ГЛАВАРИ
Муравьев и Тузинкевич переночевали на конспиративной квартире антоновцев в Тамбове, которую приобрел Федоров специально для этих целей. Хозяином квартиры был местный сапожник, который хотя и не был в курсе дела и не знал, для каких целей сдает комнату, но сочувственно относился к этому движению. В разговоры с ним Муравьев не вступал.
Смерчинский сразу поселился в гостинице.
Рано утром следующего дня на квартиру к сапожнику явился мужчина, осторожно постучал в дверь и, когда его спросили, кто нужен, ответил:
— От Федорова я. Степанов. Мне нужен Петрович.
Муравьев пригласил Степанова к себе в комнату.
Это был грузный, крупный человек. Он приветливо поздоровался с Муравьевым и Тузинкевичем и сказал:
— Собирайтесь побыстрей. Пока в городе еще спят, пройдем ко мне, оттуда я переправлю вас дальше.
Чтобы добраться до Степанова, долго шли поросшими травой улицами, глухими переулками. Вышли на самую окраину Тамбова: кругом пустыри, железнодорожные насыпи.
Дом Степанова был похож на большую землянку, глубоко сидел в земле. Но когда вошли внутрь, то Муравьев был удивлен: довольно богатая обстановка, просторная комната, чисто прибранная.
Степанов усадил пришедших на скамью, сказал, что скоро вернется, и вышел из землянки. Отсутствовал он довольно долго. Возвратился, когда уже наступил полдень, вместе с молодым пареньком и сразу спросил:
— Вы верхом-то ездите? Вот Володя привел лошадей.
— Приходилось, — уверенно ответил Муравьев.
— Володя доставит вас куда надо, — с этими словами Степанов повернулся и ушел в другую комнату, показывая, что разговор окончен.
Муравьев, Тузинкевич и Володя вышли на улицу. На привязи у ограды стояли три оседланные лошади. Не мешкая отправились в путь.
Долго ехали по дороге, пролегающей по голым, безлесым местам. Местность выглядела уныло: заброшенные пашни, поросшие сорняками, пыльная дорога.
Солнце припекало, становилось жарко и душно. Стала мучить жажда, а поблизости не было воды. К тому же Володя подгонял лошадей и не намерен был задерживаться…
Муравьев думал только об одном: как встретят антоновцы? По-видимому, о том же думал и Тузинкевич. Говорить с Федоровым хотя и было трудно, но он был один. Да и что он мог сделать в Тамбове. А здесь совершенно другое дело: много опытных бандитов, а они творят, что хотят…
Только когда стало уже совсем темнеть, вдали показался лес.
— Вот и приехали, — сказал Володя, до сих пор не проронивший ни слова. — Пожалуй, утомились?
— И утомились и проголодались, — ответил Муравьев.
— Здесь вас накормят и скажут, как быть дальше.
На опушке леса стояло несколько построек. Среди них выделялся большой бревенчатый дом, крытый железом. «Богатый хозяин, — подумал Муравьев. — Что-то нас ждет? Жестокий допрос или сытный ужин?»
Возле дома Муравьев и Тузинкевич с трудом слезли со своих лошадей. К длительной езде верхом они не привыкли и теперь стояли, пошатываясь. Володя привязал лошадей и повел гостей в дом, окна которого ярко светились в наступившей темноте.
Когда вошли в помещение, то сразу поняли, что там идет какое-то собрание. Подвешенные к потолку большие керосиновые лампы «молния» хорошо освещали просторную комнату. За несколькими столами, составленными вместе, сидело много крестьян, одетых в полувоенную форму. Все повернули головы в сторону вошедших.
Муравьев был ослеплен светом, прищурил глаза в надежде что-нибудь рассмотреть. Неожиданно услышал знакомый голос:
— Проходите к нам. Вот замечательно, что вы приехали. Как это здорово! — Навстречу им бросился высокий молодой человек. «Да ведь это Донской!» — Муравьев искренне обрадовался встрече.
Тепло поздоровавшись с прибывшими, Донской громко объявил:
— Вот он, тот самый мой большой друг, председатель Воронежского комитета эсеров, о котором я вам рассказывал, — он взял Муравьева под руку и повел к столу.
Муравьев улыбнулся из последних сил, остановил Донского и тихо сказал:
— Подымай выше! Я теперь не только председатель воронежской организации, но член Центрального комитета.
— Как так?
— Помнишь, когда ты был в Воронеже, к нам приезжали два члена ЦК?
— Помню.
— Они известили меня, что будет съезд. Я должен быть не просто участником съезда, а содокладчиком по вопросу о политическом моменте.
— Да, да. Припоминаю…
Присутствовавшие с интересом прислушивались к разговору.
— Так вот, съезд состоялся, и меня выбрали в состав Центрального комитета. И совсем тихо, чтобы не слышали окружающие, Муравьев добавил: — Сейчас я прибыл к вам под фамилией Петрович. Называй меня, пожалуйста, Петровичем. Сам понимаешь, для чего это нужно…
— Понимаю, — радостно рассмеялся Донской. — Ну и молодец же ты, Петрович. — И громко объявил: — У нас теперь свой член ЦК. Видите, как крепко наше дело! — И предложил: — Скажи несколько слов, Петрович.
Муравьеву ничего другого не оставалось, как выступить с информацией о политическом моменте. Преодолевая усталость, он рассказал о состоянии экономики России и о работе партии левых эсеров.
Когда он закончил, кто-то крикнул:
— Пора от разговоров перейти к делу. Помогите достать нам оружие…
Муравьев снова поднялся, оглядел присутствующих и спокойно сказал:
— Я затем и приехал к вам в армию, чтобы помочь. Но, прежде чем принять меры, я должен разобраться в обстановке. Наша партия социалистов-революционеров знает о ваших нуждах и послала меня к вам, чтобы на месте выяснить, в чем вы нуждаетесь, какое требуется вооружение и сколько. Скажу вам по секрету, — Муравьев посмотрел на Донского. Тот согласно кивнул головой. — Предварительно мы уже согласовали вопрос о выделении вашей армии оружия, которое нужно получить в Воронеже и в Туле. О деталях мы договоримся с вашим командованием.
Не успел Муравьев сесть на свое место, как в комнате раздалось громкое «ура-а».
Закончив совещание, гостей повели ужинать.
— Ну, как там, в Москве? Расскажи, пожалуйста, Евдоким Федорович, — попросил Донской, когда они утолили первый голод.
— Что ж, расскажу. — Муравьев отложил вилку в сторону. — В Москве все бурлит. Большевики подложили нам большую свинью, заменив продразверстку продналогом. Это сильно осложнило нашу работу.
— Да, да. Откуда-то проникают эти сведения и в нашу армию, хотя мы и принимаем меры к тому, чтобы этого не допускать. Кое-где уже поговаривают, что нужно прекращать борьбу, идти с повинной. С такими настроениями мы боремся самым решительным образом. Но приток новых сил прекратился. А что еще в Москве?
— Кроме эсеровского съезда, на котором я был, в ближайшее время состоится съезд всех антибольшевистских армий и отрядов. Туда от нас тоже кое-кто поедет.
— Я тоже намерен поехать в ближайшее время в Москву! — воскликнул Донской. — Это задание Антонова. Мог бы я присутствовать на этом антибольшевистском съезде?
— А почему же нет.
— Как это организовать? — Донской был воодушевлен новой идеей.
— Это несложно. Мой связник, Бронислав Смерчинский, живет сейчас в Тамбове… Да, впрочем, ведь ты его знаешь!
— Бронислав? Ну, конечно!
— Поговоришь с ним от моего имени, и он сделает все, что нужно.
Немного подумав, Муравьев продолжал:
— Я пошлю вместе с тобой в Тамбов Михаила. — Муравьев указал кивком головы на сидящего напротив и жадно уплетающего жаркое Тузинкевича, который прибыл в антоновскую армию под псевдонимом Михаил Андреев. — Он должен выполнить некоторые поручения для нашего Воронежского комитета. Михаил и Бронислав договорятся о твоей поездке в Москву и дадут тебе нужные явки. Но Михаил после этого должен возвратиться сюда ко мне, так как он мне будет нужен. Ты можешь организовать его возвращение?
— Я дам указание нашим связным в Тамбове, и они доставят его к тебе обратно. А что ты намерен делать здесь?
— Прежде всего, хотел бы встретиться с Антоновым и членами его штаба. Побывать в частях, посмотреть армию, побеседовать с командным составом армии, чтобы потом я сумел доложить о виденном членам нашего Центрального комитета. А главное, — организовать выборы на «всероссийский повстанческий съезд».
— Завтра же мы поедем с тобой по полкам. Потом я познакомлю тебя с первым заместителем Антонова Иваном Ишиным. Не знаю, удастся ли тебе встретиться с Александром Степановичем, так как он все время в разъездах. Но Иван Егорович Ишин — это тоже фигура! Думаю, что тебе он поправится. Не человек, а гранит!.. Ну, ты ешь, ешь, — любезно угощал Донской.
Спать легли заполночь. Муравьеву и Тузинкевичу отвели небольшую, но чистую комнату, которую сквозь открытое окно наполнял душистый, лесной воздух. Он пьянил. После напряженного дня они сильно устали. Муравьев и Тузинкевич перемигнулись, друг друга поняли, разделись и улеглись в постели.
Разбудили их рано. На траве лежала блестками крупная роса, а из леса тянуло прохладой. Вошел Донской.
— Извини, Евдоким Федорович. Если хотите ехать со мной, то нужно собираться сейчас.
Муравьев протер глаза. Хотелось спать, не прошла еще вчерашняя усталость. Но понял, что нужно согласиться с предложением Донского. «Быть с ним как можно дольше, с ним безопасно, а главное, можно много сделать, используя его расположение».
— Сейчас встаем, — сказал он.
Наскоро позавтракав, они вышла на улицу. Собственно, улицы здесь не было, а была проложена дорога между домом, сараем и подсобными пристройками. По этой дороге Муравьев прошел на лужайку и стал прохаживаться, поджидая Донского и Тузинкевича, которые задержались в доме. Неожиданно к Муравьеву подошел незнакомый человек. Был он тоже невысок, но выглядел крепышом. На нем был костюм городского покроя, а поверх пиджака, на ремне, висел большой, в деревянном чехле «маузер». Незнакомец остановился рядом и, улыбаясь, как Муравьеву показалось, загадочно, произнес:
— Здравствуйте, товарищ Муравьев, а я вас знаю…
У Муравьева сердце сжалось. Человека этого он не помнил. «Неужели что-нибудь знает?! Где виделись?» Ответил:
— Извините. Не помню…
— Да вы могли меня и не знать, — незнакомец держался дружелюбно, улыбка его была, как теперь рассмотрел Муравьев, не загадочной, а немного смущенной. Тревога отступила сразу, и Муравьев протянул руку, чтобы поздороваться. Незнакомец продолжал:
— Я жил в соседнем с вами селе. Лавка у меня там: лопаты, грабли, ведра — в общем, все что нужно крестьянину. Отец-то ваш меня хорошо знает. Морев я. Алексей Морев. Большевики хотят отобрать у меня лавку, вот я и подался к Антонову. Нужно защищать свое добро…
— А-а… Теперь я вспоминаю. Рад, что с вами познакомился.
— Вы обязательно приезжайте к нам в полк. Уж мы-то вас встретим!
— Спасибо. Приедем. А семья-то ваша как?
— Жена и дочь остались там, под Рязанью. Никто не знает, что я здесь.
Из дома вышли Донской и Тузинкевич. Морев вскочил на коня, попрощался и поскакал вдоль опушки леса.
— Земляка встретил, — Муравьев показал на удалявшегося Морева.
— А-а. Хороший парень Алексей, — сказал Донской и заторопил: — Нужно и нам побыстрей. — Он подвел своих спутников к лошадям, привязанным возле дома, и по-хозяйски предложил: — Вот, выбирайте. Чего-чего, а лошадей у нас достаточно. — И опять посетовал: — А вот с оружием — беда…
— Ничего. Оружие будет, — Муравьев сказал твердо. Он взял первую приглянувшуюся ему лошадь, потрогал поводья и вскочил в седло. Группа тронулась в путь.
Ехали часа три по жаре и порядком устали. Наконец прибыли в большое село. Всюду виднелись сожженные дотла дома и хозяйственные постройки.
— Что это? — указав плетью на один из полусгоревших домов, спросил Муравьев ехавшего рядом с ним Донского.
— Это халупы тех, кто был связан или подозревался в связях с большевиками, — ответил Донской. — Одних расстреляли, другие сами убежали. А дома мы сожгли.
В селе их издали. На площади собралось «войско», расквартированное здесь. Муравьева попросили на трибуну. И он снова должен был рассказывать о политическом положении, о целях и задачах партии эсеров.
После выступления Донской познакомил Муравьева с Василием Матюхиным, грузным, солидным человеком, начальником военизированной охраны антоновских войск, братом Ивана Матюхина, командира полка, особенно отличавшегося своими жестокостями.
— Дальше вас будет сопровождать Матюхин, — объявил Донской. — А я должен собираться в Москву. — И, посмотрев на Тузинкевича, спросил: — А как Михаил?
— Миша, тебе придется поехать с Донским, чтобы помочь ему, — сказал Муравьев. — Тебе все понятно?
— Да.
Договорились, где они встретятся, и Муравьев распрощался с Тузинкевичем и Донским.
Вторую неделю ездил Муравьев в сопровождении Василия Матюхина и охранников по селам, в которых обосновались антоновцы. Везде заранее были извещены о их прибытии и ожидали с нетерпением. Муравьев выступал на митингах и в то же время внимательно присматривался к вооружению антоновских банд, подсчитывал примерное количество бойцов, смотрел укрепления. Но он прекрасно понимал, что многое от него скрывают. Да и он не был военным специалистом.
Василий Матюхин, который пользовался большим влиянием, ограждал Муравьева от различных неприятных «случайностей», устраивал его быт так, что у того не было никаких претензий. Однако на вопрос Муравьева о том, когда же он встретится с Антоновым и другими руководителями «главного оперативного штаба», Матюхин неизменно отвечал:
— Подожди, всему свое время. — Муравьев терпеливо ждал.
Однажды под вечер они прибыли в Шаболовку. Большое село раскинулось на двух холмах. На одном из них, на дальнем, там, где чернела кромка леса, возвышалась церковь. С их въездом забил колокол.
Василий Матюхин незадолго до этого куда-то отлучился.
— Стой! — задержала их на окраине села группа вооруженных всадников. — Кто такие?
— Свои, — ответил один из охранников.
— А ну, слезай с коней! — скомандовал всадник.
Пришлось подчиниться. Их под конвоем провели по улицам села, где столпились любопытные. Привели в богатый дом. Навстречу вышел крупный мужчина лет под пятьдесят, в темном костюме, в сапогах гармошкой, с маузером в деревянной колодке на боку.
— Кто такие? — спросил строго.
— С Василием Матюхиным мы. Это Петрович из ЦК, — ответил все тот же охранник, оставшийся, очевидно, за старшего.
— Так вы Петрович? — незнакомец подошел к Муравьеву. — Извините. Здравствуйте. Я Ишин. — Он протянул свою большую руку, которую Муравьев с трудом пожал, — Почему же Матюхин меня не предупредил? Я о вас знаю. Проходите, давайте вместе ужинать.
Разговаривая с Ишиным, Муравьев думал: «Ведь неспроста все это! Что-то задумал Ишин».
Ишин держался спокойно и даже, казалось, сожалел о происшедшем недоразумении. За ужином они долго говорили о политической ситуации, об эсеровском съезде, о планах партии, о ее намерениях вступить в коалицию с другими партиями. Говорил больше Муравьев, а Ишин все слушал и расспрашивал. Потом, когда они уже собрались лечь спать, Муравьев спросил:
— Вы не скажете, когда и где я могу повидать Антонова?
— Скажу… — как бы раздумывая, ответил Ишин. — Повидать Александра Степановича вам не удастся. Сейчас он лечится после тяжелого ранения. Все вопросы вы можете решить со мной.
На следующий день в поездку по селам он отправился вместе с Ишиным. Прошел день, другой. Ишин находился с ним неотлучно. Это было самое тягостное время. Ишин все время присматривался к Муравьеву, и последний это чувствовал. Иногда он ловил на себе такие взгляды Ишина, что внутренне холодел.
Однажды они приехали в большое село. Как всегда, Муравьев выступил на митинге. Потом выступил Ишин. Говорил он складно, сочным крестьянским языком, с юмором, часто вставляя к месту пословицы и поговорки, его слушали затаив дыхание.
После митинга пошли в кулацкий дом обедать. Сидели в полутемной комнате с задернутыми занавесками, так как был жаркий день. В конце сытного обеда в столовую неожиданно вошел человек с винтовкой в руке. Муравьев сразу узнал в нем Морева.
— Что случилось? — Ишин поднялся из-за стола.
— Все готово для казни захваченного большевика. Можно начинать?
— Сейчас мы выйдем. Начинайте, — Ишин вытер вспотевший лоб рукавом. Обернувшись к Муравьеву, позвал: — Пойдем, Петрович!
— А что там?
— Будут отпиливать голову ржавой пилой большевистскому агитатору, — эти слова были сказаны с такой ненавистью и одновременно так спокойно, что Муравьеву стало не по себе. Он с ненавистью посмотрел на трясущийся затылок Ишина, отвернувшегося, чтобы дать последние распоряжения.
«Так бы и размозжил голову». Быстро взял себя в руки. Глухим голосом ответил:
— Я не пойду.
— Почему? — Ишин удивленно повернулся.
— Не годится представителю ЦК партии эсеров присутствовать при казни. Это ваше внутреннее дело. Вы старый социалист-революционер, должны это понимать.
Ишин потоптался в комнате, покосился на Муравьева.
— Ну, как хотите, — повернулся и пошел.
Вскоре послышались крики истязаемого человека, потом их заглушил шум толпы. Когда Ишин вернулся, он опять с подозрением покосился на Муравьева и как бы про себя произнес:
— Не пойму я тебя, Петрович. — И, не задерживаясь, прошел в другую комнату.
Дерибас сидел в кабинете у Самсонова, когда принесли срочную телеграмму. Самсонов пробежал глазами несколько строк, посмотрел на Дерибаса и озабоченно спросил:
— Когда у Федорова должна состояться встреча в Москве с Донским?
— Семнадцатого июня, — четко ответил Дерибас. — Если, конечно, Донской рискнет приехать сюда.
— Сегодня, четырнадцатого июня, Донской выезжает из Тамбова. Вот телеграмма от Смерчинского. — Самсонов показал на бумагу. — Прибудет завтра. Итого на работу с Донским у нас остается один, нет, полтора дня. Не густо. Потом нужно все закончить, так как, не найдя Федорова в Москве, он может заподозрить неладное и выскользнуть из-под нашего контроля… — Самсонов поднялся из-за стола, походил по кабинету. — Встречать Донского и вести с ним переговоры буду я. Ты же опять организуешь наблюдение и поможешь мне на заключительной стадии.
Они обсудили план предстоящей операции.
На следующий день Донской был взят под наблюдение. С вокзала он проехал на специально подготовленную квартиру, адрес которой дал ему Смерчинский. Там его приняли, накормили и дали возможность отдохнуть. Вечером к нему пришел Самсонов. После обмена словами пароля Самсонов спросил:
— Как доехали, товарищ Донской? Как отдохнули?
— Спасибо, хорошо.
Выглядел он действительно хорошо: молодой, высокий, загорелый парень, двадцати трех лет. Он жаждал активных действий. Поэтому спросил:
— Когда состоится совещание «штаба боевых сил Москвы»?
— Завтра, в одиннадцать часов дня, — спокойно ответил Самсонов. — Решено провести его в Сокольниках, там безопаснее. Вы там бывали?
— Нет. Я вообще в Москве первый раз.
— У вас есть какие-то дела? — осведомился Самсонов.
— Да нет. Так, по мелочам… — Самсонов понял, что Донской не хочет говорить о назначенной встрече с Федоровым.
— Хорошо, сейчас отдыхайте. Если захотите погулять, то не удаляйтесь далеко от дома, чтобы не случилось беды.
— Хорошо. Я понимаю.
На следующее утро в парке Сокольники состоялось заседание «Московского штаба».
«Члены штаба» попросили Донского доложить о настроениях, обстановке в армии Антонова и планах командования. К сожалению, он, как и Федоров, был далек от чисто военных дел, не знал детального расположения частей и укрепленных пунктов, обрисовал положение дел в «армии», особенно много говорил о трудностях.
— Общее положение мы уяснили, — подвел итоги выступления Донского Самсонов. — На этом закончим.
На автомобиле Самсонова Донской после «совещания» был доставлен в здание ВЧК.
В тот же день его допрашивал Дерибас.
— Вы знаете, где вы находитесь?.
— Да. — Донской был растерян.
— Вы будете сами рассказывать или вас нужно будет изобличать?
— Я расскажу все, что знаю, — ответил Донской. — Собственно, к тому, что вы знаете, мне добавить почти нечего.
— Как вы попали к антоновцам? — спросил Дерибас, отпустив конвой.
— В 1920 году я бежал из Донской области от ареста за саботаж. Когда у меня кончились все деньги, я поехал в Тамбов искать знакомых. Случайно услышал о банде и отправился к Цапаеву, который свел меня в штаб, к Богуславскому. Антонов тогда занимал должность командира полка, а Богуславский, раньше он был подполковником царской армии, занимал высшую должность. И только позднее Антонова выбрали главным командиром. Я сказал им, что бежал из Донской области, где готовил восстание.
— Ваша настоящая фамилия?
— Герасев. А Донской — это моя кличка по армии Антонова.
«До сих пор мы этого не знали», — подумал Дерибас.
Следствие по делу Донского продолжалось недолго. Дерибас утром приходил на службу и сразу вызывал арестованного. Теперь он едва успевал записывать: Донской назвал многих членов антоновской банды и их пособников.
На третий день, глубокой ночью, к Дерибасу в кабинет зашел Самсонов.
— Тузинкевич где? — тревожно спросил он.
— Выехал из Воронежа.
— Он уже вернулся к антоновцам?
— Утром проверю. Сейчас в Тамбове все спят, а дежурный губчека не в курсе дела… Что случилось?
— Мы с тобой упустили из виду одно обстоятельство: длительное отсутствие Федорова и особенно Донского может вызвать подозрение у антоновских главарей. А что будет тогда с Муравьевым и Тузинкевичем? Нужно, чтобы они срочно закругляли свои дела и ехали сюда. Как можно организовать их вызов?
— Если Тузинкевич уже на пути к Муравьеву, то это можно сделать только через Смерчинского. Я позвоню в Тамбов и выясню.
На следующий день Дерибас передал приказ Смерчинскому о немедленном возвращении в Москву.
Муравьев проснулся рано. Разбудил ли его крик петуха, или он проснулся оттого, что почувствовал на себе пристальный взгляд? Муравьев поднял голову: Ишин сидел на своей кровати в нижнем белье и не отрываясь смотрел на Муравьева.
Вот уже вторую неделю они ездили из села в село. Ели и спали они вместе. Останавливались в лучших домах. Кулаки, мелкие хозяйчики встречали их как дорогих гостей.
Заметив, что Муравьев проснулся и смотрит на него, Ишин спросил осипшим голосом:
— Ты что спишь так неспокойно? — Взгляд был у Ишина сумрачный. Муравьев насторожился.
— Мешаю вам? — спросил он.
— Разговариваешь во сне. Вот так… — испытующе глядя в лицо, продолжал Ишин.
«Неужели что-нибудь выдал? — мелькнуло в голове. — Что мог сказать?» Решил перейти сам в наступление.
— Нет у меня причин спать спокойно! — ответил довольно резко.
— Что так? — удивился Ишин.
— Вы останетесь здесь, а мне скоро возвращаться обратно в Воронеж. А если что-нибудь дойдет, просочится? Сколько здесь людей, и все меня видят. Вы знаете, как большевики поступают?
— Слышал. Ну и что?
— Как что?! Надо принимать меры, решать быстрей, а вы затягиваете дело…
Ишин впервые улыбнулся.
— Молодой, а рассуждаешь правильно. Что предлагаешь?
— Нужно договориться с Антоновым о координации действий. Нужно выделить делегатов на «всероссийский повстанческий съезд».
— Хорошо, я подумаю.
Ишин лег и вскоре засопел. Муравьев уснуть больше не мог.
Теперь каждый вечер, укладываясь спать, Муравьев думал только о том, чтобы не уснуть. Через три дня после этого разговора к Муравьеву возвратился Тузинкевич. Он сообщил подробности отъезда Донского в Москву; все было хорошо. Смерчинский достал билеты на поезд, оба они усадили Донского в вагон. Потом Смерчинский звонил в Москву начальнику военного отдела ЦК левых эсеров Курбатову и получил подтверждение, что Донского встретили и хорошо устроили.
— Все развивается нормально! — подвел итоги Тузинкевич.
— Дай-то бог! — сказал Ишин и отправился по своим делам.
— Что с тобой? — с тревогой спросил Тузинкевич, едва они остались одни. — На тебе лица нет.
— Четвертую ночь не сплю, — ответил Муравьев и рассказал о своем ночном разговоре с Ишиным.
— Меня просили передать тебе приказ: нужно быстрей возвращаться. Как можно быстрей. Встретиться с Антоновым тебе, пожалуй, не удастся. Нужно отобрать десятка два отпетых головорезов и послать их за оружием в Воронеж. С этим отрядом поеду я. Такую же группу подбери в Москву. Поедешь с ней сам. О дне выезда предупредишь Москву через Смерчинского. Понял?
— Понять-то понял, но как это сделать? Как быть с главарями? Каким образом заманить их всех в Москву? Эта мысль не дает мне покоя.
— Вот что, Евдоким, — решительно заявил Тузинкевич, — ложись-ка ты поспи. Отдохни немного, иначе ты не выдержишь. А я посижу рядом, покараулю.
— И то правда, — согласился Муравьев. Через минуту он уже спал.
— Пора, Евдоким, — через два часа разбудил его Тузинкевич, — Ишин идет.
— Опять красные потеснили наш отряд, — с порога выкрикнул раздраженно Ишин. — А все оттого, что не хватает оружия. Мы бы им всыпали!
— Скоро оружие будет, — сказал Муравьев. — Нужно посылать отряд в Воронеж. Там все подготовили, и требуется только получить.
— Не может быть?! — радостно воскликнул Ишин. — Ну и молодцы! Не ожидал… Когда ехать?
— Хоть завтра, — сказал Тузинкевич. — Но лучше через два-три дня. Чтоб не приметили мои поездки туда-сюда.
— Договорились. Через два дня отправим, — Ишин хлопнул ладонью по столу так, что доски затрещали.
— Второй отряд нужно послать за оружием в Тулу, — Муравьев решил воспользоваться моментом и выполнить хотя бы часть задания. — И будет лучше, если этот отряд отправится вместе с делегатами на «всероссийский съезд повстанческих армий и отрядов», для чего требуется выбрать делегатов. И не откладывая, так как съезд скоро начнется.
Ишин походил по комнате, сел на скамью, потер лоб, посмотрел на Муравьева и твердо сказал:
— Я все организую.
И вот — собрание представителей антоновской армии. Муравьев и Тузинкевич пришли заранее, сели на большое бревно в тени раскидистой березы и стали наблюдать, изредка переговариваясь.
— Может быть, пожалует сам? — с надеждой произнес Тузинкевич.
— Нет. Он еще не поправился после ранения, — ответил Муравьев. — Это точно. Мне говорили несколько человек.
— Кто из главарей поедет в Москву?
— Хорошо бы склонить Ишина и Эктова, но я еще не знаю, как это сделать.
Издали Муравьев увидел Ивана Ишина, Ивана Матюхина и заместителя начальника «главоперштаба» Павла Эктова (начальником «главоперштаба» был сам Антонов). Это была верхушка антоновской армии. Все они направлялись туда, где был поставлен небольшой, шаткий стол, принесенный лесником.
— Пойду, — наконец сказал он Тузинкевичу, — а ты оставайся где-нибудь поблизости.
Заметив Муравьева, Ишин, а вслед за ним остальные подошли к нему и поздоровались за руку.
— Будем начинать? — спросил Ишин.
— Да. Хорошо бы закончить все в один день, — ответил Муравьев.
Главари заняли места за столом. Туда же Ишин пригласил Муравьева и открыл собрание. Говорил он недолго и перешел к основному вопросу — выборам делегатов.
— Морева, — крикнули в одном конце поляны. — Алексея Морева.
— Василия Матюхина, — предложил кто-то другой.
— Кого еще? — спрашивает Ишин. Все молчат.
«Как же быть? Никого из главарей, — с досадой думает Муравьев. — Не Моревы и Матюхины решают судьбу антоновской армии…»
— Прошу дать слово, — поднимается один. — Морев я. — Муравьев сразу узнал своего земляка, который недавно беседовал с ним на улице. — Не могу я ехать в Москву. Семья у меня в Рязани. Узнает меня кто-нибудь в Москве, несдобровать семье…
Морев садится на место.
— И я не могу, — поднимается Василий Матюхин. — Не могу я вести такие переговоры. Не привычный я…
Тихо кругом, ни ветра, ни дуновения. Застыли делегаты. Напряженно работает мысль Муравьева. «Этим нужно воспользоваться! Сейчас — единственный шанс».
Муравьев тронул Ишина за локоть:
— Дайте мне слово.
— Сейчас будет говорить представитель ЦК, — громко объявляет Ишин.
Муравьев поднимается и громко, с возмущением переходит в наступление:
— Трусы вы! Самые настоящие трусы! Мы в ЦК думали о вас, как о храбрых солдатах. Все надежды возлагали на вас и хотели помочь вам оружием. Кому же помогать? — Муравьев окинул сидящих перед ним антоновцев презрительным взглядом. — Да как же вам помогать, если вы срываете объединение всех антибольшевистских сил в стране! Мы просто объявим вас дезертирами и трусами. — Выждал. Делегаты сидели не шелохнувшись. — Я как член Центрального комитета отменяю выборы и на основании данных мне полномочий назначаю делегатами на съезд Ишина и Эктова… В связи с тем, что Антонов сейчас болен и поехать не может, его назначаю почетным делегатом. — Муравьев опять посмотрел на сидящих перед ним притихших бандитов и, чтобы закончить, решительно сказал: — Кто за это предложение, прошу голосовать.
Руки потянулись вверх, послышались возгласы: «Правильно!»
— Принимается единогласно, — подвел итог Муравьев и посмотрел на Ишина. Тот растерянно улыбался… По всей вероятности, это решение было ему не по нутру, но отступать было поздно. Эктов же смотрел на Муравьева серьезно и деловито.
Участники «съезда» стали расходиться, а Муравьев попросил Ишина и Эктова задержаться. Подозвал к себе Тузинкевича.
— Нужно договориться о комплектовании отрядов для получения оружия. Кому можно поручить это дело?
— Этим займется Эктов, — заявил Ишин. — А кто организует поездки? Достанет документы, билеты?
— Вот он, — Муравьев указал на стоявшего рядом Тузинкевича. — У нас есть надежные люди в Тамбове. Миша, тебе лучше отправиться заранее и все подготовить.
— Правильно, — подтвердил Ишин. — Поезжай сегодня, а мы отправимся послезавтра.
