Глава пятая
Дела давно минувших дней…
Сварог восседал за столом в так называемом угловом кабинете, и в самом деле расположенном в углу громадного здания. Балкон там выходил на крутой обрыв, заросший колючим кустарником, почти отвесный склон, уардов на полсотни спускавшийся к земле, к узкой речушке, вдоль которой тянулась высоченная кованая ограда, а за оградой простирались дикие земли, примерно лиги через полторы упиравшиеся в правый берег широкого Итела. Из-за своего расположения кабинет этот считался самым надежным среди подобных помещений – почти невозможно было подобраться незамеченным под окно какому-нибудь коварному иностранному шпиону, чтобы злонамеренным своим ухом уловить секретнейшие беседы его величества. В любом случае кабинет этот Сварог предпочитал даже не из соображений безопасности – очень уж живописный оттуда открывался вид на равнину и Ител, чьим притоком была та самая хлипкая речушка (между прочим, глубиной всего уарда в полтора, так что, теоретически рассуждая, подводная лодка обитателей Токеранга ни за что не смогла бы по ней пройти, чтобы влепить в окно кабинета ракету. Правда, она преспокойно могла проделать это, всплыв в Ителе, но Сварог все же надеялся, что до этого не дойдет. Вздумай лилипуты совершить покушение именно на него, возможностей было предостаточно и прежде...).
Интагар увлеченно шуршал бумагами.
– Право же, господин министр, это прямо-таки историческое событие, – сказал Сварог не без веселости. – Впервые с тех пор, как я воссел на престол, против меня обнаружился самый настоящий заговор с целью свержения… Это даже где-то пикантно…
Интагар, судя по его хмурому, сосредоточенному лицу, подобного легкомыслия никак не одобрял. Он откликнулся с порицанием:
– Зря вы так, государь. Это самый настоящий заговор, и именно с целью свержения…
– Помилуйте, но это же несерьезно, – сказал Сварог искренне. – Кто там у вас в списке? – он заглянул в бумагу. – Шестеро молодых шалопаев из Министерства иностранных дел, самый старший чином – всего-то департаментский секретарь, сиречь капитан… Два гвардейских лейтенанта – причем второй даже не из Латераны… Еще полдюжины столь же сопливых горлопанов из сословий Чернильницы и Циркуля, парочка студентов… Вот и все, я вижу? Вы в самом деле полагаете, что подобная компания могла свергнуть меня с престола?
– Сейчас – никоим образом. Кишка тонка. Но что могло вырасти из подобного комплота, никому неведомо. Слишком много успешных заговоров рождались трудами подобных болтунов, сбивавшихся в кучки. Главное, ваше величество, они всерьез были одержимы этой идеей. Всерьез. Понимаете? Как-никак это не мальчишки, а вполне взрослые люди. Из такой болтовни рождаются и покушения, и мятежи… Как бы там ни было, то, что произошло – прямое и недвусмысленное нарушение четко прописанных законов королевства, из которых вы ни одного пока что не отменили. Обстановка требует, чтобы с ними расправились по всей строгости, дабы их участь послужила печальным примером и предостережением всем, кто рискнет думать о чем-то подобном…
– Иными словами – на Монфокон?
– А куда же еще? – с некоторым даже удивлением вопросил Интагар. – Конечно же, на Монфокон… вернее, на здешнюю Треугольную площадь. Столица ныне в Латеране, значит, здесь и следует…
– Вот что, – сказал Сварог твердо. – Я тут успел кое-что обдумать. Никаких вам площадей, ни треугольных, ни круглых…
– Ваше величество! – прямо-таки вскричал Интагар умоляюще. – Прошу вас убедительно: бросьте вы эти совершенно неуместные для короля слабости вроде напрасного мягкодушия…
Сварог смотрел на него, ухмыляясь, и молчал, выдерживая эффектную паузу. По комнате гулял ветерок, шевеля бумаги на столах – с утра дул сильный полночный ветер, суля пригнать от Каталаунского хребта грозовые тучи, дверь на балкон была распахнута настежь.
– Тихо-тихо-тихо, – сказал Сварог грозно, и министр полиции моментально заткнулся. – Попрошу без оскорблений, дружище. Нечего обвинять мое величество в напрасном мягкодушии. С чего вы взяли? Да как вам такое в голову пришло? Неужели я дал повод? – он ловко вытянул из стопки бумаг нужную, постучал по ней ладонью и сказал уже совершенно серьезно: – Почему вы решили, что я намерен миловать заговорщиков? Опасные прецеденты мне не нужны… Я с ними поступлю иначе, вот и все. Тут подробно изложено. Отправить всю эту компанию в Три Королевства. Каждому подобрать соответствующий пост – гражданским чинам гражданскую службу, военным, соответственно… Подыскать примерно подходящие их нынешнему состоянию должности. Каждому из них дается год. Если за этот год они там наладят дело, так, что будут существенные подвижки, если они себя покажут толковыми работниками – простить и забыть прошлые грехи, пусть служат и далее, без малейших отметок в формулярах, без малейших препятствий для дальнейшего чинопроизводства и карьеры. Но вот если кто-то из них дело ощутимо завалит – покарать по всей строгости. Лишить дворянства или сословных прав, определить лет на двадцать погонщиками волов или золотарями. Понимаете? Если уж у них хватило нахальства решать судьбу королевства и мою собственную, посмотрим, на что они способны на гораздо менее ответственных постах – и, если покажут себя разгильдяями, пусть не жалуются… – Он подписал указ, сноровисто пришлепнул малую королевскую печать и через стол протянул министру бумагу. – Указ широко огласить, упирая именно на этот нюанс – пусть покажут, на что способны в реальности. Ну что, Интагар, похоже это на мягкодушие?
– Ничуть, – вынужден был признать Интагар. – Но все же это как-то… несколько необычно… На мой взгляд, лучше уж действовать по старинке, испытанными методами…
– Зарубите себе на носу, дружище, – сказал Сварог. – Не стоит цепляться за старину, нужно проявлять гибкость, следовать за временем.
Интагар молча поклонился – хотя на его физиономии явственно читалось, что он остается при своем консервативном мнении.
– Вообще, я тут готовлю еще парочку схожих указов, – сказал Сварог. – Нужно разгрузить тюрьмы. Мне подготовили статистику, и я ужаснулся: невероятное количество бездельников сидит у нас взаперти, переводя казенную баланду ушатами. Хорошо устроились… Нет уж, будем этот бардак расчищать. Оставляем за решеткой вовсе уж закоренелых и гнусных, запятнанных кровью и отягощенных вовсе уж тяжкими грехами. А мелкоту строим в колонны и гоним в Три Королевства. Старая Матушка им там найдет достойное применение, у нее не особенно забалуешь… С учетом этого, кстати, нужно будет внести изменения в уголовное уложение, чтобы тот, кто стырил кошелек или обчистил кладовую, не прохлаждался отныне за решетками, а прямиком отправлялся на новые земли трудиться на благо державы. Возражения есть?
– Ни малейших.
– Вот видите, я ничуть не размяк душою, – сказал Сварог. – Я еще многих застегну на все пуговицы и научу в сортир строем ходить… Идите, Интагар, и чтобы завтра же с утра глашатаи этот указ орали во всех полагающихся местах – выразительно, с патетикой в голосе, ну, да не нам их учить… И скажите там охране, что я никого не принимаю еще часа два, разве что нечто совсем уж из ряда вон…
Интагар, взяв подписанный указ, попятился к двери и бесшумно исчез за ней по своему обыкновению. Оставшись один, Сварог встал, с превеликим удовольствием выполнил несколько упражнений из неизвестного здесь курса тренировки воздушных десантников, чтобы размять суставы. Сегодня он просидел за бумагами часов пять, пересаживаясь от одного стола к другому.
Увы, именно так и обстояло: вдоль одной из стен кабинета стояли шеренгой три огромных, широченных стола. Точеные ножки были обхватом со слоновью ногу, а столешницы – толщиной в ладонь, но все равно иногда казалось, что столы вот-вот подломятся от нешуточной тяжести. Здесь скапливалось все то, что никак нельзя перепоручить другим, даже самым верным… Вот так и выглядит рабочее место всерьез занятого государственными делами короля, а все эти золотые троны, усыпанные самоцветами, – экзотика, и не более того, удостаиваются прикосновения монаршей задницы раз десять в год, не чаще…
Заложив руки за спину, Сварог присмотрелся к аккуратным бумажным штабелям, прикидывая, что может подождать, и сколько.
Крайний слева стол может поскучать нетронутым пару дней – благо там в основном донесения губернаторов из Трех Королевств вкупе с обстоятельными докладами неусыпно наблюдающих за таковыми тихарей. Именно такая система как раз и обеспечивает должную объективность, господа мои…
Его идея насчет Ордена Возрождения Трех Королевств оказалась весьма даже полезной – под чутким руководством Старой Матушки рекомый Орден уже начал работать, принося пользу. Удивительного тут ничего не было: как только народ смекнул, что членство в Ордене и ударная работа в нем сопряжены с реальными мирскими благами, дело пошло. Как водится, хватало и зла неизбежного: казнокрадство, приписки, интриги, доносы анонимные и подписанные, грызня за теплые местечки и прочие злоупотребления. Но с этим ничего не поделаешь – бывают явления изначальные и вечные, неотделимые от рода человеческого, полностью искоренить их не удавалось никому и никогда, остается лишь загонять их в рамки и поддерживать на минимальном уровне, насколько возможно…
Пухлый проект закона об учреждении нового Сословия – Сословия Огненного Колеса – тоже должен полежать с недельку, пока проработают все детали те, кого Сварог засадил доводить до ума его очередную гениальную идею. Идея и в самом деле была неплоха – собрать в одно сословие всех инженеров, занимавшихся новыми механизмами – паровыми машинами (и всеми областями, где они находили применение), железными дорогами, автомобилями и самолетами. Причем – иначе не стоило и огород городить – следовало повернуть все и так, чтобы это Сословие стало одним из самых престижных (последнее уже было задачей герцога Лемара с его гениальной манерой обосновать любой шаг короля и втолковать всему миру, что в этом заключена высшая мудрость, причем так, чтобы верили все).
А чуть погодя можно мягко и ненавязчиво кое-что подкорректировать, скажем, отменить четыре рельса для паровозов, пусть, как им и полагается, ездят по двум. Ввести в качестве двигателя для пароходов скомпрометированный трудами ведомства Гаудина винт. Наладить производство тракторов. Подумать о телеграфе – не нынешнем, оптическом, с его машущими крыльями, а электрическом.
Наверху, конечно, взовьются, неизбежны новые склоки – но, учитывая ситуацию… особенно сейчас, когда Яна, вняв доводам Сварога, убрала всех имперских наместников из его королевств. На помощь ему не в первый уже раз пришли обожавшие его старцы из Геральдической Коллегии, благодаря Сварогу стряхнувшие вековую пыль и паутину и зажившие полно, насыщенно, интересной жизнью, в которой они оказались нужны и необходимы. Воспрянувшие духом Мафусаилы в два счета отыскали противоречия в старинных законах, изящно свели их в логически непротиворечивую докладную и оказалось, что наместники, если вдумчиво изучить вопрос, предназначены исключительно для надзора за рожденными на земле монархами. А существование наместников при графе Гэйре противоречит сразу трем параграфам Кодекса Вольностей Господ Небес – фундаментального документа, на который даже Сварог при всем его нахальстве не рискнул бы покушаться.
Правда, Яна этот указ подписала в обмен на обещание Сварога не предпринимать никаких репрессалий против здешнего наместника, простить коего умоляла многочисленная и влиятельная родня. Сварог отдал добычу с легким сердцем. Утолять примитивную жажду мести у него не было охоты – все равно первую скрипку в истории с покушением играла не эта медуза, а герцог Орк, каковой благоразумно исчез с горизонта, отсиживался неизвестно где, справедливо подозревая, что ему могут задать массу неприятных вопросов. Если откровенно, и против самого Орка Сварог не таил особой злобы – в конце концов, он сам был виноват. Расслабился после вереницы нешуточных успехов, забыл старый разговор, забыл лицо Орка, с каким тот говорил однажды: «Если вы обманете, граф Гэйр, станете мне противостоять, у вас не будет более страшного и упорного врага, чем я. У меня останется в жизни одна цель – уничтожить вас. И если не удастся до вас добраться… или – пока не удастся добраться до вас лично, я буду уничтожать все, что вам дорого…»
Так что Сварог сам виноват – решил, что герцог, поглощенный своими вечными авантюрами, решил не размениваться еще и на пошлую месть. Оказалось, ошибся. Ну что же, следует быть осторожнее, вот и все. И когда сыщется свободное время, разработать надежный план – как отловить Орка без лишнего шума… а там видно будет.
Перейдя к следующему столу, он тяжко вздохнул в бессильной злости. Как назло, обстоятельный доклад одного из доверенных помощников Интагара лежал на самом верху и бросался в глаза, словно пьяный шкипер в женском монастыре…
С месяц назад в Равене появилась колоритная парочка – молодой дворянский недоросль из провинции, вьюнош застенчивый, робкий, совершенно не обученный светскому политесу, красневший через слово, одетый по моде сорокалетней давности, с наивнейшим взором и неуклюжестью сельского жителя. Ему сопутствовал субъект совершенно иного пошиба – краснолицый морской волк, старый капитан, в совершенстве владевший морской терминологией, украшенный десятком затейливых татуировок, громогласный, напористый, пьющий все, что горит. Оказалось, что юнец, разбирая бумаги усопшего родителя, отыскал среди хлама форменный бриллиант – подробнейшую карту места, где лет восемьдесят назад один из капитанов незадачливого Амельского каравана – флотилии судов, везших немаленькие сокровища и настигнутой пиратами у Инбер Колбта – закопал несколько ящиков с драгоценными камнями, за которыми потом так и не смог вернуться.
История была известная, подтвержденная в свое время свидетелями, попавшая во многие серьезные книги. Карта тоже выглядела самым убедительнейшим раритетом. Одна беда: кроме помянутого бумажного хлама, полуразвалившегося замка и парочки пришедших в упадок деревень, усопший родитель наследнику не оставил ни гроша. А его компаньон, помянутый морской волк, тоже оказался беден, как церковная мышь, мало того – его суденышко недавно напоролось на рифы где-то возле Бран Луга и пошло на дно. Так что двум кладоискателям, кроме неопровержимого документа и решимости позарез требовались еще деньги на корабль – и они искали солидного человека при капиталах, который согласится за неплохую долю финансировать предприятие.
Солидных людей при капиталах, завороженных блеском исторических самоцветов, быстро отыскалось целых восемь. Друг о друге они не знали, но поступили с редкостным единодушием, вручив немаленькие денежки робкому юнцу и его другу-мореходу, надежному на вид, как Круглая Башня, главная сокровищница Балонга.
Судя по всему, кладоискатели не стали испытывать судьбу, они знали, где следует остановиться – и, собрав с означенной восьмерки более ста тысяч ауреев, в один прекрасный день смылись, как смывается капля варенья с серебряной посуды…
Восемь солидных людей при поуменьшившихся капиталах кинулись в полицию – четверо благородных дворян, два оптовика-рыботорговца, генеральская вдова и немаленький чин из Министерства двора. Они полагали в святой простоте своей, что означенная парочка, собрав деньги, решила пуститься все же в плавание и завладеть кладом единолично.
Однако полицейский чиновник, почуяв в происшедшем некий знакомый почерк, энергично принялся копать в другом направлении. И довольно быстро установил, что «юный наследник» на самом деле – некий студент, изгнанный год назад из Архитектурного училища за подделку векселей, кражу серебряной утвари из деканата и три брачных аферы с перезрелыми богатыми вдовушками, которых обчистил весьма чувствительно (причем все вышеописанные грязные делишки он провернул так, что привлечь его к суду не было возможности). Капитан же оказался никаким не капитаном и даже не боцманом – это была еще одна прекрасно известная полиции личность, некий Куба-Пусик, мошенник высшей гильдии, промышлявший прежде продажей поддельных диковинок из Хелльстада и гиперборейских патентов на дворянство (опять-таки фальшивых, как легко догадаться).
Полиция обоих отыскала весьма-таки быстро, используя профессиональное знание городских притонов – и после первых с ними бесед, фигурально выражаясь, затопталась на пороге, нерешительно чеша в затылках…
Потому что оба были лишь талантливыми исполнителями, получившими десятую часть добычи, а остальное загреб герцог Лемар, который всю эту аферу придумал, подробно расписал, позаботившись о массе убедительных мелких деталей, вплоть до особо стойких керраманских чернил, которыми некий умелец и изобразил морскому волку затейливые татуировки (как следовало из доклада, в море Куба-Пусик не бывал ни разу в жизни, даже плавать не умел, а в терминологии его натаскал опять-таки герцог).
Ситуация создалась щекотливейшая. Нельзя было поставить перед грозным королевским судьей лишь эту парочку – защищаясь, она непременно начала бы топить герцога. А о той роли, которую играл герцог при королевском дворе, те, кто вел розыск, были прекрасно осведомлены. И оттого радостно спихнули все Интагару – на его разумение…
Тут же лежали полицейские донесения несколько иного плана, но касавшиеся опять-таки герцога Лемара. Молоденькая дочка бакалейщика, которую сцапали на улице и увезли в карете с задернутым шторками; совращенная юная племянница некоего графа, вручившая герцогу не только свою невинность, но и несколько пригоршней фамильных драгоценностей; крестьяночка, похищенная прямо на ярмарке; дочка дворцового привратника… И еще полдюжины схожих историй, причем любую согласно строгим законам королевства без всякого труда можно было развернуть в беспроигрышное судебное дело…
– Господи ты боже мой, – тихонько сказал Сварог вслух, не сдержавшись. – Ну что мне с ним делать?
Он прекрасно знал, что сделать ничего не сможет. Вернее, поступит, как не в первый уж раз – наложит резолюцию «Оставить без последствий», после чего все до единого дела благополучным образом рассыплются, эти два мазурика, экс-студент и Пусик будут отпущены на свободу, разве что получат по печенкам от низших полицейских чинов – а потерпевшим чины повыше, сочувственно вздыхая, объявят с сожалением, что виновники были столь изворотливы, что ухитрились скрыться совершенно бесследно. Это – что касается восьмерых незадачливых кладоискателей. С близкими совращенных отроковиц поступят чуть иначе – им убедительно объяснят понаторевшие в подобных деликатных делах чиновные интриганы, что существуют некие высшие государственные соображения, согласно коим, увы, близкие должны отныне обо всем забыть, будто ничего и не произошло…
Это было мерзко, гнусно, гадостно, но иначе Сварог поступить попросту не мог. Исправить герцога Лемара могла одна-единственная вещь на земле – добротно намыленная веревка, или, учитывая его благородное происхождение, позолоченный меч палача. Но в том-то и беда, что Сварогу герцог был необходим. Вот она, толстенная папка в сафьяновом переплете – подробнейший проект указа, который Сварог собирался подписать уже сегодня, указа о создании Братства Юных Витязей Короны. С ходу уловив мысль Сварога, герцог Лемар, в жизни не слыхивавший ни о пионерах, ни о скаутах, каким-то чудом, на интуиции и несомненной гениальности, развил туманную идею в нечто стройное, проработанное, завершенное. Организация детей и подростков, которых тщательно подобранные учителя будут воспитывать в верности королю, дабы, возросши, служили особенно преданно. Особая форма, бляхи на манер гильдейских, знаки отличия, факельные шествия по торжественным дням, барабаны и флейты, клятвы и ритуалы, знамена и вексиллумы, чинопроизводство на манер военного, сам король в качестве почетного магистра… (Лемар, уже по собственной инициативе, присобачил к первоначальному проекту столь же проработанный второй – о Лиге Юных Сподвижниц Короны. Сварог с печальным вздохом утвердил и его – хотя прекрасно понимал, что будет в этой Лиге твориться, если магистром ее Лемар скромно назначил себя.)
Одним словом, герцог был ему решительно необходим. Особенно если учесть, что нужно было в самом скором времени грамотно составить еще один проект, самый грандиозный из всего, что Сварог до того Лемару поручал. И сейчас уже можно говорить, что никто, кроме Лемара, с этим не справится. Какое уж тут уголовное преследование или немилость… Придется стиснуть зубы и терпеть.
Он подумал с грустью, что ничего почти не осталось от его былых прекраснодушных мечтаний, с какими вступал на свой первый трон. Мечтания эти лишены были четкости деталей, он попросту размышлял, что править будет справедливо и милосердно, что сподвижниками его станут благородные бессребреники и прекраснодушные идеалисты, мудрые книжники и народные заступники. Нечто в этом роде.
Увы, жизнь не оставила камня на камне от этих абстракций. Ну разумеется, при нем состояли и мудрые книжники вроде Анраха, и честные, романтичные мальчишки вроде Элкона и юного герцога Бресингема…
Но на них нельзя было полагаться в главном. Всеми доставшимися ему землями следовало управлять жестко и круто, без тени идеализма и романтики – и вот тут бесценными для него оказались совсем другие кадры, вроде Интагара, герцога Лемара, Старой Матушки с ее пытошными и виселицами в Трех Королевствах. Самое печальное, пожалуй, в том, что он давным-давно убедился: в этом мире и с этим народом иначе нельзя. Быть может, в далеком будущем, когда смягчатся нравы и излечится от многих пороков род человеческий, кто-то, пришедший на его место, начнет править совершенно иначе. У трона не протолкнуться будет от романтиков, идеалистов и бессребреников, денно и нощно озабоченных трудами на благо человечества – а подданные, в свою очередь, перестанут воровать и тунеядствовать, подделывать монету и нарушать межи… Быть может. Одно Сварог знал совершенно точно: сам он до этой прекрасной поры ни за что не доживет, даже учитывая дарованное ему долголетие… И надеяться нечего. Так что придется стиснуть зубы и терпеть далее, успокаивая себя нехитрой мыслью: как ни крути, а кое-что для людей все же делается, помаленьку отменяем самые одиозные установления прошлых лет, налоги облегчаем, даем массу возможностей проявить себя на целине… простите, в Трех Королевствах…
Вызывать Лемара и разносить в пух и прах нет никакого смысла, Сварог давно оставил эти попытки. Герцог, как обычно, с самым невинным видом, со слезой в глазах будет уверять, что все это – клевета завистников и происки врагов, и будет при этом так благообразен, убедителен и проникновенен, что поневоле начнешь верить самую чуточку, что все так и обстоит, даже при том, что в ящике стола у тебя лежат доклады, составленные надежнейшими сыщиками. Таково уж злодейское обаяние герцога и недюжинная сила убеждения – не случайно на него до сих пор так и не дала показаний ни одна из обиженных девиц, даже те, что были похищены и с невинностью расстались, мягко говоря, не вполне добровольно. Родные и близкие – те по потолку бегают, изрыгая проклятия, а вот сами девицы с редкостным единодушием молчат, томно взирая в потолок…
Нельзя, конечно, оставлять пострадавших кладоискателей и родичей опозоренных девиц вообще без компенсации, нужно будет что-нибудь такое придумать – не оплачивать, понятно, герцогские похождения из королевской казны, что-то другое организовать: выгодный подряд купцу, орденок чиновнику, нечто в этом духе. А что касаемо самого герцога… Поручить Интагару, чтобы отобрал с дюжину надежных тихарей, которые будут пасти его светлость круглосуточно, пресекая, насколько удастся, его новые проказы на стадии подготовки. Помнится, Анрах рассказывал, что один из Баргов нечто подобное испытал на одном из своих беспутных сынков – и ведь подействовало вроде, своих привычек беспутный принц не поменял и не отринул, но вот в возможностях оказался ограничен резко…
Мысль эта чрезвычайно пришлась по вкусу Сварогу, но развить ее до конкретных планов он не успел – возле двери, под притолокой, деликатно звякнул золотой колокольчик, оттого, что кто-то в приемной нажал шпенек со всем почтением.
Он ждал этого звонка – и, не мешкая, вышел в приемную. Там несли караул шестеро ратагайцев, Гарайла прислал их Сварогу две дюжины. Народ был невероятно колоритный: степные табунщики, в остроконечных шапках-мурмалках, отороченных волчьим мехом, с ястребиными перьями, в мягких сапогах, кожаных штанах и толстенных стеганых кафтанах из ваты и войлока (между прочим, неплохо защищавших не только от звериных клыков, стрел и мечей, но и от мушкетных пуль), вооруженные короткими мечами, колчанами, набитыми дротиками и знаменитыми своими нагайками – в конец вплетена увесистая свинцовая блямба, набивший руку человек одним ударом забивает волка, а если понадобится, то и двуногого противника. Или пристукнет муху на стене. Или перехлестнет пополам толстую доску…
Жизнь в Ратагайской Пуште испокон веков была организована на вдесятеро более патриархальных началах, чем в Глане. Если в Глане все же появилось четкое деление на благородных и простолюдинов, то в ратагайских родах все приходились друг другу родственниками. Новые телохранители Сварога все поголовно были Черному Князю какой-то дальней родней – пусть и седьмая вода на киселе, пятая боковая ветвь в десятом поколении, но значило это чертовски много. Народ был не просто темный – дремучий. Большинство степняков не то что не знали грамоты, но до сих пор на полном серьезе полагали землю плоской, а небесный свод – хрустальным, своих городских соплеменников чуточку презирали за то, что те сидели на стульях, спали на лавках, ели за столом. Однако верны степняки были, как псы. Попадались и среди них, конечно, мерзавцы, предатели, клятвопреступники и мошенники – но в сто раз меньше, нежели среди городского народа. Таковы уж основы жизни согласно древним правилам.
Сварога эти дикари уважали сразу по нескольким причинам. И за то, что он, как и полагается богатырю, сверг прежнего снольдерского короля, не оставив его в живых. И за то, что восстановил прежние ратагайские вольности и привилегии, на которые покойничек было покусился. И за то, что Сварог собственным топором добыл себе во владение Хелльстад. И, наконец, за то, что в гербе у него красовался конь. Для степняков не было животного ближе и дороже коня – и не было зверя отвратительнее волка, не зря самые жуткие ругательства у них, оскорбления, которые настоящий мужчина мог смыть исключительно кровью, вертелись вокруг волка и его экскрементов. Отсюда, между прочим, проистекало, что герцог Орк автоматически становился для степняков не просто врагом, и кровником – и потому, что посягнул на жизнь обожаемого короля Сварога, и оттого, что в гербе у него был волк…
Кое-кто во дворце – в том числе и гланцы – втихомолку обижался на незваных пришельцев, занявших самый ближний круг обороны вокруг венценосной особы, но Сварог недвусмысленно дал понять, что плевал на эти шепотки и повелевает недовольным смириться с новшествами. К своей безопасности и в самом деле следовало отнестись посерьезнее – а от одного вида ратагайских головорезов в непосредственной близости становилось уютнее на душе. Тем более что они еще, по сравнению с прочими привилегированными частями, обходились гораздо дешевле – жили в шатрах на одном из просторных задних дворов, кормились не в пример проще и незатейливее, нежели даже неприхотливые гланцы. Сварогу они принесли присягу по всем степным правилам – каждый поочередно стянул зубами кусок мяса с кончика кинжала и добросовестно слопал. Смысл был простой: я отныне ем твою еду, король, а ежели что, твой клинок меня и покарает…
Самое и веселое, и пикантное – эти неотесанные дикари пользовались большим успехом у титулованных придворных шлюх, утонченных и жеманных, поскольку недостаток изысканности – исполняли неутомимостью. Сварог лишь похохатывал в кулак, читая иные донесения дворцовых шпиков. Придворные щеголи, пораженные в самое сердце, отчаянно ревновали, злились и пытались хоть как-то компенсировать свои афронты анекдотами о степных дикарях – но рассказывали эти анекдоты, лишь убедившись, что означенных дикарей нет поблизости. А о попытках вызвать на дуэль или хоть как-то выразить неудовольствие публично и речи не шло – с тех пор, как один из ратагайцев по приказу Сварога при большом стечении публики показал, что способна сотворить степная плеть в опытной руке с манекеном в полном доспехе…
Посреди приемной маялся плюгавый человечек средних лет, в мундире Министерства двора с убогими знаками отличия канцеляриста, с объемистым мешком в руках. Табунщики таращились на него со столь кровожадной надеждой, словно ожидали, что король все же прикажет прирезать эту чернильную душу у него на глазах. Для исконного степняка чиновник находился примерно на той же социальной ступенечке, что для горожанина – уличная шлюха или золотарь.
– Проверили укладку, г'дарь, – сказал старший. – Одне гумаги.
– Все в порядке, – сказал Сварог. – Пропустить.
И, не теряя времени, буквально затолкал канцеляриста в кабинет. Спросил нетерпеливо:
– Ну, что принесли?
– Очень много, ваше величество…
– Вываливайте прямо на пол, – сказал Сварог. – Вон на тот, у окна.
Он подошел вплотную к золоченой столешнице, подхватил стопу бумаг, чтобы не свалилась на пол. Наскоро пробежал взглядом несколько документов, писанных давным-давно выцветшими от времени чернилами. С довольной улыбкой сказал:
– Ну что же… поздравляю вас, любезный, с канцелярии советником. И это не предел, если разыскания ваши в этом направлении принесут что-то новое, пойдете выше…
Чиновничек взирал на него стеклянными от преданности глазами – счастливец, пятнадцать лет проскрипевший в нынешнем чине и вдруг прыгнувший сразу через две ступеньки на третью, выражаясь военными аналогиями – из сержантов в лейтенанты. Собственно говоря, на его месте мог бы оказаться кто угодно, любой другой – но именно он подвернулся под руку и полностью оправдал ожидания Сварога, дав нужные консультации и разыскав необходимые бумаги…
Новоиспеченный канцелярии советник еще покидал кабинет спиной вперед, кланяясь через шаг и бормоча заверения в вечной и неколебимой верности – а Сварог уже, забыв о нем, уселся за стол напротив окна. Придвинул к себе принесенные бумаги – и несколько книг, лежавших на столе с утра.
Оказалось, что такой вот пропитавшийся чернилами и сургучом канцелярский гриб иногда способен принести пользы больше, чем знатоки старинных рукописей или опытнейшие шпики. Потому что во всякой профессии существовали свои тонкости – и Сварог узнал от только что повышенного в чине массу интересного.
Ему самому и в голову не пришло бы искать в этом направлении. А меж тем…
С тех пор, как существуют бумага и чернила, архивы и делопроизводство, бюрократическая машина работает неостановимо и усердно, по своим собственным законам. Как выяснилось, даже секретнейшие миссии, вроде поездки Асверуса в провинцию Накеплон, обрастают массой не особенно и секретных бумаг, оседающих опять-таки не в личных королевских хранилищах, а в архивах самых безобидных и незначительных ведомств…
Асверуса в его поездке сопровождали две дюжины гвардейцев – следовательно, все они были внесены в приказ об откомандировании, каковой преспокойно пылился более ста лет в архиве Квартирмейстерского департамента штаба Гвардии. Каждому из гвардейцев следовали прогонные деньги, кормовые, фуражные – о чем опять-таки остались бумаги в соответствующем департаменте Казначейства. Кроме гвардейцев, с графом отправилось еще и три десятка мастеровых Золотой, Серебряной и Железной гильдий – а это опять-таки оставило уйму бумаг как в гильдейских архивах, так и в полицейских: всем требовались по всей форме выписанные подорожные, а также прогонные-кормовые-сверхурочные. Вьючных лошадей предоставило Конюшенное ведомство – снова стопа бумаг, осевших в архивах означенного ведомства. Три инженера из Сословия Циркуля – снова обширная деловая переписка, бумаги о выдаче денег. То же самое и касаемо взятого в поездку медика. Наконец, повозки и снаряжение – еще одна охапка бумаг в архивах Департамента карет и повозок…
Одним словом, многочисленные следы были разбросаны по доброй дюжине самых прозаических архивов – как и донесения губернаторов, наместников и бургомистров о том, что они встретили графа Асверуса как надлежит встречать обладателя подобной королевской бумаги, выполнив все распоряжения, и проводили с почетом…
Сварог постепенно пришел к выводу, что у изощренной бюрократии есть свои светлые стороны, как только что выяснилось. Не попадись ему этот труженик чернильницы с его обстоятельными лекциями – так и топтался бы на месте…
Итак, сказал он себе, начнем с самого начала. Сто двадцать пят лет назад Латерана еще принадлежала Ронеро, именно здесь, а не в Равене, была столица, и в этом самом дворце энергичной рукой правила молодая королева Дайни Барг…
Он достал из-под груды бумаг овальный портрет на фарфоре размером с ладонь, мастерски выполненный кем-то из знаменитых художников той эпохи, всмотрелся.
На него задумчиво и лукаво смотрела синеглазая красавица с бесценным ожерельем на шее – Сварог видел это ожерелье в сокровищнице Конгера и узнал сразу. Золотистые локоны падают на обнаженные плечи, в волосах алеют розы, на первый взгляд – беззаботная светская красотка, озабоченная лишь флиртом и балами, но, присмотревшись, начинаешь узнавать в ней характер дерзкий, независимый и чертовски волевой. Нечто вроде Мары, право же, есть что-то общее, хотя они вообще с разных планет…
Итак, правила тогда в Латеране Дайни Барг…
Справедливости ради следует упомянуть, что она была не вдовствующей или незамужней. Собственно говоря, Баргом был как раз ее супруг, законный наследник трона, а сама Дайни – гланской принцессой, просватанной за Горомарте и вышедшей за него замуж по всем правилам.
Тонкость в том, что означенный Горомарте на роль правящего монарха не годился по причине полного отсутствия хоть малейшего интереса к государственным делам, равно как и способностей к таковым. Молодой король знал одну, но пламенную страсть – охоту во всех ее разновидностях: загонную, облавную, псовую и соколиную, на хищного зверя и копытную дичь, на уток и медведей, на горных гланских ящеров и даже сильванских мамонтов. И ничего более для него на свете не существовало: живопись и скульптуру он коллекционировал только в том случае, если она имела отношение к предмету страсти пылкой, баллады и стихи читал тоже соответствующие, а если и случалось ему разделить походную постель с придворной красоткой, то, как легко догадаться, исключительно из числа сопутствовавших королевской охоте амазонок.
В королевский дворец этот одержимый заглядывал лишь на недельку, а потом снова исчезал на месяц-полтора в сопровождении отряда таких же фанатиков из числа егерей и придворных. При всем при том Горомарте, надо отдать ему должное, был неплохим знатоком своего увлечения – как явствовало из подготовленного для Сварога экстракта, три написанных им наставления по охотничьему делу до сих пор в обращении, и не устарели ничуть, переиздаются и штудируются отнюдь не потому, что сочинены венценосной особой…
При иных обстоятельствах королевство с подобным монархом во главе в два счета пришло бы в упадок – или, что вероятнее, подобного монарха очень быстро свергли бы более прагматичные соперники. Совсем нетрудно свергнуть короля, который бывает дома лишь неполный месяц в году…
Однако, на его везение, молодая супруга оказалась не просто опорой муженьку – она, особа энергичная и умная, забрала в свои руки бразды правления. Подобрала толковых сановников, входивших в Тайный совет из шести человек, замкнула все на себя. Очень быстро в королевстве поняли, кто ими правит на самом деле… и после нескольких жестких уроков приняли такое положение вещей.
С каковым, кстати, был полностью согласен и сам король Горомарте – ему достаточно было знать, что в его отсутствие держава содержится в совершеннейшем порядке, а значит, можно и далее со всем пылом отдаваться прежней страсти. В последние два года он, во время редких наездов в столицу, подмахивал составленные супругой указы, как нерассуждающий автомат – и вновь исчезал, абсолютно не интересуясь личной жизнью женушки. А личная жизнь, надо признать, отличалась пылкостью и полетом фантазии. Были у красотки Дайни свои маленькие слабости. Если точно – очередной ближний круг из пары дюжин молодых дворян обоего пола, совершенно официально именовавшийся Академией Лилий. Вот только заседания этой Академии не имели ничего общего с учеными диспутами академий настоящих, поскольку были посвящены не сухим ученым материям, а радостям жизни, восторгам, так сказать, юной плоти.
Сварогу достаточно было – но к чему это сейчас? – выйти из кабинета, пройти с сотню уардов по коридору и выйти на балкон, украшенный скульптурами оленей из бурого камня. Оттуда можно было прекрасно разглядеть в закатной части дворцового комплекса стоявший на островке посреди обширного пруда изящный павильон из розового камня. Пруды, каналы с горбатыми мостиками, речные протоки с беседками по берегам, а посреди – павильон, где и размещалась в давние времена помянутая Академия, где ее члены собирались на ночные заседания.
Павильон стоял в совершеннейшем запустении все эти сто двадцать пять лет, потому что его окружала худая слава. Именно там в одно далеко не прекрасное утро встревоженные телохранители обнаружили их всех мертвыми, с посиневшими лицами и вылезшими из орбит глазами – и молодую королеву, и всех без исключения «академиков». Разумеется, немедленно было отряжено следствие, результаты работы коего до сих пор окутаны туманом, а большая часть бумаг пропала бесследно. Официальная версия гласила, что некий повар, то ли подкупленный врагами, то ли имевший личные причины для мести, коварно подбросил в приготовленные для Академии яства какое-то лютое зелье. Повар этот существовал в действительности, его судили, добились полного признания и разорвали раскаленными щипцами на Треугольной площади. Вот об этом все бумаги сохранились. Однако с тех самых времен, то затухая, то вновь распространяясь среди книжников, кружат слухи, что все обстояло тогда совсем не так – то ли яд и в самом деле был, но подбросил его повар отнюдь не по личной гнусной инициативе, а по чьему-то приказу; то ли компания благородной молодежи при попустительстве королевы, пресытясь прежними развлечениями, занялась некромантией, и вызванный ими демон, которого по недостатку умения не удалось удержать в магическом круге, вырвался оттуда и передушил всех до одного; то ли эта массовая гибель – результат претворившегося в жизнь некоего древнего проклятия, неведомо кем, когда и за что наложенного на Баргов. Впрочем, последняя версия была самой зыбкой – справедливо указывалось, что в этом случае проклятие в первую очередь пало бы на Горомарте, который и был Баргом по крови, а не на гланскую принцессу.
Но никто ничего не знал точно. Как бы там ни было, павильон стоял заброшенным, и человеческая нога в полном смысле слова там не ступала вот уже сто двадцать пять лет. Причины опять-таки оставались туманными. Говорили, что тот злокозненный демон, так и застрявший меж двумя мирами, до сих пор там обитает и в два счета придушит любого сунувшего нос в павильон. Говорили, что там до сих пор бродят жуткими синелицыми призраками сама Дайни и ее мертвая свита – и любопытных душат не демон, а как раз они. Передавали и вовсе уж несообразную чушь – но никто ничего не знал точно, и никто не отваживался пройти по обветшавшему каменному мостику, где на перилах до сих пор сидели каменные кречеты…
После смерти Дайни, между прочим, дела пошли скверно. Как и следовало ожидать. Сановники из Тайного совета ненадолго ее пережили, Горомарте, вынужденный заниматься совершенно ему незнакомыми государственными делами, второпях назначил главными министрами людей, безусловно для этого неподходящих – и снова умчался полевать очередную дичь. Дела мгновенно пришли в совершеннейший хаос – интриги, казнокрадство, смута, снольдерские войска перешли границу, довольно быстро захватив и Латерану, и обширные земли по правому берегу Итела, и провинции к полночи от гор Оттершо с портом Фиарнолл (каковые в составе Снольдера оставались до сих пор). В конце концов безалаберного простака Горомарте очень скоро убил на охоте некий спятивший егерь, и на опустевший трон взошел младший брат покойного короля. И моментально показал норов – так что шептуны, потихонечку искавшие связь меж личностью спятившего егеря и восшествием на трон нового монарха, почти моментально кончили свои дни на Монфоконе, а уцелевшие сделали выводы и набрали в рот воды. Новый король, явно придерживавшийся того принципа, что лучше перегнуть палку, чем погрязнуть в праздности, поставил дело так, что о временах Горомарте и Дайни вообще перестали упоминать без особой нужды, историки и летописцы ограничивались парой-тройкой казенных штампов – и, чем больше лет утекало, тем меньше стали вспоминать о заядлом охотнике, его энергичной супруге и истории их недолгого царствования вообще…
Между прочим, это в полной мере касалось и смерти Асверуса. Существовала скупо изложенная, официальная точка зрения: своими едкими эпиграммами и насмешливыми балладами поэт вызвал гнев сановников, и кто-то из них подослал убийцу. Только теперь, вплотную занявшись этой давней историей, Сварог всерьез начал подозревать, что эта версия была, словно гвоздь в сухую доску, вбита в историю и литературоведение по прямому приказу кого-то решительного и крайне высокопоставленного.
Потому что реальность, очень похоже, была совершенно иной. Начиная с того, что Асверус, как оказалось, был еще и капитаном дворцовой стражи, и кончая тем, что слишком много странных смертей оказалось запрессовано в совсем короткий промежуток времени…
Ах, как четко это прослеживалось! На поверхности лежало! Сварог даже ерзал в мягком кресле от нетерпения и возбуждения, листав толстые старые книги, переложенные длинными закладками, хватая из кучи то один, то другой документ, чувствуя себя охотничьей собакой, ноздри которой уже прямо-таки залепило свежим запахом укрывшегося совсем неподалеку зайца…
Всего одиннадцать дней прошло от внезапной смерти Дайни до прибытия в Латерану короля-вдовца – а какая мясорубка, господа мои, что за череда безвременных смертей…
Вот он, короткий список Тайного совета Дайни. Министр полиции (логично и практично), гран-генерал гвардии (тогда еще не было маршальского звания), глава казначейства и три доверенных сановника, державшие в своих руках все прочие нити управления. Последних для краткости обозначим: первый, второй, третий…
Дайни погибла. И почти сразу вслед за тем гран-генерал гвардии умирает от удара (не кирпичом по голове, а от того удара, что медиками именуется апоплексическим). Сколько ему было, кстати? Сорок два? Рановато для апоплексии…
Министр полиции? Извольте. Трех дней со дня загадочной смерти королевы не прошло, как означенного деятеля, надо же такому случиться, зарезала из ревности последняя любовница, особа неуравновешенная и вздорная. Пытана и судима, во всем созналась, головы лишилась на Монфоконе. (Почему не прямо в Латеране, кстати?)
Глава казначейства, ну-ка… Ну разумеется. Утонул, катаясь по Ителу на своей богато разукрашенной барке. Никаких подробностей нет.
Первый доверенный сановник. В два дня сгорел от хвори, в которой лекари, не колеблясь, опознали болотную лихорадку (гуляющую обычно на полуденной оконечности континента, в районах, прилегающих к Фагерстарским болотам, а отнюдь не в центре Харума).
Третий доверенный. Попросту исчез. Как не бывало. Убедительных версий не выдвигалось – никто попросту не успел.
Единственный, оставшийся в живых (и на государственной службе тоже) – Второй доверенный. Долго служил, делал карьеру, пережил и Горомарте, и его преемника даже…
И еще дюжины две смертей – военачальники, высокие сановники, придворные. Кого ни возьми – влиятелен, на ключевом посту, наконец, по положению своему и близости к королеве просто обязан был много знать.
Сварог чувствовал, как каменеет у него лицо. Все, что он сейчас свел в краткий мартиролог загадочных, внезапных умертвий, могли бы написать и тогдашние исследователи – но в те времена за это можно было вмиг угодить на Монфокон, а последующим поколениям согласно инерции мышления было уже не до этой конкретной загадки. Официальная версия, запущенные в обращение клише прижились, прожили долгую жизнь. Случается.
Одним словом, когда Горомарте вернулся в столицу, она уже была надежно зачищена… Не бывает таких случайностей. Подобные истории именуются незатейливо и привычно – заговор… И никак иначе.
А теперь сопоставим другие даты. Асверус убит в Равене… ну да, за три дня до трагедии в розовом павильоне… Если соотнести с днем его убийства дату выдачи грозного королевского документа, получится…
– Бог ты мой! – сказал Сварог вслух, не удержавшись. – Он же не доехал до Латераны!
Его же убили на обратном пути, когда он возвращался из провинции Накеплон… а что, кстати, с его отрядом? Две дюжины гвардейцев, три десятка мастеровых и инженеров…
Мрак и туман. Ни малейших упоминаний. Ни единой казенной бумаги, что опять-таки странно, учитывая, сколько их сохранилось касаемо отъезда отряда. Вот кстати, а что это были за инженеры и мастеровые?
Речные матросы, водолазы, портовые рабочие и неуточненные по разрядам оружейники. Интересный подбор. Провинция Накеплон…
Вообще-то Сварог бывал в тех местах, когда бежал из Равены в Хелльстад. Отроги Каталаунского хребта, те самые места, где он свел знакомство с интереснейшими людьми – графом Сезаром и лесным пастырем отцом Груком.
Река, матросы, водолазы, инженеры, оружейники… И черепа обитателей Токеранга, месяца за четыре до трагических событий как-то попавшие к Асверусу. Сама собой напрашивается прелюбопытнейшая гипотеза. Ничего необычного. Подобное уже случалось. То ли Леверлин, то ли художник из Равены как-то рассказывал о неких странных поступках чудаковатого дворянина с берегов Итела – и в том-то фокус, что эти действия можно истолковать однозначно: чудак-естествоиспытатель поймал-таки в ловушку подводную лодку из Токеранга, но очень быстро, судя по всему, его поместье накрыл ракетный залп из-под воды – то ли отравляющий газ, то ли какая-то биологическая дрянь. Почему бы не допустить, что Асверус…
Не стоит торопиться – не горит. Нужно методично работать в этом направлении – предпринять новые раскопки в архивах с помощью облагодетельствованного чиновника и его коллег, нужно выяснить в деталях, если удастся, как жил дальше и в чем замечен тот единственный уцелевший из Тайного совета…
Он подумал с неудовольствием, что остался, в некотором смысле, совершенно один. Элкон улетел за облака с крайне важными и секретными поручениями. Мара отправилась с ним выполнить не менее тайные и деликатные задания. Анрах и Леверлин в Равене поехали копаться в тамошних архивах. Тетка Чари (и увязавшийся за ней Шедарис) сидят сейчас в Фиранолле, пытаясь дознаться, где можно отыскать исчезнувшего в последнее время с горизонта капитана Зо, который, руку на отсечение, кое-что знает о подводных лодках… Бони ненадолго отпросился в свой Арир и увез с собой Паколета. Никого из Странной Компании рядом. Даже верный домовой Карах сейчас пребывает в Глане – как чиновник в немаленьком чине и личный посланец короля Сварога, облеченный серьезными полномочиями и снабженный соответствующими бумагами. При содействии глэрда Баглю пытается отыскать в гланских горах своих собратьев – это может кое в чем помочь, древнее племя домовых, они же фортиколы, могут располагать кое-какими знаниями, неведомыми ни земным книжникам, ни ларам…
Даже Арталетты нет поблизости – отплыла со своим полком в Балонг устроить парочку инцидентов на горротской границе, присмотреться к той стороне, посмотреть, не удастся ли нанести из тех мест хороший удар по Акобару…
Снова, как когда-то, в бытность бесприютным беглецом – ты теперь один, бравый…
