19
На фоне темнеющего неба рослая фигура часового была видна отчетливо. Тот неторопливо прохаживался вдоль дороги, посматривая под ноги, словно что-то искал.
За фланированием часового внимательно наблюдал Николай Стасюк. Он лежал буквально в десятке метров от места, где дорога делала поворот, то и дело поглядывая на часы. До условленного срока оставалось две минуты.
Момент захвата Стасюк уже выбрал: часовой делал остановку у невысоких деревьев, растущих на самом краю взлетного поля. Там его не разглядеть ни с позиций зенитного пулемета, ни от диспетчерской.
Минутная стрелка сдвинулась еще на одно деление, и Николай медленно пополз вперед. Сейчас солдат обогнет бочку и через полминуты подойдет к деревьям. Стоит он обычно спиной к дороге. Самый лучший момент.
…Для командира разведвзвода младшего лейтенанта Стасюка снятие часовых было привычным делом. Скольких он уложил во время походов за языками, во время налетов на штабы и узлы связи, сейчас и не вспомнить! И все равно каждый раз как первый. Недопустимы ни небрежение, ни расхлябанность.
Что нужно для успешного захвата сильного, умелого врага? Внезапность, скорость, наработанный до безусловного рефлекса навык. Что еще? Ах да, пустячок — готовность рискнуть своей жизнью. Поставить ее на кон против жизни врага. И так каждый раз, при каждом захвате. Постоянное балансирование на грани очень помогает не совершать ошибок и не почивать на лаврах. А еще помогает печальный пример тех, кто на секунду забыл об этих правилах и допустил промах.
Часовой встал у дерева, взмахнул руками и запрокинул голову вверх. Николай приподнялся, сделал два бесшумных шага и, когда часовой стал поправлять ремень карабина, прыгнул вперед.
Левая рука с кепкой намертво зажала рот, правая рука ударила по затылку, резкий рывок, и часовой завалился назад. Николай придержал слетевший с плеча карабин и осторожно уложил солдата в траву.
Быстро перевернул его на живот, скрутил за спиной руки и ноги, затолкал в рот скомканный платок и наложил тугую повязку, чтобы не выплюнул кляп.
Повезло парню, живым остался. Будь он поздоровее или стой в другом месте, лежать бы ему с пробитым сердцем. Не до церемоний сейчас, но раз так вышло, пусть живет. Лишний грех брать на себя Николай не хотел.
Выбросив из неотъемного магазина патроны и вытащив затвор, Николай откинул карабин в сторону и пополз прочь от деревьев. Следовало спешить, Платов наверняка уже подползает к позициям зенитчиков. Их надо убирать как можно быстрее. Потому как они вполне могут заметить отсутствие часового.
Одна из позиций зенитчиков находилась у южной части аэродрома, метрах в сорока от сарая, превращенного в казарму взвода охраны. Зенитная спарка станковых пулеметов тип-7 представляла собой сложную конструкцию, смонтированную на четырехколесном прицепе. Обычно прицеп возил грузовик, но иногда пара лошадей. Неподалеку от зенитчиков был установлен прожектор.
На спарке дежурили двое — оператор и наблюдатель, он же заряжающий. На прожекторе один. Их следовало снять одновременно и бесшумно. Тут уж не до церемоний и человеколюбия, вдвоем провернуть такой трюк совсем не просто.
Платова Стасюк нагнал у окопа. Отсюда до прицепа метров двадцать. Оба сползли в окоп и несколько секунд рассматривали фигуры зенитчиков. Оператор сидел на своем месте — маленьком кресле со спинкой, наблюдатель с биноклем стоял перед пулеметами.
Николай достал пистолет с навернутым глушителем, проверил магазин и засунул ТТ за ремень. Так же внимательно проверил нож. Рядом ту же операцию проделал Михаил. Желательно сработать совсем бесшумно, но если что-то пойдет не так, пустят в ход пистолеты. Звук затвора по идее не должны услышать в казарме.
— Пошли, — едва слышно шепнул Платов и первым вылез из окопа.
По плану на нем прожектор, а к нему ползти дольше. Стасюк глянул на небо, уже достаточно темно, но заметить подползающих еще можно. Вот это и есть самая нервотрепка — подойти вплотную. Момент атаки уже не так страшен, там действие, а здесь растянутое ожидание.
Пять метров… Под руками слегка влажная от росы трава, мягкая, еще теплая земля и мелкие колючки какого-то сорняка. Прицеп впереди, подсвечен огоньком лампы, что висит возле оператора.
Десять метров… Слышны негромкие голоса солдат, правда, слов не разобрать. Как там Мишка? Ему сложнее, он ползет вдоль длинного окопа, вырытого во время обороны аэродрома. Там сырая земля, грязно. Правда, его скрывает насыпь и притащенные с поля остатки подбитого самолета. Но к прожектору придется ползти по открытому месту.
Пятнадцать метров… Почти дополз. Только тихо! Не звякнуть, не скрипнуть, не вздохнуть. Малейший шум, и две пары глаз начнут шарить по траве в поисках источника звука. А треплются солдатики о бабах! Вот и продолжайте.
Двадцать метров… Все, теперь не увидят, край прицепа не даст. Осторожно встать, вытереть мокрые от росы ладони о куртку, вытащить нож.
Высота борта полтора метра. Запрыгивать нельзя, качнет, надо вползти. Куда смотрят эти любители трепа?… Наблюдатель поднял бинокль, что-то рассматривает, оператор положил руки на плечевой упор и уткнул в них подбородок. Черт, он как раз смотрит в сторону прожектора! А там Мишка! Все, тянуть нельзя…
* * *
Николай медленно поставил ногу на край борта, так же медленно подтянулся и уж совсем медленно влез на прицеп.
— Говорят, у консерваторов все бомбардировщики посбивали, — вдруг произнес наблюдатель. — Теперь сюда точно не прилетят.
— Значит, пушками будут молотить, — равнодушно отозвался оператор. — А мы эти снаряды из пулеметов посшибаем!
— Тьфу на тебя! Наговоришь еще!
— Что бомбардировщики, что пушки, все едино. Из наших пулеметов все равно никого не достать. Бомбардировщики ниже полутора ларков не летают.
— Хоть отпугнем.
— Угу. Птиц.
Николай встал за спиной оператора, выпрямился, левой рукой закрыл ему рот, а правой полоснул по горлу. Тут же оттолкнул обмякшее тело в сторону и прыгнул вперед.
Слабый шум за спиной наблюдатель услышал, но не обернулся, продолжал рассматривать небо.
— Что ты там возишься? Вши зае…
Стасюк повторил прием, перерезал горло солдату и сдавленно зашипел. Агонизирующий наблюдатель последним усилием сжал челюсти и укусил за мякоть ладони Николая.
Укусил от души, синяк будет точно. Некогда было закрывать ладонь кепкой, как это обычно делается. Ладно, перетерпит. Что там у Мишки?
У Платова едва все не сорвалось. В последний момент ходивший возле прожектора солдат вдруг развернулся и увидел в шаге от себя сгорбленную фигуру. Он отпрянул, раскрыл рот для крика, но Михаил хлестнул левой ладонью по его щеке и всадил нож под кадык. Подхватил падающее тело, уложил в траву, быстро нашел и перерезал кабель, идущий к прожектору, и откинул его в сторону. Потом вытащил пистолет и пополз к прицепу. Если Коля промедлил, надо подстраховать.
Они увидели друг друга одновременно.
— Ты?
— Я. Все?
— Все.
— И у меня.
Платов вытащил радиостанцию и дважды нажал на тангенту. Разведчики замерли, обратившись в слух. Прошла минута, прежде чем они повторили сигнал. И еще одна — пока не услышали ответ.
Эти две минуты «съели» несколько миллионов нервных клеток. К счастью, теперь возобновляемых.
На другом конце поля Оноженко и Бесков повторили ту же операцию — сняли охранявшего баки с горючим часового, убрали зенитчиков и прожекториста. Теперь пришла очередь третьей зенитной точки.
Николай вытащил фонарик, направил в сторону леса, включил и несколько раз махнул вверх-вниз. Через пять секунд оттуда пришел ответ — две короткие вспышки. А еще через полминуты послышался шум мотора. К аэродрому на полной скорости летел броневик.
Платов сел на место оператора, снял спарку со стопора и навел ее на вход казармы. А Стасюк спрыгнул вниз и побежал по полю к диспетчерской. Туда же сейчас бежали Оноженко с Бесковым.
Все, тихая часть операции закончилась, сейчас будет очень шумно. Лишь бы шумели те, кому надо, то есть свои.
На полпути Стасюка обогнал броневик. По плану он должен встать у входа в пристройку, где ночевали летчики. Дежурный в диспетчерской — забота Николая. Надо нейтрализовать его и вырубить связь.
Шум мотора заинтересовал солдата, сидевшего на последнем уцелевшем прожекторе. Яркий луч скользнул по небу, пошел вниз, на поле, нащупывая броневик, и… погас. Донесся звон разбитого стекла. Это Оноженко с Бесковым подоспели.
Николай наддал, на ходу перетаскивая автомат со спины на бок. В этот момент хлопнул винтовочный выстрел, а потом заработал чей-то ствол. Видимо, зенитчики увидели незваных гостей и попробовали встретить, как положено. Но не успели.
Еще одна очередь, и громкий вскрик. Броневик уже подкатил к пристройке, развернулся и замер. Сейчас летчикам предстоит неприятная побудка…
Николай добежал до диспетчерской, с ходу высадил плечом дверь, пробежал по коридору и свернул в первую же дверь. В кабинете сидел один человек в темно-синей форме, в пилотке с большой кокардой. Когда Стасюк забежал, он уже вытащил пистолет из кобуры и пристально всматривался в окно. Левая рука застыла над кнопкой тревоги.
Диспетчер резко обернулся на шум, округлил глаза при виде визитера и стал поднимать пистолет.
Стасюк выстрелил дважды, прыгнул вперед, оттащил упавшее тело от пульта и занялся телефоном и системой громкой связи.
Пристройка к диспетчерской была превращена в приют летчиков только недавно. Сюда завезли пять обычных армейских двухэтажных коек, поставили шкафы, стулья и столы, повесили две лампы, постелили дорожку.
Аскетические условия для ночевки, элита армии не должна жить в таком «кемпинге», но иного не было. И летчики смирились. Даже туалет и душ в коридоре приняли. А что делать? Да и отдыхать здесь всего ночь.
Хотя, как оказалось, меньше…
Баскаков влетел в пристройку, пинком открыл дверь в комнату, повел стволом автомата и громко крикнул:
— Всем сидеть! Руки за голову!
Чуть припозднившийся Севастьянов проскочил за спиной Петра, обошел комнату и встал с другой стороны.
— В чем дело? Кто вы? — подал голос один из летчиков.
Судя по повадкам, старший по званию.
— Заткнись! — последовал ответ. — Всем молчать! Малейшее сопротивление — стреляем на поражение!
В этот момент в комнату заглянул Оноженко.
— Командир, все чисто! Пулеметы и прожекторы выведены из строя! Руслан пошел снимать часового у самолетов.
Это было сказано по-русски, и летчики настороженно подняли головы, слушая незнакомый язык.
— Хорошо!
Баскаков шагнул вперед и задал вопрос:
— Кто из вас пилот?
За окном вдруг заработала пулеметная спарка. Била длинными очередями, без остановки.
— Мишка! По казарме лупит! — Оноженко стиснул автомат и глянул на Баскакова. — Надо спешить.
— Кто пилот? — повторил вопрос полковник. — Ну?!
Ствол его автомата уткнулся в ближнего летчика.
— Я бортстрелок! — поспешно ответил тот.
Ствол прошел дальше.
— Я штурман!
— Я пилот!
— Дальше?
Четыре бортстрелка, два пилота и два штурмана — всего два экипажа.
— Бортстрелкам встать! Руки за спину, головы вниз! К выходу! Паша!
Бортстрелков вывели из комнаты и заперли по двое в душе и туалете. Предварительно связав руки и ноги.
Между тем Баскаков продолжал «беседу».
— Мы хотим улететь на самолете. Кто готов вести? Ты?
Пилот, среднего роста плечистый мужик лет тридцати с мрачным лицом и злым взглядом, дернул плечами и плюнул под ноги.
— Пошел в задницу!
— Мы хотим улететь как можно дальше отсюда. Вреда войскам коалиции не причиним. Вас отпустим. Ну?
— Да иди ты!
Просить, уговаривать, объяснять некогда. На другой стороне поля захлебываются пулеметы, Мишка сдерживает рвущихся из казармы солдат. Шум боя могли слышать, и к аэродрому, возможно, выслали помощь. Времени в обрез.
Баскаков достал пистолет и направил его в лоб летчику.
— Летишь?
— Пошел в!..
Раздался выстрел, пуля пробила лоб и разнесла затылок. Кровь, осколки черепа и мозги разлетелись по комнате и попали на других летчиков.
Ствол пистолета перекочевал на второго пилота.
— Ты?
Этот был более сговорчив. Пример товарища убедил, что налетчики настроены очень решительно.
— Вы же убьете!
— Нет, нам ваши жизни не нужны. Долетим до места и отпустим.
— Я вам не верю…
— Твое право. Зато есть выбор — не поверить и получить дырку в башку или не поверить и получить шанс. Выбирай!
Летчик выбрал шанс. Ибо не был готов расстаться с жизнью немедленно.
— Кто твой штурман?
Кивок налево.
— Ты! Встать! Возьмите свои вещи и полетные карты. Ты тоже встань!
Оставшийся без пилота штурман побледнел, кое-как встал на полусогнутые ноги.
— Не убивайте…
— Не убьем. Спиной повернись!
Бесков быстро связал штурмана, уложил его под койку и велел не вылезать, если дорога жизнь.
Видя, что их товарища пощадили, пилот с напарником стали двигаться быстрее. Баскаков подождал, пока они все возьмут, и скомандовал:
— На выход!
Они не успели покинуть пристройку, когда под окном застрекотал автомат. А чуть погодя раздался хлопок подствольника.
* * *
…Охрана ломанулась из казармы только через пару минут после выстрелов у диспетчерской. Прибор ночного видения позволил Платову отчетливо разглядеть фигуры солдат. Первую очередь он дал по дверям. А потом провел стволами по коридору. Раз, другой. Больше выбегать из казармы никто не хотел. Зато начали долбить через окна.
Михаил направил спарку на казарму и вдавил гашетки. Стены были из досок, и сдержать пулеметные пули не могли. Стрельба изнутри стихла.
Долго это продолжаться не могло. Солдаты все равно вылезут с другой стороны здания. Михаил еще несколько раз провел стволами вдоль казармы, заметил мелькнувшие слева фигуры и перенес огонь на них. Два солдата успели отпрянуть за угол, а один замешкался и улетел в темноту с пробитой грудью.
Все, надо уходить. Михаил метнул одну гранату к дверям, у второй выдернул чеку и положил ее на стволы. Спрыгнул с повозки, откатился в сторону.
Рвануло. Осколки просвистели над головой. Спарка выведена из строя. Пора!
Низко пригибаясь, Платов побежал через поле к диспетчерской. Видевший его в прибор ночного видения Оноженко прикрыл отход из автомата. Уцелевшие солдаты не спешили в погоню, постреливали с места. Видимо, офицера и сержантов выбили, а без них лезть под пули никто желания не выказал.
Баскаков и Севастьянов грузили в броневик летчиков. Через минуту подбежали Оноженко, Стасюк и Платов. Кое-как влезли в машину.
— Поехали! — крикнул Баскаков и повернулся к пилоту. — Какой самолет ваш?
— Дальний. Но там мало горючего.
— А в другом горючего хватает?
— Три четверти заправки.
— Едем к нему. Никаких вещей в вашем взять не надо?
— Нет.
* * *
Руслан Бесков встречал товарищей у самолетов. Часового он уже не застал, видать, тот убежал, когда началась стрельба. Трус, конечно, зато спас себе жизнь.
Севастьянов увидел свет фонарика, свернул налево и остановил броневик между самолетами.
— Грузимся! Живо! Паша, прикрываешь!
Пока летчики запускали и прогревали двигатели бомбардировщика, Стасюк и Платов выводили из строя второй самолет. Сидевший за пулеметом броневика Оноженко прикрывал их. Солдаты охраны редко постреливали непонятно куда, не выходя из казармы.
Минут десять ушло на подготовку самолета. И еще пять на рулежку. Оноженко последним запрыгнул в люк и сел у края.
Пилот вывел бомбардировщик на стартовую позицию, взглянул на сидевшего рядом Баскакова.
— Взлетаем?
— Как можно быстрее!
— Понял.
Набирая скорость, самолет побежал по взлетной полосе. Оноженко закрыл люк, выстрелив напоследок из подствольника по казарме. Через несколько секунд бомбардировщик оторвался от полосы.
— Куда летим? — спросил пилот, когда самолет набрал высоту в два километра.
— Цударес.
— Куда? Но это же… — на лице пилота читалось изумление. — Это же Шелагия!
— Да. Я ведь сказал, нас не интересует ваша война.
— Но…
— В чем дело? — строго спросил Баскаков. — Самолет долететь туда может, запас топлива есть. Маршрут знаете?
— Нет. Но есть карты… Еще старые.
— Так в чем дело?
Пилот пожал плечами, покосился на штурмана. Тот тоже выглядел удивленным.
— Прокладывайте маршрут и ложитесь на курс. И помните, мы обязаны долететь! От этого зависят наши и ваши жизни! Ясно?
Тон и вид этого человека говорили, что он настроен очень решительно. Во всяком случае, спорить с ним пилот поостерегся. Приказал штурману рассчитать маршрут и положил бомбардировщик на левое крыло, начиная поворот. А потом стал набирать высоту.
— Лететь нам три часа, — сказал Баскаков разведчикам, сидевшим за перегородкой кабины. — Идем на запад, значит, наверстаем уходящий день. Тоже на три часа.
— Лишь бы успеть, — вздохнул Стасюк. — Парни одни штурмуют логово пришельцев.
— Ничего успеем. Теперь должны. Обязаны…