Глава пятнадцатая
У меня есть небольшой план
Добравшись вскоре после полудня до Александрии, мы ждали в холле «Дуглас-хауса» Рафферти, который вскоре явился. Холмс поведал об убийстве Ларссона и связанных с этим обстоятельствах, включая исчезновение Эйнара Блегена, а также о своем решении не сообщать о преступлении местным властям.
Устроившись в одном из мягких кресел, Рафферти медленно покачал головой:
– Вы балансируете на грани, мистер Холмс, на самой грани. Шериф Бем разъярится похлеще гнезда потревоженных ос, если узнает, что вы сделали. А я думаю, он узнает. Шериф умный парень, насколько я понял.
– Я разделяю вашу обеспокоенность, но другого выбора у нас не было. Вызови мы шерифа, весь остаток дня провели бы в Холандберге, а половину ночи в каталажке.
– Ну, думаю, вы отдаете себе отчет в своих действиях, так что закроем тему. Скажу только, что я шокирован смертью шведского великана, хотя и думал, что пьянство в любом случае его погубило бы. Но все равно я никак не думал, что он станет следующей жертвой в этом деле. Говоря по правде, я даже считал, что он-то и есть один из тех, кто мог воткнуть топор в череп фермера Вальгрена. Теперь придется пересмотреть свою точку зрения. Кстати, вы нашли что-нибудь полезное в квартире мистера Блегена?
– Еще как нашли, – сказал Холмс, вытаскивая карту, обнаруженную мной, и положив ее на столик между нами. – Вот что было в кармане мистера Ларссона.
Я снова взглянул на карту, пытаясь понять ее смысл. Это был обычный листок, вырванный из записной книжки, да и саму карту рисовал отнюдь не опытный картограф. Это было весьма схематичное изображение дорог, зданий и всяких топографических особенностей. Однако на карте не было ни единого слова, пояснявшего, что на ней изображено. Вместо этого имелись различные аббревиатуры, чаще заглавными буквами: в углу большие буквы «ФФ», в другом – «ЗЭ»; кроме того, несколько раз встречались сокращения «ГД» и «СЖД», но доминировала огромная буква «Х», нарисованная красными чернилами поверх надписи «ЗЭ», а под «Х» от руки было написано «б № 4, пд ж.». Мы все уставились на схему, и Холмс сказал:
– Я считаю, что это карта местонахождения рунического камня, иначе зачем она мистеру Ларссону?
Рафферти согласился:
– Думаю, вы на верном пути.
Должен признаться, что теперь, когда Холмс определил-таки местонахождение камня, я испытывал смешанные чувства. Причина заключалась в том, что к этому моменту я уже начал сомневаться в существовании самого артефакта. Разумеется, это было довольно нелогично, поскольку доказательства обратного имелись в избытке. Десятки, если не сотни, людей видели камень и могли подтвердить его реальность. Тем не менее невероятное происхождение артефакта, совершенно фантастическая надпись и удивительная способность ускользать прямо из-под носа Холмса наделяли сей объект в моем представлении некой загадочностью. Другими словами, я начал думать, что это слишком странная и невероятная вещь для реального мира, вроде одного из мифических созданий, что украшают средневековые карты. А еще я испытал нечто похожее на укол сожаления, поскольку понимал: стоит артефакту отыскаться, и все его волшебство навеки исчезнет.
Пока я размышлял обо всем этом, Рафферти продолжал изучать карту. Когда он наконец поднял голову, то сказал:
– Вот я одного не понимаю…
– Позвольте догадаться, – перебил его Холмс. – Вы не понимаете, почему, если мистер Ларссон сам спрятал камень, он так беспечно носит карту его местонахождения при себе.
– Вы правы, мистер Холмс. Не особо логично. Он прямо-таки напрашивался на неприятности, разгуливая с картой в кармане.
– Оправданное возражение, мистер Рафферти, но рассмотрите и другую возможность: а что если мистер Ларссон нашел карту или получил ее от кого-то лишь незадолго до убийства? Может быть, карту отдал ему сам Блеген или Ларссон нашел ее в квартире перед гибелью. Это может объяснить, почему там все вверх дном. Или же…
Рафферти в шутку поднял руки:
– Сдаюсь, ваша взяла, мистер Холмс. Мы пока что не можем понять, почему карта оказалась там, где она оказалась. Но я думаю, у вас есть соображения относительно того, что на ней изображено.
– Есть, – кивнул Холмс и наклонился над столиком, чтобы показать нам. – Обратите внимание на буквы «ФФ» – они вам ничего не напоминают?
Ухмылка на лице Рафферти подсказала мне, что он знает ответ, но хочет проверить, догадаюсь ли я. Я подумал немножко, пытаясь соотнести загадочные буквы с именами или названиями мест, которые встретились нам во время расследования. Ответ нашелся быстро:
– Ферма Фэрвью!
– Отлично, мой дорогой Уотсон. Ничего другого буквы значить не могут.
– Что ж, мистер Холмс, по крайней мере, теперь понятно, почему ваша знакомая не купилась на маленький обман касательно новой информации о местонахождении камня, – заметил Рафферти. – Она просто все это время знала, где он.
– Похоже на то, – согласился Холмс.
– А как с другими отметками на карте? – спросил я. – Они помогли вам установить точное место, где спрятан камень?
– Пока нет, Уотсон. Различные сокращения и цифры потребуют изучения, но не думаю, что на расшифровку уйдет много времени.
– Я догадываюсь, что означает надпись справа, – сказал Рафферти. – «СЖД» – это, скорее всего, «Северная железная дорога». Я никогда не был конкретно на этой ферме, но большинство ранчо в долине Ред-Ривер тянутся вдоль железнодорожных путей.
– Отличный вывод, мистер Рафферти, – улыбнулся Холмс.
Ирландец поерзал в кресле, вытащил маленькую сигару и произнес:
– Меня интересует, как камень перевезли на ферму миссис Комсток. Она ж рядом с Мурхедом, то есть в сотне миль отсюда. Это огромный перегон, если ехать в экипаже, так что, думаю, добычу везли по железной дороге.
– Склонен согласиться, – кивнул Холмс. – Но нам предстоит ответить на вопрос, кто именно отправил камень на ферму Фэрвью.
– Скорее всего, сама миссис Комсток, – предположил я.
– Да, я уверен, что она стоит за всем этим, но не знаю, сколько еще помощников вдобавок к мистеру Свифту у нее имеется. Не знаем мы и того, кто убил мистера Ларссона и за что. Вряд ли дело в карте, раз ее оставили лежать в кармане.
– Может, его прикончили, потому что он слишком много знал, – высказал свою версию Рафферти. – Если, к примеру, он присутствовал при убийстве Вальгрена, то его сообщник мог захотеть избавиться от единственного свидетеля.
Холмс сказал:
– Это одна из множества версий, мистер Рафферти, хотя она не объясняет, почему убийца выбрал квартиру мистера Блегена. Как не объясняет и того, зачем нас пригласили обнаружить тело.
– То есть вы тоже ломаете голову над вчерашним посланием? – спросил Рафферти. – Мне показалось странным, что звонивший оставил послание по телефону, вместо того чтобы попытаться поговорить с кем-то из нас. Но есть как минимум одно удобоваримое объяснение.
– Какое же? – поинтересовался я.
Рафферти отрезал кончик сигары и поднес к ней спичку со словами:
– Вероятно, звонил вовсе не Эйнар Блеген.
– Но почему…
– …нас заманили на место преступления? – закончил Холмс за меня вопрос. – Я не знаю, Уотсон. А вы, мистер Рафферти? Есть какие-то идеи?
– Ничего стоящего, – признался ирландец, почесывая в затылке. – Могу сказать только, что это дело все страннее и страннее с каждым днем, мистер Холмс.
– Полностью согласен, – сказал прославленный детектив. – Напоминает скорее бредовые фантазии плохого драматурга с привкусом дешевой мелодрамы. Содержание насыщено странными совпадениями и возвращениями, и я говорю не только о нашей сопернице из Хинкли, миссис Комсток. А главный герой этой драмы – рунический камень – похож на блуждающий призрак, невидимый и в то же время определяющий все происходящее. Что же до прочих действующих лиц, то они либо мертвы, либо мечтают обскакать друг друга. А в центре всего этого хитросплетения – дочка Вальгрена и непонятная подсказка, которую она дала нам. Рочестер – кто это или что? Я все еще считаю, что разгадка в девочке.
– Тогда вы рады будете узнать, что у девочки все нормально, – сообщил Рафферти. – Я сегодня пару раз проходил мимо дома Кенсингтонов и говорил с соседом, который присматривал за ним. Он сказал, что вокруг все тихо.
– Отлично. Надо убедиться, что не будет предпринята вторая попытка взлома или что-нибудь похуже. – Холмс не стал объяснять, что он имел в виду под словом «похуже». – В любом случае, думаю, надо перейти к другим вопросам. У меня есть для вас еще одно задание.
Он продемонстрировал ключ от ячейки, который мы нашли в квартире Блегена.
Рафферти изучил его и сказал:
– Неплохо бы узнать, что в этом сейфе. Уверен, шериф тоже не отказался бы, но, полагаю, мистер Холмс, вы не намерены рассказывать ему о вашей маленькой находке.
– Нет. Не хочу усложнять ему жизнь.
– Очень мило с вашей стороны, – лукаво улыбнулся Рафферти. – Я так понимаю, что вы планируете проверить, что в этом сейфе.
– Именно.
Ирландец посмотрел на Холмса скептическим взглядом:
– А как вы намерены провернуть эту маленькую хитрость? Чтобы открыть ячейку, нужно два ключа, но вряд ли кто-то из служащих банка примет вас по ошибке за Эйнара Блегена. Я хочу сказать, вы гораздо симпатичнее.
Я счел комментарий Рафферти забавным, и даже Холмс улыбнулся.
– Я в курсе, что требуются два ключа, поэтому собирался попросить доктора Уотсона о помощи. Я заметил, что вы сегодня плохо выглядите, мой друг.
– Что вы имеете в виду? Я себя чувствую как никогда хорошо.
– Нет, кожа какая-то желтушная, очень даже желтушная, – настаивал Холмс, откинувшись в кресле и изучая меня, будто портрет в Национальной галерее. – Возможно, вы что-то подхватили. Вы заболели.
– Но, Холмс…
Отмахнувшись, сыщик перебил меня:
– Мне лучше знать, Уотсон, так что давайте не будем спорить. Вы скоро всё поймете. Понимаете, у меня тут есть небольшой план.
Разумеется, за годы нашей дружбы с Холмсом я часто был вовлечен в его «маленькие планы», что предполагало исполнение какой-либо роли. Сам Холмс был, конечно, превосходным актером, которого очень радовала бесконечная вереница масок. Я же, с другой стороны, без особой охоты соглашался опробовать себя в драматическом искусстве, предпочитая оставаться самим собой. Обычно Холмсу требовалось изрядно потренировать меня, прежде чем я мог удовлетворительно справиться с ролью. Правда, постепенно я набрался опыта, и даже сам Холмс наградил меня высшей похвалой, сказав, что я играю «почти как актер», когда я изображал распущенного деревенского сквайра во время расследования печально известного дела об убийстве с участием лорда Клавертона. Но я и представить не мог, что за роль уготовил мне Холмс на этот раз.
– Безумная идея, – проворчал я, выслушав объяснения.
Однако Холмса мое ворчание не разубедило, да и Рафферти не спешил на помощь.
– А мне кажется, чудесно придумано, – сказал он, похлопывая меня по плечу. – Хотел бы я увидеть ваше представление.
– Не беспокойтесь, – улыбнулся Холмс, – я расскажу вам в красках. Думаю, наш добрый друг будет просто незабываем. А теперь я хотел бы услышать, мистер Рафферти, что вы разузнали сегодня.
– Боюсь, немногое. После того как вы с доктором Уотсоном уехали в Холандберг, я отправился к местному зерновому элеватору, где любят собираться и болтать здешние фермеры. Разумеется, я обнаружил там целую толпу, они трепались о своем, но вскоре разговор зашел о руническом камне. Разумеется, они все его видели и считают подлинным, еще бы… – Тут Рафферти начал имитировать ужасный шведский акцент: – «Но расве шэ не странно, что он быть в корнях и остаться такой чистый».
– Пародист из вас никакой, – сообщил я ирландцу, который состроил гримасу, притворившись, что задето его самолюбие.
Затем он продолжил:
– Я спросил, знают ли они кого-то, кто сфотографировал камень на том месте, где он был найден. Но все в один голос ответили, что фотографий не видели, и это странно, поскольку холм стал местной достопримечательностью. Такое впечатление, что сюда стекались со всего региона на мили вокруг, чтобы поглазеть на место чудесной находки. К несчастью, сам камень все видели уже после того, как его вытащили из корней дерева и выставили в банке. Но мистер Вальгрен на несколько дней оставил то самое дерево лежать нетронутым. Парни, с которыми я говорил, подтвердили, что корни были искривлены, будто между ними и правда застряло что-то.
– А кто-нибудь из них смог на взгляд определить возраст дерева?
– Тут мнения разошлись, – пояснил Рафферти. – Один бородатый старик сказал, что дерево и впрямь выглядело старым, но другой фермер возразил, что тополю скорее всего не больше десяти-двадцати лет. Сомневаюсь, что здесь мы достигнем согласия.
– А почему так важен возраст дерева? – спросил я.
Рафферти пояснил:
– Он важен потому, что если тополь не был таким уж старым, то кто-то просто засунул рунический камень между корней, когда деревце было маленьким, скажем, года четыре назад или пять. Вот почему корни обвили камень и возникло ощущение, что камень пролежал в земле довольно долгое время.
– Это куча мороки, – заметил я.
Рафферти согласился, но добавил:
– Втиснуть камень между корней уже взрослого дерева еще проблематичнее. Я попробовал в свое время вытащить из земли пенек, так вот: корни сидят как влитые. Надо приложить большие усилия, чтобы раздвинуть их.
– Очевидно, возраст дерева остается пока что загадкой, – сказал Холмс. – Позвольте спросить, мистер Рафферти, преуспели ли вы в поисках фонаря, от которого откололся тот фрагмент, что мы нашли на ферме Фегельблада?
– А рассказывать почти нечего, мистер Холмс. Я зашел в скобяную лавку Пека, напротив отеля. К несчастью, мистер Пек не слишком хорошо разбирается в фонарях, но, как мне сказали, в городке есть еще две похожие лавки.
Холмс кивнул:
– Мы с доктором Уотсоном прогуляемся после обеда до банка и заодно зайдем в эти лавки. А пока что, мистер Рафферти, я хочу, чтобы вы осмотрели номер мистера Ларссона в отеле, если вы сможете провернуть это тайком. Особенно мне интересно, куда делась его записная книжка. А еще…
– Можете не говорить. Вы хотите, чтобы я выяснил, не отправляли ли что-то похожее на рунический камень на ферму Фэрвью. Я переговорю с мистером Кристиансоном на железнодорожной станции после обеда. Кстати об обеде: думаю, сегодня в меню сэндвичи с ростбифом и картофель с подливой. Я не слишком уверен во многих вещах, мистер Холмс, но одно знаю точно – нельзя вести расследование на пустой желудок. Пора обедать!
Перекусив вместе с Рафферти, мы с Холмсом быстро двинулись по Бродвею к офису Коммерческого банка. В отличие от простоватых соседей, банк как минимум претендовал на то, чтобы произвести архитектурное впечатление, поскольку здание было построено целиком из кирпича и облицовано гладким серым камнем. Главный вход украшали две дорические колонны и два терракотовых грифона, чьи свирепые позы предполагали, что учреждение не отдаст без боя свои ценности ворам и другим проходимцам. Над двумя этими охранниками на каменной табличке красовались три слова: «Бережливость, безопасность, процветание».
Холмс остановился взглянуть на табличку и сказал:
– Вскоре увидим, соответствует ли банк своему лозунгу.
Оказавшись внутри, мы сообщили, что хотели бы взять в аренду ячейку. Нас отправили в подвал, где мы обнаружили хранилище, за которым присматривал пожилой охранник по имени Томас Амдал. Приняв оплату и взяв образцы подписей, поскольку мы с Холмсом решили снять ячейку на двоих, Амдал выдал нам ключ от секции под номером сто сорок восемь.
– Знаете, я суеверный, – внезапно заявил Холмс, протягивая ключ обратно Амдалу. – Хочу круглый номер. Как насчет двухсотой? Эта ячейка свободна?
Амдал вытащил из ящика стола схему, изучил и ответил:
– Да, можете взять ее.
– Отлично! – воскликнул Холмс, принимая ключ из рук Амдала.
– Только не потеряйте, – предупредил нас старый охранник таким слабым скрипучим голосом, словно вещал со смертного одра, – а не то придется платить пятьдесят центов.
– Не бойтесь, мы будем беречь ключ как зеницу ока, – заверил Холмс, аккуратно пряча ключ в карман пальто, а потом добавил: – Нам с мистером Смитом сегодня вечером или завтра пришлют несколько ценных предметов, их нужно будет сразу же положить в ячейку. Надеюсь, вы будете на месте?
– Я всегда здесь, – сказал Амдал. – Ни дня не пропустил за двадцать лет.
– Превосходно!
Мы простились с охранником и пошли наверх.
– Ну, – потер руки Холмс, когда мы вышли на улицу, – все готово для вашего грандиозного спектакля, Уотсон. Посмотрим, что нам поведают об осколке.
Один из прохожих подсказал нам, как пройти к скобяным лавкам, которых впрямь оказалось три штуки. Те две, в которых не успел побывать Рафферти, располагались в противоположном конце Бродвея. В итоге на посещение обеих магазинчиков ушло чуть меньше часа, однако результаты оказались неоднозначные. В каждой лавке Холмс объяснял хозяину, что мы хотели бы заменить утерянный фонарь, поскольку он был просто идеальным, но вот только он не помнит, как называется фирма-производитель. Вроде на стекле были буквы «С» и «Г». Владелец первой лавки помочь не смог, поскольку продавал только одну марку, «Диц», и упомянутые буквы ничего ему не говорили. Во втором магазине нам дали более обнадеживающий ответ:
– Должно быть, у вас лампа компании «Стим Гейдж», такие производили раньше где-то на востоке, вроде в Сиракьюсе.
– То есть больше не производят, – удрученно констатировал Холмс.
– Верно. Я слышал, что их пару лет назад купила компания «Диц».
– А вы такими торговали?
– Ну да, несколько лет назад, но я их мало продал. Большинство предпочитает «Диц», и теперь я держу только их.
– Понятно. А вы не знаете никого в городе, у кого был бы такой фонарь? Я с удовольствием выкупил бы его за кругленькую сумму.
Хозяин лавки внимательно посмотрел на Холмса:
– Должно быть, он вам очень дорог.
– Да, я часто работаю по ночам.
– Боюсь, не смогу помочь вам. Как я уже сказал, я их мало продал. Но если так уж отчаянно хотите приобрести именно этот, то напишите в Сент-Пол в компанию «Фарвелл, Озман и Кирк», это крупнейший оптовый поставщик всяких хозяйственных товаров на Северо-Западе. Если у кого и есть еще такие лампы на складе, то только у них.
– Благодарю, придется так и поступить. Кстати, а какой именно тип фонарей выпускала компания, пока ее не продали? Мне просто интересно, почему производитель таких замечательных светильников разорился. Может, элементарно не поспевал за изменением спроса? Мне говорили, такое часто случается.
– Конечно, – вздохнул хозяин, – особенно в нашем бизнесе. Но не думаю, что у «Стим Гейдж» были такие проблемы. Они делали отличные фонари для экипажей, к примеру. Вот только конкуренция слишком высокая.
– Плохо, – протянул Холмс все еще таким тоном, будто до сих пор скорбит по утраченному фонарю. – Еще раз благодарю вас. Приятного дня!
Выйдя из лавки, мой друг сказал:
– Похоже, фонарь отследить будет не так легко, как я надеялся. Но мы знаем производителя, это уже шаг вперед. Пойдемте, Уотсон, я хочу отправить телеграмму.
На железнодорожной станции мы встретили Рафферти, который только что закончил долгую беседу со своим приятелем, начальником станции.
– У меня интересные новости! – объявил ирландец.
– Сейчас отправлю телеграмму, и мы вас выслушаем.
Холмс послал сообщение нашему другу Джозефу Пайлу в Сент-Пол. Сыщик попросил Пайла, у которого по всему городу имелись связи, выяснить, не отправляла ли компания «Фарвелл, Озман и Кирк» или другая оптовая компания в последние годы фонари «Стим Гейдж» в Александрию. Кроме того, Пайлу было велено по возможности выяснить имена клиентов, которым послали такие фонари.
– Шанс один на миллион, – заметил Холмс, передавая послание телеграфисту, – но удача никогда не улыбается тем, кто ничего не делает.
Рафферти мы обнаружили на улице. Он курил сигару, прохаживаясь по платформе.
– Хорошо, теперь выкладывайте, что у вас за новость, – сказал Холмс.
– Как вы и попросили, я осмотрел номер мистера Ларссона. Замок открылся легко. Однако следов записной книжки я не обнаружил. Надо сказать, я вообще не нашел ничего интересного. Тогда я решил разузнать, не отправляли ли каких-то грузов в Мурхед в последние дни. Вам будет интересно услышать, что поздно ночью в пятницу отсюда в Мурхед уехал здоровый деревянный ящик: три фута в длину, двадцать один дюйм в ширину и девять дюймов в толщину, весом около двухсот десяти фунтов. В квитанции было сказано, что это надгробный камень. Я бы узнал об этом раньше, но мистер Кристиансон в тот день болел, дежурил новенький, а он не знал о награде, которую я обещал за сообщение о перевозке груза определенного размера и веса.
– Ясно, – сказал Холмс, и голос его зазвенел от радости. – Могу я спросить, и кто же отправил этот надгробный камень?
– Никаких сюрпризов. Хозяином посылки числится мистер Уильям Свифт с фермы Фэрвью.
