Книга: Союз одиночек
Назад: Часть I
Дальше: Глава 2. Дела торговые

Глава 1. Круг знакомых

— Ты не выполнил мой заказ, — сказал Аскольд, глядя в окно. — Почти ни по одному пункту. Вдобавок, по твоей милости я лишился жены, а лучший мой боец едва не погиб. За что же тебе платить, Род?
Руки он сцепил за спиной, словно бы инстинктивно не хотел подставлять незащищенную спину. И даже сейчас я ощущал его настрой — вот еще новая напасть. Раньше меня лишь тревожили чужие взгляды, затем я стал различать в них эмоции, из самых сильных, а ныне… Не хватало вправду заделаться телепатом! Мне и без того люди в тягость, и лучше не вглядываться в них слишком пристально. Эдак и вовсе окажусь закупоренным в своей берлоге, на прибрежной скале, отгородясь от мира новейшей страж-системой.
— Ты бы не маячил на виду, — негромко посоветовал я. — Думаешь, бронестекла сейчас спасают?
Мы обретались в кабинете Аскольда, на верхнем этаже высотного здания, целиком принадлежащего ему же — точнее говоря, его Семье, самой могущественной в Приграничье. И был Аскольд первым бандитом здешних мест, хотя выглядел респектабельно… в отличие от меня. Но ведь я пока не бандит.
Выдержав пару секунд для сохранения лица, главарь вернулся к столу и снова расселся в своем кресле, теперь сложив руки на груди. Да что ж он так опасается меня?
— Я сделал, что в человечьих силах, — добавил я. — Может, и чуть больше. А что до жены… По-твоему, лучше бы она стала твоей вдовой?
Кольнув меня странным взглядом, Аскольд наконец расцепил защитный узел рук и, ухватясь широкой дланью за бутылку, долил вина в мой бокал, а свой наполнил наново. Затем извлек из полированного ящичка сигару и закурил — впервые на моей памяти.
— Ты бы лучше с девочками расслаблялся, — проворчал я. — Кстати, куда подевались твои двойняшки?
Округлив рот, он выпустил струю дыма — к счастью, в сторону — и подхлестнул:
— К делу, Род, к делу!.. Что имеешь сказать по существу? Я пожал плечами. Что тут скажешь? Всю потребную информацию я уже выложил, а доказывать, что не верблюд, — занятие не для меня.
— По существу я лишь делаю, — изрек все-таки. — Если мои дела не устраивают, а мои рекомендации не в прок — что ж, я умываю руки. Но авансы не возвращаю, извини.
— Что, Шатун, решил и от меня отойти? — усмехнулся Аскольд. — Побоку старая дружба?
Я пожал плечами:
— Тебе решать, кто потеряет больше. Но «дружить» будем на моих условиях.
Задумчиво щурясь, главарь приложился к бокалу. Раз, второй… третий. В сложном букете его эмоций возобладала то одна составляющая, то другая. Почему-то он был обижен на меня, хотя я вроде не давал повода. Но для крутаря обидчивость — непозволительная роскошь. Все же я нужен Аскольду.
Завороженно я следил за его внутренней борьбой. Господи, да не чудится ли мне это? Начались-таки глюки — давно пора.
— Ладно, — сказал он вдруг, — бог с ней, с оплатой.
— Это в каком же смысле?
— В смысле, договоримся — позже. Кстати, вчера нам завезли «шмелей». Ты ведь хотел разжиться такой леталкой? Конечно, стоит турбореактив меньше «Малютки»…
— Это оплата или аванс? — уточнил я. — В счет нашей будущей дружбы.
— Над святым смеешься, — то ли укорил, то ли пошутил Аскольд.
Пожалуй, больше все-таки укорил. Вообще он не лишен благих порывов, хотя посещают те главаря не часто.
— Просто знаю ей цену, — ответил я. — Давай уж «котлеты отдельно».
— Ну, давай.
Отставив бокал, он размял ладонью лицо, будто пытался себя взбодрить. Тоже, видно, недосыпает — всё дела, заботы… опасения.
— С пожаром, будем считать, разобрались, — признал Аскольд нехотя. — К затопленному судну мы тоже успели сплавать — картинка вполне стыкуется с твоей версией. Грабарь, похоже, ни при чем здесь.
— Ну, славу богу!
— И Калиду я недооценил. Если б он успел развернуться…
Тут снова проступило то, что он надежно, как ему казалось, скрывал за своей маской, — страх. Сколько главарь ни насупливал лицо и ни сверкал серыми очами, это не убеждало — во всяком случае, меня. Все-таки Аскольда испугали мои натурные съемки, и ей-богу, я его не виню в этом, даже разделяю. Но вот отворачиваться зачем? Будто угроза пройдет сама, если ее не видеть. Уж эти мне страусы!..
— Значит, кое-что все же сделано? — вставил я. — Это к вопросу «за что платить».
— Но общая картина остается туманной…
— Не слишком ли многого от меня ждешь?
— Кроме того, ты не разобрался с домом на набережной.
— Зато дал насчет него хороший совет, — напомнил я. — Оставь этих ребят в покое, Аскольд, — они не по твоим зубам.
Не говоря о том, что при наезде на них я приму вовсе не сторону Семьи. Хотя Аскольда знаю много лет, а с теми не знаком вовсе. Такой вот парадокс.
— И не говори, что не предупреждал, — решил добавить. — Мы для них вроде оводов: укусить-то, наверно, сможем — прежде, чем самих раздавит в блин.
Опрокинув в себя остатки очередной порции, он спросил:
— Но чем они занимаются?
— Похоже, благотворительностью. Сиротки, инвалиды, забытые старушки, прозябающие гении…
Хотя откуда взяться гениям в нашей тьмутаракани?
— А на какие шиши? — вопросил Аскольд. — Они что наследство урвали, клад надыбали? Тоже, блин, графья Монте-Кристо — видали мы!..
Когда он выпивал или злобствовал (или второе усугублялось первым), весь его лоск слетал в момент. И тогда делалось видно, какой это тонкий слой и что за суть кроется в глубине.
— С каких пор ты стал считать чужие деньги?
— С тех самых, как мне стали наступать на горло!
— Но ведь не они?
— Откуда знать — может, и они. Ты ж ничего толком не говоришь. То ли тебе запудрили мозги, то ли ты… пудришь.
— Ну-ну, не заступай, — предупредил я.
В отличие от Аскольда, приходившего в ярость, когда посягали на его прибыль, я терял выдержку, если сомневались в моей честности. У каждого свои больные мозоли. Хотя, если вдуматься, какое мне дело до мнения бандитов? Странное создание — человек.
— А что еще они делают? — поинтересовался главарь.
— Привечают молодых девиц, — осклабясь, ответил я. — Неприкаянных или надломленных. Эдаких Ассолек, ожидающих принцев. А некоторые уже дождались — на белых броневиках, в цветистых доспехах. Больше не хотят.
— Ну? — подстегнул Аскольд. — И что?
— Потом они исчезают.
— Вот, это ж зацепка! — обрадовался главарь. — Наверно, их сбывают муселам — отсюда навар. Наложницы нынче в цене!
— Хочешь контролировать и эти поставки? — осведомился я. — Ну да, когда доходы падают, почему не поправить дела работорговлей? Бизнес есть бизнес.
— Ты что разбушевался, Фантомас? — удивился он. — Речь же не обо мне.
— Не буду говорить о своих ощущениях — ты все равно в это не веришь. Но кто, по-твоему, станет навариваться на продаже людей, чтобы затем всё раздать?
— Во-первых, не людей, а девок, — ухмыльнулся Аскольд. — Те и сами не прочь продаться, лишь бы не задешево. Во-вторых, не всё — кое-чего и себе оставляют.
— Да хоть и часть!.. Вот ты — много раздаешь? Тебе ж в голову такое не придет, для тебя альтруизм сродни глупости. Разные психотипы, понимаешь?
Нахмурив брови, главарь задумался. («Тихо, Чапай думать будет!») Он-то считал, будто разбирается в людях. Но такое было за гранью его понимания — слишком уж далеко.
— Слыхал: у Грабаря третьего сына кончили? — вдруг спросил Аскольд. — Подорвали с домом и всей семьей, не считая прислуги. Жаль, хороший особнячок был, даже я заглядывался. И помещен красиво — на самом обрыве. Так и ухнул в море, вместе с куском берега.
— Давно?
— С пару часов назад, перед рассветом. Теперь забота: доставать тела из-под воды и камней!.. Может, предложить в помощь «Малютку», как думаешь?
Понятно, главарь спрашивал не всерьез, но я ответил:
— Лучше не высовывайся, даже с соболезнованиями. Мне и то странно, как быстро ты узнал об этом.
Хотя Аскольд-то не станет взрывать дом с женщинами и детьми… я надеюсь. И к имуществу он относится трепетно, старается не портить без крайней нужды. Но люди меняются и очень редко — в лучшую сторону.
— А у меня дружка порешили — Кадия, — сообщил Аскольд вторую новость. — Повесили на чердаке брошенного дома, точно кота. — Он скрипнул зубами. — Ведь с самого начала вместе, столько пережили!.. И что его занесло туда?
Вот отчего главарь так взвинчен сегодня!.. Кадия я помнил — не семи пядей, зато преданный. И драчун из лучших в Семье. Аскольд приберегал его для особых дел, требующих умелости и скрытности. Эдакий особист… был.
— Может, как раз котов вешал? — выдвинул версию.
— Ты что?
— М-да, этим он, верно, увлекался в нежном возрасте… А может, он сам? В смысле, повесился.
Чуть не ляпнул: повысился.
— Кто, Кадий? Ты плохо его знал!
Ну, не так и плохо. Покойник был субъектом задиристым и скандальным, что непозволительно в нынешнее время, когда вокруг столько ранимых душ, оснащенных мускулами и оружием. К слову, и у меня не раз чесались на него кулаки — а ведь кто-то мог зайти дальше.
— А он, случаем, не к Грабарю подбирался?
Аскольд бросил на меня испытующий взгляд, добавляя пищи моим подозрениям. Может, война уже началась, а я все усердствую, строю из себя миротворца?
— Похоже, вас опять стравливают, — сказал я. — Скачете под чужую дуду, будто заводные. Даже напрягаться не надо: всё у вас предсказуемо.
Как ни странно, огрызаться главарь не стал, лишь спросил:
— И чья дуда, по-твоему?
— Тебя утешит, что вашей пляске аккомпанирует сам губернатор?
— У Алмазина ума не хватит нас разыграть!
— Зато он знает вас, как себя, — возразил я. — Потому что сам такой же.
— И спецов у него таких нет, чтобы наших обставить.
— То — раньше. Я ж говорю: всё поменялось.
— Так быстро?
— Это-то и пугает. Сейчас Клоп сталкивает вас лбами, поскольку не уверен в своем перевесе, — а вскоре придушит, точно котят. Или поимеет тебя лично, пристегнув вашу Семью к своему воинству.
— Ты чего мелешь, а? Что за чушь!..
— Вас лупят по болевым точкам — еще не понял? Притерпись к боли, Аскольд, полюби ее.
— И что тогда?
— Сделаешься мазохистом, — хмыкнул я. — Вот тогда тебя возьмут теплым, с дымящейся от сладострастия кровью. И нахлебаются ею от души.
— Тьфу на тебя!
Впрочем, моя провокация возымела действие: главарь задумался. Быть пешкой в чужой игре ему не хотелось.
— Не продешеви, родной, — еще уколол я. — Может, сейчас выгодней отдаться? Первый раз, что ли?
— Да, я не святой, — с вызовом признал Аскольд. — Но ведь и ты не ангел?
— Разница в том, что я узнаю ангела, когда встречу. А ты примешь его за мошенника или переодетого беса. Кстати, о «бесах»…
— Ну?
— Хочу показать кое-что, — объявил я. — Свой недавний трофей. Можешь позвать на демонстрацию Конрада. Очень, знаешь ли, расширяет кругозор, а мыслям дает новое направление.
С подозрением оглядев меня, главарь распорядился, и через минуту в кабинет вступил начальник Семейной гардии — кряжистый, налитой, отлично экипированный. Почтительно кивнул Аскольду, сдержанно поздоровался со мной, излучая если не симпатию, то одобрение. С ним-то мы ладили лучше, поскольку наши отношения не выходили за деловые рамки.
— Ну, пошли, — сказал я, поднимаясь.
Вывел их на крохотную лоджию с высокими, по грудь, перилами — точнее даже стеной, сложенной из силикатного кирпича. С этой стороны не маячило вышек, а Аскольд выбирался сюда редко, так что вряд ли его могли тут караулить.
— Ну, что здесь не на месте? — спросил я, облокотясь на перила. — Ничто вам не заслоняет обзор?
Крутари озадаченно промолчали. Но я уже присмотрел на крыше старого дома, возвышающегося над прочими покинутыми зданиями примерно в километре отсюда, кирпичную трубу добротной и прочной кладки. Запустив ладонь под мышку, извлек добытое в бою оружие, к коему приспособил вчера оптический прицел. Выглядела пушечка несерьезно, хотя в изящных обводах угадывалась угроза. Но чтобы шмалить из нее по крупным мишеням?..
Быстро прицелясь, я выстрелил, даже не ощутив отдачи. Сейчас, при ярком свете, разряд мало походил на молнию — лишь прошелестела по воздуху призрачная полоса, за один миг достигнув трубы. А в следующий — та разлетелась на сотни кусков, забросав осколками крышу. Секунды спустя до нас донесся взрыв.
— Думали, на вас управы нет? — спросил я. — Кажется, с объяснением пожара мы поспешили. И ваш кораблик могло потопить вовсе не чудище. Во всяком случае, версии теперь две.
— Откуда это у тебя? — угрюмо спросил Аскольд.
— Да одарил один гостюшка, — ответил я, ухмыляясь. — После того, как ему разнесли череп. И уж этого умельца заслали не с набережной.
— Подержаться-то дашь?
— Не-а. Зачем искушать ближних? По себе знаю, как трудно возвращать хорошую вещь.
— А может, ты подстроил все? Загодя заложил мину, а сейчас лишь включил взрыватель.
— Не финти — это ж легко проверить. Хочешь, потоплю любой из твоих кораблей?
— Лучше бы из чужих, — отказался главарь, глядя на пушечку с вожделением. — И что, бьет на любую дистанцию?
— Ну, по спутникам я еще не пулял…
— Но принцип работы рассек?
— Вот с этим — полная лажа. Есть тут батарейка, довольно хилая. — Я продемонстрировал ее, вытряхнув из рукояти. — И если соотнести с мощностью самого разряда… ну, вы видели. Любую броню прошивает на раз.
Действительно, это больше напоминало тумблер, открывающий путь энергетическому потоку. Но откуда он поступает… Хотя важен-то результат, верно? А уж его тут в избытке.
Конрад озабоченно хмурился, прикидывая, какие коррективы придется вносить в оборону. Да уж, ему прибавится хлопот!.. А Аскольду — страхов.
— А больше здесь разбирать нечего, можно лишь разломать. И будет ли от сего толк?.. — Я пожал плечами, вставил батарею на место, оружие сунул обратно в кобуру. — Всё, представление закончено!
Вернувшись в кабинет, мы с Аскольдом расселись по прежним местам. А Конрад сразу убрался, торопясь заняться делами, — действительно, ценный кадр. Уж этого у главаря не отнять: умеет подбирать людей.
— Ну, как тебе демонстрация? — спросил я.
— Впечатляет, — признал Аскольд. — Молодец, умеешь подать товар. И сколько за него хочешь?
— Ты опять не понял, — со вздохом сказал я. — Я не для торга сюда пришел. И подряжаться на новую работу не собираюсь. Ни к тебе, ни к кому другому. Сейчас не до накоплений — успеть бы потратить, что уже есть.
— Что, Шатун, и ты заделался прорицателем? Нынче их развелось столько!.. Причем часто угадывают, как ни странно.
— Это и плохо.
— Почему?
— Потому что люди сделались предсказуемыми. Над нами опять тяготеет Рок, как это, говорят, было в древности.
— А ты, стало быть, предсказатель…
— Бери выше — пророк. Хотя и в своем отечестве. Или больше не веришь в мою интуицию?
— Ну… предрекай.
— Думаешь, с гибелью Калиды кончились и проблемы? Боюсь, это было разминкой. А вот теперь за нас примутся всерьез.
— Кто? — спросил Аскольд. — Те парни — с набережной?
Откинувшись в кресле, он упирался взглядом в мою переносицу, демонстрируя положенную главарю твердость, — хотя пальцы отстукивали на столешнице дробь. Да я и без того чувствовал его беспокойство.
— Там нет угрозы, — уверенно сказал я. — Пока будешь вести себя по-людски, оттуда не наедут.
— А где есть?
— Если б я знал!..
Точнее, если бы я мог обосновать свои подозрения. Ведь здешние твердолобы принимают без доказательств лишь то, что видят сами.
— Бояться следует тех, кто имеет Власть, — все же сказал я. — Кто могут приказать тебе, и ты пойдешь за ними, как на привязи.
— Ну, Род!.. Опять впадаешь?
— Я-то — ладно. А вот когда впадешь ты, будет поздно.
— Это еще почему?
— Потому что тебе не совладать со своим Зверем.
Аскольд поглядел на меня, как на блаженного, — зациклился, мол, на своей идее. А ведь каким полезным братком мог бы стать!.. Лучшим из его самураев. Знал бы он, какая теперь цена этим «лучшим».
— Ладно, — сказал главарь, — вернемся к твоей пушке.
— Если эти штуковины производят в губернии, а не завозят…
— Ну?
— …то работали явно не кустари.
— Намекаешь на Компанию?
— В первую очередь. То есть я даже не представляю, где еще можно организовать производство, чтоб это не бросалось в глаза. А когда штампуют тачки, да еще в таких масштабах!.. Неслабое прикрытие, верно?
— Для прикрытия даже слишком, — с сомнением произнес Аскольд. — Да у меня половина братков разъезжает на местных броневиках!
— Сэкономил, да?
— И дешевле, само собой. Но главное, качество — на удивление. Будто не лагерники клепали.
Вот и еще странность, отметил я. Откуда у коммунаров такая умелость?
Но вслух заметил:
— Ну, они лишь собирают. Набор «Сделай сам».
— Так я ж и говорю о сборке. Детали-то, понятно… Хотя тоже ведь надо расстараться, чтоб поставляли не мусор? А тут — трехслойная броня, двигатели с реактивом, полная электронная начинка…
— Тоже отечественная?
— Ну.
— Патриот!.. «Месс-Менд» не читал?
— Это при чем?
— А то, что сделают тебе — потом не расхлебаешь.
— И что еще скажешь хорошего? — полюбопытствовал Аскольд.
За мной не заржавело:
— Скоро наша броня утратит смысл — когда наклепают бластеров. Уж не знаю, где здешние чинуши добыли документацию, — ясно, не сами придумали. И заказчиков у них будет, как собак… Не говоря о том, что первыми вооружатся сами и тогда наведут в губернии порядок.
— Но если это придумали другие, они же обставят Компанию? Или, по крайней мере, не отстанут.
— Представь, что бластеры сконструировали американы. Или японцы. Это оружие ближнего боя, на мировой баланс оно не повлияет. А вот при внутренних разборках… Не станут же по своей губернии долбать ядерными зарядами!
— Ты уверен?
— Во всяком случае, шансов мало. И если Клоп вооружится бластерами, то любой десант расщелкает за минуты. А уж Семьи ему на один чих!
— Если мы не добудем их раньше.
Кажется, Аскольд уже замыслил налет. Что ж, это напрашивается.
— У Компании надежная охрана, — заметил я. — Отлично вооруженная и неподконтрольная никому, кроме Крокина, главного сторожевика. В одиночку ее не одолеть, даже с поправкой на внезапность.
— Предлагаешь скооперироваться с кем-нибудь? — насторожился он. — Уж не с Грабарём ли?
— Да на здоровье! — пожал я плечами. — Мне-то что? Гуляйте и дальше гордыми… пока вас не прищучат Валуев с Лущенко, науськиваемые Клопом.
— Ладно-ладно, — проворчал Аскольд. — А сам чего собираешься делать?
— Был у рыцарей хороший девиз: «Делай, что должен, и будь что будет».
— Главное, думать не надо, — съязвил он. — Как говаривал один умник, принципы нужны тем, у кого проблемы с моралью.
О! Уже и меня цитируют. Но когда о морали вдруг вспоминает бандит…
— Конечно, ты сильный парень, — сказал главарь на прощанье. — Но легкий. Как тот ежик на пеньке. Так что не зарывайся, ладно?
— Это всё, что тебя заботит? — спросил я. — Счастливец!

 

От бандитского гнезда я двинулся к торгашам, тоже обитавшим отдельно от остальных. За пару сотен метров до их слободы дорожное покрытие заметно разгладилось и фасады домов стали нарядней, оштукатуренные наново. А ближние улицы были загромождены машинами, оставлявшими для проезда узкую тропку. Приткнув свой «болид» к тротуару, я отправился бродить по торговым рядам, оккупировавшим в слободе все первые этажи. Магазины, ларьки, лотки стояли сплошняком, кое-где даже перекрывая друг друга.
Вот тут жизнь бурлила. Покупатели стекались сюда со всей губернии, завлекаемые сказочным обилием товара и низкими ценами. Некоторые даже прикатывали на автобусах, забивая их барахлом, чтоб продавать затем у себя. По улицам бродили «бутерброды», с обеих сторон упакованные в рекламу; у распахнутых входов резвились клоуны, завлекая публику. К такому еще не привыкли, а потому поглядывали с любопытством. Зато от выскакивавших, точно из засады, продавцов испуганно шарахались, а уж когда за покупку благодарили, терялись вовсе.
Тимофея я приметил издали. Рослый, широченный, бородатый, он крутился перед витринами универмага, вполголоса инструктируя лоточников и не забывая лыбиться прохожим, потенциальным своим клиентам. Мне тоже улыбнулся — сперва по инерции. Затем узнал и расплылся еще шире.
— Какие люди! — пророкотал он, раскидывая лапища. — Явление Шатуна народу. Не часто, но случается.
— Зато ты мелькаешь за пятерых, — отбрыкнулся я. — Еще не кончился завод?
— Раньше меня похоронят, — заверил Тимофей, будто и на кладбище собирался хлопотать да зазывать покупателей. И вскинул палец: — О как!
Я хотел было развить тему, но тут мое внимание привлекла чудная сценка. На другой стороне улицы, в тесном магазинчике, двое бесстрастных типов обыскивали полицейского. Третий, облокотясь на узкий прилавок, строчил что-то — видно, составлял протокол. Немедленно я нацелил на витрину «слухач» и будто проник сквозь стекло.
— Ну мужики, — скулил злосчастный коп, глядя в пол, — ну че вы? Будьте ж людьми! У меня… это… семья, дети. Отпустите, а?
Кажется, он даже готов был пролить слезу. По крайней мере очень старался, громко шмыгая носом, а увесистым кулаком тер глаза. Хотя на бедствующего не походил: раскормленный, мордатый, на шее поблескивает золотая цепь. Сколько раз я видел таких же, лениво фланирующих вдоль прилавков, провожаемых угрюмыми взглядами торгашей. И не поймешь сразу, бандиты это или законники, — тем более, те и другие часто обряжаются в камуфляж.
— Уже не первого подлавливают, — удовлетворенно заметил Трофим. — Черт знает, может, и наведут порядок!..
— Не по чину брал? — фыркнул я. — Коп должен одариваться сверху, а не хапать сам. Так это ж не значит, что станут меньше грабить. Кстати, что за типы его шмонают?
— Из внутренней полиции, сказывают. Напрямую подчинены Валуеву.
— И что, их еще не пробовали купить?
Торгаш усмехнулся:
— Как не пробовать!.. Пока без толку, насколько знаю.
— Такие дорогие, что не продаются?
— Да вроде не скупились.
— Н-да, — сказал я. — «В Багдаде все спокойно». Как перед бурей.
Наглядевшись на представление, мы с Трофимом нырнули в универмаг, пронизав завесу прохладного воздуха, и побрели вдоль стоек, обсуждая ассортимент. Народу хватало — многие и заскакивали сюда, чтоб отдохнуть от жары, а без покупки уходили редко. Как всегда, бородач интересовался у меня новинками, которые не добрались еще в наше захолустье. В отличие от Аскольда, он не искал легкой наживы, но в торговле важно опередить прочих — хоть на чуть.
Из его товаров меня насмешил «Коба», средство от тараканов.
— А средство против Коб не знаешь? — спросил я. — Похоже, это случай, когда лекарство горше болезни.
— Средств-то хватает, — ответил Тимофей. — Спроса нет. Вот «Кобу» разбирают за милую душу.
— А тебе лишь бы заработать!..
— Money-money, — уважительно произнес он. — Нынче за все приходится платить. Знаешь, сколько стоит кило железа? Пару-тройку мэнчиков.
— Получается, по твоей лавке разбросаны двадцатки да полусотни, — заметил я, кивая на стенд с гантелями. — Чего ж не запираешь в сейф?
— Ты вот зубы скалишь, а давеча один пытался вынести за пазухой пудовый блин.
— Ого!.. Наверно, не хиляк?
— Так ведь и я не слаб!
— Отделал его, да? Все ж ты куркуль.
— Конечно, не «милосердный самарянин», — спокойно признал Тимофей. — Зато не халявщик, как многие. Чужого мне не надо, но и свое за так не отдам.
— Жадный, да?
— Жадный — кто разевает рот на чужое. А я уж тогда скупой.
— Тоже ведь не достоинство?
— Я тот, кто есть. И не строю из себя благодетеля, лишь бы обирать ближних. По нынешним временам и честность — много.
— Похоже, достали тебя ворюги, — заметил я.
— Да уж, — вздохнул он. — Я чаял, тут мы достигли предела, отмеренного людям, — ан нет. Понятно, когда прут с голодухи, — но ныне-то откуда взбрык?
— Значит, недооценил ты человечью природу. «Нам нет преград».
— Нас губят две вещи, — объявил Трофим. — Зависть да лень.
— И глупость, — прибавил я.
— Это-то ладно, — не согласился он. — Мы не дурее прочих, токмо думать ленимся. И делать тож — покуда нас раскачаешь!.. А ежели кто умыслит да предпримет чего, тут ему и сделают укорот, чтоб не рыпался.
— Так ведь ты лишь и озабочен, как вынудить ближних раскошелиться, по возможности не прибегая к грабежу. Все эти твои подарки, полуоплачиваемые покупки, «счастливые» часы, «карточки покупателя»… Не стыдно играть на слабостях нации?
— Не я это придумал, — возразил Трофим. — И не отсюда это пошло, если разобраться. Хотя у нас такие приманки работают лучше, — добавил он, подумав. — Кто здесь не любит лотерей!..
— Ну, я не люблю.
— А это оттого, верно, что ни разу не выиграл.
Тут он угадал: сколько ни навязывали билетов, ни одного серьезного попадания — уж такая судьба. Так что не мне выступать с разоблачениями.
— Вот что мне нравится, — сказал я, снимая с крючьев двуствольный убойник. — Российская же работа — а какая игрушка!
— Что хорошо, то хорошо, — согласился Трофим. — Но торговать этим, — он подергал за рукав моего маскировочного пиджака, — уволь. Ни один патриот, сколько бы ни надрывался на митингах, не станет покупать себе в ущерб.
— Зато вполне может разгромить твой маркет.
— Дык было б желание — повод найдется.
С сожалением я повесил убойник на место. Черт знает, не люблю ж охоты, тем более на людей, — но к оружию питаю слабость. Атавизм, видимо.
— А как складываются отношения с Двором? — поинтересовался я. — Про бандитов не спрашиваю.
У Тимофея сразу убавилось благодушия — в широком лице, в интонациях.
— Эти обалдуи не угомонятся, покуда не пустят всех по миру, — ответил он. — Их будто не волнует, что станет завтра.
— «Завтра была война», — сказал я. — Или общее благоденствие, как нам обещают. В любом случае, далеко загадывать не стоит.
В глухом гомоне, наполняющем магазин, выделились голоса, донесшиеся от одной из касс. Повернув кудлатую голову, Тимофей вгляделся в кассиршу и помрачнел пуще.
— Отрыжка социализма, — выругался он. — Послал же Бог родственницу. Впрямую не дерзит, но тон, ужимки!.. Ну как научить ее любить покупателя?
— Уволить, — предложил я. — К чертовой матери!.. Пусть помыкается по помойкам — через пару месяцев станет шелковая. Правда, ненадолго.
— То-то и оно, — вздохнул Трофим и вскинул руку, жестом направляя заведующего уладить недоразумение. — Но эта хотя бы не ворует, а сколькие горазды тащить даже у родича!.. Порчу на нас навели, что ли?
Затем, пока его снова не затянул водоворот дел, провел меня в кабинет, и там мы скоренько, больше не отвлекаясь на ерунду, обговорили то, про что другим слышать не следует. Помимо прочего я урегулировал вопрос о Клер, давней своей знакомой, просившей похлопотать за нее перед правлением гильдии. Как и ожидал, тут сложностей не возникло. Зато по второй проблеме образовалась дискуссия.
— Я все понимаю, — говорил торгаш. — Без надежной охраны никак. Но ты ж зовешь набирать не сторожей — войско. Кусается, а?
— Это Приграничье, Трофим. Тут ведь такой котел!.. И сам заваривает круто, и стекаются сюда в большинстве те, кто хлебнул горячего.
— Ясное дело, молодцы рисковые. В прежнем-то болоте им было душно, хочется простора. Так разве это плохо? Оботрутся, обтешутся малость, войдут в разум…
— Ты повидал таких, — сказал я. — И много среди них нормальных? Я не берусь судить — наверно, иначе они не выжили бы, а потому приходилось спускать своих Зверей. Но теперь те распробовали кровь, и удержать их на привязи стало трудно. Эти парни уязвимы для любой сторонней силы, что горазда погонять зверье, — для Всадников. Надо вывести их из-под удара… и заодно обезопасить себя. Если пожмотничаете сейчас, чуть погодя парней натравят на вас и тогда отберут всё. Подгребайте их под себя, пока не поздно. А то ведь покатятся под уклон — чем дальше, тем быстрей. И тогда бедняг остановит разве пуля. Серебряная.
— Пугаешь, а? — со вздохом спросил Трофим, отлично сознавая, что это не так. — Звери какие-то, Всадники… — Он снова вздохнул. — Чего еще присоветуешь?
— Эти Всадники, кто б они ни были, нуждаются не только в слугах. Им нужна пища — много. А кормятся Всадники знаешь чем?
— Кровью, да? — уныло предположил торгаш.
— Не всякой. Людей они разделяют на сорта. Покорных и пассивных трогают редко, а вот живчиков вроде тебя, с шилом в заднице… Остерегись, ладно? Особенно по ночам.
— Да я-то чего…
— Да ты-то мужик ушлый, за себя сам ответишь, — согласился я. — Беда, что и невинные души у Всадников нарасхват.
— На деток, что ль, намекаешь?
— Услал бы их подальше, Трофим, — до лучших времен. Если наступят, конечно.
— Послушаешь тебя, Родя, — будто меда наешься! — посетовал тот.
— А ты песняров покличь, — хмыкнул я. — Или цыган. Заодно и спляшут — в отличие от нас, «черных вестников». Специализация, понимаешь.
Назад: Часть I
Дальше: Глава 2. Дела торговые