6
Казус случился с Михаилом Ивановичем на тринадцатую ночь пребывания в санатории. Такой, прямо сказать, неприятный казус, подростковый.
А произошло все во сне. Сон был ярким, красочным, интересным. Прямо как кино. Снилась Михаилу Ивановичу молоденькая полька, с которой он познакомился, когда их батальон встал на две недели под Вроцлавом (в те годы Бреслау).
Дочь хозяина хутора, веселая заводная дивчина, всю войну пересидевшая в глухом лесном уголке подальше от немцев, к русским липла сама. Все ей было интересно, все привлекало. И молодые парни были вовсе не прочь поближе познакомиться с девчонкой.
Ротный — мужик строгий и жесткий в вопросах отношения с местным населением — предупредил: «Морду набью и на камбуз сошлю, коли кто чего сотворит!» Слова с делом у капитана не расходились, и ретивые ухажеры норов укоротили. Смотреть смотрели, шутить сколько угодно. Но рукам воли не давали. Да и отец девчонки — хромой мужик с плечами молотобойца и кулаками как кувалды — за дочерью смотрел.
Но недосмотрел. Ганка сама выбрала себе парня. Самого молодого в роте, самого неопытного и застенчивого. Мишку Платова. К тому моменту тот уже командовал взводом, наградами не обделен. Смелый хлопец, но с девчатами робкий. Может, поэтому хозяйская дочка и остановила на нем выбор?
Как там ни было, стали они встречаться. Тайком от всех. По крайней мере они так думали, что тайком…
К себе Ганка его подпустила за два дня до ухода части. Две ночи они провели вместе и два утра. Это были самые лучшие дни в жизни Михаила Платова. Горячая девчонка ластилась, как кошка, была нежна и неутомима. Да и он робость подрастерял быстро и честь моряцкую не уронил.
Провожала она его вместе со всеми, ничего не просила, ничего не обещала. Но смотрела так, что у него сердце ныло. Он тоже на нее смотрел. Только на нее. И не замечал взглядов ее отца и своего командира.
…Уже на границе с Германией ротный отвел его в сторонку и сказал:
— О твоем романе вся рота знала.
Михаил не успел удивиться, как капитан продолжил:
— Но парни молчали. Видели, что ты серьезно. И я молчал. Знаю тебя два года, потому и не лез.
Он замолчал, достал папиросу, прикурил.
— Не знаю, как там у вас… Но ты смотри, девчонка молодая, хорошая… такую и в жены можно.
Встретив полный боли и надежды взгляд взводного, капитан смешался, махнул рукой.
— Ладно, как знаешь!
После того разговора решил Михаил, что найдет польскую девчонку Ганну и увезет с собой в Геленджик. Но ничего из этого не вышло. Не судьба.
А ротный, ставший заместителем командира батальона, погиб первого мая сорок пятого. Последний залп немецкой минометной батареи накрыл НП и похоронил всех, кто там был.
* * *
Все это снилось Платову. А под конец сон вдруг дал поворот и показал самые горячие моменты их свиданий с Ганкой.
А утром, уже проснувшись, почувствовал Михаил Иванович некое неудобство. Поняв, что именно произошло, минут пять лежал, чувствуя, как пылают щеки и стучит сердце.
Надо же, дожил! На девятом десятке обтрухался, как мальчишка! Вот стыдобища! Да еще его… аппарат стоит, как часовой! Тьфу, вот оказия!
Быстро проскочив в ванную, Михаил Иванович залез под душ, а испачканное белье бросил в тазик и замочил. И только после этого немного пришел в себя.
А успокоившись, стал соображать. Его мужская сила ушла эдак с четверть века назад. И ее внезапное возвращение наводило на мысли.
Через полчаса к нему зашла медсестра и с улыбкой на сочных губах задала обычный вопрос: «Как спалось, Михаил Иванович?»
И Платов впервые посмотрел на нее как на женщину. Молода, красива, фигура что надо! И халатик не такой уж длинный, вот коленки сверкают и ляжки видны, когда садится.
Странно, раньше он этого не замечал. Хотя, почему странно? Какое дело старику до прелестей молодки, когда одна нога уже в могиле?
«А теперь, выходит, из могилы я вылез… Раз уж мое хозяйство взбунтовалось. Что же тут с нами делают, что и силы прибавляются, и мужское естество оживает?»
— Пятый, — констатировал дежурный врач, наблюдающий за Платовым. — Платов пятый за сегодняшнее утро, кто почувствовал себя мужчиной. У них восстанавливается репродуктивная функция. Значит, и этот этап пройден.
— Но он только пятый, — возразил его коллега, сотрудник лаборатории.
— Подожди. Сейчас поступят сообщения и о других. Крайний срок — завтра.
— Тогда мы станем свидетелями игры «знакомства с медсестрами», — усмехнулся коллега.
— Да. А главврачу придется выдавать очередную байку об их состоянии и процессе лечения.
— Это еще цветочки.
— За ягодками дело не станет.
— …Ну вот, сердечко у вас работает как часы! И давление нормальное. Как печень, не беспокоит? А легкие? Дышите свободно? Вчера вы первый раз пробежали три километра без перерывов. В груди не колет?
— Нет. Икры немного болят.
— Это вполне понятно. Такая нагрузка после огромного перерыва. Вы, наверное, лет сорок не бегали?
— Двадцать семь. Я до шестидесяти пяти занимался. А потом…
— Ясно. Ваши показатели просто замечательны! Бег, плавание, гимнастика! Завтра можете начинать упражнения с утяжелением. Гантели, штанга. Правда, веса малые, но ведь это только начало, да?!
Голос дежурного врача был весел и бодр. И сам врач излучал радость. Вполне понятную. Его пациент не только вышел из кризиса, не только вылечил застарелые болезни, но и день ото дня набирает форму.
В отличие от него Титов радости не излучал. Хотя должен был. Просто обязан. Ибо произошло чудо — он, умирающий древний старик, развалина, вдруг ожил и помолодел. Тут петь и плясать надо и благодарить врачей и владельцев пансионата за то, что буквально вернули к жизни.
Надо. Но Титов не пел. И не благодарил.
Каждое утро, глядя в зеркало, он видел изменения во внешнем виде. Практически пропали морщины. Новые волосы уже покрыли голову ровным черным «ежиком». Дряблая кожа стала упругой, налитой соками. Мышцы, бывшие недавно как тряпки, вдруг набухли, сгорбленная спина распрямилась, плечи расправились.
Местные эскулапы что-то сделали с его метаболизмом, сердечнососудистой системой, костями, да вообще со всеми органами. Ибо Титов еще вчера вдруг понял, что здоров. Совсем. И следы тяжелого ранения пропали. Сейчас его тело напоминало еще слабоватый, еще вялый, но готовый к работе механизм.
Нет, ребята, тут что-то не так! Какая бы ни была продвинутая медицина в начале двадцать первого века, какие бы чудо-препараты не придумали, какие бы процедуры не создали, нет таких лекарств, способных вернуть человеку молодость. Ну пусть пока не молодость, но все же. Из зеркала на Титова смотрел здоровый мужик лет пятидесяти.
До сих пор Титов не спешил с выводами, да и вообще не забивал голову такими вопросами. Наслаждался здоровьем и прилежно выполнял все указания врачей. Но сегодня он позволил себе задуматься.
Повод был прост до смешного и банален до жути. Сегодня генерал вдруг обратил внимание на свою медсестру. На Тоню.
Вообще-то она не Тоня. Титов неделю назад позвал ее, что-то надо было, а девушка отозвалась не сразу. Мелочь, ерунда. Но генерал-контрразведчик отметил эту заминку. Не тогда отметил, а сегодня. Вспомнил, проанализировал. А вот вывод сделать не смог. Слишком мало исходных данных.
Да, а на Тоню он сегодня посмотрел вполне определенно. Ибо эта чертовка оказалась хороша собой. Глаза серые, волосы светлые, черты лица тонкие, правильные. Грудь высокая, шея тонкая, ноги стройные, талия узкая. Конфетка.
И вот эта конфетка сегодня вдруг взволновала генерала. Когда, чуть изогнувшись, ставила на стол поднос с завтраком, когда присела рядом, а короткий халатик обнажил бедра. И почувствовал Титов, что просто хочет ее.
А потом почувствовал, что его организм среагировал на девчонку, как в молодости. Это стало последней каплей.
Если его тело восстановилось до такой степени, что способно реагировать на женщин, то… То этот пансионат со всеми врачами, медсестрами, аппаратурой и прочим — далеко не простое учреждение. Очень не простое.
У генерала вдруг заработали старые рефлексы: узнать неизвестное, добыть информацию, отыскать ответ на вопрос.
Мозг, получивший изрядную подпитку, заработал на всю катушку. Пошел вскачь, как рысак после долгого простоя.
Других пациентов пансионата он видел каждый день. Со всеми успел познакомиться. Кое с кем поговорить. Но это были разговоры на общие темы. Вспоминали прошлое, болтали ни о чем. Пожалуй, начать поиск истины следовало с расспросов ветеранов.
— Знаете, что-то челюсть ломит. И десны как горят. Последние зубы шатаются. Их всего-то три родных, — жаловался врачу Виктор Анатольевич Баскаков. Когда-то бравый десантник, а сейчас восьмидесятисемилетний старик.
Хотя уже и не старик. Прогулки, физические нагрузки, многочисленные процедуры вроде бы вернули ему здоровье и силы. Но вот с утра как назло заболели зубы и челюсть. Неприятное дело.
— Понятно, — протянул молодой врач. — А как общее самочувствие? Не знобит, голова не кружится?
Баскаков помолчал, прислушиваясь к ощущениям, неуверенно проговорил:
— Да черт его знает! Испарина была. И какая-то слабость. Словно и впрямь температура. Заболел, что ли?
Врач скосил взгляд на экран компьютера, где высвечивались диаграммы состояния подопечного, и с некоторым трудом скрыл улыбку.
— Это ваш организм привыкает к новому состоянию, Виктор Анатольевич. Реагирует на вмешательство.
— А-а… А я думал… Значит, ничего страшного?
— Абсолютно! На сегодня мы снизим нагрузки. Ограничимся прогулкой и массажем.
— Эх, жаль! — огорчился ветеран. — Мы с соседями хотели в волейбольчик поиграть. Как раз две команды собрались по четыре человека.
— Побудьте сегодня зрителем, Виктор Анатольевич. Хотя, думаю, и ваши товарищи сегодня не станут играть. Мы понаблюдаем за вами. На процедурах сделаем пару уколов, и все будет в норме.
— Ну, спасибо, Кирилл Валерьевич, — сердечно поблагодарил Баскаков.
Врач добродушно улыбнулся.
— Ну что вы. Это наша работа, наш долг…
Проводив пациента, Кирилл Валерьевич сделал пометку в файле и сверился с индивидуальным графиком лечения Баскакова. Пятнадцатый день — точка второго кризиса. Сегодня и завтра пациентам будет не очень легко. А после этого нелегко станет врачам. Совсем нелегко…
Врач оказался прав, в волейбол сегодня никто не играл. Ветераны чувствовали себя не лучшим образом — болели головы, челюсти, зубы (у кого остались), крутила температура. Немного отвыкнув от недомоганий, они поспешили к врачам. Но те быстро упокоили пациентов и отправили их на процедуры. Все вроде угомонились.
Уснул Баскаков с некоторым трудом — челюсть и зубы болели, а температура толком не спадала. И врачи почему-то не спешили ее сбивать.
Но все же уснул. А проснулся рано утром от того, что язык перекатывал во рту что-то небольшое и твердое. Баскаков поспешно выплюнул это «что-то» в ладонь, включил бра и рассмотрел «добычу».
— Твою мать! — вырвалось у него. — Что за?…
На ладони лежали его зубы. Последние три. Они росли на верхней десне, вместо остальных были протезы, поставленные лет десять назад.
Баскаков тронул пальцем протезы. Те вполне ощутимо шатались. Десна распухла и болела. Нижний ряд зубов заменял вакуумный протез. Сейчас он лежал в стаканчике с водой. Но нижняя десна тоже распухла и тоже болела.
Баскаков провел по ней языком и вдруг ощутил легкий укол. Попробовал на ощупь отыскать, что там колется. Подушка указательного пальца нащупала едва заметный твердый выступ.
Несколько секунд Баскаков соображал, что бы это могло быть. А потом резво вскочил и почти побежал в ванную. Подошел вплотную к зеркалу и широко раскрыл рот.
Сперва не поверил глазам. Опять потрогал пальцем. И опять посмотрел. Слева, на месте бывшей «четверки» проклюнулся… зуб. Новый зуб!
Последующий пятиминутный осмотр помог обнаружить еще один зуб. Тоже едва вылезший из десны. Баскаков не верил своим глазам, но факт оставался фактом — у него росли зубы. Новые, свои… Как это понять?
Ветеран лег в кровать и задумался. Боль в десне и температура его больше не волновали. Нормальное состояние при росте зубов. Видел такое у своего сына, когда тому месяцев семь было. Только никогда не думал, что это будет происходить с ним.
Бывший начальник штаба воздушно-десантной дивизии анализировать информацию умел. Давно, правда, это было, но старые навыки, когда надо, очень быстро вспоминались. А сейчас, пожалуй, что надо. Очень.
И полковник в отставке, закинув руки за голову, начал думать. Вспоминать, сопоставлять, анализировать.
Он был четвертым, кто сейчас занимался этим. Четвертый пациент, начавший соображать, что далеко не все в пансионате ясно и понятно. Или, что вернее — не все ясно и понятно пациентам.
«Здесь собраны ветераны войны. Войсковые разведчики, десантники, морские пехотинцы. Есть пограничники, контрразведчики, бойцы ОМСБОНа… Ни одного тыловика, артиллериста, летчика. Как минимум половина — офицеры. Совпадение? Сомнительно…»
Титов уже давно не верил в столь странные случайности. Еще со времен службы. Случай — это единственное исключение, как встреча двух однополчан в заштатном гарнизоне тридцать лет спустя после войны. Это падение сосульки на голову прохожему. Но когда в одном месте, вдалеке от глаз собирают полтора десятка ветеранов, за плечами которых война, пройденная «от» и «до», это случаем не назовешь.
«И у всех нет близких родственников. Троюродные там, пятиюродные. У одного вроде как двоюродный брат есть. Но живет во Владивостоке. Считай, как и нет. И если что — никто концов не найдет. Еще одна „случайность“…»
Генерал вспомнил, как к нему пришла та парочка из фонда и предлагала лечение в пансионате. Они мягко, правда, но постарались выяснить, есть ли у него близкая родня. Ради чего? Нужны квартиры ветеранов? Непохоже. Титов успел убедиться, что медицинское оборудование в пансионате, коттеджи и техника стоят столько, что никакими квартирами не окупить.
«Нет, здесь что-то другое. Пожалуй, плясать надо от нашего прошлого. От войны…»
На этом все логические выкладки генерала заканчивались. Ибо представить, для чего нужны полтора десятка стариков, пусть и бравых вояк в прошлом, он не мог.
Делиться опытом? С кем и как? Им не задали ни одного вопроса о прошлом. Не просили рассказать, вспомнить. Месть немцев победителям? Ну это из разряда шизофренических бредней.
На органы стариков не пустить. А вылечить и омолодить ради этого — себе в убыток. Проще молодых наловить, даже бомжей. Нет, все это ерунда!
Генерал недовольно хмурил брови. Все его изыски позволили собрать интересные сведения и вычислить определенную закономерность. Но не дали ответа ни на один вопрос.
Между прочим, кое-кто из ветеранов тоже ломает голову над происходящим. Титов успел общаться почти со всеми. Конечно, в лоб не спрашивал. Заводил разговоры о прошлом, о жизни, о политике, о прошлой работе.
Ветераны на контакт шли охотно. Вспоминали, шутили, смеялись, спорили. Но кое-кто, поняв, куда клонит Титов, высказывали схожие мысли.
Догадливыми оказались люди, служившие в армии много лет. Кстати, Титов среди пациентов насчитал аж двух полковников, по одному подполковнику, и майору, и капитану. Эти думать умели и соображали быстро.
Всех изумлял курс лечения и особенно его результаты. Выздоровление, избавление от многолетних болячек, от серьезных увечий и травм, даже от инвалидности. Как тут не вспомнить о чуде?!
Ветераны, кто со смехом, кто со смущением, говорили, что уже поглядывают на своих медсестер со скрытым вожделением. Чего с ними не случалось лет эдак двадцать-тридцать.
Кстати, вот еще один вопрос. Почему у каждого пациента молодая привлекательная медсестра? Откуда набрали столько красавиц, готовых круглосуточно ухаживать за немощными дряхлыми старцами, буквально с ложки их кормить и «утку» выносить? Чем завлекли сюда девочек?
А ведь все ветераны в один голос отмечали — девчонки хороши и выглядят как модели. Или те, кто приглашал этих красоток, знали, что старики в процессе лечения таковыми быть перестанут? Им вернут не только волосы и здоровые органы, но и иные способности.
И потом, положа руку на сердце, разве можно поверить, что это простой пансионат для ветеранов, у которых и денег-то на обычные лекарства зачастую нет? Что любой пенсионер может попасть в такое заведение хотя бы на недельку?
По идее Титов должен был испытывать чувство опасности, даже страха. Ведь они явно попали в серьезную переделку. Но страха почему-то не было. Совсем. Ни его дежурный врач Миша, ни медсестра Тоня, ни другие специалисты опасения не вызывали. Не похожи они были на злодеев или злоумышленников. А похожи на обычных медиков. Настоящих врачей, для которых клятва Гиппократа не пустой звук. И совесть, и честь есть. И профессионализм.
Неопределенность злила Титова, а ситуация требовала немедленного прояснения. Но он не спешил. Стыдно сказать — боялся, что курс лечения будет прерван. А ему так хотелось помолодеть еще немного.
Те, кто говорит, будто старики ждут смерти — врут! Старики уже не так ее страшатся. Но умирать не хочет никто! Никто!
Он все думал, когда и как стоит задать вопросы руководству пансионата, чтобы быть уверенным что получит на них ответы, хотя бы похожие на правду. И что из этого может выйти.
Для себя Титов определил крайний срок, подгадав его к субботе, когда обычно главврач делает обход. Так он прикидывал. Но события следующих суток и ночи в корне изменили его намерения.
