Глава 23. Рейд по тылам
— Погодка-то нынче… постельная, — вздохнул Геральд, глядя в окно. — Скоро опять дождь пойдет.
— А разве у тебя бывает иная? — поинтересовалась Энни, здоровенным ножом нарезая хлеб. — Уж кто бы говорил!..
Она стояла спиной к нему, облаченная в игривый фартук, и сноровисто — как и все, за что бралась, — завершала приготовление обеда, легко двигаясь вдоль кухонной стенки. С момента вселения женщина выдраила здешний пол до блеска, чтобы можно было ходить босиком. Но теперь панельный дом остывал, быстро теряя тепло, и пора было вспомнить о тапочках. Если позавчера еще стояла жарища, вчера было просто тепло, а сегодня — прохладно… то чего ждать завтра?
Сам Геральд восседал на угловой скамье, покрытой дерматином, и занимался привычным делом: любовался Энни.
— Видишь ли, на пляже тоже неплохо, — возразил он. — Зачем так уж привязываться к постели?
— А-а, тогда ясно.
— Кстати, как твое плечо?
— Почти не болит, — ответила женщина. — Ты здорово умеешь лечить.
— Практика, — сказал Геральд, усмехнувшись на «здорово лечить». (Энни в своем репертуаре.) — Скажи, тебе нравится готовить?
— Я люблю все делать качественно, — пояснила она. — Не шедевры, но уровень мастера.
— Уровень я уже обоняю, — подтвердил барон. Квартира, куда они вселились, была скромной — не чета роскошным номерам, в которых обитали раньше. Ванна стандартная, кухня совмещена со столовой, спальня всего одна, кондиционера и вовсе нет. Но Энни, кажется, из тех, кто умеет довольствоваться малым. Несмотря на ранение, она изображала из себя этакую домашнюю хлопотунью — впрочем, в избытке одаренную привлекательностью и своим видом придающую изысканность здешнему интерьеру.
Разлив по тарелкам суп, Энни тоже села за стол, поближе к Геральду, чтобы касаться его колен своими и греть озябшие подошвы о его ступни.
— Здесь не помешал бы пол с подогревом, — заметила она.
— Здесь многое бы не помешало, — согласился барон. — Включая другую квартиру. Но несколько дней придется потерпеть.
— Да разве я против?
Суп в самом деле оказался не хуже, чем в дорогих ресторанах, но нахваливать Геральд не стал — Энни и так знает себе цену.
— Итак, с Чертом ты управился, — сказала она, размешивая в тарелке сметану. — И чем займешься теперь?
— Во-первых, не «ты», а «вы», — поправил Геральд. — Скорее даже, я был на подхвате. Не забыла, как я умею двигаться?
— Конечно же, нет!
— Так вот, Шатун обскакал меня намного. Я-то палил вслепую, а он видел эту сволочь и стрелял прицельно, с учетом его перемещений, — наверно, даже траектории считал!.. Моему Зверю еще расти и расти до его.
— Во-вторых? — спросила Энни.
— Во-вторых, я приехал сюда вовсе не для того, чтобы добить «шакала» — этот эпизод планировался не мной.
— Зато он мог оказаться последним для тебя.
— Да, — кивнул он. — Но теперь пора заняться своими делами. Не говоря о том, что завтра — помазание.
Женщина принялась нахлебывать суп, вливая в себя полными ложками, но по пути не теряя ни капли — с такой рукой только и стрелять.
— В грудях не печет? — поинтересовался Геральд. — Горячо ведь.
— Некоторые любят, — откликнулась она. — Опять же согреть некому.
— Да неужели? — засмеялся барон.
Рядом с ней было так легко, комфортно. Вот только забудет ли он когда-нибудь, как Энни глядела на него поверх прицела?
А она уже приканчивала свою порцию, намного обставив Геральда.
— Как зовут твоего сына? — неожиданно спросил он.
Вскинув на него глаза, женщина ответила:
— Никита.
— А почему ты уверена, что это твой ребенок?
Конечно, Энни поглядела на него, как на психа.
— Видишь ли, вчера я рыскал по архивам, — прибавил он. — Возникли некие подозрения… То есть кое-что я и раньше предполагал.
— Гарри, ты о чем?
— Ты ведь считаешь, что отец ребёнка — Богомол?
— А кто еще? У меня тогда никого не было.
— Ты уверена?
— Милый, мне двадцать три года. А Никите пять лет. И я была девушкой строгих правил — Ульян стал у меня первым. И пару лет, пока занимался дрессурой, никого ко мне не подпускал.
— Бедная! — пробормотал он.
— Тебя это не убеждает, — заметила Энни. — И что же ты выкопал?
— У нашего друга, как ты знаешь, полно недостатков, — сказал барон. — Включая бесплодие.
— Что?
— Богомол от рождения бесплоден — тут и сомнений нет.
— Ты ведь не думаешь, что я лгу?
— Разумеется, я тебе верю — сейчас. Но ты же знаешь Богомола? С подчиненными он обращается без лишних церемоний, повязывая чем только можно. Великие цели, понимаешь ли, — тут не до людей!..
— По-твоему, в меня впрыснули чужое семя?
— Это был бы не худший вариант, — хмыкнул Геральд. — Учитывая, какой отец из Ульяна.
— Тогда что?
— Боюсь, Энни, в тебя внедрили чужую яйцеклетку, — сказал он. — Уже оплодотворенную.
— Гарри, это же бред!
— Почему? Конечно, дурновкусием отдает, но вполне в духе Богомола. А средств у него с избытком. Ты ведь рожала в Питомнике, под приглядом его команды? Затем Никиту отдали на попечение доброй тети, изредка дозволяя тебе навещать. Очень удобно, а? Для Ульяна.
Забыв о еде, Энни задумалась — надолго. Даже перестала следить за позой, странно переменившись: ее будто придавило изрядным весом. Украдкой Геральд вздохнул. Ему вовсе не хотелось добавлять сложности подружке.
— И кто, по-твоему, настоящая мать? — наконец спросила она, произнеся «настоящая» с явным усилием.
— Вот тут, honey, вправду начинается бред, — ответил барон. — Наш узел затягивается все туже. Через эту мать я вполне могу породниться с Шатуном, да и с тобой, получается, мы не чужие. Что ни говори, а вынашивание плода привнесло в ребёнка и твои черты. Ведь ты любила его тогда?
— Очень! — вырвалось у Энни.
— А любовь рождает отклик — возможно, на генетическом уровне. Девять месяцев столь тесного общения… Если супруги со временем делаются похожими, то здесь этого не избежать и при желании.
— Значит, я могу считать Никиту своим сыном? — тихо осведомилась она. — Даже если предположить, что твои домыслы верны.
— Это не домыслы, Энни, — поправил Геральд. — Скорее гипотеза. А сына у тебя никто не отнимает. Хотя придется делиться — в том числе и с той, кто его растил. Ты ведь не захочешь вредить малышу, отнимая у него любящих? Вдобавок неизвестно, как это аукнется, — обычно такие ходы заводят в тупик.
— Хотела бы я знать, Гарри, — пробормотала женщина, — откуда в тебе берутся идеи?
— «Пепел Клааса стучит в мое сердце», — усмехнулся он. — А матрица Борислава — в голову. Как видно, через него и я оказался подключен к Космосу.
— Да ведь я тоже читала рукопись!..
— Но ты не знала Бура, как я. Вероятно, тут наложение. Эффект, конечно, странный. Почти всегда я и сам не знаю, когда вскочит в голову свежая идея.
— А что-нибудь поприятней в твою голову не вскакивало?.. Извини.
Поднявшись из-за стола, Энни скользнула к окну и застыла перед ним, глядя в начавшийся дождь.
— Не маячь, — негромко велел барон. — Забыла?
— Извини, — снова сказала она и, повернувшись, уселась на холодный пол, спиною к холодной стене.
— Ага, нам только простуды не хватало! — заметил Геральд. — Только, пожалуйста, не извиняйся больше, хорошо?
Молча женщина поднялась и стала механически раскладывать по тарелкам второе блюдо, ничуть не уступавшее первому. А на третье, как и положено, компот. И когда последний раз Геральда кормили домашним?
— Ты не задержишься после еды? — спросила Энни, снова подсев к столу. — Мне требуется подзарядка.
С сожалением он покачал головой: сроки и так поджимали. Но, конечно, задержался — тем более, последние пару дней явно не добирал до нормы. Из-за чехарды с Чертом, из-за ранения Энни — невзирая на ее заверения, что рана тут не помеха. Хотя порез впрямь заживал быстро. Господи, до чего же славно вновь ощутить на себе тяжесть Энни!.. к слову, вовсе не тяжелую… и встречать ее губы, настойчиво ищущие ласки. «Материализация чувственных идей», да?
И все-таки через час он уже катил на Горбунке по пустынным улицам, захваченных ливнем, оставив Энни нежиться в ванне. А поскольку в этой квартире прятаться было негде, положил пистолет поближе к ней.
О событиях прошлой ночи Геральд был наслышан, даже проглядел записи, присланные Шатуном. Здешняя ситуация делалась все занятней: к нелюдям местного разлива и чужеродным зверюгам теперь добавились настоящие пришельцы. И то, что для начала они саданули по здешней Пирамиде, в общем радует — пока взамен нее чужаки не выстроят свою. Но может, те и другие изнемогут в борьбе? Хочется верить.
Во всяком случае Алмазинскую конструкцию, еще вчера такую надежную, порушили крепко. Прежде тут все было отлажено: проклевывающихся уродов вылавливали, однако не истребляли и не убирали с глаз, а пристраивали к серьезному делу. Теперь же многие Хищники, лишившись Всадников, вновь вырвались на волю, примкнув к зверью, еще не охваченному порядком. И город оказался захваченным дикой стихией. Вдобавок им овладевал сумрак, а облачный слой сделался настолько плотным, что Хищники разгуливали по улицам уже и днем. Конечно, до полной силы не добирали, но горожанам и этого хватало с лихвой.
Для начала барон позвонил Шилову, с которым познакомился через Родиона. Тот откликнулся немедленно, проявившись на бортовом экране.
— Что нового, майор? — поинтересовался Геральд. — Нарыли чего-нибудь?
Шилов только рукой махнул да покривился болезненно: дескать, куда больше — одних голов несколько сот!
— Может, Лущенко сам это натаскал? — спросил он. — Конечно, с помощью прочих «бесов».
— Не выходит, — возразил Геральд. — При всех своих суперкачествах он не уложился бы в срок. И не стал бы Лущ мараться — это ж не отсекать?
— Да понимаю я, — вздохнул майор. — Но кто ж эти «быстрые, сильные» и маленькие? Под такое подходит лишь сам Лущ.
— Может, дети? Этакие вундеры.
— Скажете тоже!
— Не верите вы в нашу молодежь, — укорил барон. — А ведь здешняя среда сильней влияет именно на растущие организмы.
— Ну что нам, еще и деток трясти? И не до расследований сейчас — сами ж видите, что творится в городе!.. Опять приходится ловить всяких психов.
— А вы не ловите, — сказал Геральд.
— Как это?
— Да сразу вбивайте в землю. Зачем поддерживать оборот мерзавцев в губернии? Понятно ж, какое им найдут применение. И вам проще.
— Так-то оно так, — пробормотал Шилов и вздохнул.
Еще одна жертва долга! — усмехнулся барон. Или в нем уж проснулась совесть? Жалко птичек, видите ли. На этом и проигрывают хорошие люди. С другой стороны, иначе б они не остались хорошими.
Затем он послал вызов Богомолу, не особенно надеясь на ответ. Но тот откликнулся, хотя выглядел озабоченным.
— Шо такое? — сказал Геральд развязно. — Чем мы опять недовольны? Все ж насколько портят характер проблемы с кишечником!
— Ты от кого узнал номер? — хмуро спросил Ульян. — Анька успела выболтать?
— Щас, все выложу! А заодно исповедаюсь… Ты еще не принял сан? Вообще, борода тебе бы пошла — хотя паранджа закрывает надежней.
— Или Гувер сплоховал? Вообще он скользкий… Неужто перекупил?
— Слушай, ты хоть иногда напрягай мозги, — произнес Геральд с неудовольствием. — Ведь атрофируются без употребления!
— Один ты умный, да?
— Твоя беда: мало читаешь. Бур наверняка сочинил больше книг, чем ты осилил за свою жизнь.
— Зато я живой, — злорадно сказал Богомол, — а твоего Бура, говорят, собирали долго. И ведь какой слонище был!.. Да весь вышел.
— Как сказать, Улей, как сказать. Может, не весь? Может, его дело живет и побеждает, а всё вокруг крутится по орбитам, установленным Кторовым? Но тебе этой механики не понять — значит, переживешь Бура ненадолго. У искусства, видишь, свои законы и прежний опыт тут не спасает, особенно когда с фантазией туго. А ты всегда летал низёхонько — вот и напорешься на первый же холм.
Озадаченно Ульян наморщил лоб, затем поинтересовался:
— Ты чего, Гарри, тоже решил податься в сочинители?
— Тяжелое наследство, а как же, — ответил он. — Приходится заменять павшего товарища. И уж тебе разгуляться не дам, выстрою такую стену!..
— Кажись, умник, и у тебя крыша поехала, — заметил Богомол, усмехаясь. — Говорили тебе: надо быть ближе к народу.
— Зачем? — удивился Геральд. — От такого народа лучше держаться подальше. Тем более от лучших его представителей — в твоем лице.
— Чем же я так не нравлюсь тебе? — опрометчиво спросил усач.
— Ты в зеркало иногда глядишься? Что там может нравиться!.. Знаешь, Улей, как-то я решил покопаться в твоем прошлом — вплоть до первых лет.
— Ну? — насторожился тот.
— Это даже скучно, насколько ты оказался типическим — действительно, плоть от плоти. Папаша у тебя был ничтожеством, отводившим душу на домашних. Конечно, разумение вбивали тебе через зад — у нас многое делается этим способом, а результат угадать нетрудно. Правда, не все становятся садистами, но ты оказался способным учеником — гены, гены! — и по примеру папеньки, с пеленок утверждался на слабых. Потом это сделалось потребностью, наложившись на созревание, но у тебя хватило хитрости заручиться поддержкой властей, прежде чем дать волю мании. А что делается во благо чинуш, уже не считается криминалом — чего бы ни вытворял. А как ты умеешь себя оправдывать!.. Ей-богу, даже завидно. Обиды запоминаешь намертво, зато долги забываешь в момент — причем искренне, я проверял. И так же легко творишь пакости. Собственно, ты даже не замечаешь их, облекая в вид, скажем, неаккуратной фразы, сказанной не к месту. А уж что затем последует, вроде бы не твоя вина… Наверное, вот так и предал Бура? Обмолвился разок — и прежнего коллеги как не бывало!
— Ну-ну, не заговаривайся, — сказал Богомол. — Никого я не предавал. Вот меня — часто.
— Я же говорю: устроился на зависть. Какая беззаветная любовь к себе!.. Может, и меня подставил не ты? Такую яму вырыли — еле выбрался.
— Я, что ли, копал? И резону нет — мне ты тогда не мешал.
— Ага, — сказал барон. — А мешал я тогда Фомичеву. К этому ведешь?
— Да никуда я не веду, — отказался Ульян, наверняка даже не сообразив, как забавно все это выглядит. — Мало ли чего ты намыслишь?
— И врешь — я мешал тебе, — прибавил Геральд. — Если не по службе, так по жизни. Наверняка и Фомичева надоумил ты. Твой почерк, Улей, — не отбрыкивайся. У меня же нюх на маньяков, забыл?
— Своим нюхом, Гепард, ты уже достал всех!..
— К примеру, Луща, — подсказал он. — Не скучаешь по соратнику?
Выхватив за жидкие волосы голову из пакета, лежащего на соседнем кресле, барон придвинул ее к самой камере, вновь заставив Богомола отпрянуть. Кажется, Лущ шевельнул обескровленными губами, продолжая цепляться за жизнь, — но в следующую секунду его без церемоний сунули обратно. Хватит тут одной говорящей Головы. Разве поместить их друг перед другом — пусть обмениваются вампирским опытом.
— И кто из нас больной? — вопросил усач. — Не по-божески это, Гарри!
— Лишь бы по-людски, — отрезал он. — С богом сторговаться проще. А твой «шакал» получил то, чем отоваривал других, — в полном согласии с законами жанра. Его пример — другим наука… Хотя не для тебя писано, верно? Ничего ты не извлечешь отсюда и напорешься на собственное острие.
— Типун тебе…
— Если раньше до тебя не доберусь я. А от меня улизнуть трудно — сам знаешь. Раз уж я вышел на охоту…
— А называешь меня злопамятным. Еще Иисус говорил: «любите врагов ваших» и «благотворите ненавидящим вам».
— «Каким судом судите, таким будете судимы», — осклабясь, прибавил Геральд. — И скольких ты присудил к высшей мере, Улей?
— Да ты понимаешь, для кого старался, когда кончал Луща? — вдруг повернул тот. — И кто теперь заделается в губернии главным «бесом».
— Фомичев, вероятно?
— Уж кто предатель — это Сашок, — вздохнул Богомол. — Ведь столько для него сделал!.. Нет у людей святого. А тебе как пакостил? И с каждым годом борзел пуще, набираясь сил у зверенышей. Теперь учуял выгоду на стороне, с Двором договаривается. Кого выкормил, а?
— Смену, — ответил барон. — Вы стоите друг друга. Теперь уж кто кого слопает!..
— А ты сам разве не проголодался?
— Захочу есть, у тебя не попрошу. — И пожелал напоследок: — Провались!
Экран погас. Наш хитрец решил ловить на живца, подумал Геральд, усмехаясь. Причем единым махом рассчитывает накрыть обе цели. Небось стратегом себя мнит — этакий кукловод, дергающий за нити. Дескать, ты уж потрудись, дружок, расчищая мне место, а я со своими подручными перекрою тебе отходы. Может, и карателей привлечет для верности… Идиот! Решил, будто я одержим мщением. Жди, жди меня в той дыре, готовь ловушку. «А мы ударить вбок». Но за сведения спасибо — теперь ясно, по каким делам умотал Фомичев. И вряд ли он управится с ними быстро. Прямо подарок судьбы!..
Геральд покосился на невзрачную самоделку, пристроенную под стекло. Как и предупреждал Фант, прибор плохо показывал направление, зато с расстоянием справлялся лучше. А заодно умел еще кое-что, куда более странное, даже немыслимое. Хотя, если судить по здешним меркам…
Персонал Питомника обитал в аккуратном домике, укрытом позади основного здания, в глубине парка. И парк, и все здешние строения окружал высокий забор, поверх которого провели несколько рядов проволоки, подключенной к немалому напряжению. Но кроме главных ворот в ограде предусмотрели пару секретных калиток, а к их замкам у Геральда имелись ключи — благодаря все тому же Фанту. Так что к квартире директора он пробрался без особенных затруднений. Дверь отворила молодая женщина — рослая и фигуристая, хотя Фомичев был скорее щуплым. А лицо у нее оказалось милым на удивление.
— Вы к Саше, да? — спросила она приветливо. — А его нет. Но если хотите, можете подождать. Обычно в это время он приходит обедать.
— С вашего позволения, — поклонился Геральд. Будто в стародавние времена его доверчиво препроводили в комнату, умилявшую обывательским уютом, усадили в пышное кресло. Тотчас поднесли чаю, угостили домашними пирогами — ей-богу, такое расслабляет. А сквозь широкий проем виднелась детская, где двое мальцов-дошколят сосредоточенно возводили пластилиновую крепость, не обращая внимания на гостя. К компьютерным играм их, видимо, еще не подпускали.
— Серьезные парни, — с одобрением сказал Геральд. — Как зовут?
— Никитушка и Славик, — сказала женщина, ласково улыбнувшись.
Как он ни вслушивался, в произнесении имен не уловил разницы, словно оба малыша были ей одинаково дороги.
— Близнята? — спросил небрежно.
— Несхожи, да? — Хозяйка вздохнула и, сбавив голос, пояснила: — Никитку-то мы в роддоме взяли. Мать при родах умерла, отец еще раньше сгинул — вот мы с Сашенькой и решились. А молока у меня много было, еще и сцеживать пришлось.
Сочувственно покивав, барон спросил:
— И что, родичей у малого не осталось?
— Почему — есть тетя. Красивая, добрая, зовут Анной. Навещает каждый месяц, подарки привозит. Никитушка ее любит.
— А не боитесь, что Анна захочет усыновить?
— Ох, боюсь, — призналась женщина. — Так ведь тут ничего не поделаешь.
— Можно ведь запретить посещения, отвадить как-то…
— Что вы, какие у меня права? Да и не по-людски это.
Во так: «не по-людски». Оказывается, не изжили еще — кое-кто помнит.
— Что-то задерживается хозяин, — заметил Геральд.
Как тот киллер в подъезде: не случилось ли чего с клиентом? А когда придет, что стану делать? Обстановка-то не располагает к серьезному общению.
— Ой, Сашенька такой энтузиаст, — сказала она. — Прямо горит на работе!.. Помните первых комсомольцев?
— Как живых, — кивнул барон, будто сам и ставил их к стенке.
Тихонько прыснув, Клавдия уточнила:
— Нет, ну я про их отношение к труду. Ведь было же, наверно? И сейчас…
Да уж, нынешняя работа Сашеньке по нраву. Всего себя отдает, всю мерзость выплескивает!.. Зато дома — светится.
— Любите мужа? — брякнул Геральд вполне бестактно, но женщина не возмутилась, даже не удивилась — задумалась. Лицо ее омрачилась.
— Не знаю, — сказала она честно. — Иногда Саша меня пугает чем-то. Хотя ведь не бьет? Даже не накричал ни разу. Ну, глянет иной раз… как на дурочку. Так я и впрямь не чета — Саша образованный, умный. На службе его ценят, по телевизору показывают. И детей он любит… вроде бы.
Ну да, на свой лад. Видела бы Клавдия, что Сашуля вытворяет со своими подопечными!.. Или, как и Гувер, она предпочитает не знать лишнего? Да и куда ей после таких открытий: в петлю?
— Есть категория: отморозки с образованием, — произнес Геральд скорее всего не к месту. — Этакие звероящеры, вооруженные знаниями, даже покрытые глянцем… но тем опасней иметь с ними дело.
На это Клава промолчала, только опять вздохнула. И почему хорошие женщины чаще достаются мерзавцам? Тоже, видно, требуется для равновесия — иначе же черт знает во что можно выродиться!.. А стать у нее и впрямь редкая: хоть сейчас на подиум — ныне в моде красавицы-селянки. И народить могла бы еще нескольких без особенного напряга. Но здешнему людоеду для маскировки довольно и одного — если не считать второго, навязанного Богомолом. Или тут у Саши запас на случай внезапного голода? Во всяком случае, когда поставят перед выбором, долго не… Или это я оправдываюсь? Дескать, новый-то Дракон будет гуманнее прежнего, а подданные под ним задышат легче. Ню-ню…
Засиживаться в гостях Геральд не стал — то есть не больше, чем это допускали приличия. Тепло распрощавшись с хозяйкой, тем же путем выбрался из Питомника и покатил на Горбунке обратно, вдруг захотев срочно увидеть Энни. Все же приятно, когда тебя ждут. Собаку, что ли, завести?
Улицы были по-прежнему пусты, и так же хлестали по асфальту струи, образуя ручьи, а кое-где собираясь в огромные лужи, которые Горбунку приходилось одолевать едва не вплавь. Здешний город не готовили к таким потопам, и ливневая канализация не справлялась. А каково сейчас ползунам?
Но далеко Геральд не уехал. Минуя очередной перекресток, он углядел в стороне тело, брошенное посреди дороги, наполовину притопленное, и тотчас повернул — больше из любопытства. Приблизясь вплотную, затормозил, вгляделся. И сразу понял, что порезвился здесь не человек и что это уже труп. Лежал он на спине, раскидав конечности, и выглядел вполне целым… если не считать малости. Н-да, приплыли. Раньше-то больше грозились вырвать придатки, а тут взялись за дело всерьез. Коллекционер, стало быть, — еще один. Мужество собирает. Своего, что ли, недостает, раз приходится заимствовать?
Задумчиво барон осмотрелся, прощупывая взглядом каждый закуток. После схватки с Лущом обычный Хищник уже не так страшил, но недооценивать его глупо. С другой стороны, зверь тоже не идиот и боевое авто к себе не подпустит.
Что же, прогуляемся пехом.
Набросив на плечи дождевик, Геральд дополнил его кожаной шляпой, чтобы не заслонять обзор капюшоном, и выскользнул из Горбунка, сразу приготовив Eagles. Куда идти, он уже представлял, даже слышал там кое-что. Лишь бы и его не учуяли раньше времени.
Избегая предательских луж, Геральд перебежал к стене и вдоль нее подкрался к раскрытым воротам, за которыми обнаружил небольшой двор, стиснутый обшарпанными домами, заставленный старыми ящиками. Самые подходящие декорации для убийства, а оба персонажа уже присутствовали, разместившись строго по центру. Парень был крупный и умирал трудно, захлебываясь кровью, все еще пытаясь вырваться. Но упырь оседлал его плотно, обеими руками вцепившись в плечи, и даже урчал от сладости, поглощая чужую мощь. Геральд почти видел, как из бедняги перетекает в Хищника жизнь. Затем тот выпьет и кровь, пока свежая, закусит кусками посочней, — но сперва главное: Сила.
Прерывать трапезу, конечно, неучтиво, однако Геральд позволил Eagles вмешаться, стальным градом сметя упыря с жертвы. Затем и обезглавил зверюгу увесистым клинком, недавно взятым на вооружение, — похоже, без секача в здешних условиях не обойтись.
Хотя спасенный уже мало походил на жильца, Геральд вызвал SOS-иков. Даже дождался, пока на улочку завернет броневик спасателей, и лишь затем отъехал, спеша наверстать задержку.
Но в ту же минуту на связь вышел Шувалов.
— Кажется, у нас переворот, — сообщил он, мрачно усмехаясь.
— Что, уже? — удивился Геральд. — Не успели до трона доковылять, как развязалась драчка!.. И кто на сей раз посчитал себя обделенным?
— Гиршфельд. У Алексеева все же поболе ума, да и трусоват. А у Криворуковой хватает пороха лишь на склоки.
— Так ведь и Гиршфельд раньше не возбухал?
— Раньше — да. А нынче как с цепи сорвался.
— А-а, — протянул барон.
Симптомы впрямь знакомые — видно, зараза проникла уже и сюда.
— Поспешите, Геральд Васильевич, — сказал Шувалов — Речь идет о безопасности княгини. Честно говоря, опасаюсь за ее жизнь.
— Еду, — вздохнул он.
