Завтра был судный день. В ад провалиться или в рай вознестись. Или туда, где бурчание голодного брюха, мешки под глазами, вечерняя тоска по противоположному полу, серые ничем не прикрытые стены и нестиранные носки. Ну, или туда, где начнется как будто уже безнадежно завершившаяся жизнь, где течет сладкое рейнское вино, блондинки не заставляют себя долго уговаривать, а руки сжимают обитый мехом руль новенького мерседеса «S600». Или раритетного кадиллака «Флитвуд» 1959 года, шестиметрового, с разлетающимися крыльями, с восьмицилиндровым мотором на триста пятьдесят лошадей.

Программист Галкин написал три важные процедуры, но обеспечивающий пакет для него делал некто Рабинович из Лос-Анджелеса, так что соединялось все не слишком гладко. А подключение к банку данных, расположенному в Токио, шло с еще большим скрипом. Дмитрий не без оснований считал, что японцы – эти маленькие неразличимые люди, паникующие перед русской компьютерной мафией, всячески стесняют ему доступ к своей системе и умалчивают о заглушках.

Время таяло и Дмитрий физически ощущал, как оно покидает его тело, оставляя слабость во всех членах. А завтра надо было сдавать проект двум менеджерам, российскому и японскому.

Именно в тот момент, когда Митя почти уже понимал причину сбоев, в дверь затрезвонили. Он обхватил голову руками, надеясь, что сейчас все утихнет, однако звон не унимался. Да, это экс-супруга могла явиться за алиментами. Впрочем, если расписать ей радужные перспективы, показать сателлитовый адаптер, радостно подмаргивающий глазками-индикаторами, то она тихо-мирно отвалит. Вдруг даже и пожрать приготовит…

Митя распахнул дверь – и мимо него в квартиру прошел странно одетый человек с чем-то железным на голове. Человек в шлеме сделал несколько шагов вперед, затем оглянулся и Митя узнал калищевского рэкетира – по кличке Путята Вышатич. Сам Путята бросил на Митю мимолетный взгляд, а затем сказал кому-то:

– Давай сюда, друже, входите все, засады нету.

И в дверь, мимо Мити, пошли люди, крестясь, задевая головой косяк, вытирая подметки не о половик, а где попало. Все они, не тормозя, направились в гостиную.

Митя подавил стон и, закрыв дверь, поспешил за людьми.

Среди вошедших не было ни одного нормально одетого или подстриженного человека.

Шлемы с наушами и наносниками, плоские и с рогами, остроконечные меховые шапки, кольчуги, куртки с наклепанными стальными пластинами или бляхами, наплечники и наручи, плащи, кафтаны, шкуры и косоворотки, сапоги, унты и лапти. Много холодного оружия. Волосы длинные спутанные иногда с косичками, наверно вшивые. Усы висячие. Запахи не слишком приятные. Кольца в ушах.

Пришла, вернее даже ввалилась беда, отчего жара поползла полозом по автоматически охладевшей спине.

Неприятных людей было семь и они почти равномерно распределялись по квартире: кто улегся на ковер под столом, кто полез в холодильник, кто включил телевизор, кто прямиком в туалет направился, кто решил ударить по клавишам компьютера.

– Ой, только не это, – возопил Митя, преодолев шок и стресс, – дайте хоть исходник сохранить.

– Не боись, не спорчу твою программу, чай не дурак, а она не девка, – отозвался незванный гость в хорошо надраенном панцире, состоящим из множества стальных пластин. Затем потыкал сосискообразным пальцем в клавиатуру. – Я вот намедни книжку насчет программ прочел, хоть к нонешнему письму я еще не шибко привык. Ты, кстати, за «Си» или за «Яву»? Или может ты за хакеров-вонякеров?

Предводитель – а Путята явно был именно таким – разлил заначенного Митей импортного «Пушкина» по рюмкам и засунул грязные пальцы в дорогостоящую банку с солеными огурцами.

– Бери, хозяин, – он протянул рюмку Мите, – и не гляди зверем. Мыл я руки недавно, лет сто назад. Ты вообще учти, мы тебе пригодимся, не тати же ночные, ха-ха… Знаешь, кстати, почему мы татарам конкретно просрали? Потому что тогда у нас не было водки. И, следовательно, не было свежих неожиданных идей.

Выслушав краткий исторический анализ, все гости дружно выпили и, крякнув, закусили. Мите ничего не оставалось, как сделать тоже самое.

– Я же говорил, что надо колья вкапывать в землю, дабы конницу рассечь, инда само войско полукругом выставлять, с усиленными отрядами лучников по крыльям строя. – Высоченный беловолосый бандит размахивал длинными руками на манер ветряной мельницы к дополнение к своей нелепой речи.

Это точно олигофрен, подумал про него Митя, мозг в зачаточном состоянии, но руки вон какие жилистые.

– Ты вещал, а никто тебя не слушал, потому что не было у тебя информационной поддержки. – отозвался огромный мужчина в панцире, затем разрубил палку колбасы топориком, оставив на полированном столе глубокую зарубку. Откусив разом приличный кусок, он потянул хэнди из сумчонки, сильно напоминающей выпотрошенного хорька.

Это плохо укладывалось в голове. Низколобый человечище, не забывая поигрывать топором, вел искусный разговор на финансовые темы, причем набитым ртом.

– … Главное, чтобы аккредитив открыли… На меня, вернее на мою фирму откроешь. Я уже зарегистрировал ее в оффшоре, на островке Джерси посреди синя моря. С голубкой сизокрылой пошлем через окиян, из Рио-де-Жанейро, липовые коносаменты, получим бабки, обналичим как оплату стройработ, и фирмешку мигом закроем. Муха посрать не успеет… Эй, ты на кого батон крошишь, холоп, разве я кого-нибудь обманул? Что я, сраму не боюсь? Конечно, строительные работы тоже липовые…

И добавил еще пару фраз на языке, напоминающем болгарский. Или церковно-славянской. Затем сунул хэнди в карман.

– Кажись, клюнул, – осклабился человечище и подмигнул Мите, который почувствовал, что насильно превращен в «крышу» для бандитов. Он, собрав все силы, возмутился и решительно подошел к агрессору, молча жующего у раскрытого холодильника. Железа на том было менее, чем на других, только кожаная безрукавка с десятком приклепанных стальных бляшек.

– А что это вы тут делаете?

– Если не заметно тебе, так зенки протри. Кушаю, вот что. Два дня и три ночи не жрамши.

Не удостоившись более вежливого ответа, Митя сказал сломленным голосом:

– Вы бы хоть холодильник закрыли.

– Вот доем и закрою, не чухонец же. – наконец произнес разоритель холодильника. Косматая шапка, сделанная из медвежьей головы, придавала ему совершенно зверский вид. Взгляд был неприятным, словно у хищника, выглядывающего из зарослей.

– Какое подключение к сети имеешь, отрок? – спросил огромный бандит, недавно разорявшийся по хэнди. – Модемное через телефон?

– Цифровое, через адаптер сателлитовой связи. – послушно отозвался «отрок».

– Тоже сгодится. А логин-то для хода в сеть какой? – сказал бандит с немалым лязганьем усаживаясь перед компьютером и не замечая жалобных взглядов хозяина квартиры.

Господи, у него ж пальцы такие, что все клавиши высадят. Единственное, что в этом доме приличного есть, и то надо разнести. Митя ощутил себя съедаемым заживо.

– А зачем вам?

– Да не страшись ты, я все следы замету. Надобно на одном серверке входящую почту просмотреть. Ледоруб со сниффером у меню имеются, так что от тебя ничего не надобно. Ты диск-то почистил? А то ноне большие подкачки на него будут…

Панцирный хакер прислонил топор, имеющий явные следы запекшейся крови, к ножке стола и Митя вынужден был признаться:

– Логин «мигалкин».

– Пускай там Ерманик помудрит, а ты к нам иди, Галкин-Мигалкин, – позвал настоятельным тоном Путята Вышатич и поднес еще одну рюмку Мите, затем обратился ко всем присутствующим. – Теперь, господа мои, помянем всех тех, кто в престольном граде Рязани пал от рук поганых. А особливо великого князя Юрия Ингваревича и князей Глеба Ингваревича и Федора Юрьевича. Светлые были мужи, чуждые всяческому гнусномыслию, ну и недолго мучились под злыми татарскими саблями. А мы вот все живем своей худой жизнью, хоть и не светлые, и не лучшие, и не справные…

Мите стало не по себе, голова закружилась, вернее все вокруг отправилось в призрачный полет, словно стало плоским, бумажным. К обычному страху за свою жизнь и имущество добавилось ощущение нереальности происходящего, Эти люди были не только бандитами, но и опаснейшими параноиками, психами, подкованными в истории. На их слабых мозгах явно проводились опыты в спецслужбах, там им втюхали весь этот бред. Неизвестно какие цели преследовала спецслужба, но получился образцовый союз меча и дебила.

– Не думай, Митрий, что мы только на чужбинку рады. Мы не какие-нибудь там охотники-собиратели-потрошители, как у вас там в учебниках напачкано. Эй, Мал, тащи-ка сюда мех…

Плечистый мужик, не снимающий косматую медвежью голову, сбросил на стол грязнущий козий мех, который заколыхался как живой.

Пришлось пить. Сладковато-сивушный вкус. Внезапно ударило в голову, да и съеденный обед явно захотел выйти наружу и поздороваться с гостями.

– Если честно, то рецепт мы у татарвы позаимствовали, в порядке культурного обмена, так сказать. Это буза. – пояснил Мал.

– У татарвы бузу вы хоть культурно позаимствовали, а у меня квартиру совершенно нецивилизованным средневековым образом, – снова расхрабрился «поплывший» Дмитрий.

Однако не рассвирепел Путята Вышатич, а стал рассказывать о причинах своего с товарищами присутствия.

– Нынче мы бывший колхозный рынок под себя берем, все перекупщики уже разбежались, а он у тебя рядышком. Кафе «Метелица» и пиццерия, ети ее мать, «Буратино» подписалась нам дань платить, так сказать, за защиту, а это соседняя от тебя улица. Балаган с веселящими аттракционами, что на улице Карлы Маркса, мы такоже собираемся брать, может даже приступом, и это опять-таки недалече. У нас, понимаешь, замыслы широкие, и твоя халупа в их середине, как пуп мира. Чего тут средневекового? Да ты не волнуйся, мы тебе отстегивать будем, сытно и хорошо тебе станет.

– Станешь большой и заметный, как аэродром, не такой сопляк как сейчас, – добавил Мал, глядя на Митю как на мелкогабаритную собачонку вроде болонки.

– Но это же моя квартира, приватизированная, и у меня на нее свои планы. – тихо, но твердо молвил Митя.

– А ты кто будешь? – повысил голос высоченный бандит с белыми грязными волосами, – благородный муж, что ли? Чубайс тебе теремок дал, мы взяли. На время. Понял, Митрий? Я, кстати, Ракша зовусь, с Ильмень-озера родом.

– Фир лейк сторванн стендр линапалдр минум, – сказал человек в рогатом шлеме и ударил кулаком по столу. Сильно.

– О чем это он? – опешил Митя.

– Эйнар – скальд, то есть обязан все время страдать по юной деве, хотя он только по старым блядям ходит, – пояснил Ракша.

– Смирись, тлен это все. И компьютер – тление одно, ржавление. Толико душа нетленна, – сказал бандит с постным лицом и представился. – Глеб я, божий человек. Жил в пещере с костями праведников, ночевал во гробе, плоть умерщвлял, с блудными призраками боролся.

В бессильной тоске Митя рухнул на диван и забормотал:

– Послушайте, инок, этими праведными костями даже гвоздь не забьешь, а я за свой ящик две тысячи кровных зеленых отдал, работает так, что душа радуется … Был заказ, договор. Были надежды на лучшее будущее. Все пошло нафиг из-за этих незванных гостей, которые хуже татарина.

– Чего растенался тут? Еще начни ручонки заламывать будто плакальщица. – пристыдил его Путята. – «Надежды на лучшее будущее» – тьфу, сусло какое-то. Да сейчас Ерманик домудрит и сдаст обратно твой счетный ящик, балуйся с ним, если он для тебя бабы милее.

– Как вы меня нашли, почему ко мне? Тут, возле рынка, квартир много. – воскликнул в патетическом отчаянии Митя.

– Много-то много, а твоя горница лучшая. Я тебе в рюкзак «жучок» подсадил – простенький такой с одновольтовой батареечкой. И следил с пеленгатором. Отпозиционировал тебя, а потом еще за квартирой наблюдал. Что ты человек несемейный, бирюк, это нам тоже пригодно, лишних глаз нет, никто тебя не хватится.

– Я – разведенный. – с чувством собственного достоинства сообщил Митя.

– Дак нам все равно, драпанула она от тебя иль не было ее вовсе. Главное, нет у тебя хозяйки, а квартира вместительная.

Галкин понял, что столкнулся не с просто бандитами, а с бандитами бездушными. То ли из-за нервов, то ли из-за бузы прихватило живот, но туалет был нагло оккупирован захватчиками. И тогда Митя пустил в ход свой последний козырь.

– А если я милицию позову?

Козырь не произвел никакого впечатления.

– Не успеешь, поскольку мы тебя немножко того, – Путята вытащил на треть свой меч, но голос его оставался покойным. – Угостим слегонца по шее.

– Разве что пукнуть поспеешь. Затем мы не милицию, а лекаря тебе вызовем. Придет он, послушает, понюхает и в «причину кончины» запишет «падение головы с шеи», – неудачно пошутил рэкетир в медвежьей шапке по имени Еруслан.

– А одному моему знакомому голову снесли, так она еще долго очами хлопала, – вспомнил беловолосый Ракша, который только что вышел из туалета, явно не спустив воду.

Но Мите было не до этого, он представил свою отрубленную голову, озадаченно хлопающую глазами, и практически остался без чувств.

Эйнар сочувственно положил тяжелую лапу на плечо Мити и сказал:

– Гранд фак аф стод стундум стренгс.

– Не нюнься, свет Митрий, горе твое невеликое. – добавил неизменно умиротворенный Путята. – А вот представь себе княжество Рязань, год 6465 от сотворения мира. Вокруг еще целые княжества стоят, князь Володимерский, от которого подмоги мы не дождались, веселится покамест в хоромах своих белокаменных, а у нас, у рязанцев, пустынь. Где дом был, там гроб, где пажить – прах один. В чистом поле богатыри лежат без погребения, их собрать из кусочков сложнее, чем мозаику. И оплакивать их некому. На городе и селе все от младенца до собаки иссечены, все разом к престолу царя небесного вознеслись, в райские кущи очередью длинной выстроились…

Путята сделал паузу, чтобы выпить и крепко закусить, это он не забывал. Затем продолжил с чавканьем:

– … Те, значит, на вечные отдых, а на земле нашей грешной несколько тысяч уцелевших спешат в леса, и, заметь, никакой им гуманитарной помощи. Разбойники последнее отбирают, кружат как воронье, бабы с замерзшими младенцами тащатся на север, оставляя кровавые следы на снегу. И ты знаешь, даже в такой ситуевине находились шутники, которые могли их за задницу ущипнуть… А ты разнылся тут.

– Да уж, бабы. Половина из них под татарами полежать успела, – добавил Ракша, гневно согнув ложку в узелок своими жилистыми пальцами. – То-то я смотрю народец нынешний, куда как невзрачен с виду, носы – бульбочки, глаза – бусинки.

– «Полежать». Тоже мне знаток. Татары разве полежать бабе дадут? Они ее в позишн намбер три, то есть раком выставят… А может и мы, Митрий, пойдем красных девок ловить. – вдруг предложил Путята, подмигнув блеклым маленьким глазом. – Ибо… ибо передний конец заскучал. Евпраксия, понимаешь, уж никогда меня не дождется. Да, впрочем, и тогда я ей особливо верность не хранил. Попу грешно не молится, а вояке грех девку не заловить, если без призора ходит.

Особенно если вояка – урка позорный. Все ясно, сам хочет кого-нибудь изнасиловать, а на меня статью повесить, сообразил Митя. Если против воли, то кому-то сесть придется. А за красную девку компартия строго спросит.

– Зачем супротив воли? – как будто удивился Путята. – Чай не уроды, полюбимся – я, конечно, в основном про себя, а тебе еще подрасти не мешало бы.

И, получив дружеский шлепок по шее, Митя оказался на улице вместе с человеком, у которого за спину закинут был меч, а на поясе висела смешная штука, напоминающая яблоко на веревочке, но называемая кистенем. Разве что шлем свой Путята оставил «дома».

– Я тебе, Митя, вот что… Некоторые наши хотели тебя сразу порешить, чтобы без лишних хлопот. Некоторые хотели рассказать все, проверить впечатление и тоже чикнуть. Как раз рядом новый дом строят, цемента много – лежи там в сохранности хоть до второго пришествия. Я был против. Я хотел по чести. Рассказать тебе кое-что, чтобы ты мог присоединиться к нам по доброй воле и своему разумению. А коли не присоединишься, тогда уж пеняй на себя…

Митя сглотнул набухший в горле комок и попробовал по-старинной китайской психотехнологии «цигун» взять себя в руки.

– Да что уж там рассказывать. Все и так понятно. Колхозный рынок и кафе «Метелица» – вот круг ваших интересов.

Путята слегка, но внушительно свел брови.

– Ты уж нас, Митрий, совсем за какую-то шантрапу пузатую держишь. Мы пришли к тебе с приветом, не за ради того, чтобы мелочь по карманам тырить. Нам кирпичевский институт нужен.

И хотя в словах разбойничьего предводителя содержалась нешуточная угроза, Митя не стерпел и почти что заорал:

– Как это кирпичевский! Только не это! Это ж секретнейший центр биотехнологических исследований. Его среднеазиаты строили, из самых темных, чтобы ничего не понимали. 

– Да нет уже никакого "секретнейшего". Обычная частная лавочка, – не без удовольствия сказал Путята. – Ну, коли девок красных пока не видно, давай-ка пивком отоваримся, вон через дорогу круглосуточный лабаз стоит. У нас, на древней Руси, пиво хуже было, с мутью какой-то, от которой дрист случался, других же положительных изменений за истекшие века не вижу.

И он слегка потянул Митю за собой, отчего тот едва не спикировал носом в грязь.

– "Секретнейшего" нет, а кирпичевская группировка есть. Там такие приватизаторы, злее Батыя, да они за свои бабки кого угодно на куски порвут, – продолжал аргументировать Митя, хотя понимал, что этот маньяк глух к доводам разума.

– Да не думай ты о них, Митрий. Знаю я, что нынешнее племя – трусливое, все переживает, как бы чего не вышло. Как бы не заболеть, не заразиться, не показаться дураком, не упасть в лужу, не обосраться. Если пакость творить, то так, чтоб было шито-крыто. Однакож пустое это все. Царь Небесный свой счет ведет. Хоть шито-крыто, а получишь свою долю, никуда не скроешься…