0101
Такси петляет по Диптауну, повинуясь указаниям фальшивого Стекова. На
первый взгляд — без всякой системы, но я замечаю — мы то и дело
выскакиваем из российского сектора в японский, китайский, немецкий,
американский сектора.
Путает след. Грубо, но эффективно. Конечно, если слежка не ведется на
уровне провайдера.
И мой спутник думает о том же.
— Через кого ходишь, Ксюша?
— Я не Ксюша, — наплевав на все, отвечаю я. Гори оно огнем… — Меня
зовут Карина.
— А меня Чингиз. На самом деле. Так через кого?
— Москва-Онлайн.
— Угу… — с явным удовлетворением заключает Чингиз. Не таясь достает
пэйджер, не глядя на клавиатуру набивает письмо.
Неужели у него есть сообщники среди провайдера?
А почему бы и нет? Москва-Онлайн — одна из самых популярных компаний.
Если Чингиз серьезный человек — а он такое впечатление производит, то
мог заранее обзавестись знакомыми в самых популярных и крупных конторах.
— Остановите у памятника Последнего Спамера, — командует Чингиз
программе-водителю.
Я это место знаю. Была в глубине такая профессия — спамер. В
довиртуальную эру они рассылали рекламные письма с арендованных на раз
адресов. В начальный период глубины занялись рекламой лично. Создавали
простенькие программы, в виде обаятельных молодых людей и симпатичных
девиц, которые бродили по улицам и приставали к каждому встречному.
"Простите, вы еще не слышали удивительную новость? Открылся
замечательный бордель "Интеллектуальная страсть"…
Давили их долго. Отстреливала полиция, гонялись за ними провайдеры…
Но уничтожили спамеров, только начав выдавать лицензии частным
гражданам. Появилась еще одна профессия — охотник на спамеров. Как
только люди сообразили, что заработать охотой на непрошеных рекламщиков
проще, чем самой рекламой, число спамеров пошло на убыль. В
ознаменование победы и воздвигли памятник, изображающий молодого
человека с идиотской улыбкой, выпученными глазами и ворохом рекламных
листовок в руках. Конечно, на самом-то деле спамеры иногда появляются.
Но уже эпизодически, потому что награду за их уничтожение благоразумно
не отменяют.
Такси останавливается у сквера, где и стоит вечно молодой рекламщик.
На ступеньках у памятника люди потягивают пиво, общаются, и никто никого
не донимает советами, как лучше потратить время и деньги…
Чингиз успевает выскочить первым и открыть мне дверцу. Оставляю его
галантность без внимания. Находим свободную скамеечку, все с той же
молниеносностью Чингиз отправляется в ларек за пивом. Над ларьком
выцветший рекламный плакат: "Только сегодня пиво "Ледяной орел"
распространяется бесплатно!"
Плакат висит, сколько себя помню.
Его даже повесили нарочито потрепанным.
— Так что вы хотите мне сказать? — открывая пиво спрашиваю я. — И
учтите, все сказанное может быть использовано против вас…
— Карина, не против, если я сменю тело? — спрашивает Чингиз.
Молчу, ничего не понимая.
А Чингиз будто подергивается на миг туманом. Сидел рядом со мной
кряжистый волосатый Антон Стеков, а вот уже — нет его. Взамен возникает
прежний светловолосый красавчик.
Когда в кофейне Чингиз обменялся телами с Антоном, это меня не
удивило. Это могло быть запрограммировано заранее. Чингиз ждал своего
приятеля, и машина отработала на его приближение. Обычный набор
заготовок, которые использует каждый уважающий себя хакер.
Но неужели и обратная смена тел была заранее заготовлена?
Проще поверить в это.
Потому что иначе — Чингиз является дайвером.
Тем самым фольклорным персонажем, умеющим по желанию выходить из
виртуальности. Человеком, все время осознающим иллюзорность
происходящего вокруг. Ему стоит лишь захотеть — и сквер вокруг
превратится в обычную трехмерную картинку. Он может снять шлем, набрать
на клавиатуре команду, и сменить свой облик. Он может, глядя на
нарисованный Диптаун, увидеть слабые места программного кода.
Много чего возможно… если дайверы и впрямь существуют.
— Я дайвер, — говорит Чингиз. — Если ты думаешь, что это была
домашняя заготовка — скажи, кем стать.
Качаю головой. Вот только маскарада мне не надо. Не в Венеции.
Спрашиваю:
— И настоящий Стеков — тоже дайвер?
Это объяснило бы, каким образом он выбрался из тюрьмы.
— Нет. Он хакер. Очень хороший хакер… — Чингиз улыбается, и
добавляет: — Единственный член UGI, HZ0 и UHG одновременно.
— Они же не допускают совместного членства… — глупо возражаю я.
— А он везде под разными именами, — разъясняет Чингиз. — Впрочем, это
к делу не относится.
— Относится! — возражаю я. — Как такой опытный человек мог попасться
на мелком взломе? Я смотрела его дело — он совершил грубейшие ошибки! Да
и преступление… смехотворное. Подчистка телефонной базы на сумму
триста сорок три рубля шестнадцать копеек!
— Ну, Шура Балаганов в свое время попался на краже грошовой
пудреницы, — загадочно отвечает Чингиз. Балаганов… смутно знакомое
имя, но не могу вспомнить. Наверное, кто-то из легендарных хакеров… -
Но ты права, Карина. Тоха нарочно попался.
— Зачем?
— Чтобы его арестовали, — с точностью и бессмысленностью программиста
из анекдота отвечает Чингиз. — А потом мне пришлось дать взятку. Чтобы
его осудили, а не ограничились штрафом.
— Зачем? — снова восклицаю я.
— Чтобы Тоха сел в виртуальную тюрьму, — терпеливо объясняет Чингиз.
— А потом — начал совершать из этой тюрьмы прогулки по глубине. Канал
был пробит нарочито грубо.
— Вы хотите дискредитировать саму идею виртуальной тюрьмы? -
прозреваю я. Мой собеседник кивает. — Чингиз… но это глупо!
Я горячусь, и понимаю это. Куда лучше было бы выслушать Чингиза. Но
мне надо его переспорить — чтобы исчезло неприятное, дурацкое ощущение
собственной неполноценности.
— Неужели вам это настолько неприятно? — спрашиваю я. — Мы все любим
Диптаун, но подумайте — ведь своей брезгливостью, нежеланием быть рядом
с преступниками, вы отбрасываете этих людей на обочину жизни…
— Да при чем тут брезгливость? — удивляется Чингиз. — Я и сам
преступник, если вы не забыли.
— Тогда почему вы против тюрьмы? Ваш приятель пожертвовал свободой,
чтобы бороться с виртуальной тюрьмой! Разве это стоит таких жертв?
— Карина, почему тюрьма находится в ведении МВД, а не министерства
юстиции, как положено?
— Проект начинался как следственный изолятор для лиц, совершивших
преступления в глубине, — отвечаю я. — Понимаете, очень удобно было
проводить следственные действия в самом Диптауне. Сейчас изолятор
превратили в тюрьму, но пока идет эксперимент — подчинение тюрьмы не
меняют. Странно, конечно, что тюрьму не отсоединили от всего Диптауна…
— Карина, вы знаете, как люди становятся дайверами?
— Нет, — как загипнотизированная смотрю на него. А что, если он
предложит мне…
— Стресс. Сильные эмоции. Отвращение. Страх. Ненависть. Тоска, -
Чингиз запрокидывает голову и смотрит в безоблачное небо. Над этим
сквериком всегда чистое небо, это не знаменитый "Le quartier des Pluies"
во французском секторе… — Реже — восторг. Радость. Гораздо реже… Вы
никогда не замечали, Карина, что в языке куда больше слов, означающих
грусть? Печаль, хандра, кручина, тоска, сплин, меланхолия…
— Ну и что?
— Они экспериментируют над людьми, Карина. Пытаются создать дайверов.
— Кто — они?
— Не знаю. Какие-то умные ребята из МВД. Они и без того выходили на
дайверов, особенно — когда у тех было подобие своей организации, "совет
дайверов". Просили что-то сделать, в чем-то помочь… обычно им не
отказывали. Но, видимо, этого стало мало. Виртуальность стала слишком уж
большой частью нашей жизни. Здесь есть все — банки, институты,
корпорации, военные базы и штабы. А значит — нужны осведомители, агенты,
шпионы. Дайверы нарасхват. Тех, кого удалось выявить и склонить к
сотрудничеству, не хватает. Вот и пытаются создать новых.
Сильные эмоции?
Я вспоминаю убийцу, пытающегося приручить лисичку.
"Потом фенек умрет".
Значит, катарсис, товарищ подполковник?
Хакеры, запертые без доступа к своим любимым компьютерам — и при этом
запертые в виртуальности! Убийцы и насильники, проворовавшиеся
бизнесмены, сбившие пешеходов водители…
— Они все знают, что тюрьма стоит в Диптауне. Они мечтают
вырваться… хотя бы на чуть-чуть, — говорит Чингиз. — А им устраивают
стресс за стрессом. И пусть называют это психотерапией… цель у нее -
превратить человека в дайвера.
— Какие у вас доказательства? — спрашиваю я.
— Неофициальные, — Чингиз улыбается. — И раскрывать своих
информаторов я не стану. Но подумайте сами: комплект оборудования для
каждого заключенного стоит около пяти тысяч долларов. Содержание — около
четырех тысяч в год. С чего это вдруг МВД проявляет подобную щедрость?
— Люди с… с необычными способностями… — почему-то я избегаю слова
"дайвер". Это все равно что поверить в Бабу-Ягу или Деда Мороза. — Они и
впрямь нужны. И замечательно будет, если эти способности сможет получить
любой желающий.
— В свое время фашисты замучили тысячи военнопленных. Но наука при
этом получила ценные данные. Карина, кому я должен объяснять, что
эксперименты над людьми преступны? Сотруднику МВД?
Он очень серьезен.
— И что вы хотите от сотрудника МВД? — спрашиваю я. — Помощи?
— Вначале ответьте, Карина, вы разделяете мое мнение? Или всего-то не
желаете спорить? — спрашивает Чингиз.
— Ну а что, если я совру? — спрашиваю я.
— А вы скажите честно.
Какая смешная просьба!
"Скажите честно"!
В Диптауне, в городе, где у каждого — тысяча лиц. В городе, где
каждый придумывает себе новую биографию и новое имя. В городе, где
выдумка нужнее правды.
А Чингиз смотрит на меня так, будто ни секунды не сомневается — я
послушаюсь.
— Мне тоже все это не нравится, — говорю я. — Но что я могу поделать?
Вы рассказали о заговоре едва ли не государственного масштаба! А
понимаете, кто я? Год назад закончила университет. Специализируюсь на
сетевых правонарушениях. Ни с того, ни с сего мне получили эту
инспекцию… сказали, что есть серьезные сомнения в надежности тюрьмы.
Все! Я напишу отчет, мое начальство даст ему ход… но если прикрикнут
сверху — отчет ляжет под сукно. Никто меня не послушается, Чингиз.
— Это и не нужно, — он улыбается и протягивает мне руки. — Арестуйте
меня, Карина.
— Да вы с ума сошли! — я невольно отшатываюсь.
— Арестуйте! — с напором повторяет Чингиз. — Проект мы не угробим. А
вот вокруг тюрьмы шум поднимем. Мы с Тохой отделаемся условным сроком,
это я вам обещаю. У меня хорошие адвокаты… и все продумано. А вот
тюрьме — крышка. Газеты будут мусолить историю с побегом, граждане
завопят от ужаса. Тюрьму либо прикроют, либо уберут из Диптауна.
— У меня нет права вас арестовывать!
— Вызовите полицейского!
Он все держит передо мной руки, словно ожидая щелчка наручников на
запястье.
— Прекратите… — бормочу я.
— Ну вы же этого хотели, Карина! Вы же мечтали поймать беглеца! Ну
так что же — ловите!
Я вскакиваю. Я позорно отступаю. А Чингиз вдруг падает передо мной на
колени. Это какая-то невозможная смесь клоунады и искренности.
— Я прошу вас! Прошу выполнить ваш служебный долг! Задержать
преступника!
— Да прекратите же, Чингиз! Не паясничайте!
Молодежь, сидящая у памятника, начинает нам аплодировать. Со стороны
все это, наверное, походит на объяснение в любви… белокурый рыцарь
склонился перед прекрасной дамой…
Я вздрагиваю, когда понимаю, что мне это напоминает.
— Хорошо, я помогу вам это сделать, — говорит Чингиз. — Я этого не
хотел…
Он сует руку под полу пиджака — и когда рука возвращается, в ней
блестит пистолет.
Но в следующий миг откуда-то из-за спины раздается хлопок. Лицо
Чингиза заливает кровь — и он падает мне под ноги.
