Есть такие женщины — ни в чем никогда не уверенные и все время пытающиеся что-то понять. Одна такая оказалась в соседнем кресле от Фаины.

У иллюминатора, справа, храпело лицо арабской национальности (рейс был ночной), и величественных рассветных видов, способных настроить на философствования даже автопилот, Фаине было не увидеть.

Почти сорок минут пути она сонно разглядывала эмблему авиакомпании на подголовнике перед собой: голубой овал по-отечески обнимал три латинские буквы. Попивала красное сухое — его наливала стюардесса. Потом считала синие и черные клетки на своей плиссированной юбке, пошитой не то «под школьную», не то «под татушек».

Вот выкатили тележки, раздали завтрак: жесткий бифштекс, безвкусная холодная булка, уксусный огурец. Пиршество венчал сладкий чай-мочай и шоколадка с изображением самолета.

Все это время ее бессонная соседка сосредоточенно мурыжила пелевинский «Шлем ужаса». Фаина знала эту махонькую книгу, неказистую курочку фазана в павлиньем вольере мэтра, — вот уже несколько месяцев Клуб приторговывал ею со своей двадцать шестой страницы (брали оптом на реализацию). Судя по лицу женщины, она так и не сумела повествованием плениться. После завтрака ее прорвало.

— Вы случайно не читали? — спросила она Фаину, напряженным взглядом указывая на книгу.

— Читала.

— Понравилось?

— Ну… Другие книги этого автора произвели на меня большее впечатление, — уклончиво, будто дело было на планерке, ответила Фаина. — Но и эта до известной степени хороша.

— А мне вот как-то совсем не нравится… Правда я других не читала.

— Почему же вы ее купили?

— Продавец посоветовал. Я сказала, что еду на Крит, попросила что-нибудь небольшое, художественное. Но чтобы современное. Ну, там, про лабиринт… Про этот, забыла, как называется…

— Кносский дворец? — неуверенно подсказала Фаина.

— Да. И продавец мне посоветовал этот вот «Шлем». А там вместо дворца все время какой-то Интернет.

— Ну вы же сами хотели, чтобы современное, — мягко улыбнулась Фаина. Она вдруг почувствовала себя уполномоченной извиниться за весь книгораспространительский эгрегор.

— Современное, выходит, обязательно про Интернет? И эти… подскажите…

— Интернет-чаты.

— Вот!

— Когда я увидела в археологическом музее английскую булавку, сделанную еще при царе Миносе, я поняла вот что: если современность чем-то и отличается от Античности, так это, наверное, только чатами, — заметила Фаина.

— Получается, в будущем все книги будут про один только Интернет?

— Ну… не знаю. Книги ведь они про жизнь. Правильно? А у многих современных людей жизнь состоит в основном из Интернета.

— Грустно это как-то, — вздохнула женщина и, скривив рот, сдула со щеки длинную челку. На Фаину посмотрели ее изможденные белесоватые глаза с красной сеткой сосудов.

— В принципе, да. Но я думаю, когда наша жизнь будет состоять из одного сплошного Интернета и прочей этой фигни, грустно нам уже не будет. Ну, это когда реально живешь в лесу, рассказы про белочек и зайчиков не надоедают.

До самой посадки они разговаривали. Фаина наврала, что работает в турагентстве и едет на Крит в командировку. Женщина призналась, что собирается «просто-напросто отдохнуть», что ее мужа на работе премировали горящей путевкой, а он вдруг расхотел ехать и переписал путевку на нее. Наверное, тоже наврала.