Глава 8
«Желающий сохранить тайну да сохранит в тайне, что у него есть тайна».
Аббат Фариа
— Капитан, — входя в замковые апартаменты посланца далекого императора Востока, с ходу бросил Лис, — скажи мне, где черти носят славного представителя дома де Буасьеров, эту свежую поросль и, более того, молодого побега?
— Если все идет так, как я думаю, — отвлекаясь от чтения пергаментного свитка, промолвил Камдил, — он во дворе отрабатывает технику защиты от рубящих ударов по восьми направлениям.
— Да? Если бы все происходило, как ты думаешь, мы бы уже здесь давным-давно не стовбычили, а пили бы с Расселом Лисовый напий. Для особо хрупких вестфольдингов, так и быть, можно ограничить разгул корвуазьем. Если он и отрабатывает какие-то маневры, то это глубокий, как шахты Донбасса, обход.
— Чего?
— Твоего распоряжения. Совмести свой ясный взор с оконным проемом и убедись в полном отсутствии наличия вышеупомянутого молодого чела.
— Вот же… — Вальдар с досадой бросил свиток на стол. — Сговорились они, что ли?
— Кто? С кем? О чем?
— Не знаю. Местные жители, герцоги бургундские, римские папы…
— Капитан, что ты уже опять затеял? Я шо-то пропустил. Чем тебе Ватикан с местными герцогами не угодил?
— Помнишь, Кристоф упоминал святого Урсуса?
— Ну, было что-то такое. Он нам грозился сегодня с бабушкой своей, прапрапра, встречу устроить. Она, с понтом, с этим святым в один детский сад ходила.
— Это верно. Но я о другом. Я не знаю такого святого.
— Ты не знаешь? Такое бывает?
— Видишь, бывает.
— И это мне говорит человек, по конспектам которого составлен Гугл?
Камдил метнул в напарника взгляд, полный негодования:
— Да. Я не знаю святого Урсуса. Я тебе больше скажу. Ватикан о нем тоже не подозревает. И тем не менее год за годом, как минимум со времен Арелатского королевства, здешние правители жертвуют ему пуд серебра.
— Пуд серебра? — Глаза Сергея расширились. — Какой интересный святой. Меня неудержимо потянуло ознакомиться с его житием. Я бы в урсусы пошел, пусть меня научат. Это ж сколько серебра за семьсот-то лет!
— Лис, я же тебе толкую. Нет никакого жития. Ни о чудесах его, ни о подвигах во имя веры нигде ни слова. О святой Урсуле есть. А о святом Урсусе — как не бывало.
— Да, это сильно, — после недолгих колебаний согласился напарник. — Надо будет у Кристофа спросить. Но опять-таки, для того чтобы задать ему прямо в глаза прямо ртом вопрос на засыпку, надо это лицо, эту наглую рожу где-то найти. Я, между прочим, еще утром выдал твоему оруженосцу два денье, чтобы он купил мне фунт воска для стрел. И где?
— Совершает глубокий обходной маневр, — вздохнул Камдил. — Ладно, оставим в покое святого и выясним, куда делся наш непослушный малыш.
Обширный сад, примыкавший к герцогскому замку, был разбит еще в те незапамятные времена, когда бок о бок с поселениями грозных, но диких бургундов начали возводиться роскошные виллы римских наместников. Конечно, темные века не пощадили ни имперской мощи романизированных галлов, ни садов, окружавших их усадьбы. Однако традиция осталась. Сад был обширен, густ и едва ухожен. Кое-где — предмет особой гордости хозяев замка — еще возвышались римские беседки, уже давно без куполов, но местами с сохранившейся колоннадой. В прежние времена бургундские герцоги очень любили привести гостя в такую беседку и порассуждать о том, что их род возводится к самому Цезарю, а вот французские короли — безродные выскочки. Все эти Меровинги, Каролинги… Время от времени династии герцогов менялись, но разговоры оставались прежними.
Лишь совсем недавно они стихли. В Париже ныне правила та же династия Валуа, что и в Дижоне. Пусть другая ветвь, пусть безумец-король, но все же поминать о родстве с Цезарями стало как-то неудобно. Поэтому герцоги враз утратили интерес к руинам беседок, оставив их зарастать плющом и медленно разрушаться по воле дождей и ветров.
В солнечный день здесь было тенисто. Радостно шелестела листва, пели лесные птицы, а глазастые косули выходили навстречу прогуливающимся и настойчиво тыкались мордочкой в руки, требуя чего-нибудь вкусненького.
Обойдя замок и его окрестности, Камдил и Лис совсем уже было отчаялись найти юного воспитанника, когда до их слуха донеслись гвалт и крики.
— Вальдар, — прислушался Лис, — шо-то в этих нестройных воплях подсказывает мне, шо под их шумок наш мальчик затеял здесь небольшую перепланировку.
— В каком смысле?
— В смысле: налево махнул — улочка, направо — переулочек. Я почем знаю? Пошли глянем.
Картина, представшая взору сотрудников дипломатической миссии, была до унылого однообразной. Шестеро стражников в коттах с эмблемой герцога Бургундского по одному или по двое бросались на стоявшего посреди аллеи Кристофа де Буасьера, и тот, изловчившись, хватал одного из них и меланхолично отбрасывал в сторону. В это время кто-нибудь из шестерых вновь оказывался на ногах, и все вновь шло по кругу.
— Что здесь происходит? — возмутился Камдил.
Увлеченные делом стражники не обратили внимания на гневный окрик.
— Капитан! Щас все уладим. — Лис ринулся в гущу сражения.
Всякому, кто видел долговязую фигуру Сергея, было трудно представить, как быстр и тяжел его удар. Ближайшие несколько секунд сократили число активных нападающих до трех и заставили все еще стоящих на ногах обратить пристальное внимание на вопрошавшего.
— Але! Полузащитники зеленых насаждений! Вы чего ребенка обижаете?
На фоне «ребенка» Лис смотрелся мелковато, но трое нокаутированных в мгновение ока стражников были веским аргументом для перехода от дел к словам.
— Он покушался, — с опаской переводя взгляд с распластанных тел на чужестранцев, резко бросил один.
— На кого?
— На принцессу Анну.
— Кристоф, — Лис повернулся к оруженосцу, — мальчик мой! Ты покушался на принцессу Анну?
— Нет, — хмуро бросил де Буасьер.
— Вот видите. Он не покушался.
— Он врет. Его застали здесь с кинжалом во время ее прогулки.
— Вас вон с алебардами застали. Что с того?
— Герцог послал нас охранять ее высочество.
— Эка невидаль. А я послал этого вьюноша за воском. Кстати, ты воск купил?
— Купил, — отчего-то помедлив, неуверенно произнес Кристоф.
— Да, — патетически возгласил Лис. — Он купил. Он купил воск. И это символично. Он купил не кварту пива и не бушель табака, которого вы еще не знаете, а воск. Тысячи пчел рисковали жизнью, чтобы сегодня этот невинный мальчик пошел на рынок и смог отдать мои два денье за чудесный продукт их жизнедеятельности. Вы спросите, что такое воск?
— Да мы знаем…
— Нет! Вы спросите, — Лис угрожающе ткнул пальцем в грудь ближайшего стражника, — ибо видеть и знать — это разные вещи. Вдумайтесь! Вся гамма чувств, от сладости меда до боли укуса, запечатлилась в этом мягком, податливом субстрате. Из него можно слепить ангела, а можно — демона. Не так ли Господь в Эдемском саду экспериментировал с материалами для создания человека? Вдумайтесь в суть сакрального смысла сего святого символа. Сила сатанинская слепнет, сторонясь солнечного света, сохраненного сими созданиями…
Бургундцы все еще добросовестно пытались уловить смысл в речах Лиса, но он продолжал. Речь его звучала подобно песне вещего друида, заклинающего деревья сплясать джигу после щедрых возлияний самхейна. Еще немного, и стражники бы согласились на все, вспомнили, что занимали у Сергея в прошлом году денег и что на самом деле они — корейцы из Зимбабве. Но тут, отвлекшись от рулад своего собственного голоса, Лис поинтересовался:
— Кстати, а воск-то где?
— Вон, — обреченно вздохнул Кристоф, кивая на куст можжевельника.
— Мой мальчик, ты все перепутал. Этим растением невозможно вощить стрелы.
— Там, под ним.
Лис нагнулся и тряхнул головой:
— Что это?
— Восковые таблички.
— Кристоф! Зачем мне восковые таблички? Что я с ними буду делать?
— Рисовать. — Детинушка поднял с земли спрятанный до начала схватки предмет.
— Кто, я? — устремив на оруженосца полный недоумения взгляд, вопросил Сергей.
— Ну, я буду рисовать.
— Монсеньор, — Лис повернулся к напарнику, — твой воспитанник кучеряво живет. Того и гляди, он начнет учить нас растирать краски, подносить палитру. Или пол-литру. Я уж не помню, что там подносят. Ну-ка, дай. — Он выхватил дощечку, залитую воском, из руки оруженосца.
— Ба! Да это же принцесса Анна! Мальчик, это ты, значит, ее портрет кинжалом выцарапывал?
— Ну да, — сокрушенно признался де Буасьер, — на стилос денег не хватило. Пришлось кинжалом.
— А что, похожа!
— Я хочу видеть портрет, — послышался рядом приятный женский голос.
— Ваше высочество. — Камдил принял дощечку из рук напарника и, мельком кинув взгляд на изображение, протянул даме.
На восковой глади, опершись локтем на перила балюстрады римской беседки, в задумчивости сидела очаровательная дама с большими печальными глазами. Впрочем, может, и не печальными. Но Камдилу показалось именно так. Ее высочество приняла табличку и начала придирчиво, с видом знатока изучать рисунок.
— Это удивительно! — после напряженного ожидания сказала она. — Всего несколько минут я сидела так в беседке в конце аллеи. Пожалуй, и зеркало не отобразило бы меня лучше. Где вы учились, юноша?
— Нигде, — отчаянно смущаясь, пролепетал де Буасьер. — Я это… Ну… Как-то сам…
— Превосходно. Мне приходилось видеть фрески древних мастеров. По чистоте и точности линий ваш набросок не уступает им. Я бы желала, чтобы вы продолжили работу, — мягко, но требовательно произнесла Анна. — Вы нарисуете мой портрет.
— Но, ваше высочество, никогда прежде… — Кристоф захлопал глазами, и щеки его приобрели оттенок вечерней зари.
— У вас, юноша, врожденный талант. Я верю, творения ваших рук послужат украшением моего замка, когда я вернусь на трон родной Венгрии.
— Есть одно препятствие, сударыня, — отвлекая принцессу от возвышенных мечтаний, поклонился Камдил. — Этот юноша — мой оруженосец, а я в ближайшие дни намерен покинуть Дижон.
— Зачем? Разве вас плохо здесь приняли? — Она перевела взгляд на скучающих в ожидании стражников и жестом отослала их. — Я слышала, что вас прислал сюда пресвитер Иоанн, могущественный повелитель многих царств, император Востока, ревнитель христианской веры и много других громких титулов. Признаться, я была удивлена.
Люди моего недоброй памяти супруга, Баязида, а тем паче воины Тамерлана, искали богатейшие земли неведомого христианского царства. Но так и не нашли. Конечно, там, на Востоке, как говорят, великое множество высоких гор, неприступных ущелий и непроходимых джунглей. Где-нибудь в этих диких местах и впрямь может существовать некое государство, которое укрылось от глаз самых зорких разведчиков. Но, согласитесь, вряд ли это большое государство и, верно, силы его незначительны. Если, послушав ваши прелестные речи, Жан пойдет войной против Тамерлана и Баязида, ему не дождаться серьезной помощи от неведомого никому владыки.
— Опаснее всего как раз то, чего не видишь и о чем не знаешь. Герцог сказал мне, что намерен развернуть свое знамя и повести войска в империю, чтобы вернуть вам престол.
— Это справедливое деяние, — принцесса кивком подтвердила слова Вальдара, — и оно требует доблести, которую уже нечасто встретишь в нашем мире.
— И в предстоящей войне Тамерлан придет вам на помощь?
— В мире нет сейчас полководца более славного, нежели амир Тамерлан. Я была тронута добротой этого могущественного воина. Узнав о моей горестной судьбе, он вызвался помочь.
— Замечательно. Я растроган не менее, чем Тимур. Как, должно быть, известно вашему высочеству, я обладаю определенной способностью предугадывать события. Если хотите, расскажу, как будет выглядеть ваш поход в империю.
Лицо принцессы стало отчего-то сумрачным.
— Сделайте любезность.
— Тамерлан сам, а вероятнее, с помощью вашего поклонника, займет карпатские перевалы и заставит императора Сигизмунда стянуть туда максимум войск, чтобы не допустить вторжения на равнину, естественно, ударив с противоположной стороны. Жан Бесстрашный без особого труда сокрушит слабые войска императора. Возможно даже, часть их перейдет на вашу сторону. Сигизмунд и впрямь не пользуется особой популярностью в своей державе. Я допускаю, что следом за этим отряды, направленные закрывать проходы в Карпатских горах, сочтут за благо сложить оружие перед венграми. Положение между молотом и наковальней не сулит им ничего хорошего. В такой ситуации лучше сдаться христианскому владыке, а не кровавому сарацину.
— Надеюсь, все так и будет, — улыбнулась Анна.
— Я почти не сомневаюсь в этом, — поклонился Камдил. — Но главное начнется позже. Тамерлан очень быстро найдет повод обвинить герцога в тайном заговоре или измене, а затем расправится с ним. А возможно, и с вами. Земли Венгрии — очень удобный плацдарм для похода на Европу. Тем более что огромные венгерские табуны позволят Тамерлану не перегонять коней из степей Туркестана или Аравии, а брать их здесь, совсем рядом. На этом ваше царствование закончится.
— Это ложь! Тамерлан — мудрый и добрый старый человек. Ничего в мире он не желает более, чем справедливости и покоя для своего народа. Разве пример императора Мануила, которому он оставил и жизнь, и свободу, и власть, — не лучшее подтверждение моих слов?
— Несомненно, лучшее. Но позвольте мне кое-что пояснить. Совсем недавно в Адриатическом море Тамерлан захватил венецианскую эскадру. Это было сделано при помощи ромейских кораблей. Венецианских капитанов пригласили на императорскую каракку под предлогом участия в празднестве, а затем пошли на абордаж. Конечно же, Мануилу это не понравилось. Но он был вынужден промолчать. А сегодня…
— Сегодня? — переспросила Анна.
— Да-да, именно сегодня. Ваш мудрый старец взял Смирну. Я не буду говорить о минаретах из отрубленных голов, так, вероятно, у Великого амира проявляется тяга к прекрасному. Я расскажу о рыцарях, которые сдались на милость императора Мануила. Он неосторожно дал слово сохранить им жизнь. Но Железный Хромец такого слова не давал. Не прошло и часа, как у каждого из рыцарей на голове очутился кожаный мешок с коброй внутри. Такая вот неприятность. Никто этих рыцарей не убивал. Их всех укусили кобры.
— Это ложь и клевета, — упрямо повторила принцесса. — Никто не может знать о том, что происходит за тысячу лье от него.
— Все случилось именно так, как я говорю. Очень скоро до вас дойдет эта весть.
— Я не желаю больше вас слушать. — Анна поджала губы. — И я желаю, чтобы этот юноша рисовал мой портрет.
Анна Венгерская развернулась, недвусмысленно давая понять, что аудиенция окончена, и направилась к замку.
— Кристоф, — задумчиво глядя вслед удаляющейся принцессе, начал Лис, — из данной вводной есть два вывода. Первый: тебя надо учить рукопашному бою не менее, чем обращению с мечом. Это позорище, так долго и нудно разбираться с какими-то стражниками. Тем более, — он еще раз оценивающим взглядом окинул могучую фигуру де Буасьера, — дарования вполне заметны. Я бы даже сказал, рельефны. И еще о дарованиях. Имеется авторитетное мнение, что твой художественный талант может дорого обойтись Европе.
Мессир Вальдар, ты как думаешь? Анна потопала ябедничать герцогу, шо какие-то хулиганы на улице пытаются отобрать у нее новую погремушку?
— Вероятно, ты прав.
— Я прав невероятно. Но, как мы видим, Кристоф, мальчик мой, день движется к полудню. Твоя бабушка, часом, еще не проснулась?
— Воскресенье, — пробасил юноша. — Сегодня она не спит.
— А-а, у старушки бессонница.
— Нам уже следует ехать. — Оруженосец не тронулся с места, продолжая пристально глядеть в спину Анне Венгерской.
— Але! Деревянные подошвы твоих башмаков дали корни?
— Я создам лучшей портрет из всех, когда-либо нарисованных человеком, — не обращая внимания на Сергея, проговорил юноша. — Она достойна самого лучшего.
— Капитан, ты слышал? Этот увалень, похоже, влюбился.
— Его можно понять. Девушка и впрямь редкой красоты.
— О господи, Вальдар! Скажи мне, что я ослышался. Утешь меня. Ты сам-то не того? А то число контуженных карими глазками и алыми губками стремительно растет.
— Не того, Лис. Сейчас она — объект разработки. — Камдил потянул оруженосца за рукав камизы. — Эй, парень! Очнись. Она уже скрылась за поворотом.
— Да, но вы же видели эти уста, этот взгляд…
— Уста и взгляд она унесла с собой. Кристоф, отправляемся к твоей бабушке! Пока не выяснилось, что проезд за ворота Дижона нам запрещен.
— Но, господин рыцарь, — обратился Кристоф, — я смогу ее нарисовать. Даже если на это уйдет половина моей жизни.
— Мой юный друг! Уж и не знаю, огорчит ли тебя эта новость, но у нас нет возможности оставаться в Дижоне в течение половины твоей жизни. Более того, у нас даже лишнего дня нет. Сегодня мы встречаемся с твоей пожилой родственницей, а завтра на рассвете намерены отправиться в Италию.
— Если, конечно, герцог не воспылает к нам внезапной привязанностью. Буквально, прикованностью.
Стража на воротах скрестила алебарды:
— Не велено выпускать.
— Что не велено? — не замедлила возмутиться «высокопоставленная» физиономия. — Тебе рождаться было не велено, а ты еще тут палками размахиваешь!
— Я — посланник его святейшего величества, пресвитера Иоанна, — гневно напомнил Камдил. — Никто не имеет права удерживать меня или кого-либо из членов посольства.
Сержант, командовавший стражей в воротах, недобро посмотрел на Лиса и стал оправдываться:
— Ваша милость, я же человек маленький. Мне приказано не выпускать вот этого парня и, стало быть, вас. Герцогу — ему-то видней, что да как. А я только…
Он хотел развить мысль, но в этот миг из-за спины Камдила к стражникам шагом подъехал Кристоф де Буасьер, со вздохом ухватил алебарды чуть ниже топорков и дал шпоры коню.
— А ну, стой! — заорал сержант, глядя, как могучий конь галопом уносит оруженосца из-под арки ворот, как тянутся за ним, скользя на подошвах, стражники, пытающиеся вернуть свое оружие.
— Мост поднимай! Не выпускать!
Это была тщетная предосторожность. Конь юного де Буасьера уже перелетел через мост, после чего сын герцогского лесничего резко повернул, и стражники, подчиняясь неведомому им еще закону инерции, полетели в ров. Сержант оглянулся и завопил какому-то ретивому лучнику:
— Не стрелять! Руки обрублю! Живьем брать!
— Лови! Лови! — заорал Лис, пуская коня с места в карьер.
Через секунду высокое посольство пресвитера Иоанна мчало по дороге в сторону маячившего вдали леса.
— Сейчас они опомнятся и снарядят погоню, — констатировал Вальдар.
— Да ладно! Шо нам их погоня? Вечером к закрытию ворот приедем, сделаешь протокольную рожу и заявишь протест герцогу против ущемлений и прочей экстерриториальности.
— Я-то заявлю. Но полагаю, об экстерриториальности Жан Бесстрашный еще понятия не имеет. А вот ущемление наверняка его палач делает безукоризненно.
— Не впервой, прорвемся. Возвращаться-то по-любому надо. В гостинице много чего полезного осталось.
Дорога скрылась в лесу. Всадники, горяча коней, влетели под густую сень деревьев, промчали ярдов пятьсот, пока не осознали, что Кристофа впереди нет.
— Что еще за новости? — Камдил натянул поводья. — Куда делся этот самобытный талант?
— Уже умотал куда-то. Не знаю, как ты, я никаких боковых тропинок не видел. Наш мальчик, конечно, полон вдохновения, как сало калориями, но кобыла у него — не Пегас, летать не может.
Словно подслушав эту тираду, из леса на дорогу неспешно выбрела буланая лошадь Кристофа.
— М-да, — подтвердил Вальдар. — Не Пегас. Давай-ка посмотрим, что там у парня случилось.
Они спешились и повели коней в поводу через придорожные кусты. Верная кобылка де Буасьера мягко потрусила в лес, как будто только и ждала, когда Камдил с Лисом увяжутся за ней.
— Никаких следов, — удивленно констатировал Лис. — Если наш Леонардо недовинченный не сигал с ветки на ветку, шо тот Маугли от бандерлогов, то вариант с конем, кажись, не сработал.
— Даже если он прыгал с ветки на ветку, — глядя на идущую впереди лошадь, озадаченно проговорил рыцарь, — далеко упрыгать он не мог. Времени-то с его исчезновения прошло — всего ничего.
Между тем лошадь остановилась и оглянулась, точно недоумевая, почему ее преследователи отвлекаются от погони.
— Она нас куда-то ведет. — Лис взъерошил пятерней волосы.
— Что ж, последуем за ней, — ответил Камдил и прислушался. Со стороны дороги ветер донес рык потревоженного медведя. За ним послышалось испуганное ржание, людские крики.
— Похоже, медведь.
— Кажется, это наши преследователи среди местной флоры наткнулись на голодную фауну.
Они шли за буланой кобылкой еще около часа, пока не оказались на широкой поляне с огромным раскидистым дубом.
— На мухоморье дуб зеленый, — сбивая носком сапога красную в белый горошек шапку гриба, объявил Лис.
Сбитый головной убор, если предположить, что у грибов есть голова, отлетел ярда на три, затем развернулся в воздухе и стремительно возвратился на место.
— Во, блин! Мы его еще даже не курили, а уже так плющит. Капитан, ты видел?!
— Я и сейчас вижу, — очень медленно, разве что не по слогам произнес Камдил. — Сережа, ты не туда смотришь.
— Куда не туда?! Здесь у грибов такое самосохранение…
— Лис, ты на дерево погляди.
— Шо, златая цепь на дубе том?
— Почти…
Спутник вельможного посланца отвлекся от созерцания гриба и обомлел. На месте, где только что, расстилая по зеленой траве могучие корни, рос величественный дуб, стояла, окруженная рвом и палисадом, башня под зеленой крышей.
— Капитан, если это сторожка местной бабы-яги, то, надо сказать, евроремонт тут сделали первоклассный.
— Мост опущен, ворота открыты, — удивленно рассматривая невесть откуда взявшееся строение, констатировал Вальдар. — Похоже, нас здесь ждут.
— Ждут, — подтвердило ни к селу ни к городу образовавшееся эхо.
— Маманя дорогая! — Лис упер руки в боки. — Шо ж эти маги никак не могут обойтись без спецэффектов? Мессир рыцарь, ты как думаешь, это у твоего оруженосца близкое знакомство с тутошними волшебными короедами, или у лошади тепловой удар?
— Бог весть, — признался Камдил. — Работаем как обычно. Я иду, ты меня страхуешь. Очень хочется верить, что тут обитает молодая и красивая прапрапра…
— Ясно-ясно. Действуем.
Камдил положил руку на крестовину меча. Подошел к одиноко стоящей башне, потрогал ворота, медленно заглянул, осмотрелся и пошел дальше. Ворота тихо затворились, но света, пробивавшегося через бойницы, вполне хватало, чтобы разглядеть лестницу.
— Ядрен батон, — ошарашенно выдохнул Лис.
Ничуть не смущаясь его присутствием, башня растаяла, а на ее месте вновь красовался тысячелетний дуб.
— Капитан, ты меня слышишь?
— Ничего себе, засада. — Сергей потянулся за притороченным к седлу топором.
— Не надо, — послышался за спиной звучный голос Кристофа. — Он скоро выйдет.
Девушка сидела на высоком резном троне одна в круглой зале. Свечи в бронзовых канделябрах зыбким пламенем освещали ее тонкое горделивое лицо. Зеленые глаза, опушенные длинными ресницами, глядели изучающе. Зеленым было и длинное, затканное золотыми лилиями платье незнакомки.
— Ты — Вальдар из рода Камдилов? — убирая золотистый локон со лба, произнесла красавица.
— Да, сударыня, — поклонился рыцарь. — Я был бы весьма благодарен, если бы и вы назвали свое имя.
Девушка улыбнулась с некоторым превосходством:
— Я — Мелюзина, дочь Ардуинари. Думаю, рыцарь, ты знаешь, почему я пригласила именно тебя.
— Представления не имею.
Взгляд девицы выразил удивление.
— У меня нет ни времени, ни желания допытываться, говоришь ли ты правду. В любом случае я знаю: ты прибыл в наши края, дабы остановить страшную угрозу, идущую с востока.
— Это верно. Но, увы, пока что задуманное мне не слишком удается.
— Это должно удаться, Вальдар из рода Камдилов. Пояс Береники треснул. Даже в наших краях, за сотни лье от его границ появляются те, кому быть здесь, — она обвела рукой свое убежище, — запрещено от века. Вчера совсем недалеко отсюда мои подданные уничтожили гули. Никогда со времен смерти Геллы эти мерзкие твари не проникали так далеко. А у самого пояса последние месяцы они просто кишмя кишат.
— Гули, если не ошибаюсь, — начал Камдил, — это такое существо… Синдбад-мореход повествует о нем. Он писал, что причалил к некоему острову и едва спешился, на плечи ему вскочил странного вида человек, который гонял его несколько дней, моря голодом, пришпоривая босыми пятками…
Мелюзину передернуло.
— Да, речь в этой повести о нем. О мелком, гнусном, злобном гули. Но они бывают не только мелкими, Вальдар из рода Камдилов. Я знаю, что ты и те, кто пришел с тобой, могут победить. От берега Моря Мрака и до пояса Береники, от южных отрогов Гипербореи и до побережья Срединного моря мне подвластен весь малый народец. Я помогу тебе, но только помогу. Вы, люди, изгнали меня из своего круга, и я не стану решать за вас и облегчать вашу участь.
Она поднялась, сделала шаг, и длинный шлейф платья заструился, точно потек, за ней.
— Кристоф всегда знает, где найти меня. — Мелюзина хлопнула в ладоши. Зала стремительно закружилась, превращаясь в винтовую лестницу, а в голове буквально взорвался голос Лиса:
— Вальдар, ты там жив? Что случилось? Куда ты пропал?
— Все в порядке. Я возвращаюсь.
— Не, ну, капитан, ты даешь, — возмущался Лис. — Я так понимаю, мальчик, — он ткнул в оруженосца, — не обманул. Прапрапра действительно молода и хороша собой. Чем, скажи, вы там занимались столько часов кряду? Только не вешай мне лапшу на уши, что вы участвовали в коллоквиуме на международные темы.
— Прапрапра Кристофа — не кто-нибудь, а сама Мелюзина.
— Фея Мелюзина? Это та, со змеиным хвостом и крыльями, как у летучей мыши?
— Только по субботам, — нахмурился за родственницу де Буасьер.
— Не суетись, приятель. Хвост так хвост. Мы с твоим добрым рыцарем и не такое встречали. Так шо сказала прародительница Лузиньянов?
— Честно говоря, я не все понял. Она говорила о проблемах с каким-то поясом Береники. О том, что в последнее время появилось много нечисти. Рассказала, что где-то поблизости словили гули.
— Это которые гули-гули или которые из Синдбада-морехода?
— Второе. И обещала всемерную помощь своих подданных. — Камдил замялся.
— Шо, неужели в борьбе за дело коммунистической партии?
— Это вряд ли. Но в борьбе против общего врага.
— Офигеть. Ладно, капитан. Все замечательно, но уже темнеет. Я бы сказал, что к закрытию ворот мы однозначно не успеваем. Кристоф, твоя прапрапра не сдаст нам на ночь три койкоместа в дубе том?
— Не, — замотал головой смущенный детина. — Но тут неподалеку постоялый двор есть. «Медвежий угол» называется.
— Были мы в том углу. Там слой пыли без хорошего размаха топором не прорубишь.
— Это прежде было. В канун дня святого Урсуса. А сейчас там хорошо.
— Ладно, делать нечего, — подытожил Камдил. — Ночевать где-то надо.
* * *
Юный де Буасьер оказался прав. Постоялый двор, еще совсем недавно оглушительно пустой, сейчас был переполнен народом. Хозяин приюта уставших путников, заметив подъезжающих, выскочил навстречу, размахивая перед собой руками:
— Господа, не гневайтесь, умоляю вас. Ни одного местечка, просто ни одного.
Судя по количеству возов за изгородью и суетящихся вокруг них слуг в расшитых ливреях, хозяин не лукавил.
— Как это нет! — возмущенно проговорил Кристоф. — У тебя нет мест для меня и моих друзей? Ты что же, наглец, спятил?
Кристоф де Буасьер выехал вперед, грудью коня наезжая на трактирщика.
— О, молодой господин, — хозяин постоялого двора сложился в поклоне, как перочинный нож, — простите, я не разглядел.
— Лучшие номера, лучшее, что есть у тебя в погребах…
— Ваша честь, помилосердствуйте. Лучший номер… — Он замялся.
— Ну, что еще?
— Там их высокопреосвященства играют в карты.
