22
Арсений стоял на ступенях реанимационного корпуса.
Все. Затянувшееся расследование пришло к логическому концу — последний Носитель найден, цепочка неотвратимых смертей, наконец, прервана. Может быть, на время, а может — навсегда. Во всяком случае, он очень на это надеялся.
Хотелось курить. А еще хотелось забыть обо всем, ничего не знать о Носителях Совести, никогда не читать дневник Круковского и не встречаться с Марком Сивуром.
И чтобы этим делом занимался кто-нибудь другой.
Ведь неизвестно, что теперь докладывать Каину. Дело фактически раскрыто, и, если, убийцы, например, Алины Редеко не найдены — машина скрылась с места происшествия, пока не обнаружена и, судя по расплывчатым свидетельским показаниям, не будет обнаружена никогда, то Лин Шаллек и Ника Жругарь погибли от несчастного случая. Теперь это ясно и желторотому практиканту. Круковский действительно погиб во время перестрелки. Конечно, никакой снайпер в него не стрелял, Богдан Владиленович случайно угодил под пулю. А стрелок, если он вообще был, скорее всего, получил задание спровоцировать перестрелку.
Да, конечно, надо его искать, да и в гибели Леверы, следователя межрайонной прокуратуры, что занимался делом Шаллека, есть некоторые неясности…
Но… разве это важно сейчас?
Главное, сейчас другое — та русоволосая девочка, что мирно спит в реанимационной палате после «процедур». Арсений чувствовал, что нужен ей, хотя бы на первое время — все рассказать, защитить, предостеречь. Потом, конечно, стоит попробовать выйти на заграничных корреспондентов Круковского, списаться с ними, объяснить ситуацию… Может быть, тогда Ксении уже не нужна будет помощь скромного следователя Догая.
Пока же нет ничего важнее ее безопасности. И для страны, и — Арсений признался сам себе: какой смысл темнить? — для него тоже.
Она попросила поехать с ней в больницу, чтобы было не так страшно. Она верит, что он сможет помочь.
Что ж, надо все делать до конца. Его вина — он не успел выйти на Ксюшу, до того как случилось несчастье. Слава богу, непоправимого не произошло.
«И теперь уже не произойдет, — подумал Арсений. — Я прослежу».
Арсений посмотрел на часы: ого, уже пять! Домой пора: выспаться, как следует, а то за последние дни так ни разу и не удалось. Завтра воскресенье, можно встать попозже.
«Да! Надо еще Инне Эйгорн позвонить, соврать что-нибудь, а то ведь волнуется. Жаль, трубку на остановке выкинул».
Он сбежал по ступенькам, вышел на край тротуара и поднял руку.
Улица так и называлась — Госпитальная, здесь когда-то построили родильный дом, несколько больниц, приют, который потом стал онкостационаром, и диспансер. При Империи она носила имя какого-то медицинского светила, но потом ее переименовали.
Движение здесь было не слишком сильное — две-три машины в минуту, поэтому перед Арсением долго никто не останавливался.
Метрах в двадцати, у дверей окрашенного в веселый розовый цвет роддома, тормознул зализанный «Юнкер-525». Двери открылись, из салона вылез ухоженный и явно небедный господин, помог выбраться привлекательной женщине лет тридцати с бледным лицом. Ее огромный живот заметил бы и слепой.
Господин аккуратно подхватил ее под локоть и осторожно повел вперед, что-то приговаривая и размахивая свободной рукой. Наверное, убеждал, что все будет хорошо. Судя по всему, она не слишком хорошо себя чувствовала, но пыталась крепиться и даже иногда улыбалась.
Пара скрылась за дверью, но пять минут спустя мужчина появился вновь. Он очень спешил, подбежал к машине, открыл заднюю дверь и некоторое время возился в салоне. В раздражении хлопнул дверью, обошел свой «юнкер» и открыл багажник. Вытащил объемистую сумку и быстро пошел обратно в роддом.
И только когда приехавший вошел внутрь, Арсений обратил внимания, что в замке багажника торчат ключи. Солидная такая связка с эксклюзивным брелоком в виде «юнкеровской» эмблемы.
У обочины остановилась старенькая «волна», опустилось боковое стекло, и разбитной водитель весело спросил:
— Эй, друг, тебе куда?
— Извини, — сказал Арсений, — пока никуда. Забыл одну вещь.
Шофер пожал плечами:
— Хозяин — барин.
«Волна» умчалась. Следователь сделал несколько шагов вперед, подошел к багажнику «юнкера». Ключи все также покачивались в замке и не собирались растворяться в воздухе.
— Что смотришь? — спросили за спиной. — Садись быстрее, поехали. Потом договоримся.
Арсений обернулся. Рядом стоял мрачный паренек лет восемнадцати и жадными глазами пожирал сверкающую иномарку.
— Ну! Давай, рвем когти. У меня ребятки есть знакомые, они за эту тачку тонн десять отвалят, не меньше!
Он протянул руку к ключам. Арсений резким движением ударил его по ладони.
— Стоп! Слушай и смотри очень внимательно, — он привычным уже за последнее время движением достал удостоверение, развернул его. — Центральная прокуратура, сечешь? Ты сейчас разворачиваешься на сто восемьдесят градусов и быстро идешь, куда шел, ясно? И никогда больше не вспоминаешь ни о каких «юнкерах» или ключах.
Парень матюгнулся, зло посмотрел на следователя.
— Иди-иди, пока мне не захотелось расспросить тебя поподробнее о таинственных «ребятках», которые очень любят скупать краденые тачки.
Тот отбежал на несколько шагов, выкрикнул бессвязное ругательство и демонстративно медленно пошел вниз по улице. На углу остановился и стал следить, что сделает следователь. Уходить он явно не собирался.
Арсений вздохнул, запер багажник «юнкера», вытащил ключи, нажав на кнопку брелка, поставил машину на сигнализацию и направился в роддом.
Владелец иномарки как раз стоял у регистратуры и ругался с седовласой нянечкой:
— А я все равно настаиваю. Моя жена должна иметь все самое лучшее. Я готов за это платить. Что здесь странного?
— Но у нас нет этого лекарства, доктор же сказал вам. Сейчас принесут рецепт, если вы сможете его купить сами — будет просто отлично.
— Извините, — Арсений коснулся рукава мужчины. — Вы забыли ключи.
Господин повернулся, в глазах его мелькнула озабоченное выражение:
— Какие ключи?
— От машины. Вот эти, — следователь протянул ему связку.
Мужчина переполошился, стал хлопать себя по карманам.
— Действительно… Как же это получилось?
— С кем не бывает.
— Да-да, конечно. Спасибо… э-э… как вас зовут?
— Арсений.
— Спасибо, Арсений, вы меня очень выручили. Я даже не знаю, как вас благодарить…
— Нет проблем. Просто не теряйте их больше, — он улыбнулся.
Из боковой двери выглянул усталый доктор, махнул забывчивому господину каким-то листком.
— Вот ваш рецепт, держите.
— А, да-да, сейчас. Подождите, Арсений, не уходите. Я видел — вы ловили машину, так что, если хотите, я вас подвезу. Совершенно бесплатно, должен я хоть что-то для вас сделать.
Когда они уже садились в «юнкер», водитель хлопнул себя по лбу:
— Да что сегодня со мной! Забыл представиться. Рудольф, для знакомых — Руди, — он протянул Арсению руку. — Будем знакомы. Вы меня простите, пожалуйста, просто жену сегодня взяли на сохранение и… — Он обезоруживающе улыбнулся: — …ну, в общем, у меня это в первый раз. Я очень волнуюсь.
— Я все понимаю, — сказал Арсений. — Бывает. Вы не переживайте — все будет хорошо.
— Да? — обрадовался Руди. — Я то же самое говорил Мике, а она не верит. Говорит, очень боится рожать. Ну, ладно, садитесь, поехали. Доставлю в любую точку мира!
— Так уж и мира? — рассмеялся следователь, сел на переднее сиденье и закрыл дверь.
Он не заметил, как к главным воротам реанимационной больницы подкатила темно-синяя «астра».
* * *
Утром Арсений проснулся поздно — около десяти. Выспался действительно по полной программе, как и собирался. Только голова была тяжелая, как чугунная чушка. Почему-то всегда так, если спишь больше нормы: и тело ломит, и котелок раскалывается.
«Мораль: соблюдайте режим дня, — подумал Арсений. — И тогда вам обязательно укажут другую причину, по которой дела идут из рук вон».
Он с наслаждением поплескался под душем, побрился и причесался, разглядывая себя в зеркале. Нет, не герой-любовник, конечно, но еще вполне…
— Что, влип? — спросил он у своего отражения, и сам же кивнул: — А то! И сильно этим фактом доволен. Прямо до щенячьего визга.
«Э-э, брат! Да ты влюбился на старости лет!» — «Это плохо?» — «Да тебе уже за тридцатник, о семье пора думать, о детях, а ты за молоденькой девчонкой решил приударить!»
«Так, стоп. Хорошо, конечно, поговорить с умным человеком, но беседы с собой обычно до добра не доводят».
Арсений прошел на кухню, поставил чайник. Заглянул в холодильник и поморщился: не богат выбор. Либо лапша быстрого приготовления, либо пицца. Тоже быстрого приготовления. Лайт-версия — без мяса, колбасы, теста и сыра. Что туда намешано, даже производитель до конца не знает. Чтобы совесть не мучила.
Он вытащил упаковку с лапшой, надорвал вакуумную пленку. Залил сухие белые полоски с разноцветными комочками кипятком, сыпанул в чашку растворимого кофе.
Пусть пока настаивается.
Настенный «роллере» — родительский подарок ко дню окончания академии — отмерил половину одиннадцатого. Арсений каждый раз с болью смотрел на эти часы: они уносили его в те времена, когда мама с папой были еще живы. Но снять все никак не решался. Ему это казалось кощунством.
«Ладно, хватить бередить раны, лучше в больницу позвонить».
Он набрал номер приемного покоя, нетерпеливо поглядывая на дымящийся завтрак, прослушал первые пять гудков. Наконец, деловитый женский голос сказал:
— Реанимацентр «Гиппократ», слушаю.
— Добрый день, скажите, пожалуйста, вчера вечером, около пяти часов к вам поступила Ксения Малик. Могу я узнать, как ее состояние?
— С чем поступила больная?
— Различные травмы после ДТП.
— Сейчас, минутку. Ждите.
В телефоне заиграла нудная мелодия: «ти-ти-ти-та-та-ти-ти…»
— Алло, вы слушаете?
— Да-да.
— А вы простите — кто?
«Опять двадцать пять! Сейчас начнут выяснять муж ли я, брат, сват».
— Девушка, я вчера ее привез. Следователь Центральной прокуратуры Догай, у вас должно быть записано.
— Арсений Юльевич Догай?
— Да.
Голос телефонной девушки странно изменился.
— Дело в том, что Ксения Малик сегодня ночью скончалась.
Он сначала не поверил.
— Скончалась? Девушка, проверьте, вы, наверное, что-то путаете. Ей вчера сделали все процедуры, она заснула и…
— К сожалению, ночью у нее началась непредвиденная реакция отторжения на введенные медицинские препараты. Такого никто не мог предвидеть. Она умерла за несколько минут, быстрее, чем кто-то что-либо смог предпринять. Простите, мне очень жаль, но…
Арсений машинально повесил трубку.
«Ксюши больше нет? Как такое могло случиться?! Что за ерунда! „Реакция отторжения“!»
Он замотал головой, пытаясь развеять кошмар. Нет-нет, это неправда, он, наверное, спит и видит плохой сон. Надо проснутся…
«Она умерла. Умерла. Умерла».
В отчаянии Арсений уткнулся лбом в стену и заскрипел зубами.
«Нельзя было ее оставлять одну! Что ты наделал!? Что?!! Ее больше нет, понятно?!! Умер последний Носитель Совести Североморья. Теперь всему конец.
Да к дьяволу всех Носителей!!! К дьяволу Североморье! Ксюша умерла, понимаешь, Ксюша!»
Он со всей силы саданул кулаком в стену. Телефон подпрыгнул от удара и тут же зазвонил. Следователь посмотрел на него, как на смертельного врага, но все-таки подошел.
«А вдруг это из больницы? Разобрались во всем, поняли, что ошиблись».
— Алло, — прохрипел он в микрофон и не узнал свой собственный голос.
— Арсений? — поинтересовался незнакомый мужчины.
— Да, я. Кто это?
— Сбор сегодня в тринадцать тридцать. Двадцать первый километр Приморского шоссе, дачный поселок «Антей». Дом номер семнадцать, двухэтажный, зеленого цвета с кирпичной пристройкой. Не опаздывай.
— Подождите, кто…
Гудки. Он тупо смотрел в стену, машинально сжимая в руках трубку. «Это чья-то дурная шутка? Розыгрыш?» Арсений вернулся на кухню, на пороге что-то дернуло его за левую ладонь. Он недоуменно посмотрел на нее: а-а, телефон! Забыл повесить, а теперь провод натянулся и не пускает дальше. Есть больше не хотелось. Больше вообще ничего не хотелось. Он высыпал в мусорное ведро исходящую паром лапшу, не разбирая, вылил туда же кофе. Как можно вообще есть, если Ксюхи больше нет. Она умерла, не успев передать свой дар, и теперь… Да разве так уж важно, что с ними со всеми будет теперь!
CТОП!!
«Она умерла, не успев передать свой дар, — повторил он про себя. — Ты уверен в этом?»
Вчера вечером она попросила Арсения поехать с ней. Марк Сивур говорил, что Носители предчувствуют собственную смерть. Некоторые за час-два, другие — за сутки и больше.
Ксюша была… была… неопытна, с момента передачи дара Круковским прошло около двух недель.
Значит…
Когда «скорая» уже собиралась ее увозить, она сказала, что боится. Чего? Новых попыток ее убить?
Или она знала, что умрет. Не понимала почему, но — знала.
Кому она передала свой дар? Доктору? Медсестрам в реанимации? Своей подруге?
«Не юли, — сказал он сам себе. — Ты же знаешь, кому».
Сколько времени?
Он вскочил и посмотрел на часы. Одиннадцать: осталось всего два с половиной часа. Просили не опаздывать.
Арсений влез в рабочие джинсы, застегнул рубашку. Подумал секунду, порылся в секретере, достал ключи и отпер оружейный сейф. Матово-черный «глоб» все так же лежал на железной полке, ожидая своего часа. Рядом примостилась обойма, поблескивая золотистыми бочонками патронов.
Следователь взял пистолет, взвесил в руке. Вставил обойму и сунул пистолет в карман куртки.
Пусть будет.
* * *
Разговорчивый дачник, мало того, что не взял слишком много денег — ему было по пути, — так еще, как оказалось, прекрасно знал дорогу до «Антея» и подвез Арсения к самому дому.
Он и вправду оказался таким, как его описывали: двухэтажный, зеленого цвета с кирпичной пристройкой. Участок огорожен забором из проволочной сетки, в торце — калитка, от которой тянется дорожка, выложенная бетонными плитками. На переднем плане, у фасада — несколько запущенный, но все еще очень красивый цветник, в глубине сада шелестят листьями пару яблонь да низенькие северные березы.
И никого.
Арсений толкнул калитку — она оказалась не заперта.
— Эй, хозяева!
Он повел плечом, ощущая под мышкой пистолет. Правильная вещь: придает уверенности в незнакомой ситуации.
Под ногами захрустела щебенка, отбитая временем и непогодой от плиток. В траве стрекотал кузнечик.
И все-таки признаки человеческого присутствия в доме были видны невооруженным глазом. В глубине кирпичной пристройки, оказавшейся гаражом, он приметил темно-синюю «астру». Редкая модель, такую не сразу купишь даже в Ойкумене.
Он обогнул дом, увидел крыльцо с небольшой лесенкой в три ступени и замер.
На веранде кто-то стоял. Такой знакомый и близкий.
— Арсений!!!
Ксюха, прихрамывая, сбежала вниз, и — совершенно неожиданно для них обоих — уткнулась ему в грудь. Всхлипнула
— Прости, мы не успели тебя предупредить. В больнице тебе, наверное, сказали, что я умерла?
Осторожно, боясь спугнуть, он неловко обнял ее левой рукой, чтобы не задеть больное плечо, погладил по волосам.
— Да. И я подумал, что навсегда тебя потерял.
Ксюха посмотрела на него снизу вверх. Под глазами у нее чернели синяки, лицо побледнело, — и все равно она показалась Арсению самой красивой девушкой на свете. Улыбнулась:
— Не-е, от меня так просто не отделаешься!
— Как голова? — спросил он.
— Да нормально, — отмахнулась девушка. — Болит только. Всю ночь вчера болела и сегодня тоже. Говорят, пройдет. Ладно, чего мы тут стоим. Пойдем, я тебя со всеми нашими познакомлю.
— С кем?
— С нашими. С другими Носителями Совести.
И она, ухватив за ладонь, потащила его внутрь дома.
В просторной комнате, не без вкуса обставленной старинной деревянной мебелью, уютно потрескивал камин. Последнее изобретение — горит, но не греет, специально для любителей летних посиделок у камелька. Из открытого окна тянул прохладный ветерок, шевелил занавески, отчего по стенам прыгали причудливые тени.
За накрытым столом сидели пятеро — четыре мужчины и одна женщина. Разных возрастов, абсолютно разной внешности.
— Вот, — сказала Ксюха, вводя следователя в комнату. — Это наш Арсений. Знакомься — Никита, Вилана, Евсей, Альберт Игнатьевич, Майтис.
— Добрый день.
«ПЯТЬ Носителей!»
— Здравствуйте, Арсений, — кивнул тот, кого Ксюха назвала Альбертом Игнатьевичем, по возрасту — самый старший из всех. — Садитесь, угощайтесь. В первую очередь, прошу нас извинить, что мы заставили вас переживать за судьбу Ксении. Мы специально вывезли ее из больницы, хорошо заплатив врачам, чтобы хранили тайну. Наш опыт показывает, что новоиспеченному Носителю лучше надолго не оставаться одному, это чревато непоправимыми последствиями. К сожалению, все пришлось делать в большой спешке, потому что мы, как и вы, только вчера точно определили, кому передал свой дар Богдан Владиленович Круковский. Мы вышли на Инну Эйгорн через час после вас. Но было уже поздно. Слава богу, все закончилось хорошо.
Следователь покачал головой:
— Никогда в жизни мне не было так погано. Сначала я думал, что это дурной сон, но потом…
— Мы вас понимаем, — кивнула Вилана. Только сейчас Арсений заметил, что у нее обворожительные зеленые глаза. — И еще раз просим прощения.
— Нас очень мало, — продолжил Альберт Игнатьевич. — Кроме нас пятерых — еще девять человек. Людей постоянно не хватает, приходится импровизировать…
— Сколько?! — изумленно переспросил следователь. — Четырнадцать Носителей?! Господи, я думал, что те четверо, кого я нашел в ходе расследования — это все, предел для Североморья. Да еще Марк Сивур, коллекционер солдатиков, наговорил мне всяких ужасов.
— Теорию Круковского мы знаем. В основном, он прав.
— Откуда?
— После его гибели мы забрали архив с его письмами.
Арсений улыбнулся.
— А балтийская полиция ищет, кто же это сделал. Думают, что молодежь хулиганит.
— Так и есть, — весело сказал Альберт Игнатьевич. — Именно молодежь. Как вы понимаете, сами мы вломиться в квартиру не можем. Это будет означать кражу, что недостойно Носителя. Но среди наших друзей есть бывшие Носители Совести, которые однажды оступились и потеряли свой дар. Они продолжают сочувствовать нашему делу и помогают, чем могут. Младший сын одного из них и влез в квартиру. Надеюсь, вы его не арестуете?
— Ладно, скажите лучше вот что: вы знали о Круковском, почему тогда они ничего не слышали про вас? Богдан Владиленович, Шаллек, Алина и Ника считали себя единственными Носителями в Североморье.
— Мы специально держались в тени. Чтобы не подвергать риску сразу всех. Дело в том, что нам действительно легче противостоять внешнему давлению, если мы соберемся вместе. Риск снижается очень сильно. Но он все-таки есть — и тому пример судьба группы Круковского. И, конечно, всегда остается шанс непоправимой катастрофы, вроде той, что случилась в тридцать девятом году.
— Так это правда!
— Да, это правда. И одновременно яркий показатель того, что может случиться со страной, если в ней погибнут все Носители. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы это повторилось. Мы собрались сегодня здесь, чтобы познакомится с вами обоими. Несмотря на риск.
— Почему?
— Видите ли, Арсений, — ответила зеленоглазая Вилана, — у нас сегодня большое событие.
Ему было очень жаль их — все пятеро выглядели усталыми и измученными. Но одновременно он перед ними преклонялся. Они рискнули встать в круговую оборону против мерзости окружающего мира.
— Радостных событий у нас немного, — взял слово Альберт Игнатьевич. В основном — горе и разочарование. Носители гибнут часто, Арсений, слишком часто. А новых почти не появляется. Нашей единственной надеждой остается Первородный Носитель, Семен Игнатович Редизар. Когда-то он очень помогал нам всем, да что там говорить — он был нашим проводником, знаменем. Он инициировал меня.
— И меня, — сказала Вилана.
— И меня тоже, — пробасил из своего угла Евсей.
— Прямо перед развалом Империи он пропал. Исчез на пятнадцать лет.
— Нет, он не исчез, — произнес Арсений медленно. — Он умер.
— Как умер?!
— Откуда вы знаете?!
С холодком в груди, прекрасно понимая, что отнимает у них всех последнюю надежду на победу, на нормальную жизнь когда-нибудь в будущем, Арсений рассказал о своем посещении Национального военного госпиталя. Без шокирующих подробностей, но и ничего не приукрашивая.
— …а утром мне позвонил врач и сказал, что Редизар скончался, не приходя в сознание.
За столом повисло тяжелое молчание. Ксюха всхлипнула. Первым пришел в себя Альберт Игнатьевич:
— Да, мы примерно так и думали. Боялись себе признаться, почти не говорили об этом, но каждый знал. Спасибо, что помогли найти Редизара. Он знал, что умирает, не мог больше жить, но все-таки держался, потому что ждал того, кому он сможет передать свой дар. В больнице, среди психопатов и циничных докторов, он не мог найти такого человека и потому продолжал цепляться за жизнь. И вот появились вы, Арсений. Мы следили за вами с тех пор, как только узнали, что вы получили дело Богдана. Судя по поступкам, вы теперь один из нас. А Вилана… она может чувствовать Носителей.
— Да, — улыбнулась она. — Могу. Я целитель, Совесть врача, лучше всего я умею ставить диагнозы. В том числе и этот. Вы с нами, Арсений. Сегодня нас стало шестнадцать.
Все Носители поднялись со своих мест, Арсений и Ксюха, подчинившись общему порыву, тоже встали.
Альберт Игнатьевич протянул следователю руку:
— Ну, здравствуй, Закон.
* * *
Через три часа все Носители разъехались, оставив Ксюху с Арсением одних. Оставляя ему ключи от дома, мрачный Евсей крепко обнял за плечи, но ничего не сказал. Вилана коснулась рукой щеки, заметила:
— Вы слишком измотаны, Арсений, отдохните день-другой на природе.
А Альберт Игнатьевич, отозвав его в сторону, попросил:
— Присмотрите за девочкой, ладно? Я очень волнуюсь за нее.
— Я тоже. Очень сильно не хочется, чтобы с ней еще что-то случилось. И так натерпелась за эти дни.
— Что ж, тогда я надеюсь на вас.
Они уехали, и в доме стало тихо.
Уставшая Ксюха пристроилась спать, а Арсений до вечера бродил по участку. Он никак не мог убедить себя, что достоин быть Носителем. Конечно, взяток он не брал, а дела старался вести по возможности честно, но все-таки… Наверняка, он совершил в своей жизни не один низкий поступок. Наверняка, кого-то обманывал из корысти, подставлял, пусть и по случайности…
Не ошибся ли Редизар, передавая свой дар?
«Что ж, Арсений Юльевич, похоже, тебе придется доказать, что он был прав».
И еще. Он долго прислушивался к себе, пытаясь понять, нащупать то таинственное нечто, что делает его Носителем.
Может, вот это неожиданно прорезавшееся чувство ответственности за Ксюху и есть ОНО?
Или горечь за прежние дела, не доведенные до конца из-за давления сверху?
Запоздалое раскаяние: ведь он поругался тогда с отцом, за день до перелета, из которого родители не вернулись?
Он не заметил, как на поселок опустилась светлая северная ночь. Узкая прохладная ладошка коснулась его руки.
— Арсений! Ты что здесь ходишь? Пойдем в дом. А то я проснулась — тебя нет…
— Пойдем, — легко согласился он и не упустил возможности ее подколоть. — Вечно у вас так, то выгонят из дома, то зовут обратно…
— Я тебя выгоняла? — удивилась Ксюха.
— А кто же? Улеглась спать, шуметь нельзя, ходить нельзя, дышать тоже… вдруг разбужу? Ой, что будет!
— Да ты прав. Плохо будет — я страшна в гневе.
В доме было прохладно. Арсений прикрыл окно, оглянулся на девушку:
— Ты не замерзла? Лето летом, но, по-моему, тут случился локальный колотун.
— Есть немножко, — призналась Ксюха. — Камин погас, тогда я в плед завернулась и не чувствовала, что холодно. А сейчас — пробирает.
— Что ж ты молчала? Сейчас все будет. Давай я еще чаю поставлю. А ты — вот что, позвони Инке. Небось, извелась вся.
— Ой! Какая же я… Совсем забыла. Она бедная со вчерашнего дня не знает, что со мной. Глупая Ксюха! Глупая!
— Вчера я звонил, наврал с три короба, но она хоть успокоилась.
— Арсений, ты такой молодец! Спасибо!
— Ну, так уж сразу и молодец?
Он сходил за дровами, тяжеленным колуном кое-как настрогал щепок, вернулся в дом. Сложил пирамидку и разжег камин, краем уха прислушиваясь, как Ксюха заливается соловьем:
— …да, да, у меня настроение лучше всех! Именно. Кто приезжал? Следователь. Да знаю, он сейчас рядом сидит. А то ты его не видела? Ой, Инка, не спрашивай лучше, я тебе потом расскажу.
Арсений принес чайник, сахар и чашки, какие-то печенюшки, что нашлись на дальней полке продуктового шкафа. Кивнул Ксюхе на стол: налетай, мол.
— …все, мне надо идти, Арсений чаем поит. Да. И я тебя целую. Все, пока.
Девушка спрятала телефон в сумочку, присела к столу, всплеснула руками:
— Вот, в этом вся Инка.
— Что случилось?
— Спрашивает, красивый ты или нет?
Он рассмеялся.
— Так она же мне дверь открыла!
— Говорит: так перепугалась, что даже рассмотреть не успела.
— Ну, ты рассказала всю правду обо мне?
— Вот еще! Расскажу — она еще отбить тебя захочет.
— А что, уже надо отбивать?
Ксюха смутилась.
За чаем они почти не разговаривали. Зато потом, когда Ксюха предложила посидеть на крыльце, они болтали без умолку. Точнее — говорила она, Арсений все больше слушал. Он просто отдыхал, давно уже не приходилось просто так посидеть у камина, поболтать ни о чем. Не было времени, да и не с кем.
А теперь — есть.
Много ли надо для счастья? Маленького, локального счастья, когда наслаждаешься моментом, когда не хочется думать, что когда-то наступит завтра и все пойдет по-старому.
— Тебе не холодно, — спросил он. — Может, плед принести?
Ксюха хихикнула.
— И буду я закаляться, как сталь. Сначала замерзла — согрели камином и горячим чаем. Стало жарко — убежала на улицу. Потом снова холодно, надо пледом накрыть.
— Ну, как хочешь.
Она повернулась к Арсению, легонько коснулась губами щеки.
— Спасибо.
— За плед? Знаешь, если ты каждый раз меня так награждать будешь, я готов тебе каждые пять минут по пледу притаскивать.
— Нет, вообще за все. Я только когда к родителям приезжаю, нечто похожее испытываю. Как в сказке. Старый дом, камин, горячая чашка в руках, теплый плед. Знаешь, я там каждый вечер выходила считать звезды. Давай, попробуем.
— Давай. Только не увидим ничего — небо слишком светлое.
— Да ну! Вон смотри — одна.
— Это не звезда, это планета. Венера.
— А эта?
— Звезда. Арктур. Вон еще Полярная и Вега.
— Откуда ты их все знаешь?
— Все не знаю. Так, запомнил кое-что. В школе астрономией увлекался, даже настоящий телескоп с родителей стребовал.
— Значит, Арктур, Полярная, Вега. Уже три! А ты говоришь — не увидим. Смотри, вон там две. И там. И здесь еще.
Ксюха считала звезды с таким упоением, что Арсений даже почувствовал некий азарт и стал ей помогать. «Эх, почему я не умею вот так просто радоваться жизни! Девочку чуть не убили вчера, да еще несколько раз до этого, а она резвится, как котенок. Научиться бы».
Сам Арсений нет-нет, да и ловил себя на том, что чутко прислушивается к каждому шороху. И ни на одну секунду не давал себе забыть об успокаивающей тяжести пистолета в кармане.
— Знаешь, — вдруг сказала Ксюха, — мне с тобой так спокойно.
Арсений покосился на нее, но ничего не ответил. Она мечтательно смотрела на небо, прижавшись к крепкому плечу Арсения. Потом вдруг встрепенулась, огляделась по сторонам.
— Что-то случилось? — спросил он.
— Нет-нет, все нормально, — ответила Ксюха, улыбнувшись, и добавила шепотом, тихо-тихо, почти про себя, но Арсений все-таки услышал ее слова:
— Хочу ребенка. Мальчика. Такого смышленого непоседу. Чтобы бегал вокруг, задавал свои тысячи «почему»… Чтобы нам всем было на что надеяться.
