Книга: Приговоренные к войне
Назад: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ДОЧКА СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ
Дальше: ЧАСТЬ ВТОРАЯ ИМЯ ЕМУ – ВАВИЛОН

Глава третья
БРОД ЧЕРЕЗ РУБИКОН

Мысли мои напоминали тяжелораненых в полевом госпитале, лежавших на носилках под открытым небом. Они точно так же не шевелились, устремив взгляд и думы в завораживающую бездну над головой, словно пытались понять – куда, собственно, лететь, если наконец-то отпустят с этого света.
Я боялся думать о чём-либо. Это неизбежно привело бы к мыслям об Амрине, и мою волю опять смыло бы мощной волной отчаянья. Я боялся думать даже о её соотечественниках, в каком бы обличье они ни вспоминались – будь то резиденты Фэсх Оэн и Тэфт Оллу, будь то псевдосолдаты в чёрных шлемах...
Благо нашлось дело – меня срочно вызывал к себе Упырь. Об этом поведал Митрич, выполнявший обязанности штабного порученца. Временно, за ненадобностью такой кадровой единицы, «леший-хранитель». Он, должно быть, не просто спешил, а бежал, чтобы передать мне эту весть, и теперь всё никак не мог перевести дух.
– Ты, дядя, того-этого... себя-то пожалей... Ужо небось, ажио в срамных местах волос седеть принялся, а ты всё скачешь аки мерин молодой... – не преминул прокомментировать я. Или неугомонный Анти-Я?
– Эх, Лексей... Всё те шуточки... А я как на Данилу Петровича глянул... так и припустил... от греха подальше, приказ поживей сполнить... Уж больно у ево лик суров сегодни.
– Да что там стряслось-то?
– Не могу знать, не тяни ты из меня жилы... Сходи – сам и узнаешь...
Я сходил. И сам узнал.
Упыря обуял зуд деятельности. И он, похоже, задумал не только наверстать упущенное время, но и забежать впереди паровоза. Ему требовались одновременно и умная голова для совета, и крепкие плечи, чтобы разделить тяжесть принимаемых решений. Я же – идеально подходил для этой роли, к тому же был стопроцентно готов подставить своё плечо.
Мы сидели уже второй час. Всё пытались разложить по полочкам накопившиеся за последние ночи и дни новости и события. Прошли уже целые сутки со времени отбытия восвояси «делегации» Локоса, в нашем же хозяйстве дело не стронулось дальше ликования: ну и лихо же мы их отшили, этих чужих уродов! А время неумолимо роняло свои песчинки и – увы! – уже работало не на нас.
Потому-то Упырь и запаниковал внутренне от кажущегося безделья, хотя внешне это напоминало приступ решительности.
Мы одновременно пришли к этому выводу: уже прошло время договоров о сотрудничестве со всё новыми и новыми отрядами, появляющимися со всех сторон. Теперь надо было начинать СОТРУДНИЧАТЬ. И начинать следовало с создания реально действующего и полномочного объединённого командования Армии Сопротивления.
Естественно, и он, и я понимали: воинская специфика Диктует, что – доведётся отдать всю полноту власти в чьи-то одни руки. Коллегиальный совет может советовать и советоваться, но в реальной армии приказ отдаёт только один командир...
И понятно – в руки не наши, уж больно крутой масштаб разборок намечался! Космический! Уйма «иксов» и только в самом конце один маленький смягчающий «эль»... натуральные «Стар Варс!». Но лично я никогда и не лез в великие космические полководцы. Вот в начальники какого-нибудь «управления спецопераций» – завсегда пожалуйста. И никак не меньше! Упырь, судя по всему, тоже чувствовал недостаточный уровень своей компетенции и был готов уступить командирский жезл более достойному. Он был готов сойти на ступеньку ниже. Например, примерить на себя «китель» должности начштаба...
Мы с Данилой вояки истинные, спору нет, но вряд ли – воистину гениальные полководцы. Надо нам обоим отдать должное – мы это правильно понимаем, и не комплексуем по поводу.
Стало быть – позарез необходим срочный сбор командующих всех уровней, высших командиров всех армий, из всех эпох!
И опять помчались гонцы во все стороны све... то бишь Экса.
Сбор назначили на пятый день, припавший на понедельник по лагерному календарю. «Любимый» день всех волокит и лентяев. Ну что ж, с понедельника и начнём!
В ожидании этого дня мы провели колоссальную подготовительную работу. Составили полное штатное расписание имеющихся сил и средств. Произвели анализ огневой мощи нашего сводного «Упырёва воинства». Провернули полную инвентаризацию на нашем «замаскированном складе», по наследству доставшемся от локосиан. Свели самостоятельные разрознённые отряды в структурные, вновь созданные, подразделения, взяв за основу – а как же! – порядки родимой российской армии.
Таким образом, словечки типа «хирд», «курень», «род», «когорта», «ватага» и прочие – отныне должны были использоваться только в разговорах между солдатами, которым эти понятия были привычными. Взамен в обиход вводились более привычные нашему слуху: взвод, рота, полк, корпус, и тому подобные термины.
В виде исключения было решено оставить заслуженным воинам названия должностей и личных заслуг, которых они ратным трудом добились в своих эпохах и странах. Хотя меня лично коробило от словосочетаний типа «командир полка центурион Сервилий Сергей», «комбат Стульник, куренной атаман» или «конунг Хавн Торнсен, ротный»...
Но самое главное – мы с Упырём наконец-то обозначились с объёмом информации, которую собирались обрушить на головы будущих участников военного совета.
Суть наших с Данилой Петровичем разногласий заключалась в следующем... Я, в отличие от него, полагал, что в сложившихся условиях излишний доступ к информации – это всё равно, что несанкционированный доступ к боеприпасам и продовольствию. Особенно, когда нет уверенности не только в чьих-то индивидуальных реакциях, но и в будущем решении Совета в целом. Упырь же, на первых порах, ратовал за то, чтобы абсолютно ВСЕ узнали абсолютно ВСЁ.
Мне с превеликим трудом, но удалось убедить его, что в нашей сложной ситуации знания – это именно ВСЁ, но абсолютно НЕ ДЛЯ ВСЕХ. Знание – сила. Сила знания – пресловутое оружие победы.
Я рассказал ему о том, чего пока не знал даже он. Не знал, когда слушал речугу, которую толканул Фэсх Оэн. И потому Упырь не понял, когда «чёрный» в витиеватой форме, общими словами, намекал на главную причину вмешательства локосиан в нашу историю.
И слава богу, что Данила тогда не понял этого.
Мне самому рассказала Амрина, и сделала она это в предпоследний день своего пребывания в нашем лагере. Оказалось, что идея гладиаторских битв на потребу пресыщенной локосианской публики возникла, как вторичный продукт. Просто определённые круги руководства планеты решили, что Для достижения цели необходим комплекс средств, в том числе игра на низменных чувствах рядовых членов общества.
Это позволило сдвинуть изнеженных, развращённых отсутствием войн локосиан в необходимом направлении. Появилась возможность привлекать их к участию в Проекте. «Добровольцам из народа» раздавались самые различные роли, необходимые для постановки этого Спектакля. При этом можно было не афишировать главную цель... А она-то заключалась в том, что постановщики вовсе не добивались реализации зрелища наших смертей как таковых.
Не это было самоцелью!
«Режиссёрам» нужны были не просто умирающие бойцы...
Требовались бойцы, умирающие во имя победы.
Солдаты, вначале побеждающие собственные слабости, затем любого, сколь угодно сильного, врага.
Воины. Настоящие. Непримиримые.
Презирающие смерть.
Именно такие герои понадобились Локосу. Понадобились донельзя. Для защиты мира от некоего невероятно могущественного врага, наступавшего на Локос из необозримых глубин Космоса... В этом месте своего рассказа Амрина замолчала. И как я ни пытался узнать, что это за враг весь из себя крутой, – продолжала молчать. Несмотря на все мои расспросы. Я даже не понял тогда – она ответа не знала или же просто не хотела говорить мне, до срока. И не стал добиваться, решив: придёт время, сама скажет.
Кто же знал тогда, что время наше УЖЕ УШЛО...
Данилу я убедил не разглашать на грядущем Совете истинных причин всей этой сумбурной «гладиаторско-наёмнической» катавасии. Уж лучше эксплуатировать тему всеобщего возмущения по поводу использования нас в качестве «мяса». Это было беспроигрышно. Это порождало ярость и решимость МСТИТЬ. В ином же варианте – могли появиться мысли, оправдывающие ЧУЖИХ, локосиан, по сути поставленных Вселенной перед сакраментальным выбором: быть или не быть.
Да, «миролюбивые» инопланетяне, надо сказать, «несколько опрометчиво» выбрали анонимные методы поиска союзников, «не подумавши» избрали методу ведения войны чужой кровью... но отмазка* у них железная, что да то да. Не наше дело сейчас разбираться, как их цивилизация вообще ухитрилась уцелеть на протяжении долгих тысячелетий, лишившись такого мощного фактора форсирования прогресса, как война...
Нам бы ВЫБРАТЬСЯ из дерьма, в которое нас окунули по макушку.
Данила Петрович, взвесив всё, – согласился. Умный мужик.
Не то слово!

 

И день этот – настал.
Наверное, если бы я даже когда-нибудь обкурился «травой» вусмерть и, обложившись, как фараон в своей гробнице-пирамиде, уймой кирпичиков исторических книг, начал регистрировать в сознании «приходы глюков» – это было бы далеко НЕ ТО.
Подобный эксперимент был бы всего лишь жалким подобием НАСТОЯЩЕГО ПРИХОДА. Как перелистывание чёрно-белых комиксов по сравнению с просмотром в огромном кинозале блокбастера, стремительно растаскивающего внимание единовременно по разным углам экрана.
Настоящий приход состоялся – здесь и сейчас! – именно на этой огромной лесной поляне, где некогда мы с Упырём делали обход костров. Передо мной встала в полный рост, цвет, вкус, запах и формат – ЭЛИТА ВОЕННОЙ ИСТОРИИ моей планеты!.. Не-е-ет, я именно обкурился, как самый распоследний неуправляемый двоечник – заснул на последней парте в пустом кабинете истории и, заметив это, известные полководцы на портретах ожили. Сошли с них и, не обратив никакого внимания на спящего школьника, принялись обсуждать то, РАДИ ЧЕГО, СОБСТВЕННО...
Они прибывали без излишней помпезности. Как водится, в дорожной пыли. И, проникшись ответственностью момента, требовали не почестей (хотя могли бы, и по праву заслужили!), но в первую очередь – реального дела.
Что меня несказанно удивило и порадовало...
Похоже, главный критерий отличия воистину великих Людей от мнимо-великих заключается в том, что избранное ДЕЛО для них – всегда стоит номером первым в списке составляющих смысла жизни.
При всём желании, у нас не было возможности соблюсти Протокол встреч на самом высшем уровне. Отсутствовали столы и трибуны, предназначенные для официоза. Не было государственных флагов, штандартов и боевых знамён. А тем более – отсутствовали таблички с именами, фамилиями и чинами собравшихся. Их заменяли адъютанты, которые по мере прибытия громко представляли своих повелителей и командиров...
Но я практически всех узнал ещё до того, как их объявили. По общему виду. По обмундированию или же доспехам. По поведению. И... по бурным всплескам чувств, которые откликались на появление в поле зрения очередного полководца. Это напоминало увлекательную викторину; я внутри себя отвечал на вопросы Антила, и внутри же – радовался удачным ответам.
ВЕЛИКИЕ ПОЛКОВОДЦЫ один за другим входили в моё Сегодня, проходили по подиуму моего сознания и невозмутимо рассаживались в моей памяти.
...Потрясатель Вселенной Чингисхан в синем атласном халате, по которому полз вышитый золотом дракон. Рядом неотступно следовал верный темник и мой побратим Хасанбек в полном панцирном доспехе. Этих двоих, конечно, я уже знал в лицо. (И не только.)
...Величайший римлянин Гай Юлий Цезарь. Жилистый и крепкий. С жёсткими чертами лица и стальными глазами. Его размашистая поступь и гордый взгляд совершенно не вязались с серым солдатским плащом, в который он был облачён. Правда, потом я разобрал, что плащ просто наброшен на золотую лорику. Голова с вьющимися короткими волосами была непокрыта – золотой шлем, украшенный пышным красным султаном, он держал в руке у пояса.
...Невысокий полнеющий человек с одутловатым лицом, в шинели из тонкого дорогого сукна и с золотыми пуговицами. Чёрная, знаменитая не весь мир треуголка. Французский император Наполеон... Или же «Бонопартий», как его называл Митрич.
...Древнеславянский князь Святослав. Гибкий и подвижный как леопард. Широкий в кости. Моего роста. Длинные усы. Полностью обритая голова со змеевидным оселедцем, спадавшим за ухо. Кольчуга с подолом до середины бедра.
...Царь Леонид. Рослый и мощный. Чернобородый. В знаменитом красном спартанском плаще, поножах и льняном панцире, усиленном серебряными пластинами.
...Маршал Советского Союза Жуков! Вот это да! Георгий Константинович, собственной персоной! В чёрном кожаном реглане поверх мундира. Увесистая фигура. Жёсткое малоподвижное лицо. И холодная властная сила, расходящаяся от него во все стороны, подобная незаметному сквозняку, который чувствуешь даже спиной сквозь все одёжки.
...Подвижный волевой юноша. Гордо вскинутая голова постоянно чуть повёрнута вправо. Светлые глаза, в которых бьётся неукротимый огонь. Русые вьющиеся волосы. Белая туника. Поверх неё матерчатый панцирь с многочисленными металлическими бляхами. По центру панциря красуется массивная защитная пластина из золота, с изображением головы оскаленного льва. Александр Македонский! Кумир моей юности... Его адъютант нёс золотой двурогий шлем с пластиной-забралом. «Искандер Двурогий». Так величали Александра из-за этого шлема...
Тщедушный Суворов Александр Васильевич... и протеже его, дородный Кутузов Михайла Илларионыч... Учитель явственно доволен, что способный ученик тоже здесь.
Мимо меня шествовали триумфаторы древности. Грозные завоеватели средневековья. И увенчанные славой побед полководцы недавнего прошлого.
Адмирал Нельсон... Генерал Роммель... Наркомвоен Фрунзе... Герцог Мальборо... Император Карл... Паша Усманбей... Генерал и президент Грант... Атаман Ермак Тимофеевич... Генерал-майор Клаузевиц... Князь Александр Невский... Вождь Джеронимо... Вице-адмирал Макаров... Маршал Тухачевский... Полковник Мокензе...
ГЕНИИ ВОЙНЫ всё появлялись и появлялись.
А я всё не мог поверить в реальность происходящего...
Не узнал я лишь троих. Первый был диковатого вида парень с хищным лицом, глаза его полыхали неукротимым взором. Тело защищал ламеллярный доспех – железные чешуйки, нашитые на кожаную основу. Голову венчал кованый шлем с толстым султаном из лошадиного хвоста... Оказалось – Аттила, предводитель безжалостных гуннов! Гроза Азии и Европы... Второй – простоватого вида мужчина в расцвете лет, в кожаных доспехах и коричневой шерстяной накидке. Мускулистое загорелое тело. Вьющаяся чёрная борода. Ростом пониже меня сантиметров на десять. Его щеку перечёркивала толстая светлая полоса – шрам от удара клинком. Я бы никогда в жизни не додумался, что именно так выглядит... смертельный враг Великого Рима – Ганнибал, сын Гамилькара, карфагенского повелителя. Третьего же – я не то чтобы не узнал... Одеяние этого воина вызывало устойчивую знакомую ассоциацию, а внешность – длинные вислые усы и легендарный «хохол» на бритой голове – не оставляла сомнений: запорожский козак! Оказалось – собственной персоной гетьман Петро Конашевич-Сагайдачный, спасший Европу от завоевания турками. Реально – был такой критический момент в семнадцатом веке, когда христианская цивилизация вполне могла очутиться в тени зелёного знамени ислама. И войско под предводительством этого вот лихого вояки фактически отвело страшную угрозу от европейцев, в то время как союзники, все как один, дрогнули, спасовали и отступили. В те времена не было в мире воинов лучших, чем запорожские козаки...
Когда все военачальники, которых локосиане успели, инсценировав их гибель, экспроприировать из нашей истории, расселись на крепких, специально сколоченных скамьях, когда улеглось возбуждение встречи (особенно колоритно выглядели очные знакомства бывших заклятых врагов), – день уже вошёл в зону сумерек. Упырь распорядился зажечь костры и вышел на середину площадки.
Он взял на себя наиболее сложную задачу: довести до общего сведения информацию об истинных размерах проблемы, с которой столкнулись мы все. Пускай каждый из нас – в большей или меньшей степени, – но все до единого...
Я поначалу даже не узнал его хриплый, от волнения исказившийся голос.
– О великие из великих! Я не имею возможности оказывать каждому из вас почести, которых вы действительно заслуживаете... Я могу лишь заверить, что бесконечно благодарен всем вам за то, что откликнулись на призыв. Но не буду тратить попусту драгоценное время. Скажу главное... Как и вы все, я однажды попался на увещевания вербовщиков и превратился в наёмника. И неважно, что именно они мне говорили, и почему я им поверил... Неважно, что они говорили вам, соблазняя возможностью отправиться в вечный военный поход... Сегодня важным является только то, что я здесь! Так же, как и вы. Зовут меня Данила Петрович Ерёмин. Свои кличут – Упырь... Я, как и вы все, воевал здесь, согласно поставленным боевым задачам и сообразно ситуациям. А после того, как почти весь личный состав моего батальона полёг, я с остатками своих людей создал в этом лесу своеобразную лесную комендатуру. И принялся останавливать всех военных, что шатались вокруг, отстав от своих подразделений... Что же успели мы за это время? Я думаю, немало! Мы сделали первые, самые нелёгкие, шаги. Собрали из разрознённых групп и солдат, отбившихся от своих отрядов, боевое подразделение. Сформировали костяк Армии Сопротивления. Мы сумели понять, кто наш истинный враг, и даже захватили у него действующий... выход отсюда. То есть мы контролируем ворота... А потом – призвали к объединению все отряды, передвигающиеся бесцельно по этому миру и воюющие друг с другом по указке коварного врага. Мы даже успели принять первый бой с Чужаками. И победили! Теперь черёд следующего этапа. Создание из нашего хаотического и неповоротливого формирования настоящей, мощной и подвижной армии. Назовём её... Земной Ударной Армией! Первой! Потому теперь я обращаюсь к вам, и предлагаю объединиться и свершить то, что нам, разбитым на части, до сих пор было не по силам.
Упырь замолк и шумно перевёл дыхание. Сделал ощутимую паузу. И сразу же перешёл к шокирующим известиям. Он поведал собравшимся, что на самом деле их настоящими врагами являются инопланетяне! «То есть не просто пришлые, а совершенно ЧУЖИЕ, если кто из товарищей древних не понял...» И ещё, сразил Данила собравшихся самым убойным фактом: все наши, кого завербовали, находятся нынче не в дальнем неведомом краю, а за тридевять парсеков от родной Земли («родимой сторонушки»), на особой планете Экс, принадлежащей цивилизации («ну, вроде империи») по названию Локос. «Другими словами, мы сейчас на одной из таких вот звёздочек!» Он красноречиво ткнул пальцем в воображаемый участок на вечернем небе, где уже проклюнулось несколько ранних звёзд...
Командующие армий, собравшиеся на Совет, встретили эти известия по-разному. Александр Македонский, молодой и импульсивный, вскинулся, словно от обиды. Жуков помрачнел, но позволил губам сложиться в подобие ухмылки. Святослав непонимающе уставился на Данилу...
Но когда Упырь объяснил всем, что земляне здесь, по сути, являются гладиаторами – выдержка оставила Великих... Начались гневные выкрики. Но Данила, не обращая внимания на перепалку и самоповторы в речи, принялся подробно разжёвывать, втолковывать полководцам, что иномиряне воссоздают в реальности чудовищно искажённую и многократно увеличенную в масштабе, но банальную идею гладиаторских боев, взятых из глубин земной истории. Самой что ни на есть НАШЕЙ.
По большому счёту, локосиане просто запихнули наёмников на громадную арену и на ней моделируют («ну, вроде подражают») сплошную цепь войн, из которых («Факт!») состоит история земного человечества.
ТАКИЕ ДЕЛА.
И когда суть объяснения более-менее дошла до всех, начались настоящие дебаты с пеной у рта. Полководцы вошли в раж! Да ещё какой! Они требовали крови виновных. Особенно лютовал Цезарь. «Это меня-то в гладиаторы?! МЕНЯ?!! – Его голос напоминал рычание. – Я им покажу выходи в ливень и ничего не бойся!» Но никто никого не слушал. Все мгновенно вспомнили те слова, которые именно им говорили в своё время «вербовщики»... Только Чингисхан и Жуков сидели молча, словно окаменев.
Потом, когда победоносные командиры выплеснули свой гнев, настал мой черёд.
По знаку Упыря я вышел на середину освещённой кострами поляны. Вышел в снаряжении вражеского пехотинца. Собравшиеся сначала дёрнулись при виде чёрного шлема, похватались за рукояти мечей и пистолетов... но сообразили, что к чему, и несколько успокоились.
Ненадолго.
...В самый первый вечер, когда мы остались с Амриной наедине, ещё во время нашего марш-броска к лагерю Упырёва воинства, я настоял на удовлетворении своего любопытства. Подавляющее большинство мужчин может считать меня полным извращенцем (Антил относит себя к нему), но... моё любопытство не касалось её тела.
Основным объектом интереса было это непонятное, «демоническое» оружие. Я выпытал практически всё. Даже поэтапно отработал все движения, необходимые для боевого применения излучателя, И вот теперь я, в качестве единственного специалиста по вражеской спецтехнике, держал слово перед Советом великих полководцев.
– Уважаемые командующие! Я хочу представить вашему вниманию угрозу, с которой в ближайшее время столкнётся каждое подразделение, примкнувшее к Объединённой Армии. Для кого-то это пока лишь просто несерьёзная штуковина в виде металлической палки с раструбом на конце, да ещё и с целым ворохом проводов. Но, смею вас заверить, это в корне неверное впечатление. В моих руках – основное тактическое оружие солдат Локоса. Именно этими штуками первый десант локосиан обратил в бегство добрую половину доселе непобедимого Чёрного тумена Чингисхана! И в этом нет ни малейшей вины доблестных монгольских гвардейцев. Ведь они даже не представляли, чего можно ожидать от пехоты чёрных «демонов»... Я хочу объяснить вам в общих чертах, как действует это поистине дьявольское оружие. Вот шлем со сплошным прозрачным забралом, изготовленный из прочнейшего, неведомого нам материала... Многие восприняли его, как часть защитного доспеха. На самом деле, основная функция этого устройства – извлечение из человеческого мозга особых импульсов. Они определяются как нечто комплексное, включающее в себя боевую ярость, враждебность, агрессию... Окрашенные подобным образом эмоциональные всплески присущи, в принципе, каждому индивидууму, но наиболее ярко выражены в истинных Воинах, особенно в минуты наивысшего боевого возбуждения или даже, если хотите, боевого транса. Для выполнения этой задачи – внутри шлема имеются мозаичные группы датчиков, размещённые в мягкой и одновременно упругой полусфере. Эта полусфера плотно прилегает к голове воина, выполняя помимо прочего и функцию защиты от ударов. Извлечённые боевые импульсы по специальным проводникам поступают в блок-концентратор. Вот он... С виду обычный заплечный ранец. Именно здесь аккумулируется для последующих разрядов энергия сокрушительной боевой ярости. Этот блок служит как бы магазином с боеприпасами, в обычном понимании. Далее накопленная боевая энергия, опять-таки по специальным проводникам, поступает в систему, предназначенную для поражения живой силы противника...
Моя более чем специфическая аудитория слушала, затаив дыхание, в полнейшем молчании. Подозреваю – многие из военачальников мало что поняли из деталей моего рассказа (хотя всепланетный «толмач», связующий наши разумы, наверняка мою речь переводил в наиболее адекватной для каждого слушателя форме... и что бы мы без него делали?!), а некоторые из них практически ничего не поняли... уж больно велик был разрыв между эпохами. Но я всё же надеялся, что основную суть улавливает даже предводитель доисторических кочевников (какому вояке не хочется пощупать новое оружие!), и героически завершил свою непростую лекцию. В первую очередь – я старался для тех, кто способен был хотя бы понять, о чём, собственно, ведётся речь.
– Таким образом, как вы видите, – овеществлённая, материализованная ненависть, или же БОЕВАЯ ЯРОСТЬ, увеличенная многократно, превращается во вполне реальную убойную силу. И в этом воплощении – импульсно выплёскивается на врага посредством излучателя... – Я поднял вверх упомянутую «штуковину». – Вот из этой трубы с... концевым рассеивателем. Прицельные приспособления как таковые – отсутствуют. И это вполне объяснимо – ведь стрельба преимущественно ведётся по группам целей, а не по одиночным. Если говорить об эффективности этого оружия – выскажу пару соображений. На первых порах – эффект потрясающий! В дальнейшем же стоит использовать его только в сочетании с нашим стрелковым, в частности, огнестрельным оружием... На сегодняшний день у нас в распоряжении находятся семь единиц излучателей боевой ярости на охраняемом узловом терминале, и девяносто две единицы из числа захваченных при разгроме вражеского десанта, непосредственно в базовом лагере. Указывая точное число, я имею в виду только полностью работоспособные экземпляры...
После этого я попытался объяснить собравшимся, что именно ощущают люди, подвергшиеся воздействию вражеских боевых излучателей. И опять, судя по выражениям лиц, в полном объёме суть уловили далеко не все присутствующие...
День угас. Костры вовсю трещали, сжирая толстые ветви. А мы всё никак не могли приступить к заключительной части – выработке и вынесению решений Военного Совета... Собрания исторических личностей невозможного в принципе, но вот ведь – совершенно реального! Видимо, правы философы, утверждающие, что рано или поздно, либо там, либо тут, но во Вселенной возможно абсолютно всё, до чего способно «дотянуться» наше воображение.
После ответственнейшего выступления перед военными гениями у меня, похоже, начался пиковый перегруз, от избытка эмоций. И организм принялся вовсю защищаться. В голову вполз какой-то спасительный шум. Я словно просматривал немое историческое кино, в котором спорили друг с другом известнейшие полководцы. Я наблюдал «из зала», как они потрясали руками и гримасничали, придавая своим словам значимость... Лишь некоторые фразы всё же пробивались в моё до предела изнурённое сознание.
– Основа временно побеждённых армий действительно зачастую воскрешается из сил сопротивления... – это веско ронял слова Георгий Константинович.
– Мы уже на деле показали инопланетным уродам характерное земное свойство – забывать взаимные распри, когда наших бьют! Так давайте же теперь разовьём первый успех! – это, несомненно, Упырь.
«Где ты, моя принцесса! Ты бы посмотрела на сегодняшний форум! Куда там вашему кулуарному Совету Трёх... Разность масштабов!» – это я успевал беседовать то ли сам с собой, то ли с тенью Амрины.
– Как вы себе представляете общее управление столь огромными, а главное, столь различными меж собой войсками? – это царь Леонид.
– В чём заключены ближайшие, конкретные цели формируемой армии? – похоже, этот вопрос слетел с уст Ганнибала...
Новая объединённая военная МОЩЬ землян рождалась на моих глазах. Именно здесь и сейчас.
Наиболее оживлённое обсуждение вызвал вопрос о создании объединённого командования и, само собой, он занял львиную долю времени. Вернее, волновало не само создание некоей военной коллегии, призванной совместно руководить боевыми операциями объединённых сил сопротивления. Да и что тут было создавать? Все присутствующие полководцы вошли в коллегию полным составом, после чисто символических вопросов-ответов о согласии.
Самым щепетильным моментом, ЕСТЕСТВЕННО, оказалась проблема лидерства.
КТО возглавит этот коллегиальный орган управления?!
В любой армии – верховным главнокомандующим может быть только ЕДИНСТВЕННЫЙ командир. При сколь угодно многочисленных членах Военного Совета.
После мучительных споров было решено: в данной ситуации имеет смысл пока что остановиться на выборе ВРЕМЕННОГО командующего Первой Земной Армии. Причём желательно, чтобы военачальник был представителем как можно более «поздней» исторической эпохи. Иначе он не сумеет адекватно воспринимать потенциальные возможности и боевые действия врага, обладавшего всеми достижениями технологически более развитой цивилизации грядущего.
Военных из грядущих веков среди нас не наблюдалось – я и вправду был едва ли не самым «поздним» из собравшихся, – так что...
Как ни прикидывай – из всех присутствующих полководцев на эту должность идеально подходил только... Георгий Константинович Жуков. (Наверняка не думал не гадал опальный советский маршал, разгромивший фашизм, ГДЕ И КАК будут вновь востребованы его уникальный опыт и талант стратега...)
На том и порешили. После яростных споров, конечно!..
Затем утвердили и другие временные должности. В том числе те две, которые я и Упырь загодя примеряли к себе. Соответственно – начальника управления спецопераций и начальника штаба. Хотя на должность начштаба имелись куда более высокопоставленные кандидаты, начиная с прусского теоретика и заканчивая красноармейским практиком, но мудрые военачальники рассудили по справедливости и воздали должное зачинателю объединения армий. На время, дескать, сгодится и этот русский младший офицер... А потом поглядим, как военная кампания развиваться будет. На войне как на войне – далеко загадывать бесполезно. Враг может спутать все расчёты.
Прочие Ожившие Портреты стали командирами Корпусов, для краткости поименованных соответственно их изначальной принадлежности: Македонский, Карфагенский, Славянский, Монгольский, Советский, Турецкий, и так далее.
Задним числом обсудили и памятное «Официальное предложение Семёрки», в котором нам предписывалось прекратить все боевые действия и подготовиться к переброске назад, на Землю, каждому – в свои временные и географические точки... Порадовало единодушие Совета, который гневно отторг предложение вернуть наше прошлое, осудил соблазн воспользоваться трусливой возможностью ретироваться и сделать вид, будто ничего и не было. Осознав ситуацию и включаясь в руководство совместными действиями, маршал Жуков резонно рассудил, что даже в случае честного выполнения обещания люди Земли никак не застрахованы от повторных игрищ с земной историей.
– А посему, – повысил суровый голос Георгий Константинович, – мы будем с ними не просто сражаться до победы на данной территории! Мы будем бить врага в его же логове!
С ним согласились...
Его уже начали слушать!
Цари и императоры, потомственные генералы и вожди, адмиралы и дворяне – готовы были исполнять приказания советского офицера... бывшего простого русского мужика. На войне как на войне – сначала надо победить, а уж после разбираться, кому больше медалей положено.
Лишь Данила Петрович, органично войдя в новую должность, резонно и конструктивно заметил:
– Но для этого надо бы сначала объединить все без исключения силы землян, заброшенных на эту планету. И решить проблему эффективной защиты от всех последующих карательных десантов инопланетян... А также проработать самый худший вариант – массированное вторжение вражеских сил с целью полной зачистки непокорной территории.
Все главные слова были произнесены. И расставлены все точки над всеми буквами.
Пришло время осознания.
Самая тяжёлая и трудная военная дорога, которую доведётся пройти земным воинам за всю историю человечества – ещё впереди.

 

Они стояли с непокрытыми головами. И отсветы пламени костров, долетая, плясали на поверхностях металлических доспехов. Пламя отражалось в глазах, где и без того метались воинственные огоньки. И всё чаще и чаще взгляды полководцев Земли устремлялись вверх – к мерцающим в необозримой вышине крохотным звёздам. И воинственные искры, как от разгоравшегося кострища, взлетали всё выше и выше, силясь дотянуться, поджечь и залить огнём незнаемых пока небесных обидчиков. Яростные негасимые искры, из которых мы сегодня сообща, всем миром, принялись раздувать беспощадное пламя.
Они стояли, объятые непреклонной, обретённой недавно, солидарной решимостью: ВОЕВАТЬ И ПОБЕДИТЬ. Цезарь. Жуков. Аттила. Чингисхан. Наполеон. Леонид. Александр. Ганнибал. Святослав. Хасанбек, Упырь...
И конечно же, российский офицер в десятом поколении Алексей Алексеевич Дымов. За которым я сейчас наблюдал глазами Антилексея, как бы со стороны.
Стояли молча. Думали каждый о своём, но – мысли каждого наверняка перекликались с общими думами... Пока один из нас не очнулся. Он резко выбросил вверх правую руку со сжатым кулаком. И тут же, глядя в тёмное небо, сделал резкий жест, словно втыкая отставленный большой палец в землю – жест, означавший в древности, что побеждённый гладиатор должен быть убит. По округе зычно разнёсся его хриплый яростный крик:
– СМЕРТЬ ЧУЖАКАМ!!!
И все мы, не колеблясь, громогласно ответили на призыв Цезаря:
– СМЁ-Е-Е-ЕРТЬ!!!
Эхо метнулось ввысь и почти сразу увязло в непроглядном мраке, окружавшем нашу поляну. А темнота, заслышав дерзкий вызов, приняла его на свой счёт и придвинулась вплотную. Казалось, вся бесконечная бездна Космоса с хищным интересом пыталась всмотреться в нас – в безрассудные песчинки, частицы земной почвы, осмелившиеся бросить вызов страшным обстоятельствам и злой судьбе.
А мы стояли, взявшись за руки, как стражи на порубежье, готовясь попрать все временные и пространственные рамки.
Готовясь сделать ШАГ...
Река Времени – та же пограничная река Рубикон, факт перехода которой сам по себе является объявлением войны. У нас не было Сегодня. То, что мы пытались прожить – было бесформенным суррогатом с дурным запахом. Это просто невозможно было прожить, да мы уже и не старались, осознав, в каком море зловонного дерьма находимся! Позади нас было Вчера, в которое нас пытались запихнуть, как скот в стойло. Оно пахло заманчиво, но... напрочь перечёркивало человеческое достоинство вообще и воинскую честь в частности. У нас оставалась единственная дорога – и вела она в Завтра. Но не в тот завтрашний день, который неизменно наступал, не оставляя выбора. У нас был выбор! И мы его совершили, избрав наиболее опасный, но самый желанный вариант.
Мы намеревались завоевать право на настоящее Завтра. В котором нам предстояло умереть в сражениях за будущее Земли... либо победить и успеть увидеть собственными глазами это будущее.
Ну, хотя бы его начало...
Мы подошли к берегу этой пограничной реки и даже отыскали брод.
Брод через Рубикон.
Оставалось сделать решающий, судьбоносный шаг. Первый.
ЧТОБЫ ПЕРЕЙТИ ЕГО...

 

* * *

 

Я бреду вслепую, как сомнамбула!
С затуманенным слезами взглядом и выжженной дотла душой. По дороге с обратным отсчётом шагов...
НЕ ДЛЯ ЗАПИСИ.
Я боюсь себе в том признаться, но очень похоже – мы зашли в тупик. И все эти дальнейшие... судорожные действия, совершаемые, чтобы исправить положение... уже приобретают все признаки преступления перед собственной расой. Не говоря уж о нарушении космических законов.
Но что толку взывать к разуму сильных нашего мира, уповать на позитивные помыслы во благо, если...
Если я сама не только запуталась, но уже попросту... не знаю, в какую сторону хочу идти дальше! Не сейчас, когда я набралась решимости и продолжаю движение прямо на вооружённых землян, охраняющих подступы к своему лагерю. Куда идти потом... когда неизбежно окажусь среди своих. Какие первые слова я скажу? Как посмотрю в глаза отцу? И о чём спрошу его?
Я специально не оставляю сейчас мнемо... Уверена – тот, кто намерен блефовать, не имеет права на запись истинных мыслей. Что бы ни думалось, потом оно обязательно будет истолковано превратно... Но мне очень важно, чтобы эти слова хотя бы просто прозвучали внутри меня. Выплеснулись. И остались здесь – на Эксе. Не утекли.
Я обращаюсь к вам, любимые! Мои мужчины... разделённые линией фронта... Я мысленно говорю с вами обоими, чтобы заглушить страх. Беседую, чтобы прогнать сомнения и не думать о надвигающемся Чёрном Мраке...
Я беседую...
...С ТОБОЙ, ПАПА...
Вскоре с пульта главного терминала тебе доложат о случившемся. И ты, бросив всё, наверняка реально примчишься на Экс. Увидишь меня в бессознательном состоянии... и в обмундировании бутафорского солдата Покоса. Я буду лежать, сжимая мёртвой хваткой оружие страха, с застывшей улыбкой на лице... Я специально буду улыбаться перед самыми выстрелами постовых, чтобы потом встретить тебя этой улыбкой.
Я не позволю им обвинять тебя в том, что твоя дочь – изменница. Тем более, после того, как догадалась, что это ты настоял... именно ты убедил остальных семиархов свернуть, прекратить то, что всё наше изнеженное человечество считает Проектом, способным защитить локосиан от Черноты! Ты... ценой дела своей жизни, ценой уничтожения лучшего творения твоего разума – пытаешься уберечь от гибели своё единственное дитя... И вместе со мной – жизни тысяч и тысяч людей. Это можно расценить только так... В любом другом случае семиархи никогда бы не санкционировали неслыханное преступление – трансляцию мнемо с имплантированным внушением...
Неужели ТЫ решился на это? Неужели убедил остальных? Неужели убедил их отказаться от намерения использовать лучших наёмников, выживших на гладиаторской арене? Отказаться от оружия, которое мы собирались использовать против неотвратимо надвигающейся Чёрной Смерти? Ради меня... Чтобы спасти мне жизнь и вернуть домой вместе с пленными.
Тем самым – угробить истинный ПРОЕКТ СПАСЕНИЯ, о существовании коего знают всего лишь две личности в этой Вселенной. Потерять единственный шанс, способный помочь нам не делать ставку на наёмные силы, а выявить свои собственные...
Ты, сотворивший дезинформацию, и Я– её носительница.
ДО-носительница...
Многократно обманувшая мужчину, которого люблю. Апофеоз лжи – для «проверки чувств» спровоцированное нападение насильника...
Как жить дальше, осознавая ЭТО?
КЕМ жить???
Ведь, по сути, единственная правда, слетавшая с моих уст в доверительных подчас разговорах с Аленьким – что ЛЮБЛЮ его.
Моя Правда.
Всё остальное – ТВОЯ специальная, предназначенная исключительно для земных ушей, ЛОЖЬ.
...И С ТОБОЙ, МОЙ ЗЕМЛЯНИН...
Я надеюсь – ты разберёшься во всём, ты не поверишь в моё «боевое безумие». Уверена – поймёшь, для чего я взяла неисправный излучатель, для чего иду напролом, прямо под спасительный выстрел... Только так я смогу создать себе алиби и ореол мученицы.
Пусть они думают, что я действовала осознанно... Героиня-разведчица. Очаровала одного из командиров землян. Выведала ценные сведения. И, как могла, отомстила за казнь наших пленных – сражалась, пока от непрерывной работы не вышло из строя оружие... Пусть думают. Я верю – ТЫ разберёшься, что к чему.
Я вновь и вновь мысленно кричу в перегруженное ненавистью небо Экса... Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, мой жестокий и нежный Воин! Кричу напоследок и верю – хоть частица крика моей души долетит к тебе... Когда я стану жёстче – обязательно вернусь. Когда научусь не получать ожоги от вспышек твоей ярости... Когда окажусь в силах не тонуть в океане твоей нежности.
Кровавый дождь – не просчитанное и нежданное последствие «жалящей» проверки чувств – был уроком хорошим...
Более чем.
Именно потому, что в нашем устоявшемся, моноцветном мире давным-давно не осталось таких неоднозначных людей, мы были вынуждены искать среди вас... таких. Ты учил меня жить так, словно каждый день – последний. И ты же – цитировал своих предков. Они говорили: «Помирать собирайся, а рожь – сей!» Любящие стремятся поделиться с теми, кого любят, всем-всем-всем, чем обладают. И ты – поделился. Ты открыл для меня Другое Время... Оно течёт поперёк Пути и вымывает за одну ночь из души всё лишнее, налипшее за годы и годы. Ты называл его – Время Влюблённых и Сов... Ты показал мне, что Цвет Ночи – не обязательно синоним Смерти. И ты научил меня НЕ СДАВАТЬСЯ без боя. Спасибо тебе за это, мой любимый... Спасибо и ПРО...
...СТИ...
Видишь... Сердце НЕ позволило губам прошептать.
...ЩАЙ...
Значит, сердце верит – мы обязательно встретимся.
В Дороге не прощаются.
...Я иду по ней вперёд, на негнущихся ногах. Страх – это смертельная болезнь. Я больна...
Я продолжаю разваливаться на куски. Я распадаюсь. Стоит ли думать о Вечности? Стоит ли жить так, словно впереди Вечность, и отдавать все силы на бесконечный поход? Не бессмыслица ли – суд потомков? Может, и правда честнее: «После нас – хоть Вакуум!»
Хотя... этот вакуум, пожалуй, уже воцарился в моей голове.
Кажется, я начинаю понимать, что к чему... Чёрные звёзды сжирают пространство снаружи... Война – изнутри... Они не соперники... Они не союзники... Они просто уравновесили друг друга... А светлое – между ними, как прослойки, и они его...
Ого-о куда меня занесло... Я не только бреду, похоже, но и брежу.
...Ну вот, наконец-то пост! Вооружённые люди... Жаль, не додумала до конца... Они что-то кричат. Не забыть главное – УЛЫБАТЬСЯ! Сейчас-то и начнётся самое весёлое.
Улыбайся, дочка специального назначения! Улыбайся!
И крепче сожми своё оруж-ж-жи...

Глава четвертая
БЛУДНАЯ ДОЧЬ

Так не просыпаются – так воскресают.
Снижаются бесплотным облачком над неподвижным телом. Зависают, опознав какие-то, известные лишь им самим, приметы. Оседают незримыми хлопьями. Долго-долго, целую вечность. Рассматривают со стороны и, наконец-то решившись, входят в это чужое, в общем-то, тело. Будто со смутными предчувствиями – отчий дом?! – заходят в совершенно незнакомое здание с заколоченными ставнями. И теряют остатки памяти, едва переступив порог. Но, в этом беспамятстве, всё же ощущают, что пришли в Своё. Или – в Себя.
Именно – приходят в Себя.
...Веки мгновенно среагировали на импульс-вскрик глаз – тотчас же захлопнулись. Но доза ослепительного света, как незваный гость, успела ворваться внутрь. Свет опрокинул и смял всё попавшееся на пути. Всё, что уже начало было оживать. Голова тут же откликнулась тупой болью. Женщине показалось – вся она состоит из огромной головы, заполненной едким веществом, разъедающим стенки. К тому же стенки эти трескались – безудержно, с ужасающим грохотом! – и грозили вот-вот развалиться на мелкие кусочки.
Руки? Ноги?
Что это такое?! Похоже, лежавшая пластом женщина просто не ведала об их существовании. Пока было только два ощущения. Одно – враждебное, ударившее яркой вспышкой. И другое – жертвенное, полыхнувшее в ответ острой болью. Женщина чувствовала себя вместилищем этой жестокой боли. А может, даже частью самой боли? Веки жгло огнём. Казалось, они уже расплавились и никогда больше не откроются! Быть бы панике, да спасительная тьма обволокла её чёрным бальзамом беспамятства.
Вторая попытка открыть глаза оказалась удачнее. Спустя время.
На этот раз белый неприятный свет не разбивал её голову на части. Хотя чувствительно и противно царапался внутри. Она ощущала себя слизистым тельцем глунши*, которую мироздание вознамерилось выскрести из уютной раковины.
Женщина болезненно поморщилась, пытаясь хоть что-нибудь припомнить. Сколько времени провела она в беспамятстве, во власти тьмы? Да и жива ли она на самом деле? Может, её просто перезаписали на новый бионоситель? Где ты, прошлая жизнь? Неужели вспыхнула, ударила, пронеслась и – естественно! – не оставила никаких воспоминаний...
Мысли оживали от света клубком сонных змей. Извивались. Расползались в разные стороны.
«Где я?»
«Больно-то как!»
Неподвижные глаза впитывали дневной свет. Набухали. Свечение, подобно жидкости в сообщающихся сосудах, наконец-то упокоилось единой субстанцией – и в сознании женщины, и в небольшом объёме помещения, где она лежала.
Зрачки понемногу входили в рабочий режим. Подрагивали, откликались на шевелящиеся тени, ползавшие по потолку. Ей показалось, что рядом...
– С боевым крещением тебя, Амрина. И... с возвращением.
Она дёрнулась на звук.
«Амрина?.. Кто это?.. Она?..»
«Где она находится? Кто говорит с ней?»
«Мужчина...»
Впрочем, лишь показалось, что дёрнулась; тело немного пошевелилось, не слушаясь волевых импульсов. Глаза, пытаясь выхватить взором обладателя голоса, метнулись вправо на звук, но тут же упёрлись, ударились о какой-то тёмный предел.
Боль! Разлилась по всей голове, как чёрная жидкость из опрокинутой чаши...
– Лежи-лежи... – торопливо добавил голос, оставаясь невидимым. – Теперь-то спешить некуда.
Где она слышала эту звучащую волну, несущую потрескавшиеся, как прибрежный мусор, слова?
«Отец?.. Не похоже...»
Мысли расползались, не слушаясь её. Сплетались в новые клубки.
– ...то... ты?.. – рот женщины, казалось, треснул пополам, неохотно выпустил слабые звуки.
– Да, это я. – Мужчина по-своему понял подобие слов.
– К-х-х... х-хто... ты? – через силу повторила она.
Мужчина вышел из сектора, недоступного её взору.
– Амрина... Ты действительно не узнаёшь меня?
Женщина скосила глаза, всмотрелась в силуэт человека, возникший неподалёку от неё.
Высокий рост. Худощавый. В возрасте. Лет примерно столько же, сколько и отцу. На голове заметная плешь, обрамлённая короткими волосами. Тёмными с проседью. Внимательные цепкие глаза. Таким дай волю – процарапаются внутрь. Сейчас же – смотрят с напряжённой заботой. Глубокие волевые морщины в уголках рта. Застывшая полоска губ. Ямочка на подбородке. Да это же...
Фэсх Оэн!
– Фэсх-х-х... к-х-х... – поперхнулась, не договорив.
– Молчи! Да, это я. Узнала... Только не волнуйся. Ты дома. Среди своих. На Локосе. Всё хорошо... Всё нормально. Ничего не надо. Не надо ничего пока рассказывать и объяснять... Просто слушай. Слушай, наша отчаянная... девочка...
Его голос начал стремительно слабеть. И с такой же скоростью тяжелела голова женщины. Слова, адресованные ей, трескались, всё больше напоминали пену, колыхавшуюся на язычках каждой приливной волны. Паузы между волнами всё увеличивались.
– Я только что видел твой излучатель. На нём же нет... такое впечатление... не всякий мужчина... Мы отомстим! Ты увидишь как... и пусть...
Несколько мгновений – и звук, исходящий от Фэсх Оэна, стал практически неразличим. Да и все звуки этого мира тоже... Амрина (ведь так её зовут, кажется?) смотрела на пожилого мужчину, беззвучно шевелящего губами. Терпеливо вслушивалась в тишину.
Но что это?! Голос ожил внутри! Он забрался в неё, и зазвучал с новой силой? Нет, это не Фэсх Оэн. Каждое слово отдельно билось в голове и рвалось наружу. Чеканно, словно продиктованно:
«Я. Бреду. Вслепую. Как. Сомнамбула! С затуманенным. Слезами. Взглядом. И выжженной. Дотла. Душой. По дороге. С обратным. Отсчётом. Шагов...»
«Во мне голос. Чей? Аленький... ты ли это? А вдруг?! Говори – я, в отличие от тебя, не боюсь посторонних „голосов“, звучащих в голове... Я привыкла к ним с детства... Говори, ну пожалуйста! Вытащи меня из этого марева... Аленький!»
Молчание. И давящая сила, стремящаяся смять голову, как бутон беззащитного цветка. Ей показалось – кости черепа понемногу поддаются, потрескивают.
Женщина болезненно поморщилась, закрыла глаза, пытаясь из последних сил сосредоточиться на внутренних ощущениях. Тщетно! Голос исчез, словно оборвалась незримая нить мнемо. Но при чём здесь тот, кого она назвала Аленьким? Она только сейчас осознала – голос был женским. И более того – это говорила ОНА... Наверняка она. Говорила что-то самой себе очень важное... Вернее – диктовала!
Значит – мнемо?! Именно. Впрочем, дальше и не будет ни звука – Амрина ощутимо почувствовала болезненный импульс: СТОП! «Жёсткий запрет на запись собственных мыслей». Чтобы не доведи... не прочитали те, кто сможет это сделать... Кто – «те»? Земляне? Они не в состоянии даже приблизиться к пониманию – где искать и что читать. Значит, СВОИ... Значит – ОТЕЦ... О чём же таком запретном она размышляла перед... Перед чем?
Значит – запрет на запись собственных размышлений. Однако – не может быть никаких ограничений на черновую автоматическую запись-запоминание изображения. Ни одна из корпораций, ведавших разработками в области мнемотехнологий, даже не планировала подобного на ближайшее будущее. Да и вряд ли это возможно в принципе. А коль так...
Амрина вложила остатки энергии в мысленный запрос, судорожным усилием вызывая из своего прошлого последние минуты перед беспамятством.
И вздрогнула. Крепко зажмурила и без того прикрытые веки. Пытаясь остановить видение, возникшее под ними. Она опять была ТАМ, откуда...
...всю округу заливает болезненно серый свет. На его фоне сверху плывут чёрные ломаные линии. Ветки деревьев! Она идёт по какому-то редколесью. Между стволами угадывается тропинка... Малозаметная полоска притоптанной травы. Почти прямая, лишь немного забирает вправо. Навстречу плывут растущие там и сям кусты, некоторые похожи на неведомых существ... В её руках боевой излучатель. Иногда она наводит его на приближающиеся кусты. Словно пытается уловить импульс возможной опасности... Кого ищет она в этом неприветливом месте? Что за странная игра-тренинг? Впрочем, на игру не похоже... Как не похоже и на реальные боевые действия. Она, скорее всего, просто идёт напролом по не знакомому лесу, не опасаясь последствий. И, должно быть, знает куда идёт... или знает, кого ищет?
Человек возникает внезапно. Картинка вздрагивает – напорное, был неожиданный окрик... Тёмная фигура вооружённого человека в угрожающей позе. Землянин! Уже близко – меньше десятка шагов...
Из замаскированного в кустах укрытия – вражеского блокпоста! – появляется ещё один автоматчик... Моментально изготавливается для стрельбы... Её не останавливают подобные приготовления. Только вперёд!
Злое небритое лицо ближнего постового. Безжалостные глаза... Шевелящиеся губы. Рука, дёргающая затвор пулевого автомата... Она двигается навстречу, не сбавляя шаг. И более того – направляет на него раструб излучателя.
Она больше не смотрит землянину в глаза – только на его оружие, только в маленькое чёрное отверстие подрагивающего ствола... Картинка её восприятия стремительно уменьшается. Сужается до поблескивающего кольца дульного среза. Внутри него – тьма... Неужели она, Амрина, целенаправленно стремится в эту тьму?! Вражеский ствол нацелен ей в грудь. Глаза постового – чуть выше чёрной дыры – сузились в щёлку. Ещё шаг. Яркие огоньки, вырываются из ствола... Очередь!.. Рывок, мгновенно переворачивающий всё вверх тормашками, и... мра-ак...
...Амрина застонала. Провалилась в вязкую трясину, смешанную из темноты и пустоты. Очнулась – почувствовала сухую прохладную ладонь на своём лице... С трудом открыла глаза, впуская внутрь дневной свет и сегодняшний день. И увидела совсем близко лицо человека, склонившегося над ней. Всё те же цепкие глаза, только встревоженные, смотрящие вопросительно.
На этот раз, несмотря на боль, продолжавшую блуждать внутри, женщина улыбнулась ему, как спасителю.
– Фэсх-х-х...
На этот раз она поняла, что – действительно находится среди своих. И вспомнила! Вспомнила ВСЁ...
И вновь зазвучал голос. Её голос.
«Ну вот, наконец-то пост! Вооружённые люди... Не забыть главное – УЛЫБАТЬСЯ! Сейчас-то и начнётся самое весёлое. Улыбайся, дочка специального назначения! Улыбайся!»
Должно быть, запрет на запись мыслей в последний момент был ею снят.
Она лежала с напряжённым лицом и – улыбалась.
А дальше был сон-марево...
Куда-то пропал Фэсх Оэн. Даже не вышел, а просто пошевелился и... исчез. Потом появился кто-то другой. Он взял её за руку. Увлёк, повёл за собою по сверкающему огнями бесконечному коридору. Его пальцы были сильными и тёплыми.
«Отец... Неужели ты?
Всемогущий, неустрашимый и справедливый. Не человек – БОГ! Так я думала в детстве...
Сильный и добрый. Смелый. Справедливый. Как минимум – полубог! Я была уверена в этом и доказывала подружкам, когда стала постарше.
Заботливый, любящий. Уважаемый соотечественниками. Герой своего народа и времени. Я знала это буквально недавно – за пару лет до Проекта...
Кто ты на самом деле? И кто ты для меня сейчас – после кровавых рос, покрывших травы планеты Экс?
Кто ты?! Кто?!»
Амрина спрашивала, кричала ему в затылок – он не оборачивался. Вопросы оставались без ответов. Тот, которого она считала своим отцом, всё сильнее сжимал её ладонь и убыстрял шаги. И огни от светильников на стенах коридора сливались в две горящие линии. И смыкались – там, далеко-далеко впереди.
У странного коридора не было потолка. Сразу над головами начиналось небо. Непроглядное чёрное небо, из толщи которого на них, как громадные хищные рыбы, опускались невидимые, но неотвратимые... ЧЁРНЫЕ ЗВЁЗДЫ!
Не убежать!!!
«Отец... Или кто ты? Отпусти! Куда ты меня тащишь?»
Пальцы разжались. Подрагивающая светящаяся линия распалась на отдельные светильники. Движение остановилось. Фигура, увлекавшая её за собой, медленно развернулась. На Амрину взглянули два серых озера. Поглотили её без остатка. И развеяли марево.
...А потом возникло, проступило лицо. И отступила тьма...
«Отец!»
– Ну, здравствуй, доч...ка. – Голос Инч Шуфс Инч Второго дрогнул, обмяк и тут же дёрнулся. – Не поднимайся! Тебе же нель...
Она, протестуя, затрясла головой: можно! Напряглась, отрывая лопатки от ложа, и тут же получила ощутимый внутренний укол в районе висков. Обессилено опустилась, брови умоляюще поползли вверх.
– Я же тебе говорю, не вставай!
Глаза Амрины набухли солёной влагой. Воздух стал колким. Вдох получился судорожным, и рука непроизвольно коснулась одеревеневшей шеи.
– Отец... – отслоилось сухое слово.
– Ну-ну, только не это... – он сделал два шага, отделявших его от дочери, склонился над ней и, как в детстве, осторожно вытер не успевшие пролиться слезинки. – Без сырости, Амринка. Ты же у нас теперь... Воин.
Она посмотрела в его глаза: не шутит ли? Похоже, нет.
– Воин, воин... Не смотри так. Эх, знал ли я, когда наряжал тебя в первые платьица, что однажды ты примеришь камуфляж... И это в нашем мире, где слово «солдат» ещё недавно было просто словом... Хотя... для Вселенной понятие «война» – родное дитя, а не приёмыш. И я всё больше склоняюсь к тому, что вся эта наша доктрина «цивилизации без насилия» не выдерживает испытания реальностью. Наверное, всё-таки, когда-то, давным-давно мы сделали поворот НЕ ТУДА, и за это будем наказаны Вселенной... – он болезненно поморщился, сделал над собой усилие, присел рядом с ней и улыбнулся. – Вот мы и встретились, дочь... Как бы там ни было, я рад.
– Блудная... дочь... Отец... ты прости... – язык опять её не слушался, фразы распадались на шероховатые слова. – Из меня получилась... плохая «подсадная утка». Я не оправдала твоих надежд... прости.
– Помолчи! О том, что получилось и как получилось – позже. – В голосе отца зазвенели металлические нотки. – Кстати, я знаю о... перипетиях твоего пребывания на Эксе намного больше, чем ты думаешь.
– Ты?! – её брови взметнулись вверх. – Ты... и меня сделал объектом наблюдения? Теперь я начинаю понимать причину частых вызовов Фэсха Оэна к тебе...
– Ну-у-у... – поморщился семиарх. – Ты не объект. А Фэсх Оэн достаточно плох в качестве наблюдателя. К тому же у него и без того хватало работы... Ну, конечно, между делом я спрашивал о тебе. Куда бы я годился, как Второй, если бы не знал до мелочей, ЧТО делается на полях сражений Экса... И куда был бы годен, как отец, не интересуйся я судьбой единственной дочери, которую сам же и послал к... чёрту на рога.
– Ты не посылал... Это я настояла.
– Правда? – дрогнули губы отца. – Хорошо, пусть будет так. Если ты в том уверена. У меня на этот счёт другое мнение.
Он поднялся, видимо, собираясь уходить.
– Отец, подожди... Ответь мне... Я по поводу той массовой трансляции мнемо с имплантированным внушением. «Мы вернём ваше Вчера!» Именно это событие я расценила, как команду «Возвращайся!».
Амрина напряжённо ощупывала каждую морщинку на родном лице, словно оттягивала миг, когда встретится взглядом с пронзительными стальными глазами Инч Шуфс Инч Второго. Подыскивала слова.
– Каждый в нашем мире знает, что это неслыханное преступление...
– Перед кем? – перебил отец; скривился в усмешке.
– Перед цивилизацией мира Локос. Но, надо понимать, ты как-то убедил Высшую Семёрку санкционировать это.
– А как насчёт того, что имплантированная трансляция не коснулась ни одного локосианина? А законы Локоса не распространяются на... инородцев. Да! Я убедил остальных семиархов, хотя и не всех... «пять к двум». И ты сама знаешь: любое решение Высшей Семёрки, уж коль оно состоялось, ЗАКОННО. А ещё ТЫ, единственная из всех скуффитов*, знаешь, что коллегиально Высшая семёрка может трансформировать любой закон и даже... решиться на иное толкование Запредельных Кшархов.
– Но, ведь это не что иное, как попытка сворачивания проекта «Вечная Война»?!
– Вот именно, – нахмурился Инч Шуфс Инч Второй. – Только ты... и сама видела, что попытка не удалась.
– Я по-прежнему ничего не понимаю. Ты решил уничтожить своё детище, важнейшее дело последних поколений... Проект. Неужели ты делал это ради того, чтобы спасти меня? Но... я не верю, что не было другого, более локального способа. А как же жизни тысяч и тысяч локосиан? В том числе и наши? Мы все на прицеле надвигающейся Тьмы... Ты уже не веришь, что земные наёмники могут остановить Чёрную Смерть? Теперь ты хочешь уничтожить их? Только потому, что эти марионетки осмелились перерезать твои нити и дерзнули играть самостоятельно? Играть собственную версию навязанной нами игры... Ты хочешь уничтожить их, хотя и не веришь, что они могут вторгнуться на Локос. Ты... забываешь об истинной вселенской угрозе... Что происходит, отец?
– Спасти тебя... Ради тебя, дочь, я сделал бы и не такое, но на этот раз я руководствовался другим... Уничтожить Проект? Не-ет! Только привести его в соответствие с изменившимися обстоятельствами. А они – ой, как изменились! Кстати, говоря с таким жаром о землянах на Эксе, тебя волновала судьба их всех или... одного из них? – Он жестом остановил её ответные слова. – Меня волнуют два момента. Скажи, насколько глубоко ты познала их психологию? И ещё... этот твой Дымов...
– Почему мой?! – она тут же осознала, что вопрос вылетел излишне поспешно.
– Вот именно – насколько он твой? Насколько ты чувствуешь его возможные реакции?
– ...
– Ты... часом не влюбилась, моя девочка? – неожиданно спросил он.
– Нет! Как можно любить этих... это... существо! – торопливо возразила Амрина, и тут же замялась, испытывая гадливое чувство, что опять предаёт своего любимого, открещивается от него. – Отец, они такие жестокие, ты не представляешь! Они... Для них убить так же просто, как... Их менталитет – непредсказуемая смесь мысленных импульсов и подсознательных реакций, главный компонент которых – готовность к насилию над другими живыми... и в то же время – боязнь насилия по отношению к себе. Ты не представляешь...
– Я пытаюсь это представить, девочка. Я должен это представлять до мелочей. Именно поэтому я и посылал тебя... со специальным заданием.
– С которым я не справилась.
– Напротив. Ты даже не подозреваешь, насколько успешно ты справилась!
– Утешаешь?
– Мне не надо этого делать, ты сильная и умная девочка. Хотя и натворила много такого, чего я даже не мог допустить. Скажи, например, для чего тебе понадобилось так воздействовать на этого несчастного самца по кличке Жало? И тебе ли твердить о законах, если ты сама вторглась в его мнемообъём?
– Как? Ты знаешь и это... Откуда?.. – растерянно прошептала Амрина. – Я не преступала мнемопредел. Я лишь воздействовала на уровне биоимпульсов...
– Дочка-дочка... Ты забываешь о моих возможностях. Неужели совсем забыла, что твой отец – вторая по статусу личность в мире? Хотя... можно ещё поспорить, кто является второй, а кто первой.
– Значит, всё-таки тотальный контроль. Может быть, ты и... мысли мои считываешь? – окаменело лицо Амрины.
– Ну что ты. Твой отец не преступник, а политик. Несмотря на то, что порою это – фактически одно и то же. Сама же сказала: на уровне биоимпульсов... Да, кстати, ты слышала что-нибудь о хроносомах?
– Ты не оговорился? Я слышала о хромосомах... – Амрина недоумённо уставилась на отца.
– В том-то и дело... Не оговорился. Пояснять сейчас ничего не буду, как и не буду долго мучить тебя своим визитом. Но ты запомни это слово.
– Отец, не говори так... какие муки...
– Именно мучить. – Его голос потяжелел. – Тебе НАДО отдохнуть. Скажу лишь... всё самое главное только начинается. И без тебя мне не выполнить задуманное. Так что – отдыхай. Через восемь дней – внеочередное заседание Высшей Семёрки, собираемое по праву «первой печати». Ты должна обязательно это видеть.
– А кто воспользовался этим исключительным правом?
– Я.
В сознание Амрины вползло нечто скользкое и холодное – предчувствие непоправимого.
– Но... ты же знаешь об ответственности за подобный поступок... – со страхом прошептала она.
– Поздно, доченька. Поздно думать о себе. Вселенская угроза ближе, чем мы думали. Чем Я думал... Поэтому я рад, что ты вернулась, но... расстроен, что ты вернулась раньше, чем нужно. Судя по медицинским тестам, завтра ты уже будешь на ногах. Восстанавливайся. Поговорим после заседания, дочка.
Отец прощально махнул рукой, быстро направился к выходу... но сбавил шаг. Остановился. Что-то его не отпускало. По лицу семиарха пробежала тень. Резче обозначились морщины, стремящиеся поймать в свою паутину серые глаза. Наконец Инч Шуфс Инч Второй решился.
– Амри... Если что... Ты помнишь наш тайник? Знаю, помнишь. Так вот, если со мной что-то случится. Первое, что ты сделаешь, когда будешь наедине прощаться с телом – войдёшь в мою память и впитаешь всё то, что предназначено тебе... Не перебивай! Я знаю, что говорю. Остальное сразу уничтожишь. Всю мою память. СОТРЁШЬ. Я знаю, что это тяжкое преступление, знаю. Просто, если это со мной случится – уже будет не до законов. Не до преступлений. А уж тем более – не до наказаний.
Амрина смотрела на отца расширенными глазами, боясь пошевелиться. Он снова подошёл, склонился над ней и прошептал:
– Кодовым воспоминанием будет такая последовательность... Слова, которые я сказал тебе перед отправкой на Экс. Там, возле транспортной камеры Главного Портала... и последние слова твоей матери.
Ладонь, в которой неведомо как вместе с силой уживалась нежность, опять смахнула с её глаз слезинки.
– Всё! – он решительно выпрямился. – До встречи через восемь дней. Мне нужно очень многое успеть.
Амрина смотрела на его удаляющуюся спину. Потом на дверь, за которой он скрылся. Потом просто в белое вздрагивающее пространство, сквозь непослушные капли солёной влаги. Капли переполняли, застилая взгляд. Избыток их скатывался по щекам, прокладывал блестящие мокрые дорожки.
Даже воину не зазорно плакать при мысли о том, что однажды придёт день, когда любимого ПАПЫ уже не будет среди живых.
ЧЁРНЫЙ день.

Глава пятая
СТАВКИ РАСТУТ

– Делайте ваши ставки, господа! – бесстрастный голос крупье, определённо, имел дьявольский тембр; планировал над зелёным сукном стола прямо в мои уши.
Я выжидал.
При этом старался не смотреть на его лицо. Иначе, уверен – хоть на миг, но выхватил бы взглядом незабываемую улыбку. Ту самую, что зловеще змеилась вниз по опущенным уголкам линии рта на лице Кусмэ Есуга...
«Стоп! При чём здесь Кусмэ Есуг?! Это герой совершенно не моего романа. Я слышал о нём от Хасанбека. А значит, впитал в себя набор эмоций и внутреннее знание темника. А значит – эта змеиная улыбка теперь, на ту бесконечность, покуда не перезагрузят память, поселилась в нашей общей с Хасаном душе. Как будто в ней недостаток подобного хлама! Моего же персонального беса звали иначе. Фэсх Оэн... Но, если перед глазами вот-вот проявится постылая улыбка никогда не виданного мною в реале Кусмэ Есуга, то... Значит ли это, что неподалёку объявился и вступил в контакт мой анда и сокармник, предводитель грозного Чёрного тумена – Хасанбек?.. Но ведь он сейчас должен быть далеко. Ох, как далеко!»
Я медлил, словно ждал чего-то, объясняющего всё сразу.
Отработанный жест-бросок крупье, и блестящий шарик метнулся навстречу раскрученному колесу рулетки.
Торопливые заказы. Азартные выкрики. И резюме.
– Ставки сделаны... Ставок больше нет.
Не успел!
Пришлось просто расслабить плечи и сомкнуть разошедшиеся было губы. Права пословица: слово – не воробей... Потому и не успело вылететь.
Крупье, стоило лишь о нём задуматься, – тут же вырос до вселенских форматов. Раздался вдаль, вглубь и вширь. Заклубился мглой гигантской туманности. Он уже без слов входил в моё естество, искушал из глубин космоса. Манипулировал моей жаждой рисковать. Колесом рулетки стала целая планета. Искусственная планета Экс, которую создали именно для подобных азартных игрищ.
Касательно шарика – им, скорее всего, был я. Блестящим, но, увы, – исполнителем. И поди знай – от чего больше зависел результат – от моей удачи или же от силы и точности чужого броска?
Я сплошь и рядом чувствовал эту незримую сильную руку, раз за разом прикладывавшуюся ко мне. Однако все попытки запомнить её жесты, объяснить их, и хоть что-то понять – заканчивались примерно одинаково: моё сознание натыкалось на непреодолимую стену, возведённую из того же воздуха, которым я дышал. Это напоминало силовое поле узлового терминала, не так давно захваченного нами...
«Полноте, шарик! Что за дерзость? Вам ли заглядываться на руку крупье?! Тем более что...»
«Очень трудно найти чёрного крупье в совершенно тёмном зале казино... Особенно, если его уже уволили».
Чуткий антипод Антил, как никто, заботился о моём психическом здоровье.
«Спасибо, дружище. Ты уже занялся ревизией учения Конфуция? – колко поблагодарил я и почувствовал, как неоконфуцианин расплылся в улыбке. – И всё-таки, почему Кусмэ Есуг? Как ни мусоль это ощущение – объяснение только одно. Откровение от Хасанбека! Неужели всё-таки духовный брат где-то рядом?»
Медленно кружилось колесо планеты Экс. Новый бросок – и я спешил ему навстречу – с заката на восход. Подпрыгивал на всех попадавшихся неровностях. Ударялся обо все выпуклости. И больше всего мечтал о судьбоносных впуклостях и покое.
– Делайте ваши ставки, господа!..
Нервы Алексея Алексеевича Дымова не выдержали.
– Душу на чёрное!!! – от моего крика всё живое в казино замерло.
– Ставки сделаны. Ставок больше нет.
– ...Дымыч, ты чего! Охренел?! – глаза Упыря блеснули в клубящейся туманности спасительными маяками-звёздочками. – Что это ты душой разбрасываешься? Избыток?
Я смахнул с себя наваждение. Осклабился. Провёл с силой ладонью по щетине на щеке.
«М-да, поистине, дай мыслям волю – утащат в виртуальность. Да ещё и загрузят по полной программе... К чёрту демо-версии!»
«Или демон-версии?!» – не преминул вякнуть Антил.
– Да хрен его знает, Данила. Накатило какое-то марево. Не поверишь – померещилось, что не с тобой сижу, а с судьбой в рулетку играю, да раз за разом по кусочку себя проигрываю.
– Марево, говоришь? А может, бледнолицые опять чего удумали, за ниточки свои хитрые дёргают, кукловоды долбанные. С них станется. Хотя... От усталости-то ещё и не такое померещится. Ну, как ни меркуй, а вовремя я тебя... Ладно, хватит разговоры разговаривать. – Упырь, подобно бродячему фокуснику, невесть откуда материализовал солдатскую флягу. – Есть у меня одно средство...
Следом возникли две видавшие виды кружки. Данила аккуратно поставил их на табуретку, служившую нам импровизированным столом. Споро разбулькал своё снадобье.
– Держи, игрок... Чтоб голова не качалась, да о душе, как о товаре, не думала. Отведай, подпол, нашего штрафбатского эликсира «Мольба на спирту».
Запах уже вполз в мои чуткие ноздри. Спиртяга! Вот только – с какими-то странными добавками.
– Отравить хочешь? Чего домешал-то?
– Да будто бы не за что травить... – усмехнулся Упырь. – Говорю ж, два компонента: спирт и мольба... Чтобы она – доза! – у жизни была не последней, а мы – у смерти не первыми. Каждый раз – не первыми... Давай, Дымыч, вздрогнули!
И я вздрогнул! Два коротких выдоха через паузу. Протяжные, обжигающие нутро, глотки. Жидкий прозрачный огонь обрушился внутрь. Ещё один длинный выдох, изгоняющий остатки воздуха, и только потом... Вдо-о-ох! Ох-х-х!!! До чего же хор-рошо-то!
– Ну во-от... – протянул мой собеседник удовлетворённо, и с грохотом обрушил пустую кружку на табуретку. – Сознание восстановлено.
Я не уверен, что после дозы этого эликсира вошёл в образ штрафбатовца, но спецназовец во мне действительно очнулся и подобрался.
Мы сидели вдвоём – Данила Петрович Ерёмин по прозванью Упырь и я. Новоиспечённые – начальник штаба Первой Земной Армии и начальник управления спецопераций, соответственно.
Ещё месяц назад я скользил смертоносной тенью-одиночкой по пересечённой местности, обрывая все ниточки жизней, что пересекали мой путь. Путь «Вечного Похода» – так называли свой проект два моих куратора и душеприказчика, два моих «резидента» – Фэсх Оэн и Тэфт Оллу... Как оказалось впоследствии – два инопланетянина!
Представители цивилизации с планеты Локос, вознамерившейся «в тёмную» использовать земных воинов всех времён и народов в качестве гладиаторов для решения собственных космических проблем. С каким размахом ШОУ было локосианами организовано! И надо отдать должное – всё было исполнено безупречно, и на первых порах практически всё удавалось... Сколько же мы, земляне, перебили друг друга на потребу и потеху незримых болельщиков!.. Эх, узнать бы эту горькую правду немного раньше...
А ещё год назад я – урождённый Алексей Алексеевич Дымов, подполковник российской армии и командир элитной группы специального назначения «Эпсилон» – был вполне доволен собой и своими ребятами, выполняя очередные задачи, поставленные высшим командованием и правительством страны. И наверху нами также были довольны... Пока в один из дней «икс» там не приняли решение: принести нас в жертву, зачищая грязные следы своей преступной внутренней политики. В ту пору я совсем не думал о чужих планетах и цивилизациях, не обращал внимания на звёзды. Только мимоходом – при ориентировании на местности, да во время бессонницы. Меня вполне устраивала фраза моего друга-поэта: «Звёзды – это вознёсшиеся души разбитых фонарей». Не более...
О себе и своём вспоминать не хотелось. Об Упыре же можно было сказать многое, даже на основании того, что я узнал о боевом побратиме за недолгое время нашего знакомств. Это был интереснейший типаж. Сын каторжанина. Красный командир, кавалерист. Преподаватель в военной академии, учёный-историк. Политзаключённый сталинских лагерей – «зэк» по кличке Упырь. Затем – командир штрафного батальона. Короче, «батяня» на все сто... Слуга «царю» – отец солдатам. И спец, и жрец, и жизнью игрец... Я только сейчас понял: вряд ли кто другой на его месте СМОГ бы ПРИДУМАТЬ такое: сплотить разрозненные группы воинов в эту самую «лесную интербригаду». Уникальное воинское соединение, с которого и начались силы земного сопротивления. Мне определённо повезло, что я встретил на своём пути этого удивительного человека – настоящего русского командира...
Мы сидели с Данилой в деревянной избушке. Той самой, где ещё пару недель назад я шептал на ушко своей Амрине бессвязные слова и смотрел на мерцающие огоньки свечи, отражавшиеся в её счастливых глазах.
Амри... Сколько же кануло с той поры в Лету, в эту загадочную реку Времени, которая берет истоки именно в днях, месяцах и годах нашей скоротечной жизни! Кануло... И в то же время – всё происшедшее продолжало стоять перед глазами, изводило меня мыслями и внутренними голосами.
Оно было во мне и со мной. Оно было частью меня.
Я сидел и по инерции слушал рассуждения Упыря. Кивал головой. Не теряя нити разговора, вставлял реплики, и всё же...
Моё сознание расширилось настолько, что я уже перестал помещаться здесь. Не только в этой избушке. Мне уже было мало места в сегодняшнем дне. Я устремлялся в будущее. Но большей частью, всё же, оседал в прошлое. Туманом. Пеплом на голову вчерашних дней, отпевавших нас, беспутных, опрометчиво канувших «в завтра». Падающим в чужой огород детским бумажным змеем. Беспомощным невесомым облаком. Рваными кусками дымящейся окровавленной плоти. И мысли мои были этой плоти под стать.
Я не фиксировал их, просто перебирал, как карточки в библиотечном каталоге.
«Осознание себя гладиатором... Тряпичной куклой в жестоких чужих руках...»
«Нежданная любовь... И потеря любимой... инопланетянки...»
«Война с представителями иной цивилизации...»
«Эх, чтоб ты был здоров и не кашлял, рекрут Вечного Похода!..»
Я листал СЕБЯ – дивную эксклюзивную книгу «Евангелие от Памяти». Единственную книгу на свете, в которой все описанные события до мельчайших нюансов адекватно переданы единственному читателю точно так, как было понято и прочувствовано автором.
Эх, Память-Память...
Память. Немыслимо глубокий колодец с тёмными зеркалами вместо стенок. На недоступном дне подрагивают блёстки-стёклышки. Только задумайся. Только перестань замечать окружающий мир и посмотри внутрь себя. Тут же – пробежит рябь по мнящейся воде. И жажда иллюзий со вчерашним напором подтолкнёт к самому краю. И рухнешь в эту пропасть. В самую гущу видений, оживших внутри колодца-калейдоскопа.
Я уже давно барахтаюсь в этой щемящей бездне. То ли тону, то ли падаю. Ненадолго зависаю. Выныриваю, делая судорожный глоток обжигающего нутро воздуха. И снова – накрывает с головой. И опять – падение...
«Бледноликие существа... Враги по разуму. Да-а, недооценил я вас, с самого начала. Скажете – самодостаточность чванливого спецназовца, уверившегося в собственной исключительности? Нет, скорее – исключительность самой ситуации».
...Вот я опять и опять – лежу на травяном ковре в неуютном, простреливаемом воображаемыми взглядами, перелеске. Я сердит и почти пуст. Во мне не осталось ни сил, ни желаний.
Я слышу свои собственные мысли. Интересно – способен ли человек ощутить ту черту, над которой произвольно занёс ногу, – черту собственного начинающегося сумасшествия?
Я вижу себя со стороны. Я стою у этой черты. Я слышу свои мысли.
«Два начальника на одного исполнителя – перебор. На одного „агента“ – сладкая парочка „резидентов“! Не слипнется ли?!»
Я только что расстался с обоими. Безо всякой притворной грусти. Жаль только – не насовсем.
Не давала покоя одна маленькая мерзкая деталька: мне ОПЯТЬ не удалось застать их врасплох!
Меня уже ждали, причём именно оттуда, откуда я крался. Невероятно! Ведь я специально значительно сместился в сторону, обошёл по большой дуге заключительный участок, и вышел к ним на тридцать пять градусов севернее.
Редколесье... Покачивающиеся от неспешного ветерка ветки. Шелест листьев. И эти – два опостылевших силуэта – из сна в сон, из воспоминания в воспоминание!
Меня уже ждали. Молча, терпеливо наблюдая приближение пятнистой фигурки. Так ждут, только зная наверняка. Именно тогда я окончательно уверовал в свою неприятную догадку, что предсказан «резидентами» с вероятностью в сто один процент. Нанесён на все карты сразу, мерцая крохотным движущимся светлячком. Просчитан, как лакомая сумма – многократно и вожделенно. И этот предсказатель, этот картограф и этот счетовод – един во всех лицах. Имя ему: «маячок». Непростой предмет с задатками простого «стукача». Оставалось только гадать, когда они умудрились всучить мне этого анонимного осведомителя?
«Ладно, покамест „не горит“. Только „постукивает“. И, кстати, покуда в мою пользу закладывает – исправно подтверждает полную лояльность командира группы „Эпсилон“. Прокладывает мои пути исповедимые на их контурных картах. Чтоб вас покрасили, господа бледнолицые! Хотя, конечно, можно плюнуть на охрану себя от окружающей среды и заняться поисками „стукачка“. Самозабвенно и не откладывая на завтра, с одержимостью бабуина при блошином шмоне. Да только ошибочка – не берут бабуинов в спецназ...»
– А хрен вам вместо горчицы! Не берут бабуинов в спецназ!.. – я выплеснулся в крик.
Мой неуютный мир, моё редколесье резко встряхнуло. Оси координат, похоже, пустились в перепляс. Всё задергалось, расплылось...
– Да что с тобой?! Дым! – Упырь уже не пытался проникнуть в меня словесно; ощутимо тряс, ухватив за плечи. – Если уж и спиртяга не помогает... То душу на кон ставишь, то от каких-то бабуинов открещиваешься? Будто тебе кто-то пополнение из обезьяньего питомника предлагает... Я вижу, курс лечения был выбран правильный, а вот дозы для эдакого лося – явно маловаты. Ничего, исправим промашку, Держи, спец!
Перед моим сузившимся взором возникла всё та же кружка. Исторгла из себя концентрирующий внимание запах.
– Давай, ЛёхЛёхыч. Разгоняй своих бабуинов.
И снова жидкий пламень объял нутро, и показался благом. Память отшатнулась. Будущее укутала пелена. Я снова возник в сегодняшнем дне, в котором, как выяснилось, – места хватало на всех. Но мысли по-прежнему переполняли. Посему и первые слова вылетели непроизвольно, даже для меня самого:
– Данила. Может, я чего запамятовал... А ну, припомни, где сейчас должен быть Монгольский корпус? По моим понятиям – не ближе, чем в девяти дневных переходах от Базы.
– В восьми. – Начальник штаба был явно на своём месте, думал не более пяти секунд. – Они должны были ещё потратить около суток на обнаружение и блокировку узлового терминала. Того, который твоя Амрина называла... А что такое?
– Да чувство у меня навязчивое, что Хасанбек где-то совсем рядом с нами сейчас обретается. Вот верь не верь, а я почти не сомневаюсь – скоро доложат о прибытии Чёрного темника. Больше ничего не знаю и не чувствую – сам он прибудет или же нет... к добру или к худу. Только то, что совсем рядом он от меня... от нас... Опять скажешь – кукловоды распоясались, без устали за ниточки дёргают?
Упырь бросил на меня долгий испытывающий взгляд – правая бровь поползла вверх, – но промолчал.
– Вижу, не веришь. А вот скажем... Если бы, и в самом деле, вскорости к нам на базу Хасанбек пожаловал... Что бы, по-твоему, могло его сюда вернуть раньше всех сроков? Ну, представь, смоделируй ситуацию. Вот если бы...
– Предлагаешь поиграть в «угадай то, чего нет»?
– А хоть бы и так.
Данила покачал задумчиво головой, помолчал, внимательно рассматривая меня. Наконец выдавил:
– Ладно, всё равно ведь не отстанешь... Или как минимум – сам об этом будешь думать, а значит меня в полуха слушать. Значица, так. Ежли и допустить экстренное возвращение части или всего Монгольского корпуса, то... либо с приятными вестями, либо с дурными. А так как на этой долбанной планете ничего приятного ждать нас не может, по определению... только с дурными. А на этот счёт у меня следующие варианты: неожиданное нападение превосходящих сил локосиан либо же смерть самого Чингисхана. Неважно – естественная либо насильственная. Вот так-то, брат.
– Благодарствую, за размышления вслух, Петрович. Я тоже примерно так думал – неоткуда нам добрых вестей ждать. А значит, будем готовиться к грустному... Что именно – сам темник и расскажет.
– Ну ты упрямый, Дым, спасу нет! – махнул на меня рукой начальник штаба. – Заладил... как долбодятел, в одну точку: «Хасанбек, Хасанбек...» Да откуда ему тут взяться?!
Может, он и был прав. Во всяком случае, в том, что хорошего нам ждать нечего – прав на сто один процент.

 

Когда рассеялась эйфория, нахлынувшая на нас после судьбоносного «учредительного собрания», на котором было решено объединиться в сводную армию; когда были организационно созданы структурные подразделения этой армии – пришла великая депрессия. Нужно было что-то делать, чтобы не терять время. Но ЧТО? И сколько у нас этого ВРЕМЕНИ?
Мы оказались в совершенно дурацкой ситуации – на нас никто не нападал!
Более того, было абсолютно неизвестно – нападёт ли кто в дальнейшем? Поди знай, какие мысли сегодня ползали в семи главных локосианских головах? О чём думала Высшая Семёрка Локоса? Может быть, на нас просто поставили крест, решив, что мы вымрем сами, одичаем и выродимся на пустой планете? А может, этот мнящийся покой – лишь последние часы перед местным «апокалипсисом по-локосиански»? С них станется...
Я уже ничуть не сомневался, что бледнолицые способны уничтожить даже своё дорогостоящее космическое имущество – целую искусственную планету Экс! – лишь бы угробить копошащуюся на ней инфекцию. Заразу, занесённую с Земли.
Мы были подобны объектам психиатрического исследования, которых сначала довели до состояния крайней ярости, а потом выпустили в огромный вольер, чтобы незримо фиксировать все реакции и вычислять мотивации.
Армия психов под присмотром вселенских психиатров!
Хоть бейся головой о планетарную ось, ежели таковую отыщешь. Или поливай почву бешеной пеной. И гадай – когда же явятся санитары с комплектом смирительных рубашек?..
Мы уже не воевали друг с другом. Но даже не догадывались, как дотянуться до далёкого врага, чтобы перегрызть ему глотку. А он к нам в гости, похоже, хоть и собирался, но явно не спешил.
Передышку в военных действиях мы заполнили лихорадочным поиском вариантов, ведущих к победе. И чем-то, пожалуй, напоминали Архимеда, древнего земного учёного, что заявил во всеуслышанье: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю!»
Как ни странно – именно эта фраза вывела нашего начальника штаба из прострации...
Сегодня, на пятый день после объединительного совета. Упырь задумчиво произнёс:
– Дайте мне точку опоры... – О расцвел, как разноцветная иллюстрация к слову «Эврика». – Дымыч! Дай мне рычаг, и я переверну, на хрен, эту планету! К ёшкиной бабушке...
– Данила, ты часом не перегрелся? – я с интересом уставился на боевого товарища. – Какой из тебя Архимед? Давай выкладывай по-русски, можно даже матом. Я так понял – крышу, прохудившуюся над штабом, залатали? Теперь можно и мысли запускать да разводить?
– Едкий ты, ЛёхЛёхыч... А значит, верную погремуху мы тебе нацепили. Дым – он Дым и есть...
Дальше пошли в ход дружеские подначки. Перешли в незлые тумаки. И лишь когда эмоции схлынули, прозвучало:
– Дым, тебе не кажется, что мы представляем из себя не армию, а что-то типа банды? Скучковались. Выбрали ватажков. Покричали о победе мировой революции. И ходим важные, сами себе нравимся...
Я терпеливо ждал, пока он выговорится.
– А что вообще вокруг делается? Ведь даже в нашем поверхностном анализе ситуации: «мы теперь друг с другом не воюем, а враги не наступают!» – уже ошибка. Кто это сказал, что не воюем? Именно мы, может быть, и не воюем... А наши?! Откуда мы знаем, что творится «дальше, чем видно и слышно»? Сколько ещё земных отрядов всех эпох рыщет по этой чёртовой планете? Есть ли на Эксе материки и моря? Не находимся ли мы на огромном острове, изолированные, как зверюги злобные, ещё и водой, на всякий случай?.. И вообще – как выглядит география этого Экса? Существует он – учебник по географии Экса для военного класса – или нет?! И как им попользоваться, чтобы конспект написать?
– М-да, не вопросы у тебя, господин-товарищ Упырь, а осиновые колья в самое сердце. Хотя, колья будто бы не по твоему ведомству... а вовсе даже наоборот.
– Всё шутишь, – нахмурился Данила.
– Да какие уж тут шуточки. Просто – едкий как дым, сам же говорил. А вопросы твои – в самую точку. И потом, я ведь больше сам себя корю. Мог же, мог... выспросить у Амрины всё-всё...
– Ну, это тебе только кажется, что мог. – Усмехнулся невесело собеседник. – Ты ж, поди, не о том её спрашивать хотел в первую очередь. Да и верил, что времени у вас впереди – целая вечность, что надолго вместе... То-то.
«Ну, ты-то хоть этим утешениям не верь, спец липовый. Сам же знаешь, что лопухнулся... Или, скажешь, уже отменили нашу заповедь: „В каждом двуногом, движущемся с вражеской территории, видеть в первую очередь „языка“?“ – по живому резал меня на куски внутренний садист-расчленитель Антил.
«Да ладно тебе, – вяло отмахнулся я. – А ты сам-то где был? Меня изучал? Над диссертацией работал? О влиянии совести на коррекцию линии Судьбы? Лучше бы другую тему взял: „Любовь – сбой всех биологических инстинктов“. Или же вот ещё одна: „Стирание граней между влюблённым спецназовцем и обезьяной“, тоже шикарная.
– Да, Упырь Петрович, чуть было не запамятовал твой вопль. Что там насчёт точки опоры, а?! Ты уж поясни. А я обещаюсь помочь планету переворачивать. – В моих глазах опять запрыгали чёртики.
– А-а-а... спохватился? Так каждый и норовит – у ближнего идею украсть да за свою выдать. А идея, собственно, не нова. Я просто хотел на ней акцент поставить... ТЕРМИНАЛЫ! Вот главная задача, помимо дальнейшего объединения и передислокации.
Я уловил суть идеи ещё в самом начале его объяснений. Речь шла о том, что Амрина перед нашествием своих собратьев – «чёрных шлемов», во время вычисления возможного места высадки десанта, указала координаты двух замаскированных терминалов. В пылу отражения нашествия было недосуг уточнять, какое количество терминалов ещё известно Амрине, и где они находятся. Кстати, именно тот терминал, через который осуществлялось десантирование, и подлежал захвату силами Монгольского корпуса...
Помнится, Амрина ещё упоминала, что оба эти объекта находились в законсервированном состоянии, и не планировались для использования в обычном режиме. Это означало многое: и то, что локосиане готовились к своему проекту сверхсерьёзно, запасаясь впрок различными вариантами развития событий, и то, что они были в состоянии именно так и действовать – с головой, с размахом и с вариантами. Что они умнее, чем кажутся.
Вот идея Упыря и сводилась к следующему... То, что терминалы необходимо взять под контроль, было понятно и так. Именно они являлись многочисленными «рычагами», в трактовке Упыря-Архимеда. Но для того, чтобы, обладая желанием и знанием о том, КАК ставятся с ног на уши целые миры (в частности – мир Локос), можно было это сделать реально – для начала нужно найти «точку опоры». Или даже «многие точки опоры».
А для этого нужна была карта. Оперативная карта Экса! Её не могло не быть.
Находиться она могла лишь на терминалах...

 

– Слышь, Дымыч, я вот всё тебя спросить хочу, да как-то... – прервал мои размышления Данила. Но не досказал, замялся.
– Ты про Амрину?
– Да нет. Про будущее... Если оно у нас есть, конечно. – Упырь встал и подошёл к окну, опёрся о подоконник. – Давно уже меня этот вопрос беспокоит. Будто червяк в голове завёлся и копошится, копошится... Только боевые дела притихнут, увянут в лагерной жизни – он и оживает, червяк-то... Правда, странно всё это. Словно к цыганке обратился – погадай, мол, что за напасти меня ждут... Никогда, Дымыч, раньше меня своя участь не волновала. Веришь? Есть в этом что-то жуткое – наперёд судьбу узнать. Особенно, ежели страшное что ждёт. Изведёт ведь знание это раньше срока. Не жизнь будет, а... – Он махнул в сердцах рукой. Поднял на меня глаза. – Только я ж не за себя – за всех нас беспокоюсь.
– Червяк в голове – это серьёзно. Раз так – спрашивай, конечно. Что знаю – расскажу. – Я не удержался и хмыкнул. – А про цыганку ты это... хорошо сказал. Может, ещё и ручку позолотишь?
«Во жлобская натура! – восхитился язвительный Антил. – Ему, можно сказать, первый заказ поступил на нелёгкой стезе прорицателя, а он уже о гонорарах думает!»
«Цыть, моя недремлющая совесть! Чем подслушивать – лучше чувство юмора развивай».
– Только ты, Данила, уточни, что именно волнует. А то ведь будущее – оно безразмерное: от завтрашнего дня и до бесконечности...
– А-а, какая там бесконечность! Сколько на роду отмерено – вот и вся твоя вечность, всё твое будущее... А волнует вот что. Скажи, как оно с фрицем-то... долго валандаться будем? Вернее, как там – на Земле... без нас... долго ещё наши с фашистами воевать будут? Что у вас, Дымыч, на страницах истории... в скрижалях то бишь, о НАШЕЙ войне писано?
– Да так и пишут... примерно. Как оно, надеюсь, и было на самом деле. Победили мы, Данила... Вернее – ВЫ победили! Честь вам и поклон до самой матушки-земли, которая для многих – ох, для мно-о-о-огих! – сырой да неласковой оказалась. У тебя на календаре какой день был обозначен... на тот момент, когда вся эта хренотень гладиаторская для тебя началась?
– Ну, этот день я на всю жизнь запомнил. Восемнадцатого сентября тысяча девятьсот сорок третьего. Мы тогда срочный приказ получили – о переброске на другой фронт...
– Тогда ещё один день запомни. Девятое мая тысяча девятьсот сорок пятого... Тоже на всю жизнь. Если, конечно, дожить получится. В ночь на девятое фашисты полную капитуляцию подписали... И, между прочим, от Советского Союза на процедуре – не Сталин присутствовал. И документы не генералиссимус подписывал... Знаешь кто? Собственной персоной нынешний главнокомандующий наш! Георгий Константинович...
– Да ну?! – только-то и нашлось у него слов. – Значит, ещё целых полтора года кровушка лилась рекой... И Жуков?.. Капитуляцию?..
– Эх, Данила Петрович! Дружище ты мой боевой... Вот гляжу я на твою жилистую фигуру, жму крепкую руку и не могу представить тебя немощным да согбенным, с палочкой и трясущимися руками... А ведь именно такими видел я ваших... тех, кто несмотря ни на что, сумел выжить... Победителей. Довелось мне как-то смотреть видеорепортаж с последнего парада ветеранов Великой Отечественной войны. Парада последних ветеранов... Как раз в том году восемнадцать годков мне стукнуло. Совершеннолетие. А парад тот был 9 мая 2018 года... Я тогда впервые по-настоящему всё прочувствовал, дошло до каждой клеточки. Словно откровение. Смотрел глазами мужчины – будущего защитника и воина...
– А парад-то как выглядел?
– Помпезно с виду. Ну, ты ж знаешь, как у нас могут... Но не по себе было от этой напыщенности. Жутко по сути. Красиво, но бездушно он выглядел, Петрович. Три человека... Представь себе – всего три человека шли по огромной пустой Красной площади. Неверными шагами. Бесконечно долго. Невыносимо... И тысячи глаз со всех сторон. Сотни объективов. И тишина. Вязкая, неразбавленная ничем тишина... Они все трое дошли до самого Берлина. Начали этот страшный путь кто раньше, кто позже. Пацанами несмышлёными они, как один, на войну убежали. Там и повзрослели, и постарели заодно... В Берлин вошли уже пятнадцатилетними. Настоящими Воинами вошли, с боевыми наградами... С пеплом во взгляде. Им во время этого последнего парада по восемьдесят восемь лет было... Как судьба-то напоследок пошутила – трёх ровесников вместе свела. Ещё, правда, несколько человек, солдаты той войны, в то время по больницам последние дни и часы доживали. Но пройти по площади смогли только эти трое. А вот до следующего мая уже никто из них не дожил. Может быть, попросту, души их поняли – не смогут второй раз ТАКОЕ перенести... А виновны в том – устроители шоу, чтоб им было пусто... как та площадь! Говорят же: «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Да разве кто на это смотрит, когда перед глазами деньги маячат, огромные деньги? Говорят, конкурс был бешеный... Нет, конечно, сделано всё было с размахом и по последнему слову техники. Ты только представь, Петрович... Вся Красная площадь, по всему периметру, гигантскими щитами-экранами оборудована была. Эх, как бы тебе подоходчивее объяснить... ты ведь даже телевизора в своей жизни не видел, не было их ещё в твою бытность! Ну, вот, если бы со всех сторон площадь киноэкранами укутать и на каждом своё кино показывать и звук везде на полную громкость включить! Понимаешь? И на всех этих экранах одновременно демонстрировались разные кадры одного и того же страшного фильма: «Великая Отечественная война»! Причём, по мере шествия этой ПОСЛЕДНЕЙ ТРОИЦЫ – в каждом уголке площади, поэтапно, в мелочах и документально – вместе с ними ШЛА ТА ВОЙНА... Вот, представь только, как вышли они – под кадры нападения гитлеровцев на Советский Союз, – так и доковыляли посреди видеодекораций поверженного Берлина... И всё это усиливалось лазерным шоу! Небо над тем кусочком Москвы – и то было враждебным, до того реально эти паршивцы-устроители смоделировали и авиационные налёты, и разрывы зенитных снарядов, и парашюты вражеских десантов. Даже не воевавших оторопь брала. А что уж говорить об изношенных сердцах трёх ветеранов?! А если сюда ещё добавить объёмные голограммы! Нет, на мой взгляд, очень жестокое представление организовала Москва своим последним героям.... На исходе жизненных сил, троих безоружных стариков отправить ОПЯТЬ НА ТУ войну... оживить фантомы смертельных врагов и заставить вновь сражаться с ними... И даже более того – показыва...
Резкий зуммер полевого телефона прервал меня на полуслове. Завороженный и потрясённый рассказом Упырь, не глядя, дотянулся, нащупал и снял с аппарата трубку.
– Восьмой... Слушаю... ЧТО?! – крайне удивленный Данила изменился в лице.
Я ловил каждое его слово, каждый жест и движение лицевых мышц.
– Командир, ты там не пьян часом? Или обкурился вусмерть? Гляди, сейчас лично проверю. Что ты там заладил «никак нет – никак нет»... Ну, и откуда они взялись? Ладно, отставить, сам выясню! Хрен знает что!..
Трубка шлёпнулась на рычаг: отбой!
Начштаба уставился на меня. Напряжённо и недоумённо. Как на потустороннего контактёра. Наверное, с таким лицом рассматривают чертей во время первого в своей жизни приступа белой горячки.
– Да что случилось-то?! – не выдержал я. – Упырь, не тяни за ширинку!
– Ну, ты, Дымыч, даёшь! – хрипло выдохнул он.
– Да не даю я ничего. Предпочитаю больше себе остав...
– Монголы!
Я понял, что произошло, на мгновение раньше, чем прозвучало это слово. Может быть потому, что в меня вошло нечто, напоминающее невесомое облако или же... белого лохматого зверя... частицу Хасанбека. Именно так пытался он мне объяснить свои внутренние ощущения: противоборством чёрного и белого зверей. В меня вошло то, отчего стало благостно и цельно – ДУША. Наша горемычная душа, одна на двоих, которая, благодаря игрищам со временем, так неожиданно и врасплох встретилась сразу с двумя своими земными оболочками – телами. И теперь вела по космическому пути свои материальные воплощения, прошлое и настоящее, – Хасанбека и меня.
Я чуть было не опрокинул табуретку, вскочил и устремился на выход. Упырь, оправив гимнастёрку, последовал за мной. Нужно было срочно разбираться в создавшейся ситуации.

 

Монголы неспешно двигались походной колонной. Втекали шевелящимися волнами в широкую просеку, и она от того становилась похожей на реку. Именно – устало и неспешно. Тем не менее – через пару минут вся Костровая площадь была заполнена всадниками.
Хасанбека я увидел издалека. Узнал темника по осанке, по красному плюмажу на шлеме. Махнул ему рукой и заспешил навстречу. Но тут...
Из мерно двигавшихся рядов панцирной конницы вырвался странный всадник... облачённый в камуфляж.
Юджин!
Нет, определённо его предки были ковбоями! В седле Юджин сидел уверенно – и когда только успел натренироваться? Вот он молодцевато натянул поводья, сдерживая разгорячённого скакуна. Спрыгнул на землю шагов за десять, и заспешил к нам. Судя по его улыбающейся запылённой физиономии – новость, вопреки нашему настороженному ожиданию, была приятной.
– Дымыч! Смотри, бля! – мне ещё не доводилось видеть Юджина таким довольным, его прям-таки распирало.
Я практически вырвал из его рук большой лист-планшет, выполненный из тончайшего пластика, такой можно было даже скручивать в трубочку. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять...
Карта.
Долгожданная КАРТА ЭКСА!
На которой были нанесены не только географические Реалии искусственной планеты, но и... ВСЕ ТЕРМИНАЛЫ. А также много всякой всячины, включая замаскированные второстепенные объекты и склады воинского имущества.
Вот вам и – «седина в бороду, Бог – в ребро»! И не только в ребро, но и в масть... и в хвост, и в гриву. И в жилу!
– Где?! Где взял? Откуда?! – я, не дожидаясь ответа, сгрёб американца в объятия.
Это уже было что-то! Вернее – почти всё, что нужно для успеха. Полный чертёж колеса дьявольской рулетки, с указанием всех возможных номеров, на которые можно поставить.
Теперь, заручившись поддержкой фортуны, можно было реально тягаться с крупье.
«Как ты там говорил, сучий потрох? Ставки сделаны, ставок больше нет?! – перед глазами вновь зазмеилась улыбка на никогда не виданном мною лице. – Рановато улыбаешься, человече! Особенно сейчас, когда ставки росли-росли и ТАК выросли...»
«Человече?! Херр оберст, а не много ли чести так величать бледнолицего выродка?» – в Антиле, определённо, до поры прозябал в неизвестности расист вселенского масштаба.
Колесо рулетки вращалось на скрипящей оси планеты. Ставки в дьявольской игре росли с каждым днём, но это уже не угнетало.
Теперь я знал кардинальный способ стопроцентного выигрыша. Знал, как разом взорвать это чёртово казино.
Всё было достаточно просто. Для того, чтобы сорвать джек-пот, суммарная стоимость которого оценивалась в сумму всех наших жизней плюс победа над врагом, нужно было всего-то... согласно добытой карте, поставить...
НА ВСЕ НОМЕРА СРАЗУ.
Не мелочась.

Глава шестая
СЕМЬ ПЕЧАТЕЙ

Секунды гулко тикали внутри неё, входили в резонанс с пульсом, мешали нормально дышать.
Стойкое ощущение: она снова маленькая девочка, которая тайком присутствует при взрослой беседе. Будто забралась в малозаметную нишу и притихла, как шалунья, укрывшаяся от родителей.
Амрина усмехнулась. Она находилась здесь на самых законных основаниях, на правах скуффита. Уже в пятый раз, но после оч-ч-чень долгого перерыва...
Именно этот перерыв и породил смутное детское чувство неуместности и даже запретности её присутствия в помещении уровня «святая святых» – зале заседаний Высшей Семёрки Локоса.
Перерыв в целых четыре месяца – маленькая жизнь, которую она провела на Эксе. Сначала в роли координатора узлового терминала и, одновременно, персонального куратора объекта НольСтоДвадцатьВосемь, он же Алексей Алексеевич Дымов. Потом – сразу во многих качествах поочерёдно. Для соплеменников: жертвы нападения, без вести пропавшей, предательницы, разведчицы, вернувшейся блудной дочери. Для землян: врага, пленницы, возлюбленной, соратницы, беглянки... той волчицы, что всё едино смотрит в лес.
Но главная погрешность восприятия сегодняшнего действа, порождённая пребыванием на Эксе, вызывалась не отвыканием, а ПРИСТРАСТНОСТЬЮ. Она уже не боялась себе в том признаться. Она боялась, что не сумеет в себе утаить ЭТО, и какой-либо из мысленных всплесков-реакций так или иначе прорвётся в её мнемоконспект скуффита. Посему вела мысленную запись сразу по двум каналам – редкое качество даже для продвинутых мнемоджахферов*. Полный контроль за собой на черновом канале. И двойной контроль тут же – при перезаписи версии для проверяющих.
Она стала пристрастна. Уже одно это могло напрочь перечеркнуть ей путь в семиархи, даже при самых лучших показателях. На двух чашах весов оказались старый груз – Путь, осенённый долгом перед Локосом, и новый – Любовь. Она любила этого невозможного человека, жестокого и нежного одновременно, – землянина Дымова. Чужака, которого она, в лучших традициях своей склуфры*, назвала своим Избранником.
Более того, по самому требовательному счёту – она стала опасна для своей родины. И как только об этом узнают...
Хорошо, что сейчас, в этом главном зале Локоса, она представляла собой лишь материоголограмму. Значит, излишние возможные эмоции останутся неразличимы.
Но оставались мысли!
...Рядом с ней в воздухе сгустилась проекция её худощавого сверстника и товарища Яспэ Тывг; с непроизносимым третьим именем – Лвай. Третье, не звучащее пока, имя было и у неё – Шуфс. Родовое. Придёт время, и станут величать дочку Второго – Амрина Ула Шуфс... Вот только придёт ли?
Яспэ Тывг поприветствовал её и ещё двух таких же скуффитов – темноглазую красавицу Джэш Огри и крепыша Ллыф Нецс – прибывших немного раньше Амрины. Последним возник смазливый Шруд Жэох. Итого – пятеро. Два места на этот раз остались свободными.
Амрина уже привычно чувствовала себя в облике материопроекции. Позади первые потрясения, когда её пугали возникавшие мини-сбои или случаи некорректной установки параметров, при которых заметно обострялись какие-либо из чувств. Со временем эти погрешности, наоборот, стали возбуждать, как в детстве, когда они играли в «Богов и творений».
Сегодняшнее условное присутствие на церемонии было пятым в её жизни. Официально оформленное присутствие в качестве скуффита. Главной целью таких сеансов являлось впитывание в личный мнемокосм содержания процедуры и соответствия её процессуальным нормам. Каждый из условно присутствующих скуффитов старательно «проговаривал» внутри себя собственную версию мнемограммы-конспекта. С той целью, чтобы навсегда записать в память основы, на которых покоилось могущество Локоса. Возможность санкционированной проверки подготовки скуффитов не называлась – умным такое не говорится, иных же среди них попросту не имелось.
Перед её глазами начинался не просто плановый спектакль из жизни высшей склуфры Локоса. Это был гранд-спектакль на самой элитной сцене её Мира. Бывшая Семёрка фактически являлась намного большим, чем правительство как таковое – она была ВСЕМ в жизни планеты и подвластных окрестностей. Законодательный, судебный, надзорный орган и что-то там ещё... о чём Амрина пока даже не догадывалась.
С виду всё было донельзя просто – семеро наиболее именитых людей Локоса, занимавших семь верхних мест в рейтинге имён, коллективно обсуждали главные вопросы жизнедеятельности планеты, принимали решения и следили за их неукоснительным исполнением. И голоса их были слышны в самых отдалённых владениях Локоса. И этих голосов слушались...
Но каким образом это достигалось? Тем более, при отсутствии какого-либо зримого сопротивления со стороны различных социальных групп! Абсолютно безответный вопрос для чужаков, для тех же землян. Локосиане же, наверняка, больше удивились бы самому вопросу: а как может быть иначе в склуфровом обществе?!
Мир создан не ими. И сложнейший механизм взаимодействия составляющих его частиц настраивался также не ими. Как могут они что-то менять? Незыблемость. Стало быть, и стабильность. То главное, что давали склуфры. А склуфры были всегда! И если кому не повезло в этой жизни – терпи удел своей склуфры, влачи, но не угасай – будь! Пройди до конца и сделай больше, чем другие такие же. Тогда в следующей жизни тебе зачтётся – душа пребудет в теле, изначально принадлежащем к более высокой склуфре. (У землян, пребывающих на примитивном уровне, есть отдалённые аналоги: «касты» и «карма». В очень ограниченном объёме истинные космические законы известны даже этим безнадёжным дикарям...)
Сама Амрина принадлежала к элите – склуфре «трёхимённых»; им, согласно закону «Об именах», было позволено если не всё, то очень многое. В том числе вершина существующих прав – возможность избираться в Высшую Семёрку.
В её мнемоконспекте ещё во время первого урока-участия было записано: «Высшая Семёрка формируется согласно закону „О коллективном разуме мира Локос“ и толкованиям мнемообъёма „Наследие ушедших семиархов“. По сути, тайному учению „высших“ существ. Семиархом может быть лицо, родившееся на планете Локос, независимо от половой принадлежности, принадлежащее к склуфре „трёхименных“. Лицо, прошедшее полную подготовку в качестве скуффита...»
Она тоже могла стать семиархом. Со временем. И для этого не нужно было ждать смерти СВОЕГО наставника, чтобы занять его место. Достаточно дождаться ухода ЛЮБОГО из них. Если кто-то из семиархов уходил из жизни – вместо него выбирался самый достойный из учеников. Для этого также существовала целая система тестов и испытаний. Но, оценивая своё нынешнее состояние и уровень подготовки, Амрине казалось – на сегодняшний день она не готова опередить своих соперников. А значит – ой, не скоро облачится она в торжественное одеяние семиархов: белую мантию с красным знаком спирали Мироздания.
Сегодня начало Церемонии затягивалось.
В ожидании его Амрина неспешно впитывала зрительную картинку места действия. Непременную иллюстрацию конспекта.
Яйцеобразный зал. Полная иллюзия, что они находились внутри гигантского яйца, лежащего на боку. Полупрозрачный, жёлтого цвета, пол, словно растёкшееся содержимое. Он пересекал объём яйца так, что три четверти «скорлупы» образовывали свод, а последняя четверть оказывалась под полом, но при этом просматривалась, усиливая эффект подобия.
В «тупом» конце зала располагались семь равных между собой секторов, границы которых очерчивались светящимися линиями на полу. Все эти нити сходились в одну точку, образуя часть зала, называемую «личное пространство семиархов» и занимавшую одну треть общей длины.
На стенах семи секторов ненавязчиво выделялись затейливые конструкции персональных лифронов*, код управления каждым из которых знал только один человек на Локосе – соответствующий семиарх. Каждый лифрон был снабжён переходом в специфическую сеть пространственных коридоров, дарующую семерым гражданам возможность беспрепятственного и бесконтрольного передвижения. К тому же, у каждого семиарха имелась собственная сеть, и куда вели её нити – не знали даже коллеги по Высшей Семёрке!
В «остром» конце зала обычно располагались представители планетарной элиты, приглашавшиеся во время Малых публичных заседаний. Сегодня там находились лишь м-голопроекции пятерых скуффитов.
Пауза длилась. Непредвиденные обстоятельства задерживали семиарха с высочайшим по меркам всего мира именем. Шэтти Энч Гукх Первая. Женщина.
Шестеро одну – ждут! Тем более, что она отказалась предстать в допустимом формате материоголограммы. Пожелала присутствовать лично, в реале.
«Каждый семиарх отвечает за один из семи главных аспектов управления обществом – обеспечение действенности конкретного Запрета, сдерживающего деструктивные факторы социальной жизни Локоса. Эти запреты поименованы Запредельными Кшархами* и перечислены в соответствующем Своде...» – ожидание позволяло дополнять пробелы конспекта.
Семь локосианских смертных грехов являлись своеобразными бакенами, меж которыми струился извилистый фарватер жизни Мира. Те, кто приближался к этим меткам – неизбежно вызывали пристальное внимание соответствующих структур, подчинённых по линии Кшарха конкретному семиарху. Приблизившиеся находились под неусыпным наблюдением...
Семь бакенов, направляющих жизнь локосиан в единственно верное, одобренное Традицией и Законом, русло. Семь печатей, намертво впечатанных в краеугольные камни МИРОЗДАНИЯ.
Семь Печатей.
Притча во языцех...
Это было вещественным отображением права семиархов УТВЕРЖДАТЬ. В действительности существовал аналог – предмет, оставлявший неповторимый оттиск на всём, что... На инфоносителях, запечатлевающих государственные документы утверждённого образца. На воздухе, когда демонстрировались для народа гигантские копии принятых законов – как правило, во время принятия судьбоносных решений Высшей Семёрки. На энергии. На мнемозаписях. На ВСЁМ.
Но ЭТО было и чем-то большим. Мифотворящим. И принимаемым, как данность. Обсуждению не подлежащим ни при каких обстоятельствах... И были производные от этих понятий. Такие, как Первая Печать и Седьмая Печать.
По этому поводу Амрина отметила в мысленном конспекте: «Процессуальный термин Первая Печать означает право любого семиарха выступить с Инициативой. При возникновении проблем, связанных с обеспечением действенности закреплённого за ним Запрета. Это, как правило, делается в случаях, требующих безотлагательного законодательного решения или более того – оперативного вмешательства. Сам факт Инициативы выглядит, как рассылка всем остальным семиархам Ознакомительного мнемо. Это и является Первой Печатью, которую инициатор условно ставит под своим Требованием. В переносном смысле понятие Первая Печать означает: „инициатива, за которую изначально несётся полная ответственность“. Эта ответственность включала в себя и преждевременный прижизненный УХОД из семиархов...»
Совсем иное означало понятие Седьмая Печать. Как по сути... при семи голосах правителей, в случаях возникновения паритета мнений – «три на три» – неизбежно рано или поздно наступал момент, когда последний голос, читай Печать, – подводил черту под прениями. Так и по смыслу... равнозначно таким лексемам, как «золотой гол» при игре во фрапс*, как «точка невозвращения», как «поставить точку» в чём-либо.
...Короткий мелодичный звук возвестил прибытие хозяина лифрона №1. По напольным линиям, ограничивающим данный сектор, метнулись «туда-обратно» светящиеся огоньки. Лепестки приёмного отсека разошлись, выпуская в зал стремительную белокурую женщину неопределённого возраста. На губах опоздавшей плясала извиняющаяся улыбка.
Амрина с удовольствием наблюдала появление поистине Первой Женщины Мира. Несмотря на атлетическое телосложение, в данный момент скрываемое серебристой тканью просторной тоги, в её фигуре не было тяжеловесности. Напротив, сама грация и движение. Высокий рост, около ста девяноста сантиметров. Немного широкие для женщины плечи. Идеальная, словно выточенная, грудь. Крупные соски, проступающие и рвущиеся наружу сквозь ткань. Девичья талия. Эх, жаль, что семиархи не снисходят до участия в конкурсах красоты!
Чуточку портил миловидную Шэтти Энч Гукх большой рот, который плохо, по мнению Амрины, сочетался с заметными скулами. Но этот признак несовершенства можно было простить при одном взгляде в её большие, чуть раскосые, глаза диковинного оливкового цвета. Ещё больше красил Первую незаурядный интеллект; о том, что он ЕСТЬ, знали, пожалуй, все локосиане.
Семиархи оживились – теперь можно заняться делом. Хотя некоторые не скрывали и своего личного интереса к Первой. Например, Мидж Аскэ Тиук Пятый – он прямо расцвёл, решительно отогнав думы, в которых пребывал до её появления.
Вначале всё было как обычно – иначе и не позволяла установленная исстари, раз и навсегда, Церемония.
– Да пребудут Разум и Локос в едином времени и пространстве! – начал заседание по праву «первой печати» отец Амрины, семиарх Инч Шуфс Инч Второй.
– Пребудут! – слитно прозвучали голоса семиархов.
– Да не оставят нас Память, Мысль и Слово!
– Не оставят!
– Да вспомним – ничего личного, только Благо Локоса!
– Вспомним-м-м!
Глухое «м-м-м!» породило мнимое эхо в голове Амрины. Продолжало звучать, неохотно слабея. И, как дождевые капли неумолимо гасят обессилевший костёр, возникшие частицы тишины, необъяснимо звеня, заглушили собой фальшивое эхо.
Только мягкие шлепки секунд – удары, как по металлическому листу, по огромной вуали тишины – и непрерывный давящий звон пустоты, которую не продохнуть. А может, этот звон в ушах, и тяжёлое дыхание объяснялись проще: она ещё не восстановилась до нормы после своего «воскрешения»? Даже не все мужчины могли быстро оправиться от такого удара, что же взять с хрупкой женщины? Ещё бы – мгновенная остановка времени. Или даже времён: внутреннего размеренного порядка и локального внешнего, граничащего с телом, охраняемым силами всего гравитационного комплекса мира Локос. И мгновенная же телепортация материи, находящейся в охранном поле носимого терминала «Спираль». Пресловутая защита «от пули-дуры». А пуля и действительно такая... Как и название защитного процесса – дурацкое! Прилепилось на языки исследователей древнеземной истории, вынужденных долго-долго шастать в прошедших временах подопытной планеты. Откопали это высказывание блестящего древнерусского воителя – Александра Суворова. Присвоили...
Миновало восемь дней. Именно столько длилась реабилитация. Отлаженная и полностью подконтрольная процедура позволила быстро привести её организм в норму. Почти. За исключением психического фона.
Тишина.
Молчание семи правителей Локоса. И ещё более старательное молчание пяти условно присутствующих скуффитов.
Амрина посмотрела по сторонам – на голограммы себе подобных. Потом скользнула взглядом по напряжённым лицам семиархов. Выхватила узкую кисть руки, сползавшую по щеке Юолу Сфе Оол Третьей. Не упустила полуприкрытых в ожидании век Айф Тхэ Ыдш Седьмого. Заметила, как Четвёртый переглянулся с Шестой. Только Первая спокойно смотрела перед собой – раскрепощённая поза, внутренняя улыбка и радушие. Чем был занят Мидж Аскэ Тиук Пятый, находившийся дальше всех, она не успела разглядеть. Шэтти Энч Гукх Первая обернулась к её отцу и кивнула – «Начинай».
Резкий взволнованный голос смял вуаль напряжённого молчания. Вернее даже – порвал её пополам.
– Пора наконец-то сказать об этом! Хоть и между нами, но вслух! – Инч Шуфс Инч Второй находился в заметном возбуждении. – Одновременно со словами он порывисто выбросил вперёд руку, разжав кулак и растопырив пальцы, словно швырнул горсть этих звуков в лица собравшихся. – И я говорю, о достойнейшие из достойных... Проект «Вечная Война» вышел из-под контроля окончательно. Дальнейшее промедление может вызвать непоправимые последствия. Да! Я предвижу вопросы: «Не ты ли ратовал за этот проект? Не ты ли убедил всех? Не твоё ли это детище?!» И я говорю, ДА! Я! Я! Моё! Было моё... пока не стало нашим. Общим. После вашего одобрения... после ударов ваших печатей. Итак... Я излагаю суть своего требования: Проект «Вечная Война» должен быть прекращён! Свёрнут в самом экстренном режиме. И неважно, какими методами. ЛЮБЫМИ!
По залу пополз шёпот – Четвёртый обменивался мнением с Шестой. Лицо Первой застыло. Остальные переглядывались.
Амрина впилась взглядом в отца, высказавшего эти неожиданные слова. Она боялась пошевелиться, чувствуя, что вот-вот и... подавится пульсирующими внутри секундами, задохнётся.
– Нет надобности говорить о деталях. Вы их знаете. Вы имели возможность ознакомиться с самой сутью происходящего сейчас на Эксе в том объёме и так, как вижу это я. Мне пришлось воспользоваться правом Первой Печати, чтобы Вне Регламента собрать всех вас в этом зале. Я послал вам Ознакомительное мнемо высшей категории защиты... Теперь я спрашиваю, в соответствии с нашей Церемонией...
«Ознакомительное мнемо с защитой высшей категории – один из основных документов Официального объёма. Оно подготавливается инициатором внеочередного заседания Высшей Семёрки и размещается в сверхзащищённых входных блоках персональных мнемопортов каждого их семиархов. Оговоренный срок на ознакомление – семь дней. Восьмой день после рассылки Ознакомительного считается назначенным днём заседания формата Вне Регламента», – Амрина старательно формировала мысли для записи, для возможных проверяющих.
– ...я спрашиваю, в соответствии с Ритуалом. Спрашиваю вас, опора и гордость Локоса... Не противоречит ли направленность моего требования сути Свода Запредельных Кшархов*? Говорите.
Инч Шуфс Инч склонил голову и замер в ожидании.
Первым по традиции поднялся со своего места Айф Тхэ Ыдш Седьмой. Невероятно худой и оттого казавшийся высоким. Его лицо педанта, испещрённое резкими морщинами, выражало озабоченность, как минимум, за судьбы всех окрестных галактик. О дотошности и последовательности.
Седьмого на Локосе слагались легенды, поэтому было неудивительно, что он, единственный из всех, был одет по форме «полного соответствия» – в длинную ниспадающую тогу салатного цвета, для внутренних официальных мероприятий. Остальные семиархи находились в серебристых одеяниях, предназначенных для публичных мероприятий. «В жизни не бывает мелочей. В государственной жизни не бывает даже мысли, что мелочи допустимы!» – кредо Айф Тхэ Ыдш Седьмого проступало из каждой детали его внешнего вида.
Глядя на подвижные, поблескивающие глаза Седьмого, Амрина тщательно продиктовывала свои мысли: «Согласно Церемонии, после оглашения Требования, изложенного семиархом, который воспользовался правом Первой Печати, наступает время Ритуала. Так называется предварительная часть заседания Высшей Семёрки. Сам Ритуал заключается в поочерёдном выступлении всех присутствующих семиархов. Главная цель выступления каждого – оценить оглашённое Требование на соответствие либо несоответствие его Своду Запредельных Кшархов. При этом, семиархи выступают по очереди, в порядке – от Седьмого к Первому...»
– Я, Айф Тхэ Ыдш Седьмой, смотритель Запредельного Кшарха «Нарушение традиций», говорю...
Он говорил долго и витиевато. Казалось, Седьмой наслаждался предоставленной ему возможностью – говорить, не пропуская ни единой мелочи. Оценивая, не вступает ли суть Требования в конфликт с устоями склуфрового общества либо с традициями семьи, семиарх пустился в такие подробности, что...
Амрина заметила, как «эмгэ» слева от неё зевнула, и тут же испуганно и торопливо прикрыла рот ладонью. «Джэш Огри! Что же ты, красотка? Непростительная слабость для скуффита».
Айф Тхэ Ыдш Седьмой перечислил все имевшиеся устои и традиции семьи, потом – все существующие склуфры. Ах, если бы можно было что-то перечислить ещё... Он бы... Он, не только «по должности», но и по велению души обязанный пресекать любые помыслы на нарушение или разрушение основ главных локосианских традиций... Если бы он только мог отыскать малейшие противоречия смысла требования Инч Шуфс Инч Второго сути Запредельного Кшарха, курируемого им!
Таковых не имелось.
– Я, Эйе Ллум Анх Шестая, смотрительница Запредельного Кшарха «Распутство», говорю...
Шестая. Медлительная в движениях и словах, грузная, рыхловатая женщина среднего роста и возраста – немного за сорок. Русые волосы туго стянуты назад, закреплены в пучок. Глаза блёклые, серые. Полное лицо с заметным родимым пятном перед левым ухом, тяжёлый подбородок. Амрина с детства недолюбливала эту... «Глуншу без домика». Такую кличку за холёное бесформенное тело Амрина дала еще девочкой тётке, часто бывавшей в доме отца. Чаще, чем того требовала государственная служба.
Подведомственный ей Кшарх не накладывал запрет на распутство в обычном понимании, не преследовал цель искоренить «блуд», как одно из инстинктивных свойств человеческой натуры. Всё было гораздо глубже. Греховным распутством считалось «неправильное спаривание», «скрещивание с изгоями», которыми совершенно определённо считались представители нижестоящей социальной группы. Не только официальные брачные отношения, но и обычный секс – только в пределах своей склуфры!
Другими словами, Шестая отвечала за «правильную демографию», основы и задачи которой разрабатывала наука оллиэфсия*. В частности, её основная теория о наследственном здоровье человека и путях его улучшения.
Давно подмечено, что самые неистовые моралисты – люди, обойдённые природой в вопросах естественных инстинктов и в анатомическом обеспечении их. На примере Шестой – это правило подтверждалось стопроцентно.
Сегодняшнее Требование касалось войны, как массового убийства. К тому же, объектом желаемого умерщвления были ЧУЖИЕ, на которых абсолютно не распространялся Свод Запредельных Кшархов. Сказав последнюю фразу, она склонила голову – Требование не противоречило её Кшарху.
– Я, Мидж Аскэ Тиук Пятый, смотритель Запредельного Кшарха «Невежество», говорю...
Старый мудрец был краток. Отметил лишь, что с точки зрения контроля над греховным нежеланием членов общества развиваться, идти по пути дальнейшего совершенствования Знания – противоречий Своду нет.
– Я, Офру Фту Сэнх Четвёртый, смотритель Запредельного Кшарха «Вторжение в частный космос», говорю...
Крепкий высокий мужчина, самый молодой из всех семиархов – последнее обновление состава Высшей Семёрки, произошедшее восемь лет назад. Только вот, с точки зрения Амрины – обладатель на редкость некрасивого лица, условно перечёркивающего достоинство возраста. «Некрасавец» долго не распространялся – доложил, что не усматривает в Требовании каких-либо нарушений, и посмотрел в сторону Третьей.
– Я, Юолу Сфе Оол Третья, смотрительница Запредельного Кшарха «Нарушение природных связей», говорю...
Изящная невысокая брюнетка. Короткая стрижка, визуально удлиняющая шею. На вид – за пятьдесят лет. Её движения, быстрые и порывистые, чем-то напоминали судорожные.
Лицо правильное овальное. Черты лица тонкие. Прямой, нос. Губы, шевелящиеся во время разговора, словно лепестки от ветра. «Малышка», как называли ее за глаза.
Она обстоятельно проанализировала Требование. Согласно подведомственного ей запрета, гласящего: «не бери от природы большего, чем нужно, не нарушай устоявшегося, нерукотворное». И сразу же нашла точку пересечения – планета Экс...
Третья нашла уместным напомнить семиархам очевидное. Когда-то цивилизация Локоса, чтобы не вступать в конфликт с природой, специально создала искусственную планету Экспериментальную. Со временем длинное название подрастеряло буквы и стало звучать просто Экс.
«Экспериментальная планета была поистине грандиозным творением человеческого разума. Впервые в истории Локоса, после объединения разрозненных государств в единое планетарное сообщество, люди смогли создать НЕЧТО, выходящее за рамки обыденного. Это было не просто объединением массы космических модулей в единую конструкцию. Это было сотворением искусственного небесного тела, со своей траекторией и энергетикой. Свершённое деяние было исключительным и дерзновенным. Ведь локосиане перешагнули черту – от создании к создателям... Может быть, за этот грех и стремятся покарать людей Черные Звезды? – забывшись, увлеклась Амрина, впитывая в постоянную память свои рассуждения. – После того, как все первоначальные программы исследовании были благополучно завершены, на Эксе наступила эра временного спокойствия. Нет, планету не оставили в абсолютном покое – многочисленные группы учёных и не только по-прежнему занимались изысканиями. Вот только характер этих действий изменился. Теперь они напрямую подчинялись Высшей Семёрке. На освещение жизнедеятельности Экса была наложена жесточайшая цензура».
Третья увлеклась, подняв смежные темы. Вся загвоздка была в том, что не существовало пока единства мнений: может ли Экс УЖЕ считаться НАСТОЯЩИМ небесным телом? Дело в том, что многие параметры свидетельствовали именно о «реальности» данного новообразования на астрографической карте Вселенной. И некоторые учёные в открытую требовали не только этого признания, но и следующего шага, следующего Опыта...
Однако, признав ЭТО, необходимо было продолжить последовательность и признать себя – сразу или со временем – ТВОРЦАМИ! Ни больше, ни меньше.
– Что же касается военных действий, – вернулась она к обсуждаемому вопросу, – грех было бы вытворять ТАКОЕ на поверхности любой живой планеты. Увы, Экс пока не был отнесён к «живым» даже самими локосианами. А значит, и здесь Требование не противоречило Своду. Как никто другой, это обстоятельство понимала и Юолу Сфе Оол Третья. Тем не менее – довольно детально прошлась вдоль спорной проблемы. Впрочем, так и не сделав никакого вывода, кроме: НЕ ПРОТИВОРЕЧИТ. Должно быть, «малышка», пользуясь случаем, просто в очередной раз привлекла внимание к статусу Экса.
– Я, Инч Шуфс Инч Второй, смотритель Запредельного Кшарха «Насилие», говорю... По праву Первой Печати. Моё Требование на том и основано – возникшие реалии коренным образом противоречат устоям Запредельного Кшарха, контролируемого мной, и должны быть устранены незамедлительно.
Выступление инициатора Требования было чистой формальностью.
– Я, Шэтти Энч Гукх Первая, смотритель Запредельного Кшарха «Неверие», говорю...
У локосиан не было персонифицированного бога. Ни единого, ни многоликого, как, например, у тех же землян. Своеобразным богом для них являлся Высший Космический Разум в лице Вселенной. Эта необъятных размеров субстанция материального и сущего и являлась для цивилизации божественным, креативным началом.
Именно неверие в Высший Космический Разум являлось неслыханным нарушением социальных устоев локосианского общества. В то же время, неверие в какой-либо, пускай даже и архиважный, но «человеческий» проект – нарушением не являлось.
Своим выступлением Первая подвела черту под Ритуалом,
Черту из Семи Печатей.
Ритуальное время было исчерпано. Амрина, внимательно наблюдавшая за реакцией отца, уловила мимолётное движение – левый глаз чуть прищурился, уголок рта пополз с сторону, – что-то вроде затаённой улыбки удовлетворения. Судя по его лицу, пока всё шло по плану – никто из семиархов не заблокировал Требование по причине противоречия Своду Запредельных Кшархов.
Теперь, перед основной частью заседания (дебатами и коллегиальным решением) по регламенту предписывалось сделать небольшой перерыв...
Но его даже не успели объявить.
«Зззааууу-зззууу-зззааууу-зззууу!»
Внезапный тревожный звук ворвался в зал. Влетел, как что-то невообразимо длинное, летучее и опасное. Забился под сводами, заизворачивался, заколотился. Рассыпался на частицы, проникая внутрь тел собравшихся семиархов и выворачивая их наизнанку.
«Чрезвычайное сообщение!! Высшая категория важности!!!»
Ожила, вспыхнула внушительных размеров проекционная сфера, мгновенно опустившаяся сверху посередине зала. Она демонстрировала изображение пульсирующей красной спирали. Семиархи и скуффиты оказались разделены экраном, и глядели на него с противоположных сторон. Надпись, появившаяся через несколько секунд, шокировала всех.
У Амрины мгновенно пересохло во рту.
Сообщение на экране пульсировало, вспыхивало разными цветами.
«Вторжение землян на Локос! ВТОРЖЕНИЕ!»
И тут же, мозаично, замелькали фрагменты видеоряда. Декорации, свидетельствовавшие, что действо происходит на главном Портале Локоса. Растерянные, суетливые движения персонала. Перекошенные злобой ЧУЖИЕ ЛИЦА. Оружие в руках вторгшихся пришельцев. Оружие. И злоба.
ОРУЖИЕ. И ЗЛОБА...
ЧУЖАКИ.
Картинки вспыхивали. Шевелились. Вооружённые воины иной цивилизации выбегали из транспортного отсека. Но как?! КАК они туда попали?!
Изрубленные тела на полу. Крупным планом – голова работника Портала со стрелой, вонзившейся в глаз, чёрно-красный ручеёк из глазницы. Несколько повторяющихся средних планов: фигуры чужих воинов в поблёскивающих металлических доспехах. Как жуткие двуногие рыбы в железной чешуе. Фигуры мелькали, и оттого казалось, что их неисчислимое множество. А может, всё же проекция показывала одних и тех же?..
Лица семиархов окаменели, да и сами они больше напоминали изваяния. Как же так?! Некоторые обернулись к Инч Шуфс Инч Второму. Его расширенные глаза впились в экран, губы сжались в одну линию.
Поползла бегущая строка.
«Сегодня в 16 часов 02 минуты на главном Портале Локоса...»
Это случилось всего лишь пять минут назад!
Яспэ Тывг приблизился к Амрине и шепнул: «Доигрались! Ну, теперь начнётся...»
Само собой, о продолжении заседания по традиционному протоколу – не могло быть и речи.
Между прочим, едва ли не самый важный завет предков, выстроивших незыблемое здание цивилизации Локоса таковым, как оно есть, гласит: «Там, где заканчивается контроль, начинаются неприятности».
Назад: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ДОЧКА СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ
Дальше: ЧАСТЬ ВТОРАЯ ИМЯ ЕМУ – ВАВИЛОН