22. Око мудрости открывается
Мы с мистером Холмсом не сговариваясь подняли пистолеты, когда из-за ледяной колонны появился, шаркая и хромая, весь искалеченный и страшный, как мертвец, профессор Мориарти, Наполеон преступного мира, Нечистый.
– Все пути приводят к встрече, – с деланной радостью приветствовал нас Мориарти. – Отменно. Я не посмел бы ожидать столь полного воссоединения, даже если бы отправил каждому из вас отдельное приглашение в конверте. Конечно же, здесь Холмс, который любит совать нос не в свои дела… А вот и его толстый индийский Санчо Панса, перед которым у меня должок… и… ах да… лама Йонтен, главная обезьянка этого маленького негодника… последнего далай-ламы Тибета!
– Хари, стреляйте в него, если он пошевелит хоть пальцем, – сурово сказал Холмс, поднимая револьвер и заслоняя своим телом далай-ламу.
– С удовольствием, сэр, – решительно ответил я, прицеливаясь в Мориарти.
Мориарти посмотрел на нас с презрением. Его и без того неприятная внешность определенно изменилась в худшую сторону с тех пор, как мы последний раз видели его в посольстве: теперь его украшало множество свежих рубцов и ожогов.
– Неужели вы думаете, что меня можно испугать этими дурацкими жестами и пассами? Ага, вы мне не верите. Так смотрите же!
Между его глазами и Камнем Всемогущества пробежала по воздуху узкая полоска ряби, и тотчас же камень испустил сильнейшую волну какой-то неведомой энергии. Волна охватила наши пальцы, и револьверы, которые мы сжимали в руках, исчезли в мгновение ока.
– Смею заверить вас, джентльмены, – произнес с притворной вежливостью Мориарти, – что даже атомы, из которых состояло ваше примитивное оружие, рассыпались на мельчайшие частицы и потерялись в просторах Вселенной. Возможно, эта демонстрация была излишней, но уж простите мне мое ребяческое хвастовство: не каждый день находишь сильнейший в мире источник энергии.
Все считали, что Великий Камень Всемогущества утерян или же вернулся обратно в Шамбалу, и только я благодаря длительным и напряженным изысканиям узнал, что он до сих пор существует. Мне удалось выяснить, что ключ к его местонахождению – свиток в часовне далай-ламы в Парке сокровищ. Когда я пытался раздобыть этот свиток, мне пришлось разделаться с самим далай-ламой – предшественником этого маленького негодника: увы, ему так невовремя стукнуло в голову помолиться, и уж наверняка во благо всего живого. Заодно пришлось убрать этого простофилю, тулку Гангсара, моего однокашника, который решил испортить дело и попытался для виду спасти своего несчастного хозяина, да только у него, как обычно, ничего не вышло.
К сожалению, Верховный Магистр Колледжа оккультных наук – будь он проклят! – не дал мне тогда забрать свиток. Застигнув меня врасплох, он лишил меня памяти и разрушил мои силы. Самодовольному старому маразматику еще повезло, что он успел умереть своей смертью, поскольку я бы не преминул ему отплатить. Но, даже несмотря на частично разрушенный разум, у меня в памяти теплились воспоминания о моих прежних стремлениях. Когда я бежал из Китая и окончательно обосновался в Англии, меня постоянно тянуло к изучению кристаллов и необычных камней, в том числе и внеземного происхождения, – только так я мог отвести душу. А потом вы, Холмс, помогли мне вновь обрести мои прежние силы. Тогда я вернулся к своим исканиям – и вот я у цели!
Он заковылял к колонне и, поднявшись на цыпочки, взял кристалл в руки.
– Не трогайте! Он принадлежит Шамбале! – закричал лама Йонтен. – Не смейте осквернять святыню!
– Старый болван! – грубо крикнул Мориарти, и лицо его исказилось от злости, выявив пагубные намерения, которых более не могла сдержать маска притворной вежливости. – Не слишком ли долго ты и подобные тебе ханжи сидели на этом величайшем во Вселенной источнике силы, тогда как он пропадал впустую? Сострадание! Просветление! Вот еще! Я сам открыл Камень Всемогущества, и никто, кроме меня, не будет им обладать. Клянусь, я использую камень именно для того, для чего он предназначен, – чтобы обрести всемогущество.
Держа камень обеими руками, Мориарти поднял его высоко над головой, и вот уже все тело его купалось в мириадах вспышек света. Казалось, он горит на неугасимом погребальном костре, однако языки пламени не причиняли ему никакого вреда – напротив, они исцеляли и возрождали! Я не верил своим глазам, но именно так все и было. Постепенно сгорбленная спина Мориарти распрямлялась, и вот он уже стоял перед нами высокий и осанистый, выпрямившись в полный рост. Его мертвенно-бледное тело обрастало мышцами и наполнялось кровью, плечи становились все шире, а впалая грудная клетка начала увеличиваться в объеме, словно воздушный шар. С лица его исчезли морщины, шрамы и пятна от ожогов, и оно стало юным и миловидным. Однако взгляд его оставался все столь же темным и зловещим, а голос – грубым и глумливым.
– А теперь, прежде чем я предам вас грозной силе камня – правда, результат в вашем случае будет несколько иным, чем в моем, – полагаю, мне следует кое-что разъяснить, возможно, вам будет спокойнее, если вы будете представлять себе, как именно действует та сила, которая поможет вам отдать дань природе. Постараюсь вас не утомлять, так что будьте ко мне снисходительны…
С этими словами он приступил к весьма незаурядной лекции, до отказа напичканной чрезвычайно фантастичными мыслями и нелепыми теориями, которые он крайне высокомерно полагал куда более научными, нежели законы науки, сформулированные столь великими мыслителями, как мистер Дальтон и даже мистер Ньютон. Конечно же, это был полнейший баквас, как говорится у нас в Индии. Я убежден, что за всеми его фокусами стояло владение джаду или же помощь джиннов и демонов, но никак не наука. Он утверждал, что световые волны – это электрические и магнитные вибрации, тогда как каждому известно, что свет не более чем смешение семи цветов (КОЖЗГСФ), что доказал в знаменитом опыте с призмой мистер Ньютон. Еще более безумная его идея состояла в том, что человеческие мысли не более чем разряды нервных клеток мозга. Помилуйте, ну как ученый вроде меня может сносить подобные бредни? Если бы Мориарти был прав, то для нашего разума трудно было бы сыскать лучший стимул, чем прикосновение пальцем к батарейке синьора Гальвани. Тем не менее, дабы развлечь читателя, я приведу его безумную лекцию полностью. Никого не удивит, что он читал ее в профессорской манере и с самодовольным до невозможности видом.
– Камень Всемогущества, по сути, кристалл, – начал Мориарти, обращаясь к нам так, как разговаривают разве что с деревенскими дурачками. – Точнее сказать, ромбовидный додекаэдр. И хотя некоторые составляющие камня имеют внеземное происхождение, его уникальные свойства определяются прежде всего именно его кристаллической природой. Современная наука знает пока о кристаллах слишком мало, хотя их точная геометрическая форма вызывала интерес у множества мыслителей. Возьмем пять платоновских тел, о которых так много рассуждал Платон: это ли не разнообразные формы кристаллов? А разве можно не вспомнить об алмазе? Всего лишь кристалл углерода, а между тем самый дорогой камень на земле.
Уникальные свойства кристалла являются следствием его симметричной решетчатой молекулярной структуры. Чем теснее прижаты друг к другу атомы решетки, тем более выражены свойства кристалла и тем выше его… о да… особые силы. Например, когда молекулы углерода ничто не стесняет, в итоге решетка не образуется, и получается уголь или кокс. При более высоком давлении молекулы углерода уже могут образовать решетку, и тогда получается графит. А когда давление, которому подвергаются молекулы, достигает высочайшей степени, в результате чего отдельные элементы решетки тесно прижимаются друг к другу, – только тогда получается алмаз. Если же степень сжатия решетки из молекул и атомов преодолевает определенный порог, кристалл обретает особые свойства. Например, кристалл исландского шпата пропускает свет только в определенной плоскости. Возможно, вам будет интересно узнать, хотя всякие недоумки со мной не согласятся, что свет на самом деле состоит из электрических и магнитных вибраций во всех возможных плоскостях внутри одного луча. Если пропускать свет через кристалл шпата, кристалл упорядочивает эти случайные электрические и магнитные вибрации. Этой способностью упорядочивать электрические вибрации наделены и другие кристаллы, к примеру кварц.
Камень Всемогущества – совершенный кристалл, упорядочивающий, усиливающий и концентрирующий электрические вибрации особого свойства сверх всяких мыслимых ограничений. Я уже говорил, что отвечающие свойствам Камня Всемогущества электрические вибрации должны обладать определенной длиной волны. А теперь присовокупим сюда тот факт, что психическая энергия состоит, по сути, из миллионов бесконечно малых электрических разрядов, ежесекундно испускаемых нашим мозгом, причем длины их волн в точности таковы, как требует Камень Всемогущества. Простым смертным, которые не умеют управлять своей умственной деятельностью, камень может пригодиться не больше, чем дикарю телеграф. Однако для оккультиста, прошедшего полный курс обучения и способного не только проецировать мозговые импульсы за пределы мозга, но и направлять их куда угодно, этот кристалл становится поистине Камнем Всевластия. И вот он мой.
Пока Мориарти предавался чтению своей длинной и хвастливой лекции, я пришел к неизбежному выводу, что мы обречены, если только не сделаем хоть что-нибудь, причем немедленно. Но что мы могли сделать? Я взглянул на мистера Холмса, пытаясь понять, что у него на уме. Однако было очевидно, что даже мельчайшее его движение не останется без внимания Мориарти, поскольку тот не сводил глаз со своего главного врага. Не сомневаюсь, вся речь Мориарти, сплошь состоящая из самовосхвалений и бахвальства, была предназначена именно для мистера Холмса. Остальных же, включая меня, Мориарти считал слишком примитивными. Эта мысль унизила меня, однако она же заронила в мой разум возможный план действий.
В конце концов, почему бы мне, Хари Чандру Мукарджи (магистру искусств), не преподать нашему надменному профессору Мориарти (доктору философии) небольшой урок христианского смирения, а заодно и простой вежливости? Мистер Холмс стоял прямо перед Мориарти, их разделяло не более двадцати футов. За спиной Холмса стояли лама Йонтен и далай-лама, и я с гордостью заметил, что оба держатся прямо, не выказывая и крупицы того великого страха, который они, должно быть, испытывали. Я был в нескольких ярдах справа от них, однако это расстояние можно было увеличить, совершая время от времени маленькие, почти неприметные шаги. В какой-то момент мне стало ясно, что дальше двигаться нельзя, иначе Мориарти меня непременно заметит, однако мне удалось выйти за пределы его поля зрения. Тогда я глубоко вдохнул – «и спустил псов войны».
В левой руке у меня был фонарь с закрытой дверцей. Я проворно перехватил его правой и швырнул в профессора. Читатель, должно быть, уже догадался, что я решил повторить попытку поджога, предпринятую мною в китайском посольстве. Увы, меня постигла неудача. Я снова не попал в Мориарти. Фонарь ударился о колонну и, отскочив, тщетно загромыхал по каменному полу. Ни тебе языка пламени, ни даже хоть какой-нибудь проклятой искры. Я совсем позабыл, до чего прочны эти современные безопасные фонари. Мориарти, черт бы его побрал, не отпрыгнул в сторону и даже не шелохнулся, но только зловеще расхохотался.
– Ах, до чего любезно с вашей стороны напомнить мне о нашем с вами незавершенном дельце. А я уж было совсем забыл. Итак…
– Осторожнее, Хари! – крикнул Холмс. Но было уже поздно. Слишком поздно.
Между глазами Мориарти и Камнем Всевластия промелькнула короткая вспышка света. Тут же Камень выстрелил огненным шаром. Шар ударил меня в грудь и с силой отшвырнул назад. На миг я лишился чувств, но вскоре ощутил сильнейшую боль. Она растекалась по мне, словно жидкий огонь. А потом предо мною предстал мистер Холмс, склонившийся над моим распростертым телом. В глазах его я заметил глубокую скорбь и тоску.
– Хари, друг мой, вы слышите меня?
Я почуял запах горелой плоти, исходивший от моей пробитой груди, и понял, что это конец, что настала пора отправиться в последний путь в караване жизни.
– Я умер, мистер Холмс, – просто ответил я. Но на самом деле все было не так просто: до меня донесся хриплый голос Мориарти, явно не желавшего, чтобы я ушел из жизни так скоро.
– Э нет, мой жирный друг. Не спеши. Прежде чем тебя не станет, ты будешь долго гореть на этом огне. Словно тлеющая головешка. О да. Словно тлеющая головешка. Ха-ха-ха.
Даже в последние минуты жизни мне было отказано в мире и утешении. Безумный смех Мориарти огласил пространство храма, и ледяной купол откликнулся эхом, стократ усилив и умножив его адский хохот.
– Ну, кто следующий? – мерзко прокаркал Мориарти. – Нет, Холмс, вы – только в последнюю очередь. Я хочу, чтобы вы увидели все от начала до конца. Должны же вы посмотреть на те страдания, которые выпадут на долю ваших друзей из-за того, что вы постоянно суете свой нос в мои дела. С кого же мы начнем? Давайте поразмыслим. Может быть, первым в чистые земли, как изящно выражаются в этой стране, мы проводим далай-ламу?
– Мистер Холмс! – воскликнул в отчаянии лама Йонтен. – Спасите же его святейшество.
– Старый болван! – рассмеялся Мориарти. – Ну что этот англичанин может сделать против моей силы? А против силы камня?
– Послушайте меня, – безнадежно прокричал лама Йонтен Шерлоку Холмсу, – на самом деле вы не англичанин. Вы один из нас. И у вас тоже есть сила.
– Что ты имеешь в виду, старая обезьяна? – крикнул ему Мориарти, однако внимание ламы было полностью сосредоточено на Шерлоке Холмсе, которого он неистово тряс за полу ладакского наряда. Первый и последний раз в жизни я видел мистера Холмса настолько ошеломленным. Рот его распахнулся, и он тупо уставился перед собой. Между тем лама Йонтен не оставлял попыток убедить Шерлока Холмса в своей безумной идее.
– Мистер Холмс, мистер Холмс, послушайте меня! Никакой вы не Шерлок Холмс! Вы прославленный тулку Гангсар, бывший настоятель монастыря Белого Гаруды, один из величайших знатоков оккультных наук. Нечистый убил вас восемнадцать лет назад, но, прежде чем жизненная сила окончательно покинула ваше тело, посредством йоги Пхова нам удалось перенести ее в иное тело, далеко за пределами Тибета.
– Но я не помню… не помню… – пробормотал мистер Холмс и, покачнувшись, словно пьяный, отступил на несколько шагов назад.
– Вы не можете ничего помнить, ведь в тот миг, когда выполнялись действия Пхова и отверстие Брахмы открылось, чтобы выпустить священную птицу, вы были без сознания и стояли на пороге смерти. Именно поэтому, когда сознание устремилось наружу, мы не смогли направить его куда бы то ни было, и нам пришлось вверить его силе Трех Драгоценностей, чтобы они помогли найти ему подходящее тело. Мы сделали все, что было в наших силах.
Может быть, дело в том, что я был на волосок от смерти, а может, боль, которую я испытывал, распростершись на холодном полу храма, была слишком сильна, но слова ламы Йонтена не вызвали у меня ни удивления, ни недоверия. Сказать по правде, мой полубессознательный помутненный разум начал даже принимать их как должное. Мистер Холмс – бывший лама? А почему бы и нет? Особенно если учесть его безбрачие, благородную манеру себя держать и великую мудрость. Следуя заповедям альтруизма и сострадания, записанным в Махаяне, он посвятил всю свою жизнь защите слабых, бедных и беспомощных от сил зла. Он имел обыкновение поститься, чтобы очистить жизненные каналы и добиться ясности прозрений. А по способности к сосредоточению он далеко превзошел многих практикующих йогов. Я не знал ни одного воплощенного ламы, который в большей степени соответствовал бы этому званию и был бы более достоин монашеской шапки и одеяний, нежели мой любезный друг.
Но тут тело мое вновь пронзила жгучая боль, и я на мгновение потерял сознание. Придя в себя, я первым делом услышал оскорбительное фырканье Мориарти.
– Итак, Гангсар, мой благочестивенький, добренький однокашник. В конечном счете ты тоже выжил. Однако же неисповедимы пути кармы. Два главнейших моих врага – один и тот же человек. Если задуматься, очень удобно. Можно обойтись даже без кровожадных обобщений императора Калигулы, который пожелал однажды, чтобы у всех граждан Рима была одна шея, дабы ее можно было перерубить одним махом. Впрочем, сперва мы займемся далай-ламой. А вам, Холмс, или Гангсар, – это уж как вам будет угодно, – придется подождать своей очереди.
– Пока Холмс, – ответил мой друг сильным чистым голосом, подбоченясь и выпрямившись в полный рост, – а мальчика вы не тронете.
Даже находясь на пороге смерти, я не мог не порадоваться тому, что к Шерлоку Холмсу вернулась сила. И в самом деле, глаза его засверкали, как драгоценные камни, и все наиболее выдающиеся черты его лица – тонкий орлиный нос, волевой подбородок, благородный лоб – стали еще резче и в полной мере выявили его величие. Это было истинное преображение.
– Вот те на! Неужто это вызов? Глупо с вашей стороны, ах, как глупо, – язвительно заметил Мориарти, назидательно качая длинным указательным пальцем, как если бы перед ним стоял провинившийся ребенок. – Думаете, раз уж к вам вернулась память и старые оккультные силы, вы сможете мне противостоять? Вы что, забыли про Великий Камень Всемогущества? Даже объединенные усилия Колледжа оккультных наук и всех великих магистров, ныне живущих и ушедших в мир иной, не помогут справиться с его безграничной силой. Как же вы собираетесь меня остановить? Вам не совладать даже с каплей его энергии. А ну попробуйте!
Вновь между его глазами и камнем по воздуху прошла рябь, и камень испустил невидимую волну разрушительной энергии, которая хлынула в направлении Холмса и лам. Шерлок Холмс поднял руки и – как если бы всю жизнь только этим и занимался (а в каком-то смысле дело так и обстояло) – сложил пальцы в странные тантрические жесты, именуемые на санскрите мудрами. Тотчас же перед ним возник едва различимый, подобный мерцающему занавесу энергетический барьер. Волна энергии разбилась об этот психический щит с шумом, подобным раскату грома. Холмс и оба ламы упали на землю, однако мало-помалу поднялись на ноги, и стало ясно, что атака не причинила им никакого вреда.
– Хорошо, Холмс, хорошо, – прокаркал Мориарти, – но, с позволения сказать, можно было бы и лучше. Внемля урокам нашего старого наставника, вы определенно не проявили должного прилежания. Мизинцы должны раскрываться, словно лепестки цветка Утпала после первого дождя, а не свисать, колеблясь, как лингам евнуха. Что, попробуем еще раз?
Вновь и вновь Мориарти наносил удары, прибегая к устрашающей силе камня, а Шерлок Холмс вновь и вновь возводил психический щит, защищая лам и себя от полного уничтожения. Но было катастрофически очевидно, что Мориарти попросту играет с Холмсом и использует, как он сам заявил, только частицу своей силы. Выпрямившись в полный рост, лучась здоровьем, он насылал на быстро слабеющего Шерлока Холмса одну за другой смертоносные волны энергии.
Глаза мои наполнились слезами, когда я понял, что мой благородный друг обречен, как обречены далай-лама и лама Йонтен, а вместе с ними, конечно же, и весь Тибет, эта восхитительная страна, изучению которой я посвятил столько лет жизни. Неужели сейчас им всем придет конец? Я, не в силах помочь, лежу на холодном полу и умираю, а Мориарти с важным видом расхаживает вокруг, словно петух по навозной куче, и торжествующе кукарекает, празднуя победу. Нет, это было омерзительно. Попросту невыносимо. Но что было делать мне? Я не мог даже пошевелиться. Или мог?
Сжав зубы, я предпринял робкую попытку и обнаружил, что тело мое уже лишилось чувствительности и подвижности, однако в правой руке еще теплилась жизненная сила, – во всяком случае, ее должно было хватить. Цепляясь правой рукой за ледяной пол, я медленно и мучительно пополз вперед.
Мориарти повернулся ко мне спиной и медленно приближался к Шерлоку Холмсу и ламам, которых после каждого сокрушительного удара Камня Всевластия отбрасывало все дальше, что приводило их все в большее замешательство. О, был бы у меня револьвер! Любое оружие, что угодно. Я оглядел пол храма, однако не обнаружил ничего подходящего. Один только мой старый верный зонтик валялся на льду неподалеку от меня – должно быть, там, где я упал, когда меня поразил огненный шар. Мориарти тем временем перестал наносить удары и решил еще немного поиздеваться над своими жертвами, несомненно находя собственные замечания уморительно смешными.
– Ну что, размяли пальчики, Холмс? Очень на это надеюсь, ибо следующее упражнение будет посложнее. Итак, что бы нам сделать еще? Ага! Понял. Уверен, что вам понравится, Холмс. О да, оно потешит ваше сердце. Ха! Ха! Ха!
И вновь купол откликнулся на его хохот эхом, а из Камня Всевластия брызнул разноцветный фонтан огня.
– Адский огонь, Холмс! Адский огонь! Ха-ха.
Стоило Шерлоку Холмсу сделать несколько оккультных жестов и возвести психический щит, как пламя ударило в него и охватило со всех сторон. Я успел было в отчаянии подумать, что огонь уничтожил моих друзей. Однако вскоре я разглядел сквозь языки бушующего огня, что мистер Холмс и ламы надежно защищены куполом энергии и пока что целы и невредимы, несмотря на свирепствующий вокруг них магический пожар.
Стиснув зубы, я дополз наконец до зонтика и ухватился за него. Я пока не знал, что делать с ним дальше, но упорно полз в сторону Мориарти. Сейчас, по здравому размышлению, я просто не понимаю, как это я, жалкий страдалец с разрушенным, почти безжизненным телом, не сдался немедленно и не испустил дух на месте, не говоря уже о том, чтобы куда-то ползти. Должно быть, мною двигала переполнявшая меня ненависть к этому порочному и глумливому мерзавцу, а может, это великая любовь к моим спутникам дала мне силы и вдохнула в меня стремление помочь им во что бы то ни стало.
Но пока я готовился к возмездию, пламя достигло немыслимой мощи и зажило своей собственной дьявольской жизнью. Всевозможные адские создания – бесенята, чудовища, демоны, ведьмы – плясали в его языках, хихикая, зубоскаля и визжа вокруг моих друзей, столь уязвимых в своем ненадежном убежище.
Я продолжал настойчиво ползти вперед, пока не добрался до Мориарти. Но, оказавшись прямо за его спиной, я понял, что все это время попросту себя обманывал. Ну разве я мог подняться на ноги и как следует стукнуть негодяя зонтиком по голове? А ведь именно такая мысль крутилась в моем помутненном сознании. Но нет, чудом было уже то, что я смог доползти досюда, помогая себе одной только здоровой рукой. По моим щекам заструились, капая на ледяной пол, слезы немощной ярости и бессилия. Словно в тумане, я наблюдал, как мои друзья вступили в свой последний смертный бой.
Языки пламени становились все сильнее. Шерлок Холмс, измученный и обессиленный, опустился на колени и оперся левой рукой о землю, чтобы не упасть. Однако доблестная душа его была столь несокрушима, что он сумел не опустить вниз правую руку, пальцы которой были сложены в защитную мудру (санскр. раке мудра).
Адская нечисть была вне себя от ярости и жаждала победы. Три кривляющихся бесенка скакали вверх и вниз по энергетическому куполу. Черный дьявол с горящими глазами пытался поддеть купол огненным трезубцем и вскрыть его, как жестянку с мясными консервами. Тринадцать ведьм, повизгивая и хихикая в радостном ожидании добычи, раздирали купол по краям острыми когтями. Между тем купол становился все тоньше. Какая только нечисть не участвовала в этом свирепом штурме, но разглядеть всех и вся в адской суматохе и яростном огне было выше моих сил.
Мориарти готовился к смертельному удару, и его темная фигура казалась все выше, все мрачнее и страшнее.
– Что ж, Холмс! – ликуя, прокричал он, и голос его вознесся над ревом огня и над визгом его адской свиты. – Согласитесь же, надо мной не властны годы, не прискучит мое разнообразие вовек. Надеюсь, вы получили кое-какое представление о том, куда я собираюсь отправить вас и ваших друзей. Навеки.
Он сделал шаг назад, чтобы нанести решающий удар, и наступил прямо мне на руку. Я чуть не вскрикнул от боли, но, к счастью, сумел удержаться и даже не шелохнулся. И вдруг я странным образом ощутил в этой случайности волю Всевышнего.
– Прощайте, Холмс. Прощайте все. Навеки!
Мориарти шагнул навстречу своим жертвам. Я крепко ухватился за конец зонтика и, вытянув его как можно дальше, поймал профессора изогнутой рукояткой за щиколотку. После чего собрал остаток сил и дернул. Мориарти сперва откачнулся, но под действием тяги ноги его поехали назад, а тело наклонилось вперед. Тогда он инстинктивно выбросил перед собой руки, чтобы предотвратить падение, и невольно выпустил из них Камень Всевластия.
Великий Камень Всевластия, приведенный в движение падением Мориарти, медленно поплыл по воздуху, мерцая, словно отражение полной луны в неровной поверхности вод бурной реки, миновал адскую нечисть и языки огня, проник сквозь разрушающуюся стену психического купола и опустился прямо в руки Шерлока Холмса.
Мориарти же, поднявшись с пола, начал на глазах уменьшаться и перекашиваться, и вот уже снова перед нами был старый, уродливый, увечный, сгорбленный, весь в шрамах, хромой негодяй, какого мы знали прежде. Он в замешательстве огляделся вокруг, а когда увидел, что мистер Холмс хладнокровно держит Камень Всевластия в руках, широко раскрыл глаза от страха. Страх же был вполне обоснован, поскольку окружавший Холмса адский огонь и резвящаяся в нем нечисть переключились теперь на Мориарти и в мгновение ока набросились на него.
– Нет! Нет! – в ужасе закричал Мориарти, но их уже было не остановить. Он вспыхнул – и через миг на полу лежала только груда костей. Но и кости распались на мельчайшие частицы, оставив легкий запах огня и дыма, который унесся прочь и исчез вдали вместе с языками адского пламени и беснующейся нечистью.
«Не-е-е-е-е-е-ет…» – откликнулось на отчаянный вопль Мориарти эхо и тоже затихло. Наконец наступила тишина, а с ней и долгожданный покой.
Шерлок Холмс неторопливо подошел к колонне и поставил камень на место, после чего сразу направился туда, где я лежал на полу в мире с самим собой, готовясь перейти на очередной виток Колеса Жизни. Встав рядом со мной на колени, он с тревогой осмотрел мою рану. Лама Йонтен и далай-лама последовали его примеру, и глаза их наполнились состраданием.
– Надеюсь, я служил вам верой и правдой, сэр? – с трудом прошептал я и почувствовал на губах смертный холод, который уже охватил мое тело.
– Более чем, друг мой, – ответил мистер Холмс, и его ясный суровый взор потускнел, а крепко сжатые губы задрожали. – Прошу вас, не сдавайтесь. Ведь мы еще можем…
– Нет, мистер Холмс, – прервал его я, – мне остались считанные минуты. Прошу вас, передайте полный отчет о моей службе полковнику Крейтону. А еще, если вас не слишком затруднит, развейте мой прах над Гангом. Я ученый, но… даже я не могу быть ни в чем уверен до конца. А теперь прощайте, господа.
– Но ведь должен быть хоть какой-нибудь выход! – проговорил Холмс с таким отчаянием в голосе, что сердце мое сжалось.
– А может… – нерешительно начал лама Йонтен, – за вратами мандалы. Но как…
– Конечно же! – воскликнул Холмс, щелкнув пальцами. – Я помню эту легенду. Почему бы не попытаться? Прошу вас, ваше святейшество. Только вам теперь под силу спасти нашего друга.
Он за руку подвел далай-ламу к каменному постаменту. Мальчик сел перед Камнем Всевластия в позе лотоса и, прикрыв глаза, приступил к медитации. Шерлок Холмс склонился к нему и зашептал что-то на ухо. Но, что бы он ни пытался предпринять, мне было ясно, что уже слишком поздно. Я быстро проваливался в забытье. Взор мой замутнился, и все вокруг стало казаться далеким и призрачным, как во сне; поэтому я очень неохотно и, во всяком случае, вопреки всем своим представлениям о том, как проводить научные наблюдения и описывать их результаты, излагаю на бумаге то, что увидел – или мне показалось, что увидел, – после. Я не поручусь ни за единое слово. Пусть читатель сам решит, как относиться к моему рассказу.
Мой угасающий взгляд остановился на Камне Всевластия, яркий блеск которого странным образом казался мне единственной подлинной сущностью среди всего меня окружавшего. Свечение камня постепенно становилось темнее, но яркость его от этого не менялась. Так продолжалось до тех пор, пока я не осознал, что объект моего внимания – что-то вроде темного лучистого отверстия. Эта черная дыра постепенно увеличивалась в размерах, покуда не охватила всю пещеру, а потом вышла за ее пределы. Я лежал на спине, смотрел вверх, и мне казалось, что надо мной – бесконечное и прекрасное ночное небо и нет у него ни горизонта, ни каких-либо иных пределов, налагаемых ограничениями человеческого глаза.
Это безмерное космическое пространство отнюдь не было неподвижным, напротив, оно пенилось, даже более того, бурлило и клокотало, полнясь энергией и движением, словно состояло из огромных водоворотов и смерчей, какие можно увидеть на море во время шторма. В середине это океаническое пространство размыкалось, образуя воронку, которая постепенно охватывала остальное пространство. Так повторилось семь раз, покуда семь бездонных воронок, одна в другой, не растянулись на миллионы миллионов миль, уходя в бесконечность Господнего мира.
А потом в середине последней из воронок возникло крохотное пятнышко света. Оно все приближалось и увеличивалось в размерах, пока я наконец не смог разглядеть, какой оно формы. Больше всего оно было похоже на далекую гору, которая сама собой поднялась в воздух и скользила по нему – вроде горы Канченджанга, которая в сезон дождей нередко парит над морем в облаках как ни в чем не бывало, если смотреть на нее из Дарджилинга, или наподобие «летающего острова Лапуты», описанного мистером Джонатаном Свифтом. Эта летающая гора была обрамлена огненным кольцом, а поверхность ее мерцала разноцветными вспышками света.
Когда она спустилась чуть ниже, я понял, что на самом деле она похожа на город – небесный град со стремительно взмывающими ввысь башнями и чудесными дворцами, стоящими друг над другом en ́echelon, как в тибетских монастырях, – а если подумать, то как в Потале, но только все они были несравненно больше и выше. Каждый из уголков этого города вспыхивал миллионами огоньков, а шпили и изогнутые крыши пагод сияли, как расплавленное золото. Город покоился на огромном круглом основании, диаметром в множество миль. Его окаймляли кольца цветного огня, которые, судя по всему, и были источником движущей силы, удерживающей его в воздухе.
Ну конечно же, Мандала!
По мере того как она медленно снижалась, вспыхивая и мерцая огнями до того ярко, что мои чувства порой отказывали мне, пространство вокруг меня наполнялось ревом, подобным звучанию тысячи исполинских тибетских рожков. Вскоре я почувствовал, что поднимаюсь навстречу этим огням, которые чудесным образом совсем не беспокоили меня, несмотря на то что были чрезвычайно ярки и мощны. А потом сияние сменилось спокойным свечением, не ярче, чем в хорошо освещенной комнате, и мне представилось, что навстречу мне движутся какие-то люди. А может, мне только показалось, что это люди, поскольку, хотя облик их смутно походил на человеческий, роста они были великанского – не менее десяти футов. Они были облачены в странные доспехи, переливающиеся всеми цветами радуги, а на головах их красовались устрашающего вида шлемы, увенчанные качающимися огненными плюмажами. Ну конечно, статуи в храме! Вот почему мне все это привиделось. Один из великанов тихо подошел и склонился надо мной. У него было лицо воина, благородное и неумолимое, но он мягко улыбнулся мне и накрыл ладонью мои глаза. Я заснул.
Мне снилось, что я лежу на высоком алтаре и меня окружают безликие священнослужители в белом, которые разрезают мое тело сверкающими ножами из света и вливают в меня жидкий огонь. Но боли не было, и я снова заснул.