махно. Алексей хмыкнул и покрутил головой.
– Нет!.. – решительно сказал он наконец. – Прости, не понимаю!.. Ты ж вроде в верующие подалась… Тебе-то чего бежать? От Божьего суда, что ли? Так ты уже свое получила…
Внезапно Александра всхлипнула.
– А остальные?.. – спросила она, не разжимая зубов. – Почему я должна на все на это смотреть? Вот в город надо идти, а я боюсь!.. Может быть, там уже трупы в рефрижераторы складывают – как в Бендерах!..
Голос ее уже дрожал и звенел. Еще немного – и сорвется в истерику. Колодников поспешно встал и взял жену за хрупкие напряженные плечи.
– Ну ты чего, Саш?..
– Ну почему? – крикнула она, запрокинув искаженное и залитое слезами лицо. – Почему Он так делает?.. Я понимаю… Я все понимаю!.. Раз грешник – значит наказать! Ну и наказывал бы грешников! Но нас-то, нас-то за что?.. Он же нас, получается, по второму разу карает! Лучше уж еще раз по физиономии получить, чем на все это смотреть!.. Что ж мне – глядеть и радоваться, как люди умирают?.. Зачем? Зачем все это?..
– Не знаю, – отрывисто сказал Алексей. – Может быть, чтобы потверже запомнили… и впредь не грешили… Зря ты с Димкой не поговорила. Он бы тебе мигом все растолковал. Наизусть скоро Писание выучит… Как уголовный кодекс…
* * *
Вытряхнув мусорное ведро в переполненный контейнер с полуоторванной крышкой, бывший специалист по компьютерному дизайну, а ныне безработный Алексей Колодников выпрямился и, тоскливо прищурясь, еще раз оглядел двор. Мусору везде было пораскидано изрядно. На пыльной крыше Костиковой «Волги» пошевеливалась труха от прошлогодних листьев, на асфальте вяло трепыхались обрывки газет и похожие на медуз пластиковые пакеты. С веток свисали целые простыни дырявого полиэтилена. Можно подумать, теплицу ветром разнесло…
Однако кое-где уже бодро чиркали метлы – дворники вышли на работу. Вообще такое впечатление, что после роковой ночи все успокоилось: и погода, и люди. Никакой суматохи у подъездов, никто не подгоняет фургоны, не грузит в спешке мебель… Хотя, с другой стороны, все логично. Самое страшное – позади, теперь-то чего суетиться?..
На обратном пути Алексей решил заодно заглянуть в арку – проверить, нет ли свежих листовок, и стал свидетелем жанровой сценки в духе Федотова. Нет, даже не Федотова… Скорее – Репина. «Арест пропагандиста»… Асфальтированное дно сквозного каменного туннельчика было усеяно обрывками свежесорванных прокламаций, а в правой нише два милиционера (Колодникова передернуло от омерзения) негромко разбирались с прилично и скромно одетым мужчиной лет тридцати. В руках у одного блюстителя порядка имелся пластиковый пакет, явно отобранный сию минуту у задержанного. Устремив на ментов тихий светлый взгляд, мужчина что-то ласково втолковывал им вполголоса. От глаз Алексея не укрылось, что оба представителя власти, хоть и напускают на себя недовольный и начальственный вид, но все равно выглядят как-то не совсем уверенно. Было в них что-то от тех котов, которым Колодников помешал недавно выяснить отношения в этой же арке.
– А у нас приказ… – чуть ли не оправдывался один из них, губастый и низкобровый. Неандерталец в чистом виде. – Случаи паники – пресекать… А вы ее вон сеете…
«Вышел сеятель сеять…» Внезапно на Алексея снизошло вдохновение и он отважно двинулся к нише.
– Слышь, сержант… – придушенным голосом позвал он. – На секунду…
Губастый обернулся.
– Что у вас? – спросил он отрывисто.
– Вы с ним поосторожнее… – зловеще прошелестел Алексей, причем постарался стать так, чтобы громила в форме заслонил его от светлого взгляда задержанного гражданина.
– А чего?.. – Сержант тоже понизил голос. Боязливый маневр Алексея несомненно произвел на него впечатление.
– Колдун… – окончательно пригасив звук, вылепил губами Колодников. Многозначительно прикрыл и вновь вскинул веки, потом повернулся и, исполненный тихого злорадства, поспешил убраться во двор. Не оглядываясь. Кажется, должно сработать. Оба сопляки еще, морды на редкость тупые – неужто не проймет?..
Проняло – и даже раньше, чем Колодников предполагал.
– Так… – услышал он, уже сворачивая за угол, сердитый басок сержанта. – Иди и больше не попадайся, понял?..
Колодников выждал с минуту и вновь заглянул в сквозную каменную нору. Милиционеров там уже не было и в помине. Сгинули от греха подальше – пока на них порчу не навели. Оставшийся в одиночестве задержанный, слегка оторопев, смотрел в сторону Лифановского переулка.
Алексей, не скрываясь, прошел до середины арки и, поставив пустое ведро на асфальт, первым делом подобрал более или менее целую листовку. Та-ак… Черная клякса, изображавшая зону справедливости по данным прошлой ночи, по-прежнему представляла из себя неровный расплывшийся крест, только сильно располневший в талии. Вернее – в талиях, коих насчитывалось четыре. В общем, можно сказать, вчера накрыло один только их квартал… То есть дом… А в промежутках между четырьмя щупальцами кляксы – ни единого пятнышка…
– Бросьте вы эту чепуху… – посоветовал мягкий насмешливо-ласковый голос. – Все равно не поможет…
Колодников вскинул голову. Светлоглазый незнакомец, чуть было не задержанный ментами, смотрел на своего избавителя с сочувственной и немного виноватой улыбкой.
– А разве это не ваше? – недоверчиво спросил Алексей. – Я думал, вас за эти листовки и загребли…
– Нет, не мое, – просто сказал незнакомец. – Мое у меня сейчас отняли…
Ну, правильно! Пластиковый пакет в руках губастого сержанта… Колодников, помаргивая, глядел на собеседника и прикидывал, какого содержания прокламации могли быть в отобранном пакете. Скуластое веселое лицо, мягкие рыжеватые усы, спокойный взгляд… Незнакомец определенно нравился Алексею, непонятно было только, кто он такой. Раз назвал оккультную листовку чепухой, стало быть, христианин… На свидетеля Иеговы не похож – не агрессивен… Баптист? Бог его знает… Что-то маловато проникновенности для баптиста. Они ведь в каждый слог столько умиления вкладывают, что святостью за километр шибает… Ну и, понятно, не православный. Это вообще оборзеть надо, чтобы православных хватать!.. Сектантов там разных – еще куда ни шло…
– А почему вы решили, что чепуха?.. – полюбопытствовал Колодников, еще раз взглянув на обрывок бумаги со зловещей кляксой. – Все правильно нарисовано… Уж я-то знаю – сам в этом доме живу…
– Нарисовано правильно… – сдержанно согласился светлоглазый.
– Так а что вам тогда не нравится? Ну, будут люди знать, как избежать опасности… Что тут плохого?
Странный собеседник с веселым сожалением взглянул в глаза Алексею.
– Да нет никакой опасности, – все так же просто сказал он. – Вернее есть, но не для всех…
– То есть? – вскинулся Колодников.
– Видите ли… – задушевно проговорил незнакомец и на секунду задумался. («Нет, все-таки, наверное, баптист», – решил про себя Алексей). – Когда человек обращается к Богу, все его прежние грехи тут же прощаются… И человек это чувствует. Его перестает мучить совесть за то, что он натворил в прошлом… Он умер для греха. Так, кстати, и у апостола Павла сказано…
– Очень интересно! – Колодников усмехнулся. – А если человек обратился к Богу, а совесть все равно не унимается?
– Значит, ему только кажется, что он обратился к Богу, – как бы извиняясь, объяснил светлоглазый, – а в глубине души по-прежнему остался язычником… Раз совесть все еще мучит за прошлые грехи, значит они не прощены…
Не найдя, что возразить, Алексей несколько секунд пребывал в оцепенении. Сказанное с поразительной точностью наложилось на версию Кирюши Чернолептова. Совесть срывается с цепи и расправляется с телом… Но если грехи прощены, то и с цепи срываться нечему…
– Так что бесполезно это все… – Незнакомец указал глазами на обрывок листовки в руке Колодникова. – Чем рисовать такие вот карты и гадать, как избежать расплаты, проще уж взять и обратиться к Господу…
– А как насчет того, чтобы самому здесь ночью прогуляться? – не удержавшись, спросил Алексей.
– Гулял, – последовал спокойный ответ.
– И ничего?
– Ничего.
Колодников внимательно всмотрелся в лицо собеседника. Вроде бы незнакомец не врал.
– Погодите, – сказал Алексей. – А за вами вообще есть что-нибудь? Я имею в виду… э-э…
– Нет, – не дослушав, отозвался тот. – С детства не был драчлив…
– Ну вот видите! – Колодников почему-то обрадовался. – Стало быть, ничего это не доказывает.
– Да я и не собирался… – Собеседник пожал плечами. – С какой стати доказывать очевидное? Господь уже все давно доказал…
Он дружески улыбнулся на прощанье и вышел на улицу. Колодников постоял, поморгал еще немного, потом неуверенно хмыкнул и, бросив обрывок листовки, поднял пустое ведро. Что-то было не так в рассуждениях приветливого незнакомца, а вот что именно – Алексей пока сказать затруднялся…