29. Михаил Зислис, военнопленный, Homo, крейсер Ушедших
После завтрака, на удивление вкусного и сытного, чужие дали отдохнуть всего минут пятнадцать. Едва последние роботы, похожие на столы с колесиками, увезли прочь грязную посуду и облизали насухо столы, явилась команда свайгов в компании других роботов — не то боевых, не то охранных. Эти походили на летающие шары размером с футбольный мяч. С дырочками по всей поверхности. Что именно могло вырваться из этих дырочек — Зислис не знал, а спрашивать у Суваева поленился. Наверняка что-нибудь смертоносное. Или оглушающее. Вероятнее — оглушающее, ведь зачем-то же понадобилось чужим такое количество живых людей? Но роботы, несомненно, могли при необходимости и убить.
Зислис изо всех сил надеялся, что такая возможность им не предоставится.
Чужие разбивали людей на группки по десять-пятнадцать человек и куда-то уводили. Зислис, Веригин, Суваев, Хаецкие, Мустяца, Прокудин, Фломастер, Ханька, Яковец и рядовой-служака попали в одну группу. Кроме того в нее же угодил Бэкхем и пожилая супружеская пара, оба перепуганные донельзя. Остальные держались отменно — для пленников.
— Сследовать зза! — отрывисто скомандовал свайг-руководитель, и Фломастер первым вышел из камеры.
Вел их свайг в голубом комбинезоне; парализатор он держал как-то неубедительно. Или неумело. Зислису показалось, что это не то научник, не то техник, и вообще существо невоенное и подневольное. Охраняли группу шесть роботов, бесшумно скользящие вдоль стен.
Сначала их привели в небольшой, уставленный продолговатыми шкафами зал. В дальней части зала помещался просторный пульт с несколькими большими экранами. Зислису показалось странным, что перед пультом не было ни одного кресла. Экраны слепо глядели на пришедших. Перед пультом и экранами копошилось несколько свайгов в таких же голубых комбинезонах; едва группа людей вошла в зал, они перестали копошиться и уставились на пришедших, изредка перебрасываясь свистящими фразами. Перевода не воспоследовало, стало быть людей их диалог не касался.
— Ссадитьсся!
Угол, где им велели сесть, был пуст. То есть, совершенно пуст. Ханька первым, с достаточно беспечным видом, уселся на пол и привалился спиной к стене. Остальные последовали его примеру — пожилая чета уселась последней, с кряхтением и тихим оханьем. Роботы гирляндой повисли в воздухе, символизируя условную границу, которую людям пересекать не рекомендовалось — чужие умели быть красноречивыми при минимуме слов.
Не переставая обмениваться репликами, свайги разделились. Двое остались у пульта, остальные распахнули один из шкафов. Зислис присмотрелся, и углядел внутри нечто вроде вакуумного скафандра, однажды виденного у Ромки Савельева на корабле. Кажется, в таких костюмчиках можно было выходить в открытый космос для мелкого ремонта и непродолжительных работ. Больше в шкафе ничего и не было.
Минут пять свайги возились и переговаривались, потом жестом подняли Стивена Бэкхема и подозвали к шкафу. Тот, угрюмо ссутулившись, подошел. Жестами же объяснили, что ему предстоит залезть в этот самый скафандр. Один из свайгов пошуршал чем-то внутри шкафа и в скафандре спереди образовалась щель. Зислис прищурился.
— Черт возьми! — вырвалось у дальнозоркого Прокудина.
Изнутри это выглядело совсем не как скафандр. Скорее, как вскрытая свиная туша. Красноватое желе, прожилки какие-то, сочащаяся органической слизью плоть, а не одежда. И — что удивительно — при всей кажущейся неприглядности эти потроха не вызывали отвращения даже у брезгливых людей. Таких, как Хаецкие. Мысль примерить эту живую одежку не внушала ничего неприятного, не ужасала, а наоборот — казалось, что должно открыться нечто новое и захватывающее.
И еще казалось, что мозга кто-то исподволь коснулся, прощупал, и этот кто-то был огромным могучим и, слава богу, доброжелательным.
— Е-мое! — покачал головой Суваев и доверительно прошептал Зислису: — А не биоскафандр ли это? Сдается мне — именно он.
Бэкхем полез в этот диковинный скафандр, отчего экраны за пультом немедленно ожили, замерцали ровными строчками, а потом высветили красную надпись и благополучно погасли.
— Биоскафандр? — переспросил Зислис.
— Ага. Эдакая псевдоживая надстройка над организмом. Я читал кое-что в этой области, но моя база утверждала, что чужие так и не научились делать подобные вещи. Точнее, не делать, а выращивать.
— Значит, научились, — вздохнул Веригин.
— Или учатся, — хмуро поправил Фломастер. — Прямо сейчас. На живцах.
Тем временем Бэкхема извлекли из шкафа и заставили раздеться. Донага. Зислис заметил, что единственная в группе женщина растерянно отвернулась. Это не ускользнуло от внимания свайгов. Один подошел ближе.
— Вопрос? Снимать одежду в присутствие другой человек противоречить этике? Правда?
«А падежи выучить им лениво, что ли?» — подумал Зислис мимоходом.
— Правда, — ответил за всех Суваев. — А если точнее, в присутствие людей противоположного пола.
Некоторое время чужой совещался с кем-то находящимся за пределами зала. Пара свайгов, что торчала у открытого шкафа, обменялась одной единственной фразой, причем Зислис голову отдал бы на отсечение, что значило это нечто вроде: «надо же, дикари дикарями, а этика какая-никакая присутствует.»
Потом женщину подняли и увели прочь. Муж ее попробовал вежливо попротестовать, но к нему выразительно подплыл один из шаров роботов и вынудил вновь усесться. Такой шарик убедил бы и Геракла, не то что подобного старичка.
Тем временем Бэкхем залез в скафандр вторично. На этот раз — голышом. Снова вспыхнули экраны, а скафандр плотно сомкнул створки, поглотил человека, словно чья-то ненасытная пасть.
Свайги закрыли шкаф. И ушли к экранам. Минут десять они колдовали над пультом, потом вызвали Суваева. Тот под присмотром робота приблизился к пульту, поглядел на экраны и что-то негромко стал свайгам объяснять. Свайги таращились на него, изредка шевеля кончиками гребней и переглядываясь.
Потом Суваев вернулся, а двое свайгов поспешили к шкафу.
— Чтоб я сдох! — шепотом сообщил Суваев. — Данные на экраны выводятся на русском и английском!
— Какие данные? — так же тихо спросил Зислис.
— Рабочее место номер такой-то. Недостаточный индекс доступа. Опознанный индекс — семь, необходимый индекс — пятнадцать. Оператор превысил полномочия, что-то в этом роде.
— Недостаточный индекс? Я всегда знал, что наш начальник смены — осел, — хмыкнул Веригин. Бэкхема тем временем извлекали из шкафа. Под косыми взглядами американер торопливо одевался.
А потом к нему подошел свайг с продолговатой, похожей на портсигар штуковиной в руках и схватил за запястье. Коснулся портсигаром тыльной стороны ладони и жестом приказал вернуться к стене.
Бэкхем боязливо поглядел на собственную руку, словно там отрос, например, густой светящийся мех.
Но там оказалась всего лишь цифра. Семерка. Маленькая отчетливая семерка, а перед ней — незамысловатый, похожий на вытянутый треугольник знак. Вероятно, семерка же, но в начертании свайгов.
Следующим подняли оробевшего старичка, супруга дамы, которую недавно удалили. У этого индекс оказался еще ниже — двойка. Свайги с понятной даже людям досадой извлекли его из шкафа, проштамповали, и, недолго думая, поманили Суваева. К экранам на этот раз никого из людей звать не стали, но видно было, что теперь индекса хватило, потому что помимо светящихся строк на экране материализовалась какая-то сложная схема, и там что-то все время меняло цвет, что-то двигалось, что-то происходило.
Свайги оживились; беспрерывно совещались между собой и с кем-то посторонним, а потом торопливо стали готовить еще два шкафа. На этот раз внутрь лезть предстояло Мустяце и Зислису.
Было немного страшно — вблизи внутренность биоскафандра выглядела еще более похожей на выпотрошенную тушу, но отвращения Зислис по-прежнему не ощущал. А казалось — должен был.
Он сбросил одежду и погрузил в «штанины» сначала одну ногу, потом другую. Прикосновения он почти не ощутил — скафандр был ни холодным, ни теплым. Температура его явно равнялась температуре человеческого тела. Тридцать шесть и шесть по Цельсию.
А потом светлая щель сомкнулась, заросла, стало темно, и в кожу словно впились тысячи маленьких живых иголочек. И это было совсем не больно. На мгновение показалось, что накатывает нестерпимая жара, но это чувство сразу же прошло, а потом стало светло. Сразу.
И все понятно. Тоже сразу. Понятно, что Зислис сейчас был в состоянии совершить.
В данный момент он являлся частью сложнейшего механизма, который одним словом можно было охарактеризовать, как «суперкондиционер». Глобальная микроклиматическая установка корабля, заведующая попутно водоснабжением, канализацией, переработкой органических отходов. Зислис вклинился в управление ею; не всей установкой в целом, а субмодулем, ответственным за один из тысяч секторов. Таким модулем мог при необходимости управлять и один человек, но штатно полагалось три. Сейчас Зислис прекрасно чувствовал Суваева и Мустяцу и мог с ними легко переговорить. Пообщаться. Собственно, то, чем они сейчас занимались, наиболее точно можно было отразить фразой «скучать на дежурстве». Система работала, как часики, Зислис это прекрасно видел, он разбирался во всех процессах, знал назначение каждого узла, каждой машины и каждого биопсихомодуля. Он знал, что подобных модулей на корабле сейчас запущено очень много — больше трех тысяч, и что число это постоянно меняется; но задачи и устройство иных субмодулей представлял только в самых общих чертах. Он знал, что система совсем недавно — несколько часов — как снята с длительной консервации, и что свайги пытались научиться ею управлять. Безуспешно пытались. Он перестал быть просто Михаилом Зислисом, человеком с захолустной планеты. Теперь он был частью корабля и частью экипажа.
— Твою мать! — восхищенно сказал Суваев. — Вот это техника!
Мустяца только впечатленно вздохнул.
Неизвестно, что он там сделал на самом деле, у себя в скафандре. Но Зислис понял, что Мустяца именно вздохнул бы, разговаривай они сейчас без посредства чудо-техники древнего корабля.
— Вот зачем чужим нужны живые люди, — наконец-то понял Зислис.
Он прекрасно знал, что биопсихомодули жестко настроены на нервную систему одного вида, и что перенастроить их под другой вид живых существ невозможно в принципе.
— Они что, хотят заставить этот корабль работать? Используя нас? — спросил Мустяца. — Но мы же легко можем водить их за нос!
И он стал забавляться: отсек поток рабочей статистики, а на экран пульта вывел обидную надпись: «Чужие — дурни».
Суваев засмеялся.
И сразу пришел мрак. Их отрезало от системы, иголочки вновь впились в кожу, а потом скафандр раскрылся, и Зислис опять стал просто Зислисом. Просто пленным человеком. Он больше не понимал — как именно работают климатические и санитарные установки. Помнил только — что понимал совсем недавно.
— Ччувсство юмора, — сказала коробочка на груди у свайга перед шкафом, — показзатель интеллекта. Однако, мы можжем и наказзание.
— Наказать, — проворчал из соседнего шкафа Суваев.
— Можжем и наказзать, — поправился переводчик. Он обучался правильному построению фраз поразительно быстро.
— Посстарайтессь впредь обходитьсся безз подобные выходки.
Зислис тем временем выбрался из биоскафандра. Тело дышало свежестью, словно после бани. Ни следа слизи — только чистая розовая кожа.
Свайг сразу поймал Зислиса за руку и проштамповал. Вероятно — зафиксировал пресловутый индекс. Зислис взглянул, не удержался — два непонятных знака и два понятных.
А индекс его равнялся двадцати трем. Втрое выше, чем у бывшего начальника Стивена Бэкхема.
«А ведь Веригин, пожалуй, прав, — подумал Зислис после недолгих размышлений. — Осел, он и на Офелии осел. И как правило — на руководящей должности.»
Зислис оделся и под бдительным надзором робота прошел к стене.
— Сколько? — требовательно спросил его Суваев.
— Двадцать три, — Зислис показал руку.
— И у меня, — ухмыльнулся Суваев.
— А у меня — двадцать, — сообщил Мустяца.
— Интересно, какой у них верхний порог? Какой индекс у капитана этой громадины?
Зислис перехватил недовольный взгляд Бэкхема, и подумал, что вскоре это выяснится. Уверенно так подумал, совершенно без сомнений.
Спустя пару часов определились индексы всей группы. Хаецкие — тоже по двадцать три. Веригин — двадцать два. Прокудин и Фломастер — по двадцати одному. Ханька и Яковец — по двадцать, как и Мустяца. И, наконец, безымянный служака-рядовой — девять.
«Все равно, выше, чем у Бэкхема, — ухмыльнулся про себя Зислис. — Что бы это значило?»
В это же утро пленников разделили. По индексам. Всех, чей индекс превышал шестнадцать, а таковых набралось под сотню, поместили в двухместных каютах.
Что произошло с остальными — Зислис пока не знал.
А потом сервис-роботы привезли обед. Ему и Веригину.