Михаил Харитонов. Невеста
Снаружи было темно и шел дождь. Дохленький свет автобусных фар выхватывал впереди дорогу: жирное месиво из грязюки и раскрошенного асфальта, выбоины, колдобины и ямы, в которых лежала жёлтая вода, рябая от капель. Наверху дребезжал неплотно закрытый люк — "бры, бры, бры". Фиолетовые занавесочки на окнах чопорно вздрагивали. То и дело автобус опасно накренялся вправо, проседая к обочине.
Влад бочком пробрался по пустому салону и пересел на переднее сиденье — так меньше трясло. Попытался примостить между ног докторский чемоданчик с лекарствами и инструментом. Получилось нехорошо: от тряски чемоданчик елозил, норовя выскользнуть и шлёпнуться на грязный пол. Пришлось примотать его за ручку к поручню резиновым жгутом.
Он выбрал кладбищенский автобус, потому что это был единственный доступный транспорт, более-менее пригодный для перевозки тел. Вряд ли, конечно, это понадобится, да ведь заранее никогда не знаешь: в случае чего оно может пойти по-всякому. Стоило бы попробовать со "скорой". В конце концов, он мог бы повести её сам, посадив рядом кого-нибудь, знающего дорогу. Но, с другой стороны, подставлять коллег — Влад когда-то и сам работал на подстанции — не хотелось. Оставлять местный народишко без врачебной помощи — не хотелось тем более. К тому же водитель автобуса оказался единственным, кто ещё помнил проезд к старому кладбищу. И то пришлось полчаса толкаться на кругу, нудно базарить с бомбилами, потом сидеть в местной тошниловке, и, давясь засохшим бутером, слушать вторым слухом всякие разговоры… Хорошо, что нашёлся хоть этот. Жаль, что пришлось его куснуть. Можно было бы, конечно, договориться по-людски, да придурок упёрся: "не, не поеду". И поздно-де, и далеко, и место не пикничковое, да ещё ждать, да ещё ночью. Каша из денег, которую Влад насобирал у себя по карманам, показалась водиле недостаточно сытной. Пришлось проследовать за мужичком за гаражи — он там собирался отлить — и делать эксклюзивное предложение. Не обошлось, конечно, без кой-какого физического насилия: водила не хотел подставлять шею под клык и пытался сопротивляться. Ну да чего ж теперь-то.
— Аа-вто-радио! — неожиданно закричала в шофёрской кабинке магнитола и задребезжала дрянной музычкой. Похоже, водила чуток очухался после обезволивающего укуса. И, ясен пень, первым делом врубил бормотофельник.
От сорного звука в салоне стало как-то тесно.
Влад немного послушал новости, сообщение о московских пробках и песенку "яй-а, яй-а, яблоки йелла", но когда в ушах засвиристел хит Ангелины Аум "ах бананчик сладкий мой бананчик у тебя мой мальчик" — не выдержал и пошёл смотреть, что там да как.
Оказалось, вовремя. Шофёр был в том нехорошем промежуточном состоянии, когда воля всё ещё подавлена укусом, но в голове уже начинает что-то побулькивать.
— П-пидоры, — булькал мужик, на автопилоте крутя рулевое колесо. П-пидоры… Мы едем? Покойник в салоне есть? Нет? Тогда ничего, если музыка будет?
Держась за поручень, Влад наклонился над шофёром, примериваясь. Но тут автобус опять тряхнуло, да так, что он чуть не прокусил себе губу собственными клыками.
— Дорога, ёпта… Ёкарный бабай… Чего я тут сижу? Э, темно-то? Что-ли, ночь объявили, ёпта? Мы куда едем-то? — мужик приходил в себя, надо было быстро что-то делать.
— Веди себя спокойно, — пассажир положил руку на плечо водилы. Плечо было мягкое, покатое, потливое — что называется, бабье. Прикасаться к нему было неприятно даже через рубашку.
Водиле это тоже не понравилось. Он пробормотал "чё за дела" и попытался было стряхнуть руку. Пришлось прихватить его клыками за загривок и впрыснуть в мышцу дозу зобного секрета.
Ойкнув, шофёр выпустил баранку и сжался на сиденье. Секунд пять автобус шёл своим ходом, съезжая на встречную. Потом водила прочухался и с новой силой вцепился в руль, выравнивая тяжёлую машину.
— Мы едем на старое кладбище, — Влад склонился к волосатому уху водилы. — Ты везёшь меня на старое кладбище. Понял?
Обезволенный шофёр энергично затряс плешью и от дурного усердия газанул так, что из-под колеса с вырвалась толстая струя жидкой грязи и заляпала столб с перечёркнутой табличкой "Малафеево".
Влад рассеянно облизнул губы. Кровь была нехорошей, нездоровой. Он попробовал было разобрать, в чём там дело, но все оттенки забивал отвратительный привкус загубленной печени. Похоже, мужичонка сильно квасил… Снова пачкать рот не хотелось. Всё же он отсосал ещё немного — в последний момент ему показалось, что есть подозрение на онкологию. Оказалось — подгнившая простата и ещё кой-какие застарелые болячки.
— Когда вернёшься домой, — мягко, но властно сказал Влад, кодируя мужичка на будущее, — пролечись. У тебя гарднереллёз. Запомни гар-дне-рел-лёз. Это болезнь. Передаётся половым путём. Лечись. И обязательно заставь жену провериться.
Ангелина Аум закончила, наконец, с бананчиком. Вступил Розенбаум, просящий не будить казака вашеблагородие.
— Гар… — мужик попытался справиться со сложным словом, не получилось. — Гарденелёз… Гаднелёз… Гар… дар…
— Гар-дне-рел-лёз. Запомни. Иди в больницу. Лечись. Жене тоже надо лечиться. Ещё женщины есть? Партнёрши? Ну, баба на стороне у тебя водится?
— Бабы всякие… А я про них всё знаю, про сук… им денег надо… обезволенный человечек не мог лгать, но какая-то часть его маленького мозга всё-таки сопротивлялась, заставляя уходить от темы. — Денег им вынь да положь…
— У тебя есть ещё женщина, кроме жены? — Влад больно сжал плечо шофёра, так что у того дрогнула рука и автобус повело. — Есть?
— C Люськой, — выдохнул водила. — Она со всеми… я чего… я ничего… — похоже, в сознании водителя зашевелилось что-то вроде чувства вины.
— Так вот, скажи Люське, что она больна. И будешь с ней ещё — только в презервативе. Понял? — Здесь желательно было бы глянуть мужику в глаза, закрепляя внушение, но отвлекать водителя на такой дороге было опасно. Поэтому Влад ограничился тем, что повторил фразу, и заодно потребовал выключить звук.
— Презики… — протянул шофёр, послушно вырубая гавкалку. — Презики… Для Люськи. Понял… Жизнь — она, да, — в его бедовой голове опять что-то провернулось не в ту сторону. — Вот жена моя… Света… знаешь что… тебе скажу. Котлеты жарить не умеет. Двадцать лет любил. Веришь, нет… А она котлеты…
Влад поморщился. Похоже, мужик относился к той разновидности людей, которые реагировали на передоз зобной жидкости приступом безудержной логореи.
— Жена котлет жарить не умеет, слышь. Двадцать лет — и все не умеет. Да… Вот как так можно? Двадцать лет. Котлеты жарить не умеет. Вот такой вот женьшень, — слова лезли из водилы, как какашки из кролика. — И бегонию не пересадила. Теперь даже не знаю. А на балконе срач. И в доме. Денег ниххх… — мужик икнул. — Свято ж! Нет же, сукападла. Говорит, начальство задерживает… где она там щас… — он внезапно крутанул руль и автобус выехал на встречку.
— Вернись на правую полосу. Мы едем на старое кладбище, — Влад слегка выпустил коготь и ткнул им в жирную спину водилы.
Тот опять икнул, но пришёл в чувство и выправил курс. Потом вдруг почти осмысленно спросил:
— Зачем туда едем?
— Мне нужно на свадьбу, — усмехнулся Влад. — Сегодня ночью там свадьба. Я вроде как свидетель со стороны невесты. Ну или типа того.
— Невеста, — мужик снова провалился в свои смутные мысли. Невеста-хуеста… Бабы все грязные, — поведал он, понижая голос. — Люська тоже баба грязная. Потаёнку не бреет. Ты с неё трусняк стягиваешь… а тебе в лицо бах — такая… ну… своеобразная подушка безопасности волосяная выскакивает, — мужик меленько засмеялся, — мне лично это не любо… И пахнет. Я ей говорю, сбрей хайры, а она мне фры. Такая вот разножопица получается…
Он немного помолчал, потом затянул новое:
— Начальство всё ворьё, вор на воре. Людям, слышь, них-хера не дают. Я такой жизни не понимаю… гребись оно всё ладьёй, Гайдар-байдар, Путин-мутин, блядва вся эта наверху, только бы воровать. Им дай, они у народа воздух спиз… спис… — он поперхнулся и немножко посидел с открытым ртом, глотая воздух, потом сглотнул и дожал голосом фразу, теперь друг дружку едят без хлеба. Люська знаешь что говорит? Легче вскрыть на жопе вены, чем дождаться перемены! По жизни всё так и есть… Ну да Бог-то не тимошка, видит немножко… дожуются, дожиркуются суки… кровь нашу пьют… кровь пьют… Чубайс.
Влад скептически оглядел водилу и подумал, что уж его-то кровью Чубайс точно побрезговал бы.
Он вернулся в салон. До места оставалось ещё минут десять езды. Хотелось спать — не то чтобы сильно, а так, слегка. Он попытался было читать прихваченный с собой сборничек Веры Павловой, но книжка оказалась глупой и занудной, как и вся современная женская поэзия. В конце концов он принялся смотреть в окно, напрягая второе зрение. Увы, ничего интересного не было, кроме попадающихся костей на обочине: коровьи мосла, лосиный череп, какие-то засохшие перья, ещё что-то совсем уж мелкое. Все эти останки еле-еле подсвечивали жалобной зеленцой истощившейся ауры.
Они приехал, когда на улице уже стояла густая колодезная темень. Над старым кладбищем поднимались тонкие, невесомые паутины астрального света: очень много человеческих тел, давно отдавших остатки души Богу или Природе, кому что ближе… Свежих было мало. Спокойный сине-фиолетовый столбик свечения над старой могилой — скорее всего, семейный участок, куда совсем недавно внуки сгрузили зажившуюся бабушку. И несколько багровых пятен на краю, все с ядовитой оранжевой опушкой. Похоже, то были серьёзные люди: в зубах аурум, в грудине плюмбум, всё как полагается по жизни правильному пацану… Ярко сиял прикопанный с краешку — не на самом кладбище, а в лесочке рядом — труп. Судя по оттенкам свечения, человечка, прежде чем прикончить, долго истязали. Напрягая чутьё, Влад понял, что убитый был крутым и небедным, а последние годы прожил где-то далеко отсюда, в тёплом и безопасном месте. Небось, прилетел ненадолго, по бизнесу или просто родных повидать. Расслабился. Добро пожаловать домой.
Шофёр сидел на своём месте, сжимая баранку побелевшими пальцами, как утопающий последнюю соломинку. Ехать было некуда, новых приказов не поступало, и обезволенный мозг впал в ступор. Влад добыл из чемоданчика шприц со спокухой и пустил ему по вене подходящую дозу. В принципе, можно было бы обойтись своими средствами: защёчные железы вырабатывали прекрасное естественное снотворное. Оно бы и лучше, но тратиться сейчас не хотелось. Мало ли.
Он вышел, с силой раздвинув закрытые двери автобуса и направился к кладбищенской ограде. Дождь присмирел: не хлестал струями, а тихо накрапывал.
На кладбище было пусто и тихо, вокруг — тоже. Только где-то очень далеко, в загоризонтной темноте, дёргалось и порыкивало большое и очень тяжёлое — не то трактор, не то экскаватор.
Что-то зашуршало за спиной. Влад оглянулся, но увидел только мокрые красные огоньки автобуса. Присмотрелся. Почему-то обратил внимание на голубую полоску на мятом боку. Потом сообразил, что смотрит вторым зрением, а мёртвая вещь не излучает цветной ауры. Полоска, однако, почему-то упорно отливала в светлую синеву. Психика шутит? Или какая-то ассоциация? Напрягшись, вспомнил, чем навеяло: "…до отверстия в глобусе повезут на убой в этом жёлтом автобусе с полосой голубой" — это была строчка из журнальной подборки поэта Бориса Рыжего, и ещё что-то там было такое тра-ля-ля про ударные и безударные гласные: он читал это под белой больничной лампой после обхода, а рядом стояла вычурная кружка с кровью, точнее говоря — с кошмарной, совершенно несъедобной смесью, чего стоит хотя бы коктейль из Игоря Игоревича с его почками вкупе с леночкиной, приторно-сладкой от ранней беременности… нет, употреблять это по назначению было никак невозможно, но смотреть на кружку — по кайфу, потому что на ней написано "дорогому Владиславу Сергеевичу Цепешу в день рождения от коллег", и глаза пощипывало, и журнальные строчки расплывались: "похоронная музыка на холодном ветру… прижимается Муза ко мне — я тоже умру… духовые, ударные в ритме вечного сна… о, мои безударные "о", ударные "а"… и это были, чёрт возьми, хорошие стихи, и светила больничная лампа, и он знал, что находится на своём месте.
Всё-таки у меня правильная работа, думал Влад, осторожно пробираясь среди могил. Правильная работа и правильные ребята. Хотя сначала — когда он решил, что больше не будет скрываться — приходилось тяжело. Разговаривать с каждым, объяснять, убеждать, что-то доказывать, ужасно нелепо и унизительно… Но потом всё образовалось. День за днём, неделя за неделей, дежурство за дежурством — всё утряслось, всё встало на свои места. И теперь ему не приходится воровать краску из холодильника — холодную, невкусную, с лимонкой и цитратом натрия, или, того хуже, с гепарином, от которого его выворачивает… Или, скажем, устраивать кросс по солнечному коридору, на бегу отбрехиваясь от предложений покурить и поболтать. И много чего ещё не.
Ну конечно, над ним время от времени стебаются. Хотя бы эта вечная ресторанная хохма Генулика — "мне средней прожарочки, а вот этому господину, пожалуйста, прожарка ну са-а-амая минимальная… и красненькое подайте, он у нас по красненькому". Бесполезно говорить, что из человеческой еды он предпочитает ту, в которой нет даже следов крови животных, а свинину он теперь вообще не переносит ни в каком виде: свиная кровь похожа на испорченную человеческую и от этого особенно противна… А Фирочка презентовала ему диск с "Дракулой Брема Стокера" и тюбик с французским кремом для загара. А тот коктейль с краской и томатным соком?… Да хрен ли. Медики — народ своеобразный. Чувство юмора у них, так сказать, сильно профессиональное.
Зато… Зато, скажем, питается он регулярно и разнообразно: ребята входят в положение и, так сказать, складываются. Правда, у Игоря Игоревича пиелонефрит, что изрядно портит вкус продукта, а у Виолетты Михайловны сложная женская судьба, сильно ударившая по гемоглобину. Но есть здоровый кабан Генулик, у которого высокое давление, так что небольшое кровопускание ему только на пользу. И Фирочка Отколупова, у которой в венах течёт настоящий нектар — однажды он не удержался и махнул зараз граммов двести… А теперь ещё и Танюша, которые в обеденный перерыв заходит к нему в кабинет, и, ужасно краснея, лепечет — уже расстёгивая пуговки и обнажая пульсирующую жилку на шее — "вы, Владислав Сергеевич, уж пожалуйста, засосов не оставляйте, я замужем"… Хотя он никогда не оставлял — только аккуратные точечки, заживающие буквально за пять минут. Танюшка, кстати, по секрету шепнула Михайловне, что её эта процедура ужасно возбуждает, а иногда — "ну когда он это… в шею… этими своими клыками… аж ноги подгибаются… если честно, кончаю". А недавно он нарвался на нахальную практикантку в готическом прикиде. Которая, когда ей про него рассказали, напросилась угостить своей краской. После чего заявила — "мне кажется, такие вещи должны быть взаимными". А пока он соображал, что она имеет в виду, встала на колени и расстегнула ему брюки… Хорошо хоть никто дверь не открыл. Н-да, молодёжь. Мы такими не были. А может, кстати, и зря, что такими не были, гм, гм…
Ладно, это всё фигня. Главное — на него рассчитывают. В самых тяжёлых, самых безнадёжных случаях. Как в феврале, когда они вытаскивали на этот свет детишек из-под обломков торгового центра. Тогда он дневал и ночевал в палате. Он не спал восемь суток подряд. Он колдовал над составами в капельницах, как средневековый алхимик — учитывая погоду, время суток, фазы луны и цвет ауры. У него болели губы и клыки от постоянных анализов. У него сводило скулы от голода, а он не мог поесть, потому что вкус нормальной свежей краски глушит тончайшие рецепторы… Но когда он вышел из палаты белый, иссохший, с окровавленным ртом и запавшими глазами — классический вампир, куда там киношному Дракуле — и сказал "всех в третью", он услышал вторым слухом шёпот: "надо же, все живы… не верю…". И ещё тише: "Сергеич он у нас один такой…" И тогда он понял, что готов снова войти в такую палату ещё на неделю. Или на сколько там оно понадобится.
Дело даже не в репутации, к ней он равнодушен… ну, скажем так, почти равнодушен. Просто работа была сделана как надо и оценена по достоинству. Впрочем… нет. Никто из обычных людей не сможет этого оценить — что это такое, когда окружающий мир скатывается грязной простынкой и перестаёт отсвечивать, зато удары чужого пульса отдаются в кончиках клыков громом небесным…
Хотя… зачем весь этот пафос? Людям нужен результат. Их драгоценные жизни и не менее драгоценное здоровье. Нужное, чтобы пить водку, смотреть телек и читать газеты. И вот мы возимся, становимся на уши, спасаем — чтобы очередной спасённый и выздоровевший мог пить водку, смотреть телек и читать газеты. Как будто, если он умрет, больше некому будет смотреть телек и читать газеты.
Лёгкий приступ самолюбования закончился, как обычно, мизантропическим делириумом. Что поделать, такой уж у него вредный менталитет. А то ж. Повкалываешь в московской больничке годочков этак дцать с гаком — тот еще менталитет себе отрастишь.
Он добрался до оговоренного места. Открыл чемоданчик, достал фонарь. Мягкий электрический свет осветил пятачок земли среди покосившихся оград. Участок был старый, непосещаемый. Тяжёлые мраморные кресты соседствовали с ржавыми звёздами на железных палках и гранитными утюгами с вмурованными фотокарточками. О добрососедстве, впрочем, говорить не приходилось: разнокалиберные памятники угрюмо наезжали друг на друга — во всех смыслах этого богатого слова. Некстати вспомнилось какое-то художественное воззвание, где кладбища сравнивались с музеями. Что-то там было про мрачное смешение множества тел, неизвестных друг другу… А, вот оно: "общественные спальни, где одни тела обречены навечно покоиться рядом с другими, ненавистными или неизвестными". Кажется, Маринетти. Основатель итальянского футуризма. Птичка божия незлая, любитель больших скоростей… Кстати о птичках: где наши претенденты на руку и сердце? Пора бы уж. Он напрягся, пытаясь различить следы вампирской ауры. Никого. И невестой вроде как тоже не пахнет… Ладно, ладно, подождём, мы терпеливые.
Влад поискал какой-нибудь пятачок, чтобы присесть, не сильно запачкавшись. Ничего подходящего не нашёл, но не слишком огорчился. В конце концов, и то хорошо, что дождь не хлещет.
На дороге сыто зарычал дорогой и мощный автомобиль. Влад мгновенно сосредоточился, напряг второе зрение. Так и есть, здоровенный "лендровер". А в нём сидит претендент номер один. Гость — не хуже татарина.
Судя по ауре, это был приземистый, массивный вампир лет сорока или около того. Он был упакован в какие-то дорогие тряпки, а в животе его плескалась свежая кровь. У него было оружие, скорее всего пистолет: чуялся холодный опасный металл у бедра. Цвета ауры свидетельствовали о самодовольстве, вскормленном хорошими деньгами, неплохими возможностями и очень немалыми амбициями. Но, похоже, человек уже давно не решал проблемы, полагаясь только на себя лично. Неудивительно, что он всё-таки боялся. Или, скажем так, немного беспокоился. Аура-то бледновата для таких понтов… н-да.
Тем временем претендент встал враскоряку, сложил руки лодочкой и закричал:
— Эй! Тут есть кто?
— Кричать не надо, — сказал Влад.
Тот дёрнулся — аура колыхнулась — потом взял себя в руки.
— Ты кто? — спросил он уже почти нормальным голосом.
— Я распорядитель свадьбы, — сказал Влад. — Я вам всё объясню.
— Точно распорядитель? — подозрительно спросил низенький. — Документ какой-нибудь есть?
— Документ сейчас ты предъявлять будешь, — раздражённо ответил Влад. И не ори так. Я тебя прекрасно слышу. — Он не любил тыканья, но чувствовал, что с этим набобом следует обращаться именно так.
Низенький, кряхтя, пробрался между могилами и подошёл ближе — не появляясь, однако, в пределах прямой видимости первым зрением.
— Да не прячься, — поморщился Влад. — Я тут один. Ждём остальных. Успеешь ещё промёрзнуть… Приглашение с собой?
— Ну, — претендент, уже не таясь, вышел из-за ближайшей ограды, внутри которой свирепо чернел мраморный монумент. — Лады. Будем знакомы. Я — Саша Швёдов. Швё-одов, не как "Швеция", а как "мёд", понял? — он упёр на "йо" в середине. — Куришь? — он достал пачку "Парламента".
— Вообще да, но сейчас не буду. Приглашение давай, — напомнил Влад. Он уже чуял запах верхним чутьём, но необходимо было убедиться.
— Вот, — Саша достал паспорт и лист бумаги, закатанный в прозрачный пластик. На листке было криво написаны цифры.
Влад сверил цифры с номером паспорта — всё совпадало — и осторожно надорвал край пластика. Запах, которым тянуло из-под пластика, обозначился в воздухе и приобрёл объём. Тяжёлый, животный аромат, манящий и возбуждающий.
— Фффу, — Швёдов потряс головой как лошадь. — Я когда эту бумажку получил, меня прям как по балде шарахнуло. Хрен вскочил, аж в пупок упёрся. Это что такое вообще? Она так пахнет?
— Ну да. Естественный запах вампирши, — объяснил Цепеш. — Нравится?
— Гы… — осклабился мужик. — Аб-балдеть. Я уже хочу.
— Хотеть не вредно, — Влад не улыбнулся.
— Кстати, а почему у обычных баб предрасположенности не бывает? поинтересовался Швёдов. — Я вот столько девок перекусал, не поверишь. Хоть бы одна оказалась из наших…
— Вампирессы бывают только прирождённые, — сказал Цепеш. — Мало их очень… Да ты кури, кури, я не хочу просто.
Мужик завозился с зажигалкой, укрывая сигарету ладонями от ветра.
— С официальной частью закругляемся, — Влад вспомнил, что ещё не представился. — На правах распорядителя я допускаю тебя к свадьбе. Меня зовут Владислав Цепеш, можно Влад. К тому Цепешу прямого отношения не имею. Папа выпендрился, сменил фамилию. И меня назвал Владом. Юмор, конечно, сомнительный. Но я привык.
— Это что, в советское время фамилию сменил, да ещё на такую? заинтересовался Швёдов. — Он у тебя кем был, папачиус твой?
— Большой шишк, — не стал уточнять Влад.
— Погодь, — до Швёдова, наконец, дошло, — так ты из потомственных? Если папа такую фамилию взял…
— Я прирождённый вампир в третьем поколении, — объявил себя Цепеш, надеясь, что это не прозвучит не очень глупо и надменно. — Если тебе сегодня повезёт, начнёшь свою династию.
— Ну, я сюда за этим и ехал… Ты, значит, прямо такой и родился. Круто. Слушай, а маманя тебя чем кормила, когда ты мелким был? Молочком, в смысле, или сразу ей родимой? Извини, если чего. Просто интересно.
— У меня была кормилица. Чем кормила… молоком с кровью, — грустно улыбнулся Влад. — Я же кусался. И ещё папу кусал за палец. Ма-аленькими такими клычками. Было очень вкусно, до сих пор помню. Говорят, я рос милым ребёночком, румяненьким… кровь с молоком, так сказать… Ладно. А ты как записался в наш клуб?
— Да как все… Был молодой да ранний. Денег нет, работы нет, делов в те времена никаких не было. А жить-то хочется. Парень я крепкий. Ну, сказал мне один жожик, что можно подработать, если кровь сдавать. Налево, в смысле. Сказал зачем, но я тогда не поверил. Я тогда вообще в вампиров не верил. Научный атеизм, то-сё.
— Не понимаю, чем вампиры противоречат научному атеизму, — заметил Цепеш, но Саша выслушал без интереса и тут же вернулся на своё:
— Ну а потом я уже и в доноры подался. Одному серьёзному дядьке. Сначала всё ничего шло, а потом бах. У меня, оказывается, предрасположенность… Кстати, она часто бывает?
— Редко. Статистики точной нет, — пожал плечами Влад.
— Ну, понятно… В общем, попал я. Но тот мужик оказался правильный. Ответственность какая-то у него была, понимаешь? Не кинул меня — кормись, дескать, сам, хоть бомжатину на улице пей. Нееет. Пристроил при себе, взял в дела… а потом я и сам раскрутился… Как-то так.
— Кстати, — свернул с темы Цепеш, — а почему ты так представляешься Саша? Несолидно звучит.
— Солидно, Влад, солидно! Сашу Швёдова кому надо все знают, будь спок. У нас типа фирма. Решаем проблемы. Свои проблемы, чужие проблемы, всякие проблемы решаем. Ты-то сам чем живёшь? По бизнесу или по разборкам?
— Ни то, ни другое. Я бюджетник. Больница…
— Знаем мы, какой у вас бюджет, — в голосе Швёдова просквозила заинтересованность. — Ну да, больничка. Классика. При краске, значит. Переливания, все дела. Удобно, конечно. Но я предпочитаю свежую. Знаешь, кстати, кем я сегодня ужинал? Топ-моделью. Аристократка потомственная. У неё краска прям голубая, полированная, аж светится. И всё в одном флаконе. В смысле пожрать и потрахаться.
— С топ-моделями у нас херовато, но кровь я пью из вены, — скромно заметил Влад. — У нас хороший коллектив. Делятся.
— Что, вот прям так? Ну ты устроился! Я нехилое бабло за это выкладываю.
— Коллеги меня ценят, — улыбнулся Цепеш. — И не дают умереть с голоду.
— Хм… верю. Значит, хороший врач. Слушай. Мы же должны помогать друг другу. Когда закончим с этими делами, надо будет перетереть вопросы сотрудничества. У наших ребят бывают проблемки со здоровьем, так что… Кшшш, пшла, дрянь! — что-то маленькое и тёмное шарахнулось за ограду.
— Кошка, — сплюнул Швёдов. — Не люблю я их. Меня в детстве вот такая киса покусала, помойница. Безобидная была с виду, сволочь. Я мелкий тогда был, жизни не знал. Хотел погладить. Так она меня уделала… Ладно, не буду тут из себя Шарикова давить. Но вообще я их серьёзно не люблю. Живность всю эту. Вот кто настоящие вампиры-то и есть, все эти домашние тварюки. Собачки, кошечки. Срут, ссут, кусаются. Воздух ценный переводят. Зачем живут — непонятно. Чёрт, сбился я с мысли… О чём-то мы говорили важном… А, ну да. Так вот, у наших ребят бывают всякие проблемки. Ты как насчёт помочь, если у наших чего?
— В пределах возможностей, — Влад хорошо знал, как принято отвечать на такие вопросы. — Крыша у нас хорошая, не течёт, а так — можно обсудить.
— Ага, вот так. Ну, ты, понял — по деньгам, если чего, не обижу. Если проблемы какие будут — тоже ко мне. Давай, что-ли, это… Визитка есть?
Влад рассеянным жестом протянул визитку, напряжённо вглядываясь в темноту.
— Да это кошка… — начал было Швёдов и осёкся.
— Нет, не кошка. Это второй, — прокомментировал Влад. — Подтягивается потихонечку.
От дороги донёсся громкий мотоциклетный треск.
— Точно к нам, — заметил Цепеш.
Помолчали. Швёдов бросил недокуренную сигарету на землю и аккуратно задавил окурок каблуком.
— Кстати, — его аура чуть съёжилась, выдавая беспокойство, — ты скажи: что у нас будет-то? Вроде я чё-та слышал про какой-то турнир…
— Ну, до этого может и не дойти, — Влад почесал нос. — Иногда невеста сама выбирает себе пару. А иногда приходится драться. На кулачках, так сказать. Но участие не обязательно. Можешь просто уйти. Если захочешь, конечно.
— Разберёмся, — заявил Саша. Аура грозно распрямилась, оранжевые сполохи растопырились веером. — Со всеми разберёмся.
— Да тут такое дело… — начал было Влад, но в этот момент услышал приближающиеся шаги.
— Вот он, второй. Идёт, кстати, прямо на нас.
Швёдов уставился в темноту, прищурился.
— Урод какой-то, — тихо сказал он.
— Ты кого уродом назвал? — донеслось из темноты. Похоже, Саша забыл, что второй слух тут имеется у всех.
— Не тебя. У нас тут свои разговоры, — погасил Влад начинающийся конфликт. — Давай сюда.
Второй претендент оказался молодым парнем с характерной вампирской внешностью: тощий красногубый блондин. Аура бодро попыхивала оливковым.
В руке у парня было свёрнутое в трубочку приглашение.
— Я распорядитель сегодняшнего мероприятия, — начал Влад. — Зовут меня Владислав Цепеш. Не родственник. А это господин Александр Швёдов, претендент…
— Саша Швёдов, — перебил тот. — Профессионально решаю проблемы.
— Ланшаков Валера, — буркнул новенький. — А также ди-жей Ланж. В смысле, это я — Ланж. Может, слышали?
Влад вспомнил про "Авторадио" и промолчал.
Зато Саша обрадовался:
— А, так это ты и есть? Тоже из наших? Не знал. Я тебя слушал в "Мальстрёме" на той неделе вечером. Круто забабахал.
Аура Ланшакова смущённо порозовела.
— Ну, в "Стрёме" ещё не круто было. Приезжайте все в пятницу в "Собаку Качалова", это клуб такой на Фрунзенской, недавно открыли… Там будем зажигать.
— Приглашение давай, — напомнил Влад. — И документ, удостоверяющий личность.
Он проделал всё то же: сверил данные, надорвал угол пластика, понюхал. Запах слегка ударил в голову, пришлось сделать несколько глотков сырого воздуха.
— Чем это пахнет? — задал ожидаемый вопрос Ланшаков.
— Запах женщины, — встрял свежеобразованный Саша. — Вампирессы то есть. У них там в этом месте…
— Нич-чёсики, — Валера демонстративно потёр ладонью у себя в паху.
— Слушай, я вот что хочу спросить: в музыке наших много? — перевёл разговор Швёдов. — Ну, в смысле, среди музыкантов?
— Не очень, — как бы оправдываясь, сказал парень. — Там геи в основном.
— Пидоры, — зашипел Швёдов. — Не признаю этого слова, "геи". Пидоры! Как телик включишь — там пидор кривляется. Я считаю — мочить их надо. Шлёпнуть в патоку — и все дела.
— Ну, как сказать… — пожал плечами Валера. — Они всякие бывают. Есть нормальные. Нас вот тоже многие не любят. Ну и чего? Я вот тоже, пока человеком был, к вампирам относился как-то не очень. То есть вообще в них не верил, конечно, но как бы не любил…
— Ты сравнил, — наёжился Саша, — кто мы и кто пидоры. Они же извращенцы, в очко долбятся. Ты вот долбиться в очко сможешь?
— Охренел? — Ланшаков даже слегка отодвинулся от Швёдова. — А хотя… ты вот в "Летучую Мышь" ходишь? С Москалюком краску квасишь? А Москалюк знаешь кто?
— Хожу, — признал очевидное Саша. — И с Жорой знаком. Ну, в смысле здороваемся. Хотя он пидор во всех смыслах. Но кабак у него знатный. Главное, донора там всегда можно снять.
— Если бабло есть, — завистливо вздохнул Валера. — С доноров, кстати, Жора имеет по полной. И хучь ты чего скажешь: точка-то его… Ну и дрючит, конечно, в попинс.
Стали обсуждать "Летучую Мышь" — дорогой московский вамп-клуб, о котором Влад много слышал, но ни разу не был. "Мышой" заправлял Жора Москалюк, известная сволота, вдобавок ко всему ещё и любитель жарить в фуфляк.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что Ланшаков стал вампиром где-то с год назад, по пьяной лавочке: с малознакомым приятелем припёрся на чей-то день рождения, потом оттуда попёрся ещё куда-то, заснул, проснулся на улице — без денег, без документов и без литра краски в венах. Для подавляющего большинства граждан такие истории кончаются просто скверным воспоминанием, но у Ланшакова была предрасположенность, так что через пару месяцев у него проклюнулись клычки. Хорошо, что на озвучке сидел один старый вампир, который быстро понял, что происходит с парнем, объяснил ему некоторые основные вещи, а главное — дал наводку на точки, где можно купить флакон консервированной или пообщаться с донором. На доноров у Валеры, правда, не хватает заработков и сейчас, но он не унывает — после открытия второго слуха он понял про музыку что-то такое очень важное и теперь профессионально растёт ни по дням, а по часам…
Опять высунулась из-за ограды кошка. Ланшаков зарычал на неё собакой, и та сгинула. Швёдов такое обращение с животиной горячо одобрил, и разговор переключился на вред, происходящий от домашних животных.
Третий претендент появился неожиданно.
Этот умел ходить бесшумно и маскировать ауру. Поэтому, когда из-за могильного камня высунулось сморщенная бородатая физиономия, даже привычный ко всему Влад невольно поёжился.
Физиономия гадко ухмыльнулась.
— Ждря-ашьче вам, — тихо и опасно просвистело в воздухе.
Говорящий сильно шепелявил — похоже, с зубами у него были проблемы.
— Выползай, — даже не пытаясь скрыть омерзение, сказал Влад. — Тебя никто не тронет. Здесь, по крайней мере. Подходи, что-ли, как тебя там…
— Ш-шидоровичи мы… — претендент подошёл поближе, однако не слишком близко.
— Пидоровичи вы, — ощерился Ланшаков. — Из-за таких нас и не любят.
— Мразло, — поддержал Швёдов.
Типчик и впрямь выглядел на редкость погано. Тощий, сгорбленный, с трясущимися руками и нечистой бородой, местами слипшейся от крови, и к тому же — если смотреть вторым зрением — окутанный свечением блевотного цвета.
Это был уличный вампир, "стрей", гроза бомжей, бич детей-беспризорников, ужас запоздалых прохожих. Уличные обычно не церемонились с добычей, высасывая тела досуха — из жадности и от страха перед разоблачением. Цепешу пару раз приходилось доставать с того света жертв стреев. Один выжил. Второй — тринадцатилетний мальчик в смешных очочках — умер у Влада на глазах. Кровосос уж очень старательно над ним поработал: наверное, жил рядом и боялся, что мальчик, если останется в живых, его узнает… Влад выяснил адрес мальчика и чуть ли не месяц гулял в том районе, разыскивая убийцу, но так никого и не нашёл…
Обычно уличные живут не слишком долго — рано или поздно их отлавливают и убивают свои же — но этот был старый и хитрый. Он даже подходил с оглядочкой, готовый в любой момент броситься наутёк.
— Ну шшто, мужжишки, женичьшя бум? — физиономия скривилась. — Кто жжешь за главного? Ксиву мою пжовежь, э?
— Я распорядитель, — сказал Влад с отвращением. — Доставай приглашение. И быстро.
Стрей протянул немытую лапу с жёлтыми ногтями. В ней был зажат такой же листочек, как у Швёдова и Ланшакова.
Закатанная в пластик бумажка сначала показалась Цепешу подозрительной: вместо паспортных данных там значилось только "Ефим Сидорович". Однако, аромат вампирессы был вполне настоящим. Вздохнув, Цепеш вернул уличному заявку и допустил его.
— И этот туда же. Женишок, мля, — Саша демонстративно сплюнул.
— Да ты не менжуйшя, — неожиданно ехидным голосом заговорил уличный. Чего чибе меня боячшя? Я же штаренький…
— Говнище какое, — набычился Швёдов, засовывая руку за пазуху. Может… того? У меня пули серебряные.
— Положи на место и не доставай, — попросил Цепеш. — Не то, когда начнётся, пристрелишь кого-нибудь. Причём не его. Так что — не здесь и не сейчас. И ты тоже тихо сиди… Сидорович. Ну и отчество у тебя.
— Папку мово так жвали, — обиженно прошепелявил Сидорович. — А нашшот бабы — это ушш пущщай баба решает…
— Заткните кто-нибудь этого чушка, или я за себя не отвечаю! взорвался Саша.
— Заткнись, Сидорович, — скомандовал Влад. — Тут он прав, — обратился он к Швёдову. — В данной ситуации вы все, к сожалению, равны. Выбирает невеста. Если ей понравится этот, — он деликатно пропустил слово, — значит, будет этот. Ему же ответили на заявку?
— Почему у него вообще приняли заявку, хотелось бы знать, — Саша почесал подбородок. — Должен быть какой-то контроль.
— Какой контроль? — спросил Влад. — Система веками не меняется. Любой вампир может написать заявку в произвольной форме, удостоверяющую его желание продолжить род естественным путём. А также данные о том, как его найти в случае удовлетворения просьбы. Заявку кладут в одно из известных мест. Ты свою куда клал?
— В дупло. То есть, — сразу поправился он, — в смысле — в настоящее дупло. В дереве. В Ботаническом саду.
— Дубровский, — хихикнул Валера, блеснув знанием школьной программы.
— Иди ты, — беззлобно сказал Саша. — Сам-то…
— А мне адресок дали до востребования, я письмо послал. Честно говоря, сейчас вот думаю… Я вообще-то не очень хотел, — смутился Ланшаков. — Рано мне детей-то. Мне просто сказали, что чем раньше начнёшь заявки подавать, тем больше шансов… Некоторые, говорят, всю жизнь подают, и бестолку…
— Надо жнать, кому шловечко жамолвить, — встрял Сидорович. Его проигнорировали.
— Не некоторые, а большинство, — заметил Влад. — Принимается процентов пять от общего числа. Это всё равно что попасть в шорт-лист Букера. Так что вам всем, считайте, крупно повезло.
— Извини за такой вопрос, а как ты сам насчёт… — начал было Валера.
— Уже, — тут же ответил Цепеш. — У меня сын подрастает. Четвёртое поколение.
— Сын — хорошо, — рассудительно заметил Швёдов. — Как зовут парня?
— Герка… Герман то есть, — поправился Влад. — Герман Владиславович… Его мама хотела девочку, — добавил он.
— А правда, что Шарон Стоун наша? — сменил тему Ланшаков.
— Брехня, — авторитетно заявил Валера. — Вот про Мадонну вроде бы точно, что она таки да.
— Пужачёва нашша, — попытался встрять в разговор уличный.
— Заткнись, говно, — Швёдов достал сигарету, размял в пальцах, но курить не стал. — Слушай, — повернулся он к Владу, — мне кажется, или сюда ещё кто-то прётся?
— Не кажется. Только он не скоро дойдёт. Он не из наших.
— Тогда зачем? — Ланшаков, прищурился, разглядывая ауру незнакомца, Слышьте, мужики, это же вроде пацанёнок какой-то?
— Ну, ты не сильно старше, — отпарировал Цепеш. — Но, в общем, да. Юноша бледный со взором горящим.
— И что он тут делать собирается? Он же не вампир.
— М-м-мн… — Цепеш поискал обтекаемую формулировку. Не нашёл. Решил назвать вещи своими именами. — Просто за него заплатили нехилые бабки, чтобы он тут потусовался невдалеке.
— Кто кому пробашлял, не понял, — нахмурился Саша.
— Вампирессам, — терпеливо объяснил Цепеш. — Им заплатил папа этого пацана. За то, чтобы парень тут немножко постоял рядом. Есть у него особый интерес.
— Какой?
— Вообще-то я не имею права… — замялся Влад.
— А у кого есть право? Кстати, как ты вообще в распорядители-то вылез? — подозрительно прищурился Швёдов.
— Ну… всякие причины. Меня охотно приглашают. В частности, потому что я медик. И могу оказать первую помощь в случае чего. А также решить проблему с трупами, если что.
— В случае чего? Если что? — переспросил Ланшаков. Потом сообразил, что сморозил глупость, и окончательно заткнулся.
— Платят, что-ли? — не отставал Швёдов.
— Ну, в том числе и платят. Лишних денег не бывает, — объяснил Влад.
Саша понимающе склонил голову: высказанная сентенция была ему по жизни близка.
— Хотелось бы знать, по какому принципу претендентов выбирают, сказал Ланшаков. — Это типа лотереи или как?
— Насколько мне известно, нет. Вампирессы приглядываются к кандидатам… собирают на них данные… что-то вроде того, — ответил Цепеш. — Им нужны гарантии того, что ребёнок получит нормального отца.
— Пробивают, значит… Но почему тогда этот выродок?… — Ланшаков картинно повернул голову к Сидоровичу.
— Это решают вампирессы, — вздохнул Цепеш. — У них бывают странные вкусы. Хотя в чём-то объяснимые. Их интересует потомство от производителей с высокой способностью к выживанию. А этого выродка, по крайней мере, не поймали…
— Ну зачем ему ребёнок-то? — развёл руками Швёдов. — Он же его содержать не сможет.
— А это не вам решшшать, — внезапно зашипел уличный. — Уж как-нибудь шам шоображу… не пропажжём…
— Ну вообще-то, — заметил Влад, — вопрос глупый. Вот тебе зачем ребёнок?
— А чего тут думать-то? — Саша развёл руками. — Я детей хочу. Продолжить род. У меня и раньше их не было, а теперь вот и не будет. Кстати, вот ты доктор… скажи, почему? Почему у вампира не может быть детей от нормальной бабы?
— Потому что он вампир, — сказал Цепеш. — Извини, — поправился он, это не ответ, конечно. Но другого нет. Официальной науке это неизвестно.
— Официальной… Официально нас вообще не существует, — вздохнул Швёдов.
— Ну и правильно, что не существует. Меньше болтать будут, — встрял Ланшаков. — Представляешь, какая шиза у людей поднимется? Мне лично осины в бок не нужно.
— Всё равно все, кому надо, зна-а-ают, — Саша нервно зевнул.
— Кому надо, те знают, а остальным необязательно, — пресёк разговорчики Влад. — Может быть, я всё-таки введу вас в курс дела?
Все замолчали.
— Итак. Во-первых, если кто-то думает, что он уведёт отсюда счастливую невесту, то он глубоко ошибается. Женщины-вампирши предпочитают вынашивать плод в одиночестве. Так что всё нужно будет сделать здесь.
— Трахнуть, в смысле? — уточнил Валера.
— Ну… в общем, да, — Цепешу не хотелось углубляться в этот вопрос раньше времени. — Дальше. Снова вы увидите вашу суженую только через девять месяцев, уже с ребёнком. Дальше вы уж сами с ней решите, как жить дальше. Точнее, это она решит, захочет ли с вами жить. В любом случае, ребёнок остаётся вам. Вампирессы — плохие матери, с детьми возиться не любят. Так что, ежели не сойдётесь характерами… сами понимаете, растить своё чадо придётся одному. Я своего один воспитываю.
Валера откровенно приуныл. Что подумал Сидорович, осталось неясным. Во всяком случае, он остался на месте.
— Теперь второе. В подавляющем большинстве случаев вампиресса делает выбор сама. Тогда она даёт мне понять, кого она хочет. Моё дело в таком случае — увести отвергнутых кандидатов. Но иногда устраивается нечто вроде поединка. Сильнейший получает невесту. В этом случае моё дело — находиться в отдалении, чтобы потом оказать помощь тем, кому её можно оказать, а также забрать трупы для последующего уничтожения… Вампиров, как вы знаете, в земле хоронить не принято. Во избежание интереса посторонних людей к нашим телам. Нечего в них копаться.
— Трупы… — протянул Швёдов. — Н-да, ничего себе дела. — Смотрите-ка, чувак-то этот… подгребает потихоньку.
Неяркий огонёк человеческой ауры медленно двигался по кладбищу. Внезапно он вспыхнул красным, и через полсекунды вампиры услышали шум и сдавленный стон.
— Навернулся, — прокомментировал Валера.
— Ничего удивительного. Тут, знаешь ли, для человека темновато, сказал Влад.
— И страшно, небось, аж жуть, — вздохнул Ланшаков. — Нам бы его проблемы… Долго нам ещё ждать великого счастья?
— Не знаю. Невеста думает. А что у неё на уме, я не знаю.
— Ты её видел, невесту эту? Она так ничего? — обеспокоился Швёдов.
— А тебе не всё равно? — пожал плечами Влад.
— Ну хоть красивая? Они же красивые, девки-то наши, — не отставал Саша.
— После родов они очень хорошеют, — неопределённо сказал Цепеш. — И очень долго остаются в форме. Кстати, в Голливуде их много.
— Вот и я так думал, — с облегчением вздохнул Ланшаков. — А то, знаешь, всякие мысли в голову приходили. Вдруг уродка. Да ещё прямо здесь с ней трахаться. Честно говоря, как-то не стоит у меня на такую перспективу. Хотя запах… это да.
— У меня встанет, — Швёдов достал ещё одну сигарету. Он нервничал.
— Извините, — послышался робкий голос.
— Алик? Дошёл? Ну, выходи, — разрешил Влад.
В круг света вступил совсем молодой парень, почти мальчик. Его синий английский свитер был испачкан мокрой землёй, бежевые брюки намокли. Массивные ботинки на тощих ногах выглядели нелепо и жалко.
Близоруко щурясь, он сделал осторожный шажок в сторону собравшихся мужчин.
— Здравствуй, Алик, — мягко сказал Влад. — Меня насчёт тебя предупредили. Я — распорядитель мероприятия, меня зовут Влад Цепеш. А вот это — господа претенденты на невесту. Знакомство пока отложим до лучших времён. Тебя папа подвёз? А забирать тоже папа будет?
— Не, — выдавил из себя пацан.
— Значит, обратно отвозить тебя мне… Нехорошо. Ладно. Папа что-нибудь для меня передавал?
— Угу, — засмущался Алик, вытаскивая из кармана конверт. — Вот.
Цепеш, не чинясь, сунул его во внутренний карман.
— Бабло, — сказал Швёдов с уверенностью.
— Ну да, — не стал отрицать Влад. — Скажи ещё, что ты выше этого… Алик, иди сюда. Я сейчас тебя немножечко укушу. Подставь шейку. Это не больно. Папа же тебя кусал, правда?
Парень кивнул и покорно оттянул свитер.
Цепеш попробовал губами холодную кожу мальчика, вонзил зубы, вливая обезволивающее. Подождал немного. Потом скомандовал:
— Иди во-он туда, там оградка открытая. Сиди там и не двигайся. Сиди и не двигайся, понятно? Когда будет нужно, я позову.
— У-ммм, — бормотнул Алик и поплёлся в темноту, слепо выставив перед собой руки.
— Ботан, мокрица, — заценил парня Швёдов. — Слушай, ну он же не вампир. Что он здесь делает?
— В том-то всё и дело. Папашка хочет, чтобы сын стал вампиром, — Влад решил всё же объяснить кое-что. — Он у него единственный, родился ещё до папиной инициации. Такие вот дела.
— Ну так что? Если есть у парня предрасположенность, регулярно целуй его на ночь и жди результата. А если нет, ничего не поможет.
— У него нет предрасположенности. Поэтому папа его сюда и отправил.
— Не вижу связи… А что, предрасположенность можно заиметь? Это как же? А мы тут при чём?
— С какой целью интересуешься? — Цепеш слегка зевнул. Это было нервное — как обычно перед началом турнира. То, что он начнётся вот-вот, Влад уже не сомневался.
— Бабой пахнечь, — стоящий в сторонке Сидорович повёл носом по воздуху. — Вкушшно.
Через пару секунд Влад тоже почуял тот же запах, что был в приглашениях — пока ещё едва заметный, но уже заводящий.
— От-тё-тё, — принюхался Ланшаков и пошёл на запах.
— Куда? — одёрнул его Швёдов, тоже водящий носом по сторонам.
— Пшол ты, — Валера сделал шаг в тёмные кусты, откуда шёл запах.
Швёдов ухватил Ланшакова за воротник и развернул к себе.
— Ты кому это сказал, Валерочка? — почти нежно спросил Саша. — Может, по ебальничку сначала оформим?
Уличный легко вскочил на ноги и отпрянул в тень.
Ланшаков развернулся. Аура взметнулась метра на три: за секунду-другую парень успел налиться адреналином под завязку.
Он не тратил время на разговоры, а просто засветил Швёдову в табло неумело, но сильно. Саша поскользнулся в грязи, но не упал. Когда он выпрямился, над ним столбом стояла аура цвета пламени.
— С-сучонок мля, — прошипел он и ударил Сашу головой в лицо. Тот отпрянул и попытался двинуть Швёдову по ушам, но не попал.
— Та-ак, мужики, — сказал Влад. — У вас тут дела начались. Я пошёл. Удачи, — пожелал он непонятно кому и отступил в темноту.
Несколько мгновений за спиной слышались обычные звуки мужской драки: сипение, хрип, удары по мордесам, матюги и прочая хрень. Вдруг стало тихо той нехорошей тишиной, когда обычная драка переходит в нечто большее. Слышалось только шлёпанье ног по грязи и прерывистое дыхание.
Потом раздался яростный вопль. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять: кто-то пустил в ход клыки.
Тогда Цепеш побежал, надеясь, что никто не ринется за ним следом: такое иногда случалось.
Он петлял среди могил, а запах рос, накрывал волной — сладкий, тяжёлый, крышесносный аромат самки в охоте, нужный для того, чтобы распалять самцов, заставлять их бросаться друг на друга, рвать зубами, убивать.
Влад зацепился брючиной за какую-то ржавую проволоку и упал — в нормальном состоянии такого бы с ним не случилось, несмотря на темень и слякоть. В падении ударился о железную оградку и ободрал себе бок. В этот же миг что-то коротко и сильно стукнуло в землю: Швёдов пустил в ход пистолет.
Потом всё утихло.
Цепеш кое-как поднялся, скользя в грязи. Остатки аромата ещё висели в воздухе — но на отвал башки его уже не хватало. Похоже, вампиресса выпустила в воздух всё, что у неё было запасено в прианальных железах… Он посмотрел на свои грязные ладони, вздохнул и вытер их о брюки. "Надо было тренировочные надеть", — рассеянно подумал он, и, пошатываясь, побрёл обратно.
Лежащие на мокрой земле тела выглядели не лучшим образом. Массивный Швёдов валялся в отключке возле утюгообразного памятника, вытянув вперёд руку с пистолетом. Похоже, на него кто-то напал сзади и вкатил дозу спокухи. Ланшаков картинно развалился в грязи — его цапнули за предплечье, а потом, уже обезволенного, от души отоварили по корпусу. У него была сломана пара рёбер и ободрана кожа на лице. Самое неприятное досталось Сидоровичу: у этого в брюшине застряла серебряная пуля. Но все трое были живы, хотя и не в форме. И хорошо — значит, автобус всё-таки не понадобится. Влад не любил возни с трупами.
Теперь надо было закругляться.
— Ну что? — спросил он в темноту.
— Сейчас посмотрим, — раздался из темноты женский голос. Уверенный и холодный.
Тени чуть сместились, и в истоптанный грязный пятачок осторожно вступила платиновая блондинка, дорого и вкусно одетая. На ноги красотки были натянуты прозрачные пластиковые чехольчики — от грязи.
— Привет, что-ли, — сказала блондинка.
— Привет, что-ли, — вздохнул Влад. — Как работа? Всё поёшь?
— Да. Недавно записали новый хит. "Сладкий мой бананчик" — слышал?
— Ага, слышал. Сегодня, когда ехал сюда. Крутили по "Авторадио". Кстати, псевдоним у тебя дурацкий. Кристина? Жозефина? Парфюмерная лавочка какая-то.
— Ангелина Аум. Да, не очень-то. Но сейчас мне выбирать не приходится. Меня раскручивает Москалюк, а он жёсткий менеджер. Скоро я от него уйду, там посмотрим… Как наш сын? — блондинка решительно сменила тему.
— Герка-то? Нормально, — не поворачиваясь к собеседнице, ответил Цепеш. — Недавно укусил меня в плечо. Выпил граммов десять. Растёт кровососик.
— Очень мило, — аура блондинки даже не шелохнулась. — Ладно, это всё хорошо, но надо дело делать. Эй, эй, эй. Кис-кис-кис.
Из-за ограды вышла кошка.
— Сколько ей? — Влад по-прежнему не смотрел на блондинку.
— Уже полгода. Вполне созрела.
— Ну да, созрела. Вонь-то какую подняла. У меня самого чуть мозги не отшибло.
— Я в своё время сильнее пахла. Да и сейчас могу, если что. Помнишь?
Цепеш предпочёл промолчать.
При свете лампы стало заметно, что зверёк — всё-таки не кошка. Скорее он напоминал маленькую скрюченную обезьянку с гибким хватательным хвостом и кошачьей мордочкой. Грязная мокрая шерсть торчала пучками, сквозь неё просвечивала розовая кожа. Под хвостом бугрилось голая, красная, как у павиана, задница.
Животное, осторожно переступая лапками, подошло к Швёдову, понюхало, потом фыркнула и брезгливо умыло мордочку. Потом перебралась к Ланшакову. У его тела зверюшка задержалась подольше, но в конце концов отступила, на прощание присев и помочившись ему на брючину.
Когда тварь полезла на Сидоровича, тот немного пришёл в себя и попытался отпихнуть животное. Влад тяжело вздохнул, наклонился, и, прихватив клыками подбородок старого уродца — до других мест было не дотянуться — вкатил ему секрет зобной железы. Глаза лежащего обессмыслились.
Тварюка добралась до ноги уличного, потёрлась мохнатой щекой о ботинок, задрала хвост и выставила багровую задницу. В сыром воздухе снова повис возбуждающий запах.
— Этого, что-ли, хочешь? Сейчас сделаем, — блондинка опустилась в грязь рядом с вампиром, расстегнула молнию на грязных штанах, пошарила внутри. Из ширинки выставился кончик хера, чем-то напоминающий нос подглядывающего в окно соседа.
Зверюшка вскарабкалась на живот вампира, и, похабно растопырив задние лапы, попыталась нанизаться на него сверху.
— Да помоги ты ей, — потребовала блондинка.
Цепеш открыл чемоданчик. Извлёк пакетик с одноразовыми перчатками, натянул их на руки. Захрустел, расправляясь, латекс.
Потом он вытащил флакон с любрикатом и салфетку. Взял зверька за шкирку, запустил пальцы под хвост. Обильно смазал отверстие, осторожно расширил его пальцами — зверюшка не сопротивлялась — и, зажав ствол вампира у основания, направил куда нужно. Обезьянка мявкнула и дёрнулась всем телом, с силой насаживаясь на мужскую плоть.
Вампир, закатив глаза, балдел, явно не соображая, кто он и где находится. На подурневшем от удовольствия лице плавала, как муха в супе, гаденькая улыбочка.
Внезапно зверюшка закричала почти по-человечески и приняла в себя член почти на всю длину. По неподвижному телу Сидоровича волной прошла судорога.
— Вроде всё, — не глядя, бросила блондинка. — Кончил, уродец.
— Не всё. Ещё у нас Алик, — буркнул Влад. — Алик, где ты там? Сидишь? Вылезай, пора. Только без глупостей, за тебя уплачено…
Алик вышел, таращась на свет пустыми бессмысленными глазами.
— Руку обнажи, — скомандовал Влад.
Мальчик безвольно выпростал руку из рукава.
Блондинка подняла зверька за шкирку и поднесла её поближе.
— Ударь её. Не сильно. Просто чтобы разозлилась, — скомандовал Цепеш, перехватывая зверька поудобнее: из развороченной вагины животного подтекало на руку.
Алик неловко размахнулся и мазнул пальцами по усатому грызлицу.
Зверёк зашипел и вцепился когтями и зубами в руку.
Парень дёрнулся, но остался стоять на месте.
— Терпи, терпи, — распоряжался Влад, пока разозлённая зверюшка драла и кусала предплечье. — Вот теперь хорошо, — наконец, сказал он, бросил зверька и достал из кармана упаковку с бинтом.
Зверюшка упала на землю и тут же метнулась через ограды куда-то прочь.
— Где вы её поселили? — поинтересовался Цепеш у блондинки.
— Неважно, — бросила та. — У меня ещё тут дела, — она показала мыском туфли на Ланшакова. — Всё, Владик, гуляй. Успехов.
— Тебе тоже успехов. Пошли, Алик, — Влад приобнял за плечо паренька. Потом поговорим.
Они молча добрались до автобуса. Алик пару раз споткнулся, один раз ударился лбом о чем-то могильный камень, но в целом был адекватен.
Водитель автобуса спал, положив голову на баранку. Влад усадил его поудобнее. На щеке мужичка багровел отпечаток руля.
— Пускай проспится, — сказал он. — Ему ещё нас везти… Ну, давай, задавай свои вопросы.
К тому времени парень немного пришёл в себя.
— Как ты? Нормально? Обезболивающего нужно? — поинтересовался Цепеш.
— Не-а, — протянул парень и тут же сморщился: искусанная рука болела.
— Вопросы есть? — спросил Влад. — Имеешь, как говорится, право знать.
— Что это такое было? — Алик показал на перебинтованную руку. — Ну… которое вроде кошки.
— Как это ты непочтительно, — усмехнулся Цепеш. — Кстати, — он завозился с чемоданчиком, — выпить не хочешь? У меня коньячок с собой. Докторский. Папа не узнает.
— Спасибо… я крепкое не люблю, — зажался парень. — Вина бы вот не отказался.
— Где ж я тебе вина добуду? — почесал в затылке Влад. — Это уж давай до Москвы… Значит, папа тебе ничего про нас не рассказывал? В смысле, про вампиров.
— Ну… он что-то говорил, но я не очень понял… — протянул парень.
— Ничего тебе папа не говорил, — Влад откинулся в кресле. — Ну, ладно, как-нибудь… Кстати, ты никогда не увлекался энтомологией? Жуками там, бабочками, насекомыми всякими?
Алик помотал головой и промычал — "мм-м".
— Жаль. Тогда тебе было бы понятнее. Ладно, слушай. У так называемых низших форм жизни — у насекомых, например, — бывают очень сложные схемы размножения. Какая-нибудь муха откладывает личинки в тело живого жука определённого вида. Там эти личинки подрастают, съедают жука изнутри и вылезают наружу в виде гусеничек. Потом они едят листики кустарника — опять же определённого вида — пока не окукливаются. И потом уже, после окукливания, превращаются в мух, которые снова откладывают личинки… Слышал про такое?
— Ну. Я передачу американскую по телику смотрел, — парень осторожно поправил сбившийся бинт.
— Но самые сложные схемы размножения бывают у простейших форм жизни. Например, у бактерий, вирусов и прочей мелкой хрени, — продолжал Влад. Тут встречается настоящая изощрённость. Есть, например, один вирус, который поражает муравьёв. Сам по себе он безвреден, но он каким-то образом воздействует на мозг муравья. Он заставляет его подниматься на вершину травинки и там сидеть. Корова идёт по лугу и ест траву. Обычные муравьи, не поражённые вирусом, копошатся у корней и в рот корове не попадают. Но поражённые муравьи сидят на верхушках травинок, и корова съедает их вместе с травой. Таким образом вирус попадает в коровий желудок. Но ему туда и надо, потому что в корове он проходит следующий цикл размножения… Дальше там ещё всякие приключения, но, в общем, ты понял.
Алик осторожно зевнул, прикрыв рот ладонью.
— Скучно? Сейчас будет веселее. Так вот, существует особый вид паразитов, очень редкий и почти не изученный наукой. Бактериями они не являются, вирусами тоже. Нечто среднее. Мы их называем микробиоты. Некоторые микробиоты обитают в телах мелких обезьян определённого вида. И у них довольно сложный и интересный цикл размножения. Часть которого ты, собственно, и наблюдал… Ну так вот. Ты спрашивал, что это такое было вроде кошки. Так вот, это, если тебе интересно — человек. Да-да, че-ло-век. Хомо Сапиенс в его первозданном натуральном виде. Не впечатлило?
Парень промолчал.
— Да. Выражение "человек произошёл от обезьяны" надо понимать буквально. Человек именно что произошёл от обезьяны. Точнее сказать, человек — это больная обезьяна. Обезьяна, заражённая микробиотом определённого типа. Этот микробиот сложным образом воздействует на развитие плода обезьяны, внося в него ряд нарушений. В результате плод развивается неправильно — в частности, дольше находится в утробе, а впоследствии дольше развивается. В результате он оказывается переразвит, причём неравномерно. Например, сверх всякой меры разрастаются ткани мозга, что в качестве побочного эффекта порождает так называемый человеческий разум… Зараза передаётся от обезьяне к обезьяне, так что обезьяны почти не встречаются в своём естественном состоянии. Они думают, что они такие от природы… и гордо именуют себя разумными существами. Являясь, по сути дела, всего лишь сосудом для размножения совершенно безмозглой твари…
Они шлёпали по грязи, приближаясь к автобусу. Влад искоса посматривал на ауру Алика — она слегка сжалась, но особенных изменений в цвете не претерпела. Можно было продолжать.
— Тем не менее, небольшое количество немодицифированных хомо всё-таки выжило. Живут они, как правило, в городах, кормятся около помоек. Такая вот городская фауна. Ну да ты видел.
Парень опустил голову.
— Ну, дальше относительно просто. Микробиот человека тоже мутирует. Обезьянки, подхватившие одну из его редких модификаций, называются вампирами. Правда, цикл его размножения куда более сложный, чем у обычных сапиенсов. Первую стадию развития он должен пройти в теле немодицифированного хомо. Вот такой обезьянки, которую ты видел. В нём он приобретает вирулёнтность, то есть способность заражать. Потом обезьянка должна покусать или поцарапать обычного человека, обязательно ребёнка или подростка, внеся в его кровь микробиот. Так называемая предрасположенность к вампиризму на самом деле не является врождённой. Всех будущих вампиров в детстве кусала или царапала кошка… вернее, то, что они принимали за кошку. Правда, этого недостаточно. Требуется ещё и укус взрослого вампира, который впрыскивает в кровь определённые вещества, активизирующие развитие микробиота… Сложно? Ты следи, следи за ходом мысли.
Они вышли за пределы кладбища. Стали видны автобусные огоньки. Влад посмотрел вторым зрением на водителя. Тот, судя по цвету ауры, спал. В оттенках свечения было что-то странное, но Цепеш это пока проигнорировал.
— Так вот, слушай дальше. Укус, к сожалению, действует только на мужчин. В принципе, этого было бы достаточно. Вампир кусает вампира, и так далее. Но природа предусмотрела и половое размножение вампиров. Для этого самка немодифицированного хомо должна зачать от полноценного вампира. В ходе беременности она растёт и превращается в то, что мы называем "нормальным человеком". После родов они выглядят как взрослые половозрелые самки человека… то есть как женщины. Но сама процедура оплодотворения создаёт кое-какие сложности. Нормальный человек не будет трахать животное. Правда, эти твари возбуждающе пахнут… но этого обычно недостаточно. Поэтому вампирские свадьбы выглядят, кхм, несколько своеобразно. Ты, наверное, кое-что разглядел?
Парень подавленно кивнул.
— А эта женщина? — только и выдавил он из себя.
— Это мать моего сына, — пожал плечами Влад. — Когда-то была такой же кошкообезьяной.
Они подошли к автобусу. Влад раздвинул дверцы, чтобы Алик мог пройти внутрь.
Водитель всё ещё посапывал. Цепеш присмотрелся к его ауре, пытаясь понять, что не так.
Внезапно Цепеш присвистнул и выругался сквозь зубы. Алик вопросительно посмотрел на старшего.
— Ничего-ничего, — успокоил его Влад. — Просто у этого мужичка за рулём, оказывается, была предрасположенность. А я его очень некстати покусал. Через пару месяцев у мужичка вырастут клычочки. Надо теперь будет его как-то ввести в курс дела, а то ещё один уличный появится… Ладно, очухается — поговорим. Хотя нет, не сейчас. Придётся к нему отдельно ездить… Чёрт, как же всё это некстати.
— А у меня когда будут? — осмелел парень.
— У тебя ещё не скоро. Ты только-только заимел предрасположенность. Необходимо, чтобы микробиоты в крови прошли несколько стадий развития. Годочков так через пять тебя можно будет уже и вампиром делать. Папаше своему скажи, чтобы тебя не грыз почём зря. Пока это ни к чему.
— Я вот чего не понял, — Алик слегка смутился. — Эта… штука… как она вынашивать-то будет? Ну, в смысле, ребёнка?
— О ней не беспокойся, — усмехнулся Влад. — На это время вампирессы её как-нибудь да пристроят. А дальше уж она сама… Скорее всего, она явится к одному из тех дураков… наверное, к Швёдову, у него денег больше, а ума меньше. Скажет, что залетела от него. Он же всё равно ничего не помнит. Поживёт с ним, высосет из него побольше денег… потом, наверное, пойдёт к Ланшакову. Он к тому времени раскрутится, будет на пике. Скажет, что ребёнок на самом деле его… Хотя это я всё фантазирую. Может, ничего такого и не будет. Может, она просто подкинет ребёнка. Или убьёт. С вампирессами такое случается. Им ведь важно не столько родить, сколько превратиться в человека… внешне. Внутри они остаются обезьянами. Безмозглыми и жестокими тварями с помойки… Что весьма полезно для успеха в человеческом обществе, — философски закончил он.
Водитель зашевелился. Похоже, спокуха его отпустила.
Цепеш легко встал, прошёл в кабину, потом вышел, утирая рот салфеткой.
— Ну всё. Поехали в Москву, что-ли. Кстати, ты вроде бы вина хотел? спросил он парня. — У этого козла в кабине вот что было, — он протянул Алику пакет. — Доставай. Не коллекционное, конечно, но всё-таки.
— Это же его вино, — начал было парень, но осёкся.
— Ничего, — весело сказал Влад. — Я ему там сотню оставил. А это пойло по-любому дешевле. Будем считать, что мы его купили. Ого, да тут даже стаканчики есть! Культура. Он, похоже, к Люське своей намыливался, рассудил Цепеш, вытаскивая бутылку.
— "Шёпот монаха" — прочёл Цепеш название вина на этикетке. — Изделие российской химической промышленности, — добавил он, срывая, как шелуху, плёнку с горлышка и пропихивая железным вампирским пальцем пробку вовнутрь. Та со скрипом вошла. На руку брызнул красный винный фонтанчик. Влад брезгливо вытер кисть о сиденье.
Водила запустил мотор, и тот забренчал железными косточками.
— Простите, я вот не понимаю… — робко спросил парень. — А зачем вы всем этим занимаетесь? Ну, ездите… устраиваете… — он не договорил.
— Ну вот твой папаша мне деньги заплатил за твою инициацию… Или тебя интересует вообще, в принципе? — парень кивнул. — Ну… я врач. Врачи возятся с больными, у них работа такая. А люди, как ты теперь знаешь — это больные животные. Вампиры тоже, только болезни у них чуть-чуть другие. Но разница в принципе невелика… Ладно, это всё лирика. Пора бы и делом заняться.
Влад разбулькал вино по стакашкам. Вдохнул вампирским обонянием смесь дешёвого спирта, сахара и красителей. Поморщился. Улыбнулся.
— Ну, давай, что-ли… За то, чего людям не дано. За здоровье! — он поглубже втянул клыки, поднёс стаканчик к губам и медленно выпил.
