6

Кейси покинул Вашингтон и отправился на Средний Восток, чтобы проинспектировать резидентуры в этом регионе. В Саудовской Аравии он попросил резидента организовать ему посещение католической мессы в пасхальное воскресенье, и саудовская разведслужба обеспечила ему при этом охрану. Эта служба была готова делать все, не жалея огромных денег на оплату информации и операций.

В Израиле на Кейси произвела большое впечатление разведслужба Моссад, которая имела отличную агентуру. Хорошо внедрившийся агент давал большое преимущество, а именно круглосуточное наблюдение с возможностью раннего предупреждения. Разведслужбы с такими источниками не нуждались в точной настройке разведывательной аппаратуры на нужную частоту или канал в точно заданное время, им не приходилось рассчитывать только на фотографии со спутников, ожидая их выхода в нужную точку. Кроме того, такой агент мог сам давать оценку полученной информации.

Вернувшись в Вашингтон, Кейси решил сосредоточить внимание на выборе своего заместителя по оперативным вопросам, который бы одновременно оставался начальником оперативного управления. Это должен быть человек, призванный руководить живым, а не электронным шпионажем. Перебрав сотрудников управления, он нашел их слишком отшлифованными, почти до лоска. Слишком много выпускников Гарвардского, Йельского, Принстонского университетов. Слишком хорошо одеты, изящные манеры, а вот речь какая-то неопределенная, с подтекстом. Нет школы улицы. Конечно, все они были добропорядочными людьми, приверженными своему делу, но в то же время чересчур обтекаемыми, без огонька внутри. Никто из них не обладал широким опытом в мировом масштабе, как поколение Кейси, хорошим пониманием послевоенной эпохи.

Кейси не занес еще ни одного имени в свой список. Между тем Макс Хьюджел как-то сказал ему, что он хотел бы получить более действенную, эффективную работу, чем та, что могла дать должность заместителя директора по административным вопросам. Он даже сказал, что кто-то, кого он не пожелал назвать, якобы предлагал ему пост заместителя по оперативным вопросам. Как считал Хьюджел, он мог бы принести пользу на этом посту.

Кейси ответил, что он скоро примет решение. Он также сообщил о возможной кандидатуре Хьюджела Джону Броссу.

Бросс решительно высказался против. Он сам работал в оперативном управлении. Поверьте мне, сказал он Кейси, это действительно секретная, подпольная работа. Ни один человек со стороны не сможет полностью понять деятельность управления, не говоря уже о том, чтобы руководить им.

Бросс посоветовал Кейси узнать мнение Хелмса. Хелмс согласился приехать, но хотел изложить свое мнение Кейси лично. Кейси сразу же сказал Хелмсу, что, по его мнению, Хьюджел — хорошая кандидатура. Он выучил японский язык, вел большое дело в Японии по импорту в США пишущих и швейных машинок, изучил культуру этой страны. И все же пусть сначала прокомпостирует свой билет в составе всей команды, сказал Хелмс. Заместитель по администрации — важная должность. Почему бы не оставить его там на пару лет, а потом уж продвигать на заместителя по оперативным делам. Зачем такая спешка? Хелмс напомнил Кейси, что в прошлом все заместители по оперативным вопросам либо выходили из этого управления, либо, как Макмагон, лет по тридцать работали в системе ЦРУ. Потом, Кейси надо подумать и о вопросах безопасности. Это не значит, что Хьюджелу нельзя доверять, но у него нет квалификации, опыта. Хранение тайны, зарок молчания — это глубоко укоренившаяся вторая натура ветерана оперативной работы, его первая заповедь. А здесь все секреты отдать в руки новичка?

Кейси поблагодарил Хелмса, который ушел, полагая, что до директора дошла его непоколебимая логика.

Утром 11 мая Кейси сообщил Броссу, что он все-таки серьезно рассматривает кандидатуру Хьюджела. Бросс по-прежнему был против, но он почувствовал, что по этому вопросу Кейси едва ли прислушается к чьему-либо мнению. Оказывать давление в этом деле означало бросать вызов авторитету Кейси, который отстаивал свое преимущественное право.

Позже, но в этот же день, на совещании заместителей и старшего персонала Кейси без какой-либо прелюдии, похрустывая пальцами, показывая всем своим видом, что вопрос решен, объявил о назначении Макса Хьюджела новым заместителем директора по оперативным вопросам.

В конференц-зале было человек четырнадцать. Обычно невозможно было уследить за реакцией каждого присутствующего на таких совещаниях. Но на этот раз тишина была ошеломляющей. Можно было слышать, как у кого-то бурчит в животе. Сотрудники ЦРУ еще не освоились с Хьюджел ом в роли заместителя по административным вопросам, и вдруг… Но присутствующие не проронили ни слова. Что тут говорить? Да Кейси и не приглашал к высказываниям. Он перешел к следующему вопросу.

После совещания по Лэнгли поползло: Кейси сделал своим заместителем по оперативным вопросам торговца пишущими и швейными машинками.

На второй день пребывания в новой должности Хьюджел собрал своих старших помощников по оперативному управлению. Перед этим он набросал основные пункты своего выступления. Он обязывался отдать все силы работе в управлении, укреплять и поддерживать его. Он сказал, что им недостаточно платят и это надо исправить. Многие их коллеги ушли из ЦРУ, поскольку не имели возможности посылать своих детей в дорогие колледжи.

Опытные сотрудники знали, что это пустые обещания. Зарплата на правительственной службе устанавливается конгрессом и здесь мало что можно изменить, тем более заместителю директора.

Хьюджел сказал, что люди должны продвигаться по службе только в соответствии с их достоинствами и что молодежи надо тоже давать такую возможность. Сотрудникам управления следует лучше знать иностранные языки, уделять больше внимания агентурному проникновению и более эффективной контрразведывательной работе.

Когда он закончил, ничего не произошло. Никакой реакции. Хьюджел оглядел зал. Все сидящие перед ним были натренированы в умении скрывать свои чувства и цели. Ни на одном лице нельзя было увидеть хоть какой-нибудь ключ к мыслям. Эй, спросил сам себя Хьюджел, может, я сказал что-нибудь не то? Конечно, он знал, что для этих людей отсутствие любого выражения на лице составляло целое искусство. И все-таки…

На этот вызов Хьюджел ответил еще более усердной работой. Ему дали псевдоним, телефон оперативной связи, автомашину, шофера и домашний сейф для хранения секретных документов. Когда он изучал донесения агентов и планы некоторых операций, ему становилось не по себе. Почему эти люди продают секреты своей страны? Надежна ли их информация?

Хьюджел нанес визит вежливости сенатору Голдуотеру. Все-таки сенатский комитет по разведке являлся главной инстанцией для ЦРУ в конгрессе. Когда Хьюджел вошел, ему стало ясно, что Голдуотер о нем знать ничего не знает. Голдуотер сидел, ничего не говорил и почти не задавал вопросов.

Хьюджел вышел, как после ледяного душа. Группа ЦРУ по связи с конгрессом не провела с Голдуотером никакой подготовительной работы. Путь Хьюджела явно не был смазан маслом.

15 мая, через четыре дня после своего назначения, Хьюджел просматривал газету «Вашингтон стар», которая регулярно печатала статьи Корда Мейера, 26 лет проработавшего в ЦРУ. Ярый антикоммунист, поборник свободы действий ЦРУ, член лиги «бойцов холодной войны», он поднялся до человека № 2 в оперативном управлении, перед тем как ушел из ЦРУ в 1977 г.

Хьюджел с удивлением прочел заголовок очередной колонки Мейера: «Кейси выбирает дилетанта на самую секретную работу в ЦРУ».

Кейси отверг единодушные советы ветеранов разведки, читал Хьюджел о собственном назначении. Этот пост в правительстве обозреватель Стюарт Олсоп, с небольшим преувеличением, назвал однажды наиболее трудным и опасным после президентского. Аллен Даллес, Ричард Хелмс и Уильям Колби занимали этот пост до того, как стали директорами ЦРУ, но до этого поста они дослужились, проработав много лет в разведке. Руководители КГБ в Москве не поверят своим глазам и ушам.

Мейер отмечал, что до сих пор единственным случаем, когда заместитель директора по оперативным вопросам был взят со стороны, было назначение на этот пост Ричарда Биссела, блестящего ученого-экономиста, который позднее стал «незадачливым архитектором операции в Заливе свиней. Назначение Хьюджела, — писал далее Мейер, — является захватывающим дух, рискованным предприятием, за которое страна дорого заплатит, если Кейси ошибся в выборе».

Хьюджел почувствовал себя оскорбленным. Мейер даже не потрудился узнать мнение другой стороны.

На следующий день Хьюджел заглянул в «Вашингтон пост». «На нового «мастера шпионажа» точат кинжалы», — гласил заголовок на первой странице. «Старые бойцы» выходили на открытое сражение. Один ветеран ЦРУ, выходец из йельского университета, писал: «Это все равно что человека, не видевшего моря, сделать командующим военно-морскими операциями. Или человека, никогда не бывшего врачом, — заведующим кардиологическим отделением крупной больницы». Правда, приводилась и цитата из интервью с Кейси, где он сказал, что критикой занимается «кучка ребят, которые думают, что на эту работу годятся только люди, прослужившие в ведомстве не менее 25 лет».

«Нью-Йорк тайме» опубликовала направленную против назначения Хьюджела редакционную статью под заголовком «Кампания, которую поддерживает мистер Кейси».

Кейси и Хьюджел обсудили положение и сошлись на том, что дела идут хорошо. Они бросили вызов установившемуся стандарту мышления, и это не понравилось. Кейси набросал письмо в «Нью-Йорк тайме», которое было опубликовано 24 мая и превозносило «энергию, ясность ума и исполнительское умение» Хьюджела.

Читая эти статьи у себя дома, где он собирался начать карьеру писателя, Стэн Тэрнер понимал причины наскоков «старых бойцов». Они напомнили ему и его собственные неприятные стычки с «ковбоями», так что у него появились почти родственные чувства к Кейси, которому, как видно, доставалось крепко. Желая сделать жест в его поддержку, Тэрнер написал письмо в «Вашингтон пост», опубликованное 25 мая. Оно гласило: «М-р Кейси несет окончательную ответственность за работу оперативного управления. Он вправе отбирать людей в свою команду, и об этих людях следует судить по результатам их работы.

Меня тоже критиковали в 1977 г. за изменения и сокращения, которые я произвел в оперативном управлении. В конечном счете эти меры оказались успешными. Давайте же дадим директору Кейси возможность использовать свой шанс, не обременяя его преждевременной критикой».

В Белом доме Миз, Бейкер и Дивер испытывали некоторую тревогу по поводу того внимания, которое привлек к себе человек Кейси Хьюджел. Для разведки готовилось секретное задание, и если положение Хьюджела не упрочится, то возникнут проблемы для Рейгана. Их защитный инстинкт работал на полную мощь. Они вспомнили, что и во время президентской кампании скептически относились к оперативным способностям Кейси и Хьюджела.

Кейси направил личное письмо президенту, где утверждал, что Хьюджел обладает высокими деловыми качествами, и намекал на его деятельность по созданию прорейгановских групп избирателей, особенно этнических, которая, по мнению Кейси, почти не отличалась от работы по проведению тайных операций.

Помощники Рейгана решили, что для вмешательства в это дело нет ни подходящей возможности, ни веской причины. На том вроде все и закончилось.

Кейси сначала увидел холодные глаза этого человека, хотя сам человек был около 2 метров ростом.

— Мистер президент, мы придерживаемся оборонной политики, а надо переходить в наступление, — сказал человек гулким уверенным голосом. Он говорил о Сальвадоре. Поддерживаемую США хунту стало трудно защищать. Слишком часты нарушения прав человека, слишком бросаются в глаза, хотя Дуарте делает все, что может. Администрации следует вернуться к наступательной политике, и не только по военной и дипломатической линии. Администрация Рейгана должна действовать в направлении проведения свободных выборов в Сальвадоре, сказал он. И хотя в специальной разведывательной оценке, подписанной директором Кейси и выпущенной в этом месяце, июне, делается вывод, что между сальвадорской хунтой и мятежниками существует патовое положение и потребуется не менее двух лет, чтобы хунта окончательно взяла верх, установление демократии надо поставить ближайшей целью.

Кейси заметил, как Рейган оживился, зашевелился в своем кресле. Идея хотя и была проста, но осуществима только в далеком будущем.

— Хорошо, давайте так и будем действовать, — сказал президент.

На Кейси произвело впечатление изложение вопроса, только что сделанное Томасом Эндерсом, помощником государственного секретаря по Латинской Америке. Эндерс взялся проводить политику и дипломатию администрации США в этом регионе весьма энергично, обладая при этом хорошим чутьем. Он имел отличное представление о внутренней борьбе между госдепартаментом, министерством обороны, ЦРУ и Советом национальной безопасности за контроль во внешнеполитических делах. По традиции он председательствовал на совещаниях представителей соперничающих между собой ведомств, которые он называл «стержневая группа». Бывали периоды, когда эта группа собиралась каждый день, даже по два раза в день. Эндерс знал, что ему нужны только единодушные рекомендации, поэтому, обладая развитым интеллектом, он всегда старался разработать согласованный план действий. Кейси знал Эндерса еще со времени своей службы в госдепартаменте. Пожалуй, не было больше столь совершенного «продукта» Восточного побережья США: родители из штата Коннектикут, сам он окончил в 1958 г. Йельский университет, по успеваемости был первым в своей группе. Когда его назначили помощником госсекретаря, он не знал испанского языка, но, будучи блестящим лингвистом, выучил его за несколько месяцев. Его считали своим и левые, и правые. Левые — за его выступления против массированных бомбардировок во время войны во Вьетнаме, а правые — за то, что он был протеже Киссинджера.

Кейси решил встретиться и как следует поговорить с Эндерсом, чтобы покопаться в его мыслях.

— В Белом доме нет людей для подготовки решений, — пожаловался Эндерс. Его босс, Хейг, раньше других попытался взять контроль в свои руки и проиграл.

— Но никто и не выиграл, — добавил он. Кейси про себя отметил это.

— Однако я могу заставить работать «стержневую группу», — сказал Эндерс.

Кейси пообещал сотрудничество со стороны ЦРУ. Но он хотел бы знать, достаточно ли масштабно мыслят люди в группе Эндер-са. Концепция для Сальвадора — выборы и демократия — это ведь только начало. Администрации нужен план действий для всей Латинской Америки. Собственно говоря, такой план необходим для всего мира.

Эндерс согласился. Разобщенность в руководстве внешней политикой очень затрудняет дело.

— Хейг, придя в госдеп, поднял тревогу, но у него нет четкого плана, — сказал Эндерс.

Кейси решил поглубже покопаться в умах и памяти верхнего эшелона ЦРУ. Он рылся в подборках и досье, устраивал брифинги, беседовал с руководящими работниками, покрывая записями свои карточки. В мировом развитии за последние шесть лет доминировала одна бросающаяся в глаза тенденция: Советы захватили влияние, иногда господствующее влияние, в девяти странах.

В Юго-Восточной Азии — Южный Вьетнам, Камбоджа и Лаос.

В Африке — Ангола, Мозамбик и Эфиопия.

На Среднем Востоке и в Южной Азии — Южный Йемен и Афганистан.

И — Никарагуа.

Как это произошло?

Ясно, что Советы использовали своих друзей, союзников и единомышленников, а также последствия ухода США из Вьетнама для организации революций и захвата власти. Неужели нет возможности отплатить где-то той же монетой коммунистам? И не половинчатым подходом, как поддержка мятежников в Афганистане или оказание помощи Саудовской Аравии в ее борьбе с Южным Йеменом.

Или взять Сальвадор. Содействовать там установлению демократии и одновременно создавать огненный заслон от левых повстанцев — это все чепуха.

За последние шесть лет, правда, Советский Союз претерпел частичную, а иногда значительную потерю влияния в таких странах, как Бангладеш, Гвинея, Сомали, Конго. Но Кейси считал эти сведения сомнительными. Он хотел отобрать хотя бы одну страну у Советов, совсем и окончательно, чтобы налицо была зримая, чистая победа.

Кейси понимал, что это может означать партизанскую войну. Он значительно повысил свои познания о значении партизанских движений пять лет тому назад, когда занимался исследованиями для своей книги об освободительной войне в Америке. Опубликованная в 1976 г., к 200-летию США, книга на 344 страницах под названием «Где и как велась война» появилась в результате интенсивного чтения и изучения мест боев и сражений. Он буквально зарывался в книги об освободительной войне. Его внимание особенно привлекли книги о деятельности разведки революционных сил, в частности «Шпионы генерала Вашингтона» Пеннпакера, «Особая служба» Форда и «Секретная история американской революции» Карла Ван Дорена.

Кейси посетил и досконально исследовал все места главных сражений, маршруты и диспозиции основных сил американцев и англичан.

Продираясь сквозь книжные дебри и совершая свои экскурсии, Кейси часто задавал себе главный вопрос: как и почему выиграли американцы эту войну? Как мог этот разношерстный сброд, который нельзя назвать армией, победить могущественную мировую державу — Англию? Его вывод заключался в следующем: победа революционеров объясняется тем, что они вели войну без правил, партизанскую войну. Боевой дух, тактика, техника боя были на стороне тех, кто воевал не по правилам. В этом Кейси усматривал связующее звено между XVIII и XX веками. Американские революционеры — это современный Вьетконг, афганские мятежники. Надо найти пути к применению такого метода в интересах США, подумал Кейси. Если местные силы сопротивления не идут стучаться за помощью в двери ЦРУ, в отличие от афганцев, то ЦРУ должно само пойти и отыскать такие силы.

Чтобы надежнее оградить себя от всяких сюрпризов, Кейси решил поискать еще одного «человека со стороны». Он хотел найти кого-нибудь, кто мог бы действовать в качестве «предохранителя» и заблаговременно предупреждать его о назревающих потрясениях за рубежом. Сотрудники ЦРУ были большей частью тугодумами в этом отношении. Он пригласил к себе д-ра Константина Менгеса, высокого 41-летнего мужчину в очках, убежденного консерватора из Гудзоновского института, работавшего на Рейгана во время избирательной кампании. Менгес обладал голосом диктора и говорил с неизменной самоуверенностью. Когда Кейси начал расспрашивать его об основных вопросах внешней политики, Менгес дал ему копии нескольких небольших материалов, которые он написал для «Нью-Йорк тайме». В одной статье от 1980 г. Менгес утверждал, что события в Иране, Афганистане и Никарагуа знаменуют поворотный пункт в невидимой войне между радикальными и умеренными силами за контроль над нефтью, Средним Востоком и Центральной Америкой. В статье «Демократия для латиноамериканцев» он призывал, для того чтобы дать отпор Советскому Союзу в Латинской Америке, прибегнуть к стратегии развития там демократии и поддержки центристских сил, так как, по его словам, защита правых диктаторских режимов уже не срабатывает. В еще одной статье, озаглавленной «Мексика — Иран по соседству», Менгес предсказывал тревожные времена к югу от США.

Кейси бегло просмотрел статьи и нашел, что в них проявляется стратегическое мышление, стремление увязать события, происходящие в различных районах земного шара, умение весомо излагать идеи. Менгес принес с собой плод своих изысканий на двух страницах, где он стремился показать, как коммунисты вступали в партнерство с другими левыми силами в целях создания того, что Менгес назвал «дестабилизирующей коалицией». Насчет сроков осуществления своих предсказаний Менгес сказал, что у коммунистов нет твердого расписания, терпения у них хватает.

Позже Кейси прочел все статьи более внимательно и пригласил Менгеса на вторую встречу, в ходе которой призвал его быть откровенным. Менгес сказал, что его тревожит степень компетентности ЦРУ вообще. Оно, как и любое другое бюрократическое ведомство, избегает отчетности и ответственности. В 1970 г. он был заместителем помощника министра образования и работал для Фрэнка Карлуччи, который в то время являлся заместителем министра. Позже, когда Карлуччи стал заместителем директора ЦРУ, Менгес предупреждал его о возможных неприятностях в Иране. Но его никто не услышал. В 1979 г., накануне сандинистской революции, он предсказал левый мятеж в Никарагуа. Снова он пошел к Карлуччи и вообще в ЦРУ, и опять его мнение проигнорировали. Менгес передал Кейси еще несколько своих статей, среди них одна, под заголовком «Эхо Кубы в Никарагуа», была опубликована в июне 1979 г., накануне свержения Сомосы. В статье предсказывалось, что сандинисты сначала выступят в тоге умеренных и создадут «коалиционное правительство, прежде чем обнаружат свою марксистско-ленинскую сущность». В статье говорилось: «Их успех в этом создаст политическую базу и точку опоры для революционной войны против Мексики в начале 80-х годов».

Менгес сказал Кейси, что его волнует не столько то, как обошлись с его идеями, сколько явная неспособность ЦРУ предвидеть и предотвратить кризисы.

Кейси предложил Менгесу пост главного эксперта разведки по Латинской Америке. Он будет представлять директора центральной разведки на межведомственных совещаниях по этому региону, наблюдать за подготовкой разведывательных оценок, возглавлять ежемесячные «предупредительные» совещания по потенциальным угрозам интересам США и разработке рекомендаций относительно реакции Вашингтона на них.

Менгес не хотел идти в ЦРУ. Как он сказал, это может бросить тень на его академическую работу.

— Послушайте, — сказал Кейси, — вы так озабочены всем этим, в течение трех лет предупреждали администрацию Картера об Иране и Никарагуа, а теперь я прошу вас прийти и заняться делом… Чего же вы отказываетесь?

Менгес принял предложение.

Кейси с удивлением узнал, что сотрудники ЦРУ регулярно давали репортерам интервью с рассказом о себе перед отъездом по назначению за рубеж. Он сказал чиновнику по связи с общественностью, который остался в ЦРУ еще от Тэрнера, чтобы эти интервью немедленно прекратили. Чиновник, считая, что подобные интервью или брифинги дают полезные контакты с прессой, начал было протестовать: «Но…» — «Я не просил устраивать дискуссию по этому вопросу, — сказал Кейси. — Выполняйте».

Однажды вечером в начале июля в квартире главного адвоката ЦРУ Споркина раздался какой-то странный, приглушенный телефонный звонок. Звонивший назвался Максом и попросил срочно встретиться с ним «на месте». Споркин понял, что это Хьюджел, который хотел поговорить с ним в штаб-квартире ЦРУ. Когда через час они встретились, Хьюджел попросил о помощи. Два бывших его компаньона по бизнесу из Нью-Йорка, агенты по купле-продаже ценных бумаг братья Томас и Самьюэл Макнелл, утверждают, что они тайно записали на магнитофон всю беседу с Хьюджелом, когда он выкладывал информацию о его компании «Бразерс интернэшнл», предназначенную только для внутреннего пользования. Это было лет шесть или семь тому назад.

В пятницу 10 июля Споркин позвонил в редакцию «Вашингтон пост». Дело в том, что месяц тому назад репортер этой газеты Патрик Тайлер и я (то есть автор этой книги Вудворд. — Перев.) получили все шестнадцать пленок с записью высказываний Хьюджела и намеревались использовать их как возможную фабулу для рассказа или повести. Споркин сказал, что он хочет прослушать пленки. Мы (Тайлер и Вудворд. — Перев.) сочли это преждевременным. Споркин предложил свою помощь, добавив, что если кто-то в ЦРУ сделал что-то не так, то он и Кейси должны это знать. В конце концов мы пришли к соглашению, что Споркин может приехать и прослушать пленки, если он привезет с собой Хьюджела, у которого мы хотели взять интервью.

Через несколько часов в тот же день около 15 человек собрались в комнате редколлегии «Вашингтон пост»: Споркин, Хьюджел в сопровождении нескольких личных адвокатов, включая Джуда Беста, вашингтонского адвоката, представлявшего в свое время интересы вице-президента Спиро Агню; Бенджамин Брэдли, главный редактор «Вашингтон пост», Тайлер и я; два адвоката той же газеты, эксперты по ценным бумагам и еще четыре редактора газеты.

— Я приехал сюда, чтобы узнать, в чем дело, черт возьми, — сказал Споркин и добавил, что он представляет только ЦРУ, а не лично Хьюджела. После этого он откинулся на спинку своего кресла и принял скучающий вид.

Мы задали несколько общих вопросов. Передавал ли Хьюджел когда-либо братьям Макнелл информацию, предназначенную для внутреннего пользования в его компании? Угрожал ли он когда-либо убить одного из адвокатов Макнеллов? Знал ли он, что данные им взаймы одному из братьев деньги предназначались как вклад в фонд их фирмы по ценным бумагам, которая занималась проталкиванием биржевых акций компании Хьюджела на повышение их курса?

Хотя его адвокаты время от времени выражали протест, они все-таки дали Хьюджелу возможность ответить на вопросы, прежде чем будут прослушаны пленки. «Неправда, полная стопроцентная неправда», что он знал о включении данного им займа в фонд фирмы братьев Макнелл. Он отрицал все. «Ответ абсолютно и определенно отрицательный. Нет. Никогда». Он нервно потирал свои большие пухлые руки. Его голос стал прямо-таки медовым, когда он, очевидно в поисках сочувствия у сидящих за столом, стал называть их просто по имени, а не по фамилии. Да, он хотел, чтобы его акции пошли вверх, конечно, он хотел этого. «Если не знаешь, что тебя записывают, то всегда окажешь другому помощь. Это нечестно по отношению ко мне», — добавил он, подняв глаза к потолку.

Споркин прервал его:

— Мне безразлично, сколько я здесь просижу, хоть всю ночь, но если у вас есть пленки с записями, я должен их прослушать. Мне предстоит дать рекомендации директору. Обвинения очень серьезные, — продолжал Споркин, — по крайней мере, некоторые из них. Когда вы говорите о манипуляциях на рынке ценных бумаг, то это очень серьезное обвинение, — сказал он, ударив рукой по столу. — И если есть тому доказательство, я хочу с ним ознакомиться, — закончил он.

Тайлер поставил пленку от 13 декабря 1974 г. с записью беседы, состоявшейся после того, как юрисконсульт Макнеллов пригрозил Хьюджелу судом. Голос Хьюджела раздавался громко и ясно: «И после этого он имеет наглость угрожать мне каким-то вонючим судом, да это так противно мне, меня на рвоту тянет… Какое же дерьмо все это. Ну, пусть этот жалкий недоносок подаст в суд… Это все дерьмо вонючее, Сэм, я этого ублюдка в тюрьму засажу, я убью этого выродка».

Тайлер выключил магнитофон.

— Ну, и что тут комментировать? — застенчиво спросил Хьюджел. — Все как есть.

— Это ваш голос? Вы помните этот разговор?

— Да, — сказал Хьюджел.

— Но вы же раньше говорили, что…

— Очевидно, память изменила мне, — сказал придушенно Хьюджел, храбро идя навстречу противоречию. — А запись — все, как было, — страдальчески сказал он и попросил поставить следующую пленку.

Мы запустили запись, где Хьюджел сказал Тому Макнеллу: «Возьми карандаш и бумагу. Сейчас я продиктую тебе строго конфиденциальный материал, понял?»

Это была длительная запись, опять-таки четкая и понятная. Хьюджел диктовал прогноз цен на акции в долларовом выражении.

— Это информация для внутреннего пользования? — спросили его.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Я не буду отвечать. — Хьюджел явно был в замешательстве.

Прокрутили еще несколько пленок. И вновь тот же вопрос: так как все-таки насчет информации для внутреннего пользования?

— Понимаете, вы вернули меня в 1974 г., и единственной причиной, по которой я мог сделать это, является то, что я, как каждый энергичный бизнесмен, хотел похвалить свою компанию, но, понимаете, я гордился тем, что я делал, и это единственная возможная причина. Я — большой энтузиаст, я мог бы…

— Но если вы гордились тем, что делали, то зачем было объявлять свои дела конфиденциальными?

— Да, я сказал «конфиденциальные», как там записано на пленке. Понимаете… А, черт, это просто для того… О, господи, почему записали этот мой разговор?

Хьюджел был почти в отчаянии.

— Ну почему? — снова спросил он, оглядывая комнату. — С какой целью?

Споркин, все еще купающийся в славе самого выдающегося эксперта в стране по операциям с ценными бумагами, сказал, что недостающим элементом во всем этом деле является доказательство того, что Хьюджел получил какую-то выгоду от передачи информации. Этот элемент необходим для установления состава преступления.

— Я гарантирую вам, — сказал Споркин, — что за этим столом нет никого, кто когда-то не говорил по телефону что-то такое, по поводу чего он сожалел бы, если бы разговор был записан на пленку.

Все за столом согласно закивали.

Споркин попросил Хьюджела и его адвокатов выйти из комнаты. Затем он сказал почти шепотом:

— Для меня это будет трудное решение… Понимаете, я могу принять и легкое решение. Есть такое легкое решение, которое я могу принять.

— Замять? — спросил Брэдли.

— Да, — откликнулся Споркин, — но я не знаю, будет ли это правильное решение.

Он пожелал прослушать все пленки полностью, чтобы дать свою оценку для Кейси.

— Не наше дело помогать вам в принятии решения, это исключено, — сказал Брэдли. Однако Хьюджел, конечно, получит возможность ответить на все вопросы, прежде чем дело дойдет до публикации материалов.

— Я не знаю, чем заряжено у вас ружье и заряжено ли оно вообще, — заметил Споркин.

Хьюджел вернулся и сообщил, что он отложил поездку за границу в качестве заместителя директора по оперативным вопросам для подготовки одной важной операции. «Это очень серьезное дело, друзья мои, — сказал он. — На карту поставлена моя личная репутация. Я намерен быть здесь в течение всего разбирательства до самого конца».

В воскресенье 12 июля в середине дня Кейси вернулся из трехдневной поездки за рубеж и в 16 часов созвал в Лэнгли совещание, на котором присутствовали Инмэн, Споркин и Боб Гейтс. Информация пока что неполная, сообщил Споркин, добавив, что нет ясности, имело ли место нарушение биржевых правил или какие-то манипуляции.

Инмэн сказал Кейси, что когда возникает проблема вроде этой, то есть два доминирующих момента. Первый — покрывать подозреваемого или даже создавать впечатление, что его покрывают, нельзя. Второй — потенциально возможная проблема должна быть изолирована. Это означает уход Хьюджела в административный отпуск. Если все пройдет гладко, то он может вернуться. Если что-то будет не так, он уже по ту сторону двери.

Споркин высказался против отпуска. Что может изменить ситуацию в будущем? Кто примет решение о том, что ничего не произошло? Такие дела могут тлеть месяцами, а то и дольше.

Кейси тоже не хотел прибегать к отпуску. Это может оказаться непорядочным по отношению к подозреваемому. Такие вещи часто кончались ничем. Расследование обвинений в заголовках газет ни к чему не приводило. А за это время карьера и имя человека оказывались запятнанными. Кейси пожелал узнать, в чем заключается наихудший аспект дела.

По мнению Споркина, это были сами пленки, запись телефонных разговоров и нецензурная брань Хьюджела при этом.

Кейси подумал, что ведь его ответственные сотрудники звонят своим биржевым маклерам, звонят все время.

Брань Хьюджела тоже станет проблемой, считал Споркин. Он привел некоторые примеры из разговора Хьюджела с биржевым маклером с такими крепкими выражениями, что, услышав их, присутствующие только покачали головами.

Споркин решил быть откровенным с Хьюджелом при частной встрече с глазу на глаз.

— Послушай, Макс, — сказал Споркин, — срок давности прошел, так что никто не может выдвинуть обвинение против тебя. Но ты должен уйти.

— Почему? — захотел узнать Хьюджел.

— Не понимаешь, — сказал Споркин. — Тебе придется давать показания в конгрессе, и они съедят тебя живьем.

Как пояснил Споркин, вся проблема сводится к лжесвидетельству, разумеется, неумышленному. Хьюджел может отречься от своих отрицающих все ответов на вопросы в редакции «Вашингтон пост», но не сможет опровергнуть магнитофонные записи. Конгресс — это не редакция газеты, где говори что хочешь и отрицай что хочешь.

— В общем, после этой истории с пленками путь один — отставка. Тогда конгресс оставит тебя в покое, — сказал Споркин, — тогда ты уже станешь историей в прошлом. Это мой совет, ты сам просил о нем. Вот я тебе его и даю. Это в интересах ЦРУ и в твоих интересах. Вот что я хотел сказать тебе и намерен сказать директору.

Вечером того же дня Хьюджел пригласил Кейси и Споркина к себе домой на ужин. Хьюджел чувствовал себя обязанным Кейси за назначение на должность заместителя директора по оперативным вопросам, несмотря на мощную внутреннюю оппозицию. Он глубоко сознает, что уже доставил Кейси неприятности своим назначением. Все трое за этим столом, вместе взятые, имеют менее чем годичный стаж и опыт работы в ЦРУ. А что касается обвинений, то это все ложь.

В присутствии Кейси Споркин предпочел занять нейтральную позицию.

Кейси упомянул, что Инмэн предложил административный отпуск для Хьюджела, не ограниченный каким-то сроком, вплоть до закрытия дела.

— Билл, — сказал Хьюджел, — я не для того приехал в Вашингтон, чтобы мне каждый день плевали в лицо. На таком заметном посту, как заместитель директора по оперативным вопросам, я не вижу возможности выиграть битву и отмыть свое имя, продолжая работать в этой должности. Руки связаны. Я не могу выиграть битву в качестве государственного служащего. Единственная возможность сделать это — стать частным лицом.

Споркин заметил, что, как он уверен, газеты скоро опубликуют всю историю.

Хьюджел обратился к Кейси:

— Если эти материалы нанесут вред ЦРУ, мне, тебе, то я ухожу в отпуск.

Кейси был не совсем уверен в целесообразности этого. Административный отпуск — это не идеальное решение, но лучше, чем отставка.

— Если они опубликуют материалы, то это дискредитация. Я не стану портить репутацию Центральному управлению, тебе и уж конечно президенту. Я ухожу.

— Ну, что же, Макс, — сказал Кейси, — делай как знаешь. Утром следующего дня адвокат Хьюджела приехал в редакцию «Вашингтон пост» и сообщил, что они хотели бы встретиться еще раз. Он привез 16 документов из деловых досье Хьюджела и письмо с просьбой предоставить ему дополнительное время для сбора необходимой информации. Давать публикацию сейчас было бы «опрометчиво», сказал он.

Во второй половине того же дня та же самая группа вновь собралась в редакции. Хьюджел выглядел подавленным и нервничал еще больше, чем в первый раз. Мы (Тайлер и автор книги) сказали Хьюджелу, что не хотели бы повторения встречи в пятницу, когда он начисто отрицал некоторые свои действия в прошлом, а затем столкнулся с записью собственных слов, противоречащих его заявлениям.

Хьюджел начал было протестовать. Споркин сказал ему: «Слушайте их вопросы, и если вы не знаете, то так и скажите, что вы не знаете. Это вам не поможет, но если вы не знаете, значит, не знаете».

Мы сказали, что намерены опубликовать статью и материалы на следующий день и в нее войдут все заявления Хьюджела.

— Я хотел бы повторить мою просьбу, — заявил Споркин, выражая нетерпение. — Я все еще настаиваю на том, чтобы прослушать все записи.

Прослушали еще несколько пленок. За это время Хьюджел дважды с извинениями выходил в туалетную комнату. Наконец он попросил слова.

— Я прошу прощения за мои слишком поспешные ответы на ваши вопросы в пятницу, — начал он, — я не имел возможности все обдумать… Иначе мои ответы были бы значительно лучше. Я не намеревался делать вводящие в заблуждение заявления.

Он беспрестанно ломал руки и сильно наклонялся вперед. По его словам, он никогда не получал какой-либо выгоды от тех биржевых сделок. Возможно, он был наивным новичком, но он начал дело почти с нуля и оставил его с годовым оборотом в 100 миллионов долларов. Его чистая выручка составила 7 миллионов долларов.

Хьюджел сделал паузу. Затем сообщил, что в 1957 г. вышла книга «Успешные операции», которая содержала целую главу, посвященную успехам его компании. «Моя фотография была помещена на первую страницу журнала «Коронет», мы постараемся получить копию и переслать вам… Так что я гордился тем, чего я добился, я горжусь этим и сейчас».

Он перечислил свои качества: знание японского языка, опыт в международных делах, умение вести дела с иностранцами.

— Я согласился на эту работу, потому что хотел служить моей стране. Я сделал это, несмотря на большие финансовые жертвы. Вся моя жизнь и репутация поставлены сейчас на карту, — сказал он. Его глаза наполнились слезами. — Это нанесет огромный ущерб мне и моей семье… Тем, кто ни в чем не виноват. С которыми нельзя так обходиться. Это позор…

Его голос возвысился и принял драматический оттенок, точно как на магнитофонных пленках.

— Это позор, что человек, добровольно отказывающийся от выгодного дела, с тем чтобы служить своей стране, подвергается осуждению со стороны людей определенного рода на основе информации 7—8-летней давности…

Хьюджел добавил, что после всего этого будет нелегко привлекать людей со стороны на работу в Вашингтон.

— Вот я весь перед вами, со всем нутром и сердцем, — закончил он.

Сидя в штаб-квартире ЦРУ, Кейси подумал, что надо бы поставить в известность об этом деле председателей комитетов конгресса по разведке. Он связался с Эдвардом Боландом, председателем этого комитета в палате представителей, но не смог дозвониться до Голдуотера.

Несколько позже адвокат Хьюджела опубликовал заявление из трех пунктов, где энергично отрицалась его принадлежность к какому-либо правонарушению и говорилось о его «глубоком разочаровании» в связи с предстоящим опубликованием статьи и материалов по этому делу.

Заключительные строки заявления гласили: «Я буду продолжать служить моей стране, пока она нуждается во мне, и долгое время после того, как прекратятся эти напыщенные проповеди из прошлого».

Как показалось Хьюджелу, было что-то около 3 часов ночи, когда его разбудил звонок Споркина. Он сказал, что все опубликовано, и зачитал заголовок: «Глава шлионажа в ЦРУ обвиняется в неподобающих интригах на бирже». «Макс Хьюджел, занимающий самый секретный пост в администрации Рейгана — руководителя тайных операций ЦРУ, — занимался незаконными махинациями на бирже…»

— Это отвратительно, — сказал Хьюджел.

Споркин читал дальше, подчеркивая приписываемые Хьюджелу проступки и многочисленные цитаты из магнитофонных записей.

— Ладно, — сказал Хьюджел, — все. Не надо мне больше читать. Я ухожу в отставку.

Рано утром Хьюджел позвонил Кейси.

— Меня разделали, — с чувством сказал он. — Я ухожу в отставку.

Кейси ответил, что это несправедливо по отношению к Хьюджелу.

Абсолютно несправедливо.

Хьюджел с тяжелым вздохом согласился.

Кейси не пытался уговорить Хьюджела изменить свое решение.

Только в 9 часов 40 минут Кейси дозвонился до Голдуотера, чтобы сообщить ему то, что тот уже сам знал из газет. Голдуотер сердился. Почему директор центральной разведки так поздно сообщает ему об этом? До него из надежных источников дошли слухи об этой истории за несколько дней до ее публикации.

В Белом доме встревожились шеф персонала Джеймс Бейкер и советник Фред Филдинг. Они хотели немедленно принять меры к ограничению ущерба. Филдинг настаивал на немедленной отставке. Бейкер позвонил Кейси.

— Макс уходит с дороги, — сообщил Кейси.

Бейкер был удивлен и обрадован, что все произошло так быстро. Когда он доложил о событиях президенту, Рейган тоже немало удивился, заметив, что он не уверен, сделал ли Хьюджел действительно что-то не так.

У себя дома Хьюджел прочитал статью полностью. На первой странице была помещена его фотография. Господи, подумал он, до чего же скверную они выбрали. У него имелись и получше.

Целые колонки содержали цитаты из записей со всеми его простецкими выражениями, которые, однако, были замаскированы, как будто они уж так не соответствовали нравам «Вашингтон пост». Все крепкие выражения обозначались только начальными буквами непристойных слов.

Но газета не опустила ничего. По мнению Хьюджела, все было правильно, грязно и грубо.

Он оделся, и шофер отвез его в штаб-квартиру ЦРУ. Ему было не по себе, когда он шел коридорами к своему кабинету. Все глаза смотрели на него. Некоторые, как казалось, плакали. Некоторые подходили к нему и говорили, как это несправедливо, выражали сожаление. Некоторые не говорили и не показывали, что у них на уме. Хьюджел был уверен, что многие ликовали: чужак уходит. На некоторых лицах отражалась профессиональная невозмутимость и холодность.

Он написал соответствующее письмо с обращением «Дорогой Билл» и лично отнес его в кабинет Кейси. Оба были очень взволнованы. Расставались они тяжело. Кейси написал резолюцию, что принимает отставку «с глубочайшим сожалением». Хьюджел вернулся в свой кабинет, взял портфель и вышел.

Кейси решил, что хватит ставить на дыбы оперативное управление, и немедленно назначил его начальником и заместителем директора Джона Стэйна, 48 лет. Он окончил Йельский университет и двадцать лет проработал в ЦРУ, включая пребывание в Камбодже и Ливии в качестве резидента. Это был тихий работящий человек, не любивший «разводить волну». С его назначением Кейси решил урегулировать все проблемы в оперативном управлении, фактически став сам себе заместителем.

Кейси решил показать пример, как проводить тайные акции. В течение уже длительного времени резидентура ЦРУ в одной из стран Среднего Востока поговаривала о том, что неплохо бы установить подслушивающее устройство в служебном кабинете одного из высших чиновников страны, разговоры которого несомненно дали бы ценную информацию. Однако среди сотрудников все время шел спор о степени риска, сопровождавшийся колебаниями и сомнениями относительно способов и методов осуществления операции. Узнав об этом, Кейси сказал: «Ладно, черт бы их побрал, я сделаю это сам». Хотя это противоречило всем правилам ремесла, запрещавшим даже рядовому сотруднику оперативного управления участвовать в такой операции, директор центральной разведки настоял на своем и поставил «жучок» во время визита вежливости к упомянутому чиновнику — еще одно нарушение правил ремесла. Собственно, он установил даже два «жучка»: одно устройство — микрофон и передатчик, оформленное в виде большой иглы, он воткнул в обивку дивана в кабинете чиновника, а второе, поистине в стиле «троянского коня», было заделано в обложку книги, которую он подарил гостеприимному хозяину.

Один старший сотрудник ЦРУ утверждал, что это выдумка, но многие другие подтверждали, что все так и было. Когда я несколько лет спустя спросил Кейси об этом случае, он только улыбнулся. После того как я назвал страну и имя чиновника, он сердито нахмурился и сказал, чтобы об этом больше ничего и никогда не говорилось и не публиковалось.

Под статьей об отставке Хьюджела на первой странице «Нью-Йорк тайме» находилась еще одна заметка с небольшим заголовком: «По утверждению судьи, шеф ЦРУ Кейси ввел в заблуждение покупателей акций в 1968 г.». Как говорилось в статье, два месяца тому назад один федеральный судья установил, что Кейси умышленно ввел в заблуждение вкладчиков новоорлеанской агрофирмы под названием «Малтипоникс», в создании которой он участвовал в 1968 г. Согласно постановлению судьи, «Малтипоникс» и ее дирекция, а Кейси был членом совета, утаили от потенциальных инвеститоров, что фирма взяла на себя долги ее основателей по закладным, в том числе и долг Кейси. Доля Кейси в деле составляла 301 тысячу долларов, а заявленные убытки на налоги — 145 тысяч долларов. При продаже акций имелись якобы и другие нарушения. Ответственность за все это судья приписывал совету фирмы, в том числе и Кейси, который, по словам судьи, «пренебрегал фактами и искажал их».

Барри Голдуотер испытывал разочарование после первых шести месяцев директорства Билла Кейси. Он почувствовал себя отключенным от дел ЦРУ, никак не мог понять смысл назначения Хьюджела. «Знаешь, — сказал Голдуотер своему другу Куину, — если Кейси намерен и дальше брать себе людей вроде этого, то президенту следует убрать его самого».

Громогласно объявленная ЦРУ проверка прошлого и настоящего Хьюджела явно яйца выеденного не стоила, считал Голдуотер. Либо Кейси все знал и покрывал Хьюджела, либо проверка была настолько неосновательной, что Кейси надо уволить за некомпетентность.

Сенатор все больше возмущался также бессвязностью заявлений и высказываний Кейси. Он либо вообще о чем-то умалчивал, либо говорил неясно, создавая у Голдуотера впечатление, будто от него что-то скрывают. «Можете вы мне сказать, что за чепуху он тут молол?» — часто спрашивал Голдуотер у других сенаторов. Он называл Кейси губошлепом. По его мнению, Кейси вообще не старается, не прилагает усилий. Черт возьми, Кейси не хватило даже политического такта и просто вежливости, чтобы заранее известить сенатский комитет по разведке о назревающем деле Хьюджела. Голдуотер услышал об этом от редактора «Вашингтон пост» Брэдли за несколько дней до того, как все закрутилось. Но почему Голдуотер должен узнавать о таких вещах от газетчиков?

Кунн позвонил Кейси.

— Билл, не надо больше его удивлять. Позвони ему. Это очень важно. Он — № 2 над тобой, тебе надо наладить отношения с ним. Он все поймет правильно.

В пятницу 17 июля, через три дня после отставки Хьюджела, Голдуотер созвал комитет сената по разведке, и в ходе двухчасового закрытого заседания было решено провести обычную проверку (не расследование) дела Хьюджела и вопросов, которые могут подстерегать Кейси в связи с его собственными финансовыми делами. Некоторые члены комитета усматривали непоследовательность в том, что Хьюджел подвергся экзекуции за свои дела семилетней давности, в то время как с Кейси не потребовали никакого отчета за его не такие уж давние дела. Как заявил сенатор Байден, если не обнаружатся достаточно внятные и весомые объяснения по делу «Малтипоникс», то «м-ра Кейси надо попросить сделать то, что наилучшим образом послужит интересам Центрального управления и страны, а именно уйти в отставку». Однако Голдуотер позже сказал корреспондентам, что если только не обнаружится нечто большее, то пока он не видит причин для отставки Кейси.

В следующий вторник, 21 июля, сенатский комитет по разведке проводил рутинное открытое слушание в связи с запросом ЦРУ об освобождении этого ведомства от действия Закона о свободе информации. Мойнихэн, который пристально следил за разбирательством по делу Кейси, воспользовался этой возможностью. Как он считал, с него хватит.

— В течение двух последних дней мы в срочном порядке пытаемся выяснить, замешан ли директор ЦРУ в незаконные дела, которые не допускают его дальнейшего пребывания на этом посту, — начал Мойнихэн, возвышая свой и без того пронзительный голос. — Мы неоднократно звонили в Белый дом. Я звонил министру юстиции, но он не ответил. Может быть, он не знает, кто я, а возможно, он не знает, в чем дело, или думает, что все это не имеет значения. Но это имеет значение, черт возьми… Лучше бы нам помогли установить, должен директор ЦРУ уйти в отставку или нет. Если они намерены все покрыть, то как бы им не потерять своего директора, и довольно скоро.

Менее чем через час Мойнихэн ушел, зажав в руке два извещения, что его по телефону разыскивают министр юстиции Уильям Смит и советник Белого дома Фред Филдинг.

Голдуотер согласился с тем, что комитету не уделялось должного внимания. Кейси опять не было в городе. Его пренебрежительное отношение к конгрессу является очевидным, он опять оставил Инмэна в роли дежурного пожарника. Голдуотер, оставшись один, проворчал, что действительно было бы лучше, если бы Кейси ушел.

В четверг вечером телестанция Си-би-эс сообщила, что Голдуотер сказал эти слова Кейси. Это наглая ложь, сказал Голдуотер. Он был взбешен. А тут еще усилилась боль в спине. Он принял свою вечернюю дозу спиртного. И велел себе вообще ничего не говорить. Но удержать свой гнев уже не мог. Голдуотер срочно созвал пресс-конференцию на сенатской галерее для радио- и телерепортеров. Он хотел официально зафиксировать свое опровержение, пока эта история не начала жить собственной жизнью.

Его спросили, каково его личное мнение о Кейси. Голдуотер не хотел лгать или даже говорить полуправду, так как полуправду надо приберегать для наиболее важных вопросов. А этот вопрос таковым не являлся. Может быть, публичная выволочка как-то подействует на Кейси.

Быстро ожесточаясь, Голдуотер дал залп.

— То, что он назначил неопытного человека, по сути, главным шпионом страны, уже достаточно плохо. Как человек с большим стажем по делам разведки я должен сказать, это была очень большая ошибка, даже, можно сказать, опасная ошибка, поскольку назначенец Кейси отвечал за совершенно секретную, нелегальную работу. Это худшее из того, что сделал Кейси… Ущерб, нанесенный назначением м-ра Хьюджела моральному облику ЦРУ, дает, по моему мнению, достаточно оснований либо для того, чтобы м-р Кейси сам ушел, либо чтобы президент попросил его это сделать.

Теперь Си-би-эс и другие службы новостей получили пищу для нового и более драматичного сообщения. Теперь у них вместо приватных слухов имелся четкий заголовок. Человек, считающийся совестью партии президента, только что сказал, что Хьюджел представлял «опасность» и Кейси должен уйти.

Но на этом Голдуотер еще не закончил. Он сказал, что имеются подозрительные «белые пятна» в документации самого Кейси о проведенных им сделках и некоторые другие «несоответствия», в частности доход Кейси от операций «Малтипоникс» составил 750 тысяч долларов, в то время как он заявил о потере в виде налогов 145 тысяч долларов.

Голдуотер пошел на обед к Куину на его квартиру.

— Барри, — сказал Куин, — тебе не следовало это говорить. Бетти поддержала мужа.

— Ну, а я вот сказал, — ответил Голдуотер. — Ничего, время все сгладит. Ужасная была неделя, полная конфликтов между верностью партии и здравым смыслом.

Кейси спал у себя дома, когда в позднем выпуске новостей сообщили о заявлении Голдуотера. Зазвонил телефон. Это был Споркин.

— Билл, — сказал он, — ты слышал, что только что сказал этот сукин сын Голдуотер?

— Нет, — ответил Кейси. Споркин просветил его.

— Не волнуйся ты по этому поводу, — сказал Кейси.

— Как это понимать, «не волнуйся?» — завопил Споркин.

— Я пошел опять спать, — ответил Кейси и положил трубку. Около половины четвертого Кейси проснулся, накинул халат и спустился вниз. Он два-три раза в неделю просыпался среди ночи, как сейчас. Это было время полной умиротворенности. Часто он просто читал, лежа в постели, но он знал, что свет лампы беспокоил Софию, поэтому уходил в другую комнату.

Этой ночью Кейси не стал читать. Он позвонил и разбудил Споркина: «Так что там сказал этот Г олдуотер?»

Споркин все повторил. Он сам видел в позднем выпуске новостей Голдуотера, стоящего перед корреспондентами, это самая настоящая запланированная пресс-конференция, она выглядела как охота за головой Кейси.

У Кейси был номер домашнего телефона Голдуотера, и он набрал его.

— Я не могу поверить, что вы это сказали, — сразу начал Кейси, разбудив председателя комитета сената по разведке. Его голос выражал чувство обманутого человека. Говорил он без бормотания.

— Ну, что же, — полусонным брюзжащим голосом ответил Голдуотер. — Вам придется поверить в это, так как это как раз то, что я сказал.

Кейси просидел несколько часов, пытался читать, но невеселые мысли отвлекали его. В 6 утра он опять лег в постель. Это был лучший час для сна, перед самым завтраком, и он не хотел пожертвовать им, даже сегодня.

В течение нескольких часов (это была пятница) Кейси проводил серию встреч с глазу на глаз с ведущими сенаторами. В ходе двадцатиминутной встречи с лидером республиканского большинства в сенате Говардом Бейкером Кейси попросил о справедливом заслушивании. Он выглядел переутомленным. Он никогда не имел 750 тысяч долларов от «Малтипоникса». Он может это доказать и докажет. Все это выглядит как «охота за ведьмами».

Бейкер ответил, что в принципе он согласен, но он должен поддержать своего председателя комитета. Кейси и Белый дом хорошо сделают, если в течение 24 часов что-нибудь предпримут, добавил Бейкер.

Но не было никакой возможности остановить других республиканцев, которые любые слова Голдуотера воспринимали как указание. Если Барри совершал такой выпад, то, значит, ситуация становилась критической. Сенатор Тед Стивенс с Аляски, помощник лидера республиканцев, который вообще редко отходил от позиции своей партии в сенате, во время обеда с корреспондентами сказал, что он прощупал мнения членов комитета по разведке.

— М-р Кейси поступит разумно, если примет совет м-ра Г олдуотера, — сказал Стивенс. — По-моему, Барри не с легким сердцем высказал свои рекомендации. Ему очень близки интересы Центрального управления.

Сенатор Уильям Рот из штата Делавэр, один из восьми республиканцев в сенатском комитете по разведке, пошел еще дальше:

— Эти обвинения настолько подорвали доверие комитета по разведке к м-ру Кейси, что, как я считаю, ему невозможно дальше эффективно выполнять свои обязанности. Он должен уйти, и немедленно.

Удивленный такими нападками на Кейси со стороны его естественных союзников, Белый дом опубликовал заявление от имени президента: «Я не изменил своего мнения о Билле Кейси». Это звучало несколько прохладно. Корреспондентам, которые сопровождали Кейси от кабинета к кабинету в сенате, он заявил: «Как я считаю, когда будут опубликованы все факты, то станет ясным, что я имею право и готов руководить центральной разведкой». Он, по-видимому, неумышленно не сказал «руководить ЦРУ», и это создало впечатление, что Кейси еще и не начинал руководить им, хотя сидел в кресле директора уже шесть месяцев.

В пятницу вечером Говард Бейкер получил согласие Голдуотера на назначение из числа членов комитета по разведке специального ответственного за ведение дела Кейси. Они выбрали Фреда Томпсона, который был шефом персонала Бейкера, когда тот являлся вице-председателем сенатского комитета по «уотергейту» в 1973–1974 гг.

Бейкер сказал Томпсону, что он старался всех успокоить, но, добавил он, Кейси не пользуется особой любовью и, если он не повернет все дело в свою пользу и как можно скорее, ему придется уйти. Томпсон зарылся в протоколы, отчеты, документы и заявления о состоянии финансов Кейси. Скоро ему стало ясно, что финансовое положение Кейси по его запутанности и сложности лишь немногим уступает делу миллиардера Аристотеля Онассиса. «Мне нравится Билл Кейси, — сказал Томпсон, — но мой стул мне дороже». Таким образом, остался один путь: проведение полного расследования.

В Нью-Йорке, на 22 этаже дома № 90 по Парк-авеню богатый нефтепромышленник, ветеран Управления стратегических служб и друг Кейси на протяжении 35 лет Джон Шейхин не поверил глазам своим, прочитав газетные новости. Республиканская партия была для Шейхина чем-то вроде религии, как и для Кейси. У него не укладывалось в голове, что Голдуотер, м-р Республиканец, требует головы Кейси. Это выглядело так, как будто вся плеяда руководителей американской разведки от их любимого генерала Донована до Кейси находилась в опасности.

8 февраля 1959 г., когда умер Донован, Шейхин и Кейси прилетели в Вашингтон. Стояла серая, ужасная погода. Весь день Кейси ходил медленно и говорил мало. Он находился в состоянии оцепенения, ворошил воспоминания, его голова немного тряслась, глаза были полны слез. Во время похорон на Арлингтонском кладбище возникало впечатление, что он отрывал часть самого себя. Как будто он потерял отца. «Донован был частицей его сердца», — сказал Шейхин.

Назначение Кейси на пост директора центральной разведки «ребята Донована» встретили с ликованием. Оно воспринималось как преемственное продолжение того накопленного за время войны опыта, которого ни один из них за всю последующую жизнь нигде больше не встречал. Кейси в ЦРУ должен был сохранить многие важные для них вещи, это означало, что их работа не пропала даром.

Шейхин позвонил Кейси в Вашингтон.

Кейси сказал, что это холостой выстрел, все дело является сплошной несправедливостью. Да, он возмущен. Многие пытались добиться чего-то для себя за его счет. Ни один не преуспел. И вообще, все это политика.

Но, как считал Шейхин, Кейси и Голдуотер должны быть на одной стороне баррикад. То, что сейчас происходит, из Нью-Йорка выглядит плохо.

— Буря в стакане воды, — ответил Кейси.

Даже голос Шейхина свидетельствовал, что это говорил друг.

— Послушай, — сказал он, — если ты не займешься этим делом и не предпримешь какого-нибудь примирительного жеста в адрес сенатского комитета по разведке, тебе придется туго.

Шейхин позвонил Джеффри Джоунсу, президенту союза ветеранов УСС. Джоунс вышел из главной касты УСС — высокий, энергичный, всегда любезный, всегда изысканно одетый. Даже воздух вокруг него отдавал чем-то английским. Он превратил ночной клуб «Эль Марокко» в приватный клуб и вот уже пять лет руководил им. Для Джоунса союз ветеранов УСС был не просто хобби. Он регулярно издавал довольно толстый информационный бюллетень, в котором обычная встреча двух ветеранов объявлялась вечером старых друзей. Он следил за изменением адресов членов клуба, поддерживая старые связи и вообще весь дух союза бывших разведчиков.

Шейхин и Джоунс решили, что Кейси нуждается в помощи. Как в добрые старые времена, боевой товарищ находился на территории врага, в данном случае — конгресса США, ему надо помочь.

Первым шагом явилась демонстрация поддержки со стороны общественности. Около четырехсот телеграмм было выпущено одним залпом с просьбой внести какой-нибудь вклад в пользу ветерана УСС. В Нью-Йорке и Вашингтоне организовывались большие обеды под лозунгом «поддержать Билла Кейси». Главными ораторами на них выступили два бывших республиканских министра финансов — тонкий намек на несостоятельность финансовых обвинений в адрес Кейси.

В первые месяцы пребывания Споркина на новом посту ему казалось, что дух сенатора Чёрча все еще бродит по зданию штаб-квартиры ЦРУ. Все всего боялись и выискивали причины, чтобы ничего не делать. Споркин назвал это явление «нет-синдромом». Он давал юридически обоснованное соглашение на какую-то тайную акцию или деликатную операцию по сбору разведывательной информации, и по всей линии на нее накладывалось вето, пока она не ложилась на стол Кейси. Поэтому, как посчитал Споркин, если сейчас Кейси укажут на дверь, то в разведслужбах никто и пальцем не шевельнет. Если Кейси не хочет действовать сам, то будет действовать Споркин. На следующий день, в субботу 25 июля, Споркин и двое именитых друзей Кейси устроили пресс-конференцию в отеле «Мэйфлауэр» в центре Вашингтона.

Споркин не только выступил в защиту юридической позиции Кейси, но и дал лестную характеристику его личным качествам, а также чертам его характера, что явилось необычным шагом со стороны юрисконсульта.

— Для этой страны, — заявил Споркин, — было бы трагедией потерять человека с такими талантами. Когда я имею дело с ценными бумагами, я сразу же вижу обман. Но в данном случае я этого не вижу.

Сенатор Пол Лэксолт, республиканец из Невады, близкий друг президента и Нэнси Рейган, также выступил и воздал должное Кейси за спасение зашатавшейся президентской кампании в 1980 г. Придав своему выступлению характер политического призыва, Лэксолт сказал:

— Я считаю, что если бы не Билл Кейси, то Рональд Рейган не был сейчас президентом.

Джоунс пришел к выводу, что пора и ему выступить на сцену. Он прилетел в Вашингтон, учредил свою штаб-квартиру в отеле «Мэдисон» и сколотил группу из двух ветеранов УСС для дальнейших действий. В нее вошли Джеймс Келлис, настоящий герой второй мировой войны, который не раз рисковал своей жизнью в ходе операций УСС, и бывший конгрессмен, либеральный демократ Джон Блэтник, который в течение 28 лет входил в состав палаты представителей и с 1970 по 1974 г. возглавлял там комитет по общественным работам.

Первой остановкой на пути их миссии стал сенатор Дэниэл Айноуай, один из семи демократов — членов комитета по разведке. Он в свое время входил в состав сенатского комитета по «уотергейту» и был первым председателем комитета по разведке в сенате (1976–1977 гг.), сразу после расследования деятельности ЦРУ сенатором Чёрчем. На второй мировой войне он потерял правую руку. Келлис рассказал ему, какое большое впечатление произвели на него деятельность Кейси в УСС, его лояльность, его искренние усилия по улучшению работы ЦРУ. Да, Кейси не совсем ладил с конгрессом, но там должны считаться с его ирландским упрямством.

Айноуай внимательно слушал и в конце сказал: «Если Джон Блэтник доверяет Кейси, то я ему тоже доверяю».

Дуэт Келлис — Блэтник нанес визиты двенадцати сенаторам — членам комитета по разведке и еще большему числу сотрудников административного персонала этого комитета. Не всегда их визиты увенчивались успехом, но они смогли создать впечатление, что они представляют лишь малую частицу поддержки, которой пользуется Кейси.

В воскресенье Кейси прислал в сенат десять томов документов, продемонстрировав свое стремление ответить на все четыре страницы вопросов со стороны комитета по разведке. В каждом из двадцати ящиков находилось двадцать копий документации — по одной на каждого сенатора в этом комитете. В письме на имя Голдуотера говорилось, что Кейси будет рад предстать перед членами комитета. В понедельник Кейси представил своему персоналу внеочередной доклад о положении дел в Центральном управлении и в бодром духе выступил перед сотней ответственных сотрудников. Он выразил удивление, что всего за одну неделю против него возникло так много обвинений. Но он попросил проявить терпение и понимание по отношению к нему, поскольку он уверен, что ничего плохого не сделал и останется на посту директора. Прессе сообщили, что его выступление было встречено продолжительной овацией.

Кейси навестил Инмэна и сказал, что у него есть просьба личного характера. Не может ли Инмэн публично выступить в его поддержку?

Инмэн понял, чего стоила Кейси эта просьба, и сразу же согласился. Он принял приглашение выступить вечером того же дня по каналу телестанции Эй-би-си вместе с комментатором Тэдом Коннелом.

Кейси провел еще один круг бесед с сенаторами. Он говорил, что о своих делах и капиталовложениях он знает больше, чем кто бы то ни было. Он может и готов ответить на все вопросы по каждой проведенной им операции, отчитаться за каждую десятицентовую монету, если они этого пожелают. Никто никому не может помешать быть предприимчивым капиталистом, но это связано с риском. Риск часто приводит к неудачам, иногда просто не везет, бывают и судебные тяжбы. Но его никогда не обвиняли в чем-либо незаконном. Что касается фирмы «Малтипоникс», да, он входил в состав ее совета, но он был членом многих советов и не имел ничего общего с составлением или юридической проверкой условий продажи акций. Господи, на директоров постоянно подают в суд, но нельзя же его считать ответственным за каждое действие администрации фирмы. Корпорация может нести ответственность за причиненный финансовый ушерб, если что-то было сделано не так, но в данном случае пресса все окутала атмосферой аморальных и судебно наказуемых действии. Это же чепуха, и любой, кто занимается каким-то бизнесом, все поймет.

Сенатор Бентсен, богатый демократ из Техаса, все отлично понял. Он хорошо знал, сколько камней на дорогах в мире бизнеса. После встречи с Кейси Бентсен сказал:

— Они ему ничего не пришьют. Мне надо еще услышать или увидеть какое-нибудь достоверное доказательство, которое заставило бы меня поверить в то, что Кейси должен уйти в отставку.

Кейси ощущал растущую уверенность от одной приватной встречи к другой в помещениях сената.

— Бочка выскоблена до дна, — сообщил он группе репортеров, слонявшихся у дверей одного из кабинетов, — в ней больше ничего нет… Знаете, ребята, меня ничего не беспокоит. Моя жизнь — открытая книга. Я готов обсудить каждую ее главу.

Инмэн наблюдал за всем этим с некоторой тревогой. В прошлый понедельник журнал «Ньюсуик» сообщил, что составлен список кандидатов на замену Кейси, если понадобится. В этом списке бросалось в глаза отсутствие фамилии Инмэна. В кругах сотрудников Белого дома дали понять, что если Голдуотер свалит Кейси, то своего фаворита вместо него он не получит.

Выступая по телевидению, Инмэн сказал: «Билл Кейси как раз тот человек, который нужен на посту директора».

Ветераны УСС помогли заполучить бывшего директора ЦРУ Колби для выступления по радио в защиту Кейси. Колби сказал:

— Я думаю, самое плохое, что может произойти сейчас, это если м-р Кейси уйдет в отставку, ибо такой шаг означает возможность заставить директора Центрального управления уйти в отставку, для чего достаточно наскрести несколько скандальных и оскорбительных историй.

В общем и целом, дело Кейси явилось «целой серией кенгу-руподобных прыжков к поспешным и неоправданным выводам».

В среду 29 июля, через 15 дней после отставки Хьюджела. Кейси явился на закрытое заседание сенатского комитета по разведке в защищенный от подслушивания зал на четвертом этаже Капитолия. Помахав с беспечным видом рукой, прежде чем войти в лифт, он сказал:

— Танец будет несложным… Я уже все прошел до того. Кейси чувствовал себя вполне уверенно: демократы в комитете заняли его сторону, Хьюджел ушел, а все финансовые вопросы были отнесены к периоду до 1971 г., когда Кейси пошел на рискованные капиталовложения.

Давая показания под присягой, Кейси ответил на массу вопросов: о слабой, по его мнению, работе разведки на Среднем Востоке, «чрезмерной политизации» некоторых последних аналитических докладов. Он признал, что назначение Хьюджела оказалось «ошибкой».

Осторожно подбирая слова, Кейси сказал, что он, как и Инмэн, стремился к деполитизации разведки. Да, ЦРУ не нужно было вмешиваться в шпионаж внутри страны. Он готов помочь комитету в осуществлении его функций надзора. Его выступление имело и свои неприятные моменты. Один сенатор за другим вытаскивали их любимые вопросы, воображаемые или действительные поводы для недовольства, сообщения прессы. Сенатор Байден никак не хотел оставить Кейси в покое, придираясь то к одному, то к другому чувствительному месту в его финансовом прошлом.

Наконец, Кейси нанес ответный удар, сказав, что он был бизнесменом и, по американской традиции, часто шел на риск в своих делах. При рискованных капиталовложениях некоторые вещи не получались, что вело к схваткам в деловом мире, но при этом не допускалось ничего противозаконного, только гражданские судебные процессы, частные спорные вопросы. И если сенаторам что-то не нравилось, то это их проблемы, а не его.

Демократы Генри Джексон и Бентсен в конце предложили, чтобы комитет выразил свое «полное доверие» и предал забвению нанесенный в последние дни ущерб. Но они не смогли собрать большинство для получения полной поддержки.

После некоторых пререканий сенаторы единогласно приняли заявление для публикации: «Нет основания полагать, что м-р Кейси не соответствует занимаемой должности директора центральной разведки».

Неопределенный характер решения с какими-то проступающими двусмысленными намеками вызвали у Кейси обиду, и когда он вышел из зала после этой пятичасовой инквизиции, то отказался отвечать на какие-либо вопросы.

В Белом доме президент Рейган репетировал победное выступление по поводу законопроекта о сокращении налогов, который только что прошел через контролируемую демократами палату представителей конгресса. Это была самая большая победа Рейгана со времени его избрания. Законопроект находился в центре внимания Белого дома в течение многих месяцев и теперь продемонстрировал, что президент будет контролировать политическую повестку дня в стране. Один из помощников поздравил его.

— О, да, я знаю, — сказал Рейган, просияв и даже слегка подпрыгнув. — Но вы видели доклад по делу Билла Кейси? Единогласно!

У себя в Лэнгли Кейси следил за медленным стартом тайной операции в Чаде. Направленная на поддержку усилий бывшего министра обороны Хабре по свержению переходного правительства национального единства и на вывод Чада из-под влияния Каддафи, операция предусматривала оказание помощи через границу — деньги, оружие, политическая поддержка, техническое снабжение. Особых трудностей при этом не предвиделось. Задача состояла в том, чтобы перехватить канал финансового снабжения, использовавшийся Францией, которая израсходовала около 100 миллионов долларов в течение нескольких лет для стабилизации положения в ее бывшей колонии. Кейси видел, что механизм Лэнгли не слишком хорошо смазан. Оперативное управление не проявляло достаточного знания международного рынка оружия: какие винтовки самые лучшие, где самые выгодные цены, каковы определившиеся маршруты транспортировки и банковские процедуры для «отмывания» вкладов. Подверженное всяким колебаниям. Центральное управление сконцентрировало свое внимание на негативной стороне операции: Хабре должен дать обязательство, что получаемое им оружие не будет использовано против его политических противников. Эта связанная с проблемой прав человека щепетильность стала большим вопросом для комитетов конгресса по разведке.

Черт возьми, удивлялся Кейси, они что, хотят получить гарантийное письмо от матери Хабре? Хабре — это жестокий, расчетливый, можно сказать, чудом уцелевший мятежник. Или они не читают своих собственных докладов? Где же их реализм?

Кроме того, операция вызвала серию статей в прессе, некоторые из них выставляли ЦРУ в дурацком свете.

Директива на проведение операции в Чаде была представлена в комитет палаты представителей по разведке еще Хьюджелом перед его уходом в отставку. Некоторые члены комитета слишком громко высказывали опасения, что текст директивы является достаточно двусмысленным и может использоваться как оправдание для организации охоты непосредственно за Каддафи.

Иные конгрессмены задавались вопросом, является ли Хабре идеальным выбором для оказания тайной помощи. Со стороны левых возникали вопросы насчет его участия в прошлом в массовых убийствах. Из числа правых кое-кто вспомнил его заявления с выражением восхищения Мао, Кастро и Хо Ши Мином. Однажды Хабре призвал к распространению «революционного брожения на всю Африку». В дополнение к этим проблемам Хабре несколько лет тому назад поддерживал тесные связи с Каддафи и получал от него оружие. Неужели у ЦРУ не нашлось лучшей альтернативы для борьбы с Каддафи?

Кейси представил в комитет копию детального документа о масштабах операции, где указывались конкретные виды оружия, предназначенные для поставки, необходимые для этого контакты, сметная стоимость и продолжительность операции. Тем не менее члены комитета палаты представителей по разведке направили совершенно секретное письмо президенту Рейгану с протестом против операции. Сведения об этом письме просочились в прессу, и появились сообщения о том, что палата представителей возражает против некой операции в неназывавшейся африканской стране.

Конгрессмен Клемент Заблоцки, председатель внешнеполитического комитета и член комитета по разведке палаты представителей, участвовал в рассмотрении директивы и письма Рейгану. 69-летний законодатель сказал корреспонденту журнала «Ньюсуик», что письмо президенту о неназванной операции в Африке касается плана по свержению Каддафи. В опубликованной в журнале краткой, но сенсационной статье под заголовком «План свержения Каддафи» утверждалось, что ЦРУ намерено приступить к осуществлению «крупномасштабного, многоступенчатого и дорогостоящего плана по устранению ливийского режима… Члены комитета палаты представителей по разведке, которые рассматривали план, сочли, что он означает организацию покушения на Каддафи».

Кейси пришел в бешенство от этого сообщения. ЦРУ разработало утонченную операцию по поддержке совсем другого человека в другой стране с реальными шансами на успех, причем союзники США Франция и Египет уже активно действуют в этом же направлении. Теперь Каддафи с его неуравновешенным характером получит пищу для опасений, что существует план фронтального нападения, в то время как Центральное управление собиралось действовать с черного входа. Статью надо немедленно и публично опровергнуть. И вот Белый дом, что редко случалось, опубликовал опровержение статьи в «Ньюсуик», хотя и подтвердил наличие письма комитета палаты представителей по разведке с протестом против одной операции.

Начались поиски неназванной страны. Несколько сотрудников аппарата Белого дома решили, что будет лучше назвать вещи своими именами, и организовали утечку информации, чем укрепили подозрение насчет Ливии.

Приблизительно в то же время Рейган подписал директиву о проведении еще одной совершенно секретной операции. Она предусматривала оказание политической и финансовой поддержки прозападному лидеру Маврикия, небольшого острова в Индийском океане у берегов Мадагаскара, расположенного вблизи путей транспортировки нефти, жизненно важных для США. Лидеру Маврикия, премьер-министру Рамгуламу, 80-летнему доктору медицины, находившемуся у власти 13 лет, угрожала нелегкая битва с промарксистским воинствующим движением, которую он наверняка проиграет, если ему не помочь. С учетом его стратегически важного положения, остров мог стать советской военно-морской базой, если будет потерян.

Тайная операция, ненавязчивая политическая поддержка и деньги могут помочь дружественному лидеру удержаться у власти. Риск и затраты низки, а потенциальный выигрыш высок. И никто в Капитолии фактически не возражал против этой не такой уж крупномасштабной поддержки. Это был стандартный план госдепартамента, по которому предстояло наскрести некоторую сумму денег для дружественного лидера небольшой страны, где несколько долларов могут помочь выиграть выборы или купить их результаты.

Но сотрудники аппарата Белого дома, плохо знакомые с политической картой мира, все перепутали и, очевидно, из-за совпадения первых пяти букв в названии стран, организовали утечку сведений, указав в качестве страны — цели операции вместо Маврикия Мавританию.

Мавритания, большая страна в северо-западной Африке, на следующий же день появилась на страницах газет как цель операции ЦРУ. Как указывалось, это означает, что США хотят свергнуть там правительство.

Кейси усмотрел в происшедшем невежество и леность аппарата Белого дома. Налицо был полный абсурд; сотрудникам аппарата следовало лишь немного покопаться в бумагах, чтобы узнать, что США имеют дружественные отношения с военным правительством в мусульманской Мавритании. Чтобы довершить полную нелепость просочившихся сведений, ЦРУ дало сообщение, что Ливия принимала участие в неудачной попытке переворота в Мавритании в начале января.

Но дело было сделано. Мавритания выразила сожаление и заявила протест. Памятуя о том, как своими попытками исправить ошибочное сообщение журнала «Ньюсуик» о Ливии они только подлили масла в огонь, официальные лица теперь сообщили мавританцам, что они не могут обсуждать материалы прессы о якобы секретных операциях. Но если допущена ошибка, то почему представитель Белого дома не сказал об этом прямо, как это было сделано в случае с Ливией? Молчание официального Вашингтона только укрепляло мнение о правильности сообщения насчет Мавритании. Наконец, госдепартамент попытался убедить мавританцев, что сообщения прессы неверны, но, чтобы они поверили в это опровержение, необходимо было назвать подлинную страну — цель операции.

В конце концов, последовало опровержение относительно Мавритании одновременно с организованной утечкой сведений о подлинной цели операции — острове Маврикий. Но пришлось указать на самый существенный момент, а именно, что операция направлена на поддержку существующего там режима, а не на его свержение.

Кейси был полон презрения ко всем. Корреспонденты гонялись за очередной, самой последней утечкой сведений. А что, сами думать они не могли? Но что еще более важно, политические чиновники Белого дома нуждались в том, чтобы их просветили насчет тайной внешней политики. Ее нельзя проводить как политическую кампанию с речами, утечками и уточнениями. С ума можно сойти: конгресс, Белый дом, госдепартамент, пресса — все крутились вокруг его операций. Позже, во время очередной встречи с президентом, Кейси выразил протест против организации утечек, сказав при этом, что если он призван руководить тайными операциями, то доступ ко всем деталям должен строжайшим образом ограничиваться. Последние сообщения прессы создавали впечатление, что крупномасштабные тайные операции были легкомысленно начаты чуть ли не по всей Африке — Маврикий, Мавритания, Ливия. Понимает ли кто-нибудь, что означает сообщение прессы о тайной операции для резидентуры ЦРУ в указанной стране? А вот он понимает. Возможности для сбора разведывательной информации, отношения с местной разведслужбой — все может рухнуть.

Корреспонденты «Ньюсуик» после опровержения плана по Ливии пошли к председателю внешнеполитического комитета палаты представителей Заблоцки. Заблоцки пошел к административным сотрудникам палаты и намекнул, что он был источником для статьи в «Ньюсуик». Его одернули, но председатель комитета палаты по разведке Боланд решил не предпринимать каких-либо мер против Заблоцки, поскольку утечки носили эпидемический характер.

В воскресенье 7 июня 1981 г. Инмэну сказали, что Израиль, используя поставляемые Соединенными Штатами боевые самолеты, только что подверг бомбардировке и разрушил иракский ядерный реактор милях в десяти от Багдада. Он проверил и обнаружил, что по договоренности об обмене разведывательной информацией, заключенной с одобрения Кейси, Израиль имел почти неограниченный доступ к фотографиям с американских спутников и использовал их в ходе подготовки своего налета. Кейси проявлял слитттком большую щедрость. Администрация США в арабо-израильском конфликте ходила по туго натянутой проволоке, и Инмэн не видел, каким образом можно поддерживать сколько-нибудь сбалансированную политику, позволяя Израилю сбрасывать бомбы по всему Среднему Востоку с использованием при этом данных американской разведки. Он быстро составил новые правила, по которым Израиль мог получать фотографии и другие особо секретные разведывательные сведения только в целях обороны. Доступ Израиля ограничивался фотографиями территории тех стран, которые представляли для него непосредственную угрозу или граничили с ним. Багдад находился в пятистах милях и в этом списке не значился.

Кейси с новыми правилами согласился, однако он радовался тому, как Израиль разрешил свою проблему, и восхищался его наглостью. Когда Белый дом выразил свое возмущение и применил санкции против Израиля, задержав поставку нескольких самолетов, Кейси сказал, что, может, это и является необходимым дипломатическим и политическим жестом, но про себя назвал все это чепухой. Еще при администрации Картера Израиль призвал США оказать давление на Ирак в направлении свертывания его программы ядерного развития и пригрозил, что если США ничего не предпримут в этом отношении, то Израиль сам примет необходимые меры. Моссад даже изучала возможность проведения диверсии, но затем выбор все же пал на удар с воздуха как на операцию с минимальным риском и для Израиля, и для Ирака. При бомбежке погиб только один человек, техник на иракской установке.

Кейси понимал, что израильской разведке надо преодолеть особый барьер скептицизма в ЦРУ. До 1974 г. знаменитый шеф контрразведки Центрального управления Джеймс Энглтон лично руководил работой по Израилю, держа на расстоянии особо важную информацию об оперативных работниках и аналитиках по Среднему Востоку. Даже после увольнения Энглтона все результаты израильской разведки оценивались лишь немногим выше, чем пресс-релизы Моссад, призванные служить политическим целям Израиля. На самом деле Моссад имела несколько хороших агентов в наиболее важных местах — в Ливане, Сирии. Но Кейси пришлось поработать, чтобы создать репутацию Моссад.

В некоторых важных разведывательных делах ЦРУ и сейчас совершало прегрешения в отношении Израиля. Оно, к примеру, имело секретные источники в ООП, от которых порой поступала оперативная информация о планируемых нападениях сил ООП на Израиль. Оперативное управление убедило Кейси, что такую информацию не следует передавать Израилю, иначе источники иссякнут. Это была нелегкая игра, и Кейси восхищался тем, как Израиль принял ее правила: источники должны быть прикрыты любой ценой. Израильтяне действовали очень тонко, понимая, что и союзник не может отдавать все.

Существовали ли какие-то взаимосвязи, настолько важные, что о них никто не должен знать? Кейси считал, что да. Сохранение источника, содержание в тайне личных данных имеет определенную взаимосвязь с ценностью информации. Если информация говорит сама за себя, кому какое дело до источника? Бомбардировка реактора имела еще более важную взаимосвязь с необходимостью сохранить долгосрочные отношения с израильскими разведслужбами. Через месяц после налета Кейси посетил генерал-майор Иегошуа Саги (так произношение его фамилии проходило по компьютерам ЦРУ), руководитель израильской военной разведки. Саги отлично понимал Запад, Кейси чувствовал, что ему можно доверять, и они договорились о прямой связи друг с другом в случае особой необходимости.

Обычно директор уделял какую-то часть своего рабочего дня Советскому Союзу. Он стремился иметь самые точные сведения о враге № 1. Еще раньше он пришел к выводу, что масштабы и изощренность советской пропаганды не находят в США достаточно глубокого понимания. Кейси приказал оперативному управлению заняться этим вопросом.

В результате появились два исследования — совершенно секретное с ограниченным распространением и просто секретное, распечатанное в количестве трех тысяч экземпляров, пожалуй, самый крупный тираж для какого-либо доклада ЦРУ.

В исследованиях списывались «советские активные мероприятия», к которым причислялось вообще все, что делал Советский Союз, и которые объявлялись «одним из главных инструментов советской внешней политики».

Инмэн, ознакомившись с исследованиями, пришел к выводу, что Кэйси перегнул палку, используя исследования для идеологического вдалбливания своих представлений, смешивая при этом яблоки с апельсинами. В ранг активных мероприятий возводились явно тенденциозные сообщения советских газет, ТАСС и радио о политике США в Сальвадоре. Да собственно, вся советская внешняя политика рассматривалась как активное мероприятие. Но любая советская кампания — это не только плод воображения Кейси, и надо все-таки проводить различие между, скажем, вводом войск в Афганистан и передовой статьей «Правды».

Кейси же был разочарован неспособностью ЦРУ подсчитать, во что обходятся подобные мероприятия Советскому Союзу. В исследованиях анализировались усилия СССР по созданию оппозиции планам США по созданию нейтронной бомбы или оружия повышенной радиации, убивающего людей, но не разрушающего постройки. В исследовании ЦРУ говорилось: «Стоимость советских усилий можно вывести только путем аналогии. Если бы правительство США предприняло кампанию таких же масштабов, как советская, против нейтронной бомбы, то она, по нашим подсчетам, стоила бы более 100 миллионов долларов». Кейси считал эти цифры взятыми с потолка.

Тем не менее 13 августа, через месяц после опубликования исследований ЦРУ, президент Рейган как-то сказал корреспондентам: «У нас есть информация, что Советский Союз несколько лет тому назад только в Западной Европе израсходовал 100 миллионов долларов на кампанию против нейтронной боеголовки, когда было объявлено о ее изобретении. Я не знаю, сколько они тратят сейчас, но они начинают такую же пропагандистскую кампанию».

Запись этого заявления так и не исправили. Инмэн считал, что не надо бы заставлять президента США распространять дезинформацию, но Кейси это не беспокоило. Может оыть, расчеты ЦРУ близки к правильным.