Глава 22

Три с лишним недели, прошедшие с момента моего ранения до практики, можно охарактеризовать только одним словом — странные! В это понятие входило много чего… Изменился Андрей. Вернее, изменилось его отношение. Он словно решил влюбить меня в себя целиком и полностью. А если учесть, что я уже… то итог получался обратным. Я боялась! Боялась быть понятой, боялась, что он обо всем догадается. И оттого замыкалась в себе, избегала его.

А избегать было сложно. Белый буквально окружил меня собой, не давая мне и глотка свободы. А если учесть, что началась сессия и мне приходилось большей частью сидеть дома и готовиться к экзаменам, то у меня появилось полное ощущение отгороженности от мира высоченной стеной. И этой стеной стал Андрей. Он сопровождал меня даже на экзамены, бдительно поджидая за дверью аудитории. Красавчик в неизменных солнечных очках и «типовом прикиде» волновал меня больше, чем любой самый сложный вопрос экзаменаторов.

Мы все делали вместе: бегали в волчьем обличье, гуляли вечерами, даже готовили еду. И эта постоянная близость производила на меня сокрушительное впечатление! Притом он всегда оставался собой — загадочным, недосягаемым и совершенно беспринципным в средствах. У меня голова шла кругом от чувств, которые он вызывал. Поэтому я с титанической стойкостью замыкалась в себе, скрывая от него правду, и старательно язвила и вредничала, стараясь поддеть.

— Подожди пару минут, — нейтральная просьба Андрея и он покинул салон машины. Я старательно не реагировала, демонстративно уставившись в приоткрытое окно и ловя ароматы, приносимые ветром.

Минут через пять он приблизился к машине почему-то с моей стороны и… оп! Прямо мне на колени упал букет дивно благоухающих синих цветов.

— Отличнице и настоящей красавице! — многозначительным тоном прокомментировав сюрприз, Андрей вернулся на водительское место.

А я, спрятав лицо в цветах, сидела и млела от удовольствия. И молчала, не зная, что сказать. «Спасибо» как-то не звучит: все же мы любовники, хоть и бывшие… Я все эти дни старательно избегала любого намека на близость, понимая, что тогда неминуемо выдам себя.

Вот умеет он удивить! Мы, пользуясь прекрасной погодой, направлялись за город на пикник у реки. И букет этот был полной неожиданностью. Как и вчерашнее сердечко с моим именем, выложенное на кухонном столе из маленьких молочных шоколадок. Как и неожиданный завтрак в постель. Как мое недавнее пробуждение в окружении целого моря букетов — ими была заставлена половина спальни. И много-много таких «как и». И все это с самым безразличным, а порой и снисходительным видом. С невозмутимыми комментариями, а то и вовсе молча.

Мне порой казалось, что он тоже хочет сказать мне что-то и тоже сдерживается. Но… вряд ли. Это же Добровольский! Просто для него принципиально, чтобы каждая волчица за ним перемещалась, захлебываясь слюной. Да и вообще, хотя течка и осталась позади и все вокруг словно немного притихло (правда, даже я заметила зашкаливающую концентрацию белых волков поблизости), я теперь доподлинно знала, какой Андрей на самом деле. Суровый, безжалостный и эгоистичный! Поэтому его ухаживаниями не обольщалась, не верила…

— Лена, — устроившись на пледе на живописном берегу реки, мы дружно разглядывали облака в небе над нами, — а о чем ты мечтаешь? Ты же мечтаешь? Как, в идеале, представляешь себе дальнейшую жизнь?

Поперхнувшись воздухом — ну никак не ожидала от Андрея подобного вопроса! — перевела на свою пару и по совместительству альфу потрясенный взгляд. Вот зачем он мне в душу лезет? Знал бы он, о чем я мечтала… А я мечтала, увы. О мире в собственной душе, о семье, о муже и детях — своей настоящей паре и волчатах… белых. И тем большей горечью отдавало понимание — не для меня все это. Не то что от Андрея — ни от кого у меня детей не будет. А значит, и пары, поскольку какой волк смирится с больной самкой? Это противоречит нашей природе.

— Хочу изобрести салат новый, которого никто-никто еще не делал. И… торт придумать! Вкусный-вкусный, — отшутилась я, вновь отводя глаза. Просто не могла вынести его взгляда, заглядывающего глубоко в душу.

— Лгунья ты, Ленка, — неожиданно жестко резюмировал Андрей и, резким, почти неуловимым движением нависнув надо мной, выдохнул вопрос. — А знаешь, о чем мечтаю я?

Сглотнув (ход беседы сильно смущал), кивнула. Мне, правда, очень хотелось узнать. Только вот скажет ли?

— О тебе! — с таким знакомым прищуром серьезно поведал белый. — Так бы и «съел» тебя. Захватил безвозвратно в единоличное пользование и не выпускал никогда. До самой смерти ты была бы только моей. И наши дети рядом. Сильные, выносливые и здоровые. Я увез бы вас далеко, на край света. Где долгая ночь, мягкий искрящийся снег, прекрасная охота и полная свобода действий. Там можно быть собой, не опасаясь ничего. Там холодно и одновременно очень тепло в уютном теплом мехе. А еще там мой дом — настоящая берлога. И баня есть… Ленка, ты любишь баню? Я топил бы ее каждый день. И мы каждый вечер при лунном свете, проникающем в окно, мылись бы в ней в клубах пара, соприкасаясь влажными телами и целуясь до головокружения, согреваясь не столько жаром печи, сколько любовью. Тебе нравится моя мечта?

Добровольский угрюмо рассмеялся. Так и знала — издевается! А я… Мое бедное сердце сжалось от боли и тоски из-за несбыточности этого счастья, слезы едва не полились из глаз. С накатившим от злости усилием толкнула Андрея в грудь, чтобы освободиться. И тут же вскочила на ноги, пряча слезы.

— Абсурд, а не мечта, — язвительно, из-за ощущения уже невосполнимой утраты, отозвалась, не оборачиваясь к нему лицом. — Ты все никак не поверишь, что есть женщины, которым ты можешь не нравиться, вот и сочиняешь всякие глупости.

Белый молчал. А я была не в силах обернуться и встретить его наверняка насмешливый взгляд. Поэтому, постояв немного, отправилась по тропинке вниз — к реке. Там, приподняв подол длинного платья, скинула сандалии и вошла в воду. Поброжу, успокоюсь…

— Глупо только ноги мочить, — минут через десять подошел и Андрей. — Давай купаться!

«Ага, мне сейчас только его обнаженного тела перед глазами не хватает. И так дома вся измучилась!» — я отрицательно мотнула головой.

В ответ белый просто подхватил меня на руки и, перекинув через плечо, устремился в воду!

— Идиот! — взвыла я, отчаянно лупя его кулаками по спине. — Немедленно меня отпус…

Договорить не успела: меня совсем не грациозно плюхнули в воду. Прямо в одежде!

— Ты спятил?! — пылая возмущением и отфыркиваясь, вынырнула я на поверхность. И тут же встала на ноги — вода доходила мне до подмышек, с волос стекало сплошным потоком. Они, надо думать совсем не эффектно, облепили мою голову, подол сарафана болтался вокруг тела, его колыхало течением. — Что за тупые шутки?!

— Захотелось повеселиться, — игнорируя мой гнев, Андрей скалился улыбкой совсем рядом. И он тоже был в одежде — влажная рубашка стала прозрачной, прилипнув к телу, а брюки забавно смотрелись в толще воды. — Настроение тебе поднять…

— Поднять?! — я взвизгнула. — Да ты собака сутулая после этого, а не волк! Всем бы его так поднимали!

Белый заливисто заржал (иначе не назвать). С гневно выпяченным подбородком я двинулась к берегу, увязая ногами в придонном иле. Чтоб его!..

— Лен, не злись, — миролюбиво уговаривал оборотень, топая следом. — Все по-честному: я тоже вымок. Зато искупались.

— Я! Купаться! Не хотела! — практически по слогам, едва сдерживая рычание, огрызнулась в ответ.

— А кому сейчас легко? — показушно солидарно вздохнули сзади. — Раздевайся, кстати.

— Не буду, — зло рыкнула я. — Из принципа заболею — и умру!

По-детски, конечно, да и оборотни, мягко говоря, не склонны к простуде, но… Андрей меня выбесил.

— Вот так всегда — ищешь пути, предлагаешь решения, а что в итоге? Приходится действовать грубой силой, — с нотками печали в голосе отозвался он.

— Не… — я и пикнуть не успела, как сильные мужские руки обхватили за плечи и начали сдирать с меня платье. А было это непросто: материя прилипла к телу, плюс я пыталась активно противодействовать. В итоге минут через пять голая я, завернувшись в плед, злобно зыркала на невозмутимого Добровольского, который в одних влажных плавках развешивал на просушку нашу одежду. Смотрела на него и ловила себя на том, что горькая тоска отпустила сердце, что настроение все же поднялось и что… слюна сейчас закапает. Гадство!

— Пустишь меня погреться? — белый шустро подобрался ближе и с умоляющим выражением лица ухватился за край пледа.

— Кыш! — уже с усмешкой отскочила я на шаг. — Мерзни, мерзни волчий хвост! Это тебе наука — впредь не будешь топить беззащитных девушек!

— Как ты сурова с беззащитным… гм… юношей, — смеялся Андрей, преследуя меня. И канючил. — Ну, пусти! Не дай замерзнуть.

— Ты наказан! — поосновательнее кутаясь в теплую ткань и вновь отступая, провозгласила я. И уперлась спиной в дерево.

— Ах, так? — Добровольский сразу же воспользовался подвернувшейся возможностью и сцапал меня в объятия. — Придется опять брать инициативу в свои руки.

И, ловко отвернув край пледа, прижал меня к себе.

— Ай! — кожа, которой коснулись влажные плавки, покрылась мурашками.

— Упс, — Андрей осознал свою оплошность и хитро прищурился. — Сейчас исправлюсь.

И, раздевшись полностью, прижался ко мне всем телом.

— Ты оборзел?! — шокированная неожиданным поворотом дела, возмущенно пискнула я.

— Ага, — признал очевидное оборотень. — А что еще остается… эээ… беззащитному юноше?

И поцеловал меня, властно припав к моим губам и одновременно сковывая своими объятиями. На этом игра закончилась, поскольку я сама испугалась, ощутив внезапно, насколько истосковалась по физической близости с Андреем. Соскучилась по его телу, по его губам и рукам. И мысли о сопротивлении не возникло, вообще в голове образовался какой-то вакуум. Словно я только этого и ждала, подсознательно хотела. Более того — была не в силах противиться его желанию. И своему тоже. Что бы я там себе раньше ни внушала. Впрочем, сейчас не думала ни о чем.

Мы полностью перешли на язык тел. Разве что его волк периодически одобрительно рычал, а моя бурая призывно поскуливала. А в остальном мы, так и не размыкая объятий и не разрывая связи губ, наслаждались друг другом, используя в качестве опоры широкий ствол дуба. Упивались движением навстречу, напором страсти и внезапной капитуляцией разума перед сердцем. Так уж вышло. И все доводы рассудка сейчас были напрасны, инстинкты поработили нас, подчинив одной общей цели — страсти.

— Шшш, — неожиданно замерев во мне, Андрей уткнулся лицом в мое плечо, — рядом люди.

Я растерянно замерла, пытаясь сориентироваться в окружающем пространстве. Настолько растворилась в своих ощущениях, что утратила всякую связь с реальностью. Но не Андрей — он всегда настороже. Прижавшись друг к другу, молча затаились под прикрытием пледа в тени дерева, ожидая, пока двое человеческих мужчин пройдут неподалеку. Как же хорошо!

— Лен, ты пилюли ешь? — тихий вопрос Андрея.

Кивнула — обязательно! Теперь без этого мне жизни нет.

— Что ж, надеюсь, они эффективны, — грустно вздохнул белый, прижимая меня сильнее. Хотя куда уж сильнее? И все, мы снова пропали.

— Ты будешь бутерброд или мясо? — Добровольский рылся в корзине для пикника, которую я собрала нам с собой.

— Нет, не хочу ничего, — лениво отозвалась я, жмуря от солнца глаза и валяясь на пледе.

О только что случившемся мы не разговаривали, ибо — ну что тут скажешь? Тело в моем случае точно слабее духа. Но думать я могла только об Андрее… Пусть это невыносимо трудно, но мне надо научиться бороться с ним и с… собой. Еще две недели до моего отъезда, до моей свободы. Я уеду, Андрей останется. И надо продержаться это время.

«Сейчас уже ничего не изменишь, но больше я себе подобной слабости не позволю. Он просто застал меня врасплох! Сначала растревожил своими мечтами, потом взбаламутил нахальством. И вот…» — пыталась я найти себе оправдания.

— А вот я поем. И мясо, и бутерброд — пахнет все волшебно, — бурчал мужчина, деловито извлекая продукты.

Я невольно улыбнулась — кто бы сомневался! Аппетит — его второе имя. Во всех смыслах этого слова!

— Имей в виду, — как бы в никуда сообщил Андрей, — я решил, что у нас теперь всегда так будет.

Я промолчала. О том «как» не спрашивала — и так понятно. Будем любовниками — ему удобно. Но я мгновенно решила: не будем! Хватит, больше не уступлю ему. Жилы порву, но продержусь эти две недели. И уеду, убегу… Скорее бы практика, свобода и… начало новой жизни. Самостоятельной.

Неожиданно поняла, что время взрослеть и брать на себя ответственность за совершенные поступки пришло. Больше уступать я не буду.