Глава 5
«Ничто так не связывает руки, как крепкое рукопожатие!»
Савва Морозов
Лис выглянул в коридор и опасливо поглядел по сторонам.
— Тебя никто не видел?
— Слуга на входе в гостиницу, — сознался Камдил.
— Это хреново.
— Что за таинственность? Ты здесь решил устроить подпольный фальшивомонетный двор?
— Идея светлая, — хмыкнул Лис. — Вижу, общение со мной сделает из тебя человека. Но тут ведь такая кака с маком получается: поскольку мы с тобой официально в замке проживаем, этот приют отшельника я снял вроде как для лирических свиданий с прелестными девицами.
— И немало в том преуспел.
— Исключительно для конспирации. — Лис выставил перед собой ладони в отрицающем жесте. — Мы беседовали о поэзии Кафки.
— Кафка не писал стихов.
— То-то я чувствовал, беседа не клеится, все в койку тянет.
— Ладно, бог с тобой и с Кафкой. Хотя тут могут быть сомнения. Мне-то зачем прятаться?
— Капитан! Ты наивный, как барашек на лугах счастливой Аркадии. Я же снял эту комнату для свиданий. И тут появляешься ты, гремя броней, сверкая блеском стали. Шо о нас подумают?!
— А что подумают? Что я пришел гневно пресечь твои бесчинства. Буквально, положить конец…
— Стоп! Стоп! Стоп! Вот об этом лучше не начинать. Лучше расскажи, что там старина Жан себе думает?
— То, что герцог думает себе, — он никому не говорит.
— Ага, и поэтому остается невыясненным, думает ли он вообще.
— Лис, ты спросил, дай мне ответить! Его высочество с недоверием отнесся к известию о том, что император Мануил, которого он совсем недавно принимал в этом же замке и изволил потчевать как дорогого гостя, что император, с которым он охотился в здешних лесах, император, которого он называл братом, вдруг перешел на сторону Тамерлана. Он ждет официальных известий.
— Ага. А покуда наша венгерская прима султанского гарема поет ему в уши, какой Тамерлан душка и, буквально, любитель всего прекрасного. Кстати, о прекрасном! Вальдар, ты заметил, шо, когда на пиру воробушки крылышками бяк-бяк-бяк-бяк, свечечки затушили, герцог, как водится, бесстрашно пытался завладеть рукой вышеупомянутой прекрасной дамы?
— Честно говоря, не заметил, — сознался Камдил. — Не всем же видеть в темноте как кошка.
— Попрошу без инсинуаций. Как лис! Меня, Рейнара Л'Арсо д'Орбиньяка, сравнивают с каким-то заменителем кролика!
— Ты начал рассказывать.
— Ну да. Немая сцена по Гоголю. Народ визжит. Птицы с перепугу гадят. Свечи гаснут и тухнут…
Лис сделал глубокомысленную паузу, затем начал с подвыванием:
— В кромешной тьме Жан Бесстрашный тянет свои рыцарственные грабли к нежным перстам этой прелестной девы, этой звезды Востока венгерского разлива и та, будто опешив в первое мгновение, не решается провести освобождение от захвата с последующим броском и выходом на болевой. Но потом, вдруг, словно почувствовав, как убивается в этот момент Баязид, выдергивает свои тонкие пальчики из герцогских переносных тисков и мечет в герцога взгляд, от которого начинают дымиться гобелены за спиной его высочества. Можешь сходить посмотреть: еще вчера на нем была сцена охоты, а сегодня они уже там жарят дичь.
— И что с того, — пожал плечами Камдил.
— Капитан, я тут шо-то не вдуплил. Кто у нас спец по куртуазным вытребенькам?
— При чем тут куртуазия? Жан Бесстрашный — видный мужчина. Анна тоже безмерно хороша собой…
— Амор-р-р, — протянул Сергей и зыркнул куда-то в сторону потолочных балясин. — Это и ежу понятно. Не о том же речь. Она ж нарочно его подманивает, а потом отталкивает. С понтом: «Ах, я не такая! Я жду трамвая!» Но поскольку до первого трамвая в Дижоне еще лет пятьсот, то шо-то это ж значит?
— Это вопрос? Или у тебя имеются какие-то соображения?
— У меня имеются больше, чем соображения. У меня имеется далекий зарубежный друг, проживающий в непосредственной близости за стенкой.
— Сережа, ты разговорил купца?
— К чему такой официоз! Его слугу. Этой породе людей всегда нужна аудитория, чтобы продемонстрировать значимость. А если аудитория еще и согласна оплачивать обед и ужин…
— Смету подашь в Институт. Что ты узнал?
— Забавная ситуация. Во-первых, этот, с позволения сказать, греческий купец отправился в Европу практически тогда же, когда обретшая свободу венгерская принцесса отбыла к своей такой далекой, но близкой сердцу кузине. Выехал он действительно из Константинополя, и слуга был нанят там. Но, по его утверждению, до этого хозяин долгие годы торговал на Востоке.
— То есть вероятность, что мы имеем дело с резидентурой Тамерлана, сильно выше среднего. Железный Хромец выпустил птичку, но очень желает ее контролировать.
— Вальдар, я тебе больше скажу. Здесь речь идет не о банальном наблюдении. Буквально съемка из-под кровати. Слуга то ли жалуется, то ли хвастается, я точно не понял, что на Анну у его хозяина открыт неограниченный кредит с возвратом в следующей жизни. И шо львиная доля немалых заработков торговца уходит на оплату прихотей ее высочества.
— То есть купец — не резидент. Он из группы обеспечения.
— Может, и так, а может, и нет.
— Тогда появляется резонный вопрос. Кто же резидент: сама Анна или есть еще некто третий? И какова задача этой разведгруппы?
— Тут, брат, тебе карты в руки. Ты ж у нас мастер по окучиванию венценосных особ. Но могу добавить одну забавную информацию. Я б ее проверил, но приказчик божится, что его слова — чистая правда.
— Давай рассказывай.
— Вроде бы как несколько лет назад Жан Бесстрашный сватал Анну и вроде бы даже получил добро. Но дальше случилась какая-то маловнятная история, и наша томная красавица всплыла в гареме у Баязида. Буквально Анжелика и султан. Суть истории непонятна, но, как сообщает источник, Анечка на Ванечку разобиделась страшно. Сам понимаешь, первая любовь, рыцарь на белом коне. Мало того, что Жан, так еще и Бесстрашный… И вдруг нате-здрасьте — гаремная камера. И не приехал, не освободил.
— Понял, понял. Для справедливости надо сказать, что герцог пытался. Он был одним из зачинщиков Крестового похода. И под Никополисом искал случая уничтожить Баязида.
— Не сильно помогло.
В эту минуту в дверь постучали. Лис с удивлением поглядел на светило, медленно ползущее по небосводу.
— Солнце в зените. Я еще никого не жду… Все ушли на фронт! — голосом призрака черного вахтера прогнусавил Лис.
— А кто же со мной говорит? — раздался за дверью громогласный бас.
— Магический автоответчик. А будете так стучать — ща возьму в руки волшебный от ворот-поворотник.
— Открой, — посоветовал Вальдар. — Это де Буасьер.
Последний поединок во время недавнего герцогского пира живо всплыл в памяти Камдила. Ему не впервой было сталкиваться один на один с разного рода «первыми силачами». Среди них встречались ловкие и не очень. Бывали и просто грузные, ударом кулака переворачивавшие мясницкую колоду, однако неспособные попасть даже в посредственного боксера. Потому, когда Рауль де Буасьер, лесничий его высочества герцога Бургундского, бочком вошел в залу, Камдил поглядел на громилу с дежурным интересом. Но стоило прозвучать команде к началу поединка, улыбка быстро сошла с лица оперативника. Да, его соперник не обладал столь изощренной техникой, не умел уходить от ударов в последний миг, заставляя оппонента проваливаться. Но скорость, с которой летали его руки, и мощь захватов казались просто неправдоподобными.
— Капитан, сделай уже шо-нибудь с ним, или он тебя сделает сам, — слышался возбужденный голос Лиса на канале связи.
— Сделаешь тут, — проворчал Вальдар, пытаясь выбраться из мертвой хватки противника.
Тот подхватил посланца императора Востока и, как мяч в корзину, бросил его через ползалы. Предчувствуя нежелательную встречу с мебелью, Камдил умудрился уйти в кувырок и тут же увидел над собою могучего лесничего, по-медвежьи пытающегося навалиться сверху. Как утверждал Лис, дальнейшее произошло очень быстро. Джокер-1 как-то странно извернулся на руках, поймал ноги бургундца в ножницы, затем, еще не успело тело массивного лесничего грохнуться на пол, зарядил пяткой в челюсть. А потом, оказавшись у него на груди, вцепился в горло. Победа была не просто впечатляющей, она оглушила зрителей. Зал притих. Все замерли, не веря глазам. Такого исхода поединка не ждал никто.
— Стареешь, Капитан, — сочувственно вздохнул Лис.
— Сереж, не подумай, что я оправдываюсь. Помнишь мой бой с медведем в Новгороде? Сейчас у меня было похожее ощущение.
— Да ладно!
— Вот тебе и ладно.
В дверь снова грохнули:
— Откроете вы там?
Этот звук оторвал Камдила от воспоминаний:
— Лис, отвори! Еще не выковали щеколды, которая смогла бы остановить де Буасьера.
Через мгновение герцогский лесничий, наклонив голову, втиснулся в дверь, и только тут стало ясно, сколь мудрым решением было добровольно открыть дверь. За спиной Рауля де Буасьера, габаритами напоминая небольшую крепостную башню, возвышался еще один экземпляр давешнего соперника Вальдара, только моложе.
— Это мой сын, — опуская ненужные приветствия, пророкотал гость. — Младший сын. У меня их вообще-то восемь. Этот вот еще только в силу входит. Я все думал, к кому бы его в оруженосцы определить. Так вот, ежели что, он того…
Камдил с интересом поглядел на юношу. Из-под упрямо склоненного, как и у отца, лба смотрели весьма смышленые глаза.
— Я ему приказал. Он будет повиноваться, — не унимался заботливый отец.
Вальдар усмехнулся:
— Что ж! По рукам!
Камдил покачал головой и присвистнул:
— Хороший бросок.
Насаженная на шест голова чучела в старом бацинете сорвалась с основы и, пролетев вместе с вонзившимся в нее топором шагов десять, упала среди корневищ векового дуба.
— Лис! Глянь на всякий случай, нет ли кого поблизости. А то, неровен час, завернет сюда добрый человек дорогу спросить.
— Ага, тут мы ему последний путь и оформим. Мальчик, ты где научился томагавки кидать?
— Отец сызмальства велел. От заутреней и до обедни.
— У твоего папы недюжинный педагогический дар! — восхитился Сергей.
Кристофер де Буасьер озадаченно уставился на спутника благородного рыцаря:
— Не, у него дара нет. У него свое все. И потом, мы не только топоры кидали.
— А шо еще? Пламенные взгляды?
Юноша отчего-то покраснел:
— Ну, там, камни, бревна…
— И прочие тяжелые предметы. Например, друг друга.
— Оно конечно. Мы с братьями всякий день эдак возились.
— Ладно, хватит разговоров! — прервал Камдил. — Бери меч.
Верзила со вздохом принял из рук Сергея риттершверт, оглядел его, точно надеясь на то, что клинок сам знает, что ему делать, и нехотя принял защиту.
— Мальчик мой, это что?
— Ну, если вы меня будете рубить по правому плечу, я вскидываю оружие вот так, а если изволите атаковать в бедро…
— Забавно, — усмехнулся Вальдар. — En garde!
Детина встрепенулся, судорожно поводя клинком справа налево. В этот миг Камдил коротко подал свой меч вперед, демонстрируя атаку колющим в горло. Радуясь, что разгадал намерение противника, Кристоф де Буасьер отмахнулся мечом с такой силой, что, виси сбоку туша барана, легко перерубил бы ее пополам. Но ни туши, ни барана сбоку не было. Зато перед самым носом ошеломленного де Буасьера оказалось острие меча. Юнец раздосадованно взревел и попытался отмахнуть его в другую сторону. Острие исчезло и тут же уперлось в бедро новоявленного оруженосца.
— Так. С мечом придется изрядно поработать. Что ж ты до таких лет дожил, а ничему не научился?
— Мы, Буасьеры, с топором хороши, — насупился Кристоф.
— Ага. Шо то сало с горчицею.
— Боевая секира — это замечательно, — покачал головой Камдил. — Но меч — первейшее оружие рыцаря. А кроме того, что ж ты ревешь-то как медведь? В бою необходимо соблюдать хладнокровие.
Кристоф повесил голову и виновато потянул носом воздух.
— Ладно, с этим более или менее понятно. Ну-ка, Лис, покажи ему, как следует пользоваться луком.
— Да легко, — расплылся в улыбке Сергей, вытаскивая из чехла английский ростовой лук и щелчком ставя на него тетиву.
— Малый! — позвал он. — Возьми-ка бестолковку, которую ты снес топором, и кинь в сторону во-он того дерева.
Кристоф повиновался, но с заметной неохотой.
— Ап! — скомандовал Вальдар.
Срубленная башка взлетела, подброшенная могучей рукой сурового юнца, и в тот же миг три стрелы одна за другой догнали ее в воздухе и пригвоздили к древесному стволу.
— Мы, Буасьеры, — задирая голову и рассматривая оперение стрел, образовавших практически ровную линию, вздохнул оруженосец, — не признаем луков.
— Это еще почему? — возмутился Лис.
— Издали бить всякий сможет. А вот ты сойдись глаза в глаза.
— Да не вопрос, — вскинулся Сергей. — Ты шо, меня на слабо́ берешь?
— Лис, — позвал Камдил, — остынь.
— Не, ну капитан! Какой-то молокосос будет здесь пальцы гнуть, а я ему спускать должен?
— Мы, Буасьеры, всегда говорим что думаем, — упрямо наклонил голову Кристоф.
Камдил взял напарника за плечо, предотвращая атаку:
— Похвальное качество. Чем еще славен ваш род?
Юноша исподлобья хмуро посмотрел на своего рыцаря.
— Мы, Буасьеры, никого не боимся.
— Недурно. Но для рыцаря маловато. Кроме владения конем и оружием рыцарь должен обладать рядом вежеств. Уметь петь и аккомпанировать себе на лютне, слагать стихи, танцевать куртуазные танцы.
— Мы, Буасьеры, не играем на лютне, — пророкотал оруженосец. — И песен не поем.
— Господи, — всплеснул руками Лис. — Из какого леса ты явился?
— Из нашего, — не меняясь в лице, сообщил Кристоф.
— Ты что же, правда вырос в лесу? — удивленно переспросил его Вальдар.
— Да. Я же сказал, мы Буасьеры…
— Капитан, окажи мне рыцарскую милость! Заставь своего оруженосца не упоминать больше о нравах своего доблестного рода.
Юноша опять насупился. И было видно, что, когда б не благоволил бойкому лучнику доблестный рыцарь Вальдар Камдил, малец не преминул бы еще раз продемонстрировать, как ловко он пользуется боевым топором.
— Постой, — вдруг меняя тон, произнес Лис, — а скажи-ка, дружаня, ваш замок, часом, находится не к северо-востоку от Дижона?
— Там. — Кристоф махнул рукой.
— Это и есть северо-восток, — назидательно проговорил рыцарь.
— Я почему-то так и подумал, — продолжал Сергей. — Судя по фигуре того инвалида, с которым ты беседовал в деревне, «они, Буасьеры», никогда не пренебрегали правом первой ночи.
Юноша вновь нахмурился.
— А ну прекрати!
Камдил свел брови на переносице.
— Да я шо! Я только хотел узнать, по какую такую воду весь народ свалил.
Оруженосец долгим изучающим взглядом посмотрел на соратника благородного рыцаря, потом на него самого, точно спрашивая разрешения.
— День поминовения святого Урсуса, — наконец произнес он.
— А шо, дома поминать нельзя было? Или, там, на постоялом дворе кого оставить.
Юноша, пожав плечами, отвернулся. Затем, точно вспомнив, улыбнулся и сказал:
— А еще я рисовать умею.
— Что ты рисуешь? — радуясь возможности сменить тему разговора, поинтересовался Камдил.
— Всякое. Вот, к примеру…
Он в задумчивости оглянулся, ища чем и на чем привести обещанный пример. Не обнаружив ничего подходящего, он потянул через голову холщевую рубаху, демонстрируя отменную мускулатуру, затем подошел к костерку, на котором Сергей еще недавно варил предусмотрительно захваченный с собой кофе, вытащил потухший уголек и через несколько минут изобразил на расстеленной поверх щита холстине тощую физиономию с переносицей, в силу жизненных передряг имевшую характерный вид латинской буквы «S».
— О как! — восхитился Сергей. — А шо! Сходство на лице. А скажи, голуба, как ты теперь без рубашки-то пойдешь?
— Да так одену. Потом отстираю.
— Я те дам, отстираю. Ты че? С дуба упал? Меня еще никто никогда не рисовал. Я лучше у тебя рубашку куплю. На вон, плащом накроешься. Если что — скажешь: камизу медведь порвал.
Глаза Кристофа удивленно расширились:
— Мы, Буасьеры…
— Стоп! Стоп! Стоп! Не начинай. Лучше скажи, парень, сколько тебе за рисунок отвалить?
— На. Возьми, если нравится.
Оруженосец удивленно, но с затаенным удовольствием протянул Лису холщовую рубаху.
— Мы, Буасьеры — род богатый. У нас рубах много. Мы здесь испокон веков лесничими служим.
— Хороший рисунок, — критически оглядывая изображение друга, кивнул Вальдар. — Скажи, кто тебя рисовать учил?
— Никто. Сам умею. В замке книги старые…
— Кристоф! Вот ты хороший парень, — хмыкнул Лис, — но иногда как загнешь! Я шо этих старых книг не видел? Там же человек как глиста в обмороке. А у тебя — вылитый я.
— Это другая книга, — оскорбленный недоверием, пустился в объяснения юноша. — Ее моя троюродная прапрапрабабушка велела хранить, покуда она ей не понадобится. Вот с этого фолианта я картинки-то и срисовывал.
— Ну, если прапрапра… — почесал голову Лис, — то, думаю, родственнице твоей книженция больше не пригодится. Занятно было бы взглянуть, как считаешь, капитан?
— Отчего же это вдруг не понадобится? — ошарашенно спросил Кристоф. — Вот намедни, аккурат на зимний солнцеворот, она за ней приезжала.
— Оба-на! Прапрапра сама приезжала? Ну, в смысле, не призрак, не вампир? Как там было: «Мумия возвращается»?
— Моя троюродная прапрапрабабушка — не призрак, не вампир. Она молода и хороша собой. И была молода и хороша собой еще во времена святого Урсуса.
— Которые были?..
Кристоф собрался было ответить, но его речь была оборвана появлением одного из оруженосцев герцога Бургундского.
— Насилу отыскал вас, монсеньор, — спрыгивая с коня и кланяясь, скороговоркой протараторил он. — Его высочество просит вас срочно пожаловать к нему.
— Что-то произошло?
— Да. Событие неимоверной важности. Полтора часа назад прибыл гонец с Родоса. Как утверждает великий магистр ордена Святого Иоанна Иерусалимского, император Мануил II открыл ворота Константинополя Тамерлану. И не просто открыл, а объявил себя его союзником. Сейчас тартарейцы, поддержанные ромейским флотом, движутся к цитадели иоаннитов, Смирне. Рыцари, конечно же, не сложат оружия, как сделал это коварный ромей. Но силы уж больно неравны. Торопитесь, монсеньор, герцог ждет вас.
* * *
Жан Бесстрашный мерил шагами дворцовую залу. Ту самую, где совсем недавно проходило бурное пиршество. Увидев рыцаря Камдила, герцог стремительно развернулся на пятках и зашагал к нему, протягивая руки:
— Входите. Я жду вас.
Заметив за спиной Камдила замершего в поклоне дворецкого, бургундец резко выдохнул:
— Вон! Да проследи, чтобы никто не приближался к дверям.
Слуга, вероятно, привыкший к столь резкому обращению, моментально скрылся из виду. Можно было не сомневаться, что он скорее ляжет костьми, чем позволит кому-либо войти.
— Друг мой, — начал герцог, — вы уже знаете новости?
— Да. Ваш оруженосец известил меня.
— Все сложилось именно так, как вы говорили, — сокрушенно развел руками потомок королей Арелата. — Нет! Что это я? Все еще хуже! Кто бы мог подумать, что Мануил способен на столь низкое предательство?
— Тамерлан, — кратко ответил посол. — Впрочем, я не удивлен.
— Ну как же! И полугода не прошло, как здесь, в этой зале мы беседовали о спасении христианского мира, и он заверял меня, что, покуда жив, будет стоять нерушимой стеной…
— Он просил у вас воинов, мой герцог.
— Да, но… Поймите, я не мог ему помочь. После разгрома при Никополисе я сам только восстанавливаю силы. Я дал ему некоторую сумму денег и заверил, что в моем лице он всегда может видеть сердечного друга…
— Думаю, император ромеев был очень растроган, — склонил голову Камдил. — Полагаю, вашему высочеству известно, что такой же ответ он получил от королей Франции и Англии. Император Сигизмунд не соизволил даже принять его.
При упоминании последнего имени Жан Бесстрашный нахмурился.
— Только итальянцы, — продолжил Вальдар, — согласились снарядить небольшой отряд. Пожалуй, чуть больший, чем эскорт, подобающий венценосной особе в дальнем путешествии.
— Но вы должны понять…
— Конечно же, ваше высочество, я понимаю. Я понимаю, сколь тяжелые времена каждому из европейских монархов приходится ныне переживать. Но также я вынужден понять и Мануила. Пред его воротами стояла объединенная армия Тамерлана и Баязида, и в самом городе тоже имелось несколько тысяч османов, готовых силою открыть ворота. У несчастного императора только и оставался выбор: храбро умереть без всякой пользы или же согласиться на предложение Тамерлана, надеясь тем самым облегчить участь христианских народов, которые вскоре склонятся пред мечом Железного Хромца.
Жан Бесстрашный прошелся по зале, кусая губы:
— Вы уверены, что Тамерлан не остановится?
— А вы бы, мессир герцог, в таких обстоятельствах остановились?
— Но он же старец!
— И двадцать лет назад он тоже был немолод, однако не так давно полный сил Баязид Молниеносный оказался выжившей из ума черепахой перед этим старцем. А потому, ваше высочество, я вернусь к тому, с чего начал. Если сегодня же вы, герцог, не поднимете свое знамя и не призовете рыцарство Европы отринуть распри и, объединившись, отстоять свой дом, через пару лет вашим нынешним подданным — а если посчастливится, и вам самому — придется творить молитвы у минаретов Дижона.
Герцог дернул усом, сжав кулаки:
— Я верю, что этого не произойдет.
— На чем основана ваша вера, мессир?
Герцог помолчал, угрюмо склонил голову и подошел вплотную к послу.
— Монсеньор, я хочу, чтобы вы знали правду. Очень надеюсь, что она не покинет этой залы и останется между вами и мной. Мне тяжело говорить то, что вы сейчас услышите, но раз уж его святейшее величество, пресвитер Иоанн, почтил достойным своего доверия именно меня, а не кого-либо иного из европейских монархов, я отвечу тем же.
Несколько лет назад, когда османы Баязида вторглись на Балканы, мой отец отправил меня во главе большого отряда рыцарей на помощь Ладиславу, королю Венгрии и Польши. Там я впервые увидел ее высочество Анну, младшую дочь короля. Вы сами недавно имели счастье лицезреть ее. Ответьте мне, как мужчина мужчине: разве возможно не восхититься ею и не полюбить всем сердцем?
— Не думаю, герцог, что вас обрадует мой положительный ответ.
— Я влюбился как мальчишка, каковым тогда и был, — не слушая, продолжал Жан Бесстрашный. — И уж не знаю, на счастье или на беду, Анна ответила мне взаимностью. Бои шли с переменным успехом, но военная удача все же оказалась не на нашей стороне. Король был вынужден просить мира. Баязид поставил условие: отдать ему в жены Анну. И если бы просто в жены — в гарем!
Пальцы герцога сошлись на рукояти кинжала.
— Я был в отчаянии. Я был готов убить Баязида, короля Ладислава, себя…
Он замолчал, переводя дух.
— Но, знаете, интересы государства… Я сопровождал Анну и лично передал ее посланникам султана. Не могу понять, как в тот день я не сошел с ума. Стоит ли спрашивать, почему, едва вернувшись в Бургундию, я примкнул к Крестовому походу и был одним из его вождей. Но и эта попытка закончилась крахом и обернулась для меня годами плена.
Поверьте, монсеньор посол, даже там, в плену, я был счастлив, ибо за это время трижды видел Анну. Украдкой, всего несколько минут, но я был счастлив. Как вы знаете, мое возвращение в Бургундию оказалось горестным: отец на смертном одре, любимая за тридевять земель, казна пуста, бароны обездолены. Я женился на двоюродной сестре Анны. Не по любви, нет. Как водится — государственные интересы. Продолжение рода, выгодный союз… И вдруг несколько месяцев назад… о чудо! Мне сообщают, что Баязид сокрушен, Анна свободна и направляется сюда. Я снова счастлив.
— Мне рассказывали, — задумчиво начал Камдил, — что прежде, чем отпустить ее высочество в Европу, Тамерлан имел с ней долгую беседу.
— Да, это правда. Но вы же слышали голос Анны? Им можно врачевать раны лучше всяких лекарских мазей. Анна рассказывает, что повелитель тартарейцев весьма разумный и даже мудрый человек. Злая судьба ведет его все годы жизни, заставляя проливать кровь. Анна говорит, что мало видела людей, так хорошо сведущих в науках и любящих искусство, как Тамерлан. Он буквально очаровывает всякого, с кем изволит разговаривать. Вот и Мануил тому новый пример. К тому же, — продолжал герцог, — эмир предложил Анне помощь.
— В ее путешествии к вам? — предположил Вальдар.
— Нет. В отвоевании того, что Анне принадлежит по законному праву. У короля Ладислава было три дочери. Мария, упокой Господь душу бедняжки с праведниками своими, вышла замуж за императора Сигизмунда, и тот после смерти Ладислава пожелал наложить руку на тестево наследство. Однако средняя дочь покойного короля, Ядвига, успела выйти замуж за предводителя свирепых варваров-северян, Ягайло, и сделать его королем Польши. Венгрия по закону должна принадлежать Анне, но Сигизмунд еще три года назад короновался священным венцом королей Венгрии — короной святого Стефана.
Жан Бесстрашный перестал ходить по зале и вдохнул полной грудью, точно собираясь нырнуть в воду:
— Я почту себя униженным и недостойным рыцарского звания, если предоставлю пусть и наилучшему, но сарацинскому владыке помогать восстановить справедливость по отношению к любимой мною женщине. Я намерен просить развода у Папы. Признаюсь честно: мне все едино, какого из них. Тот, который первый даст освобождение от уз брака, получит в благодарность поддержку Бургундии. И не только Бургундии. В ближайшее время я намерен восстановить королевский трон Арелата и, венчавшись законным образом с Анной, объявить войну мерзавцу Сигизмунду. Я клянусь своими золотыми шпорами, что верну моей любимой ее наследственные владения и, с Божьей помощью, взойду с ней на императорский трон.
— Понятно, — кивнул посол императора Востока, — поскольку Тамерлан обещал поддержку Анне, вы рассматриваете его как союзника в задуманном вами предприятии.
— Да, — отвернувшись, подтвердил герцог.
— И вследствие этого не намерены поднимать оружие против захватчиков?
— Да, — повторил Жан Бесстрашный.
— Вероятно, мне следует незамедлительно покинуть Дижон. Мое присутствие компрометирует ваше высочество в глазах дружественного вам повелителя тартарейцев.
— Постойте. — Герцог повернулся. — Мне бы не хотелось, чтобы у вас сложилось обо мне дурное мнение. Я много думал после нашего первого разговора. Если посмотреть непредвзято, Тамерлан своим походом спас Европу от полчищ Баязида. Мы с ним никогда не враждовали и, если сейчас не будем затевать распрю, то еще можно разойтись миром. По словам Анны, это вполне совпадает с намерениями Железного Хромца, мы сможем жить в мире спокойно и без взаимных обид. Мануил, как вы сами знаете, показал нам, что такое возможно…
— Показал, — усмехнулся Камдил. — Следующими покажут рыцари в Смирне.
Вальдар поклонился:
— С милостивого позволения вашего высочества я могу идти?
— Пожалуй, — рассеянно бросил Жан Бесстрашный. — Останьтесь пока при дворе. Я отпишу письмо с известием и объяснениями вашему государю и прикажу казначею выбрать подарки для его святейшего величества.
— Вы безмерно добры, ваше высочество.
— Ступайте.
Лис ждал во дворе, коротая время в беседе с герцогской челядью.
— Капитан, я все слышал, — отходя навстречу Камдилу, начал он. — Я в шоке. Есть авторитетное мнение, шо Тамерлан нас переиграл, как тех ушастых щенков. Это же надо! Одну Миледи послать в нужное время в нужное место, и все подвески у тебя в кармане. Давненько нами так полы не мыли. Шо будем делать?
Камдил пожал плечами.
— Есть еще резервный вариант. Джиакомо Аттендоло — основоположник династии Сфорца. Но, скажем так, вариант очень резервный. Одно дело — храбрый кондотьер, хотя и весьма толковый. И совсем другое — великий герцог Запада. Но тут надо либо что-то делать с Анной, либо, не прими за каламбур, поставить крест на Жане Бесстрашном и радоваться, если он не окажется по ту сторону поля боя.
— Я так понимаю, пока казначей оплакивает матценности, с которыми ему предстоит расстаться, у нас есть время заняться Анной.
— Пожалуй, да. Как минимум надо с ней встретиться без лишних глаз. Кстати, о глазах. Куда девался юный де Буасьер?
— За рубашкой уметелился, — усмехнулся Лис. — Правда, за это время уже можно было вырастить лен и из собранного урожая наткать новых рубашек, но мало ли? Может, какая бургундская дама остановила мальчика, дабы полюбоваться его торсом. А! Вон он. Кстати, в рубашке. И, шо показательно, в портках.
— Монсеньор, — едва приблизившись, начал детинушка, — моя троюродная прапрапрабабушка хотела бы свидеться с вами.
— Прапрапра, — лишний раз уточнил Лис. — Ты ничего не путаешь?
— Нет, — обиженно замотал головой Кристоф. — Но сегодня уже вечер. Завтра — суббота. Стало быть, в воскресенье, если вашей милости будет угодно…
Камдил удивленно посмотрел на напарника:
— Пожалуй, будет угодно…
