Дворец короля Веселина напоминал муравейник перед дождем — вокруг и внутри него сновало туда и сюда невообразимое число народа. Казалось, в этой беспорядочной сутолоке невозможно было найти кого бы то ни было, и оставалось удивляться, как умудрялись бесчисленные посыльные доставлять свои вести кому следует.

В такой час к Вианору подошел один из вестников и сказал, что доктор Робур Слынь срочно просит зайти уважаемого мага к нему в библиотеку.

— Робур Слынь?

— Он сказал, что дело совершенно срочное и важное, — подтвердил посыльный.

Вианор чуть поразмыслил и, оставив общество Веселина и прочих начальственных особ, отправился, куда его пригласили.

В библиотеке было совершенно тихо и спокойно. Вианор заглянул в один проход между полками, в другой и в самом конце разыскал достопочтенного доктора Робура. Тот сидел спиной к Вианору на верху высокой лестницы, листая какой-то фолиант. На подоконнике приоткрытого окна сидел огромный белый орел, а по стремянке живо карабкался то вверх, то вниз бурундучок, поблескивая умными глазками.

— Ты всегда умел изумить меня, учитель, — произнес наконец маг.

— Скучно быть шибко знающим, сынок, — отвечал лже-доктор магистики. — Иногда хочется побыть обычным ученым шарлатаном.

— Зачем ты звал меня?

— Вы идете навстречу рати Кардоса, так?

— Так.

— Ее ведет магистр Перуджион. Его сын с вами, дочь замужем за гарифом Данчи.

— Так.

— А где мать, вы с шаманом Цуйчи не дознались.

— Нет.

— Некто Остим Жар — ты помнишь такого, Вианор?

— Помню, — слегка улыбнувшись, отвечал маг.

— Так вот, Остим Жар просил меня рассказать тебе это. Мать Огонька — так Савиен называл Дуанти — в тайном подземелье у Верховного Друида Кардоса. Послушай-ка меня…

И каттор-хатский наставник Вианора поведал ему вещи, изрядно обеспокоившие анорийского мага.

— Имей в виду — тебе не справиться с этим без магии, — закончил Савиен.

— Но вся моя сила связана щитом над рулеткой Астиаля, — возразил маг.

— Экая важность, — беззаботно отвечал его учитель. — Ну, возьмешь половину моей.

И вслед за этими словами орел на окне встрепенулся, гортанно крикнул и вылетел из комнаты. На верху лестницы никого уже не было — ни доктора Робура, ни Савиена. И только бурундучок доброжелательно уставился на Вианора со ступеньки. Маг протянул руку — и зверек проворно пробежал по ней, устроился на плече Вианора — и тоже исчез. Но когда маг поднял свой жезл и повел им вокруг, то на навершии жезла горел, как прежде, красивый яркий огонек.

Когда Вианор вернулся к королю Веселину, там шло бурное обсуждение каких-то новостей.

— Вианор! Ты только послушай! — вскричал Веселин, едва завидев мага. — Сэпир предлагает нам союз! Что это за изуверское коварство?

— Как ты полагаешь об этом, Тикей? — спросил Вианор.

— Я согласен с Веселином, — отвечал магистр Семилена. — Эта уловка согласована, конечно, между Сэпиром и Верховным Друидом. Она дает этому негодяю Эспиро возможность выставить нас как возможных союзников Сэпира и врагов Кардоса.

— Все, лишь бы втравить Кардос в войну, — заключил Вианор. — А там уже некогда будет разбирать.

— Признаться, я все же не понимаю логику Эспиро, — заметил Веселин. — Зачем ему торопиться ослаблять в войне Кардос? Этот интриган чрезвычайно честолюбив и радеет, конечно, о своей выгоде, а не об империи Сэпира.

— Я тоже этого не понимал, — отвечал Вианор, — но теперь все разъяснилось. Нам надо захватить с собой Уорфа — думаю, на переговорах он сумеет кое-что растолковать магистру Аррето.

Остальные обменялись недоуменными взглядами, но Вианор отказался до времени раскрывать свой план. Вместо этого он отправился в темницу, объяснив это так:

— Хочу потолковать с этой бестией о значении одного забытого слова.

Все ещё раз озадаченно переглянулись.

Следующим утром войско Ардоса выступало. Вся суета и бестолковщина двух предыдущих дней была позади — столицу покидало отборное сплоченное войско в идеальном походном порядке.

Дуанти ехал неподалеку от Вианора вместе с Дэмдэмом Кра. Он был мрачен и хмур, что с ним нечасто бывало. В отличие от него, Большому Дэму и этот поход был нипочем — а ведь они двое не могли ни воевать, ни отступить с поля брани, ни… И удастся ли ему увидеть отца? И что это будет за встреча?

Вианор сам подъехал к юноше и какое-то время ехал рядом молча. Дуанти сам не знал почему, но ему вдруг стало как-то легче. А маг неожиданно предложил:

— Ты не против разогнать дорожную скуку какой-нибудь старой историей, а, сударь Дуанти?

— Я вешаю свои уши на гвоздь внимания, маэстро, — отвечал Дуанти фразой из обихода Сиэля.

Вианор улыбнулся:

— Давно жду случая рассказать тебе о своих приключениях после того, как я покинул Каттор-Хат. Так получилось, что я направился в Кардос через Солонсию, а не Людену. Неизвестно, что было бы, встреть я тогда кого-нибудь из люденских волхвов… впрочем, я их не встретил, и это лучший ответ на «если бы». Ну, а в Солонсии я время от времени встречал разных мелких колдунов — тех, что кормятся от рынка, продавая то предсказания погоды, то амулет, то любовное зелье, и между прочим, среди них водятся не только шарлатаны. Но, конечно, после школы Савиена мне смешно было даже смотреть на них — какое уж там ученичество у этого народа. Зато в Солонсии я прослышал про церковь Астиаля в Кардосе и Семилене — будто бы она до сих пор хранит его учение. Кардос был ближе, и я отправился туда. Первая же моя встреча с друидами оказалась поворотной — я решил присмотреться к этому учению.

А точнее, друид был один. Его звали Регоци. Это был толстяк поразительного добродушия и простосердечия. В божественность Астиаля и весь этот канон друидов он верил свято, хотя в теологии был ни в зуб ногой. Да и зачем ему была теология? Регоци жил среди крестьян, ещё более простодушных и недалеких, а им что Астиаль, что Тунг — как собаке пятая нога. Они хотели от Регоци другого — кто доброго совета, кто утешения, а кто требовал рассудить какой-либо свой спор с соседом. Они даже не ждали от этого сельского друида, чтобы он замолвил перед Астиалем словечко насчет хорошей погоды или там урожая — как-то так сразу было ясно, что маг из Регоци как из бороны — яблочный пирог. И конечно, это же сразу стало видно мне. Но… было нечто еще.

Я увидел Регоци, когда он мирил две семьи, спорящих о каком-то клочке поля. Регоци сотворил обряд замирения, заставив обе семьи читать вслед за ним молитву. Бедный полуграмотный друид, как я узнал позже, почитав его книги, все переврал даже с точки зрения канонов обряда. А что до магии, то от начала до конца весь его обряд и молитва были сплошной липой. Но каково же было мое удивление, когда я увидел, что порча все-таки оставила эти семьи, и их сердца освободились для мира. «Здесь что-то не так», — подумал я и решил попроситься в слуги к Регоци. Добрый толстяк принял меня за несчастного сироту, ищущего, где бы приткнуть голову. Он повздыхал — и согласился — мне даже не пришлось пускать в ход свои чары.

Я стал помогать Регоци по дому, а позже и в его церковных службах. Регоци выучил меня чтению и письму, и я тайком перечитал все его церковные книги. Учение друидов меня не особенно заинтересовало — скорее, позабавило, а иногда оно было жутко тягомотно, но дело было даже не в этом. Правы были друиды или нет в тех или иных своих положениях, все это не имело никакого отношения к Регоци — вот в чем была штука. Однако мало-помалу я все же подобрался к его секрету.

У Регоци была вера — в этом все дело. И не в сказках друидов была причина — Регоци понимал в них даже меньше меня. Сам-то он, конечно, считал, что верит в Астиаля, но тогда бы у него ничего не получалось — в его белой магии, я имею в виду. Но Регоци просто верил — и нельзя описать, во что же именно. А сказать иначе, он просто был магом, хотя и не сознавал этого. Вот такая вера, сударь мой Дуанти, — и маг посмотрел на юношу, — только и является настоящей верой. Она просто есть — хотя это как раз не так-то просто. Ну, а когда к этому пробуют присобачить разные легенды — про Астиаля или там Намгрота — вот это уже толкотня суеверий, и что интересно — с чем другим, а с этим во многих прочих мирах обстоит точно так же, как у нас.

Савиен учил меня другому — зоркой точности и силе. И для меня откровением было увидеть, что того же самого можно было достигать при дремучем невежестве и самом попустительском добродушии. Но мне нравилось наблюдать, как действует в Регоци эта его сила мага, — по правде, я ведь и сам подпал под чары его кротости.

— Но, Вианор, — вставил Дуанти, — я помню, как ты говорил, что нашел белого учителя не в Кардосе, а в Семилене. А по твоему рассказу получается, что…

Вианор рассмеялся.

— В каком-то смысле ты прав, — признал он. — Однако прими во внимание: я нашел в Регоци мага, и пожалуй, действительно белого. Однако моим учителем он не стал. Я сам кое-что понял благодаря ему — но это уже нечто другое.

— А что же было дальше, Вианор? Ты ушел от Регоци?

— Да. Но не обошлось без одной истории. Видишь ли, отчасти из благодарности к этому старому друиду, отчасти из озорства и интереса, я стал подыгрывать ему в его обрядах. Примерно, как ты подшучивал над нашим добрым теоретиком доктором Робуром, Дуанти.

Я стал незаметно подстраивать то одно, то другое маленькое чудо — причем, в полном соответствии обрядам или тем просьбам, с которыми приходили к Регоци. Иной раз Регоци читал из священного писания что-нибудь вроде: «Да будет свет! — сказал Астиаль», — ну и, неожиданно всю церквушку заливало белое сияние. А то жена старосты чудесным образом избавилась от бесплодия — конечно, это помогли святые молитвы доброго пастыря. Другой раз крестьяне отважились просить Регоци о молебне насчет дождя — и само собой, дождь лил на славу.

Эти удивительные перемены, конечно, были замечены и окрестным людом, и самим Регоци. Его сочли святым, и разумеется, народ повалил к нему валом. Сам же Регоци говорил иначе: это Астиаль привечает его скромные труды. Знать, — добавлял он, — Господу угодно, что я принял в свой дом сироту — то есть, вашего покорного слугу.

А мне мало-помалу наскучила вся эта кутерьма с бесконечным потоком просителей. К тому же, к Регоци зачастили и друиды — дело явно шло к пополнению пантеона новым чудотворцем. К чести Регоци, сам он тут был ни при чем, и его все эти страсти вокруг никак не изменили — это был все тот же толстый добрый веселый сельский друид. А я решил покинуть его, но сыграть напоследок хорошую шутку. Ночью я приснился Регоци под видом Астиаля и велел ему объявить о великих чудесах на предстоящих осенних праздниках. Я наказал Регоци оповестить об этом и селян, и епископа, что наш друид послушно исполнил.

После этого, в самый тот день, я ушел не прощаясь. Потом я уже слышал об этих праздниках — народу было море, и епископов съехалось не одно преосвященство, и с ними весь окрестный клир, нарядившись, как барышня на первый бал, — в общем, были все и вся — вот только обещанных чудес не было ни единого.

Дуанти покрутил головой:

— Да… Это покруче, чем мои шалости с доктором Робуром. И что же Регоци?

— Невежественный сельский друид и тут оказался молодцом. Час или около того он ходил мрачный, а затем вернулся к своему неизменному добродушию. «Астиаль дал, Астиаль и взял», — сказал он. «Что ты несешь?» — накинулись на него друиды. «Я так понимаю, — объяснил Регоци, — Астиаль захотел испытать мою гордыню. Сначала он даровал мне силу творить чудеса, а затем, по грехам моим, лишил её. На все воля Божия». На том все и согласились.

Но спустя время было замечено мое исчезновение, и кое-кто из крестьян — ну и, конечно, друидов — смекнул, в чем тут все дело. «Э, — сказали нашему Регоци, — а ведь все твои чудеса, друид, происходили, когда в твоем доме жил этот твой приемыш-слуга! Не в нем ли все дело?» «Может, и в нем, — с прежней беззаботностью отвечал Регоци. — Я так думаю — может быть, это Астиаль под видом отрока-сироты почтил меня посещением?» Да только друиды не были столь простодушны — меня стали разыскивать по всему Кардосу — и разыскали.

Кстати, Дуанти, из любопытства я и сам обошел потом множество друидов. И что же — иные из них были добрыми людьми, иногда очень умными и учеными. Но магов не было ни одного — ни одного, Дуанти. Регоци был единственным — стихийным, но все же магом, — и именно к нему меня вывела моя тропа. Будь он жив сейчас, мне было бы кого пригласить в Большой Круг от Кардоса. Но… мир праху старого друида.

— Ну, а что остальные друиды? Ты сказал, они разыскали тебя?

Вианор вновь расхохотался.

— О, это была сущая комедия. «Мальчик, как ты это делаешь?» — спросили меня они. Я состроил невинное глуповатое лицо и отвечал: «Я сам не знаю как. Просто я так привязался к доброму отцу Регоци… мне очень хотелось, чтоб он был чудотворцем». — «А зачем же ты тогда от него ушел?» — «Я испугался, что у меня не получатся те чудеса, которые Регоци вам обещал». Друиды поверили — все, кроме одного, самого умного из них. Позже он стал Верховным Друидом, — пока скоропостижно не скончался от простуды, освобождая место нынешнему Верховному, дону Эспиро. И этот сановный циник спросил: «Кто учил тебя — чародеи с Тунга или куманчирские шаманы?» Я заплакал: «Чародеи с Тунга… но я убежал от них». — «Мы сделаем тебя чудотворцем во славу Астиаля», — поообещал мне этот проницательный епископ. «Но я же пользуюсь черной магией, — удивился я. — Добрый сеньор Регоци говорил, что это великий грех перед Астиалем». — «Нестрашно, — успокоили меня, — если ты употребишь свои чары к вящей славе Господней, то Астиаль простит тебе». — «Я не верю во все эти выдумки про Астиаля», — сказал я тогда. «Ах, чадо, — кротко отвечал благочестивый епископ, — ты можешь послужить Астиалю и без всякой веры. Мы снимем с тебя этот грех». — «А мне дадут сан епископа?» — поинтересовался я. «Дадут, но не сразу, — обещали друиды, — ибо ты ещё мал». — «А ничего, если я буду вызывать злых духов?» — «Если к вящей славе Астиаля, то ничего…»

Между прочим, Дуанти, среди моих собеседников был дядя графа Эспиро, нынешнего главы церкви. Как знать — не он ли потом учил нашего дона Эспиро всему тому, что он наслушался во время этой беседы?

В общем, я вдоволь насладился этим разговором, а потом мне пришлось их усыпить, потому что отвязаться иначе было просто невозможно. Я принял другой облик и ещё немного походил по Кардосу, а позже подался в Анорину. Идти в Семилен мне уже расхотелось — я полагал, там такой же сплошной обман, как в Кардосе.

— Но ты все-таки пошел туда?

— Ну да, но это уже другая история.

— Расскажи, Вианор! — горячо попросил Дуанти.

Вианор подумал — и похоже, был готов согласиться. Но тут к нему подъехал герольд с каким-то срочным делом от короля Веселина, и маг оставил Дуанти.

— Занятная история, правда, лорд Дуанти? — окликнул его знакомый голос.

Дуанти оглянулся:

— Стагга! Ты так-таки не упустил своего!

— А как же! — гном помахал толстенной тетрадью. — Все точнейшим образом будет занесено в мои хроники.

— Я думал, ты подле несравненной Данар.

Стагга состроил обиженную гримасу:

— Почему же это я должен быть подле нее? Я не амазонка из её отряда.

— А, так тебя просто не пустили! — сообразил Дуанти и рассмеялся.

— Вовсе нет, просто я, как летописец Большого Анорийского Круга, обязан сопровождать Вианора, Хранителя этого Круга, — возразил гном. — Кстати, ты не знаешь, куда отбыли Трор и Грэм?

Дуанти пожал плечами:

— Я даже не видел Грэма перед отъездом. Вианор обмолвился про Солонсию и Семилен… ты лучше спроси его сам.

— А как ты думаешь, далеко от нас войско Кардоса?

— Стагга, ну, почем мне это знать?

— А что такого? Дэмдэм говорит, к вечеру мы подойдем к границе. Может быть, нас ждет ночная битва!

— Кого это — нас? Мы с Дэмдэмом не будем биться, — помрачнев, отвечал Дуанти.

У него снова испортилось настроение. Меж тем, гном оказался отчасти прав: вечером рать Ардоса разбивала бивак у самой границы. Однако никакой ночной битвы не предвиделось — разведка доносила, что передовые отряды кардоронцев в полудне пути, и, конечно, войско Кардоса не будет атаковать сразу после длительного перехода, да ещё в ночной темноте.

Вскоре после ужина Дуанти заглянул в палатку Вианора. Маг был один. Он внимательно посмотрел на Дуанти:

— Молодой гранд, конечно, наведался за добавкой?

— Да, сеньор волшебник, — хотелось бы послушать окончание вашей замечательной истории.

— Вся история, Дуанти, ещё не закончилась, — отвечал маг. — Так что при всем желании я не могу порадовать тебя таким рассказом. Но если хочешь, я могу рассказать тебе, как я встретил Остима Жара — он-то и стал моим вторым учителем — белым.

— Конечно, хочу! Расскажи, Вианор!

— Это было в Среднем Семилене. Я блуждал там тайно — вернее, так думал я сам. Тогда я был уже постарше — твоих примерно лет. Как-то утром я спустился с гор к морю, и там увидел нечто весьма удивительное.

По берегу меж глыб камней гулял человек в простой одежде. Я попробовал разглядеть его получше — особым, магическим зрением, Дуанти. И — у меня ничего не получилось. Я понял, что встретил что-то, а вернее — кого-то, кто мне не по зубам. А вслед за тем… вслед за тем, не веря глазам своим, я увидел, как море вдруг засветилось особым, собственным светом — и вдруг приблизилось к берегу и стало тереться о ноги этого странного человека — совсем как кошка, налакавшаяся молока. И мало того — вдруг засветились и ожили камни на берегу — и тоже принялись ластиться к этому загадочному магу, — а я, конечно, уже сообразил, что передо мной маг. И я понял, что происходящее даже не было волшебством — просто вещам мира, его живому и неживому, нравился этот человек, вот они и приветствовали его, каждая тварь на свой лад. Магию Остиму Жару приходилось применять для обратного — чтобы стихии природы хранили молчание — то есть, не выдавали его. Такого Савиен не умел, во всяком случае, не показывал мне. И я, совершенно завороженный, вышел из-за валунов и приблизился к этому магу. А Остим Жар спокойно стоял на берегу, лицом к морю и спиной ко мне, и на мое робкое приветствие, не оборачиваясь, отвечал:

— Вианор, ты готов последовать за мной?

— Вианор прервал рассказ, смешливо поглядел на Дуанти и спросил:

— Как, Дуанти, ты догадываешься, каким был мой ответ?

— О, да! — заулыбался юноша.

— Вот и обещанная часть моей истории, Дуанти, — произнес Вианор. — Как-нибудь при случае можешь рассказать её Грэму. Больше-то, пожалуй, и добавить нечего. Ага! — опять вопросы?

— Конечно! Целая куча.

— Ну нет — на кучу я не согласен. Спроси уж что-нибудь одно, самое интересное.

— Я все-таки вот чего не понимаю… Чем различаются учения Остима Жара и Савиена?

— Может быть, и ничем особенным, Дуанти. Может быть, все это только разные способы знать и уметь одно и то же.

— Но все-таки?

Вианор помолчал.

— Это вопрос вопросов, мой любознательный гранд. Скажем так: Савиен учил меня безупречности, и в том числе он учил не отвлекаться на цвет — белый, черный, всякий. А Остим Жар учил меня, скажу так, белизне — и вот в следовании ей он и паладины Астиаля и достигают безупречности — впрочем, не всегда, Дуанти.

— И кто же прав больше?

— Не знаю, но мы с Трором приняли тропу Савиена. Видишь ли, цвет — это в большой степени вопрос мнения, а во мнениях очень мало истины и очень много блуждания, Дуанти. Взгляд может потерять точность, и соответственно — безупречность. Мы ведь с Трором не отвергаем белизну, мы только больше полагаемся на другое — на точность зрения, к примеру.

— Ну, а Сэпир? Он-то каким образом набрал свою силу? Ведь он, я думаю так, не следует ни белому пути, ни учению Каттор-Хата?

— А! Вот это, кстати, довод в пользу школы Савиена. По-твоему, да и многие иные думают так же, Черный Сэпир каким-то образом черпает свою силу в приверженности к злу. Но это не так. В том-то и дело, что Сэпир тоже по-своему безупречен. Вот это и ведет его, а не само по себе зло.

— Признаться, маэстро, я вас не понимаю.

Маг сделал донельзя скорбное лицо и в комическом отчаянии помотал головой.

— Неужели?.. Что ж, попробую объяснить. Сэпир ведь не отец его Сэрхип, караулящий жертвы и только. Черный Сэпир тоже идет путь — черный, ужасный путь, но однако же. Он ищет не только власти, но и знания, он копит силу, он действует, он учится — понимаешь, Дуанти? И наконец, в своей приверженности к черноте он, можно сказать, безупречен. Вот это-то его и поддерживает — а впрочем, это же его и губит.

— По-твоему, Вианор, что черное, что белое — без разницы, лишь бы следовать тому безупречно? А чем же тогда плох путь Сэпира?

— Очень многим, Дуанти. Он привязывает свою безупречность к черноте, и уже сама привязанность её ослабляет. Но, вдобавок ко всему, это ведь черная привязанность — со всеми последствиями.

— А какими, например?

— Да такими, что вредны для самого же Сэпира, Дуанти — про других я уж не говорю. Вспомни Хозяйку из Гамо — Сэпир обещал ей новый стол для разделки рыбы взамен рулетки и обманул её. Казалось бы, чего проще — отдать новый стол. Но Сэпир и тут предпочел обман — ещё один шаг на своем пути. Может быть, он что-то и выиграл, может быть, ему этот шаг прибавил его злой силы. Но ведь он и крупно проиграл, Дуанти! Не будь обмана, Хозяйка из Гамо не была бы с нами в Большом Круге — а теперь у неё на Сэпира право — понимаешь меня? И так со всем остальным — вспомни хотя бы наказание Келина, великана, которому вы помогли, или ссору Сэпира и его бывших сообщников из Тунга. Зло идет с ним — но оно идет и против него, и нет способа избежать этого, Дуанти.

— Да, теперь я все понял, — покивал Дуанти.

— Ну что ж, тогда остается только позавидовать юному гранду, — заметил на это Вианор. — Желаю приятных снов.

И кивком головы маг выпроводил своего ученика.

А Дуанти ещё долго не мог заснуть. Его беспокоила не только предстоящая встреча двух ратей и разлука с Энитой. Он вдруг задумался о премудростях магии и о пути Вианора. «Семилен, — думал юноша, глядя на звезды, видимые сквозь щель палатки. — Что это за страна? Доведется ли побывать там? Грэм-то увидит — интересно, кстати, добрались они туда с Трором или ещё нет?»

А меж тем, весь этот день Трор и Грэм провели в скачке в прямо противоположную сторону — по Людене и к Куманчиру.