15
На работу он поехал рано. Какой смысл сидеть в пустой квартире? Поспать уже все равно не удастся, а болтаться просто так из комнаты в комнату…
Увольте.
Как ни странно, Глеб уже сидел на месте.
— О! Арсений Юльевич пожаловали! Что так рано?
— Скажи лучше, сам-то ты с чего приперся в такую рань?
— А у меня, может, рабочий энтузиазм! Спать не могу, все о деле думаю!!!
— Это ты кому-нибудь другому расскажешь, кто не каждый день тебя слушает, а мне — давай лучше правду. Выкладывай.
Арсений раскрыл портфель, достал тетрадь, кинул на стол. Сел, немного ослабил узел галстука.
Глеб немедленно воспользовался ситуацией:
— Ух ты! Что за талмуд? Тайный список североморской террористической группировки?
— Нет, вещдок по делу Круковского. Только ты мне зубы не заговаривай, давай, признавайся, что заставило тебя появиться в стенах родной прокуратуры в такое ранее время? Опять поссорился?
Напарник кивнул.
— Выгнала?
— А то! — радостно сказал он. — В пятый раз! Утром, слава богу, а не в три часа ночи, как в марте. Не пришлось в конторе ночевать.
— Да, она у тебя просто ангел. — Арсений и в самом деле поражался терпению Глебовой подруги, которая ссорилась с ним не чаще одного раза в полгода. Вряд ли, доведись ему самому родиться женщиной, он был бы столь терпелив.
— Факт, — важно согласился напарник. — Жаль, крыльев нету. Впрочем, у нас они все бескрылые, только трубным гласом и смахивают на истинных небожителей. Вот недавно как раз один звонил, тебя хотел.
— Кто такой?
— Старший прокурор, советник юстиции первого ранга Генрих Львович Каневский.
Арсений поморщился:
— Ты вообще бываешь серьезен хоть иногда?
— Нет, а зачем?
— Беда мне с тобой. Что хотел биг босс?
— Потрепаться по душам, наверное. Пусть, говорит, Арсений Юльевич мне перезвонит, как придет.
— Ну, раз начальство просит… Кстати, не переживай, ты тоже без дела не останешься. Нику вчера нашел?
— Точно по твоим данным — нет.
— Тогда слушай дополнительные сведения.
Глеб немедленно принялся напевать:
— Но разведка доложила точно…
— Пиши лучше. Ника работает в Комитете по исполнению наказаний, отдел распределения. Давай, слетай туда, пробей данные по базе. В столице у КИНа только приемное и архив, скорее всего она там и сидит. Если там не будет — посмотри по региональным отделениям. Понял?
— Не боись, найдем твою Нику. Никуда она не денется, — напарник вылез из-за стола, но к двери не пошел, а остановился посреди комнаты.
— Кстати, слышал последний анекдот про североморцев?
— Гле-еб!
— Спокойно, шеф. Я отниму всего лишь пять секунд твоего драгоценного времени. Сидят, значит, два североморца на берегу, ловят рыбу. Вдруг один подсекает и вытаскивает на берег офигительную русалку. Грудь — во! — он выразительно очертил некие аппетитные округлости на уровне собственных плеч. — Попа — во! Волосы до земли, лицо — не оторваться! Североморец подумал-подумал, да и выкинул ее обратно в море. Через полчаса второй рыбак поворачивается к нему и спрашивает: «По-очему?» Еще через полчаса первый отвечает: «А-а ка-ак?» Понял, нет?
— Иди уж, горе мое. Мне сейчас начальству звонить, а ты здесь анекдоты травишь. Представь, что он о нас подумает, если, не дай бог, услышит.
— Подумает, что даже заваленные тяжелой работой, мы находим минутку для радости и смеха.
Арсений отвечать не стал, снял трубку и набрал номер Каина.
— Доброе утро, Генрих Львович, это Догай.
Каневский немедленно затребовал информацию по балтийской перестрелке. Официально дело все еще продолжало так именоваться, хотя сам для себя Арсений называл его «убийством Круковского».
— …связь между ними почти доказана, есть свидетельские показания, так что можно объединить расследование по факту гибели Богдана Круковского, Арины Редеко и Лина Шаллека и выделить в отдельное производство.
— Ты еще говорил, там следователь погиб? Значит, четыре дела?
— С ним пока ничего не ясно. Мне кажется, сначала нужно выйти на исполнителей, а через них — на заказчиков тройного убийства. Тогда вскроются все неясные моменты.
— Арсений! Скажи, часто ли тебе доводилось слышать о раскрытом заказном убийстве?
— Нечасто. Но все три жертвы погибли по-разному. Кто-то очень постарался, чтобы их смерть выглядела, как несчастный случай. Значит, работал умелый профессионал. Найти его будет несложно, если я смогу связать все три убийства…
— Четыре, а не три, — сказал с порога растерянный Глеб. Арсений отмахнулся от напарника, продолжал слушать, что говорит старший прокурор Каневский.
— …я тебе давал сроку до четвертого июля. И что? Июнь закончился, а результатов все нет. Ты топчешься вокруг да около, вытаскиваешь из давно закрытых дел новые трупы, в общем, создаешь только видимость деятельности. Истинное же расследование стоит на месте.
— Извините, Генрих Львович, но кто же мог предположить, что дело так развернется. Одна ниточка потянула за собой другую, потом третью и получилась целая цепочка.
— Знаю я твои цепочки! А потом мне опять будут звонить от Генерального и спрашивать: почему я до сих пор не закрыл ясное, как морозное утро, дело и кто разрешил эксгумацию трупа.
Каин сегодня явно был не в духе. То ли премии лишили, то ли кто-то из подчиненных прибылью не поделился. Арсений решил не спорить, лишь подбросил начальнику сладенькую мыслишку:
— Зато если мне удастся раскрутить дело до конца, мы разом запишем на свою группу, а значит — и на весь ваш отдел, три раскрытых убийства.
Старший прокурор еще сомневался, но, как всегда, принял решение его лично ни к чему не обязывающее:
— Хорошо, пусть так. Еще неделя сроку, не больше. Под твою ответственность. И постарайся без этих твоих эксцессов. Трупы раскапывать на этот раз не будем.
«Сколько мне еще будут поминать то дело?! До пенсии, что ли?»
Арсений положил трубку, и только теперь заметил Глеба, который так и стоял в дверях с выражением крайней растерянности на лице. Он не балагурил, не рассказывал анекдоты про североморцев, он вообще молчал. Вот что странно — он молчал.
— Что у тебя?
— Четыре, а не три, — снова повторил Глеб.
— Что — четыре?
— Четыре убийства. Если это, конечно убийства. Ника Жругарь тоже погибла, около месяца назад.
В первое мгновение Арсений даже не поверил:
— Опять твои подколки?! — но почти сразу понял, что такими вещами напарник шутить бы не стал. — Прости. Слишком неожиданно. Как это случилось?
— Был пожар в здании Комитета исполнения наказаний, совсем небольшой, его удалось быстро потушить, но Ника и ее молодая помощница к тому времени уже задохнулись в дыму.
— Там же пожарная сигнализация! Почему они не выбежали на улицу? Сирену нельзя не услышать, она и мертвого поднимет!
— Непонятно. Брандмейстеры в своей лаборатории еще копаются, окончательного заключения не дали пока. Но по предварительной версии — сигнализация могла не сработать из-за перепадов влажности, у них там весной крыша протекла…
Арсений вспомнил запись в дневнике Круковского: «…смерть Носителя чаще всего выглядит как несчастный случай. За гибель таких, как мы, несет ответственность не какая-то реальная группа людей или даже организация — нет, как это не тяжело признать, такова просто спонтанная реакция человечества».
«Может, он был прав?»
— А это точно она?
— Другой нет. В КИНе только одна Ника.
«Слава богу, Марк ничего не знает, — подумал следователь. — А то бы окончательно расклеился. Погиб последний Носитель, никакой надежды… Стоп!!!»
— Постой, постой… — Арсений достал блокнот, принялся по старой привычке чертить кружочки и стрелочки. Глеб пристроился рядом.
— Ты сказал, Ника погибла вместе с напарницей?
— Да. Там же бумаг выше головы, все сразу же задымилось, ничего не видно. Пока искали выход, задохнулись в дыму.
— А кто-нибудь еще в здании был?
— Нет, пожар случился вечером. Все уже ушли. А Жругарь с помощницей остались только потому, что на следующий день им нужно было какую-то документацию сдавать. Хотели поработать без помех. Вот и поработали…
— Так… — Арсений нарисовал четыре кружка, написал в них: «Редеко», «Шаллек», «Круковский» и «Жругарь». От последнего нарисовал стрелочку и перечеркнул ее.
— Пикассо! — восхитился Глеб.
Нет, не мог он себе позволить расстраиваться больше одной минуты. Такой уж он был человек, легкий, ненапряжный, спокойный. Что ему чужие проблемы и переживания — только лишний повод пошутить.
На Носителя не потянул бы.
«Так, идем дальше… Алину сбила машина посреди пустынной улицы. Ей тоже некому было передать свой дар, как считает Марк. Понятно, что тем, кто был внутри машины (кем бы они ни были) звание Носителя Совести никак не подходило».
Арсений перечеркнул стрелочку, идущую из кружка «Редеко».
«Шаллек умер — вполне возможно с чьей-то помощью — на даче, в одиночестве. Даже зная о своей гибели заранее, вряд ли он успел передать свой дар. Кому? Не вечно же пьяному соседу? Как его там? Дядя Корней?»
Но если верить Сивуру, как только погибнет последний Носитель, начнется крах, распад и окончательное падение нравов. Понятно, что жизнь и так не сахар, но коллекционер солдатиков рисовал во время беседы картины просто жуткие. Конечно, все произойдет не сразу, через какое-то время, но…
Со дня перестрелки в Балтийске прошло уже почти две недели. Наверное, что-то уже должно было начаться.
Правда, все это верно только в том случае, если считать точку зрения Марка единственно верной, а его самого — не полусумасшедшим параноиком, а вполне адекватным человеком.
Но можно и не считать.
Если, конечно, удастся закрыть глаза, а еще лучше — как-нибудь иначе объяснить странную цепочку смертей и не самые приятные совпадения, которые выясняются сплошь и рядом.
Крест украсил и третью стрелочку, ту, что шла от «Шаллека», потом Арсений обвел фамилию Круковского еще одним кружком и жирно подчеркнул.
«Получается, что никто из погибших Носителей в принципе не имел шанса передать свой дар перед смертью. Кроме Богдана Владиленовича».
Он погиб в людном дворе, к нему часто ходили гости, студенты, бывшие сослуживцы.
— Ну-ка, посмотрим, — сказал Арсений и пролистнул назад несколько страниц блокнота.
А! Вот она, эта картинка. Схема, которую он набросал больше недели назад: от кружочка «Круковский», в разные стороны тянулись стрелочки: «свидетель перестрелки», «Движение пенсионеров», «Лин Шаллек», «студенты», «Алина». Все они, кроме двух последних были перечеркнуты.
Арсений заштриховал стрелочку «Алина» и позвонил Веберу. Тот уже должен быть на месте.
— Роман? Доброе утро, Арсений Догай беспокоит. Что у вас там стряслось?
Он представил себе, как грубая, словно вырубленная из скальной породы фигура старшего лейтенанта позой и всеми органами чувств демонстрирует недовольство. Мол, звонят тут всякие, работать мешают.
— Здравствуйте, Арсений Юльевич. Вчера участковый, обходя квартиры в доме тридцать два по проспекту Независимости, обнаружил, что с дверей опечатанной квартиры номер семьдесят шесть сорваны пломбы, а дверь приоткрыта. Повреждений на замке он не заметил. Участковый вызвал мою группу. Мы осмотрели квартиру — следов обыска не замечено, на первый взгляд ничего не пропало, все сколько-нибудь дорогие вещи: телевизор, компьютер — на месте.
— Что же там могли искать, как вы думаете?
— Да ничего! Просто мальчишки баловались.
— Вы так думаете? И часто у вас мальчишки залезают в опечатанные квартиры?
— Бывает иногда. Район неспокойный.
— У нас тоже такое бывает. Только потом выясняется, что лезли они по чьей-то просьбе и за неплохое вознаграждение вдобавок. Если взрослого в опечатанной квартире возьмут — это статья, а подросток может и легким испугом отделаться. Скажите, вы не заметили рассыпанных по полу бумаг, открытых ящиков, может, записи какие-нибудь лежали на самом видном месте…
— Я не первый год выезжаю на происшествия, — напряженным голосом сказал Вебер. Слова Арсения задели его за живое. — И знаю — что, как и где нужно искать!
— Просите, Роман, я совершенно не хотел ставить под сомнение вашу компетенцию. Что вы! Просто вы могли не обратить внимания, потому что смотрели: не пропало ли что-нибудь более серьезное. Не обижайтесь. Вспомните, не попадалось ли вам на глаза что-нибудь необычное?
— Что там необычного? Квартира, как квартира. Холостяцкая, неухоженная, книги кругом. Ну, разве что на кухне, на обеденном столе обнаружились две чашки с остатками чая, конфеты в вазочке, печенье… Чашки помыть не успели, поэтому я думаю: он вышел из дома буквально на секунду, пошел, например, провожать кого-нибудь, рассчитывал вот-вот вернуться. А оно вот как все повернулось.
— А! Это очень интересно. Значит, Богдан Владиленович перед тем как выйти на улицу с кем-то встречался. Жаль, мы не смогли раньше получить ордер на обыск квартиры. Ну, как говорится, не было счастья, да несчастье помогло…
Арсений специально играл бессердечного, недалекого следователя, этакую карикатуру на злого прокурорского работника. Таких не любят местные опера, стараются побыстрее выполнить для них всю работу и предоставить данные в самом лучшем виде, что называется, на блюдечке с голубой каемочкой. Лишь бы отвязался.
— Вот какая у меня к вам будет просьба, Роман. Пошлите, пожалуйста, своих людей, пусть еще раз опросят жильцов тридцать второго дома. Основной упор сделайте на собачников, бегунов трусцой, старушек на лавочке, в общем, всех, кто мог что-нибудь видеть в день убийства. Спросите их, не приходил ли к Круковскому посетитель. Если был — пусть опишут внешность, хотя бы приблизительно.
— Это просьба или приказ? — мрачно спросил Вебер.
— Конечно приказ. Вы считает его неправильным?
— Нет, почему же. Правильным, только несколько запоздалым. Сейчас, почти через две недели после убийства, никто ничего не вспомнит.
— Ну, вы все-таки попробуйте. Мало ли что. Договорились?
— Так точно. Один из свидетелей заявил, если помните, что к Круковскому приходила женщина по имени Алина. Может, стоит ее допросить?
Арсению стоило огромных усилий не расхохотаться. «Если помните» — надо же! Доблестный балтийский старлей считает столичного коллегу совсем уж откровенным идиотом. Ну, вот и славненько. Значит пошлет своих людей пахать по полной программе. Чтобы тупой следак из Центральной не заставил переделывать все еще раз.
— С Алиной мы уже поговорили. В тот день она у Круковского не появлялась.
«Вот уж точно! К тому времени она уже несколько месяцев лежала на кладбище».
Вебер молчал.
— Когда можно ожидать результатов? — спросил Арсений.
— Послезавтра.
— Хорошо, жду от вас новостей, до свидания.
Он повесил трубку и улыбнулся.
— Что это ты затеял? — спросил Глеб.
— Хочу еще разок перетряхнуть окружение Круковского. Может, кто чего видел или слышал. Старлей наш говорит, что перед смертью он принимал у себя гостя… ну, или гостью. Очень мне с ним побеседовать хочется.
— Так — «с ним» или «с ней»?
— Не знаю. Когда найдем — скажу.
«Этого гостя следует найти во что бы то ни стало, если, конечно, это вообще возможно».
Арсений заметил, что в последние дни у него все мысли о деле Круковского начинаются с «если». «Это хорошо. Значит, уровень паранойи еще не зашкалил за все мыслимые пределы, и слова коллекционера воспринимаются именно как версия, а не истина в последней инстанции.
И все равно, если верить Сивуру, то новоиспеченному Носителю угрожает неведомая опасность.
Надо его (или все-таки ее?), по меньшей мере, предупредить.
Может, пресловутые Носители Антисовести уже начали на него охоту. Или аморфная субстанция человеческого социума вот-вот переварит новичка.
Тьфу! Вот ведь засела в голове терминология! Не избавишься теперь».
* * *
Когда Глеб ушел на обед, Арсений раскрыл дневник Носителей — как он стал теперь называть коричневую тетрадь, подученную от Марка, — и углубился в чтение.
На следующих пяти страницах Круковский приводил легенду о Первородном Носителе:
Да, наши друзья из Империи подтверждают возможность существования такого человека. Якобы он родился в Североморье, еще до Оккупации, потом, спасаясь от войны, уехал куда-то на юг. Вернулся он обратно или нет — никто не знает. Никаких фактов, подтверждающих или опровергающих эту историю не обнаружено. Попытки найти его предпринимались неоднократно. И в Ойкумене, и в Империи Первородного Носителя искали по всем архивам и базам данных, правда, очень осторожно, чтобы не раскрыть себя. Поиски результатов не дали.
На Западе пытались просчитать его присутствие, даже арендовали на время вычислительный центр. Через подставных лиц, конечно. Исследователи здраво рассудили, что вокруг Первородного Носителя достаточно быстро образуется круг Учеников — людей, которым он смог доверить свой дар. А значит, в какой-то стране или области резко поменяется моральный климат, люди станут честнее, добрее, отзывчивей.
К сожалению, расчеты не смогли со сколько-нибудь приемлемой вероятностью указать месторасположения Первородного Носителя. Удалось высчитать несколько мест, но ни к каким реальным результатам это не привело. Например, компьютерный анализ показал, что в Североморье, в 1989 году с вероятностью процентов в 20 Первородный Носитель мог существовать. Действительно, в то время, перед самым распадом, в стране резко усилились правозащитные организации, моральный климат страны был на высоком уровне. Не знаю, по чьей вине — таинственного ли Первородного Носителя, который на короткое время вернулся в страну, или за счет восторженных политических настроений, царивших тогда в обществе.
Лично я считаю все эти истории выдумкой, химерой, за которой гоняются наши западные друзья.
Шаллек приписал на полях:
Не знаю, Богдан. Вполне возможно, что он когда-то был. Но по тому бардаку, который творится в стране можно совершенно четко сказать: сейчас никакого Первородного Носителя в Североморье нет!
По-моему, среди наших только Алина продолжает в него верить. Мне никак не удается ее разубедить. Ну, а про ее матримониальные планы ты наслышан, я думаю.
Чуть ниже высказалась и Алина. Красивый почерк сломался, буквы кренились во все стороны. Коряво построенные фразы заставляли спотыкаться при чтении. Редеко явно писала в большом волнении:
Богдан, я опять с тобой не согласна! Мы же считали — каждый из нас получил дар не позже десяти-пятнадцати лет назад. Правильно? Кто нам его дал, как не он? Лин тогда жил в Империи, но все остальные — ты, я, Ника и Марк из Североморья надолго не уезжали. Так кто же тогда сделал нас Носителями?
И еще. Все мы прекрасно знаем легенду. В том письме, что ты читал на прошлый Новый год, все изложено четко — Первородный Носитель получил свой дар с рождения и потому зовется именно так. Он родился и вырос в семье обычных Носителей, как плод их брака.
Тогда вы не послушали меня, а я считаю, что была права. Здесь, на страницах твоего дневника я снова предлагаю: нам самим надо вырастить его. Иначе наша борьба, наше противостояние злу мира окажется бесполезной. Я читала твои записи, Богдан, где сказано, что мы ведем бесконечную войну без всякой надежды на победу. Есть такая надежда! Вот она — Первородный Носитель! С ним мы будем сильны, как никогда и сможем противостоять любым опасностям. Он наделит даром еще многие десятки, а может и сотни честных, добрых и благородных людей, и в нашей стране снова можно будет нормально жить. Неужели вы этого не хотите! Богдан, ты всегда меня понимал и всегда шел мне навстречу. Почему же ты сейчас против? Да, я могу повторить это здесь, если вы не слышите моих слов, я люблю Лина и хочу от него ребенка. Вы, мужчины, конечно же, сразу начнете напоминать про мой возраст, но позвольте мне все-таки самой решать, что мне делать. Я хочу этого не только для себя, но и для всех нас.
Богдан ответил:
Алина, дорогая, мы уже много раз все это обсуждали. Ты уже не девочка, и рожать ребенка в таком возрасте просто опасно. Я не могу подвергать твою жизнь такому риску. Пойми меня правильно и не обижайся. Лин согласен со мной полностью, если ты не веришь мне, поверь хотя бы любимому человеку. Никто из нас не может утверждать, что Первородный Носитель — нечто большее, чем просто красивая легенда. Точных фактов нет, доказательств нет. Рисковать одной из нас ради ничем не подтвержденной легенды ни я, ни Лин, да и никто из нас тебе не разрешит. Даже если бы я на сто процентов был уверен, что ваш с Лином ребенок станет тем оружием в нашей борьбе, о котором ты говоришь, я бы все равно десять раз подумал… Извини.
Поэт снова прокомментировал слова Круковского. Ломанная строчка ползла по полям вверх:
Он прав, Алина. Я не хочу тебя терять.
Арсений вспомнил слова Сивура: «Алина, наслушавшись всех этих идей, считала, что от их с Лином любви может получиться такой же».
Он спрятал тетрадь обратно в портфель.
Может и вправду стоит поискать этого Первородного Носителя? Никто из прежних исследователей не обладал мощностями Минбеза, огромными базами данных, доставшимися в наследство от Имперской Службы Контроля.
Опять же Глеб даст сто очков вперед любому компьютеру.
Главное — правильно сформулировать задачу. Не скажешь же: а ну-ка поищи мне следы человека, который лет десять-пятнадцать назад раздавал всем дар Носителей Совести?
