0001
У двери я на миг останавливаюсь, придирчиво оглядываюсь в зеркало.
Ох, и видок… Из зеркала смотрит на меня унылая дама лет тридцати, с
брюзгливо поджатыми губами, намечающимся вторым подбородком — хотя
фигура скорее костлявая, чем упитанная. Блеклые волосы собраны в тугой
пучок, помада на губах слишком яркая, кричащая, а тени на веках -
болотно-зеленые. Мышиного цвета платье, крепкие, будто у крестьянки,
ноги в теплых чулках. Вроде как и не уродина, но…
Сексапильности во мне — не больше чем в размазанной по тарелке
остывшей овсянке.
Щелкаю свое отражение по носу и выскакиваю из дома. В отличнейшем
настроении, бодрая и веселая.
А на улице — хорошо!
Воздух после короткого проливного дождя чистый и свежий, развиднелось
и светит солнце. Тепло, но не душно. Во дворе бренчит на гитаре
симпатичный парень, и очень хорошо бренчит. Когда я прохожу мимо он
поднимает голову и улыбается.
Он всем улыбается. Он не человек, а программа. Смесь справочного
бюро, музыкального автомата и вахтера. Каждый уважающий себя дом
Диптауна обзаводится чем-то подобным. Либо играют во дворе
неправдоподобно вежливые и умилительные детишки, либо сидит на скамейке
чинная старушка, либо длинноволосый живописец с мечтательными глазами
стоит за мольбертом. А у нас — гитарист.
— Привет, — говорю я ему.
Иногда парень отвечает, но сейчас ограничивается лишь кивком. А я иду
дальше. Можно взять такси, но тут недалеко, лучше пройтись. Заодно можно
собраться перед беседой.
Дело в том, что на самом-то деле, я ужасно трушу.
Диптаун всегда был для меня местом для развлечений. С тех пор, как в
двенадцать лет я впервые вошла в глубину, тогда еще с папиного
компьютера и без всякого комбинезона. Ну а когда у меня появилась своя
машина, свой комбинезон — пусть даже "подростковый", без некоторых
функций… Целоваться это не мешало.
И я носилась по глубине, прилипала то к одной компании, то к другой,
дружила и ссорилась, храбро пила виртуальное шампанское, несколько раз
виртуально выходила замуж и разводилась. В глубине были самые лучшие
концерты — на исполинских аренах, над которыми кружились цветные облака
и мерцали в такт музыке неправдоподобно яркие звезды. В глубине можно
было посмотреть самый новый фильм задолго до его выхода на экраны — в
роскошных пиратских кинотеатрах. В глубине можно было путешествовать — в
каждой стране, в каждом городе находится человек, который делает
виртуальную копию любимых пейзажей.
Конечно, были те, кто в глубине работал. Программисты, которым стали
не нужны офисы. Тьма-тьмущая бухгалтеров, дизайнеров, инженеров.
Преподаватели, обучавшие студентов со всего мира. Врачи,
консультирующиеся друг с другом. Таинственные дайверы, конечно, если они
есть на самом деле.
Но мне ни капельки не хотелось заниматься программированием или
бухгалтерским учетом! Я даже учиться предпочитала по старинке. И
поступила после лицея на юридический факультет: старомодный и солидный.
Но глубина все росла и росла. Ей уже не хватало неписаных правил. Ей
потребовались законы.
И юристы.
Я сворачиваю с людного проспекта, прохожу маленьким сквером с
заброшенным, высохшим фонтаном в центре. Вокруг как-то пустеет, будто
люди стараются обходить это место стороной.
Неудивительно. Тюрьмы никогда не пользовались популярностью. Даже
виртуальные.
Обнесенное высоким забором с колючей спиралью поверх, уныло-серое
здание за сквером — это виртуальная тюрьма русского сектора Диптауна.
Кто говорит, что мы отстаем от развитых стран? Может быть, в чем-то и
отстаем, но пенитенциарная система всегда следит за прогрессом!
Подхожу к единственным дверям в стене — узкие металлические створки с
крошечным окошечком-глазком. Нажимаю кнопку звонка. Пауза, потом
слышится железный лязг, окошечко открывается. На меня мрачно смотрит
крепкий парень, толстая шея распирает синий форменный воротник. Он не
произносит ни слова, ждет. И я молчу, лишь подаю в окошечко документы.
Охранник скрывается, теперь уже я терпеливо жду.
Много ли времени нужно, чтобы проверить подлинность документов в
глубине? Немного, но куда больше требуется на торопливые звонки
начальству.
Не возмущаюсь, жду. Поправляю прическу — будто с моим "крысиным
хвостиком" что-то могло случиться. Я и сама, наверное, похожа на крысу:
поджарую, злую, битую и травленную, привыкшую смотреть на мир без глупых
иллюзий.
Ничего, так надо.
Дверь с грохотом открывается. Охранник козыряет, и словно бы
растерянно отступает в сторону, пропуская меня вперед.
За дверью — вовсе не тюремный двор, а полутемный коридор. Стена, судя
по всему, толщиной метров пять. Это вовсе не показуха. Пока я иду, цокая
каблучками по щербатому бетонному полу, в мой компьютер торопливо
закачиваются нехитрые тюремные интерьеры. Коридоры, комнаты охраны и
персонала…
Коридор кончается еще одной дверью. Охранник тянется, пытаясь открыть
дверь, но я его опережаю.
И выхожу в тюремный двор.
Спортивная площадка и площадка для прогулок. Ухоженные клумбы вдоль
дорожки, ведущей к тюрьме. Никогда не видела в России таких тюрем, ее
проектировщик содрал дизайн с каких-нибудь американских, из самых новых.
В такой тюрьме только перевоспитываться!
Охранник деликатно покашливает, я насмешливо смотрю на него. Вряд ли
это настоящий служака из внутренних войск, повидавший настоящие тюрьмы.
Здесь, в виртуальности, важны не физические данные.
— Идемте, — успокаиваю я охранника. — У вас всегда так безлюдно?
Мой доброжелательный тон охранника не успокаивает. Видимо, в
сочетании с брюзгливо поджатыми губами и вечно наморщенным лбом
доброжелательность кажется издевкой.
— Нет… не всегда… госпожа инспектор.
— Ничего, ничего, — говорю я так, что сразу ясно — очень даже "чего"!
Мы входим в помещение тюрьмы. Это административный этаж, и лишь
решетки на окнах напоминают о суровой прозе жизни. Проходя мимо одного
из окон я провожу по стеклу кончиками пальцев. Так, чтобы немного лака с
ногтей попало на стекло.
Охранник ничего не замечает.
Персонала немного — нам попадаются две женщины в форме и разболтанный
молодой человек в грязноватом белом халате. Молодой человек долго
смотрит на меня, будто размышляет, следует ли познакомиться, или лучше
юркнуть в ближайшую дверь. Благоразумие берет верх, и он скрывается в
двери с надписью "контрольная комната".
В настоящей тюрьме здесь помещались бы мониторы внутреннего
наблюдения. Очевидно, здесь — то же самое. Мне становится интересно, и
возле двери я впечатываю каблучок в пол сильнее обычного. Охранник
оборачивается, делаю вид, что запнулась.
Крошечный термит, выбравшийся из каблука и деловито направившийся к
двери, невооруженным взглядом не различим.
Наконец-то кабинет начальника тюрьмы. У двери охранник
останавливается, предоставляя мне инициативу.
Стучу по мягкой синтетической обивке, вызывающей воспоминания о тех
незабвенных днях, когда квартирные двери делались из фанеры и дерматина,
а не из легированной стали. И вхожу, не дожидаясь ответа.
Задержка почти неощутима, и все-таки она есть. Дверь открывается
слишком медленно, будто пересиливаешь тугую пружину. Еще один сервер, а
может быть — закрытый участок тюремного сервера… надо будет выяснить.
Но сейчас я выбрасываю все это из головы, и суховато улыбаюсь начальнику
тюрьмы.
— Добрый день.
Начальник тюрьмы под два метра ростом, мордаст и широкоплеч, форма на
нем сидит как влитая, грозно посверкивают звездочками подполковничьи
погоны. Нетрудно иметь бравый вид в виртуальности.
— Ваши документы.
Молча подаю ему удостоверение, приказ из Управления по Надзору,
командировочное удостоверение. Что ни говори, а это замечательное
изобретение бюрократии — командировка в виртуальный мир. Может быть
именно поэтому большинство государственных учреждений располагается на
"независимых" международных серверах? Куда приятнее быть командированным
в виртуальную Панаму или Бурунди, чем в банальный Звенигород.
Жалко, что виртуальную тюрьму все-таки поместили на сервере МВД…
Пока подполковник просматривает документы, с любопытством оглядываю
кабинет. Ничего интересного в нем нет, но все-таки… самый маленький
штрих может быть полезен.
— Садитесь… Карина Петровна.
Он на глазах мягчеет. Наверняка глянул на год рождения.
— Первый раз с инспекцией, Карина Петровна?
Киваю. И с откровенностью круглой дуры добавляю:
— С виртуальной — да.
— Аркадий Томилин. Просто Аркадий, — пожимаю крепкую ладонь. У него
приятное рукопожатие, располагающее.
— Честно говоря, я вначале напрягся.
Откровенность за откровенность…
— Виртуальные исправительные заведения — дело новое, непривычное, -
подполковник вольным жестом отбрасывает бумаги на стол. — И если их
пытается инспектировать человек в годах, со старыми подходами, о глубине
имеющий самые поверхностные представления… Вы курите, Карина Петровна?
— Курите, — разрешаю я. — Можно просто Карина.
Подполковник закуривает недорогие "21 век", в глубине
распространяющиеся бесплатно. То ли демонстрирует свою простоту, то ли
благоразумно не хочет привыкать к дорогим сигаретам — в реальном-то мире
тоже захочется курить…
— Вы в курсе ситуации с виртуальными тюрьмами?
Еще один жест. Никто не любит называть место своей работы тюрьмой.
Самые неуклюжие словосочетания, вроде "исправительно-трудовое
учреждение" пользуются большей популярностью.
— В общих чертах — в курсе, — говорю я с заминкой.
— Тогда общий экскурс… Да, Карина, Петр Абрамович еще преподает?
— Преподает.
— Сто лет не видал старика… Так вот, первые шаги в этом направлении
сделали американцы, мы, как всегда, отстаем. Всем ведь понятно, что
зачастую исправительные учреждения своей цели не служат. Не
перевоспитывают человека, преступившего закон, а лишь озлобляют, сводят
с криминальной средой… замкнутый круг, мы словно готовим себе новый
контингент! А ведь в истории были, и неоднократно, примеры удачного
перевоспитания преступников. Что такое Австралия, если вдуматься? Бывшая
ссылка. Отправляли каторжников, ставили их в такие условия, что
средством выживания становился честный труд, и добивались поразительных
результатов! Каторжники создавали свое общество, перевоспитывались,
население росло…
Почему-то мне очень хочется добавить про кроликов, которых тоже
отправляли в Австралию. Но я молчу, лишь киваю.
— Цель идеальной тюрьмы — создать человеку условия для осознания
своего проступка. Добиться катарсиса, настоящего покаяния. Но тут подход
должен быть глубоко индивидуальный. Одному требуется заключение в
одиночной камере и Библия под рукой. Другому — общение с людьми.
Третьего надо просто научить читать, писать, дать хоть какую-то
специальность! Но в обычной тюрьме такой индивидуальный подход
невозможен. Вот в этом и смысл виртуальных тюрем. Квалифицированные
юристы и психологи определяют, каким именно образом можно наставить
преступника на путь исправления. И человек получает именно ту тюрьму,
которая ему нужна! Необитаемый остров. Маленькую общину высоко в горах.
Если требуется — то тюремную камеру, но чистую, сухую, теплую… Плюс -
постоянные элементы психодрамы, целые спектакли, в которых они невольно
участвуют, тем самым вставая на путь исправления…
Подполковник даже встает и начинает расхаживать по кабинету. Вожу за
ним глазами, словно китайский болванчик.
— Итак, мы функционируем уже второй год. У нас более двухсот
подопечных… все добровольно выбрали заключение в виртуальной тюрьме,
разумеется. Контингент самый разный — от хакеров и распространителей
нелицензионной программной продукции до убийц и насильников. В реальном
мире их тела находятся в специальной тюрьме под Москвой… скорее, даже,
это лазарет. Мы закупили специальные устройства, "дип-бокс" или
глубинный контейнер. В них человек может находиться в виртуальности
месяцами и даже годами. Дорого, скажите вы? Конечно! Но и обычное
содержание под стражей обходиться государство недешево. К тому же, у нас
на выходе будут получаться честные, осознавшие свою вину люди. А именно
это наша цель. Не покарать преступление — оно уже совершено, а
предотвратить преступления новые, вернуть обществу здорового,
законопослушного гражданина…
Я все это знаю.
Хорошие и правильные слова говорит господин подполковник молоденькой
инспекторше, первый раз прибывшей с проверкой в виртуальную тюрьму.
Вот только почему твои подопечные могут свободно выходить из
замечательной виртуальной тюрьмы на улицы Диптауна? Или ты не
подозреваешь об этом, Аркадий Томилин, офицер с прекрасным послужным
списком?
Мне хочется задать этот вопрос, и я его задам. Но не сейчас. Потом.
А пока я слушаю — про великолепные системы безопасности, про
защищенный от любых проникновений сервер, про психологов, медиков, про
молодой персонал с незашоренным мышлением, про то, какие замечательные
письма пишут родным вставшие на путь исправления заключенные.
