19

Иуда звонко чмокнул Петра в щеку. Петр брезгливо утерся.

— Снова за свое? — проворчал он.

— Я к тебе с миром, — укоризненно сказал Иуда. — Ну, предал однажды. Так когда это было? Что же мне теперь и прощения нет? Ты же знаешь, что я не по своей воле к первосвященнику отправился. Думаешь, мне хотелось нашу компанию сдавать?

— Знаю я тебя, — мрачно сказал Петр. — Ты и сам за милую душу заложишь, а потом станешь обстоятельствами прикрываться! Я не Он, это Он тебя простил, а я никогда не прощу. Знаешь, каково висеть головой вниз?

— А ты на смоковнице висел? — парировал Иуда. — И кто вешал? Свои же вешали, вот что обидно было! Но все позади, брат, наши распри теперь ни к чему. Дай я тебя поцелую! — Он снова потянулся наглой рыжей мордой к аккуратной бородке райского привратника.

Тайная вечеря подходила к концу.

Святой Дух пил на брудершафт с Иаковом. Старика совсем развезло, и он был почти бесплотен, но серебряную чашу с разбавленным спиртом держал крепко.

Сын Божий шушукался с Иоанном. Тот внимательно слушал и время от времени согласно кивал.

Голубь что-то ворковал женственно красивому Варфоломею.

Остальные апостолы сидели под смоковницей живописной группой. Фома Дидим — бородатый весельчак и философ — бил по струнам арфы, и вся честная компания нестройно ревела неприличную частушку:

Я с друзьями нынче пью

под смоковницей в Раю.

И молюсь усердно Богу:

дай мне на ночь недотрогу!

— Отстань! — снова гневно вспыхнул Петр. — Все-таки не пойму я! Если я с вами за Бога, то как же мы можем быть против Него? А если мы против Него, то как же мы можем быть за?

— Не ищи логики, — несколько обиженно сказал Иуда. — Ты Сыну Божьему веришь?

Апостол Петр хрустнул пальцами.

— Ох не знаю я, кому верить! — задумчиво сказал он.

Ох не знаю!

А под смоковницей ревели радостно и освобождение, как всегда поют не отягощенные трезвостью, а потому и излишней стыдливостью души:

Подарил мне солнце Бог,

но подарок не помог.

Вот возьму я и звезду

поменяю на…

— и это последнее слово нетрезвая компания выводила с особым смаком и старательностью, а ангелы и херувимы испуганно облетали смоковницу, под которой с нетрезвыми праведниками гулял Сам — в виде Духа, Голубя и Сына.

Полковник Двигун открыл глаза, пытаясь сообразить, где он находится.

Где-то вдали ревела вода. Он обнаружил, что оброс шерстью, вместо рук у него были лапы с обломанными когтями, а растоптанные копыта нижних конечностей — в липкой грязи. От шкуры омерзительно несло соляркой.

Рядом, наполовину вывалившись из бочки, лежал и слабо постанывал самый настоящий черт.

— Длиннорыл, — подумал полковник и сразу вспомнил все.

Лучше бы было находиться в амнезии или вообще не приходить в себя.

Длиннорыл пошевелился, сел и недоуменно огляделся.

— Смоляк! — ахнул он, заметив полковника. — Где мы? Неужели проскочили?

Со стороны водопада сквозь рев воды донесся пронзительный вой: Загребалы и Погонялы снова вышли на след беглецов.

Рядом с ними был узкий вход в темную пещеру.

— Рискнем? — спросил полковник демона. Они протиснулись в пещеру. Пещера была небольшой и опять же заканчивалась расщелиной.

— Вот так. — Длиннорыл сдавленно хрюкнул. — Ты хоть знаешь, куда мы попали, Смоляк?

— Откуда? — буркнул тот.

— Это же Провал! А там дальше — вход в Тартар!

— Куда? — наморщил шкуру на лбу полковник Двигун.

— Тартар. Место, где Титаны обитают!

Смерть была позади. Но покойнику ли бояться смерти? Гораздо страшнее была неизвестность, что ждала демонов впереди.

Но выбирать не приходилось.

— Рискнем? — снова спросил полковник. Длиннорыл покачал рогатой головой. Морда у него была тоскливая.

— Я лучше сдамся. Ну, может, повезет нам, и выберемся мы с тобой на поверхность. Куда нам там деться, Смоляк? Посмотри на себя со стороны. Тебя ж там сразу в банку с формалином засунут. Или в Ватикан сдадут. Там уж тебя помучают! Или в анатомичку, к патологоанатомам… Нет, лучше уж от лап своих пасть, чем людям в руки попасться!

Вой Загребал приблизился и стал похож на рев пожарных машин, спешащих к месту возгорания. Двигун снова ощутил страх.

— Давай! — Он подтолкнул Длиннорыла к темному Провалу.

Среди беспорядочных каменных глыб и причудливых соляных наростов уже порхали рыжие бабочки чадящих факелов.

— Ну! Давай же! — Полковник с силой толкнул Длиннорыла в Провал и не удержался на краю сам. Они полетели во тьму. Рев Загребал стремительно удалялся. Падали беглецы бесконечно долго, пока вдруг не оказались у выхода на темную бесконечную и сумрачную равнину. По равнине метались исполинские тени. Ушибы, полученные демонами, не оставляли сомнений в конце пути.

— Хана нам с тобой. Смоляк, — вздохнул Длиннорыл. — И зачем я, рогатый идиот, за тобой побежал?

— Держи хвост пистолетом, — сказал Сергей Степанович. — Все еще впереди!

— Это точно! — уныло согласился черт. — Все впереди! При этом он смотрел куда-то за спину товарища по несчастью.

Двигун обернулся и увидел исполинский глаз, любопытно заглядывающий в расщелину со стороны равнины. Глаз медленно моргнул, и вокруг него опасно зашевелились бревна ресниц.

— Высматривает, — устало вздохнул Длиннорыл.

— Кто?

— Титан, конечно. Кто еще в Тартаре может быть?

— Да он же нас не видит! — внезапно догадался Длиннорыл. — Мы для него слишком малы.

Длиннорыл внезапно зашевелил ноздрями, повел рылом назад и принюхался.

— Та-ак! — зловещим голосом сказал он. — Быстро, Смоляк! Быстро! Глазки его безумно зашарили по пещере.

— Ты чего? — удивился полковник.

— За мной! — заревел Длиннорыл и бросился к черной нише в каменной стене. Копыта его звонко цокали о камни, высекая из них искры. Беспокойство демона передалось и Сергею Степановичу. Двигун метнулся за демоном. Теперь и он уже чувствовал все усиливающийся запах серы и керосина. Едва они укрылись в нише, как по пещере, где они только что находились, метнулось бушующее пламя. Языки его лизнули глаз любопытствующего исполина. Титан снаружи яростно заревел. Вокруг все стало содрогаться, с грохотом посыпались камни, а Титан все ревел от боли и пытался взломать вход в пещеру своими чудовищными ручищами.

Демоны прижались друг к другу. Пахло паленой шерстью.

— А вот теперь нам точно хана! — почти радостно сказал Длиннорыл. И полковник с ним безоговорочно согласился.