Часть II. ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР

Глава 4
НАВЕДЕНИЕ МОСТОВ

1. Вольному – воля

День прошёл обыденно и без эксцессов, если не считать, что в подвальном зале, куда Вадим наведался раньше обычного («вольная» – ура!), двое здоровенных юнцов повздорили из-за места у Билдера – ну полная дичь. Сначала просто качали права басистыми голосами, затем в ход пошли аргументы повесомей. Пока набежали жрецы, один успел сломать второму зуб, при этом и себе до крови рассадив кулак. В прежние времена за подобное в два счёта выперли бы из секты, но сейчас жрецы постарались притушить скандал, будто опасались чего-то. Через пяток минут драчуны благодушно хлопали друг друга по потным плечам и укоряли в избыточном выпендреже. Что называется, «маразм крепчал»: уже и билдеры звереют. Правда, пока это коснулось больше молодняка, набивавшегося в зал как раз в такие часы. Вот уж кого не стоило отягощать боевыми навыками!

Оставив подвал, Вадим долго пробирался запущенными кварталами, старательно избегая блюстителей, ибо сейчас на их придирки трудно было бы возразить. Тем более, служебное время ещё не кончилось, а выряжен Вадим был слишком нейтрально, в старые обноски. Сразу и не поймёшь, куда отнести: к спецам, к трудягам или вовсе к чужакам. Вообще же таких ходоков, «на чужую сторону», блюстители чуяли за версту и ненавидели всем нутром. Псиная порода – воистину!..

На территорию старого порта Вадим вступил, будто в иностранный город, в котором не бывал ещё ни разу. Причём это был не экзотический, шумливый Восток, славный разве что своим прошлым (и хотя бы частью доступный при Советах), а «цивилизованный» Запад, опрятный и сдержанный. Здесь даже люди казались иными. Никто не вязался к Вадиму и впрямую на него не пялился, хотя затылком он чувствовал оценивающие взгляды. Как будто местные обитатели уже прикидывали, насколько он опасен и стоит ли затевать с ним свару (рядовые крутарики) или вербовать в свою команду (вожаки и мелкотравчатые вожди) или нанимать в гарды (те же вожди и торгаши побогаче). Как и в Крепости, сословные различия проявлялись тут отчётливо, и нетрудно было отличить нормальных частников, щуплых шустряков сродни Тиму либо упитанных увальней с чрезмерно приветливыми лицами, от решительных, атлетичных крутарей, давно не наблюдаемых Вадимом иначе как в колёсниках. Оказывается, вне Крепости они не брезговали разгуливать пешком, освоив особенную крутарскую походку, слегка расхлябанную и небрежную. А с торгашами и обслугой научились обходиться со снисходительной самурайской корректностью, выработанной, наверное, за годы общения друг с другом. Иначе мало бы кто из них выжил – при такой повышенной ранимости.

Неторопливо Вадим фланировал по причалам и вокзалам порта, приглядываясь к жизни параллельного мира, суммируя увиденное с тем, что уже знал раньше, – и по-прежнему никто ему не препятствовал. Если тут не радовались новичкам, то, по крайней мере, их сюда пускали. Конечно, это был опасный мир – зато открытый. И очень, очень занятный.

Начать с того, что здесь сохранились и даже умножились витрины, а разнообразие выставленных на них товаров озадачивало, если учесть обособленность губернии. Как-то, ещё задолго до Отделения, Вадим угодил с экскурсией на ВДНХ и обнаружил там столько нового, ни разу не виданного в магазинах, что ощутил себя словно в музее. А фирменные каталоги разглядывались тогда, точно альбомы шедевров. Самое смешное, что такая ситуация даже не казалась абсурдной – настолько с ней свыклись. Сейчас, по крайней мере, Главы не дразнили народ недоступными «достижениями». Зато с этим вполне справлялся «параллельный мир», вдруг ставший очень близким, несмотря на ограды.

Поражало число тренаж-залов: формирующих, растягивающих, натаскивающих (а ещё: массаж-салонов, соляриев, бассейнов), – при том, что крутарская элита, от вожаков и выше, наверняка тренировалась на собственных базах. Но остальным проще было нагружаться здесь, без отрыва от паствы. Наверняка на этом кормилось немало частников, и попробовали бы крутари не платить!.. Может, и Вадиму стоило открыть собственную школу? Тем более, конкурировать в таких делах с ним мало кто мог. Вот только сумеет ли он управляться с учениками, как с Юлей? И не промахнётся ли с клиентурой?

«Пся крэв! – оживился Вадим. – А почему не набрать женскую группу – мало ли подружек у тех же крутарей? По крайней мере, это уравняет шансы: у девочек-то куда меньше сил и упорства. Одна лишь красота – влекущая, уязвимая… ну ещё чванство не по годам и уму. Впрочем, умники как раз не спешат объявить быдлом тех, кто не отягощён барахлом или слугами. У нас другая система ценностей, да… («Непостоянная у нас любовь!») Тогда почему это меня заботит? Стану объяснять каждой, что не в богатстве, мол, счастье и не во власти, начну «бросать жемчуг»? Господи, зачем! Это её проблемы и её головная боль, а моя – уберечь кисок от агрессии. Вдобавок смогу угодить в такой цветник… насытив свой эстетизм даже без злоупотреблений, на одних лишь взглядах и неизбежных касаниях. И не придётся таскаться за этим к Алисе и бередить без смысла Юлю. Чем не замена сексу? Вах, у каждого свои проблемы!..»

Наудачу Вадим ткнулся в ближайшую лавчонку, изобретательно втиснутую в подъездный вестибюль. Конечно, и внутри обилие ассортимента не шло в сравнение с убогими кормушечными наборами. Продавалось здесь всё, от лекарств до белья, а в глубине помещения Вадима умилил аккуратный стеллажик с книгами и антиквариатом. В углу даже устроили мини-буфет с единственным столиком. (Если и вправду «свобода – возможность выбора», то здесь её больше на порядок.) Однако покупателей не было ни одного, и сам торгаш куда-то запропастился. Наверное, скучал во внутренней комнатке, оборудованной под склад. Его счастье, что сюда не заглядывают крепостные: они живо подобрали бы, что плохо лежит. А плохо лежит то, за чем не смотрят каждую секунду или что не приковано надёжной цепочкой, – «по-моему, так».

– Ау, хозяин! – позвал Вадим. – «Как поживает ваш скот?» В смысле, как торгуется-то?

«И за сколько губернию продали?» – добавил он мысленно, когда разглядел появившегося в дверях торгаша – явно не старожила. Им оказался сухощавый горбоносый мужчина в очках и при эспаньолке, смахивавший на киношного меньшевика. Без суеты он выбрался из-за прилавка, с пристрастием оглядел Вадима. Не торопя события, тот ждал, давая частнику составить впечатление – словно принюхивающемуся псу. Сейчас Вадим никого из себя не строил, а потому опасений не внушал, несмотря на габариты. У торгаша было задумчивое, интеллигентское лицо, а такие обычно проникались к Вадиму если не доверием, то симпатией. К тому же он явно происходил из спецов, с которыми всегда найдутся общие темы. Правда, по нынешней одёжке Вадима лучше было не встречать: вахлак вахлаком – не то беглый коммунар, не то маргинал.

– Так себе, – наконец откликнулся торгаш. – С каждым годом хуже.

– Не впрок, значит, кровь младенцев и страдания безответных старушек? – поддел Вадим. – Небось и на подневольном труде наживаетесь? Стонет рабочий люд под гнётом-то?

– Ага, – хмыкнул хозяин. – Знал бы я, как трудно эксплуатировать наших трудящихся, и связываться бы не стал. Кто мне скажет, где сохранились они: честные, работящие, умелые, – разве только в легендах!..

– Что значит другой угол зрения! – заметил Вадим. – Давно ли сами ходили в наёмниках?

– Потому знаю: главное достижение семидесятилетия в этой стране – людей отучили работать. Действительно, воспитали «нового человека»! Какие интересные породы образовались, вы заметили? Для одних оскорбительны любые попытки заставить их работать. Другие в принципе не способны трудиться качественно: халтурят, как живут. Третьи – ловкачи, почитающие за доблесть обобрать или обжулить нанимателя… будто они диверсанты, засланные сюда Крепостью.

– По-моему, это обычное жлобство, – вставил Вадим. – То, что отличает лакеев от настоящих слуг, воспетых классикой.

– Четвёртые – запойные. Только накопят деньжат, тут же испаряются на неделю-другую-третью, пока не просадят вчистую.

– В Крепости их поили лишь по вечерам, а тут сорвались с цепи, – пояснил Вадим. – Издержки изобилия.

– Есть и вовсе странные: вроде способные, порядочные, знающие, – но не будешь стоять над душой, с места не сдвинется. Не нужно ему ничего, понимаете? «Лежачий камень», и только!

– Беда наших интеллигентов, – согласился «благодарный слушатель». – Их столько лет насиловали либо вели за ручку, что многие разучились заставлять себя сами.

– Насколько понимаю, – проницательно заметил хозяин, уже оценив Вадимовы лохмотья, – покупать вы ничего не собираетесь?

– Отчего ж, – приосанясь, Вадим выудил «из широких штанин» монету. – У меня и денежка есть, видите? – Он ухмыльнулся: – На чай-то хватит?

– На самовар, – хмыкнул начитанный торгаш. – Я серьёзно – она же с платиной! Хотите, разменяю? А чаем напою за красивые глаза.

– Тогда сохраню как сувенир. Третьего дня нашёл, в Крепостной роще, – похвастался Вадим. – У вас небось платиной не разбрасываются?

– Уж наслышаны про вашу роскошь! – хмыкнул хозяин и отправился готовить угощение: видно, заскучал в одиночестве, а за приятное общество тоже положено платить – рынок! «Пошла муха на базар…»

Чтобы не оказаться в нахлебниках, Вадим снял со стены старенькое банджо, невесть какими путями сюда угодившее, и стал тихонько на нём наяривать, в подборе мелодий руководствуясь реакцией единственного слушателя. К тому же вкусы их не слишком разнились, как и возраст: зрелым мужикам не повредит немножко ретро – эдакий гибрид классического джаза и битлов, с вкраплениями Ободзинского, Мондрус, даже Бернеса. Такой репертуар быстро хозяина растопил. Через немного минут Вадим уже знал, что зовут его Эмиль, что у него имеется любимая жена и почти взрослая дочь, что жизнью он, в общем, доволен, насколько это мыслимо сейчас, и что «не в корысти бог, но в правде». К тому же торгаш оказался не лишён творческой жилки и к основному делу относился без лишнего азарта. Ему больше нравился процесс, чем результат – если таковым полагать выгоду. А к большим деньгам он не стремился, потому как по нынешним порядкам это лишняя головная боль. Тут как с колёсником: хороший уведут, а плохой сам замучит. Крутари, конечно, покрывают, но до известных пределов. Слишком много ещё уцелело шакалов, не изведённых крупными волчинами. И бродячих крутарей, не прибившихся к стаям, тоже хватает. Кто предскажет, что может взбрести в их буйные головы в следующий час? Да и волчины бывают разные, а трения меж ними не улеглись. А ну как опять затеют передел!..

Разместившись за столиком, Эмиль длинными руками доставал с прилавка симпатичные чашки, плошки с конфетами и печеньем и очень умело, даже изысканно сервировал столик – в общем, из ерунды. В здешней тесноте тоже были свои плюсы, как на кухоньке Вадима, и заняла вся подготовка считанные секунды.

– Видите ли, Вадим, – уже с задушевностью говорил Эмиль, прихлёбывая чаёк, – из дураков всегда хуже тот, кто не отделяет себя от умных. И так же не бывает истинных мастеров, не способных оценить работу коллеги. Если не можешь отличить конфетку от дерьма, какой же ты умелец? Я не говорю, что люблю конкурентов, но с ними интересней.

– Как говаривали раньше: «не можешь избежать насилия – расслабься и лови кайф», – заметил Вадим. – Это не из той же оперы?

– Конечно, грызня идёт знатная: каждому нужно место под солнцем! Однако постепенно она входит в рамки, устаканиваются некие правила, понимаете? Кто не соблюдает их, того выживают, уже почти выжили. Даже среди крутарей это заметно.

– Правда? – удивился Вадим. – А со стороны они смотрятся всё грознее. Вооружаются на глазах: латы, клинки, огнестрелы, – прямо гонки устроили, словно ядерные державы. Может, с вашей «колокольни» не всё видно?

– Ну, если дело доходит до войны, тут держись! – закивал торгаш. – А какие разборки устраивались лет пять-шесть тому – это ж песня, куда там Чикаго времён депрессии! С улиц не успевали убирать трупы, а пули вокруг чирикали, точно воробьи. Однако сейчас, слава господу, как-то утряслось: худо-бедно разделили сферы и на чужое по-крупному ртов не разевают. Лишней крови не хочется никому, во всяком случае из князей – а там всплыли не самые глупые. Конечно, втихаря подгребают под себя, кто сколько сможет, и встречный полив идёт по многим кабелям, якобы самостийным. У иных холопов и теперь чубы трещат, поскольку не все ушли от уголовщины. Некоторые до сих пор норовят прирезать скотинку, а не стричь излишки, растягивая на годы, – если покажется слишком жирной. Однако на поверхности «всё путём» – нормальное сосуществование, не исключающее подспудной борьбы, как и положено меж цивилизованными державами. И каждая рекламирует себя, точно невеста на выданье. Какие доводы только не пускают в ход: от выгоды до родства – национального или конфессионального. «Нашизм» расцветает махровым цветом!..

Насколько Вадим слышал, одна из влиятельных крутарских стай собралась именно по этническому признаку, причём тамошние вожаки мнили себя большими праведниками и пытались сгрести под своё крыло всех здешних единоверцев и соплеменников, странным образом мешая одних с другими. Кажется, этот принцип очень не нравился и Эмилю.

– И что мне в их праведности? – вопрошал он. – Надоели эти разборки: кто тут богоизбранная нация, а кто нет, – провались всё к аллаху! Еврейский нацизм ничуть не лучше другого, как и чёрные расисты недалеко ушли от ку-клукс-клановцев. Когда начинают диктовать, какому богу молиться и за кого выдавать дочь… Какая мне разница, кому платить, – лишь бы меньше! А сейчас уж и блюсты подкатывают – вот кого нам не надо. Как бы не полетело шаткое равновесие к пророкам!.. И вправду, что-то меняется последнее время. Новую волну, что ли, катят – только вот кто, откуда? Не дай бог, опять раскочегарят войну! Мало было прошлых…

Конечно, говорил не только Эмиль. Как и положено в свободной зоне, обмен шёл на равных: Вадим без сожаления делился сведениями о Крепости (взгляд изнутри), скопом выдавал все известные управительские «секреты» (слышал бы его режимник!), сыпал новостями, прогнозами, даже подозрениями; а взамен получал, чего не знал сам, – однако точно отмеренными порциями, баш на баш. Эмиль не был хапугой, скорее радушным хозяином, и угощал Вадима без ограничений – но только сластями и напитками. Информация же считалась товаром, а тут расточительство недопустимо. Впрочем, Вадим не был в претензии, разжившись немалым.

– Сами посудите, – доверительно говорил Эмиль. – Крутарей содержим мы (заслуженно или нет – другой вопрос), а вот кто, по-вашему, платит нам? Нельзя же всё выстроить на торговле да услугах – нужен базис!..

– Как у Маркса, что ли?

– Так получилось, что городские фирмы, вкупе с выпестованными гуртами, отошли Крепости. Я тут не виноват – меня не спросили! Как они ещё живут, я поражаюсь… Конечно, в этом городе не успели наплодить монстров, как в больших столицах, которым волокли всё и отовсюду, словно какому-нибудь Минотавру. Но и ваши не протянули б под колпаком долго, если бы не было отдушин. Каких, спросите вы? Понятия не имею! Я немножко смыслю в контрабанде – так этих каналов я не знаю. И никто не знает, даже сведениями о них не торгуют – это здесь, где продаётся всё! Значит, их просто нет, понимаете? – Торгаш зловеще похмыкал: – А с каким подъёмом трудятся крепостные, какими сплочёнными стадами следуют за «старшими братьями» и «отцами», как жертвуют последним для общего блага, на какие подвиги решаются ради Семьи, какими темпами растёт производство – всё это я знаю, можете не рассказывать. При лучшем раскладе ваши заводики да кабэшки поагонизировали бы годик-другой и благополучно испустили дух. Ан нет: дышат, шевелятся, даже чего-то выдают на-гора! Может, за Бугром у Глав блат и полное понимание?

– Тогда к чему такая изоляция? Если даже музыку не пропускают извне…

– Кстати, – вдруг сказал хозяин. – А почему вам не спеть? Вы же умеете – меня не проведёшь!

– «Охриплый голос мой приличен песне», – с ухмылкой процитировал Вадим. – По-моему, в вас рождается большой замысел.

– Понимаете, сударь мой, я вовсе не ханжа, однако не хочу затевать предприятий, в какие не смогу допустить дочь: все эти стриптиз-трактиры, гейш-клубы, массаж-салоны!.. Но от хороших мелодий и вправду «легко на сердце» – так почему этим не торговать? Менестрель и вышибала в едином лице – согласен на двойную оплату.

– И музыкант, – добавил Вадим. – И оформитель. А проповедник вам не нужен?

– Всё можно обговорить, – улыбнулся Эмиль, уже готовый перейти на деловые рельсы. – Репертуар, условия, гонорар… Нет? Жаль.

– Дарю идею, – сказал Вадим. – Развесить по стенам Крепостные воззвания, плакаты, лозунги – от посетителей отбоя не будет. Одни придут, чтобы оплакать потери, другие – чтобы ещё раз возликовать, поглазев с безопасного удаления на прежние дурости.

– Не тот контингент, – с сожалением возразил торгаш. – Деньги-то больше у молодых, а они этого не помнят – и слава труду, если честно. Вот музыкой их ещё можно увлечь…

– Увы, но я уже, наверно, отпелся, – вздохнул Вадим. – Разве иногда буду наведываться сюда и отводить душу в узком кругу – конечно, если ваши домашние разделяют ваши вкусы. Теперь меня больше волнуют губернские тайны, коих множество. На чём стоит Крепость: на костях или на болоте? Кто отлавливает девчушек по дворикам да парчкам и пошто обращает в фарш? Что за пташки порхают ночами и по чьи души прилетают? Что делается в глухомани и каково жить там? Наконец, что такое Бугор и как его перейти?

– Что такое Бугор? – повторил Эмиль, с удовольствием кивая в такт струнному наигрышу, которым его продолжал потчевать Вадим. – Сего не знают даже крутари, хотя только они туда взбираются. Некое загадочное явление, пропускающее через себя лишь товары, и то – с хорошим разбором. Желаете на него взглянуть?

– Желаю, – признался Вадим, плавно переключаясь на новую мелодию. – И полагаю, мне в этом помогут – к примеру, Валет, давний мой кореш.

– О, вы знаете Валета! – уважительно сказал торгаш. – Конечно, это ещё не король, однако очень, очень корректен – с ним приятно вести дела.

– Значит, его ещё не испортила власть.

Вскоре и не без сожаления Вадим оставил гостеприимную лавчонку, дальше двинувшись чуть быстрее, поскольку время поджимало. Теперь он присматривался больше к крутарям, благо тех нельзя было спутать ни с кем.

Рядовые крутари почти всегда стриглись бобриком, будто обтёсывали черепа в кубы, и дополняли их квадратными челюстями или, за неимением, квадратными обесцвеченными бородками. К чёрным кожанкам, усеянным стальными бляхами, полагались просторные брюки из плотной ткани, скрывавшие раскачанные бёдра (либо создававшие их видимость), и высокие бутсы со стальными носками и поножами. Серьёзное оружие к ним попадало редко, а всякую мелочёвку, вроде ножичков и кастетов, крутарики не жаловали сами, больше полагаясь на костистые кулаки, затянутые в толстую кожу, или короткие дубинки и тонфа, отобранные у блюстов. Дальность боя ограничивалась здесь длиною ног, поэтому управляться со всеми конечностями парни обычно умели неплохо, уже этим отличаясь от крепостных, то есть переходя в разряд людей вооружённых, заведомо опасных.

Однако в крутарском сословии ещё следовало утвердиться, с нижней ступеньки поднявшись возможно выше. Посему свежезачисленные юнцы отличались чрезмерной драчливостью, частенько провоцируя других на оскорбления, лишь бы доказать себя. На этом этапе, сталкиваясь с настоящими опасностями, отсеивалось немало задиристых петушков. В худшем случае такие гибли либо поддавались позорной панике. В лучшем – пугались на всю жизнь, злобствуя и отыгрываясь на слабых. Для поддержания духа такие с утра накачивались медовухой, благо здесь на неё ограничений не было, и в серьёзных стаях не задерживались, постепенно скатываясь на самое крутарское дно. Либо и вовсе возвращались в Крепость, под удушающее крыло управителей.

С возрастом и повышением ранга детская эта самолюбивость обычно уходила, ссыпаясь подобно щенячьей шерсти, уступая место рассудочности и хладнокровию старых норманнов, для которых выгода была важнее глупого честолюбия – точнее, честь как раз и состояла в том, чтобы выгадать больше. Если крутарь оказывался неспособен к трансформации, то пребывал в «шестёрках» до седых волос, сколь ни был силён и отважен, – и даже там его не подпускали к серьёзным делам. Ибо как можно доверять человеку, который постоянно что-то доказывает? В делах вообще не место амбициям – как говорится, «мухи отдельно».

– Гуляешь? – раздался за спиной тягучий голос, звучащий точно из бочки. – А, Лосина?

До боли знакомый вопрос – прямо родным повеяло! Вадим обернулся и обнаружил невдалеке приземистого крутаря в ранге вожака, чьи взгляды беспокоили его уже не одну минуту.

– Э-э… Николаша? – предположил Вадим неуверенно: больно давно не виделись, да и знакомы были не близко.

– Николь, – поправил тот. Действительно, звучало это пожёстче. И внешне парень изменился разительно. Роста, увы, не прибавил, оставшись Вадиму по грудь, зато неимоверно раздался вширь и завесился такими громоздкими мышцами, что казался горбуном – что называется, «могучий карла». Впрочем, это не прибавило ему добродушия. Извечная озлобленность коротышек, обделённых богом и обижаемых людьми. Зато и к финишу такие рвутся куда активней. Или же карабкаются по ступеням, «невзирая на лица».

– На кого пашешь, Лось? – спросил Николь с угрозой. – Только не говори, что ты крутарь!

Недоуменно Вадим вскинул брови, затем сообразил. «Так, – подумал он усмехаясь, – теперь меня принимают за тайного агента Крепости! И правда, если не крутарь, то кто?»

– На себя, – ответил он. – Не веришь?

Наверняка нет. Николь всегда тянулся к властным пирамидам, по которым так увлекательно карабкаться наверх, и не верил, что кому-то это может претить. Либо ты входишь в стадо, либо в стаю – третьего не дано. Одиночка – оскорбление установленным правилам, даже вызов. Значит, подлежит искоренению.

– Кончай темнить, Лосина! – сказал крутарь. – Если не хочешь, чтоб тебя препроводили, куда следует.

– А ты кто, Николь, – здешний блюст? – полюбопытствовал Вадим. – И давно их ввели? Или это твой личный почин?

По набрякшему лицу коротышки понял, что угадал. Отчего-то тот никогда не жаловал Вадима, а теперь вдруг получил возможность сквитаться. Собственно, за что – за разницу в росте? Или за лишнюю самостоятельность?

– Поговори тут! – повысил голос вожак, и сразу Вадим ощутил себя в перекрестьи насторожённых взглядов, будто невзначай разбросанных по окружности. Вот так, парень. Хочешь осложнений? Давай: один на один, только ты и я… и моя стая! Да кто Вадим такой, чтобы вызывать на поединок вожака? Либо стадный телок, либо шпион, а с такими расправляются, не церемонясь. И Николь уже ухмылялся, предвкушая.

– Вообще я ищу Валета, – поспешно сдал назад Вадим. – По его приглашению. Можешь проводить, я не возражаю.

– Чести много, – разочарованно буркнул крутарь и отвалил, не прощаясь. Впрочем, парочку подручных на хвост чужака всё же подвесил, застраховался. А те не оставляли его до самого порта, куда Вадим прямиком и направился, решив больше не искушать судьбу.

Самого Валета в порту не оказалось. Однако через дежуривших там девиц, вполне добропорядочного вида, Вадим связался с ним по рации и настоял на немедленной встрече. Подъехав на приметном джипе, Валет подобрал бывшего приятеля вблизи заправки (служившей, насколько Вадим успел разглядеть, обычным местом для пересечения крутарей из разных стай) и тут же отъехал. Сегодня он выглядел не столь довольным, как при недавней встрече: его явно что-то заботило, – и пышные усы уже не топорщились так залихватски. Массивные плечи и грудь крутаря облегали пластиковые латы, только недавно вошедшие в моду у блюстов, а к бёдрам крепились ножны и кобура из того же набора, отнюдь не пустые.

– Никто за тобой не следил? – спросил он первым делом.

– За мной? – удивился Вадим и пожал плечами: – Нет, я бы заметил.

– А мелькал на заправке кто-нибудь из серьёзных?

Вадим подумал, добросовестно вспоминая. Вот не было печали!

– Ну, была пара здоровячков на двуколёсниках – похоже, знакомых между собой, – ответил он. – А потом подкатило длинное авто, набитое смуглявыми крепышами восточной наружности.

Чувствовал себя Вадим странно: будто нежданно угодил в персонажи гангстерского боевика. Ощущение было любопытное, однако неуютное.

– Похожи на ордынцев, да?

– Вроде бы.

Насупясь ещё пуще, Валет задумался, потом принялся названивать кому-то по рации, без видимой системы кружа по переулкам и вполголоса кроя связь, а заодно – раздолбанные дороги, по которым скоро нельзя будет проехать иначе как на лошаках.

– Проблемы? – поинтересовался Вадим. – А, Валёк?

– Да так, – проворчал тот, – маленькие разборки между своими. Кое-кто решил заглотнуть лишнее.

Наконец дозвонившись, он условился о встрече и, слегка успокоясь, направил джип к возникшей цели. Спросил:

– Ладно, Вадик, что у тебя?

Торопясь, пока не добрались до места, тот обрисовал ситуацию: о разлетавшихся по ночам «воронам» и о вчерашнем визитёре, явно работавшем с «вороном» на пару. Валет слушал не прерывая, иногда сочувственно кивал.

– Да, хреновато, – объявил он затем. – Можно попытаться кое-что прояснить, только это недёшево станет. Сам понимаешь: дружба дружбой… А сейчас ты вроде заказчик!

И в этом Валет переменился: раньше он помогал друзьям не задумываясь… на чём не однажды подзалетал.

– Подойдёт? – спросил Вадим, извлекая из кармана золотой перстенёк, сохранившийся от прежних времён.

– Ого! – Аккуратно Валет принял его двумя пальцами, глянул на свет. – Для начала, да? А там поглядим.

– Но хоть какие-то догадки у тебя есть? Кто-то из ваших мог так раздухариться?

– Понимаешь, Лось, сейчас и крутари уже разделились на породы. Кое-кто с полным правом вешает на гербы тигров, медведей или, как я, леопардов, а остальным лучше обойтись фауной помельче. Которые сомкнулись в стаи, смахивают на волков, а после них подбирают шакалы, подлые и трусливые. Эти не планируют надолго, их принцип: схватить и удрать. Но есть и вовсе гиены, трупоеды, при случае не брезгующие человечиной.

– Что, в прямом смысле? – содрогнувшись, спросил Вадим.

– Может, и в прямом: жрать-то надо, – подтвердил Валет со смешком. – Сейчас развелось столько сдвинутых! Играть по правилам не могут, а вне их у психов фора: уж они ни перед чем не остановятся. Беспредел – одно слово!

– А про мясорубов, стало быть, ты так ничего и не знаешь?

– Не наш профиль. К чему влезать туда, где не светит выгода, – к тому же нас это впрямую не касается.

– Мне это нравится! – не сдержался Вадим. – Кто-то пускает девиц на гуляш, одну за другой, и никому нет до этого дела: ни блюстам, ни крутарям. Вы что, ждёте, пока примутся за ваших подружек – тем более, они вполне подходят по параметрам?

– Конечно, можно разобраться и с этим, – хладнокровно откликнулся крутарь, – но за отдельную плату. Хочешь?

– Не напасёшься на вас, – проворчал Вадим. – По-твоему, я клад нашёл?

– Или получил наследство, – хмыкнул Валет. – Раз не торопишься к нам. Другой же уровень, Вадичек, – ты посмотри!..

– Спокойствие дороже.

Они уже подъезжали к порту, где Валета ждало несколько габаритных парней, поверх привычных кожанок облачённых в такие же доспехи из пластика: шлемы, бронежилеты с наплечниками, поножи, наручни. Вокруг защитным кольцом, словно фургоны при освоении Америки, были расставлены бронированные двуколёсники. Среди крутарей, кстати, оказались те двое здоровячков, которых Вадим приметил на заправке. А ещё с одним он когда-то пересекался на тренировках, то ли билдерских, то ли бойцовых. Тот даже поздоровался с Вадимом вполне уважительно, видимо, приняв за своего: такого же крутаря, да ещё приближённого к верхам.

Действительно, из настоящих силачей в билдерах задержались немногие, как и в чистых бойцах. Большинство нашли применение если не своим мозгам, то мускулам, и теперь пытались выделиться в особую касту, сродни самураям или русским дружинникам, с жёсткой иерархией и дисциплиной. А возглавляли их вожаки из самых зубастых либо самых деловых, которые со временем могли бы заделаться князьями да боярами, если бы на те же места не метили правители-крепостники. Удивительно, что в здешние авторитеты угодил и симпатяга Валёк, – а впрочем, он всегда отличался предприимчивостью.

Поглядывая по сторонам, Валет терпеливо втолковывал наперсникам, как ловчее управляться с подотчётным стадом, чтоб не уморить скотинку, но и состричь с неё больше, – всё должно быть по совести и к взаимному удовольствию, без ненужных напрягов, но и без попустительства. Внимали ему с почтением, хотя собрались здесь не рядовые крутарики, пухлощёкие и свеженакачанные, только-только навострившиеся махать конечностями, а их вожаки – матёрые, умудрённые или хотя бы битые жизнью, накопившие опыт и навыки, вплоть до смертоносных. Стало быть Валет, по нынешней классификации, вполне мог величаться вождём, пусть не из старших. Однако возражать ему не стеснялись: корректно, уважительно, – но в Крепости и такое показалось бы дикостью. Либо вопиющей наглостью, граничащей с бунтом.

Вожаки уже не стригли волосы бобриком, что защищало в обычной драке, а отпускали их до плеч, прихватывая на лбах лентами либо собирая на затылках в хвосты. А значит, не собирались подпускать врага настолько, чтобы тот смог за них ухватиться. В подтверждение наметившегося ужесточения разборок («новая волна»!) на бёдрах, поясах или за плечами вожаков, кому как нравилось, крепились внушительные секачи – у кого один, у кого два, в зависимости от умения. Это не считая метательных ножей, число которых тоже варьировалось. А дальше, судя по всему, в ход опять пойдут огнестрелы – гонка вооружений, неизбежная как прогресс. Впрочем, возможно, они уже припасены в кабинах колёсников.

Доверяя Вадиму либо из деликатности, Валет не отослал его подальше, а сам Вадим не проявил должного такта и остался в совещательном круге, с интересом слушая разговор. Как ни странно, в доводах проклёвывавшегося князька и его доверенных старшин-советников (бояр?) уже ощущалось присутствие некоего кодекса, обязательного в серьёзных делах. Обычно он складывался десятилетиями, причём в стабильной среде, где честность на протяжении поколений подкреплялась выгодой, вдалбливалась в сознания как условный рефлекс, фиксировалась в генах. Здесь это происходило много проще, словно двигалось по дорожке, проторённой купцами и бизнесменами. Либо сами крутари, как и крепостные, менялись куда быстрей, словно при направленной мутации.

Внезапно Вадим вскинул голову: вокруг что-то назревало, будто сгущалась грозовая туча. Не слишком понимая, что происходит, Вадим, однако, ощутил беспокойство. Щелчком языка он привлёк внимание Валета, со значением коснулся пальцем уха. Тотчас тот вскинул руку, требуя тишины, и тут уж все услышали гул многих моторов, накатывающий с разных сторон.

– Дьявольщина! – рявкнул Валет. – По машинам – уходим, живо!

Его вожаки уже сноровисто ныряли в кабины двуколёсников, захлопывая бронированные дверцы, словно танкисты перед атакой. И сразу машины срывались с места, уносясь по переулкам. Подхваченный общим порывом, Вадим впрыгнул в знакомый джип, попав, что называется, «в доскок», то есть безошибочно вписавшись в тесный проём, и сразу растопырился между спинкой и упорами. В следующий миг колёсник дрогнул под тяжестью Валета, грозно рыкнул и тоже рванулся прочь, нацеливаясь на одну из многих улочек, разбегавшихся от площади.

Секундой позже из нескольких переулков вырвалась смешанная стая могучих бронеколёсников, внутри которых трудно было различить что-то, кроме массивных фигур, наводивших трепет своей неподвижностью. Сквозь тонированные стёкла едва проникал не только свет, но и мысле-облако: по-прежнему Вадим ощущал только глухую ненависть, совершенно не понимая её истоков. После унылой атмосферы Крепости от таких первозданных, чреватых неведомыми опасностями страстей становилось зябко. Пока не поздно, Вадим поспешил отстраниться от ситуации, представив, будто наблюдает за этим в кино. И гонятся тут вовсе не за ним, безобидным и мирным спецом, а за очередным неубиваемым героем – в меру суперменистым, в меру осторожным, испытавшим на своём веку всякое, а про панику даже не слыхавшим.

– Чёрт бы их забрал, – сквозь оскаленные зубы проворчал Валет, на полном ходу улепётывая по пустынному проходу. – Если прижмут опять, я ж и драться не смогу – с прошлого раза черепушка трещит! Умеешь стрелять, напарник?

– «Придётся отстреливаться, – пробормотал Вадим. – Я дам вам парабеллум».

– Чего? – удивился крутарь.

– Цитата из «Двенадцати стульев», – улыбнувшись, пояснил Вадим. – Нет, стрелять я не стану, извини.

– Тогда садись за руль.

На ходу они ловко поменялись местами, хотя каждый весил за центнер. Сунув руку под сиденье, Валет извлёк устрашающего вида огнестрел – с пистолетной рукоятью, откидным упором для плеча и толстенным коротким дулом, как у обреза. Положил пока на колени и чуть приспустил боковое стекло, озираясь прищуренными глазами. Отрывисто спросил:

– Не дрейфишь, а?

– Вроде бы нет, – ответил Вадим. – А кто это – ордынцы?

– Чёрта с два – это Шершни! Слыхал о таких?

– Вроде нет.

– «Вроде, вроде»! – взорвался крутарь. – А у меня они вот где, – с размаху Валет хрястнул себя по загривку. – Возникли недавно, чёрт знает откуда, и уже достали многих! Отчаянные парни, ни хрена не боятся, на компромиссы не идут. А дерутся – куда там нашим качкам! Хорошо, стрелять не любят – тем и спасаемся. – Он оглянулся: – Смотри-ка, не отстаёт!

Вадим покосился в зеркальце: один из затемнённых четырёхколёсников и вправду прочно повис у них на хвосте, однако нагонять не спешил. Поверх покатой крыши, прямо над ветровым стеклом, был установлен массивный ствол, управляемый, видимо, из кабины. Но и тот в дело пока не вступал, хотя на декоративный не походил.

– Не нравится мне это, – буркнул Валет. – Будто в засаду гонят. Может, развернёмся?

– А тараны твоей черепушке не противопоказаны? – полюбопытствовал Вадим. – У них-то масса больше! Лучше пристегнись.

Против ожиданий, крутарь повиновался приятелю без возражений, словно в прежние времена, когда тот был для него авторитетом. Может, он ещё помнил, как лихо гонял Вадим на стареньком «жигульке» по просёлочным дорогам, с лёгкостью обходя мощные иномарки и при этом тщательно избегая аварий. С некоторых пор водительские навыки, как и многие иные, дремали в теле Вадима, ожидая подходящего случая, чтобы проявиться. К тому же, наверно, у него был врождённый талант к вождению – точнее, подходящий психотип, способный удерживать в поле внимания сразу несколько объектов.

Прихватив ремнём и себя, Вадим сосредоточился, вспоминая здешние хитросплетения. Впереди их в самом деле поджидали – он чувствовал ловушку так же ясно, как блюстительские патрули. И вляпываться в неё не хотелось. Хотя страха Вадим по-прежнему не испытывал: слишком это походило на игру либо очень удачно он отстранился. А может, просто не верил в опасность, не верил, что кто-то захочет причинить ему вред – ему, никому, в общем, не желавшему и не делавшему худа. Вот погоняются они друг за другом по переулкам, пока не надоест, и разлетятся по своим делам, на прощание обменявшись довольными улыбками… Будто бы!

Некоторое время Вадим приноравливался к новой машине, заодно уворачиваясь от нескончаемых рытвин, потом, не притормаживая, круто повернул за угол и сразу наподдал газу, устремившись к следующему перекрёстку.

– Куда? – встрепенулся Валет. – Застрянем!

– Кто из нас адский водитель? – осведомился Вадим. – Ты бы лучше убрал пушку – ну её к аллаху, ещё жахнет.

– Ага, щас! – огрызнулся крутарь. – Знаешь, чего с нами сотворят, если достанут? Я-то насмотрелся.

Вездеход Шершней с ускорением выскочил из-за дома, кренясь и стеная шинами на резком повороте, но джип уже сворачивал на другую улочку.

– Чёрта лысого они нас достанут, – проворчал Вадим не без азарта. – На одной злости далеко не уедешь.

«Хорошо, что всё началось внезапно, – усмехнулся он. – До того как я успел себя напугать, накручивая опасности, реальные и мнимые. А теперь уже не до страхов: играть, так играть!»

– Вы ведь даже не попытались отбиться, – заметил Вадим. – Почему?

– Поначалу-то пробовали, а как же! – отозвался Валет. – Но если Шершни атакуют, то просчитали все варианты, даже худшие для себя. И осечки уже не дадут, хотя бы пришлось положить половину своих – плевать им на цену!.. Однако нам-то не плевать, верно?

– Чего ж они добиваются?

– Я бы знал! Ведут себя, как боевики-первогодки, постоянно прущие на рожон, – но те хотя бы себя доказывают, а Шершни попросту злобствуют: лишь бы порешить народу больше! Дикие люди – с гор, что ли, спустились?

– «Образ врага» – да, Валёк? – спросил Вадим. – И здесь то же самое: всё плохое отдам соседу.

– Клянусь тебе! – вскричал Валет. – Это не крутари, а чёрт знает что!

– А вот сейчас поглядим.

Эти ребята, сзади, рулить умели и на реакцию, похоже, не жаловались, однако предугадывать импровизации Вадима, иногда изумлявшие его самого, им было явно не по уму. И потом, ему-то никто дорогу не заслонял, а Шершням приходилось постоянно напрягать память, чтобы успеть среагировать на внезапный манёвр беглеца.

Вообще, для поддержания скорости на такой изувеченной дороге, требовалось нечто большее, чем реакция. У Вадима это было: мысле-облако. И сейчас он устремил его вперёд, сколько сумел, да ещё погрузил на метр под асфальт, чтобы не влететь в ловушку. Однако преследователи могли брать иным: не умением, так числом, – при том, что Вадима с Валетом, кажется, прикрывать было некому.

Выскочив на перекрёсток, они увидели по сторонам пару двуколёсников, несущихся им наперерез с самым решительным видом. Если Шершни надеялись на таран, то явно запаздывали, и всё-таки Вадим неожиданно ударил по тормозам, будто решил их подождать. Одновременно затормозили и двуколёсники, скрежеща по бетону якорями, а в следующий миг из их бронированных носов выстрелились увесистые гарпуны, раскручивая за собой тросы. Рассчитано всё было точно, и гарпуны наверняка ударили бы по задку джипа, вплавившись намертво, – если бы не внезапный манёвр Вадима. А так двуколёсники, будто нарочно, угодили друг в друга, едва не продырявив ветровые стёкла, и оказались прочно сцепленными, – их идеальная слаженность сыграла на руку противнику. Почти коснувшись натянутых тросов, джип круто повернул, проскочил мимо одного из увязших Шершней и снова набрал скорость.

– Хорошенькое дело, – с опозданием возмутился Валет. – Каждый раз – новое!

– Сюрприз, да? – откликнулся Вадим. – Раньше на вас с гарпунами не охотились? Обратись с жалобой в «Greenpeace».

– Да, но ты откуда узнал? – спохватился крутарь. – Так их обставить – любо-дорого! И сидели б мы сейчас на Шершневых якорях…

– Интуиция, мой друг. На что ещё рассчитывать невеже?

Хотя Вадим и сам недоумевал: всё-таки больше это походило на предвидение. Уж очень он был в себе уверен, будто на пару секунд проник в будущее. Или телепатия?

– Здрасьте вам! – оглянувшись, сказал Валет. – Ещё трое. Выходит, у них целевая вылазка? Что ли, меня очень загорелось прихватить?

– Расчётливые, говоришь? Ну, тут они малость промахнулись!

Вадим всегда отличался излишней инерционностью. Действительно, завести его на драку было непросто – часто она заканчивалась раньше, чем приходил должный настрой. Но если Вадим всё-таки расходился, то уже пёр напролом, до упора. Так вот: сейчас его завели.

– Транспорта у них не хватит – меня загнать, – добавил Вадим, усаживаясь плотней. – Ладно, ухарики: банзай так банзай!

– Чёрт! – выругался и Валет. – Ну, помогай вам бог.

Помянув таким образом обоих верховных антагонистов, он развернулся в кресле и выставил из окна свой устрашающий огнестрел – причём проделал это с такой сноровкой, будто наловчился стрелять с обеих рук.

– Сиди! – прикрикнул Вадим. – Не гони волну, крутарик, – рано ещё. И держись крепче: сейчас тряханёт!

Он по-прежнему не желал преследователям лиха, однако оберегать их не нанимался. И если те слишком усердствовали в гонке, при чём здесь Вадим? Всё-таки Валета он ценил больше, не говоря о себе.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Вадим для изготовившегося напарника. – Вот!..

Внезапным рывком Вадим вздёрнув машину на левую пару колёс, и по узкому карнизу она пронеслась над подозрительным участком.

– Это ещё зачем? – вскричал Валет, цепляясь за дверцу. – Не хватало…

– Смотри! – прервал Вадим, ткнув пальцем назад, где первый вездеход уже проваливался в намытую дождями полость, вместе со здоровенным пластом асфальта.

– Мать твою! – изумлённо выдохнул Валет.

– Just do it, – сказал Вадим с удовлетворением.

Второй преследователь сгоряча решился повторить его манёвр, на двух колёсах огибая ямину, но равновесия не удержал и со скрежетом притёрся крышей к стене, застыв в рискованном крене – между домом и провалом. Третий успел затормозить и тут же развернулся, торопясь в объезд.

Впрочем, на следующем перекрёстке к джипу пристроился ещё один колёсник, неприятно похожий на маленький танк. Видимо, он торопился наперехват, однако запоздал. Теперь «танчок» на полной скорости гнал сзади, почти перекрыв узкую улочку. Поверх его крыши затаились сразу два тяжёлых ствола, и Вадим поглядывал на них с опаской: в любой момент могут садануть – и что делать тогда?

Он попытался оторваться, однако вражеский колёсник оказался проворен на удивление. А сыграть на разнице инерций тоже не удавалось: перегоны великоваты – нет бы углов побольше! Правда, и Шершни не могли догнать, как ни старались, но долго так продолжаться не могло – Вадим уже чувствовал за спиной нарастание угрюмой злобы, грозившее разразиться пальбой. И увидав сбоку подходящую арку, решительно дёрнул руль.

– Не пройдём же, узко! – возопил Валет и даже попытался перехватить управление.

– Брысь! – рявкнул Вадим. – Trust me, падла!

Развернувшись юзом, джип вписался в проём с изумительной точностью, скрежеща широким бампером по кирпичным стенам и с обеих сторон оставляя длинные царапины. А следом в угол арки врезался «танк», обрушив на себя полстены. Проскочив сквозной дворик, беглецы оказались на соседней улице, совершенно пустой.

– Даёшь! – только и сказал Валет.

– Подаю, – откликнулся Вадим. – По четвергам и то через раз.

Возможно, затем им не повезло, или наоборот, слишком подфартило Шершням и те оказались в нужном месте в нужное время, – во всяком случае, подгадать такую встречу было бы сложно. И с обоих концов переулка теперь ворчали два здоровенных колёсника, уже слегка помятых прежними встречами, а по бокам громоздились сплошные стены – если не считать единственной подворотни, наглухо заколоченной старыми досками. А может, то был запасный выход, припасённый злодейкой-судьбой во искупление сотворённой пакости. Она будто подсмеивалась над суеверными крутарями, избегавшими пользоваться одним приёмом дважды, – ведь только что беглецов выручила такая же арка! И чёрт с тобой, сердито сказал Вадим, мы не гордые! Чего тут оригинальничать?

Сметая доски, джип влетел в просторный двор, с визгом развернулся.

– Вадик, – взмолился Валет, – побойся бога! Знаешь, сколько он стоит?

– Тебе чего жальче: головы или монет?

– Чтоб ты знал, обычно я выбираю то и другое.

– Дай-то бог, дай бог… Дай! – неожиданно сказал он, протянув руку к огнестрелу.

– Чего ты? – всполошился Валет, но Вадим уже выхватил у него оружие и нацелил в окно.

– Кто не привязался – я не виноват, – пробормотал он, точно заклинание. И только в проёме возник покорёженный вездеход, как Вадим всадил пулю в его переднюю шину – словно гвоздь вбил. С оглушительным хлопком шина лопнула, будто взорвалась, машину со скрежетом занесло поперёк прохода, ударило о стену, затем медленно повалило набок. Толстенный ствол на её крыше дёрнулся, нацеливаясь на джип. Поддавшись импульсу, Вадим снова вскинул обрез и второй заряд вогнал прямиком в грозное дуло, разорвав его в клочья.

Тотчас Вадим сунул огнестрел растерявшемуся крутарю и рванул джип ко второй подворотне, уходя от возможной расплаты: наверняка у Шершней ещё хватало стволов.

– Ну и пукалка у тебя, – заметил он, возбуждённо посмеиваясь. – Гранатами заряжаешь?

2. Великий князенька

– Фу, кажись, оторвались, – вытирая пот, пробормотал Валет. – Ну и баня, а? Если б не ты…

– Кое-что ещё умею, как считаешь? Не забылось!

– Шёл бы ко мне водилой – а, Вадя? – предложил крутарь, уже расправляя поникшие усы. – И вообще, подстраховать. Платить буду, сколько скажешь, а войдёшь в курс, станешь меня подменять: я ж доверяю тебе как никому. Вадичек, давай, ну!..

– Скотинку стричь? – усмехнулся Вадим. – Нет, Валя, это – без меня.

– Либо ты стрижёшь, либо тебя. Или ты овечка, или волк.

– Или человек, – добавил Вадим. – Не пытался побыть? Конечно, другие варианты проще.

– Да ну тебя! – легко отмахнулся Валет. – Не понимаю я твоего юмора, никогда не понимал.

Запихнув огнестрел под кресло, он взялся за рацию и стал обзванивать подчинённых, с каждым звонком успокаиваясь, постепенно возвращаясь к обычному благодушию. Как выяснилось, никто из остальных не пострадал – их даже не преследовали. Скорее Шершни действительно нацеливались на Валета, желая его захватить либо прикончить. И едва в этом не преуспели.

– Вот где волки – позавидуешь! – сказал Валет. – Как нас захватили, как гоняли, а? По всем правилам, будто годами натаскивались. А какие у них киллеры, знаешь? Не приведи бог пересечься. Это как судьба – не избежать. Достанет рано или поздно.

– Тогда к чему эти гонки?

– А я знаю? Может, для устрашения, а может, так они развлекаются или тренируют молодняк. Про них же ничего толком не известно – никакой утечки, ни перебежчиков, полный ноль! Подобраться к ним не смог даже Гош, у которого свои люди везде, включая блюстов. Сколько раз пытался заслать к ним человечка – хоть бы один вернулся! А моим туда и вовсе лучше не соваться.

– Что, Валёк, с кадрами напряжёнка?

– Да не то чтобы… Сейчас львиная доля молодняка нацелена в крутари, и уж пыхтят они по подвалам – глаза на лоб. А чего с ними вытворяет «химия» – куда там старичкам!.. Так что мордоворотов отбирать есть из кого. Но ведь даже морды воротить надо с умом, а для настоящего дела тем более нужны мозги – вот с этим у большинства туговато. И веры им…

– Короче, нужны матёрые и проверенные?

– Именно.

– Предположим, я подпишусь на разовые поручения?

– Вадик, давай! – с энтузиазмом поддержал Валет. – Что захочешь!

– Почему не поиграть на совпадении интересов, верно? Тебе нужен водила, а вот я желаю прокатиться до границы…

Валентин задумался, что-то прикидывая в уме.

– Подзаработать хочешь, да? – спросил он. – Контрабанда – штука прибыльная.

– И это тоже, – согласился Вадим. – Только подгадать надо на воскресенье, максимум прихватив ещё день, – сам понимаешь, служба! Мы – людишки крепостные, а скоро и вовсе заделаемся смердами.

– Воскресная загородная прогулка? – Валет вдруг рассмеялся. – Ну-ну, Вадичек, молодец…

– Конечно, если тебя не устраивает такой капризный работник…

– Почему нет? – возразил Валет. – Попробуй, Вадя, попробуй. Вдруг понравится? Знаешь же: коготок увяз – всей птичке пропасть.

– Так ты согласен?

– Я-то – за, обеими руками. Но, понимаешь, это не вполне моя сфера – я ведь больше сборщик податей. Надо согласовать, переговорить кое с кем. В общем, завтра с тобой созвонюсь… Хотя, почему завтра? – спохватился он, решив, видно, «ковать железо». – Мне ж на сегодня назначено! Так почему не заявиться вдвоём?

– Куда?

– К Брону. Помнишь его?

– Кто это?

– Ну Бронислав, господи! Из нашей же гвардии.

– А, – сказал Вадим. – Говорят, он высоко взлетел?

Бронислав и вправду когда-то мелькал в билдерской среде, а пару раз прорывался в областные чемпионы (однажды даже потеснив на пьедестале Вадима). Затем он оставил эти забавы, увлёкшись играми посерьёзней, и с тех пор Вадим о нём только слышал – из третьих рук и урывками. Однако не без интереса, ибо Брон действительно был незауряден и, подобно немногим, совмещал силу со здравым острым умом. Это ли помогло ему достичь вершин крутарской иерархии или что другое, но сейчас бывший знакомец Вадима возглавлял одну из самых влиятельных городских стай.

– Ну, – подтвердил Валет почтительно. – Один из троицы великих князей, если не считать ордынского кагана. Под ним и хожу.

– Под кем?

– Да под Броном же!..

– И не обидно?

– Каждому – свой уровень, – смиренно ответил Валет. – К тому же для меня он вроде сюзерена и на мои вольности не посягает. У нас ведь нет такой плотной опеки, как, скажем, у иудеев, тем более – в Орде. Мы повязаны только клятвой, но для истинных крутарей это многого стоит.

– Ну ещё бы, – проворчал Вадим. – Рыцарская честь, верные вассалы, могущественные сеньоры – завидки берут от такой экзотики!..

– Напрасно смеёшься, – обиделся крутарь. – Чтоб ты знал, без этого сейчас просто не выжить – с потрохами съедят.

– То есть, по-твоему, честность наконец сделалась выгодной?

– А то!

– Но, видишь ли, потребуется ещё много времени, чтобы она вошла в привычку. Иначе при первом искушении…

– Опять усложняешь? – хмыкнул Валет. – Вечно ты каркаешь!

– Ну да: «русский шаман».

– Чего?

– Да есть такой анекдот – про русского, который уговаривал чукчу не пилить сук, на котором тот сидел. Ну и удостоился от него, когда чукча всё же рухнул, – накаркал, мол.

Валет с готовностью посмеялся, давая выход пережитому стрессу, и снова сосредоточился на нелёгких крутарских буднях.

– А со мной как же? – напомнил Вадим. – Может, поедем к Брону прямо сейчас? Мне ведь ещё в Крепость возвращаться.

Валет посмотрел на него с сомнением:

– Дел ещё – невпроворот… А, ладно! – вдруг решился он. – Тем более, за мною должок.

Против опасений, к Брону их пропустили без проблем, хотя сперва пришлось пересечь обширный предбанник, оккупированный пятёркой таких верзил, рядом с которыми Вадим почувствовал себя неуютно, и полудюжиной крутарей помельче, зато лучше вооружённых. В приёмной звучала музыка – не слишком приятная, на вкус Вадима, однако не громкая. Иначе бы гарды растеряли бдительность, да и князеньке помешали в напряжённых его раздумьях. Другой аппаратуры здесь не было, если не считать вполне модернового страж-пульта со многими экранами, так что охранничкам приходилось развлекать себя по старинке, играя на интерес. Использовались, правда, не традиционные кости или картишки, а другие забавы – молодецкие: скажем, борьба на руках. Даже столик для этого был предусмотрен; значит, начальство не препятствовало. Впрочем, имелись «забавы» и поядрёней, одна из которых сейчас раскручивалась: «Эх, раззудись плечо!»

Двое громил, натянув толстокожие перчатки и шлемы, покачивались друг против друга на растопыренных ногах и сосредоточенно, призакрыв глаза, гоняли по рукам «ядра». Как ни забавно, упражнение было нацелено скорее на фантазию, чем на силу (ау, воображенцы?): требовалось ощутить внутри себя чугунный шар, перекатывающийся от кулака к кулаку, словно с горки, и подгадать удар под пик разгона. Если атака игрока совпадала с вылетом «ядра», а второй не успевал послать навстречу своё, то кулак одного врезался в череп другого и оба одновременно ухали, хотя с разными чувствами. При этом по комнате проносился гул, словно били в колокол, – а может, это только чудилось Вадиму, излишне впечатлённому такой игрой. Он сам любил порезвиться с «ядром», может, оттого и славился могучим ударом, – однако вести счёт на собственных головах!.. Бедные парни, за что они себя так?

Впрочем, судя по заготовленным в сторонке дубинкам, это была только разминка, предварявшая урок фехтования, тоже начинавшего входить в моду. Для боевого оружия здоровяки, видимо, не созрели – в том смысле, что не умели ещё упражняться с ним без членовредительства.

Ещё один рослый крепыш самозабвенно лупил в углу здоровенный мешок, причём бил со всех четырёх конечностей и в бешеном темпе, как заведённый, – хлёстко, звучно! Видимо, здесь не любили растрачивать время попусту.

По первому впечатлению, на гостей не обратили внимания, однако уже на середине приёмной Вадиму сделалось зябко от насторожённых, прощупывающих взглядов – похоже, здешние гарды знали своё дело. «Но почему они такие громадные, господи! – с недоумением подумал он. – Гигантомания какая-то».

Впрочем, и сам вождь телохранителям не уступал. От природы Брон владел редкостной статью, даже среди билдеров выделяясь великаньим ростом и богатырским размахом плеч. Наращивать мясо на такой могучий костяк было сплошным удовольствием: в том смысле, что при должном упорстве и сноровке мускулы взбухали, как на дрожжах, – без остановок, отступлений и раздражающих травм. Он и в зал пришёл готовым билдером. Даже без накачки его габариты впечатляли, и на его месте большинство вполне бы этим удовлетворились. Однако Брон во всём привык быть первым – причём не «на деревне», а в планетарном масштабе.

Таких везунчиков в целом мире было наперечёт, и при желании Брон вполне мог заделаться звездой билдинга первой величины – родись он в другое время или в другом месте. Впрочем, сейчас и здесь, радушно ухмыляясь посетителям из-за компьютерного монитора, Брон тоже не казался обделённым. С тех давних пор Брон мало изменился, только мускулы стали ещё массивней, будто и теперь он не прекращал упорных тренировок. А ручищи у него сделались такими, как не у всякого ноги.

– Уже наслышан, – сказал Брон вместо приветствия. – Говорят, знатная была гонка!

В его голосе прозвучало сожаление: сам-то он в этом не участвовал. Упругой тигриной поступью Брон приблизился к гостям и уважительно пожал обоим руки – по старшинству: сначала Валету, затем Вадиму. А может, готовил мизансцену для следующей фразы.

– Наконец-то, – произнёс он со значением, задержав руку Вадима в своей. – Подзадержался ты в крепостных, даже странно. А ведь я о тебе вспоминал! Хотел даже разыскать, но решил подождать, пока сам всплывёшь. Долго же пришлось дожидаться!

Вадим смотрел на вождя с удовольствием: расправленные плечи, приподнятый подбородок, – он что, специально ставил сановную осанку? Почему-то вспомнилось, что в прежние годы Брон увлекался историей – собственно, на этой почве они и сошлись. А Валет, кстати, – несостоявшийся художник. Прямо кладбище талантов.

– «Каждому – свой уровень», – ответил Вадим, цитируя последнего. – И свой путь, верно?

– Во всяком случае, я рад, что наши пути пересеклись, – усмехнулся Брон, отпуская его руку. – Вообще, давно мог бы навестить старого приятеля.

– Эдак по-простому, да? – поддел князеньку Вадим. – Без затей, как равный к равному?

– Именно, – согласился тот весело. – Бог с тобой, Вадик, уж ты, в отличие от многих спецов, никогда не строил из себя умника – ты просто был им, верно?

– Надеюсь, и ты не станешь строить из себя принца – эдакого «сюзи» над всеми «васями». Не хватало между нами сословной спеси!

– Замётано! – кивнул Брон и с ухмылкой поглядел на озадаченного Валета: – Не напрягайся, старина, считай это исключением. Ты ведь и сам расположен к Вадиму – при том, что клятвы с него не брал. Доверься чутью: его дружба весит больше обещаний… Как понимаю, – легко переключился он, – вы пришли по делу?

– Видишь ли, Брон, – начал Валет, но движением ладони князь остановил его и перевёл взгляд на Вадима.

– Хочу к границе прогуляться, – сказал тот без обиняков, – и если вам потребен разовый водитель…

– Твоё мнение? – спросил Брон у Валета.

– Водила он классный, – подтвердил тот. – Я таких ещё не видал. И нервы, как из проволоки. Говоря откровенно, очень не хочется его отдавать прямо от сердца отрываю, с кровью.

Борн насмешливо прищурил глаз, но лишь на миг.

– Ценю жертву, – сказал он серьёзно, – учту при делёжке. Хотя, насколько помню Вадима, он не подписался бы на твои дела.

– Да, слишком разборчив, – нехотя подтвердил Валет. – Засиделся в спецах – вот и воротит нос от настоящей работы. Вдобавок жалостлив, точно божья коровка: по живому стрелять не станет под страхом смерти!

Тихонько Вадим ухмыльнулся: знакомые претензии. Им с Марком нашлось бы что обсудить.

– Ну, это ему не потребуется – может быть, – задумчиво произнёс Брон. – Напарника дам по контрасту – такому укажи цель, потом не оттащишь. А вообще, Вадим, ты кстати: аккурат на следующую ходку нужен водила. Прежний не вернулся – это к сведению: чтобы знал, на что идёшь… Ладно, – добавил он весело, – с официозом покончили, теперь можно чаи погонять! Не разлюбил ещё, Вадик?

Вернувшись к пульту, Брон утопил клавишу, и тотчас к гостевому столику процокала свеженькая улыбчивая девушка, возникшая из боковой дверцы, – бережно неся заставленный поднос. По всему видно, служить здешнему господину ей было не в тягость. Наоборот: она исполняла обязанности с удовольствием и радушием хорошей хозяйки. Брон поблагодарил её ласковой улыбкой и тут же отослал, заверив, что с остальным справится сам.

– Ничего малышка, старается! – одобрил Валет, проводив её взглядом. – Хорошо платишь – да, Брон?

– Не без того, – подтвердил тот. – Однако не всё покупается, старичок, – преданность в том числе. Чтобы заставить себя почитать, одной щедрости мало.

– Уж не из Стаута ли это вынес? – заинтересовался Вадим. – Помнится, ты очень его ценил.

– Действительно, классику знать не лишне, – ухмыльнулся Брон. – Всё-то ты помнишь, Вадик!.. Кстати, историю по сию пору штудирую – правда, ныне предпочитаю копаться в легендах и мифах.

– Например?

– Например, о драконах.

– Сверхактуально! – съязвил Валет, но тут же увял под пристальным взглядом Брона.

– Кто знает, – сказал тот серьёзно, – кто знает. Между прочим, занятные существа эти драконы – если присмотреться внимательней. Как следует из легенд, они умны, даже коварны, но при этом никогда не лгут – а если вводят в заблуждение, то исключительно правдой. Это ж как надо уметь затуманивать головы, чтобы обмануть без вранья! Вдобавок драконы настолько сильны и неуязвимы, что без особого напряга могли бы подминать под себя целые страны, – но почему-то не делали этого. Пожалуй, только на Востоке драконы становились правителями, но, видимо, восточные натуры вообще больше склонны к деспотизму – у людей и у драконов. Обычно же они живут одиноко, но при этом собирают драгоценности и похищают принцесс – зачем? Что им до мёртвых камушков и живых девиц? Может, они всё-таки скучают по общению и питают слабость к женщинам – иначе с той же лёгкостью, но с большим эффектом могли бы утаскивать королей. Однако на девиц попроще тоже ведь не клюют, хотя среди тех наверняка нашлись бы и красивее, и умнее. Стало быть, что?

– Что? – эхом откликнулся Валет, заворожённо слушая.

– Во-первых, принцессы лучше разбираются в каменьях, – ответил Вадим. – Во-вторых, первые, вместе с последними, могли служить отличной приманкой для рыцарей-драконоборцев.

– Именно! Как и рыцари, как и нынешние крутари – из истинных – драконы обожали турниры, отвлекавшие их от бессмертной скуки, но при этом терпеть не могли подлых убийств и дрались лишь с теми, кто сам бросал им вызов.

– А заодно подъедали коров у крестьян и жгли окрестные города, – ехидно добавил Вадим. – Первое – с голодухи, второе – опять же для развлечения. Почему не покуражиться, когда силы невпроворот?

– Про коров-то, скорее всего, верно, – нехотя согласился Брон. – Не умирать же драконам от истощения потому, что сами умеют только драться?

– Как и нынешним крутарям, да? – снова съязвил Вадим.

– Но, может, это была дань за оказываемые крестьянам услуги, – не забывайте, драконы были существами чести, а не грабителями с большой дороги.

– Что же, и у грабителей есть «особенная гордость». Вообще, что такое честь? Та же совесть, только для узкого круга себе подобных, – на прочих не распространяется. И чем примитивней сознание, тем уже круг.

– А что такое совесть? – с любопытством спросил Брон.

– Совесть? Осознание своей общности с человечеством, даже со всем Разумом во Вселенной – вряд ли меньше. Если угодно, это ощущение Бога в себе – единого Бога, а не поделённого между конфессиями. Потому-то не бывает совести ни родовой, ни национальной, ни сословной, – а кто противопоставляет одну группу другим, априори идёт против совести.

– Круто берёшь, – сказал Брон. – И однако драконы не лгали никому!

– И что – может, у них психика иначе устроена? Бывают же честные не от совести, а по скудоумию.

– И ты действительно веришь, будто они жгли города?

– Вот это как раз не обязательно: легенды-то сочинялись людьми, к тому же под надзором тогдашних правителей. Очень удобно было сваливать на драконов все неурядицы, включая пожары. В конце концов, горожане могли и обознаться: при хорошей грозе обычная туча покажется драконом, а молния – огненной струёй из его пасти.

– И на том спасибо, – улыбнулся Брон. – А то я уж усомнился в твоей объективности – может, у тебя на драконов зуб?

– Мужики, вы чего, – в некотором обалдении спросил Валет, – на полном серьёзе? Какие сейчас драконы, откуда? Да и не было их никогда!

– Расслабься, дружок, это у нас такая игра, – засмеялся Брон. – Нет повести забавнее на свете! К твоему сведению, таких трезвенников, как мы с Вадимом, ещё поискать. Но почему не пофантазировать в свободное время?.. Ладно, – заключил он, – порезвились – хватит. Есть и другие темы, понасущней. К примеру, хотел посоветоваться по поводу названия нашей…

– Банды? – подсказал Вадим.

Брон добродушно рассмеялся.

– Сколько тебя помню, ты всегда склонялся к анархизму, – заметил он, – и власть не терпел в любых проявлениях. Но, как реалист, ты должен признать её необходимость, а из всех зол выбрать меньшее.

– Я ещё повыбираю, ладно? – проворчал Вадим.

– А пока ты привередничаешь, другим приходится действовать – по-твоему, это честно?

– И на здоровье, разве я против? Кстати, по-английски «банда» значит ещё и оркестр.

– Но мы же не в Англии! – резонно возразил Брон. – И под бандитами у нас понимают отнюдь не музыкантов.

– Что в твоей отповеди впечатляет, так это «отнюдь», – заметил Вадим. – И где набрался – учителя, что ли, откопал?

– Генетическая память, – усмехнулся главарь. – А как же! У меня ведь бабка из графьёв, разве не знал?

– Господи, у тебя тоже? – изумился Вадим. – Если и дальше так пойдёт, скоро я один останусь крестьянским внуком. И плодовитые ж у нас были дворяне! Может, за это их и турнули?

– Ладно, Вадик, не увлекайся, – мягко предостерёг Брон. – А то Валет станет примерять тебя на роль княжеского шута. Или заподозрит меня в бесхребетности, что ещё хуже. Не все понимают общение вне субординации, поверь моему опыту.

Вадим покосился на притихшего, нахмуренного Валета и решил больше не дразнить крутарей – хотя делал это больше из любопытства, чем для удовольствия. Таких типажей в его коллекции ещё не было, а ведь он знал обоих много лет. Всё-таки насколько меняются люди!

– Ну хорошо, – спросил он, возвращаясь к названию, – какие варианты уже предлагались?

– Как известно, вокруг нас собираются в основном славяне, – ответил Брон, – если не по крови, так по культуре. К тому же это люди, приверженные, как правило, дореволюционным, даже досамодержавным ценностям.

– Имеешь в виду «камушки»? – не удержался Вадим. – Гм, ладно… Стало быть, решили углубиться в историю?

– Сейчас ведь многие оглядываются на старину, – сказал Брон. – Приходится соответствовать. И, по возможности, направлять.

– Наверное, в домонгольский период?

– Естественно. Чему могло научить нашествие? Только лакейству.

– Как насчёт православия?

– Тот ещё подарочек – от византийской-то тирании! Сам же говорил: бог должен быть внутри – как, скажем, у протестантов. А за православными он присматривает снаружи, точно вселенский жандарм.

– Выходит, копаем глубже – в язычество? Кстати, графьев тогда в помине не было.

– И бог с ними, «пойдём другим путём».

– Хорошо – названия?

– Честно сказать, первое, что в голову пришло: «Медведи», – тем более, пошла мода на зоологию.

– Н-да…

– То-то, что банально, – согласился Брон. – Затем я подумал: а почему не назваться Слонами? Помнишь же: «Россия – родина слонов».

– Смешно, – сказал Вадим. – Было когда-то.

– Пожалуй.

– Надеюсь, вариант: «Ударная дружина имени графа Борислава Костолевского», – не возникал?

– Даже в голову не приходил, – со смешком ответил Брон.

– Слава богам! – Вадим пораскинул мозгами. – А почему вам не назваться простенько и со вкусом: «Росичи»? Или короче: «Рось», – в пику Орде. Так сказать, ещё одна попытка противостояния на новом витке… Хотя, конечно, лучше бы с ними поладить. К тому же «Рось» перекликается с «рысью», так что и мода на зоологию будет в какой-то мере соблюдена.

– И с кличем «Рось!» бросаться в бой. – Брон усмехнулся. – Красиво – прямо как в кино. Но многие на это купятся – я в том числе… А почему ты считаешь, что с ордынцами лучше поладить?

– Потому что виток новый. Как бы ни хотелось некоторым дважды войти в реку, слишком мы пропитались друг другом за эти века. При желании, конечно, можно провести разграничительную линию – по языку, по религии, по разрезу глаз… И всё равно это будет условностью, вроде повязки на рукаве, – лишь бы не перепутать свою стаю с чужой. Но ведь повязки можно и заменить?

– Ты так в этом уверен? – вкрадчиво спросил Брон.

– Ну вот возьмём, к примеру, тебя. – Главарь весело вскинул брови. – Конечно, мужчина ты видный и вполне можешь служить образцом человечьей породы. Однако слишком тёмноволос для чистокровного славянина, тем более – для росича.

– Так ведь и ты тоже?

– Кто бы спорил! Правда, своей смуглостью я обязан то ли хохлам, коим больше других досталось от татар, не считая прочих, то ли румынам, произошедшим, кажется, из даков и римлян – а может, ещё из турок или арабов, кто поручится? От прежних племён и наций ныне мало что уцелело, а уж Россия всегда была таким котлом!

– Короче, предлагаешь договориться с узкоглазыми?

– Скажи ещё: «луноликими», – предложил Вадим. – Интересно, они-то как нас обзывают – носачами, что ли?

– Иудеи-то поносатее будут! – со смешком заметил Валет.

– А видел ты, как ордынцы ломают хребты непокорным? – спросил Брон. – Или вырезают конкурентов целыми семьями, чтобы не оставлять мстителей?

– Ну, у твоих-то горилл даже руку сломать трудно, – проворчал Вадим, всё-таки содрогнувшись. – Если не путаю, ордынцы живут по законам ясы, завещанной Чингис-ханом? Значит, тоже имеют понятие о чести – пусть и отличное от вашего.

– Не тебе объяснять, что их законы не распространяются на нас – как и их честь. И кто возьмётся им доказать, что между нами больше сходства, чем различий? Может, ты? Не говоря о прочем, мне было бы жаль потерять хорошего водилу. – Брон с сомнением покачал головой. – Очень не просто, друже Вадим, стать своим для всех – от творцов до крутарей. Простые натуры больше пугает непохожесть, чем привлекает подобие, – особенно, когда непохожести больше.

– Разве обязательно её демонстрировать?

– Предлагаешь притворяться?

– Зачем? Сам же говорил: принцип драконов – обманывать правдой. Я обязуюсь говорить только правду, но отнюдь не всю. Может, гипотетической татарской капли в моей крови вполне хватит, чтобы договориться с ордынцами?

– А твоё «отнюдь» откуда? – с усмешкой поинтересовался Брон. – От твоих крестьянских предков? Или кто-то из тогдашних помещиков слишком увлекался правом первой ночи, исполняя роль местного племенного бычка? Во всяком случае, пропорции у тебя не крестьянские. Как и мозги.

– На пересечении пород часто возникают незаурядные экземпляры, – согласился Вадим. – И чем больше разброс, тем занятней результаты.

– Старички, не обижайтесь, но мне пора сваливать, – объявил Валет, неловко ёрзая. – Дела, знаете, а перенести – ну никак! Конечно, я бы с удовольствием ещё поточил лясы…

– Дело есть дело, – не стал неволить Брон. – Не все встречи можно отложить – тут ты прав.

Произнёс он это вполне сердечно, но в последнюю фразу словно бы вложил двойной смысл – а может, просто добавлял значительности речам. Впрочем, простодушный Валет ничего не заметил и скоро отбыл, прихватив на дорожку гроздь винограда.

– Конечно, Валёк – парниша крепкий, – заметил Брон, созерцая закрывшуюся дверь. – Однако не дракон, отнюдь, – даже не богатырь. И лучше бы не пробовал прыгнуть выше головы.

– Мне показалось или в самом деле у вас чем выше ранг, тем короче имя? – спросил Вадим.

– Так и есть.

– Значит, мне ещё повезло. Был бы я, скажем, Иннокентием или Максимилианом… Странная тенденция для славян, не находишь? Кстати, в твоём прежнем имени смысла было побольше, чем в нынешнем.

– Сам же сказал: «новый виток».

– Разве я против новизны? Лишь бы её не навязывали извне.

– Есть и такое мнение?

– Да просто странно, когда в самых разных структурах, включая ненавистную вам Крепость, вдруг обнаруживаются общие черты, прежде не свойственные ни одной. Ну да, я помню о «бритве Оккама», однако простых объяснений в голову не приходит. Извини: мерещится заговор.

– Модная нынче тема, – заметил Брон.

– Потому извиняюсь.

– Между прочим, он и мне мерещится.

– Ну, тебе по чину положено. А мне за какое место трястись?

– За мягкое, – хмыкнул крутарь. – Видишь многое, а при себе не держишь: совесть, что ли, не позволяет? Знаешь ведь обычную судьбу ясновидцев и прорицателей?

– У них не может быть обычной судьбы, – возразил Вадим. – Слишком необычны они сами… Думаешь, я со всеми так откровенен? Просто последнее время почти не встречал людей, которые сразу были бы и умны, и без комплексов, – вот и расслабился, перестал себя держать.

– Я так и понял, что ты проверял меня на прочность, – кивнул Брон. – Но лучше этого не делать при подчинённых.

– Даже при Вальке?

– Даже. У нашего приятеля вполне кондовый склад ума – лишней вольницы он просто не поймёт.

– Тогда и вправду произведи меня в шуты, – предложил Вадим. – Помнишь Шико в «Графине де Монсоро»?

– Я предпочёл бы заиметь тебя в роли советника.

– Что, так сразу?

– Понимаешь, Вадик, у меня ведь тоже талант: я знаю цену людям, причём умею определять с первой встречи. Может, на этом и выбился в главари. Но я вижу, что тебе, в общем, плевать на благополучие нашей… банды, пока оно не сообразуется с общечеловеческим благом. Посему даю время присмотреться к нам, даже рискуя потерять тебя в этой ходке.

– Надеешься, я проникнусь вашими интересами? – осведомился Вадим. – Как тот актёришка в «Мёртвом сезоне». Или почувствую вкус к карьере?

– Говорю же: я понимаю людей. Можно сказать, насквозь вижу – особенно таких прозрачных. А потому знаю, чем тебя можно купить.

– И чем же?

– Ну, что мы имеем в нашей благословенной губернии? Про прелести официоза, ныне именуемого Крепостью, ты знаешь лучше меня, а кроме Крепости тут есть лишь четыре… пожалуй, уже пять достаточно влиятельных группировок.

– И чем ты лучше других?

– Тем, что умней.

– Вот это – вопрос формулировки.

– Давай определять ум, как способность к правильному выбору – членов команды, модели устройства, направления развития.

– А что такое «правильный»?

Брон усмехнулся.

– Хорошо, пусть будет «оптимальный», – ответил он. – С позиции общего блага.

– Значит, ты ещё и порядочнее других?

– Вот про это не будем, ладно? – отказался крутарь. – Здесь мы точно завязнем: слишком многие сейчас «радеют за народ». Лучше предположим, что я нормальный эгоист и хочу лишь обойти на вираже прочих главарей.

– Принято, – кивнул Вадим, радуясь, что хотя бы на одного «радетеля» стало меньше. Как ни смешно, главные моралисты произрастают отнюдь не из самых совестливых… Чёрт, и далось мне это «отнюдь»! – посетовал он с ухмылкой. У Брона, что ли, заразился?

– Всё-таки я знаю историю и, в отличие от большинства, у неё учусь, – продолжал крутарь. – Как известно, директивный способ руководства далеко не самый эффективный – даже в периоды войн, как ни странно. Если государство руководит чем-то напрямую, то почти всегда разваливает это вдрызг. Ты хорошо представляешь управленческие модели, популярные среди крутарей?

– Честно говоря, не слишком. В самых общих чертах.

– Пойдём, – Брон поднялся, взмахом одной руки приглашая Вадима за собой, а в другую взяв вазу с фруктами. – Здесь не помешает наглядность.

Он угнездился в крутящемся кресле перед монитором, небрежным щелчком согнал с экрана обнажённую милашку, кокетливо выплясывавшую во всему затемнённому пространству, и принялся подбрасывать на монитор файл за файлом, комментируя возникающие тексты, списки, фотографии, диаграммы, схемы:

– Начнём с «сутенёров». Конечно, сами-то они себя так не зовут – при том, что торгуют соответствующим товаром да ещё посредничают с правителями (тоже ведь проститутки не слабые). Костяк составляют бывшие гэбэшники, партийцы, совработники, прочая шушера, во время Отделения промахнувшаяся с выбором стороны. Возглавляет их некто Вит, он же Фуня, – личность туманная, скользкая, однако не без здравого смысла, ладить с ним можно. Как я говорил, компания Вита прочно сцеплена с Крепостью: старые связи, знакомства, знание ходов, то-сё, – в этом главная их сила. Сутенёров даже трудно отнести к крутарям – они избегают открытых стычек и в целом ведут себя тихо. Тем не менее с ними предпочитают не связываться. Во-первых, прищучить их довольно сложно: едва ли не половина подвизается в Крепостных структурах, в основном, на скромных управленческих должностях – поди сыщи их! А будешь слишком нажимать, у самого начнутся пожары да взрывы: сутенёрчики-то наши по таким делам бо-ольшие мастера. При особой надобности могут и к главарю подобраться, а кому охота взлететь на воздух? Очень неаккуратная смерть, даже позорная, – это тебе не клинок или, на крайний случай, пуля.

Брон переключился на соседнюю директорию и снова принялся жонглировать файлами, демонстрируя завидную сноровку:

– Ну, про иудеев могу добавить немного. Во главе Гош, он же Папашка. Живут, как и положено, в гетто, неподалёку от нас. За столько веков гонений у них уже в генах записано держаться друг за друга. Их национальная взаимосцепка не уступает иным родовым, а то и семейным, и, видимо, неспроста среди всех общин только еврейские ещё выдерживают конкуренцию с современными структурами. К тому же они неплохо адаптируются к среде обитания, но особенной фантазией не отличаются – идут по пути наименьшего сопротивления. В здешнем своём кибуце иудеи помешаны на огнестрелах и, надо признать, достигли в пальбе отменной умелости: вколачивают пули навскидку и в любую точку. Как известно, сейчас в чести специализация, а посему они отказались от прочего, вооружились до зубов и всем супостатам грозят железным ливнем – в точности как Совдепия некогда размахивала «ядерной дубинкой». Правда, сами ни на кого всерьёз не наезжают – предпочитают устранять разногласия малой кровью, берегут своих… Пока нет вопросов?

– Приятно и полезно внимать просвещённому правителю, – пробормотал Вадим. – Давай, поливай дальше. Как там насчёт социального устройства?

– Особых изысков нет: на всю катушку эксплуатируют нац-идею – то, что ты зовёшь совестью для своих. Но, как и всё прочее у них, это тупиковый путь. При враждебном окружении ещё работает, для остальных ситуаций не годится. Говорят, даже в Японии отказываются от клановых принципов.

– Под «всем прочим» ты подразумеваешь огнестрелы?

– Их тоже – безусловно. Нашёлся ведь и для «ядерной дубинки» подходящий «лазерный щит»? А защититься от пуль, даже от взрывчатки, куда проще – подходы уже нащупываются. И с чем тогда останутся иудеи? С грудой бесполезного железа и кучей пороха, которые они копили годами?

– И потому ты подгребаешь под себя здоровячков?

– Наши критерии покруче, чем в английской полиции, – подтвердил Брон, – вес не ниже центнера, бицепс за полметра. Но, конечно, одних габаритов мало. Вот ты, к примеру, сколько подтягиваешься?

– Раз с десять, наверно, – не стал прибедняться Вадим.

– Так мало? – удивился Брон.

– Я же на одной руке.

Крутарь оглядел его с уважением и дальше развивать тему не стал.

– Кстати, не только я пренебрегаю огнестрелами. По подобному же пути пошёл Бату, ордынский каган, обрастая рукопашными бойцами, большинство из которых, само собой, ориентированы на Восток и особыми размерами не выделяются.

– Кстати, по-английски «orient» и значит Восток, – неизвестно зачем вставил Вадим. – Но это к слову – продолжай, пожалуйста.

– Однако Бату забыл одну вещь: даже сами китайцы, родоначальники большинства боевых стилей, очень почитали гигантов – как и японцы. А может, не забыл, но просто понадеялся на тайное своё оружие.

– Надеюсь, не ядерное?

– Немногим лучше – экстрасенсорное. Сам Бату и кое-кто из ближнего его окружения способны якобы выбрасывать из себя сгустки энергии, убивающие противника наповал. Чёрт знает, мистика какая-то!..

– Ну почему обязательно мистика? – возразил Вадим. – Такие случаи зафиксированы.

– Ордынцы стараются не афишировать подобные навыки и пускают их в ход только при крайней нужде. Однако двое моих ребят всё же нарвались и расстались с жизнью очень мучительно, хотя без видимых повреждений. Полный разлад внутренних функций!..

– «Дыхание Хаоса», – пробормотал Вадим. – Я что-то слышал об этом – на досуге надо будет поразмыслить.

– Вот-вот, поразмысли, – подхватил Брон. – А заодно подыщи защиту – тогда я с чистой совестью объявлю и этот путь тупиковым. Тем более, во всём ином ордынцы консервативны: только и стараются, что поточней скопировать древних татар, – конечно, в меру своего знания истории. Жёсткая пирамида сверху донизу, что при Советах звалось «централизмом». Предельное пренебрежение человечьими жизнями, включая собственные, но особенно – чужими.

– Как насчёт религии?

– Здесь спектр широкий, как ни странно. То ли стараются привлечь под свою крышу всех, от мусульман до буддистов, то ли ещё не определились – говорю же, историю плохо знают! Хотя бы со мной консультировались.

– Хорошо, – сказал Вадим. – Кто остался?

– Шершни, – Брон ухмыльнулся. – Те, кто гонял вас сегодня. Самые загадочные из всех. Где базируются, из кого состоят, кто во главе – ничего не известно. Удивительно, что сегодня они появились так рано, – обычно до заката про них не слышно. Возникают из ниоткуда, пропадают в никуда, ещё до рассвета. Главный товар – «химия», но пробавляются также контрабандой, из-за чего мы с ними грызёмся. Впрочем, не сильно: за рамки они редко выходят, я тоже волну не гоню – сам знаешь, к чему приводит эскалация насилия. Так, цапаемся помаленьку. Тебе интересны Шершни?

– Даже очень.

– Мне тоже. Чем-то они меня беспокоят и куда побольше других. Вот вернёшься из рейда – займёшься, создам все условия. А сейчас, – Брон лучезарно улыбнулся и развёл громадные руки, – извини, дружочек, дела! Завтра позвоню, назначу место и время.

Приобняв Вадима за плечи, князь проводил его через всю притихшую приёмную и даже не поленился лично распорядиться насчёт транспорта, дабы у гостя не возникло осложнений, – во какой почёт!

С комфортом катясь через лес, рядом с молчаливым провожатым, Вадим тихонько хмыкал, вспоминая эту демонстрацию и своё удовольствие от вида крутарских физиономий, озадаченных и заинтригованных. Вообще, Брон – молодец, умеет подать себя и расставить по местам прочих. Может, и вправду есть такое призвание: правитель? Собственно, Брону даже не требовалось притворяться – просто к каждому он поворачивался одной из многих своих граней. Требуется вам, скажем, сановье величие – получите на всю катушку!.. Нет, такое надо уметь – мне-то лучше и не пробовать.

Провожатый высадил Вадима на тихой окраине, недалеко от родного его района, и дальше он побежал лёгкой рысью, выполняя вечерний моцион. Эти места Вадим тоже изучил неплохо и потому «пилил» напрямик, через дворы, переулочки, пустыри, ныряя в заборные проломы, прыгая через кусты. Но ещё задолго до жилых домов ощутил впереди, прямо на пути, шестёрку раззадоренных сознаний, а затем услышал странные глухие звуки, перемежаемые басистыми рыками, будто это грызлись здоровенные псы. Неслышно приблизившись к изгороди, Вадим заглянул в дыру и оцепенел в изумлении: такого он ещё не видал.

Пара «химичей», мосластых двухметровых амбалов в майках и шароварах, со вкусом лупцевала сдвоенный наряд блюстителей, видимо, устроивший засаду на здешней тропе. Исполняли они этот номер голыми руками, хотя их кулаки больше напоминали кувалды – по размеру и твёрдости, и по эффективности тоже. Резиновые дубинки блюстителей отскакивали от глыб «химичей», не доставляя им видимых неудобств. Зато каждый удар силачей отзывался в доспехах противника глухим гулом, а самого латника отбрасывал на метр. А уж если такой удар попадал в голову!..

Полагалось бы блюстителям посочувствовать, но это оказалось свыше Вадимовых сил. Пожалуй, ближе он был к злорадству. Слаб человек, слаб – увы. Как там насчёт постов и молитв? Говорят, помогает.

Не дожидаясь развязки, Вадим отступил и заспешил в обход – тем более, время поджимало. Однако далеко отойти не успел, почти сразу наткнувшись на новую сцену, тоже заметив её издалека.

3. За прекрасных дам!

На первый взгляд картинка казалась идиллической – во всяком случае, куда пристойней предыдущей. Обширный захламлённый двор, густо поросший сорняком, пересекали двое: опрятно одетая женщина и девочка лет десяти в замызганной униформе. Женщина ещё не была старой, а выглядела даже привлекательно: ладная, налитая, крутобёдрая. Хотя смахивала на общагскую вахтёршу Вадима, точно младшая сестра, и все ухватки выдавали в ней закоренелую старожилку. Обращалась она к ребёнку с умильной ласковостью, словно к дочурке, – при том, что Вадим не ощущал между ними родства. Дама крепко держала девочку за руку, но та и не пробовала вырваться, робея от здешнего запустения. Судя по всему, она сбежала из ближнего питомника и теперь пробиралась домой через пустыри, чтобы не попасться на глаза блюстителям, – а женщина, видимо, вызвалась её проводить. Странная услужливость, учитывая, что старожилы и с собственным потомством обычно обходятся без сантиментов.

Заинтересовавшись, Вадим двинулся следом, соблюдая немалую дистанцию. Чёрт знает, что он заподозрил, однако предчувствия не показались радужными. Далеко идти не пришлось: вскоре мадам подвела девочку к старому, ещё прочному зданию в три этажа и почти затащила в единственный подъезд, продолжая сладко увещевать. Пока всё оставалось в рамках, и Вадим позволил им подняться на самый верх, сам проделав то же снаружи, благо на стене хватало удобных балкончиков. Он уже определил тут обжитые помещения, чьи окна густо затягивал плющ: наверно, для маскировки. Но тем проще в них подглядывать, притаившись на балконе.

Квартирка была скромной, однако обставлена тщательно и любовно, даже со вкусом. Чистота в комнате казалась стерильной, а перед входом гостей встречал щекастый парень тридцати с небольшим лет и таких обтекаемых очертаний, что смахивал на свежевымытого боровчика, вдобавок выряженного не без щегольства. Ещё он до изумления походил на эту сердобольную даму – вплоть до сложения и мимики, что в мужчине смотрелось странно. И даже годами уступал ей не много, хотя наверняка являлся дамочке сыном, – будто та обзавелась потомством, ещё толком не выбравшись из детства. Во сколько же она начала?

– Господи, маменька, – капризно посетовал боровчик, – сколько раз говорено: выбирай полных! На что мне такое, господи?

Однако сноровисто раздел зацепеневшую девочку догола и прикрутил ремнями к скрипучему стулу, предусмотрительно помещённому в проржавелое корыто. Вадим изготовился было прыгать, но парень только залепил добыче рот приготовленным пластырем и отступил, озирая её со всех сторон. Босые и пухлые его ступни переступали по ковру почти бесшумно, избегая линолеума, будто он не привык ходить по жёсткому.

– Ну что ты говоришь, Митренька! – возмутилась женщина, от порога снимая туфли и устремляясь на кухню. – И как тебе не совестно только? Думаешь, легко было её добыть? Сам знаешь, какие времена. Не дай бог, проведает кто – ведь камнями забьют! Никакой жалости в людях не осталось. – Энергично она зазвенела, забряцала утварью, застучала дверцами шкафов. – Тебе что приготовить сегодня: гуляшик или котлетки, – а, сыночка?

С кухни уже доносился дробный перестук ножей о доску, будто готовился гарнир или приправа, затем хлопотунья принялась напевать тоненьким голосом, демонстрируя отличное настроение, а Митренька всё созерцал дрожащую худышку, недовольно оттопыря толстые губы. Почему-то особое внимание он уделил тугой щёлке, рассекающей понизу лобковую припухлость, – единственное, что подтверждало пол ребёнка, если не считать отросших до лопаток волос, спутанных и слипшихся в пряди. Наверное, тоже обделён женским обществом… «бедненький». Иначе откуда такое подростковое любопытство?

– Неухоженная какая, – проворчал боровчик. – Их что там, в питомниках, не моют? И ногти не стрижены!

Экий привереда, качая головой, подивился Вадим. Сколько ж на тебя уходит, гадёныш? И сможешь ты разорвать плоть руками? По виду не скажешь. Или обманчива внешность?

– Так ты ж не любишь пальчики, – заботливо откликнулась мамаша. – А, Митренька? И потом, это ведь как приготовить… А хочешь, ополосни её, – предложила она, – водицы хватит. Хоть помоется напоследок. – Женщина хмыкнула и добавила с неожиданной злобой: – Понаехало вонючек, под себя гадят! А ведь помню ещё, как мы бегали по улицам босиком – настолько там было чисто. И твой дедушка говорил…

– Лучше трахну её напоследок, – перебил парень. – Какая дурочке разница?

– Немытую? Фу, сыночка, не говори гадостей! Лучше потом я…

– Мне надоело с тобой, – снова перебил он. – У тебя бёдра трясутся. Могу я иногда раздолбать целку? Ты-то, мамуля, с половиной города перетрахалась!

Решившись, Митренька принялся стаскивать тесные брюки, обнажая женственный зад. Вадим подождал, пока он спустит их до колен, надёжно себя стреножив, и тогда неслышно вскочил в комнату, сграбастав боровчика за шиворот. Много сил это не потребовало, так что «напрасны ваши опасенья»!

– Мать!! – истошно заорал тот, безуспешно пытаясь вырваться и молотя вокруг коротенькими руками. – Твою…

Неразрешимая дилемма, думал Вадим, брезгливо удерживая толстячка на удалении. Вообще я против убийств, тем более – казней. Однако как там, в поговорке? «Волкодав прав, а людоед – нет».

Он ощутил спиной атаку и в последний миг сдвинулся в сторону, пропуская мимо отточенный мясницкий нож, на который его попыталась нанизать хозяйка, вступившись за откормленное человечиной дитя. Ах, эта «святая материнская любовь»!.. На следующем шаге, не сумев затормозить, дамочка вонзила тесак между лопаток сына и завизжала в смертельном ужасе, заглушая его хрип. А всадила она клинок с неженской силой, так что тот наверняка достал сердце. Уж не сама ли мать забивала жертвы? Или только стояла на подхвате? Ах, семейка!..

Поспешно отпрянув ещё дальше, Вадим подхватил девочку вместе со стулом и переставил в дальний угол, отчего-то уверенный, что вне корыта здешние аккуратисты не станут на неё покушаться. Следующим порывом было сбежать, не дожидаясь тягостного финала, однако Вадим задавил слабость. А ну как дамочка и без сынка продолжит охоту? Ещё неизвестно, кто здесь «направляющая сила»!..

Заколотый боровчик уже обвалился на пол, судорожно дёргая ногами. Из разевающегося губастого рта обильно струилась кровь, выпученные глазки едва удерживались в орбитах. Женщина стояла над ним точно памятник, сцепив побелевшие ладони.

– Сыночка, – растерянно сказала она. – Говорила ведь: не серди маму. Что же теперь… И ковёр весь испачкал, надо ж как!

Про Вадима она, похоже, забыла – как и про девочку-ужин. Надолго ли?

– Как зовут? – спросил он и добавил с усилием: – Вас.

– Ангелина Серафимовна, – ответила она машинально. – А его – Митрофан. Мальчик мой…

«Ух ты! – подивился Вадим. – Даже отчество совпадает. Может, они и вправду с вахтёршей – сёстры? Тесен мир».

– Что же нам делать теперь, Серафимовна? – произнёс он. – Не получается просто разойтись – ну никак!

– Зачем же расходиться? – возразила женщина, наконец подняв на Вадима заплаканные глаза, и с готовностью принялась расстёгивать натянутую блузку («полна пазуха грудей»), складывая переспелые, но ещё тугие губы в обольстительную улыбку. – Разве нам нечего обсудить?

Наверное, она искренне скорбела по сыну, но что делать, сперва следовало подумать о выживании – первый рефлекс любой хищницы. Главное уцелеть, а детёныши – дело наживное. Так почему не нажить их прямо сейчас, от эдакого самца? А заодно словить кайф, какой подвернётся, – сколько той жизни, да? И посчитаться с убийцей, если повезёт. Или же обзавестись защитником и добытчиком, если повезёт ещё больше. А сыночку ещё успеем оплакать – потом, на досуге… Действительно, редкостная шалава!

– Не сейчас, – ответил Вадим. – Времени нет, и поразмыслить обоим не вредно. Подождёте меня до завтра, ладно?

– Это не я, не я! – приговаривала женщина, хватаясь за его рукава, пока Вадим заталкивал её в тёмный чуланчик. – Это Митренька меня заставлял – принудил!..

– Ну да, «токмо волею пославшей мя супруги»! – хмыкнул Вадим, осторожно закрывая дверь, чтобы не защемить пухлые пальцы.

– Он ведь обжорка был, прости господи, не прокормить никак, – частила хозяйка. – И мясо – ну так любил! Что было делать, а? Кругом – никакого порядка… И эта девчонка – она ж из приёмника сбежала, правда! Государство кормит её, одевает, воспитывает, а этой соплячке всё мало, мало… Да она всё равно бы плохо кончила, паршивка, Крепость бы предала! Разве можно допустить? Мы ж как санитары, улучшатели породы… мы с блюстителями в едином строю!.. А ещё эти охальники, лапальщики, блудники, которым только и нужно было… Думаете, их тоже – ни за что? Ведь получали своё сполна, и только затем Митренька их…

Дальнейшие слова растворились во всхлипах, разжалобивших бы и куда менее сентиментальных. Вздыхая, Вадим подпёр дверь торцом тяжёлого шкафа, под завязку набитого разнообразным тряпьём, и только затем принялся за девочку, покорную точно кукла. Её омертвелость уже начала Вадима тревожить: как бы такой шок и вправду не оказался гибельным. По крайней мере, крыша у малышки может уехать далеко – и не проклюнется ли тогда ещё один «Митренька»? И чем займётся она: примется убивать обессиленных любовников, точно паучиха? Что ж, дело житейское: за скотство одних почти всегда отдуваются другие, – а первые знай свинячат себе дальше!.. Впрочем, Митренька своё уже отхрюкал.

– Всё-таки скажите: зачем? – не утерпел Вадим перед уходом. – Вам что, белков не хватало? Или это особый вид гурманства? Чего вы добивались, а?

– Силы, – неожиданно донеслось из-за двери. – Хоть немножко! Вокруг творится такой страх, особенно ночью, а мы слабы и ничтожны перед десницей божьей – кто нас защитит? А ну как и сюда заявится Мститель!..

Видимо, имелись в виду мясорубы, успевшие впечатлить уже многих.

– Как раз тут ему нашлось бы чем заняться, – проворчал Вадим, – если он и вправду приходит для мести.

«Но вот за чьи грехи расплачиваются такие малышки? – добавил он мысленно. – Уж не за наши ли, а?»

Девочка оставалась едва вменяемой, пока Вадим нёс её, укутав потеплей, в посёлок «росичей». И даже не пикнула, когда он передавал её на попечение броновских девиц. Уже бегом, навёрстывая время, Вадим устремился по освоенному маршруту обратно. И скоро, вынырнув из-за кустов, вступил в Крепость, не замеченный ни единой душой.

Комендантский час ещё не начался, однако по улицам курсировали патрули из добровольческих бригад, задерживая припозднившихся малолеток, а прочих беря на заметку. Из многих нынешних починов, поощряемых или, во всяком случае, игнорируемых властями, этот был не худший (упаси боже столкнуться, к примеру, со старожилами-«ищейками»), однако и от таких встреч настроение не улучшалось. Благодаря обострённому чутью Вадим замечал патрули за несколько кварталов – куда раньше, чем они его, – и обходил, избегая унизительных объяснений. Только перед самым домом его чутьё дало осечку – а почему, Вадим сообразил, когда разглядел вожатую этого патруля.

– Бог мой, Дина! – воскликнул он. – Сколько лет? Вот мы и встретились наконец!

А мысленно добавил: господи, где это – стройная шея, хрупкий стан, изящные коленки, тонкие пяточки; куда всё подевалось? Теперь её фигура, от шеи до пяток, раздалась вдвое, а прежние изысканные формы, до сих пор являвшиеся ему в снах, скрылись под наслоениями жира, обезобразившими бёдра, складками покрывшими бока и живот, огрубившими кожу, некогда такую нежную, атласную. А лицо сделалось тяжёлым и щекастым, дрябло провиснув книзу – как и погрузневшие груди, в юности задорно торчавшие вперёд. Даже запах у Дины изменился и загустел, как будто вместе с фигурой она утратила чистоплотность. Что делает с нами время, а? Впрочем, не со всеми.

– Надо же – Смирнов, собственной персоной! – сухо признала его Дина. – И даже помолодел. Место работы прежнее?

– Место проживания тоже, – подтвердил Вадим. – А у тебя как?

Не поддержав дружеского тона, она продолжила:

– И общий распорядок ему по-прежнему не указ!.. Ещё не нарезвился? А ведь пора угомониться, не мальчик уже.

– Эй, ты куда меня определила – в гуляки? – удивился Вадим. – Разве я давал повод?

– Ты всегда думал об этом – что я, не помню? Все вы одинаковы: лишь бы хапануть больше! А отдавать кому – нам, что ли?

Кажется, Дина тоже озлобилась на весь мир, действительно обошедшийся с ней неласково, а заодно – на Вадима, хотя тот старался её не обижать. Но чаще ведь обижаются на то, чего недодали, хотя могли. И на тех, кто не оправдал надежд, которые даже не потрудился внушить сам.

– Диночка, – косясь на строгих тёток из её команды, осторожно спросил Вадим, – что, я и вправду остался должен? Так ты скажи!

– Конечно, должен – губернии, Крепости, народу! Кто тебя кормит, содержит, кто тебя выучил, наконец?

«Господи, – даже умилился Вадим, – до чего знакомая песня! Сейчас и меня, наверно, примутся кушать».

– А что это: народ? – с искренним интересом осведомился он. – Наверно, это такой большой дядя, добрый, но справедливый, который всё видит, всё знает, всем благодетельствует и каждому воздаёт по заслугам – вроде единого бога, да? Или это мы же сами? Тогда давай говорить конкретно: вот тебе, Дина, сколько я должен?

– Ты зубы мне не заговаривай, умник, – прошли те времена! – рассердилась она. – Теперь сам будешь меня слушать!

– А тебе найдётся что сказать? – удивился Вадим. – Диночка, я же с охотой – только обойдёмся без зрителей, ладно? Как-нибудь заглянешь ко мне в гости…

– Ещё чего! – громыхнула Дина. – Ишь, разбежался! Я замужняя женщина, не какая-нибудь…

– Нонна? – вставил Вадим, болезненно морщась.

– Кто?

– Так, вспомнилось. Раньше ты не была настолько… зычной. А может, это я стал лучше слышать?

– Послушайте, Смирнов, – вожатая переключилась на официальный тон, – если мы ещё хоть раз…

Дальше можно было не слушать, ибо на сей счёт уже не раз проходились блюсты – а у кого ещё могла Дина набраться нужных фраз? Похоже, форма пришла здесь в соответствие с содержанием, грустно размышлял Вадим, пока длилась речь. Диночка всегда любила вкусно поесть и мягко поспать, а теперь, похоже, это сделалось главной её усладой, как у кастрированной кошки. Что называется, «обабилась». Влилась в общие ряды губернских бабёнок, поглупевших и обленившихся, раздобревших на макаронах с картошкой, – и теперь тому же учит других. А ведь из неё могла получиться образцовая светская дама, утончённая и сексапильная, – при надлежащей-то дрессировке. Может, это не оптимальный вариант, но уж куда лучше нынешнего!

– Ладно, пока что ко мне претензий нет? – вежливо спросил Вадим, когда она выговорилась. – Извини, Диночка, спешу – темнеет уже. Где тут расписаться насчёт предупреждения?

Всё-таки Дина помнила его достаточно, чтобы почувствовать насмешку. Молча отвернувшись, она затопала по улице дальше, неуклюже ворочая подушечным задом, сопровождаемая собственной сворой. И Вадим отправился своей дорогой, вздыхая и качая головой: что делается, а? «Каких людей теряем!»

Уже открывая дверь в квартиру, Вадим заподозрил неладное: в замке явно ковырялся посторонний. В самом деле, из глубины квартиры доносились приглушённые голоса. Насторожённо Вадим заглянул в комнату и застыл: на его стареньком диване расположились друг против друга Юлька с Тимом и оживлённо трепались, прихлёбывая ароматный Алискин чай из щербатых чашек. Увлёкшись разговором, они даже не заметили появления третьего. Сегодня на Юле были джинсы в обтяжку, очень просторная цветистая футболка и знакомые уже босоножки.

– Нормально! – качая головой, восхитился Вадим. – Ребята, я вам не помешал?

Гости разом замолчали и повернули к нему подвижные лица, чем-то даже похожие. Наверное, тем, что оба смахивали на обезьян, – только абсолютно разных: от очаровательной до облезлой.

– А, это ты, – пробормотал Тим без восторга.

– Тебя сие удивляет? – поинтересовался Вадим. – Ну, извини. – Он глянул на Юлю: – А вот тебя как впустили?

– Подумаешь! – фыркнула она. – У тебя ж не замки, а слёзы: ногтем открываются.

– Она не теряется, – одобрительно заметил Тим. – Молодец!

– Её захочешь – не потеряешь, – проворчал Вадим. – И бабку ты тоже – к ногтю?

– Ещё проблема, да? Эти пеньки скрипят, пока не смазаны.

– Ясно, – кивнул он. – А смазки у тебя вдосталь, уж я знаю.

– Это какой ещё смазки? – встрепенулся Тим.

– Не влезай, убью, – предупредил Вадим.

Пододвинув кресло к столику, он тоже сел, с наслаждением вытянул гудящие ноги. Юлька следила за ним с любопытством.

– Что? – спросил Вадим.

– Хочется оголиться, да? – предположила она. – Так давай!

– Ага, щас… Только зрителей соберу побольше.

– Господи, как ты старомоден!

– Ну да, – подтвердил Вадим, – я старый, трухлявый, уставший от жизни пень… Кто бы напоил меня напоследок чаем?

– Нет проблем. – Соскочив с дивана, Юля упорхнула на кухню.

Не спеша Вадим сфокусировал взгляд на Тиме, покачал головой.

– Я при чём? – поспешно удивился тот. – Откуда мне было знать, что здесь – она?

– И однако ты не постеснялся распушить хвост, – сказал Вадим. – В чужих угодьях, на чужую добычу. Молодчага, Тим!

– Ну больная тема, согласен. Так случилось, что меня ещё волнуют эти проблемы, – в отличие от тех, для кого они в прошлом. И я не стыжусь в этом признаться, опять же в отличие от других. Что естественно – не стыдно.

– Это ты блюстам можешь объяснить, когда рассядешься по нужде на дворцовой площади, – проворчал Вадим. – А я про другое толкую. Имеешь ты понятие о чужой собственности или и тут за общинные отношения?

– Да брось, Вадя, – будто я не знаю твоего чистоплюйства! Всё равно же не клюнешь на малолетку?

– И тебя, старого кобеля, к ней не подпущу – имей в виду.

– Эгоист! – поморщился Тим. – А если сама захочет?

– Тогда выметайся прямо сейчас, – предложил Вадим. – Посмотрим, кого она предпочтёт.

Тим поднял руки, сдаваясь.

– Собак ты на сене, – произнёс он со вздохом. – Ладно, осаду снимаю. Кстати, где ты так задержался? Вроде у тебя ничего не планировалось на этот вечер.

– Как и на прошлую ночь. Однако кое у кого планы не совпадают с моими.

– Это у кого же?

– Как раз это я и пытаюсь выяснить – по неофициальным каналам.

Сощурив глаза, Тим внимательно оглядел комнату – похоже, впервые за сегодня, с начала визита слишком сосредоточенный на гостье. Озадаченно присвистнул.

– Как я понимаю, встреча была тёплой, – заметил он. – И чего от тебя хотели?

– Не сказали. А я не успел спросить.

– Тогда это не репрессоры – те любят поговорить. И они не ушли бы так просто.

– Можно подумать, ты у них в наводчиках, – проворчал Вадим. – Слушай, Тим, у тебя же обширный круг знакомцев – никто последнее время не исчезал без предупреждения?

– Ну, Вадичек, кто ж о таком предупреждает!

– Но случаи были?

– Допустим.

– И ты полагаешь, будто они просто слиняли?

– Почему нет? Если они надыбали на подходящий канал… Я же общаюсь со специфической публикой!

– А может, их унесли «вороны»?

– Что ещё за вороны? – не понял Тим.

– Разве ты не слышал ночью гула за окнами?

– Вообще-то ночами я сплю. А что, этот гул сильно отличается от автомобильного?

– В том и дело, что нет, – потому внимания не привлекает.

– Так это вертушки, да? – сообразил Тим. – Похищения – ни фига себе! Мало было маньяков на улицах, теперь забираются в квартиры. Неужто кто из крутарей разрезвился?.. И знаешь, раз уж зашла речь, пропадают-то самые заметные фигуры!

– Ты мне льстишь, – пробормотал Вадим. – Что же это – работорговля? Или кто-то обзаводится собственными шарашками?

– Не слишком ли масштабно для частного сектора?

– Ну не на мясо же их пускают?

– Скажешь! – Тима даже передёрнуло. – Недоставало нам каннибализма!

– Тебе-то чего пугаться? – усмехнулся Вадим. – Твоего мяса хватит разве на холодец.

– Но сам я, в отличие от тебя, мясо потребляю! И если бесперебойные мясные поставки объясняются именно этим…

Но тут в комнату вступила Юля, торжественно неся поднос с пирожными и тропическими фруктами, давно уже здесь не виданными (а некоторые – так и вовсе), и Тим прикусил язык.

– Чаёк готов, – объявила она. – Как наш зануда-старикан – ещё не помер?

– Дождёшься от него! – откликнулся Тим, с воодушевлением поднимаясь навстречу. – Ну-ка, ну-ка, чего там у нас?

– Думаешь, и тебе перепадёт? – спросил Вадим. – Поостерегись отъедаться – а вдруг вправду?..

Потянувшись, он надавил на круглую ручку одного из шкафных ящиков, и тотчас из укрытых в стенах динамиков зазвучала нежная мелодия. Покрутив ту же ручку, Вадим отрегулировал звук и снова откинулся в кресле. Его фонотека старой эстрады мало чем уступала книжной коллекции, а по нынешним временам вообще могла оказаться лучшей в Крепости – теперь в чести другая музыка, со «смыслом». Юля с любопытством крутила головой, пытаясь разобрать, откуда идёт звук. Затем вопрошающе уставилась на Вадима.

– Диву даёшься, до чего наши Главы нетерпимы к тому, что исходит не от них, – произнёс он. – Казалось бы, при чём тут забугорная музыка, совершенно безобидная по текстам? Или же любая из местных, хоть на чуть выпадающая за рамки? Ан нет, и этого не одобряют! Почему, как думаете?

– И почему? – сейчас же спросила Юля.

– На сей счёт у меня собственная теорийка. Вот, скажем, мне для чего нужна музыка?

– Для чего? – опять подхлестнула она, хотя вопрос был риторический.

– Чтобы заслониться от посторонних шумов, заодно отстранившись от всех, – вдобавок, хорошие мелодии поднимают настроение. Выходит, властям не нужно, чтобы я был спокоен и весел? Им выгодно, когда я раздражён и разряжаю досаду на ближних. Вот если все ненавидят всех, тогда без Глав не обойтись: надо ж кому-то улаживать склоки? Всеобщая разобщённость – вот чего они добиваются! Разрыв любых горизонтальных связей – чтобы сплошь подменить их вертикальными.

– Ну, понесло! – скривился Тим и подмигнул Юле, будто призывая к снисходительности. – Дай тебе волю, Вадичек, ты же и вовсе отринешь государственность, разве нет?

– Лично мне она не нужна, – подтвердил тот, – во всяком случае, в её директивном качестве. Ибо никогда я не заступлю на чужую территорию, пока меня не позовут, – и то ещё неизвестно. А к себе никого не пущу, пока сам не захочу. И если бы остальные так не любили влезать в дела других!.. Собственно, для того государство и нужно, чтобы бить наглецов по рукам. Но беда в том, что само оно – первый влезальщик, ежели его не придерживать. А наши «вековые традиции» как раз приучили нас к лишней терпимости, да ещё православие добавило: как же, всякая власть от бога и всю её – Советам!.. Вот и пожинаем теперь плоды тоталитаризма: слишком привыкли жить колхозом – ещё до того, как в них стали активно загонять.

– А вот мне нравится быть в гуще, – заявил Тим. – Так что? Может, я стадное животное, почём знать! И «влезать в дела других» тоже люблю, причём не всегда с лучшими намерениями, – выходит, без государства мне не обойтись? И таких, имей в виду, массы, и это ещё не худший вариант!..

– Смотри-ка, – удивился Вадим, – бываешь самокритичен! По нынешним временам даже это – редкость. Долго копил силы, «дитя порока»?

– Ну да, я порочен по природе – признаю, – вздыхая, подтвердил Тим. – И грехов на моей совести немало – даже преступлений, кровавых и жутких. Но что я могу, Вадик? Жизнь полна искусов. Это тебе всё просто, ты цельная натура. И любое аморальное действо тебе столь же отвратно, как другому – наесться дерьма. Скучно, девушка! Такова твоя природа, и быть праведником тебе ничего не стоит – ты лишь следуешь своему естеству. Может, ты ангел во плоти, может – пришелец из оплёванного ныне коммунизма (хотя и я верю в него примерно как в райские кущи). В любом случае, твоё духовное начало без усилий подавляет плотские позывы. А каково тем, у кого духа и плоти примерно поровну и всё это – в шатком равновесии? Вот где истинный драматизм! Такие персонажи много занятней, чем эти самые – с крылышками и нимбом. Ну скажи, чего интересного в тебе, монолите? Ведь тебе даже смелость не нужна, ибо с такими мослами ты любых хулиганов разделаешь под орех!

– А что станет тогда с крылышками? – полюбопытствовал Вадим.

– Н-да, действительно. – Ненадолго Тим задумался. – Господи, да хулиганы к тебе попросту не привяжутся – откуда им знать, что ты такой телок? А вот я от рождения мозгляк. И если б с младых ногтей не пристрастился к единоборствам!..

Если он рассчитывал произвести впечатление на Юлю, то промахнулся: девочке его «совершенства» были до лампочки. И слишком много повидала она настоящих бойцов, чтобы клюнуть на такую дешёвую наживку. Кажется, Юля даже не прислушивалась к скучному разговору мужчин.

– Конечно, будь я габаритов Вадима, – сделал новую попытку Тим, – проблем у меня стало бы вдвое меньше.

– А я, по-твоему, так и родился шкафом?

– Тумбочкой, – ответил коротыш. – А потом эта тумбочка росла, росла…

– Сам посчитай, – предложил Вадим. – Когда я противостою другому, сила у меня падает раза в полтора, – а у того, может, обратная реакция. Стало быть, для победы я должен быть сильней его втрое – арифметика простая. И насколько, по-твоему, легко достичь такой формы?

– Кстати, насчёт формы, – неожиданно вступила Юля. – Кто-то недавно грозился наделить меня бойцовыми навыками. Я ведь тоже – «мозгляк». Или «мозглячка»?

Оказалось, она прекрасно всё слышала.

– Юленька, – встрепенулся Тим, – милая моя, да я ж хоть сейчас, хоть до самого утра!..

И осёкся, с опаской глянув на Вадима. Однако схлопотал не от него.

– Тимушка, дорогой, а ты тут при чём? – ласково спросила девушка. – Тебе вообще пора баиньки, разве нет? А с Димом у нас свои счёты – старые, свирепые. И уж с него я стребую сполна, будь уверен!

– Вот так, значит, да? – засмеялся малыш, демонстрируя, как здорово он умеет держать удар. (К счастью, Юля не настолько к нему приглядывалась, чтобы заметить дёргающуюся щёку.) – Тогда я пошёл?

– Иди, милый, иди, родной, – безжалостно напутствовала девушка. – Не забудь на ночь почистить зубки, какие остались, плешечку расчеши и укройся потеплей – ведь, не ровен час, простудишься!..

– Жестокая, – с натянутой улыбкой выдавил Тим, – ты разбиваешь моё сердце!

Помахав рукой Вадиму, он ушёл – деревянной поступью, стараясь не оступиться под тяжестью взглядов, нацеленных ему в спину. Дверь за Тимом закрылась аккуратно, очень тихо, чтобы никто не увидел его обиды. Странная закономерность: как раз такие вот нахалята и бывают самыми ранимыми.

– К чему эти демонстрации? – поинтересовался Вадим. – Очередная вожжа под хвост?

– А пусть не держит меня за дурочку! – огрызнулась Юлька.

– Так ведь и я держу.

– А с тобой неинтересно скандалить: всё как об стенку!..

– И кто же ты после этого – «мозглячка»? Или бестолочь?

– Не тебе решать, ладно?

– Ладно, – согласился он. – Так тебе нужны бойцовые навыки?

– Ты обещал!

– Подумать.

– И что?

– Есть сложности.

– Всё те же, да? Пфу!..

– Не только, – сказал Вадим. – Точнее, дело вовсе не в этом. Я уже говорил: важна не сама близость, а твоё отношение к ней.

– Короче: «чего тебе надобно, старче»? – спросила Юлька. – Ты меня уже достал!

– Доверия.

– А ты-то сам мне доверяешь?

– Нет, – ответил он. – Но это и не нужно.

– Хорошо, а что ты понимаешь под «доверием»? Ну хочешь, я доверю тебе девичью честь? Или жизнь?

– Не хочу, – отказался он.

– А что?

– Пустячок.

– Ну?

– Душу.

– Приехали, – сказала Юля. – И на мою душу нашёлся покупатель. Значит, ты дьявол?

– Со стороны видней, – пожал он плечами.

– «Вы не стойте слишком близко, – процитировала она. – Я – тигрёнок, а не киска!» Не боишься?

– Мышонок ты, – хмыкнул Вадим, – в медвежьей берлоге. Помнишь: «Не подходи!»

– Между прочим, – внезапно вспомнила девочка, – а по кому ты врезал – там, в подземелье? Я ведь потом заметила на ломе кровь.

– По собачке.

– Чего?

– По своей «комнатной собачке», – уточнил Вадим. – Если я – дьявол.

– Так то была крыса? – С сомнением Юля покачала головой: – Нет, удар был слишком… слишком… – Она покрутила в воздухе пальцами, подыскивая слово.

– Увесистым? Крыска того стоила.

– Ты словно бы стол развалил. На сколько ж она тянула?

Вадим прикинул, вспоминая тяжесть удара и его последствия.

– На полцентнера либо больше. Ещё та крыска!.. Хорошо, одна.

– Посмотреть бы.

– В следующий раз прихватим с собой камеру, – засмеялся он, – и попросим их сесть поплотней, в два ряда. А затем поставим перед ними сыр.

– Сыр-то зачем? – не поняла Юля.

– Для улыбки… Ладно, мы отвлеклись. Так как там насчёт души?

– Что ли, расписку дать? Так я могу, даже и кровью, – вот только месячных дождёмся, ладно?

– Ну, как хочешь, – безразлично сказал Вадим, откидываясь в кресле. – Чаю ещё налить?

Не дожидаясь ответа, он наполнил обе чашки до краёв.

– Ладно, чего ты? – сказала Юлька. – Уж пошутить нельзя!

– Да ради бога – кто бы возражал.

– Ну ладно, чего мне надо делать, а?

– Прежде всего: прекратить выпендрёж. Я ж не Тим, на это не клюну.

– Уже прекратила. Дальше?

– Раздеться. Совсем.

– Ну наконец! – оживилась девушка, спешно принимаясь за дело. – Я свежевымытая, ты не думай.

– Я что, похож на мыслителя?

– То-то, что похож! – Хихикнув, она уселась голым задом на столик, чуть не в посуду, и с усилием принялась стаскивать с себя тесные джинсы. На всякий случай Вадим убрал от неё подальше дымящиеся чашки и блюдо с пирожными. Затем, прикинув, освободил столик от прочей снеди.

– Дальше что? – слегка задыхаясь, спросила Юля. – Ложиться? Где?

– Сначала встань. В полный рост, сколько наберётся.

– Хочешь провести ревизию налички? – догадалась она. – Да пожалуйста, чего мне скрывать!

Подобрав под себя ступни, девочка распрямилась прямо на столике, затем широко расставила ноги и закинула руки за голову, будто сдавалась блюстителям.

– Ну, – спросила она, глядя на Вадима исподлобья, – какие ваши впечатления?

– Замечательные.

– А поконкретней?

– Ножки – прелесть, – не спеша заговорил Вадим, – попка – загляденье, талия – обзавидуешься, «хороши также грудь и улыбка»…

– Ладно, кончили расшаркиваться! – хмуро распорядилась Юля. – Давай по существу.

– А если по существу, то какой из тебя боец, сама подумай? – со вздохом сказал он. – Это только в кино подобные милашки запросто прошибают кулачками стены. И даже не в кулачках загвоздка – их-то ещё можно укрепить. А вот с прочим что делать? Когда лупишь рукой, по телу будто волна проходит, разгоняясь от ступней через несколько мышечных поясов и суставных узлов, пока не ударяет в кулак. А у тебя волна погаснет уже на талии – про плечи и локти даже не вспоминаю…

– Чего ж делать-то? Мне надо!

– Если у тебя и поднакопилось мясцо, то лишь на бёдрышках да ягодичках. Наверно, бегаешь много?

– Точно, – подтвердила девочка и похвалилась: – Я ещё та лошадь, не угонишься!.. И танцевать люблю.

– К тому же растяжку я тебе обеспечил, – добавил Вадим. – Так что главный упор придётся делать на ноги.

– Лучше бы – между.

– Ладно, ложись.

– Где?

– Да здесь же, где сидишь.

Послушно девочка разлеглась на прохладной столешнице, забросив руки за голову. Длины столика как раз хватило ей от локтей до коленок, а предплечья и голени свисали, немного не доставая до пола. Повернув голову, она посмотрела на хозяина – с надеждой и опаской.

– За кого меня принимаешь, – полюбопытствовал он, – за колдуна?

Юля молча кивнула.

– Ну, дожил!.. И не боишься?

На этот раз она не шелохнулась.

– Что же, trust me и лови кайф – если сможешь.

Поднявшись, Вадим «аккуратно, но сильно» привязал её запястья и лодыжки к ножкам столика, словно бы специально предназначенного для ритуальных распятий. (Видел бы её сейчас Тим!) Потушив верхний свет, он установил по сторонам её талии и меж колен три высоких мерцающих свечи, добавляя сцене мрачного уюта и торжественности. Затем снова спросил – больше для очистки совести:

– Так ты на всё готова?

– Абсолютно!

– Тогда держись.

Сходив на кухню, Вадим вернулся, неся в одной ладони горку натёртого сыра, в другой – нахохленного притихшего мышонка. Увидав зверька, Юля содрогнулась, но тут же закусила припухлую губку. А чего она ожидала – что он будет резать над ней чёрного петуха?

– Теперь представь, – заговорил Вадим, – будто это и есть тот громадный, хищный, напавший на нас Крыс-людогрыз, гроза тёмных Подземелий, и попытайся понять его, проникнуться им – может, даже полюбить… Не передумала?

– Н-нет, – выдохнула она.

Небрежно Вадим рассыпал по её озябшим животу и груди сырные стружки, а поверх вздрагивающего пупка усадил бесстрашного мыша, для начала тут же принявшегося умываться. Приподняв лицо, девочка уставилась на кухонного зверя, задеревенев всем распятым телом, и в её взгляде читалось что угодно, кроме понимания и любви.

– Расслабься, – тихонько посоветовал Вадим, в два приёма сбрасывая с себя одежду. – Что тебе ещё остаётся?

Присев позади Юли, он взял её небольшую голову, мягким нажимом уложил обратно и склонился над ней – глаза в глаза. Затем сдвинул руки вперёд, локтями подперев Юлин затылок, а ладони осторожно разместил на нежных грудках – просто для лучшего контакта.

– Слушай меня, девонька, – зашептал монотонно, не разрывая взглядов. – Мне не нужны ни твоё подчинение, ни твоё поклонение, ни твой страх, ни твоя любовь – только доверие, ничего больше. Я не господин тебе и не раб, я частица твоя, как и ты – моя. Проникнись этим и откройся. Все мы зависим друг от друга и все – разные…

Слова этого импровизированного заклинания мало что значили, важно было только настроить сознание Юли надлежащим образом, а «колдовать» она будет уже сама. Малышка и ждала от Вадима чего-то подобного, какой-нибудь складной красивой сказочки, он почти читал этот текст в её глазах, словно на суфлёрном экране, – но девочка-то принимала его бормотание за истинное колдовство!

Вадим и сам не заметил, как его шёпот, постепенно набирая силу и выразительность, превратился в негромкий, сдержанный, мелодичный плач, странный гибрид мужских рыданий с песней, не свойственный ему ни по стилю, ни по характеру, но тем сильнее впечатливший единственную слушательницу. Слов в этом сонге-плаче («этот стон у нас песней зовётся») уже не осталось – только энергетика чистых эмоций.

Как видно, сегодняшние гонки, вкупе с привычным уже дневным приёмом сотрудников, изрядно потрепали злосчастное мысле-облако, сколько Вадим ни отстранялся, – а может, именно поэтому. Однако его хватило, чтобы протянуться к Юле и обволочь её сознание словно бы туманом. Она действительно открылась Вадиму, однако глубоко проникать он не стал: во-первых, его туда не звали; во-вторых, это и не требовалось. Всеми доступными средствами Вадим выстраивал в чужом сознании некое подобие собственного, отпечаток или матрицу, чтобы укорениться там накрепко и уже по этому мостику, протянувшемуся между двумя подобиями, устремить жизне-силу, будто плазму по ионизированному каналу.

Запрокинув голову, девочка заворожённо смотрела на Вадима, и сам он будто впадал в транс. Изнутри на него наползала тьма, и повинуясь ей, Вадим начал медленный танец, двигаясь в такт собственной песни. Теперь это и вправду смахивало на камланье, только вместо обычных шаманских выкрутас Вадим разворачивал длиннейшую цепь бойцовских приёмов, постепенно их усложняя. Он знал, что каждый его жест, каждый взмах впечатывается во взбудораженное сознание Юли, будто прочнейшее из заклятий, и что наброшенная на девушку колдовская матрица-сеть, собственное его отражение, подпитываясь его же жизне-силой, быстро проникает в глубину её персонального Порядка, формируя новые рефлексы. Похожим образом, наверно, поступали с жертвами садисты, только там энергия двигалась в обратную сторону, обессиливая несчастных. Зато как кейфовали убийцы!..

Отмеренными порциями тьма пересылалась Юле по хрупкому мостку, усваиваясь в её сознании, насыщая ячейки глубинной памяти, о которой не все и знают; формируя новые и прочные сцепки нейронов, будто сигналы прогонялись по ним годами; пропитывая все клетки, словно пресловутая «мёртвая вода». И Вадиму виделось, как под хрупкой плотью девочки будто проступает стальной каркас, когда в послушном и взрывчатом теле оружием становятся любые твёрдые части: колени, локти, затылок, не говоря о кулаках и пятках. Некогда и Вадима вот так же зарядили многими программами, от сенсорных до боевых, – впрочем, в тот раз обошлись без демонстраций: просто накачали по самые ноздри, а переваривать предоставили самому. Кажется, он занимается этим поныне.

Наконец странный его танец подошёл к завершению. Не то чтобы Вадим перебрал все знакомые приёмы, но для большинства ситуаций достаточно и такого, а лучшее, как известно, – враг хорошего. Надёжней обходиться минимумом – во всяком случае, пока не влезаешь в это дело с головой, как это приходится делать профи.

Слегка запыхавшись, Вадим снова опустился на колени возле Юлиного изголовья, высвободил её руки. Сейчас же девочка ухватила его за уши, притянула голову к своему лицу, хотя за всё время они и так не расцепили взглядов.

– Ну ты дал! – сказала тихо.

– Ну ты взяла! – откликнулся Вадим в тон, словно отозвался на пароль.

Странно, но её тело тоже отблескивало в неровном сиянии свечей, словно полированное, – а на ней-то с чего было проступать поту, если с начала сеанса Юлька не шелохнулась?

– Проверять не буду, – добавила она. – Верю на слово. К тому ж умоталась, как… Ничто не даётся даром, верно? Я будто постарела на эти годы, которые мы сейчас перескочили, – судьбу не обманешь, нет…

Закинув тонкие руки, девочка вдруг притиснула его лицо к своей взмокшей груди, будто захотела всё-таки «смешать пот». Не удержавшись, он слизнул пару капелек в уютной ложбинке и вздохнул с сожалением: большего нам не дано, увы. Разные категории.

– Пойдём-ка тебя ополосну, – сказал Вадим ворчливо. – Пока не начала разлагаться. «Живого мыла», правда, не обещаю – как и безразмерного корыта.

– А где зверюга? – вдруг вспомнила девочка. – Никуда не забрался?

– Сбежал давно! – засмеялся Вадим. – Ты по размеру ему не подходишь. – И повторил вслух: – Разные категории.

На удивление тихая, беспрекословно подчиняясь его рукам, Юля позволила себя отмочалить в простом тазу, затем и одеть – словно малявка-дошкольница, опекаемая заботливым папашей. И так же послушно отправилась домой, не требуя новых развлечений.

Проводив её до самого «бегунка» («подмазанная» норушка-вахтёрша очень натурально изобразила спящую), Вадим уже собрался залечь, когда в дверь неожиданно поскреблись. И кто это, интересно? На облаву домовичков походило мало, к тому же те обычно являлись с собственными ключами; а гостей посимпатичней он спровадил. Недоуменно хмурясь, Вадим пошёл открывать.

В тёмном проёме стояла Алиса, завернувшись в просторный шёлковый халат с капюшоном, предусмотрительно надвинутым на самые глаза.

– Решил сачкануть напоследок? – осведомилась она. – Ну-ка пропусти!

Без церемоний женщина скользнула мимо Вадима в комнату, и тому осталось только запереть дверь и последовать за ней. Алиса уже уютно расположилась в его потёртом единственном кресле, поджав голые ноги и сбросив капюшон с пушистой головы.

– Забыла халат раздвинуть, – ворчливо заметил Вадим. – Квалификацию теряешь.

– Вот так? – коротким рывком она обнажила грудь до сосков. – Могу и вовсе снять, мне не трудно.

– А то не знаю. Так чем обязан?

– Ответный визит, – ответила Алиса, дежурно улыбаясь. – Не всё же тебе нас объедать?

Вадим пожал плечами:

– Могу предложить чаю с чёрными сухарями. Устроит такая экзотика?

– Почему нет? С детства обожаю сухари.

– Тоже мне – Шувалова! Откуда такие плебейские замашки?

– Так экзотика же! В наши распределители сухарей не поставляют.

– Будь я завистлив, сказал бы: зажрались. Впрочем, рад угодить. Будут ещё пожелания?

– По-твоему, зачем я пришла? Ты же из меня наркоманку сделал! Иногда даже думаю…

– Что?

– Так, ничего.

– Ты мне льстишь, – Вадим недоверчиво усмехнулся. – Неужто какой-то массаж, к тому же исполненный дилетантом, может сравниться с почётом и благополучием лучших наших братьев, членов «золотой тысячи»?

Фраза вышла двусмысленной – а впрочем, он этого и хотел.

– Разумеется, нет! – со внезапной злостью откликнулась Алиса. – Это ты себе льстишь! Думаешь, я пошла бы за тебя?

– В чём дело, beauty? – помолчав, спросил он. – Ты что, поссорилась с Марком?

– Конечно, нет – разве с ним можно поссориться? Но…

– Давай, Алиска, колись – ты же пришла не ради массажа! Во всяком случае, не только.

– С недавних пор я стала его побаиваться. Он сделался какой-то одержимый, беспощадный. И глаза будто заледенели… Порчу на него навели, что ли?

– Ну да, ещё про сглазы расскажи! С каких именно пор?

– Вот как перевели его в пастыри…

– Что особенного: человек нацелился на большую карьеру. Открылись новые горизонты, невиданные перспективы.

– Да что я его, первый год знаю? Если б дело было только в этом, у него глазки бы разгорелись, как у волка. Он же всегда был азартен – игрок!

– Ну, милая, все меняются с возрастом.

– Кроме тебя.

– Не обо мне речь… Что-нибудь ещё?

– Последнее время он не ночует дома.

– Действительно ужасно.

– Можешь смеяться, но без него в квартире ещё страшней. Вот и сегодня…

– И поэтому ты решила заночевать у меня?

– Ведь это ты запугал меня своими пророчествами!

– Я только предупреждал не шляться, где попало.

– Во всяком случае, до утра я отсюда не уйду.

Вадим посмотрел на гостью внимательней: кажется, она говорила всерьёз, – поинтересовался:

– А ежели домовята нагрянут?

– В такое время? Конечно, они придурки, но не настолько же!

– Хорошо, – уступил Вадим. – К счастью, от прежних времён у меня сохранилась раскладушка.

– Уж не думаешь ли ты, будто я стану спать отдельно?

– Предлагаешь вообще не спать?

– А если я пообещаю не приставать?

– Что, и сдержишь? – не поверил Вадим.

– Я когда-нибудь врала?

– Да постоянно – с экранов.

– А тебе? Ну, вспомни!

Пожав плечами, он разложил старенький диван, уже отвыкший от таких трансформаций, и добыл из шкафных глубин резервную подушку и одеяло. Впрочем, одеяло оказалось лишним – едва улёгшись, Алиса отбросила его даже с негодованием, и только Вадим опустился рядом, как женщина прижалась к нему всем горячим телом, крепко обхватив руками.

– Осуществляются мечты, – снова пробормотал он. – Тебя не остудит, если я признаюсь в любви к другой женщине?

– Какие глупости! – напористо зашептала Алиса в самое его ухо. – И ты можешь думать об этом, когда я рядом? Знаешь, сколько зрителей обо мне грезят? Опомнись, дурачок!

– Так они ж видят свою мечту только выше пояса.

– А чем тебя не устраивает моя нижняя половина? – возмутилась она. – Ну-ка, ну-ка!..

– Похоже, предстоит весёлая ночь, – со вздохом посетовал Вадим. – Давай-ка я лучше займусь массажем.

– Лучше бы трусы снял. Я-то ведь голая!

– Для массажа это не обязательно, как сказал бы Марк. К тому же мои трусы – единственное, что нас пока разделяет. Дальше отступать некуда!..

Действительно, ёрзая по нему грудью и бёдрами, женщина к этому времени улеглась на Вадима целиком, почти касаясь губами его рта, – для массажа позиция нетрадиционная, прямо скажем. Чтобы притушить её натиск, Вадим принялся разминать крутые формы гостьи, куда только мог дотянуться, вежливо отвечая на голодные поцелуи. Как ни странно, Алиса отчасти соблюдала договор, а может, просто боялась отпора, и последнего рубежа не нарушала – иначе б он не поручился за свою восставшую плоть. Но и без того ночка выдалась на славу: если Вадим и сумел прикорнуть, то с часок, вряд ли больше. А уж всё прочее время было заполнено её пылкими касаниями да горячечным шёпотом. И нельзя сказать, что Вадиму не нравилась такое соседство, хотя беспокойное. Эти запахи, соки, ощущения – господи!..

Выныривая из дрёмы, он автоматически возобновлял массаж, избегая немногих запретных зон. Правда, в такой близи это всё равно больше походило на ласки, да и эффект давало не меньший. Сейчас Вадим воспринимал женские всплески всей кожей, и это помогало ему в подборе средств, зато и самого шибало по нервам. Почти наверняка он знал, что потом будет сожалеть об упущенном шансе – может быть, последнем для них с Алисой. Однако так и не смог переступить через свою патологическую верность – как будто она нужна ушедшим!..

А в промежутках между взлётами Алиса разражалась пространными монологами, благо темнота способствует откровенности. К своему удивлению, Вадим узнал о ней немало нового, даже неожиданного – и не только о ней. Некоторые подробности здешней жизни, которые он до сих пор брезгливо обходил, теперь явились ему во всей первозданной дикости. И о Студии Вадим услышал немало, и о Режиссёре, и о Марке, и о других. Действительно, компашка подобралась ещё та!.. На их фоне даже Вадим показался бы агнцем божьим – неудивительно, что Алиса к нему благоволила: для равновесия, должно быть.

На таком подъёме чувств женщина не скрывала, похоже, ничего, а порассказать ей было о чём. Короткими тихими репликами Вадим направлял словесный поток, подбрасывая темы позанятнее. А заодно пытался понять: если уж там сплошь подонки и жизнь рядом с ними так мерзопакостна, отчего же Алиса влезает туда всё глубже – словно зачарованный кролик в пасть удаву. Что её влечёт: тщеславие, материальные блага, инерция? А может, причина в отсутствии полноценных целей и смысла? Но захочет ли она это, когда предложат? И даже если примет, что перетянет – душевный комфорт или бытовой? Или она уже заигралась бесповоротно и назад пути нет?

– Одного не понимаю, – внезапно сказал Вадим, – к чему эти пластиковые вставки в тивишниках? И ведь не раскурочишь!

– А ты, конечно, пытался?

– Ну-дык… Самое смешное, что на качестве приёма они не сказываются никак – уж как я ни проверял.

– Господи, ну стоят себе и стоят… И вообще, это не по нашему ведомству.

– Перелопатить каждый тивишник в городе – представляешь, во сколько это встало? – спросил он. – Может, какой-нибудь гипноблок? Недаром же от ваших передач народ так дуреет? Вы ему скоро последнюю извилину выпрямите!

– Искусство должно быть простым и доступным каждому…

– Идиоту? – перебил Вадим. – Наверное, оно не должно быть слишком усложнённым, иначе кто его востребует? Но ориентировать на самый низ, делать одномерным и однослойным… Да это же вредительство, преступление против нации!

– Но ведь людям нравится?

– Как будто им есть из чего выбирать!

– Ой, да бог с ними, со всеми…

– А ты не могла бы разузнать подробней про эти вставки? Ну поспрашивай среди своих!

– Ладно, ладно, – проворчала Алиса, беззастенчиво втираясь в него заповедными местами, от которых по обоим телам будто растекался сладостный яд. – Ты работай, не отвлекайся!

Как ни был Вадим сегодня опустошён, в конце концов всё же сумел довести Алису до «большого взрыва». Правда, и сам едва на нём не подорвался, хотя благоразумно отсиживался в укрытии, за смешными своими трусиками. Спасло, что называется, чудо… или везение.

– Что ты со мной делаешь, а? – простонала женщина, задыхаясь.

– Я? – откликнулся Вадим. – Ничего. И вообще, это не я.

Глава 5
ПУТЬ ТУДА…

Назад: Глава 3 ДОПРЫГАЛСЯ

Дальше: Глава 6 …И ОБРАТНО