Несмотря на беспокойную ночь, на следующий день рано утром я был в гостинице. И вновь швейцар-сикх окинул меня враждебным взглядом, однако я, сумев избежать столкновения с управляющим и портье, поднялся наверх к Шерлоку Холмсу.

– Входите, входите, – послышался резкий голос, когда я постучал в дверь номера двести восемьдесят девять.

Комната тонула в густом табачном дыму, но через приоткрытую штору пробивался, освещая ее содержимое, тонкий луч утреннего солнца. Шерлок Холмс, подобно индийскому радже, восседал, скрестив ноги, на неком подобии восточного дивана, сооруженного им собственноручно на полу из всех подушек, какие только он нашел на кровати, в кресле и на тахте. Впечатление восточной роскоши усиливал его великолепный пурпурный халат с затейливым узором, а также лежащая перед ним цветистая хукка – длинная атласная трубка с изысканным янтарным мундштуком, который Шерлок Холмс задумчиво сжимал в длинных тонких пальцах. Глаза его рассеянно смотрели куда-то в потолок. Из сосуда, к которому тянулась трубка, медленно поднимался голубой дымок. Холмс же сидел молчаливо и неподвижно, и только солнечный луч высвечивал орлиные черты его волевого лица.

– Доброе утро, мистер Холмс. Я погляжу, сегодня вы воздали должное здешнему табаку.

– У него есть свои преимущества, – неторопливо ответил он, – особенно в столь тихие минуты. Я недавно открыл, что бальзамические ароматы местного табака особенно способствуют поддержанию долгих периодов медитации.

Он задумчиво вдохнул дым, и тот весело забулькал в розовой воде.

– Вы совсем не спали, сэр? – заботливо поинтересовался я.

– О нет. У меня в голове крутилась наша маленькая загадка – и еще несколько вопросов. Ответьте, – вдруг сменил тему он, – в чем смысл жизни, этого вечного круговорота несчастий, ужаса и насилия?

– Видите ли, сэр, – начал я, с трудом подбирая слова. – Я, с позволения сказать, человек ученый и потому слегка теряюсь, когда сталкиваюсь с необходимостью высказать свое мнение в отношении… ну, скажем… дел духовных. Но один тибетский лама, с которым я имел честь беседовать о некоторых ламаистских ритуалах и верованиях, впрочем строго с этнографическими целями, сказал, что жизнь – это страдание. По сути, это была первооснова его убеждений.

– Мудрец, – пробормотал Холмс, – ах, мудрец.

Он замолчал и вновь уставился странным горящим взором в пустоту. На миг мне почудилось, что за его спокойным, разумным и гордым обликом скрывается душа совсем иного человека, пылкого и неугомонного, отнюдь не европейца, – таких на Востоке называют искателями. Но тут он усилием воли очнулся от этого странного забытья.

– Вы завтракали? – спросил он. В стороне от него я заметил пустой поднос для завтрака. – Чашечку кофе? Нет? Ну что же. Тогда, если еще не слишком рано, не будете ли вы столь любезны проводить меня в Бомбейское общество естественной истории, которое вы упомянули вчера вечером?

– Секретарь общества мистер Саймингтон сидит там с самого утра, сэр. Он постоянно проводит исследования, а по утрам в помещении куда прохладнее.

– Превосходно. Тогда не будем терять времени.

Он тщательно свернул кольцами трубку хукки и, сняв халат, натянул вместо него серую льняную куртку, в которой был вчера. В отличие от большинства европейцев, путешествующих по Индии, у него не было пробкового шлема или топи, и он надел легкую шляпу вроде тех, что называют охотничьими.

Мы быстро спустились вниз. Перед тем как выйти из гостиницы, мистер Холмс подошел к стойке портье, написал короткую записку, запечатал ее в конверт и передал одному из клерков за стойкой. Я решил, что это записка для Стрикленда. И вот наконец мы с мистером Холмсом сели в гхари и поехали.

Мы с грохотом помчались вниз по дороге, ведущей к морю. В воздухе резко пахло солью, полуголые мальчишки продавали на обочинах дороги свежее кокосовое молоко прямо в половинках кокосовых орехов, а два осыпанных пеплом садху совершали в водах моря обряд поклонения солнцу. На базаре Барах утренний покой уже уступил место шуму и суматохе: лавочники, торговцы, слуги, чернорабочие и просто прохожие вступали в новый день. Наконец мы подъехали к кирпичному бунгало Бомбейского общества естественной истории.

Оставив нас в просторном вестибюле, чапраси отправился на розыски мистера Саймингтона. Вестибюль был заполнен множеством самых разнообразных, изрядно побитых молью чучел птиц и животных в стеклянных витринах с наклейками. Через несколько минут чапраси вернулся.

– Сахиб ждет вас. Сюда, пожалуйста.

Спотыкаясь то о чучела крокодилов, то о копыта замбаров, шкуры которых были расстелены по полу вместо ковров, мы двинулись вслед за ним по коридору и наконец достигли длинного зала, уставленного пузырьками с разнообразными химическими веществами. Широкие низкие столы изобиловали ретортами, пробирками и бунзеновскими горелками с трепещущими язычками синего пламени. В воздухе царил запах формальдегида. Однако, судя по всему, он никоим образом не беспокоил Саймингтона, который сидел за длинным мраморным столом и при помощи пинцета сортировал нечто, с виду напоминающее грязную ряску. Это был маленький неряшливый человечек со сверкающей лысиной, по бокам скудно обрамленной пучками седых волос. Оторвавшись от препарата, он уставился на нас близорукими водянистыми глазами за толстыми стеклами очков.

– Эй, Мукарджи, это ты?

– Я, мистер Саймингтон. Как у вас дела?

– Не так уж и плохо. Кстати, мне до сих пор не удавалось поблагодарить тебя лично за тот экземпляр Primula glacialis. Это, знаешь ли, истинная жемчужина моей коллекции. Такого не было даже у Хукера.

– Что ж, сэр, лучшие экземпляры растут только на высоте двадцати тысяч футов. Человеку непросто забраться туда.

– И тем не менее тебе, старый черт, это удается, – хихикнул он, поправляя очки, которые постоянно съезжали у него на кончик носа. – А что это за приятеля ты с собой привел?

– Это мистер Сигерсон из Норвегии, сэр. Он… ну, как бы сказать… исследователь.

– Исследователь? Вот занятно! Рад познакомиться с вами, сэр. Чем могу быть полезен?

– Если вас не затруднит, – проговорил Холмс, – я хотел бы ознакомиться с любым из доступных здесь источников по Hirudenia.

– Hirudenia? Так-так. Вы попали точно по адресу. У нас есть все классические работы по этой теме, включая несколько узкоспециальных и крайне важных научных сообщений, которых, смею вас уверить, в Европе сейчас не найти. Прошу вас, следуйте за мной.

Саймингтон провел нас в длинный узкий зал, вдоль стен которого выстроились книжные шкафы из красного дерева. Он открыл застекленные дверцы одного из шкафов и близоруко уставился на стоящие там книги.

– Не подадите ли мне вот это? – Повернувшись, он указал на стоящую неподалеку небольшую лестницу-стремянку. – Благодарю вас.

Взобравшись на три ступеньки вверх, он уткнулся взглядом в корешки книг на верхней полке и начал бормотать на манер молебна фамилии авторов, каждый из которых был, конечно же, экспертом по этой самой Hirudenia, что бы она собою ни представляла.

– Фаулер… Мерридью… Конрад… Хэккет, хм-м… Хэккет. Не думаю, что он будет вам полезен: этот деятель рассматривает Invertebrata phyla вообще. О местной Hirudenia лучше всех писали Конрад и Мерридью. – С этими словами он вытащил два тонких тома и, сдув с обложек пыль, протянул их Холмсу. – Надеюсь, здесь вы отыщете все, что вам нужно. Я сам не то чтобы ими интересуюсь. Ограничиваюсь флорой. Во время одной из экспедиций эти кровожадные твари прикончили половину моих вьючных животных. Что ж, пожалуй, теперь я могу вас оставить.

Холмс присел на одну из ступенек лестницы и начал читать. Он нетерпеливо пролистал от начала до конца первый том и с отвращением отложил его в сторону. Должно быть, то, что он искал, нашлось во втором томе, поскольку он неожиданно перестал перелистывать страницы и издал торжествующий возглас.

– Ага! Превосходно! – дрожа от возбуждения, воскликнул он и, сосредоточенно глядя на страницу, стал стремительно водить нервно подрагивающим пальцем по строчкам. В какой-то момент он прервался и сделал несколько записей на манжете. Прошло немало времени, прежде чем он наконец повернулся ко мне и покачал головой, изображая сожаление.

– Ах, сколько зла на свете, и хуже всего, когда злые дела совершает умный человек! Я полагаю, что теперь у меня достаточно сведений…

– Мистер Холмс! Вы нашли разгадку…

– Именно так, мистер Мукарджи. Впрочем, я пришел к этому выводу еще вчера ночью не без помощи живительного табачного дыма, благо у меня в запасе было несколько унций местного табака. А это, – сказал он, торжествующе захлопнув книгу, – не более чем подтверждение.

– Но я не понимаю, как…

– Терпение, – ответил он, – всему свое время. Уж простите мне этот не вполне привычный для вас способ работы. А теперь пришло время немного отдохнуть. Я бы с радостью воспользовался услугами, которые вы предложили мне во время нашей первой встречи на борту корабля, и ознакомился бы с достопримечательностями города.

Мы вышли из библиотеки и, вернувшись в лабораторию, раскланялись с Саймингтоном. Старый ботаник пожал Холмсу руку и предпринял еще одну плохо замаскированную попытку разузнать побольше о целях изысканий Холмса.

– Что ж, мистер Сигерсон, желаю вам удачи в ваших начинаниях. Мукарджи знает здесь все ходы и выходы и, я уверен, благополучно доставит вас… ах… простите, где вы сказали собираетесь проводить исследования?

– Я ничего не говорил, – ответил Холмс с нотками удивления в голосе. – Однако ваша помощь была столь бесценна, что с моей стороны было бы неблагодарностью скрытничать. По секрету скажу вам, что планирую добраться до Тибета и побывать в его легендарной столице Лхасе.

Как я и опасался, Саймингтон тут же принялся взахлеб перечислять бесчисленное множество растений, образцы которых мы должны были раздобыть для него в горах Тибета.

– Запомните, мне нужны василек синий, а еще Stelleria decumbens, корень и все остальное… только не пугайтесь колючек… и обязательно найдите карликовую разновидность Gentiana depressa, иначе…

Давая вежливые, но ни к чему не обязывающие ответы, я наконец сумел увести мистера Холмса от Саймингтона, который не преминул бы пойти вслед за нами по улице, продолжая оглашать свои бесконечные списки растений, если бы мы не поймали тикка-гхари прямо у ворот бунгало. Мы поспешно забрались в экипаж и спаслись бегством.

Шерлок Холмс откинулся на спинку сиденья из потрескавшейся кожи и со смешком сказал:

– Слово «энтузиазм» восходит к греческому enthousia, что означает одержимость богом или демоном. Но до сегодняшнего дня мне не доводилось лично убедиться в том, насколько недалеко это слово ушло от своего исконного значения.

– Боюсь, мистер Холмс, я представил вас в неверном свете, назвав исследователем, – извинился я.

– Что за вздор, Хари. Ваше объяснение, даже будучи не более чем импровизацией, оказалось провидческим. Когда мы закроем это дело, я планирую посвятить себя исследованиям и внести свою скромную лепту в расширение границ человеческого познания.

– Но почему вы избрали Тибет, мистер Холмс?

– А разве это не очевидно? Тибет – одно из последних заповедных мест на Земле, и даже самым отважным путешественникам не удается проникнуть за его закрытые врата.

«А ведь ему туда не попасть, – подумал я про себя. – Будь вы трижды величайшим сыщиком мира, мистер Холмс, но жрецы, правящие Тибетом, не любят иностранцев, и особенно европейцев. Ни одной живой душе не удавалось даже приблизиться к Священному Городу без тибетского паспорта, а такие паспорта никогда не выдают белым людям. Даже моя попытка достичь Лхасы оборвалась на полпути, когда властям наконец удалось вывести меня на чистую воду, и я чуть было не лишился своей злосчастной головы».

– С недавних пор, – продолжил Шерлок Холмс, – меня больше занимают те загадки, которые ставит перед нами сама природа, а вовсе не те, куда более поверхностного свойства, за которыми стоит искусственность человеческого бытия. Одна из этих предельных загадок – вопрос о смысле нашего существования. Именно надежда найти хоть какой-нибудь ответ на этот вопрос заставляет меня отправиться в Тибет, который считается последним звеном, соединяющим нас с цивилизацией наших далеких предков, в страну, где сохраняются знания о скрытых силах человеческой души. – Он разжег трубку и задумчиво закурил. – Нигде так не нужна дедукция, как в религии. Логик может поднять ее до уровня точной науки.

Экипаж покатился по Хорнби-роуд в направлении храма Мумбы-деви, и я, приступив к своим обязанностям проводника, стал разъяснять мистеру Холмсу культ богини Мумбы (воплощения Парвати, супруги Шивы), в честь которой был назван город. Мистер Холмс, как, впрочем, и Стрикленд (но в отличие от большинства прочих англичан), был отличным слушателем и проявлял неподдельный научный интерес к излагаемым мною сведениям. Поэтому я рассказывал ему о достопримечательностях города с немалым удовольствием, время от времени расцвечивая свое повествование всплывавшими по ходу любопытными историями. Так, например, далеко не каждый местный житель знает о том, что люди жили на этих землях со времен каменного века. Недавно мой знакомый ученый мистер Каннингем из Азиатского Королевского общества нашел в Большом Бомбее, в Кандивли, каменные орудия эпохи палеолита.

К северу от Большого Бомбея лежат пещеры Канхери, где традиционно отмечаются разнообразные праздники, а когда-то в тех краях располагался старинный Буддийский университет. Сейчас обнаружено уже более сотни пещер, заполненных исполинскими буддийскими изваяниями. Португальцы, захватившие острова в 1534 году, передали их в 1661 году Британии как часть приданого Екатерины Брагантской, сестры короля Португалии, когда она выходила замуж за Карла II. Именно тогда под покровительством вице-короля Индии, полномочного представителя ее королевского величества всемилостивейшей королевы Английской, город начал столь быстро развиваться pro bono publico. Промышленность, строительство, образование и многие другие сферы жизни продвинулись вперед настолько, что Бомбей стал, без сомнения, первейшим из мегаполисов империи, если, конечно, не считать Лондона, где мне покуда не довелось побывать.

Мы с мистером Холмсом чудесно провели время, путешествуя по городу. И только ближе к вечеру, осмотрев в высшей степени поучительные экспонаты Музея Виктории и Альберта, мистер Холмс вновь вернулся к делу об убийстве.

– Что ж, полагаю, сегодня мы освежились более чем достаточно, – сказал он, забираясь в экипаж, стоящий у ворот музея. – Думаю, Стрикленд уже подготовил все необходимое для окончательной развязки нашего дела. Пожалуйста, попросите возницу, чтобы он доставил нас обратно в гостиницу.

Мистер Холмс бросил монетку просившему милостыню мальчишке и, откинувшись на спинку сиденья, закурил сигарету. После этого он дал мне кое-какие указания:

– Итак, Хари, вам придется в точности выполнить все мои инструкции, иначе ничего не выйдет. Когда мы приедем в гостиницу, вы проводите меня до холла, пожелаете спокойной ночи и удалитесь так, чтобы все это заметили. После этого вы выберетесь на аллею за гостиницей и, воспользовавшись черным ходом, незаметно проникнете в мою комнату. Тихо стукните в дверь три раза, и Стрикленд вас впустит. С этого момента следуйте его указаниям. Что до меня, то я скажу управляющему или портье, что несколько устал за время экскурсии и хочу лечь пораньше, сразу после того, как пообедаю в ресторане. Тогда у нашего друга, кем бы он ни был, будет достаточно времени для приготовлений.

Конечно же, известие о том, что развязка не за горами, повергло меня в глубокий трепет, но одновременно и несколько утешило, дав надежду на то, что пугающему молчанию мистера Холмса по поводу произошедшего придет конец. Тем временем мы прибыли в гостиницу. Оказавшись в холле, я пожелал мистеру Холмсу спокойной ночи и вышел через парадный вход, как обычно не избежав презрительного взгляда швейцара. Когда мой экипаж выезжал на дорогу, я заметил, как мистер Холмс обращается к портье-португальцу, подобострастно застывшему в обычном своем полупоклоне.