МИКК
До Кипроса он так и не дозвонился. Телефон был то занят, то гнал длинные гудки. Тогда Микк набрал номер аварийной.
— Уважаемый клиент! — сказал подобострастный голос. — К сожалению, вы позвонили именно в тот момент, когда все сотрудники находятся на линиях. Будьте любезны, сообщите о ваших затруднениях, и через некоторое время мы их устраним. Большое спасибо. После сигнала начнется запись…
Микк швырнул трубку. Это мы уже проходили…
Ноэля тоже не было на месте, но там, по крайней мере, отвечал живой человек. С обеда в бункере, и когда выйдет — не знает никто. Передать что-нибудь? Как, еще раз? Саджиттарио? А номер он знает? Ладно, скажем. Не я, так кто-нибудь другой…
Вот и останов обозначился. Источники информации временно блокированы. Идти раскапывать этот чертов корень рано, следует, по крайней мере, дождаться темноты. То есть часов пять надо замотать.
Можно сделать что? Скажем, проглотить чего-нибудь расслабляющего и прилечь. Но есть риск надолго выбить себя из колеи. Слишком большой накопился недосып, и стоит дать организму поблажку… Отложим. Можно сходить в кино. Или еще куда-нибудь… Микк прислушался к себе. Ни малейшего энтузиазма. Можно пойти в бар и надраться. Так… отклик есть, но слабый. Кроме того, вечером надо быть в хорошей форме. Снять девочку? М-м… уже теплее. Так, где-то был каталог… Микк зашарил в кипе старых журналов в поисках «Ню», как вдруг взгляд его упал на последнюю страницу «Всеобщего приключения». Упершись ногой в борт лодки, девушка с оранжевыми волосами волокла из воды огромную полосатую рыбину. Удилище согнулось дугой. Вот что мне надо, подумал он. Ха! Полчаса туда, полчаса обратно — четыре часа там! И пять минут на сборы, потому что на самом деле никаких сборов не требуется…
«Черное озеро», рыболовецкий заказник, принадлежал клубу «Одиннадцать имен», почетным привилегированным членом которого Микк стал в позапрошлом году после блестящего расследования истории с двойным похищением дочери председателя клуба. В клубе он значился рыцарем меча и носил клубное имя Аскольд.
Стоянка была забита, и Микк поставил машину под окнами красно-кирпичного с башенками здания конторы. Наверное, это был непорядок, потому что администратор с недовольным видом вышел из конторы — но, узнав Микка, ничего плохого не сказал, наоборот: раскланялся и поинтересовался подробностями столь далекого путешествия. Микк ответил в такт и, в свою очередь, расспросил насчет погоды и клева. Администратор — по имени Виллард, вспомнил Микк — сказал, что клев сегодня оживился, несколько дней вообще было мертво, но все равно: так себе. Слишком прогрелась вода. Имеет смысл поудить с лодки на глубоких местах. Спасибо, Виллард, сказал Микк.
Выбрав снасть и наживку, Микк спустился к причалу. На маслянисто блестящей воде застыли три серо-коричневых лодочки. Два десятка таких лодочек с торчащими над бортами половинками тел разбрелись по озеру, напоминая купающихся кентавров. Микк забрался в ближайшую к нему, проверил заряд аккумулятора, снял веревочную петлю с кнехта, рукой оттолкнулся от причала, потом подал чуть вперед рычаг управления мотором и положил руль круто влево. Лодочки эти, специально предназначенные для спокойных озерных вод, были тихоходны, зато абсолютно бесшумны. Микк описал циркуляцию вокруг причала, нацелил нос лодки на радиомачту, стоящую позади рыбного питомника и взял спиннинг. Лодка шла со скоростью нормального гребного хода. Микк опустил легкую серебристую блесну за борт и стал травить леску.
Озеро имело километра три в длину и метров семьсот в ширину. В сущности, это было не озеро, а пруд, образовавшийся после того, как оползень перегородил долину маленькой речки, правого притока Лайвы. Случилось это лет шестьдесят назад, а в конце семидесятых, накануне кризиса, уездные власти затеяли стоить дорогу от города к озеру и оборудовать здесь пляжи — ну и, понятно, забросили. И вот недавно «Одиннадцать имен» купил треть береговой черты и построил рыбопитомник и два десятка легких домиков для членов клуба…
Все это было мило и неимоверно скучно.
Предложи другое, сам себе возразил Микк.
В том-то и дело, что предложить нечего…
Господи, что с нами случилось? Как мы, энергичные, сильные, решительные — превратились в сонных мух, в тюфяки, в говно, плывущее по течению? Откуда эта постоянная усталость — травят нас, что ли, понемногу? Или жара так влияет? Ни ходить, ни думать… мозги — липкие… Противно.
Плещемся в лужах, живем между заборами…
И изо дня в день — одно и то же. Бессмысленно и беспросветно.
Берег был уже близко, Микк выбрал леску, развернулся и вновь опустил блесну за борт. Леска медленной спиралью соскальзывала с катушки. Он выпустил метров сорок, поставил катушку на тормоз и повел лодку к плотине, к самым глубоким местам.
Сейчас туда, потом обратно, потом к причалу, выпьем пива… Он ни разу не видел, чтобы кто-то из рыбаков хотя бы шевельнулся в своих корытцах. Пустой день, подумал Микк. Один из бесчисленных пустых дней.
Путь к плотине занял почти полчаса, и это было так же успокоительно, как если был он принимал теплую ванну. Под днищем лодочки журчала вода. Встречный воздух мог сойти за ветерок. Что-то расправлялось внутри, безнадежно, казалось, смятое.
Просто устал. Просто глухие дела, безуспешные поиски. Просто дурные предчувствия. Просто пауза во всем.
Плотина, укрепленная по гребню от размыва, выделялась резко: серый брус, вколоченный между зелеными холмами. Справа сверкающей кварцевой плоскостью уходил в небо срез: ложе оползня. Однажды пацанами они с Кипросом и Ноэлем забрались туда и заночевали у костра под звездами. Говорили, что по кварцевой плеши бродят тени умерших. Теней они не видели, но страх откуда-то пришел — древний, мутный, бесформенный. Непонятно как дожили до утра и потом долго не могли видеть друг друга.
Микк, сматывая снасть перед разворотом, не заметил впереди ковра плавучих водорослей. Лодка с шорохом вошла в него, водоросли намотались на винт. Мотор, доселе неслышный, загудел. Микк выключил ток. Приключение, подумал он.
Положив спиннинг поперек кокпита, Микк развернулся на своем крутящемся креслице лицом к корме, встал коленями на решетку и перегнулся через транец. Корма затонула, вода едва не залилась в лодочку. Хуже — та вода, что скопилась под решеткой, устремилась на корму, и брюки тут же промокли. Плевать…
Волны, поднятые лодкой, ушли далеко, и вода вновь стала маслянисто-гладкой. Глаза не сразу приспособились видеть сквозь ее поверхность. Глубина здесь была, наверное, огромная. Водоросли напоминали проволочную путанку: волокнистые стебли толщиной с карандаш без начала и конца, редкие продолговатые листики свекольного цвета. Их было много. Они уходили в глубину и там терялись. Какие-то саргассы, неуверенно подумал Микк. Он огляделся по сторонам. Никого не было поблизости.
Почему-то не хотелось касаться этой воды. Преодолевая сопротивление организма, Микк все-таки опустил руку в воду, нащупал винт и стал снимать с него петли неподатливо-жестких стеблей. Нож надо иметь, нож… От движений лодка раскачивалась, под мелкими волнами ничего не было видно. Наконец, винт освободился. В этот момент Микк почувствовал осторожное мягкое прикосновение к запястью. Он отдернул руку раньше, чем что-то осознал, и это его спасло: только миг он чувствовал на руке стальное кольцо, потом оно разошлось, разрывая кожу, и отпустило его; что-то тяжелое чуть приподнялось над водой и ушло вниз, закрутив воронку водоворота.
Микк как бы раздвоился: одной — большей — частью он ушел в панику, в ужасе разглядывая клочья кожи, свисающие с запястья и тыльной части кисти, на изрезанные, будто бритвой, пальцы, на вытекающую кровь, ждал прихода боли — боли почему-то не было — и беззвучно вопил от пещерного ужаса; но другая его часть очень трезво, не трогая управления, вставила в уключины крошечные ублюдочные весла и заставила тело грести, выводя лодочку кормой вперед по пробитому уже коридору. В пятнадцать гребков он выбрался на чистую воду и на всякий случай сделал еще пятнадцать. Позади кто-то шумно плеснулся. Микк развернулся, подал на мотор ток, послушал, как работает — мотор работал нормально — и, не оглядываясь, повел лодку к зеленому берегу, пристально вглядываясь в воду впереди. Только на берегу, когда ноги коснулись твердой земли, дрожь настигла его.
Не позволяя себе упасть, Микк стянул через голову рубашку, обмотал кровоточащую руку — странная анестезия прошла, боль была огненной — и быстро пошел, сбиваясь на бег, в сторону клубного анклавчика. И понял, что не дойдет пешком.
Кокпит лодки походил на маленький приоткрытый рот, а тело воды — на тело зверя. И все-таки Микк загнал себя в лодку и повел ее, обливаясь потом, борясь с тошнотой и дрожью, к причалу. Каждую секунду он ждал смерти. Унизительной смерти мягкой беспомощной твари. Вода струилась под килем, издавая причмокивающие звуки.
Постепенно испуг проходил. На половине пути Микк уже мог позволить себе вернуться мыслями к происшествию. А что, собственно, такого страшного? Водоросли, которые режутся, как осока… рука запуталась… Перепугал сам себя… Он знал, что это неправда.
Потому что было что-то еще, что он заметил, но то ли не понял, то ли пропустил между пальцев… между пальцев? Почему между пальцев? Он поднес перемотанную пятнистой тряпкой руку к лицу и уставился на нее. Лодка еле ползла. Нет, потом, все потом… Не могу. Просто не могу.
Но где же люди?!
Озеро было пусто, и у причала не было лодок. Никто не ходил по пляжу и не удил с мола. Неужели за этот час — да нет, меньше часа! — все уехали? Почему? Его вдруг обдало холодом: война!
Чушь собачья… С кем?
А вдруг то, что случилось со мной — случилось со всеми? В один миг…
Чудовище всплыло из глубин…
Он резко повернул к берегу. Здесь уже начинался белый песчаный пляж.
За спиной забурлила вода. Казалось, что-то огромное то всплывает, то погружается вновь. Микк не в силах был оглянуться. Берег приближался страшно медленно. Почти не приближался. Вода бурлила все сильнее.
Ну же! Он приподнялся, и в этот момент лодка ткнулась носом в песок. До берега было еще метров десять. От толчка Микк повалился вперед и оперся на раненую руку. Боль взорвалась магнием.
Он был на берегу — мокрый по шею. Несколько секунд куда-то исчезли. Лодочка, освобожденная от его веса, плыла, покачиваясь, по кругу. На носу ее крутился черно-красный колпачок звукопеленгатора. Теперь, если крикнуть, лодка приплывет на звук. Но меньше всего хотелось кричать…
Песок был неистово белый и ровный, как стекло. Нога в него почти не погружалась. Ничьих следов не нес он.
Лодка продолжала ходить по кругу. Вода была гладкой и матовой.
Слепящее солнце висело над правым плечом.
Такой тишины Микк никогда не слышал.
Потом он нарушил ее.
Воздух со стоном вырывался из горла, и сердце колотилось о грудину, как боксерский кулак. Песок хрипел при каждом шаге. Непонятный звон наполнял воздух. Свет с воем врывался в глаза и набивался в череп. Приближались, подрагивая, домики…
Потом Микк остановился, перевел дыхание и пошел медленно. То, что предстало ему, требовало неторопливости.
Кирпичный дом конторы по окна зарос травой, и из свежей травы торчали выбеленные скелеты прошлогодних трав. Окна покрывал слой пыли, некоторые стекла треснули, некоторых просто не было. Под стеной, полуутонув в песке, вверх днищами лежали несколько лодок. Микк обошел дом и остановился.
Его машина стояла там, где он ее оставил, на спущенных шинах, в грязных потеках, в пятнах ржавчины… Стоянка была пуста, лишь в дальнем ее углу, покосившись, гнил трактор. Микк огляделся. Нигде не было признаков недавнего присутствия человека.
Он понял, что сейчас упадет, и торопливо сел на землю, опершись руками. Потом лег. Перед глазами плыло.
Господи, что же это?..
Не знаю…
Он лежал долго — лицом в небо. Небо было прежнее.
Наконец, ему показалось, что он успокоился.
Дверь конторы висела на одной петле, и хватило толчка ладонью, чтобы она обрушилась внутрь. Грохот был пушечный. Взлетела и заклубилась пыль. Микк вошел в светящийся полумрак. Слева стояла конторка, рядом — застекленный прилавок с рыболовецкой мелочью. Пыли было на два пальца. Направо — Микк это знал — за дверью был крошечный, на четыре табурета и один столик, бар. Микк потянул за ручку двери, она неожиданно легко открылась.
Здесь было светлее — из-за разбитых стекол в окне. На полу песок лежал кучами: побольше под окном, поменьше посередине. Перегнувшись через стойку, Микк потянулся к полке с бутылками, понял, что не достанет, влез на стойку, нечаянно посмотрел вниз…
За стойкой, погребенный песком, лежал труп.
Чего-то подобного он ожидал. На ощупь он выбрал бутылку и, не отводя от трупа глаз, спрыгнул назад. И даже не труп это был… то есть труп, конечно, но мумифицированный, почти скелет — сухой и, должно быть, легкий. Пятясь почему-то, Микк вышел из бара и попытался закрыть за собой дверь — не получилось, мешал высыпавшийся песок. Ладно… Стараясь идти нормально, Микк выбрался под открытое небо. Бутылка, которую он ухватил, оказалась вермутом, но привередничать не приходилось.
С замком машины пришлось повозиться — набился песок, — но все-таки обошлось без взлома. В аптечке был бинт и йод. Хлебнув для храбрости, Микк стал снимать тряпку с руки. Присохнуть еще не успела… но как больно, черт… Рука выглядела страшненько. Шипя от боли, он полил на нее вермутом, потом потыкал туда-сюда смоченным йодом кусочком бинта. Это напоминало прикосновения горящей сигареты. Так вот и обматывать, что ли? Да нет же… Кроме бинта, в аптечке была еще упаковка вискозных салфеток. Неловко орудуя левой, Микк обложил салфетками все израненные места и стал бинтовать. Растревоженная где-то, закапала кровь. Между пальцами, вспомнил он, но уже поздно было смотреть.
Все. Слабой вздрагивающей рукой он поднес бутылку ко рту и, обхватив губами горлышко, стал глотать приторную теплую жидкость. Он никогда не любил вермут. Потом откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Девочка моя — та-та-та — как тебя люблю я! Девочка моя — та-та-та — как нам хорошо! Девочка моя — та-та-та — счастлив я с тобою… Дурацкие слова дурацкого шлягера заменяли все мысли. Девочка моя… Тийна забрала вещи и оставила записку: «Извини, так будет лучше. Не ищи». Он нашел ее в тот же день, на глаза не попался, просто убедился, что жива. С тех пор он стал брать на себя поиски пропавших. Теперь, похоже, он пропал сам.
И у Кипроса — Агнесса…
Впрочем, за Агнессой не заржавело бы сбегать на месячишко в горы, никого не предупредив, и Кипрос давно — всегда — знал, что в один вполне прекрасный день она исчезнет так же внезапно, как и появилась.
Постой — откуда я это знаю? Кипрос ничего не говорил…
Что-то странное вспомнилось на миг и тут же исчезло.
Я понял, подумал Микк. Я просто поймал кодон. Ноэль рассказывал, так иногда бывает. Не та мелочь, которую я ловил несколько раз в прошлом году, а что-то настоящее. Значит, надо просто сидеть и ждать, когда меня освободят. Не дергаться и не проявлять агрессивности. Люди вокруг меня, я их просто не вижу. Мне просто кажется, что здесь никого нет. Просто, просто, просто…
Но тогда люди ничего не поймут и не примут мер.
Надо что-то делать, как-то объявить себя…
Микк открыл глаза. Ничего не изменилось. Все так же мертво блестел песок, все так же неподвижно лежала вода. Он стал выбираться из машины. Ноги слушались плохо — будто не несколько глотков вина выпил, а водки бутылку. Одеревенело лицо. Во рту скопилась клейкая слюна. Притупилась боль. Нервы. Съездил на рыбалку, отдохнул…
Проклятая жизнь… ненавижу…
Задавил вскипающую ярость. Нельзя так. Нельзя.
Ну, что будем делать?
Пройдя несколько шагов, Микк плюхнулся на колени в песок, шутовски поднял руки к небу и позвал:
— Люди!
Тишина.
— Люди, я вас не вижу! Со мной что-то случилось, я перестал вас видеть! Мне нужно в больницу!
Тишина.
Потом что-то шевельнулось далеко слева.
Микк повернул голову — ничего. Неподвижность и тишина.
— Люди, да помогите же мне! Я говорю чистую правду: я перестал вас видеть! — Он сам услышал в своем голосе нотку раздражения. — Помогите, пожалуйста…
Низкий протяжный звук, похожий на вздох, донесся отовсюду сразу. Зашевелился песок: сразу в нескольких местах. Микк встал и сделал шаг назад. Что-то медленно вздымалось, ссыпая с себя потоки сухого песка.
В страшном молчании из песка вставали мертвецы.
Он попятился и упал, страшно ударившись затылком. Кто-то склонился над ним, закрыв полнеба. Багровое пятно расплылось перед глазами, полыхнуло ярко и погасло.
Долго не было ничего.
