Видения, которые предстали в воображении Джастина, отличались от снов тем, что их можно было направлять, предвидеть, запоминать, но при этом ощущать полное спокойствие. Сладострастное эротическое наслаждение пришло на смену настороженности. Приятное щекотливое чувство разливалось по всему телу. Легкие покалывания в конечностях обездвижили все тело. Переливы аккордов, какого-то струнного инструмента в аккопонементе с другими ноющими инструментами настраивали сознание на путь в поля открытий и в леса заблуждений. Постоянное отсутствие и в тоже время присутствие внутреннего голоса Великого Гудвина в животе удерживали Джастина от сна. Голос мелодично вибрировал на разных низких частотах, что-то похожее на «Ом-м!», гуляя в различных направлениях тела. Видения, которые возникали под действием непредсказуемых вибраций, чем-то напоминали световое представление, состоящее из не то слоев тонких, не то плотных пучков цветных узоров. Казалось, все окружающее построено только из цветных сияний, и лишь различаются различной степенью яркости. Эти световые пучки постоянно струились, красочно разветвлялись и переплетались между собой, не давая оглянуться назад, увлекали и увлекали за новыми впечатлениями, а потом бросали в бездну по спирали и вновь поднимали. То, что казалось опорой, не являлось таковой. То, что казалось далеким, оказывалось на расстоянии вытянутой руки. Свет струился всюду и внутри всего, он пульсировал в венах, вокруг вен и немыслимо мощным фонтаном, наконец, вырывался наружу, разбрызгивая вокруг себя сотни светящихся капель. При таком видении не хотелось задумываться об опасности, не хотелось спрашивать о причинах происхождения добра и зла, а лишь только ощущать этот мир и себя единым неразрывным целым. Ранее Джастину такого еще никогда не приходилось переживать, но теперь, он как никогда, ощутил всю бесконечность изменчивого мира, необычное состояние материи вселенной, и главное, своей причастности ко всему этому.

Когда все закончилось, Джастин обнаружил, что он лежит на полу у стены с мокрыми брюками. Похоже, находясь в состоянии расслабления, из тела вышло все то, что удерживалось под напряжением усилия воли в обычной обстановке. В полуосвещенной комнате все еще находились незнакомые люди, правда, их стало заметно меньше. Они, теперь одетые, улыбались друг другу и тихонько делились своими впечатлениями. Джастину стало стыдно, за то, что он обделался и теперь лежал в своих же испражнениях. Он медленно поднялся и тихо попросил показать, где находится уборная. Уборная располагалась совсем рядом, в ней Джастин отстирал брюки и привел себя в порядок, после чего не прощаясь, тайком вышел из дома.

Всю обратную дорогу домой из головы не выходили два назойливых вопроса. Один вопрос заключался в причине отсутствия Великого Гудвина в доме, и в то же время его присутствии. Почему за весь вечер, так и не удалось в окружении присутствующих гостей дома разглядеть хозяина, и как он Джастин попал в состояние полной зависимости от окружающей обстановки. Другой вопрос, мучивший воспаленное сознание, это чувство стыда за свою слабость. Джастин пытался сначала оправдаться перед самим собой, затем стал ругать себя за то, что повелся на приглашение и приперся к этому проклятому Гудвину. Не мог простить себя за то, что с ним произошло в окружении чужих незнакомых людей. Завидев окна своей квартирки, эмоции понемногу улеглись. Джастин быстро забежал по ступенькам, открыл ключом входную дверь и глубоко вдохнул запахи привычных ему личных вещей. Звенящая тишина в квартире и выпитый черный чай с лимоном окончательно успокоили воспаленные нервы. «Ничего такого особенного не было, это только произошло в моей голове, а я живой, молодой и здоровый. Все хорошо. Надо поскорее улечься спать, а завтра я вспомню все произошедшее как художественный фильм, в котором все произошло с персонажем из него, а не со мной» – думал про себя Джастин, разглядывая свое уставшее лицо в зеркале и снимая с себя одежду в душе.