25

Широту души офицеров ГП объясняют широтой пространств, находящихся под их контролем. «Теперь он от нас никуда не уйдет», — говорят они о преступнике, если расстояние до него составляет менее десяти парсеков. Как только давление за внешним люком упало до среднекосмического, я потребовал снять с меня наручники.

— Да куда ты денешься! — хором сказали оба моих охранника и стали наперебой выяснять, кто из них забыл ключ от наручников на пересадочной станции. Это любимая шутка гэпэшников.

Я молча смотрел в иллюминатор. Терминал медленно удалялся, корабль работал маневровыми, и еще не поздно было вернуться.

— Шутка, ха-ха, — обрадовал меня один из офицеров и достал ключ из кобуры.

Перелет до Терминала Лагуны прошел спокойно. Гэпэшники целыми днями играли в покер, я набивался к ним в компанию, предлагая в качестве ставки право решать, кому ночевать в моей каюте. Выиграв, я постановил, что ночевать буду один, а гэпэшники пусть тем временем следят друг за другом. К сожалению, для лишнего гэпэшника не нашлось на корабле свободного места, поэтому все четыре ночи оба спальных места в моей каюте были заняты. После того как меня отстранили от покера, я принялся читать «Введение в робототехнику», подаренное мне на прощание Гроссманом. Я обещал до следующей нашей встречи прочитать книгу от корки до корки.

— Значит, мы не скоро встретимся, — сказал он, не скрывая радости.

От Терминала Лагуны до Терминала Фаона мы добирались двое суток, и это притом, что Трансгалактический Канал работал на удивление исправно. Просто на Терминале Лагуны вдруг выяснилось, что мне в компанию достались два перестраховщика. Вместо того чтобы транспортироваться транзитом, мы последовательно прошли все одиннадцать перегонов, отделяющих Терминал Лагуны от Терминала Фаона. Каждый перегон мы проходили в три этапа: сначала транспортировался один из гэпэшников, затем отправляли меня, второй гэпэшник забирался в транспортировочную кабину лишь после того, как получал подтверждение, что я нахожусь в руках у первого. Я узнал, что такой способ перемещения соответствует новой инструкции, ее приняли после того, как одного преступника во время транзита выкинуло на промежуточном Терминале, и пока ГП выясняло, на каком из Терминалов это произошло, он выкрал у кого-то из пассажиров билет и транспортировался в обратную сторону. По словам охранников, его все-таки поймали, но, по-моему, они сказали это, чтобы меня ободрить.

Перелет от Терминала Фаона до самого Фаона на сутки короче, чем от Лагуны до ее Терминала — трое суток и еще половина. В остальном, разницы никакой: двухместная каюта, покер и «Введение» днем, уставной храп ночью, цикорный кофе с сухарем на завтрак, макароны по-флотски на обед и ужин. Общение со стюардессами сведено до: «Привет! — Охрана!!!», не помогало даже клятвенное заверение, что вся охрана стынет давно в открытом космосе.

В космопорте нас встречал капитан Ньютроп. Гэпэшники снова сослались на новую инструкцию, мол, сначала надо доставить меня в их представительство, и лишь потом меня передадут под расписку. Пожаловавшись Виттенгеру, Ньютроп сел в полицейский флаер и полетел за нами.

Фаонским офисом ГП командует майор Купер. Первым делом он заставил моих охранников написать сочинение на тему «Как я провел последние десять дней», дав им на это полтора часа — точно, как в школе. Пока они сочиняли, я подвергся устному опросу, после которого меня заставили подписать заявление, что к ГП у меня нет никаких претензий. Врач подтвердил, что телесных повреждений, которые можно было бы отнести к последним десяти дням, у меня нет, о душевных потрясениях он даже не поинтересовался. Потом Купер сверил мои показания с сочинениями охранников, и, не обнаружив существенных расхождений, дал согласие на передачу меня местным властям. В акте приема-сдачи было проставлено время, когда наручники ГП заменили наручниками фаонской полиции. «Теперь ты наш», — осклабился Ньютроп. Я ответил, что в чем-чем, а в измене родине меня упрекнуть нельзя.

Продержав сутки в следственном изоляторе, меня выпустили под залог. Затем наш адвокат составил сложный документ, согласно которому мое дело прекращается в обмен на согласие сотрудничать с властями. Адвокат объяснил мне, что это простая формальность, необходимая для соблюдения законности. Присутствовавший при этом Виттенгер только посмеивался, и его дурацкая ухмылка вынудила меня заявить, чтобы он не питал иллюзий. «Посмотрим-посмотрим», — усмехнулся он.

Шеф задал только один вопрос:

— Ты уверен, что Шестьдесят Третий получил по заслугам?

Лагунский убийца носил номер 63 в списке роботов «Деметры»; отняв жизнь, мы решили сохранить ему имя.

— Вообще-то, покушение на убийство карается мягче, но иного выхода у меня не было. Да, я уверен, что Шестьдесят Третий был тем, кого мы искали. Но я не уверен, что в «Дориде» не осталось других потенциальных убийц. Сомнения развеяла Яна:

— Зато в этом уверен Гроссман. Он покинул Лагуну в один день с тобой, следовательно, других роботов-убийц там нет. Я сейчас уточняю, куда он направился. Думаю, скорее всего, на Эрму. Туда экспортировали сорок роботов из интересующей нас партии. Есть один нюанс, который мы упустили. Сказать какой, или догадаетесь?

Шеф фыркнул, Ларсон хмыкнул, я сделал глупое лицо. Яна обвела нас взглядом и ошарашила:

— На Эрме роботы запрещены!

— С каких это пор?! — с петушиной интонацией воскликнул Ларсон. Шеф снова фыркнул, мне же не удалось сходу переделать лицо из глупого в снова умное.

— Черт, — выругался Шеф, — а ведь я об этом слышал. Как я мог забыть!

— Шеф, вы так заняты… — сподхалимничала Яна.

— Все равно непростительно. — Находясь среди своих, Шеф иногда позволяет себе немного самокритики. — Боюсь теперь ошибиться, но, кажется, на Эрме запрещены не все роботы, а какие-то определенные…

— Антропоморфные с IQ выше сорока, — подхватила Яна, — то есть как раз такие, какие выпускает «Роботроникс». Поэтому либо мы имеем дело с контрабандой, либо роботов перепродали на другую планету. Лично я в контрабанду не верю. Кто станет покупать то, что потом невозможно скрыть? Наказание за использование запрещенных роботов там строже, чем за нелегальное хранение оружия. Ни домохозяйки, ни фермеры не станут рисковать свободой ради того, чтобы облегчить себе труд.

— Может, они их как-нибудь модернизируют? — предположил я. — Антропоморфность — вещь поправимая, а учить робота строить из себя идиота даже не требуется.

— Проще покупать готовых идиотов. Они и дешевле, и нет риска, что робот выдаст себя, участвуя в какой-нибудь заочной викторине. — Яна подразумевала свою Чумку, выигравшую для нее пять банок растворимого кофе и фирменную футболку. Я подозреваю, что Яна сама все это выиграла, но ей стыдно признаться, и она валит на Чумку.

— Начнем сначала, — постановил Шеф, — с чего мы взяли, что роботов вывезли на Эрму?

— Оптовая фирма, купившая роботов, зарегистрирована на Эрме. Название фирмы: «Комстарт». Имеет лицензию на импорт «средств автоматизации» — так написано в официальных документах. Я не нашла сведений, которые указывали бы на то, что они занимаются чем-то еще. В перечень их товаров входят компьютеры, автопилоты для всевозможных транспортных средств, многопрофильные боты и комплектующие детали ко всей этой технике.

— Что за «боты»? — удивился Шеф. — Картины Боттичелли или ботанички?

— Ботами на Эрме называют легальных роботов — тех, которые тупы и не антропоморфны, — самоходные пылесосы, игрушки и тому подобное.

Шеф почему-то не спрашивал, что заставило Эрмцев принять закон, запрещающий ввоз умных роботов. Меня же это интересовало больше, чем «что такое „бот“».

— Яна, ты случайно не выяснила, откуда у них эта роботофобия?

— Не фобия, а забота о детях.

— А кока-кола у них не запрещена?

— Духовное здоровье важнее телесного. Ты никогда не задавался вопросом, почему в зоопарках детенышей хищных животных держат вместе с собаками и кошками?

— Вообще-то задавался, но ты можешь считать, что нет. Я все равно не угадаю ответ.

— Тигрят и львят воспитывают вместе с домашними животными, чтобы исказить их самоидентификацию. Воспитанный рядом с собакой, тигр не ощущает себя тигром, впрочем, он даже не знает, что значит быть тигром. Хищник вырастает куда более покладистым, чем если бы его оставили с родителями, но эта покладистость дается ценой искажения мировосприятия. Конечно, людей мало волнует мировосприятие животного, — лишь бы животное не кусалось, — но мировосприятие ребенка это совсем другое дело. Присутствие в доме робота, то есть суррогата сознания, мешает, по мнению Эрмцев, развитию человеческого сознания, которое они представляют в виде весов, на одной чаше которых — свобода воли, на другой — ответственность за собственные поступки. Ясно, что у роботов нет ни того, ни другого, но ребенок этого не понимает, для него что робот, что человек — разницы никакой. Хуже того, дети в большей степени ассоциируют себя с роботами, поскольку и у них и у роботов один начальник — взрослые. Нельзя сказать, что всему этому существуют строгие доказательства, но Эрмцы решили запретить роботов до того, как такие доказательства найдутся.

— Гроссман уже, наверное, на Эрме, — размышлял Шеф, — успеет ли он найти робота, прежде чем ты к нему присоединишься… От «Комстарта» он, судя по всему, ничего не добьется. Такой номер, как он выкинул в «Кибертрейдинге», у него не пройдет. Контрабандисты они или только посредники, в любом случае, в «Комстарте» его отошлют куда подальше. Или наврут с три короба. И тогда он запросит помощи. Разумеется, мы ему не откажем. Но чтобы помощь подоспела вовремя, ты, Федр, должен оказаться поблизости от Гроссмана. Улавливаешь?

— Я специально не стал разбирать рюкзак.

— Полиция тебе все вещи вернула?

— Кроме бластера и универсального ключа-сканера. Бластер остался на Лагуне. Кто стащил УСК, для меня загадка. ГП утверждает, что передала УСК Виттенгеру. Инспектор говорит, что в глаза его не видел.

— Ладно, пусть останется ему на память. Главное, что вернули комлог. За то время, что он находился в чужих руках, надо думать, его не расшифровали. Яна, сообщи Федру всю последнюю информацию и закажи билет на челнок. Если получится, то на завтрашнее утро.

— Спорю на сотню, что получится, — ответил я за Яну.

— А она у тебя есть, эта сотня? — ухмыльнулся Шеф.

После совещания я сходил к оружейникам за новым бластером и в отдел спецтехники за новым УСКом. «Инструмент горит на тебе, как обувь на детях», — сказали мне и там и там. УСК я сразу же испытал на двери в Янин кабинет, она имеет привычку запирать его, когда уходит на обед. Плюшевый медведь Бьярки, стороживший кабинет в отсутствие хозяйки, смотрел в ствол бластера с таким хладнокровием, словно знал, что бластер не заряжен. Прицел никак не мог идентифицировать цель. «Чучело животного, — предположил встроенный в прицел анализатор цели. — Вероятность распознания 45 процентов, степень угрозы 2 балла».

Угроза, исходившая от Яны, когда она застукала меня в своем кабинете, была значительно выше.

— Куплю билет на пять утра, с местами возле двигателей.

— Твой Бьярки, случайно, не чучело?

— Наведи прицел на себя. Посмотрим, как он тебя назовет.

Прицел назвал меня «Запрещенная цель №2». Первой запрещенной целью был оружейник. Это он позаботился о том, чтобы бластер, оказавшись в чужих руках, не выстрелил в своего хозяина. Не слишком надежная предосторожность, так как прицел можно отключить. Впрочем, для этого требуется время и определенный навык. Только не подумайте, что я боюсь собственного оружия. Три минуты позировать перед прицелом в разных ракурсах меня заставила принятая в Редакции инструкция «По использованию огнестрельного оружия». Лично мне на нее плевать, ибо отнять у меня бластер можно лишь вместе с жизнью, но оружейник чтит ее свято.

Взяв с меня слово больше никогда не целиться в Бьярки, Яна поделилась последними новостями.

В фаонском «Роботрониксе» действительно работал человек по имени Вацлав Кремп. Несколько сотрудников опознали его по снимку с альпинистского локуса. Должность он занимал незначительную — всего-навсего оператор парка роботов главного конвейера. Сборку на конвейере осуществляли автоматы, роботы же исполняли роль подсобных рабочих: подвозили детали, сменные механизмы, вывозили отходы или брак. На языке инженеров такая работа называется «держать гвоздь» — несмотря на то, что молотки в производстве роботов давно не используются. Кремп, в свою очередь, занимался настройкой подсобных роботов. В конструкторском бюро его никогда не видели. С Игорем Борисовым он знаком не был — так, по крайней мере, считают бывшие сотрудники КБ. Слишком мелкой была его должность, чтобы водить знакомство с самим президентом компании. Десятого августа он взял отпуск «по личным обстоятельствам». С тех пор в «Роботрониксе» он не появлялся.

— Федр, — сказал Яна, — следи за мыслью и останови меня, если я что-то напутаю. Одиннадцатого января погибает Кремп. Тринадцатого января, во время перелета на Лагуну, ты просишь у Гроссмана список сотрудников КБ и одновременно пытаешься выяснить, кого он подозревает в монтаже перепрограммированных нейросимуляторов. Гроссман темнит, потому что не хочет, чтобы мы всерьез взялись за сотрудников «Робтроникса». Он понимает, что КБ — это только начало. От КБ мы перейдем к другим подразделениям и рано или поздно доберемся до Кремпа. Ему выгодно оставить нас в подвешенном состоянии, потому что тринадцатого января он еще не знает, что Кремпа больше нет. Известие о смерти Кремпа он получает четырнадцатого или пятнадцатого. Поэтому уже шестнадцатого января он с легкой душой сдает тебе весь штат КБ. Тема закрыта: тот, кого он подозревал, уже мертв, и чтобы направить нас на ложный след, нам предоставляется список сотрудников КБ. С другой стороны, Кремп имел возможность подменить нейросимуляторы. Он руководил роботами, обслуживавшими главный конвейер. Поэтому для него не составило труда поручить одному из роботов заменить подготовленные для монтажа нейросимуляторы другими, то есть запрограммированными на убийство.

— Зачем ему это понадобилось?

— Кто-то поручил ему это сделать. Сам он не мог запрограммировать нейросимуляторы — он не был специалистом по искусственным нейросетям. Его дальнейшее поведение наводит на мысль, что поначалу он не знал, для чего нужны новые нейросимуляторы. Об их предназначении он узнал значительно позже, за что и поплатился жизнью. Остается выяснить, кто нанял Кремпа. Скорее всего, заказчик является и убийцей. Он устранил Кремпа, чтобы тот его не выдал.

— Я понял, к чему ты ведешь. Ты знаешь, кто заказчик.

— Угу. Гроссман и Чандлер. Они не подозревали Кремпа, они ЗНАЛИ, что он подменил нейросимуляторы, потому что сами поручили ему это сделать. Помнишь, как в Калифорнии за Дугичем следили люди «Роботроникса»? Эти же люди могли организовать Кремпу несчастный случай.

— К чему Чандлеру и Гроссману делать из своих роботов убийц?

Яна принялась с жаром объяснять:

— В том то и дело, что нейросимуляторы были заменены еще при живом Борисове! В то время Чандлер контролировал только сорок процентов фаонсокого «Роботроникса». Ему нужно было скомпрометировать Борисова, чтобы получить полный контроль над компанией. Помнишь версию Ларсона? Нейросимуляторы взялись из «Дум-клуба». Вот тебе и компрометация! Чандлер планировал шантажировать Борисова, вынуждая его продать свои акции. Но Борисов умирает, наследники продают часть акций Чандлеру, его концерн становится крупнейшим акционером, и в убийствах больше нет необходимости. Однако машина уже запущена. Смертельные нейросимуляторы попадают на конвейер, и теперь убийства могут скомпрометировать самого Чандлера. Ему во что бы то ни стало надо найти и обезвредить роботов. Этим-то и занимается Гроссман.

— Два возражения. Во-первых, они слишком поздно спохватились. Во-вторых, Гроссман хочет получить роботов целыми и невредимыми.

— Насчет целых и невредимых ты прав. Это единственное слабое место в моей версии. А может, он тебе врет? Ты сам заподозрил его в неискренности, когда он отказался дать тебе список КБ. А спохватились они тогда, когда мы заподозрили в убийствах роботов. До этого момента они надеялись, что им все сойдет с рук, что никому и в голову не придет обвинить роботов в смерти людей.

Я с тоской посмотрел на Бьярки.

— Слышишь, запретная цель номер три, скоро ты положишь зубы на полку.

— М-дааа, — протянула Яна, — плакал наш гонорар. Шеф не возьмет денег с убийц.

— Послушай, а как же Изида, Брайт и уфологи? Космический Разум, Спиноза и карты таро… Ты чего?

Не слушая меня, Яна перечитывала письмо, которое пришло только что.

— Внеси в список свою дорогую Гретту, — сказала она не без злорадства.

— Что с ней не так?

— Сам прочитай.

С этим возникли сложности. Дело в том, что, разговаривая с Яной, я стоял практически в дверях. Пространство между дверьми и экраном компьютера было заполнено процентов на десять Яной, а оставшиеся проценты оккупировало ее кресло — уникальная в своем роде вещь, ибо оно занимало промежуточное положение между роботами и человеком: среди семнадцати его степеней свободы присутствовала свобода воли, но ответственностью там и не пахло. Я вышел в коридор, потом туда вышла Яна, я занял ее место и прочитал письмо от Другича.

— Кто такие «остальные»? — спросил я, когда мы снова поменялись местами.

— Пассажиры «Лагуна-Лайнс», твои соперники-блондины. Что скажешь?

— Скажу, что мне больше прежнего хочется ее… хм… допросить.

— Не переусердствуй. Если это она ездила с Изидой и Брайтом в «Дориду», то, следовательно, она в деле. Ваша встреча не была случайной. Ты не заметил, она не общалась с Гроссманом на корабле?

— Нет, не заметил. А где сейчас эта парочка?

— С Лагуны они улетели, на Фаон не возвращались. Наверное, сейчас они там же, где и Гроссман — на Эрме.

— Скоро я к ним присоединюсь. Какие еще новости?

По сравнению с письмом Другича остальные новости явно не годились для первой полосы. Лия живет тихо, ходит в свою библиотеку, ждет, когда пришлют отобранных для зала изобразительных искусств Венер и Аполлонов. Получив известие о смерти ЧГ, она отменила победоносную Нику, вместо нее будет стоять Клио, ибо ЧГ для Лии стал частью истории. Я решил не возвращать ей гвоздь, пока она сама не напомнит. Рашель Мосс, супругу первой жертвы роботов-убийц, выпустили под залог, сейчас рассматривается ходатайство о прекращении дела, так как собранных против нее доказательств явно не хватает для суда. Виттенгер обеспокоен тем, что у него скоро отберут обвиняемую. Утопающий хватается за соломинку, полицейский — за самые бредовые версии. Немудрено, что он снова вызвал Лию, и та повторила ему рассказ о ЧГ, с которым она повстречалась в Браске, о таинственном номере, нацарапанном на камне, о том, как мы выяснили, что это номер телефона робота Краба и, наконец, о том, что ЧГ трагически погиб в земных Альпах. Записав показания на видео, Виттенгер явился к Шефу и потребовал вернуть долг. Я в этот день еще находился под надзором Галактической Полиции, поэтому Шеф ответил, что инспектор поторопился, и что он, то есть Шеф, платит только «по поставке». «Начислю проценты», — пригрозил Виттенгер. Когда меня передали фаонской полиции, он связался с Шефом, — мол, поставка произведена. Шеф снова упрекнул его в торопливости, — ведь они договаривались, что меня отпустят на все четыре стороны. В противном случае, к чему было затевать всю эту экстрадицию? Будучи человеком слова, Виттенгер уступил, не забыв, однако, напомнить про долг и проценты.