В реальном пространстве, окружившем их непосредственно, воцарилась тишина. Не гробовая, перечеркивающая само понятие «жизнь». Не искусственно созданная, отгораживающая звукоизоляционными слоями от этой самой жизни. А НАСТОЯЩАЯ ТИШИНА. Слегка разбавленная шелестом листвы да неспешностью перечирикивающихся пташек. Живая тишина, несущая покой их измотанным душам… Она вползала в них. Она укутывала их. Она залечивала их многочисленные душевные раны, не видимые снаружи, но оттого не переставшие быть страшными.

Но разве можно долго наслаждаться тишиной? Чем вообще можно наслаждаться долго? Уж по крайней мере не таким эфемерным состоянием окружающего мира, как тишина. Что касается длительности, – правы были мудрые предки, утверждавшие: «Весь пир – в первой ложке». Тем паче, что обязательно отыщутся те, кому тишина твоего мира – поперёк горла встанет.

…Иван, уходя, окинул взглядом Ирý, лежавшую на травяной постели небольшой полянки, и остановился, не в силах продолжать движение. Взгляд его за что-то зацепился, но он и сам мог понять, за что именно. Скорее всего, зацепкой были томно полураскрытые алые губы, напоминавшие створки раковины моллюска, между которыми был рассыпан жемчуг зубов. Эти манящие губы возбуждали его не меньше, чем упруго торчащие соски высокой груди, не меньше чем… Взгляд упорно скользил по телу. Иван, сделав над собой усилие, отвернулся. Потом сделал шаг, ещё один, хотя так и подмывало плюнуть на всё и вернуться. Пересилил себя. Не остановился. Потом шаги стали увереннее, унося его прочь с поляны…

Дело не ждёт.

…Раздвинув ветки, она внимательно смотрела на врага. Кто ОН для неё ТЕПЕРЬ, преследовательница ещё мучительно решала, но что эта земляшка вражина – сомнению не подлежало. Она не воспринимала эту бритоголовую эрсеровскую женщину как Соперницу (хотя ещё не решила, как относиться к НЕМУ), она видела в ней Врага, коварного, беспощадного, гнусного и тем не менее – достойного. Посему не было в её взгляде пренебрежения либо сомнений. Только холодная ярость.

Наконец-то она дождалась, пока преследуемые разделились.

…Та, которую бесцеремонно, цинично и враждебно рассматривал из зарослей глаз, была совершенно голой. Она лежала на измятой за ночь траве, разметавшись на ней, как на гигантской пахучей зелёной простыне. Провела руками по груди, стиснула её. Улыбнулась птицам, обсуждавшим её прелести. Провела взором по макушкам деревьев, поблуждала им в листве.

– Маленькая, вставай! – донесся до неё отдалённый голос Сола. – Уже сегодня… Я жду тебя у штурмовика. Догоняй…

Счастливые часов не наблюдают. Увы, как оказалось, не только часов. Ирá сладко потянулась, блаженно зажмурилась. Она снова, пусть ненадолго, ушла в недавно пережитые минуты и часы, так живо представляя объятия и ласки любимого, что невольно застонала. Её обнажённое тело чувственно извивалось, потягивалось, словно отдавалось солнечным лучам, которые уже хлопотали вовсю. Утро состоялось.

Она улетала всё выше и выше. Она слышала музыку. Невероятную. Немыслимую. Не…

Казалось, музыка подарила ей свои крылья и теперь летела рядом звуковой волной. Укутавшей. Спеленавшей. Словно Ирá мчалась на поющем облаке. Другие облака плавно расступались. Покачиваясь. Пританцовывая. Музыка то взрывалась салютом аккордов, то вытягивалась в нежную, тонкую, но необычайно прочную нить, звучавшую страдающей скрипкой. Вероятно, такими нитями, где-то там ЗА ПРЕДЕЛОМ, зашивались изорванные души.

Скрипка влекла за собой, болела очищающими звуками на такой непостижимой высоте, что захватывало дух. Ирé показалось, что она дышит не воздухом, а звуками. Ароматными. Свежими. Когда она натыкалась взглядом на плотные облака – звучала виолончель. Её пассажи прятали нежность за театральными кулисами, однако она вновь и вновь прорывалась из-за томно гудящих звуков. Брызги солнечных лучей, отрикошетировавших от влажно поблёскивающих листьев, долетали до влюбленной женщины звенящими переливами арфы… Ирá уже не понимала: то ли она несётся над землёю в плотном потоке мыслеобразов, то ли в действительности на неё обрушилась музыка сфер. Да и не хотела она в этом разбираться – ОНА ЛЕТЕЛА…

Где-то далеко-далеко, на забытой даже молчаливыми богами планете… Где-то там росла самая высокая трава… Изумительного фиолетового цвета… Где-то давным-давно по этой траве бежала темноволосая смуглокожая девчушка. Пятилетняя кроха, убегавшая от отца… Бежала, заразительно смеясь и оглядываясь. Бежала, с головой утопая в высоченной траве… А где-то поодаль, быстро нагоняя, шагал вслед, по колено в траве, её ПАПА. Огромный, как Бог… Как она смеялась, когда он всё-таки её находил!.. И как он улыбался!

– Папка, это нечестно! Ты подглядываешь!.. – шептала крохотная Ирá. – Ну, ещё разик…

И она опять бежала со всех ножек. Туда! В фиолетовую спасительную гущу… Травы… Времени… Мыслей…

И опять он улыбался, находя её.

Сквозь траву… Сквозь время и мысли…

– Папочка, ну ещё разочек!..

В этих фиолетовых зарослях было нестрашно. Ведь где-то позади и сверху за нею приглядывал Бог. И ещё – там звучала музыка. Она врывалась в эту музыку. Натыкалась личиком. Вонзалась восхищёнными глазёнками…

Девочка бежала в музыку фиолетовой травы. Под присмотром улыбчивого Бога.

– Ну, папа…

Отец… Он растерянно улыбается, думая, что она спит. Держит её на руках, боясь лишний раз пошевелиться. А она, хитрюга, подсматривает из-под неплотно сомкнутых век. Лицо отца близко-близко…

Ещё ближе!

Лицо расплывается по небу.

И он опять становится Богом…

Цветы! Невесть откуда взявшиеся. Лепестки распускаются прямо на глазах. Бутоны лопаются. Взрываются от сочащейся между лепестков музыки.

Цветы танцуют вальс. У каждого своя мелодия. Причудливо сплетающаяся воедино с другими в единую МУЗЫКУ-СИМФО…

Цветы заполоняют собою всё небо. Словно ожившие камешки гигантского калейдоскопа. Распадаются. Сливаются. И звучат. Звучат…

Небеса зарастают цветами…

Девочка бежит по небу…

Срывает цветы на бегу и хохочет…

Сбоку от неё летят какие-то цветные полупрозрачные тени. Слева. Справа. Снизу. Сверху. Трансформируясь на лету. То в цветы. То в фиолетовую траву. То сливаются в черты лица до боли знакомого человека… Мыслеобразы… Мыслеформы…

– Ирá, я жду! – откуда-то из нереального далека доносится голос единственного мужчины.

– Ну, папа! Ну, ещё разик… – кричит она в ответ.

Шорох!

Звуки валторны – туча среди звучащих облаков…

Тёмный силуэт в гуще фиолетовой травы…

Болезненная гримаса отца на всё небо…

Хруст ветки!

Скрежет диссонирующего аккорда… зарево на краю неба…

Когтистые лапы в траве… она бежит в эти объятия… не в силах остановиться…

Боль в расширяющихся глазах отца…

Лязг железа!

Гроза в ночном небе… вскрытые вены-молнии… агония грома…

Страшное лицо с одним глазом… вместо зрачка – ненависть…

Крик разрывает рот отца…

Блестящий голубой кружок на чёрном фоне…

Радужный мир Иры́ померк.

Угас.

Умер…

Прямо в глаза ей смотрел безжалостный глазок дульного раструба нейростаннера!

Это было так нелепо, страшно и безысходно, что она опять застонала, но на этот раз бессильно.

– Вставай, сука земная! – хлестнул клокочущий яростью голос. – Не натрахалась? Ну, сейчас я тебя отымею во все…

Мощнейший станнерный импульс запараллелил все нервные связи мозга, и тотальное короткое замыкание выключило из сознания Иры́ эту страшную картину.

Впервые в своей долгой взрослой жизни застигнутая врасплох, Ирá Николаевна Николаева обмякла и тяжело повалилась на травяной ковёр.

…Резкая боль пронзила его голову! Будто раскалённое лезвие пронзило навылет, из виска в висок. Иван вздрогнул от болевого всплеска, мгновенно исчезнувшего, но оставившего вместо себя лавинообразно нарастающее тревожное напряжение.

Под сердцем заворочался осколок предчувствия – что-то страшное вот-вот свершится. Ушами он уловил слабый короткий вскрик и какую-то возню… Ринулся назад. Туда, где пять минут назад оставил свою любимую женщину, отправившись к кораблю за намеренно оставленным в кабине компьютерным терминалом. Обратно Иван бежал, на ходу ставя оружие на боевой взвод. Продрался сквозь кусты, ворвался на поляну, готовый сражаться с любым противником – львом, тигром, медведем, хоть со слоном или крокодилом, – готовый не целясь стрелять на звук, на движение, на мысль… Остановился как молотом в землю вогнанный.

Звериного рыка не раздавалось на поляне. Звук вибрирующего негромкого ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО голоса был слышен. Звонкого голоса. НЕ Иры́. Слова, рождённые звонким сопрано, складывались в… знакомые строки Ольги Швец!

Иван завороженно, словно произнося отзыв на какой-то оживший внутри него пароль, продолжил стихи ещё одним четверостишием. Он непроизвольно выпустил строчки из себя, как рвущихся ввысь птиц. И не узнал своего голоса.

Незваная, неведомо как материализовавшаяся в этой произвольно выбранной для привала укромной точке Вселенной, гостья стояла в тени, на противоположном конце поляны, словно не обращая внимания на Ивана. Лицо незнакомки было укрыто камуфляжной тенью листвы, но по стройности вытянутой высокой фигуры сразу было видно, что она женщина и принадлежит к расе галактики Ник-о-Мед. У её тонких длинных ног безвольно лежала на животе обнажённая Ирá, в затылок которой целился ствол бластера. От предельно обострённого опасностью взгляда Ивана не укрылись колкие малозаметные искорки, обозначившие нечто вроде купола, накрывшего обеих женщин.

Защитный экран! Причём совершенно невероятной мощи – сквозь это поле Иван НЕ смог уловить ни единого источника биоизлучения, а ведь под ним – два живых организма.

– Так говаривала ОльгаШвец. – Отчётливо выговорив ИмяФамилию БЕЗ пробела, ироничным тоном «подписалась» захватчица. – Эта глупая земляшка много болтала… И я заразилась от тебя этой чисто эрсеровской хворью, цитировала напропалую, как земляшка позорная, но долгие месяцы в камере наедине с трупом друга меня излечили. А ты, я слышу, всю эту покрытую дерьмом антикварную галиматью в памяти таскаешь до сих пор… сержантишка хренов. Ну приветик, командир, как оно ничего?

– Мм… ашт?!! – Иван в первое мгновение подумал, что у него слуховая галлюцинация, но интонации голоса были настолько узнаваемыми, даже спустя столько циклов, что он отбросил «глючную» версию; после чего обоснованно изумился. – Ты?! Бли-ин, откуда?! Как ты-то здесь могла оказаться?! Ведь Сфера…

Он умолк растерянно. Ему показалось, что над поляной среди ясного неба ошеломляюще прогремел гром!

– Отпусти её… она со мной… Машт, ты вообще живая? Но как?! Как тебе это удалось?! Отведи ствол, я приказываю!

Облачённая лишь в лёгкий походный комбинезон, его бывшая подчинённая, бывшая напарница никомедка Маштарикс вздрогнула. Он явственно увидел, что она борется с желанием подчиниться приказу, более того – она явно хотела броситься к нему.

Да, это была именно она. Верная боевая подруга, супервумен, по праву заслужившая звание Героя МКБ… Праву, которое и для него когда-то было определяющим, но сегодня уже не имело ни малейшего значения.

И всё же она опустила руку, сжимавшую бластер, сделала шаг к нему. Один шаг всего… И краем единственного глаза уловила шевеление ринутой наземь пленницы. Мгновенно подобралась, шагнула назад, присела и остервенело ткнула ствол в безволосый затылок. Взвизгнула:

– Не отпущу! именно потому, что она с тобой!! Стой на месте!!!

– А с тобой что, подруга? – спросил Иван. Стараясь не показывать движение, он по миллиметру продвигал ступню вперёд. Глаз бывшей напарницы смотрел на него так, словно хотел одновременно испепелить взглядом и успеть защитить от страшного огня. Без всякого сканирования мозга было видно, что в ней боролись любовь с ненавистью, и каждая армия приносила новые оттенки боли, судорожной, дёргающей из крайности в крайность… Казалось, Маштарикс было одинаково больно от обоих противоположных чувств. Как боль, так и ненависть одинаково сильно РВАЛИ её.

– Со мной справедливость! Не двигайся!

– Машт, я иду к тебе, я очень хочу тебя обнять, мы так долго не виделись, расскажи мне, как ты жила, моя хорошая, моя надёжная боевая подруга… – мерно, ровным тоном безостановочно заговаривая ей зубы, он сделал пару шагов по направлению к обеим женщинам. Пленённой и пленившей.

И чуть не изжарил ноги в коротком лучевом импульсе, пущенном из бластера по цветку в полуметре от его ботинок. Дымящаяся воронка очертила предел, за который не стоит переступать. Лучше любых слов выстрел обозначил решимость никомедки. Ненависть пока что побеждала любовь…

– Что ты делаешь?! Машт! Это же я, Айвен! Убери ствол…

Она молча глядела ему в глаза, и взгляд её был страшен. Былой любви не наблюдалось в нём ни грана.

Иван так же, не отрываясь, смотрел на женщину, которая одно время, в бытность его бесправным рабом, длинными бессонными ночами являлась к нему на неосязаемом стыке воображения и действительности, когда бесконечно долго не приходят сны, потому что никак не уходит явь. Он вначале пугался этого сумасшествия – страсти к женщине Иного биовида, – а потом всё чаще и чаще молил космос послать ему это наваждение, лишь бы почаще видеть её, гибкую как молодой побег бамбука, ненасытную в ласках и пьянившую без алкоголя никомедку Маштарикс, его бывшую напарницу… его погибшую напарницу.

Она, с виду вполне живая, захватила в плен его нынешнюю напарницу, и её тонкая рука сжимала бластер, направленный в голову Иры́ – Машт прекрасно знала, КАК убивать человека наверняка… Но Иван не замечал оружия, он сравнивал эту неожиданную вторженку с той Машт, которую он звал в ТЕХ своих снах. Он угадывал под облегающим лёгким комбинезоном абрис её грудей – вертикальную череду четырёх маленьких молочных желез с ослепительно-белыми сосочками. Выразительно гладил взглядом умопомрачительно длинные ноги, стройнее которых не встречается у женщин ни одной из гуманоидных рас. Проводил горящими глазами по узким, слабовыраженным бёдрам, по плавно изгибающейся осиной талии. Возвращался к заострённому сверху, похожему на перевёрнутое сердечко лицу. Он наизусть помнил это тело, до последней чёрточки, до полудвижения… Всё такая же красивая! Нет, определённо, она стала ещё краше, в зрелом возрасте никомедки превращаются в невероятных красавиц. В отличие от эрсеровских женщин, которые с возрастом красоту утрачивают…

Он должен, ДОЛЖЕН, обязательно должен пробиться сквозь силовую защиту и внушить Машт, что вожделеет, что не забывал её, что хочет её по-прежнему, как в те мгновения меж сном и явью, когда лишь её образ спасал его от отчаяния…

Маштарикс провела языком по внезапно пересохшим полным губам крупного рта. Веко её глаза дрогнуло, полуприкрылось. У Ивана ёкнуло сердце – неужели удалось хоть чуточку проколоть защиту?..

– Я так рад, что ты меня разыскала, Машт, я так хотел тебя видеть… Милая, как же тебе удалось доставить мне такую радость?

Маштарикс болезненно поморщилась, взгляд её вновь посуровел.

– Вас не ищет сейчас только ленивый или сочувствующий. Имеющий в Сети уши – да услышит, обладающий глазами – да увидит. Как мне сказали, сроду в Мирах Сети никого так не выпасали, как вас. Топот ваших преследователей грохочет по Вселенной – их тысячи… На вас шла самая настоящая травля. И нужно заметить, вы её вполне заслужили. Настоящее чудо, что вы не попались. Но никто не мог предположить, что вы почти год метались по Сети не по определённому маршруту, а просто так. Петляли, путали след, чтобы в итоге неожиданно спуртовать в мутированный мир и захватить имперское корыто…

Никомедка наступила левой ногой на затылок Иры́, и перевела ствол бластера на Ивана.

– Мне повезло, что я попалась в поле зрения могущественной корпорации, которая опередила всех в погоне за вами. Их человек меня выхватил из-под носа родной организации и помог попасть по назначению. Он сказал, что лучшей кандидатуры они при всём желании не нашли бы, и что я очень вовремя добралась обратно в Сеть… Он прав. Не думаю, что в Сети найдётся другой, кто был бы тебе… ближе меня.

– Это имеет такое значение?

– Да. Человек сказал, что прорваться сюда вслед за тобой может только тот, кто ПРИВЯЗАН к тебе. Испытывает к тебе по-настоящему сильное чувство, неважно, положительное или отрицательное. Кому ты ЛИЧНО небезразличен до такой степени, что жизнь отдать не жаль за возможность встретиться с тобой. Мистика, в общем, но я поверила. И вот я здесь… Иначе быть не могло. Уж кто-кто, а я к тебе прикована ДВУМЯ цепями. Со знаком плюс и со знаком минус.

– Почему плюс, понимаю. Но откуда минус взялся?..

– Да уж, драгоценный мой командирчик, ты даже не понимаешь, сколько задолжал мне… Ладно, просвещу. Надо же приговорённому знать, за что его поклялись убить. Смерть за смерть. Ты убил моего напарника. Я поклялась отомстить. Ты ещё не забыл, герой-рыцарь, что такое партнёрский долг «чёрного шлема», работающего в спарке? Хотя какой ты «чёрный»… ты нарушил все без исключения клятвы и присяги, которые давал Безопасности.

Ствол бластера неотрывно смотрел в его лицо. Ствол не дрожал. Голос тоже. Уже НЕ.

– Кроме того, я должна убить эту земляшку. Это в счёт платы за то, что добрые люди мне помогли сюда попасть.

– Маштарикс подалась в киллеры… И кто же эти добрые люди, если не секрет? Кто нас заказал?

Никомедка не ответила.

– Но я стёрла бы её и по собственной инициативе. Сначала я подумала, что эта сучка… – глаз Маштарикс полыхнул ревнивой, чисто женской злобой, – просто одна из многих, необходимых мужчине, чтобы не было страшно спать одному. Просто очередная подстилка, которую ты таскаешь с собой. Хотя меня и удивило, что ты трахаешь её одну, обходишься без стерео, на которое не согласилась в своё время я… Но потом я сообразила, что если ты обходишься единственной дыркой, значит, всё гораздо хуже. Любовь… уууу, не могу слышать этого гнусного эрсеровского словца! Ты так и не понял, что моей энергии хватило бы, чтобы заменить тебе двух, трёх, хоть дюжину… И вот зажатый комплексом вины бедняжка Айвен наконец-то СМОГ спать с единственной. Как давно ты позабыл меня, напарник?.. Она лучше меня? Она искуснее в постели? У неё слаще там намазано, командир?.. Или ответ в том, что она обладает главной ценностью, по определению отсутствующей у меня, грязной тяшки, презренной Иной? У неё есть бессмертная душа, на обладание которой ваш бог даровал права лишь потомкам землян?..

От страстного, пропитанного ненавистью и одновременно исполненного отчаяния голоса у Ивана защемило под сердцем. Он провёл языком по своим, также враз пересохшим, губам. Он помнил всё. Оказывается, он никогда не забывал этот голос. Этот тембр просто однажды навсегда поселился в памяти, занял свою нишу, и вот сейчас воспоминание откликнулось, зашевелилось в ней. Причиняя боль. Он физически чувствовал на себе касания тонких, почти невесомых рук, которые – он помнил! – могли быть металлически-крепкими, а могли становиться волнующе-ласковыми… Вот они щекочуще провели пальчиками по шее. Вот утонули в волосах. Вот капля-касание поползла со лба по носу. Тёплая, как слезинка…

Он изо всех сил старался прогнать наваждение. Он беззвучно кричал сам себе: «Дурак! Не расслабляйся! Прошлое – миф! Созданная Иными ложная картина мира! Спасай себя и ту, кого любишь по-настоящему…», но ему не удавалось взять себя в руки, он поневоле расслаблялся. Уголки плотно сжатых губ неумолимо ползли в стороны, и от этого перекошенная линия рта напоминала то ли кривую улыбку, то ли гримасу боли. С усилием разлепив сросшиеся губы, он исторг:

– Машт, остынь… Ты же понимаешь, что твоя проблема не она, а я. Может быть, нам стоит выяснить наши отношения наедине? Предлагаю договор… Хоть ты и не дьявол, ставлю на кон свою душу, а это я могу предложить только человеку, в наличии у которого души не сомневаюсь…

Она недоверчиво, но неожиданно заинтересованно посмотрела ему в глаза. Всё-таки женщина, ЛЮБАЯ женщина ХОЧЕТ победить соперницу, отвоевать мужчину у другой…

Очень верный ход.

– Вот как? Зачем мне твоя душа… без тела? И как ты себе это представляешь?

– Офицерский Жребий. Ты упоминала традиции спецназа антиземов… я не всё забыл. Помнится, в легионе споры традиционно разрешаются с помощью жребия. Двое обозлённых людей, не знающих, что им делать со своей любовью и воспоминаниями о ней, могут ввериться судьбе. Машт, если ты действительно меня любила и любишь – докажи это… Будь сильнее меня и будь великодушнее. Выпадет твоя сторона монеты, получишь шанс исполнить клятву, данную напарнику, о котором я не знаю даже, когда ухитрился его убить, и кто он… Победишь, и у тебя появится возможность выбирать между любовью и ненавистью. Возьмёт верх ненависть – убьёшь меня, исполнишь клятву. Осилит любовь – попробуем всё начать сначала. Это достойная плата за неисполненную клятву. Я обещаю навсегда отказаться от этой женщины, забыть даже имя… У меня только одно условие – она должна жить. Ты отпустишь её. А разобраться с заказчиком, кто бы он ни был, вдвоём мы с тобой сумеем, напарница. Разве была в Сети лучшая спарка, чем наша?!

Голова Иры́, припечатанная никомедкой к земле, чуть провернулась под подошвой сапога. Один только глаз смотрел на Ивана, но во взгляде читалось удивлённое ОЖИДАНИЕ. Казалось, она не верила своим ушам, и ждала, что он заберёт свои слова обратно, или скажет, что пошутил… Что она чувствует, что думает – не позволяла узнать проклятая экранирующая оболочка! Кто же «заказчик», кто сумел обеспечить спецназовку таким мощным спецоборудованием…

Неверный ход. Маштарикс не купилась на дешёвую провокацию. Она покачала головой и горько простонала:

– А-айвен… Ты хоть сам веришь в этот бред?! Ты, который пару часов назад выдавал ей такое, что любая женщина за сотую долю… Ты, который буквально светишься от любви!! Даже если ты честно исполнишь приговор жребия, ты же возненавидишь меня уже через день… если нам удастся выбраться из ноля и убраться восвояси. Эх ты, мой непредсказуемый любимый дурачок Айвен… Разве же могла я представить, что так фатально не сумею предсказать тебя… Ну зачем Небо вынесло твою посудину прямо на наш самолёт?.. Я бы никогда тебя больше не встретила, но зато ведь и не пришлось бы сейчас…

Она замолчала, преодолевая спазм, сковавший горло.

– Ууу… лучше б я так и подохла, мучаясь угрызениями совести, что мой сержант погиб из-за ошибки капрала Маштарикс, перепутавшей лево с право… Ну почему меня угораздило влезть в твою капсулу?!

– Погоди, погоди… самолёт? Неужели ты… – Иван осёкся.

Глубоко хватанув ртом воздух, она кивнула и продолжила:

– Да. Я была в том планетарном перехватчике. А ты пилотировал тот рейдер, вынырнувший в ланбаольском территориальном пространстве… Айвен-рыцарь, мой принц, подранил «Серого Волка». Кто ж ещё смог бы такое устроить, кому дано выжать из древней железяки столько соков? Уж лучше бы ты остался в моей памяти погибшим любимым человеком. Мёртвым Героем. Лучше… для всех. Твой корабль убил моего напарника, янча Либууку… Уж кто-кто, а ты понимаешь, что я не могу не выполнить клятву, хотя когда я узнала, что ТЫ убийца, чуть было не отказалась от мести… Это был самый гнусный миг в моей жизни, с воспоминанием об этой секунде слабости я не смогу жить, уважая себя. Самое гнусное, что я ему перед самой смертью рассказывала о тебе. Не зная наверняка, что это ты убил его. Тогда я могла только догадываться… И желание подтвердить или опровергнуть эту страшную догадку помогло мне выживать почти год. Почти год я пробыла взаперти в утлой жестянке, пожирая человеческое мясо, в неуправляемом полёте. Ты меня в него отправил… Я дотянула до обитаемых мест. Из последних сил. В аварийной спячке. Цепляясь за Месть и Любовь… Ну, как тебе попутчики? Такой качественный состав обычно приводит в психические лечебницы или же сразу в крематорий. Куда ты мне предлагаешь направить свои стопы? Каково мне было бы жить с тобой, ежеминутно чувствуя на языке ВКУС мяса Либууки?.. Молчишь? Даже не пытайся… Не стоит, ты же знаешь скорость моей реакции.

Иван, сообразив О ЧЁМ она говорила, судорожно сглотнул ком, мешавший говорить, и выдавил из себя лишь несколько слов:

– Так это была ты…

В висках резко кольнуло и тотчас же – пронзило навылет обжигающим лучом.

Он снова падал в пучину Космоса. Он был во внемере, если там вообще можно быть. Он врезался во всё и вся, что препятствовало ему на бесконечном пути домой, к Земле. Вынужденного пути в единственную точку Вселенной, где он мог избавиться от Кровавого Клейма. Он шагал напролом по своей заминированной памяти. Задевал за растяжки. Наступал на смертоносные посевы. И неслышимые взрывы рвались беспрерывно, кроша всё внутри, разнося в клочья…

Услужливая сводня-память тут же подсунула ему нужный кусочек мозаики воспоминаний. Он вспомнил всё разом. Даже то, чему тогда не придавал внимания.

…Иван сидел в боевой рубке старинного курьерского рейдера, сферического звездолёта имперской постройки. Того самого далжианского «корыта», которое было замуровано в подводной океанской пещере далжианским резидентом в ланбаольском мире Йеспа. Лчак Дирп, работавший барменом в космопорту, был убит во время побоища в его баре, и Иван «подпитался» его личностью и памятью… Эх, угораздило же убегавшего от охотников курьера сразиться с каботажным перехватчиком, в экипаже которого состояла бывшая напарница… Но разве избежишь случайностей, вслепую прокалываясь в хаотически населённой Сети Миров! С каким бы наслаждением, не привлекая лишнего внимания, прошёл Иван по самым окраинам сетевой паутины. Лишь бы добраться до Земли… Но разве знал он, как найти то, не знаю что, к тому же там, не знаешь где, – и при этом ни разу не ошибиться?!

Рейдер завис в открытом пространстве неподалёку от мира Крух, третьей планеты в системе светила Мин Династи. Не потому, что устал продолжать движение или требовал ремонта. Потому, что человек, пилотировавший его, просто-напросто НЕ ЗНАЛ, КУДА ЛЕТЕТЬ! Иван тогда сидел растерянно и обдумывал варианты, которых, честно говоря, почти и не было. Вся Сеть знала, что Землю стёрли Иные, и надежды на то, что это может оказаться дезой, почти не оставалось… Единственная ниточка, в качестве которой выступали добытые ценой большой крови древние чётки, ещё не обозначилась. Вот он и сидел, перебирая эту горстку разноцветных кристаллов, закреплённых на прочном шнуре. Перебирал их, и искал тайный, зашифрованный смысл, сокрытый в якобы произвольной последовательности цветов, а может быть, форм, а может – размеров кристаллов, а может, и в комплексе элементов, или… Но любые озарения, гипотезы, версии, и попросту случайные вариации величин, трансформированные в числа и заданные бортовому компьютеру под видом возможных координат – вызывали раздражающие после сотого повтора надписи типа: «без комментариев», «ошибка» или чего похуже… Он не подозревал тогда, что этот путь – ложный. Одна из множества фальшивых ниточек, специально сотворённых «нолеглазами» для того, чтобы отвлекать внимание от истинного местонахождения «стёртой» Солнечной Системы.

Иван, конечно же, понимал, что вероятность чудесного озарения хоть и больше нуля, но всё же настолько ничтожна, что практически от него не отличается. И тем не менее он предлагал всё новые и новые варианты координат. И бортовой компьютер рейдера, базовая система которого, должно быть, программировалась некогда землянином не без чувства юмора, с каждой новой неудачной попыткой преподносил сюрпризы, в ответах начиная витиевато вспоминать «чью-то мать», должно быть вызвавшую у имперца-программера самые негативные эмоции…

Потому-то Иван и «протабанил» приближение межпланетного субсветового перехватчика, который, справедливости ради нужно отметить, подкрался к рейдеру по траектории подхода, практически полностью совпадавшей с идеальной.

Самолёт совершил поистине мастерский манёвр, налетев внезапно и незамеченным, успел выбросить ловчую сеть и окольцевать жертву сферическим пологом капканов, искажающих пространство излучателей. Отреагировав на тревожный сигнал, поданный бортовым компом, Иван сразу отключил его и перешел на ручной режим управления, бросая послушный его воле, прекрасно маневренный рейдер из стороны в сторону. Сферический корабль заметался внутри ловчего кокона, однако тщетно – сплошная стена помех блокировала все его усилия вырваться. Ни к чему, кроме сверхмерного расхода боеприпасов, не привела и предпринятая попытка прицельными выстрелами уничтожать узлы ловчей сетки. Юркий охотник не менее искусно успевал затягивать прорехи, постепенно сжимая сферу кваркующих генераторов… После долгой и безрезультатной дуэли, продемонстрировавшей, что в схватке сошлись поистине равные противники, Иван, обложив пилота неизвестного перехватчика многоэтажным матом, затих, лихорадочно размышляя. У него оставалось два выхода: уничтожив корабль, покончить с собой добровольно или сдаться. По-любому, уже точила свою виртуальную косу яркая, но глупая Смерть в глубине вседиапазонной вспышки… О том, чтобы сдаваться – не могло быть и речи. Но чтобы прокалываться, пускай даже и «вслепую», сначала необходимо освободиться от ловчей сети… Корабль не мог нацелиться, он просто не видел звёзд – искажающие генераторы застили их.

И тут Ивана осенило! Как-то ему уже удавался этот немыслимый трюк, не повторить ли его… только бы выдержал старый корабль… Яростное напряжение мысли, резкие слаженные движения тела, послушное поведение систем и механизмов рейдера… И вот уже жертва неожиданным суперманёвром на противоходе выстреливает остатки оружейной энергии последним залпом и, вырвав громадный клок ловчей сети, завершает этот фантастический манёвр и уходит за пределы ловушки. Старенький рейдер совершает невозможное. И продолжает это делать – после ювелирного финта он оказался под брюхом погнавшегося было за ним перехватчика и самым последним, выгребающим крохи энергии разрядом разворотил охотнику бок…

Перед тем, как наконец-то проколоться на «авось», Иван посмотрел вслед беспомощно дрейфующему в бесконечность, повреждённому выстрелом перехватчику. И какая-то смутная мысль, а может предчувствие, не давало ему оторвать взгляд от самолёта. Быть может, его экстрасенсорика запеленговала краешек знакомой волны… если бы знать, КТО внутри охотника был… Но это чувство так и не оформилось ни во что сколь-нибудь внятное, лишь необъяснимо тяжелым осадком отложилось там, где и без того было навалено дерьма немерено.

Вспоминая всё это, он хотел удивиться вслух. Закричать. Захрипеть. Но не смог. Уже ничего не изменить, кричи не кричи. Нельзя переиграть. Да и опротестовать тоже… И если безжалостному Творцу Мироздания, или Тому, кто сейчас ТАМ на дежурной смене торчит, было угодно сегодня свести бывших боевых друзей вновь, но уже в качестве врагов… Что ж. Нужно жить сегодняшним. Или умереть от сегодняшнего…

– Ты можешь убить меня, Машт? – удивление в его голосе было не вопрошающим, а констатирующим. Он не мог прочесть её мысли, но уже прочитал в её глазах то, что она ещё только мучительно пыталась выудить в сумятице захлестнувших её эмоций. Он прочитал приговор, который вот-вот должен был быть подписан бывшей любовью, выродившейся в ненависть.

Любовью, приговаривавшей самоё себя…

– Пока я верила, что ты меня любишь, я могла ручаться за каждоё свое движение возле тебя, я не могла подвести тебя даже словом, не то что поступком… Теперь у меня нет этой уверенности. Более того. Та, незнакомая тебе Машт, что родилась после того знакомого манёвра, который ты впервые сделал, имея меня в соседнем кресле, а повторил против меня… Та мстительница, что вскормлена пепелищем души, что отдала всё лучшее на растерзание жажде мести… Та сможет. Сможет! Я могу убить тебя. Уже могу… Но вот – хочу ли? Я до сих пор не знаю, Айвен…

Он успел заметить начавшийся процесс помертвения её лица, окаменение милых когда-то черт. Уголки губ жёстко опустились вниз. Стали жестокими. Глаз сузился, превращаясь в прицел. Всё! Хрупкие заслоны добрых чувств смелó лавиной ненависти… Ещё немного и вместо сомневающейся, мучавшейся, разрывающейся на две части былой Маштарикс с бластером наперевес стояла… ИНАЯ.

ВРАГ.

Её огромный миндалевидный глаз с вертикальным, как у змей, зрачком, горел злобой. Он буравил Ивана, прожигая невидимые дымящиеся дыры в его теле.

– Я сейчас взорвусь от ненависти. Если это случится, такой исход – единственный для вас спасительный…

– Ну что ж, я, по крайней мере, давал тебе шанс. Во всяком случае, пытался, – вполголоса пробормотал Иван, поднял ногу и решительно сократил дистанцию между ними ещё на один шаг.

– Стоять! – хлестнул его окрик Маштарикс. – Или я сначала вышибу мозги твоей кукле…

Иван замер. Не отводя глаз от вражьего лица. Умереть ВТОРЫМ он в любом случае согласен не был. Даже если это выглядело не подло по отношению к Ирé…

И вдруг, спустя безразмерную, чудом окончившуюся паузу, в облике карающей мстительницы опять проглянула былая Маштарикс.

– Ты хоть понимаешь, сволочь, что я не знаю, как со всем этим быть?! Что я пойду до конца, каким бы страшным он ни был? Я уже не хочу и не могу с ЭТИМ ЖИТЬ!!! – её лицо исказила страшная гримаса страданий. – Я ведь по-прежнему ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, предатель!! И ненавижу себя за это… Или ТЕБЯ ненавижу! За то, что уже никогда не смогу полюбить себя… За то, что мне пришлось изменить своим идеалам… Изменить присяге и стать агентом главного конкурента…

– Ага, значит добрые люди служат в КОП. Вот уж никогда бы не подумал, что они окажутся самыми быстрыми…

– Да! Я агент КОП, с того дня как дотянула обратно в Сеть… Мне предлагали, после того фантастического воскрешения из мёртвых, любую свободную должность на выбор, практически в любом Легионе МКБ. Причём на несколько порядков выше по штатному расписанию… Но я не смогла. Я продалась КОП, и я…

Маштарикс всё говорила и говорила. Это были те слова, которые она могла сказать только Ивану, и которые мог услышать только он. Она вытряхивала их из себя, как перед большой и, может быть, последней инвентаризацией Себя…

– Как только я почувствовала, что смогу самостоятельно передвигаться, – я ушла из госпиталя. И суток не прошло после возвращения. Мне был предоставлен шанс отомстить. Я бы не смогла жить дальше, не проверив свою страшную догадку, не попытавшись отомстить за Либууку. И если ты спросишь: есть ли во всем этом смысл? – я отвечу вопросом: а есть ли смысл, был ли он в самих наших жизнях?..

Иван переступил с ноги на ногу, и сразу же глазок бластера снова бесцеремонно уставился ему в глаза. Маштарикс, помедлив, продолжила:

– Истинные, не земные, Боги услышали мои молитвы. Самостоятельно я бы просто не успела вовремя найти тебя… Я чувствовала, что времени почти не осталось. Агент КОП явился как посланец Богов. Я сразу же получила всестороннее обеспечение, и… вот я здесь. Как мне удалось пройти сквозь защиту Системы, не имею понятия, это уже из области мистики, а я не поклонница волшебных сказок… Но корабль, который мне предоставили, точно такой же, как ваш. И защита пропустила меня. Крыло это чёрное скрытно опустилось с противоположного бока горы, показало тропу через перевал, десантировало меня и тут же улетело, растворилось в небе, как призрак. Вообще, я так поняла, во всей этой возне вокруг тебя, Айвен, мистики хоть отбавляй. Я, правда, всегда подозревала, что ты окажешься более чем важной персоной…

– Ну и как? Тяжело быть слугой двух господ, Машт?

Она горделиво усмехнулась. Склонила набок голову и устало произнесла:

– Упрекаешь? Презираешь? Восхищаешься?.. Поздно. Слишком поздно, принц… мой низложенный. Тяжело ли? Количество господ не имеет большого значения. Как и не имеет значения количество продаж себя. Самая страшная продажа – первая и единственная. Потом уже ты себя просто перепродаешь, следя за курсом на рынке… Но самой первой продажи я тебе не прощу! Соглашаясь, я утешала себя только тем, что в конечном итоге ТЫ заплатишь по всем счетам…

– Машт! Погоди, успокойся… Может быть, что-нибудь придумаем? Есть же какой-то третий выход, запасной…

– Тянешь время?

– Да не тяну я его! Я действительно не желаю тебе зла, а если ты нас убьёшь… разве вернёт это тебе самоуважение?

– Я не собираюсь жить. Чтоб ты знал.

Иван лихорадочно взвешивал шансы на успех внезапного броска. Хотя бы для того, чтобы отвлечь Маштарикс. Быть может, Ирá уже достаточно пришла в себя, чтобы… Дальше этого его мысли не шли. Он не знал, что ему делать дальше.

ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ ЖЕЛАЛ СМЕРТИ МАШТ!

Машинально он сделал ещё один шаг. Ноги несли вперёд против воли.

Маштарикс точно так же, на автопилоте, потемнела лицом, сделала над собой последнее усилие и нажала на спусковой сенсор.

Точнее, ей показалось, что сделала и что нажала. Она ещё и ещё попыталась оживить омертвевший обездвиженный палец, но увы, тщетно. Напротив, палец помимо её воли сполз со спуска и прижался к рукоятке.

– О-о-о-о… Как же я ненавижу весь этот мир! Будь ты проклят! Я не могу! Не могу нажать! – казалось, она вся выплеснулась в этом крике, и опустила бластер. – Боги! Пошлите мне силы суметь выстрелить!! Мне кажется, что я целюсь в себя… Айвен! Я тебя люблю, проклятый! Люблю, люблю, люблю, несмотря ни на что…

Иван сделал ещё два шага.

– Я помню, как ты жалел, что не можешь справиться со своим комплексом, когда мы были вместе… Я помню… как ты предлагал мне по древнему имперскому обычаю смешать кровь и превратиться в кровных брата и сестру… Но я не хочу быть твоей сестрой!

Ещё один шаг.

Оставалось всего несколько шагов.

И тут его прорвало:

– Ты меня любишь?! Машт, какого именно? Скажи? Нет больше твоего Айвена! Нет его! Ты хоть знаешь, сколько раз с тех пор я убивал сам себя, впихивал в себя других, чтобы элементарно выжить? Ты думаешь, я отбирал чужие жизни?! Нет, я каждый раз, раз за разом убивал себя! И ничего не могу поделать, чтобы остановиться!!! Нет больше того Айвена Полышного, которого ты любишь! Ты по чистой случайности застала меня в первоначальном облике! А как бы ты поступила, застав в объятиях этой женщина леандигса?! Или каменнорожего брюнета, например? А морщинистый старичок тебе подходит, а?! Или женщины десятка рас, на выбор…

ПЯТЬ ШАГОВ. Растерянное единственноглазое сердечко личика совсем близко.

– О чём ты? Командир, я не понимаю тебя… – её застывший взгляд прикипел к его разверстому рту.

– О чём?! – перебил её Иван. – Ну, хорошо, так и быть, бисирую по просьбе зрителей.

Его крик оборвался. Тело покрылось рыхлой слизистой дымкой, подёрнулось рябью, оплывая и трансформируясь. Бугрились, конвульсивно шевелясь, мышцы. Растягивали кожу. По ней пробегали разноцветные пятна, таяли, проступали вновь. Потом начали искажаться и менять свои очертания части тела. Голова укрупнилась, сплющилась с боков. Начала удлиняться, образовывая в нижней передней части самую настоящую пасть. Блеснули невесть откуда взявшиеся, крупные, остро отточенные акульи зубы. Ещё несколько секунд неприятного, отталкивающего зрелища и…

Ивана больше не было! Вместо него, на том самом месте, топтался представитель расы криптилов. Довольно крупный образчик. В полном соку, так сказать. Выглядел он как прямоходящий «крокодилоид» с рыхлыми, колыхающимися при движении чешуйчатыми телесами, да к тому же покрытый буро-жёлтой слизью, источавшей тошнотворный запах. Комбинезон трещал, грозя лопнуть. Красавчик распахнул громадную пасть и прорычал:

– На колени, женщина! Как ты смеешь стоять перед наследным принцем планеты Крипта, ничтожество…

Ещё никогда глаз Маштарикс не раскрывался так широко.

Хрипящий от гнева вонючий рептилоидный монстр явно хотел сказать ещё что-то, но… Несколько секунд трансформаций, и его сменил крепко сложённый чернокожий далжианин с длинными курчавыми волосами, развевающимися на ветру.

– Прекрасная незнакомка, меня зовут Лчак Дирп! А вас?.. Какие ваши планы на вечер, прелестница?!

Маштарикс издала невнятный звук, похожий на писк. Вразумительного ответа от неё вряд ли можно было дождаться. Его и не ждал никто.

Вместо далжианина уже стоял белокурый оластер. Огромное тело угрожающе наклонилось вперёд, словно намереваясь броситься на никомедку. Но, постепенно выпрямившись, он осклабился:

– Привет, детка! Не желаешь отведать моего офигенного полынно-клубничного коктейля?..

Дальше всё потонуло в яростном рыке, копия землянина оплыла, принимая страшные, далёкие от гуманоидных формы. И вот уже на Маштарикс скалился огромный злобный даггер, одним прыжком он одолел оставшееся расстояние и ударился мордой об искрящийся защитный экран. Страшилище бешено взвыло и принялось метаться вокруг, лязгая чудовищными челюстями в метре от Маштарикс. Тонкая рука невольно вскинула бластер, чтобы срезать зверя…

Но даггер, резко увеличиваясь в размерах, выпустил огромные крылья. Взмахнул ими, взлетая гигантской чёрной птицей с пилообразным клювом. Порывистые движения кидали тело стервятницы из стороны в сторону. Спустя несколько секунд летучий монстр, издавая громкие, режущие слух звуки, опустилась примерно на то же место, где раньше стоял Иван.

Но превращения на этом не закончились. Там, где приземлилась птица, уже стоял рослый, чрезмерно зубастый даффианин. Он поднял сжатую в кулак левую руку:

– Разрешите представиться, Фуддау! Оберпауэр диверсионного крыла терринга Шукираи…

Жутким нескончаемым калейдоскопом неслась череда образов, каждый из которых ошеломлял Маштарикс, вонзая в зрачок клинки ужаса. Она уже не успевала фиксировать новые и новые личины… Худощавый старик, с влажными тёмными глазами навыкате и большой бородавкой на подбородке, жутким надрывным голосом пропел: «Падаю вновь в тебя-а-а-а… пьяно-бездонную-у-у…» И это выглядело пострашнее, чем оскал даггера. Потом возник обезьяноподобный, практически безволосый субъект, заухал, разевая пасть. Пробормотал что-то на непонятном языке. Съёжился. Оброс колючими отростками, напоминая двуногого дикообраза. Потом, одним движением вздрогнувшего тела, стряхнул с себя колючки и волнообразно вытягиваясь, принял форму змеевидного скокуса, блеснул красными огоньками глаз…

Маштарикс, растерянно прижав к груди бластер, сделала шаг назад. Её плечи безвольно опустились.

Когда опять возник Иван, она не сразу это осознала. И даже его вопросительный крик не вывел её из ступора:

– Так кто тебе больше по душе, любящая меня Машт?!!

До неё очень постепенно начало доходить происходящее.

Иван исходил криком:

– Выбирай! Кто тебе больше приглянулся?! А может, ты согласишься на целый гарем в моём лице? Ну же, соглашайся! Давай! Будешь жить со всеми по очереди! Ну же, докажи! Прямо сейчас и начни… Покажи, как ты меня любишь! Или наоборот, как ты меня ненавидишь! Может, я наконец избавлюсь от боли!! Слабо избавить любимого от боли?!!

Маштарикс с неподдельным ужасом глядела на того, кого, казалось, когда-то близко знала. Перед нею прыгал совершенно незнакомый мужчина, лишь внешне, да и то лишь в одной из личин, похожий на прежнего, любимого ею человека. Зато в остальных… Это был поистине многоликий монстр. Никомедку начал бить нервный озноб, руки до онемения стиснули спасительную твёрдость оружия.

– Машт, ты ли это?! Я не узнаю тебя. Ты что же, подруга, стала такой дряхлой и немощной, что теперь тебе для достижения цели обязательно нужны заложники? Ты стала такой крутой, что можешь убить беззащитную? Тебе предлагали поединок, а ты сомневаешься? Ты ли это, Машт?!

…Иван всё орал. Из него вырывались оскорбительные слова, которые ранее он никогда бы не позволил произнести в лицо Маштарикс, если бы не одно обстоятельство…

Его настоящая Любовь, его половинка, его новообретённая вселенная счастья – лежала под пятой врага. И ей угрожала смерть. Именно здесь и сейчас. И если Маштарикс, после всего увиденного, сможет со спокойной совестью нажать на спуск бластера, то пусть она лучше сразу убивает его, монстра, превратившегося во вместилище заимствованных жизней.

– Ты просто трусихой стала, героиня несчастная… Боишься один на один, как воин против воина…

И это была последняя капля.

ПОСЛЕДНИЙ ШАГ.

Резкое движение тонкой руки к блоку управления на поясе комбинезона, отключившее силовое поле; колкие малозаметные искорки, роящие вокруг Маштарикс и её пленницы, угасли. Проклятый экран исчез. Бластер отлетел в кусты. И мгновенно тонкая упругая фигура взвилась в фантастическом прыжке, уносясь вправо за спину Ивана. Он отреагировал точно так же мгновенно, сместившись с разворотом на сто восемьдесят, и тут же блокировал серию секущих в разных плоскостях ударов. То, что началось потом, не смогла бы разложить на фазы движения даже единственная зрительница, также не новичок в единоборствах без оружия…

Сошлись поистине равные соперники.

…Ирá давно пришла в себя, но не вмешивалась. Лежала, приподняв голову и не шевелясь, в оба глаза наблюдала за невероятной каруселью выпадов, ударов, блоков и перемещений, которая кружилась с почти нечеловеческой скоростью. На поляне, казалось, стало мало места для двух единоборцев, вкладывавших в удары поочерёдно то любовь, то ненависть. И хотя поначалу было заметно, что Иван лишь оборонялся, умело блокируя не по-женски резкие удары, однако постепенно заводясь от боевого азарта, начал двигаться в полную силу. Но без применения своих экстра-навыков. По честному. В истинном первоначальном облике. Если бы он атаковал всей мощью, то от никомедки, всего лишь человека – осталась бы растерзанная горка мяса.

Под наблюдением Иры́ на зелёном ринге поляны вёлся настоящий рыцарский поединок. Бойцы сразу же отринули саму мысль об использовании оружия – и Маштарикс, выкинувшая бластер, и Иван, который после начала поединка имел неоднократную возможность применить свой смертоносный лучевик. Мощные завершающие движения мужчины компенсировались немыслимой гибкостью тела Маштарикс, которая ухитрялась уворачиваться от стопроцентно убийственных ударов.

По лицу Ивана текла кровь из рассечённой брови, заливая правый глаз. Это заметно сузило контролируемый сектор боя, что было очень опасно, ввиду фантастической маневренности никомедки. Но даже один левый глаз пока успевал выхватывать все её движения.

Левая рука Маштарикс уже не действовала, повиснув как надломленная плеть. Однако темп от этого не снизился. Напротив.

В поединке постепенно наметился перелом. Теперь уже Иван теснил Маштарикс. Вернее, оттеснял от распростёртой на измятой траве Иры́, заметив, что никомедка стремится не отдаляться от лежащей заложницы. Теперь уже он совершал больше движений, всякий раз оказываясь между двумя женщинами. Однако расстояние между женщинами вновь постепенно сокращалось. Со стороны казалось, что Маштарикс уже не столько сражается с Иваном, сколько, пожалев о содеянном, рвётся к Ирé, желая поскорее расправиться с ней. И удары по Ивану наносит лишь с целью смять, отбросить мешающего ей мужчину…

Удары уже не были заметны, только смазанные движения, обозначавшие их траектории. Только гортанные выкрики на выдохе. Только резкий шелест тел в уплотнившемся воздухе. Только…

Внезапный вскрик!

Хруст ломаемой кости.

Сухой треск-хлопок прорываемой кожи…

Влажный чавк.

И тишина.

Ветер, метавшийся между крон деревьев, внезапно стих. Так же резко, как и начался. На поляне во весь рост стоял лишь один человек.

Большой мужчина.

Второй человек подымался на ноги, чтобы встать во весь рост.

Маленькая женщина.

…Он стоял над длинным тонким телом собственноручно убитой боевой подруги, превратившейся во врага. И держал в ладони её вырванное сердце. Оно было горячим, но леденило его руку. Взгляд Ивана скрестился с пристальным взглядом Иры́. Сколько же прошло времени? Она уже пришла в себя, поднялась и тоже стояла над телом Маштарикс… Он не заметил, как она встала, он был не в силах оторвать взгляд от возненавидевшего его сердца. Продолжая видеть в нём сердце, что любило его… Когда безумство схватки рассеялось, он опять начал падать в пропасть памяти, которая шипела: «Как ты мог!»

Он падал в ледяную пропасть, и, казалось, ничто не в силах остановить это падение. Вокруг исчезло всё, кроме них. Его и Маштарикс. Её сердце опять начало теплеть, согревая оледеневшую ладонь.

Он увидел… Зрачок в безжизненно застывшем глазу Маштарикс шевельнулся. Её рот растянулся в слабой улыбке. Опять послышалось: «Как ты смог… ведь я тебя так…»

Пелена вокруг её лица густела. Стелилась туманом, заполоняя собою всю поляну. Он стоял по колено в туманном мареве, а Маштарикс, напротив, не тонула в нём, а поднималась. Она возлежала на этом всё прибывающем туманном облаке, словно была не меньше чем ангелицей. И чем плотнее туман заполнял поляну… долину… пустошь… вселенную… чем больше утопал в нём Иван, тем выше, словно на невесомой перине, поднималось тело Маштарикс. Её улыбающееся лицо… Её взгляд…

Она была настолько близко, совсем рядом, что нельзя было даже пошевелиться.

– Как ты смог… ведь я тебя так… – она тянулась к нему губами и не могла преодолеть последние сантиметры. – Айвен… зачем оно тебе… отдай!

Она тянулась ослабевшими руками к своему сердцу, пульсирующему на его ладони.

– Отдай, отдай… зачем тебе моё сердце… покрытое ядом ненависти… внутри оно переполнено любовью, но яд тебя заморозит прежде, чем любовь согреет… отдай! Зачем тебе любовь, в которой ты больше не нуждаешься? Отдай… что мне делать без сердца… отдай…

Его пальцы, сжимавшие сердце, начали непроизвольно разжиматься.

Губы Маштарикс шевелились у самых его глаз.

– Любимый, как ты мог… ведь я тебя так… НЕНАВИЖУ!!! – шёпот взорвался громовым криком. – ПОЛОЖИ НА МЕСТО!

Голова Ивана дернулась, раскалываясь на части.

– СОЛ!!! – Ирá трясла его за плечо. – Любимый, ПОЛОЖИ ЭТО НА МЕСТО! Бежим отсюда!..

Марево растаяло, отступило. Однако он не слышал Ирý. Лишь неотрывно смотрел на остывающий, окровавленный кусочек плоти, неподвижный, уже не бившийся на его ладони.

Сердце женщины, которая любила его. Он чуть было не сожрал его…

«Вот он, взрыватель… От самой мощной мины в моей памяти. Сколько же он убил во мне, даже не взорвавшись… Я успел его выкрутить».

Он бережно положил сердце на развороченную грудь Маштарикс. Болезненно вздрогнул, случайно задев торчащий сосок уцелевшей нижней железы. Помолчав, спросил неожиданно трезвым, спокойным, но мертвенно-ровным голосом:

– Маленькая, если уж вышло так, что мы подпустили её незамеченной и позволили поставить нас на колени, ты должна была меня остановить, потому что если мы будем убивать не только врагов, но и тех, кто нас любит, то мы превратимся в своих собственных врагов и будем воевать сами с собой.

Ирá с грустной улыбкой покачала головой: «Чему дóлжно свершиться, то свершится. Я могла только не позволить тебе всосать её сущность, но остановить её убийство – не в моей власти и не моё право. Боги требуют кровавых жертв… А то, что мы были ослеплены любовью и не заметили её появления, свидетельствует о силе чувства и в то же время о том, что невозможно целую вечность быть роботом, безжалостной машиной войны со всем миром. Это свидетельство того, что мы живые люди, а не бомбы с запущенным часовым механизмом взрыва. Маштарикс… Твоя Маштарикс… Ведь она всю ночь следила за нами… и если бы не её чувство к тебе, ТАКОЙ ночи у нас просто не было бы. Она медлила. Она подарила нам её. И жизни она нам подарила. Иначе мы просто лежали бы сейчас в обнимку, с прожжённым в головах отверстием… одним на двоих. Но я вовсе не была пассивной наблюдательницей, чтоб ты знал. Просто это было твоё минное поле, вот я и дожидалась, пока ты его разминируешь».

«Даже если бы и ценой своей жизни?» – болезненно морщась, приподнял он рассечённую бровь.

– А вот этого я бы уже не допустила… не дождёшься, – шепнула Ирá и прижалась лицом к его груди, обтянутой рваной тканью комбеза. «Видел бы ты её глаза, когда демонстрировал свой маскарад… с ней можно было успеть сделать что хочешь. И позднее была парочка подходящих моментов. И до того как вы сцепились…»

«Что же ты сделала, Маленькая? Не поверю, что ты не пыталась хоть пальцем пошевелить…»

– Проницательный какой… пальцем. Пошевелила, конечно. «Только не своим, а её. Указательным. Заставила снять его со спускового сенсора. Негоже с оружием приходить в театр. Вдруг захочется популять в талантливых актёров…» – она невесело улыбнулась и отвернулась, не желая больше смотреть на труп с развороченной грудной клеткой.

Иван, сгорбившись, отошёл в сторону и поодаль тяжело сел на землю. Вернее, не сел, а сполз, упираясь спиной в ствол кряжистого дерева, росшего у края поляны. Предплечьем утёр кровь, стекавшую по лицу, и уставился невидящим взглядом прямо перед собой. Во всей его фигуре сквозила сейчас даже не усталость, а полная опустошённость, словно из человека рывком выдернули стержень. Ирá неслышно подошла и замерла рядом, перебирая пальцами всклокоченные волосы. Потом опустилась подле него на колени, вытерла клочком ткани остатки крови и положила свою голову на сникшее, но по-прежнему твёрдое мужское плечо.

Где-то рядом и далеко вовсю кипела жизнь. Копошилась человечками на многочисленных разведанных и неразведанных планетах. У каждого были свои беды и радости, сплетавшиеся в пряжу всеобщего хаоса, за которым приглядывал кто-то, не менее озабоченный своими проблемами… Где-то по незримым орбитам двигались станции. Где-то прокалывали изнанку пространства звёздные корабли. Где-то в штабах МКБ и других группировок вносились завершающие штрихи в паутину, которую намеревались развесить над их головами. Где-то расчехлялось оружие и начинали всматриваться в пространство страшные застывшие взгляды… Где-то назревало. Где-то далеко… Где-то совсем рядом…

Иван продолжал глядеть на неподвижное тело убитой им женщины. Маштарикс лежала в нескольких шагах левым боком к ним. Наполовину втиснутое в разлом груди сердце казалось наполовину выскочившим из груди, не выдержавшим того пекла, того пожара, что уже давно бушевал внутри никомедки. Остроконечная голова её была неестественно повёрнута. Создавалось впечатление, что Машт смотрит на земных людей, силясь приподняться. Из её угасшего глаза, придавая ему мнимые признаки жизни, выкатились кроваво-алые росинки слёз. Та, которая почти не плакала при жизни, теперь потеряла контроль над своими эмоциями. Впрочем, уже не над своими. Бездыханное тело Маштарикс роняло слезинки, оплакивая то ли потерянную жизнь, то ли потерянную любовь. И уже никто во всей Вселенной не мог с уверенностью сказать, что для неё было бóльшей потерей… Она лежала по-прежнему красивая, если не видеть развороченной груди, вот только неестественная поза кричала о внезапной беде. И когда Ивану отчётливо казалось, что она смотрит на него, он стискивал кулаки так, что ногти впивались в ладони.

– Знаешь, что я подумала, когда ты показывал тех, у кого взял жизни? Я подумала, Иван-царевич, что в этой галерее не хватает ещё одной маленькой личины. Маленькой, скуластой с раскосыми глазами женщины, на выбритой голове которой нет ни единого волоска, вносящего помехи в ретрансляци…

Щека Ивана болезненно дёрнулась.

«Ир, я не хочу слушать эти кощунственные слова».

Он посмотрел на Ирý с мольбой. Она умолкла и, закрыв глаза, прижалась к его окровавленной груди.

Над Землёй уже вовсю шествовал новый день. Птицы, опомнившись, начали распевку, готовясь к вокальному смотру. И на фоне этой небесной музыки чем дальше, тем страшнее смотрелся труп женщины, отдавшей жизнь за любовь.

Боги задаром не помогают людям. В уплату требуют жертв.

Более всего котируются человеческие.