Глава двенадцатая
От Нарвика до Диксона

Находясь у себя, я прокручивал в голове все, что накопилось за последние дни. Двое суток мы патрулируем на входе в пролив, ожидая развития событий после пленения «Шеера». Чем ответят немцы? Бросят ли свои тяжелые корабли, оставшиеся на севере, сделают ли ставку на подводные лодки и авиацию? Кроме того, мы использовали почти все торпеды. Если немцы бросят надводные корабли, нам, конечно, есть чем ответить. В торпедном еще четыре шестьдесят пятых и пять пятьдесят третьих. В крайнем случае используем ракеты. А вот по подлодкам нам стрелять практически нечем, кроме пятьдесят третьих. Чуть не забыл, у нас еще пять штук в МПК «ПАКЕТ-ПК», но ими надо чуть ли не в упор стрелять, а шестьдесят пятыми по лодке — явный перебор. Видимо, придется раскрываться, а так не хотелось раньше времени, но другого выхода нет. Как только проведут крейсер в Молотовск, будем назначать встречу где-то в районе Новой Земли. Там меньше глаз, никто не заметит, не подберется без того, чтобы мы сразу не засекли и быстренько все свернули.

— Командир, обнаружены две цели, курсом на восток, удаление шестьдесят миль, скорость девятнадцать узлов, — сообщили из центрального.

Судя по времени появления, это только наши, немцы физически не успели бы сюда добраться. Значит, выслали эскорт для нашего подранка.

А в это время на Диксоне шла напряженная работа по подготовке корабля к переходу. Наши специалисты и рабочие, с помощью некоторых членов экипажа «Шеера», которых привлекли кнутом и пряником, заделывали пробоины, откачивали воду, а главное — готовили артиллерию на всякий непредвиденный случай. Естественно, без немцев они бы не разобрались.

Через пять часов, после того как мимо нас прошли две «семерки», на экране появились новые цели в количестве семи единиц. Менее быстроходные, они держали ход в пределах семи узлов.

Это походило на караван транспортников. Если, конечно, не принимать в расчет рыболовные траулеры и сейнеры, переделанные в боевые корабли.

— Для боевых судов такая скорость слишком мала, — высказался Бурый.

Мы решили посмотреть, кто там, выдвинувшись навстречу. А навстречу, как оказалось, шел караван судов в составе трех транспортов и четырех кораблей охраны. Два траулера с пушками и два корабля военного образца: один из серии сторожевиков типа «Ураган», второй — пограничный корабль типа «Бриллиант». Один из транспортников выделялся своим клиперским носом.

Да это же «Литке»!

— По всей видимости, ему предстоит отбуксировать «Шеер», это ему будет под силу, — констатировал я. — Значит, через несколько дней пойдут назад. Думаю, пока они дошлепают, «Шеер» уже подлатают к переходу, тогда для нас наступят жаркие денечки.

— Но может, фрицы и не пошлют свои корабли, ограничившись авиацией, либо совсем плюнут на него.

— Э нет, Сережа. Они не плюнут. Пленение такого корабля им как серпом по яйцам. Да они после такой оплеухи, кровь из носу, всеми средствами постараются не допустить, чтобы этот корабль достался нам.

— Как же мы отобьемся, если они бросят все силы на уничтожение своего корабля. У меня в торпедном осталось всего на один полный торпедный залп.

— Если немцы и пошлют надводные корабли, «Шеер» мы отобьем. От подводных лодок постараемся отбиться вместе с кораблями конвоя, но я думаю, основную ставку они сделают на самолеты. Сначала нанесут удар с аэродромов Норвегии, а по мере того как корабли будут глубже заходить в Белое море, подключат самолеты из Финляндии. И будут долбать, пока не додолбают или не понесут очень уж крупные потери. А для этого надо нашим создать мощнейший заслон из истребительной авиации и зенитной артиллерии. Иначе все пойдет прахом.

Сегодня вечером на экране локатора на высоте шесть тысяч пятьсот метров показались две цели курсом на восток. Они летели на удалении пятидесяти миль на север от нас над Новой Землей. Мы предположили, что это немецкие разведчики полетели к Диксону, проверить обстановку. Ну кто еще может лететь так высоко и далеко от берега, целенаправленно не меняя курса. Наши разведчики обязательно меняли бы траекторию полета и летели бы ниже, чем эти.

— Вот и немцы зашевелились. Не иначе решили глянуть, все ли в порядке с их кораблем.

Ерофеев так и не понял, где он мог проколоться и как на него вышли эти энкавэдэшники. Он слыл очень осторожным. Сын крупного курского помещика, бежавшего после революции на Запад, он с семьей поскитался по Европе. К тому моменту, как они обосновались в Германии, ему стукнуло двадцать пять. Через месяц должно исполниться тридцать шесть, вот только доживет до этого момента или нет, он не представляет. Как он ненавидел большевиков за то, что он и его семья потеряли почти все. Папаша его, правда, человек был умный, кое-что сумел переправить за границу. Когда к ним в дом пришли так называемые красногвардейцы и начали просто грабить, ему было одиннадцать лет. С тех пор ненавидел всех, кто жил в Советской уже России. К тому времени, как Гитлер пришел к власти, Ерофеев уже завязал некоторые связи с нужными людьми, ему крупно повезло, что мать — немка. В сороковом, после того как началась подготовка войны с СССР, его взяли в разведшколу, по окончании которой планировали забросить в глубокий тыл. Степан Ерофеев с детства слыл везунчиком, все ему давалось без особого напряжения. За три дня до вторжения в СССР его забросили на территорию Белоруссии, и только он успел добраться до Минска, как началась война. Через несколько часов поезд, в котором он следовал в Ленинград, попал под бомбежку. И тут ему одновременно и не повезло, и повезло. Не повезло, потому что едва не погиб и был серьезно ранен, оставшись почти раздетым и без документов, которыми его снабдили. Повезло в том, что его с такими же пострадавшими доставили сначала до ближайшей станции, а потом и на другой поезд, но уже как раненого. Уже через месяц он вышел из больницы со справкой, выданной Петренко Богдану родом из-под Гродно. Теперь Ерофеев стал Петренко с почти стопроцентным документом, подтверждающим его личность. Ну кто мог теперь доказать или опровергнуть, что он не он, а кто-то другой. Где по его легенде он проживал, давно уже немцы, и проверить нет никакой возможности. Самое главное — были свидетели его ранения, там-то и тогда-то, а что если все вещи и документы сгорели в поезде, он не виноват.

В его новом положении было еще одно важное преимущество — он стал непризывным по инвалидности: осколком от бомбы или стекла ему вырвало большой кусок икры на левой ноге и теперь придется хромать всю оставшуюся жизнь. После больницы он поехал в Вологду на встречу с резидентом, куда попал с большим опозданием, его уже никто не ждал. Пока он доказывал, что он — это он, его проверяли, а затем выдали настоящие документы: паспорт и другие ценные бумажки. Оставалось лишь вписать данные по его теперешней легенде, заработанной в больнице. Его направили в Архангельск, где он провел больше года. Его документы подозрений не вызывали, кроме того, он был инвалидом войны и смог устроиться в порту. Поначалу работал плотником, потом учетчиком на складе и, наконец, завскладом. В силу общительности и пробивной силы он и здесь быстро обзавелся связями. В начале войны в Архангельске было еще не так много эвакуированных, и ему удалось найти жилье на окраине города у одной немолодой женщины, двое сыновей которой были на фронте. Пока он обживался, доставили рацию, до поры до времени им не используемую. Все донесения, в виде кодированных писем, раз в месяц отправлялись в Вологду почтой, пару раз курьером. Но с февраля, после того как возросли перевозки военных грузов морем, все изменилось. Потребовалось оперативно передавать сводки о прибытии и отходе караванов, отдельных судов, о характере грузов, о боевых кораблях, русских и союзников. Более того, для отвода глаз пришлось жениться, под видом будущей жены прислали радистку.

Все бы хорошо, так бы они и работали, не привлекая внимания, но тут столкнулись интересы разведок всех ведомств. Был отдан приказ выяснить все подробности относительно «Шеера» и подлодок и постараться разузнать о группе подводных лодок под командованием какого-то Ламипета. Этот Ламипет очень сильно разозлил всех своими победами. Кто он? Англичанин, американец или еще черт знает кто.

«И где я прокололся? Они вломились ночью, сразу после того, как Мария закончила передавать сообщение, будто ждали этого момента. Мы ничего не успели уничтожить. Мария, правда, одного ранила, но сама получила пистолетом в лицо. Нас связали, а перед этим малость помяли солдатскими сапогами. Теперь сидим в подвале НКВД, хотя я не знаю, здесь ли Мария или в другом месте. Сволочи, хорошо отделали, все тело болит. Возможно, не стали бы бить, если бы Мария не ранила одного из этих. Доступ в порт у меня был, подозрений не вызывал, что там происходит, видел своими глазами. Примерно знал, что и в каком количестве доставляют суда. Даже мог узнать о прибытии новых кораблей, пойдут ли они на запад или восток и с каким грузом. Из-за «Шеера» пришлось привлекать свою агентуру, состоящую из всякой припортовой шушеры, где намеками и ничего не значащими разговорами узнал много интересного. Земля слухами полнится, народ все слышит. Я уже знал, что «Шеер» сдался, не исчерпав всех возможностей для сопротивления. И как провинившийся ребенок был препровожден за ручку в угол, теперь вот стоит в порту Диксон. Там же еще оказалась подлодка, ранее приведенная на буксире вместе с экипажем. Стало также известно, что у нас в порту готовятся к переходу на Диксон несколько судов, по-видимому для буксировки «Шеера». Мне даже удалось выяснить судьбу U-251 и ее экипажа. Однако по-прежнему непонятно, кто такой Ламипет. Поговаривали о каких-то марсианах, прибывших на подмогу товарищу Сталину. Бред сивой кобылы, какие к черту марсиане! Больше пока никаких сведений. Не успел. Все перебрал в уме, а так и не понял, на чем погорел. Возможно, не там ищу и стоит зайти с другой стороны. Позавчера должен был прийти связник с новым комплектом батарей для рации, но не появился, а завтра резервный день для его визита. Связной…

Ерофеев был очень аккуратным и еще долго мог вершить свое черное дело. Как всегда, помог случай. Однажды в милицию были доставлены двое урок, которые позарились на саквояж и подрезали в подворотне ка кого-то мужика. Нарвались на легавых, от улики избавиться не успели, мужика с порезанным боком отправили в больницу. Стали трясти этих гавриков, заглянули в саквояж, срочно связались с городским отделом НКВД. В саквояже оказался комплект батарей для рации. Опергруппа срочно выехала в больницу к загадочному пациенту. Он пытался покинуть больницу, ссылаясь на то, что у него дома осталась маленькая дочь и она будет очень плакать, если он вовремя не придет. Ему почти удалось уговорить врача, который его зашивал, но тут прибыли оперативники. Через несколько часов они знали, куда и зачем он нес батареи.

На подлете к Архангельску Кириллова пригласили в кабину пилотов. Выйдя оттуда через пять минут, он сказал Кочеткову, что их на аэродроме будет ждать курьер. После приземления к ним подбежал сержант ГБ и после рапорта и представления передал пакет, ожидая приказаний.

— Сейчас посмотрим, что нам прислали местные товарищи, чего не смогли передать по радио, пока мы летели сюда.

В пакете лежал всего один листочек бумаги с информацией о поимке немецкого агента вместе с его радисткой и связным. Этот гад больше года здесь пакостил. Взяли его случайно вместе с рацией и кодами.

— Я вот что подумал: а не сыграть нам с немцами в радиоигру? — предложил Кириллов.

— Так что, остаемся здесь?

— Да.

— Сержант, предупреди летунов, мы остаемся в городе, пусть не ждут. Потом отвезешь нас в управление.

Под утро его повели на допрос. В кабинете, куда его привели, за столом сидел следователь с тремя шпалами в петлицах.

— Садитесь, — бросил он короткую фразу, не поднимая глаз на задержанного и продолжая перебирать какие-то документы из папки, лежащей на столе. — Я так полагаю, это ваша ненастоящая фамилия, гражданин Петренко?

— Нет, моя.

— Хорошо, допустим, ваша. Но вы же русский, отчего тогда фамилия украинская?

— Моя мать вторично вышла замуж, сменила фамилию, а чтобы я не выделялся, меня записали на фамилию отчима.

— Где родной отец?

— Погиб на фронте, когда мне было девять лет.

— Полагаю, на русско-германском фронте?

— Да.

— Так почему ты, сукин сын, немцам помогаешь! Они ведь убили твоего отца.

— А вы убили моего отчима, когда вторглись в Польшу, из-за чего моя мать захворала и вскоре умерла.

— Немцы тоже вторглись в Польшу, и раньше нас. Мы лишь освободили ранее захваченные территории, принадлежащие России, на которых проживали наши братские народы — белорусы и украинцы, чтобы они не попали под пяту немцев.

— Ну и где эти территории и не только эти, — все под теми же немцами, от которых вы так хотели нас защитить.

— Это временные неудачи, скоро мы погоним их назад.

— Интересно, как скоро? Немцы уже на Волге и Кавказе.

— Все, закончили дискуссию. Рассказывай, где проходил подготовку и когда?

— Какая разница для вас где и когда.

— Ты, значит, не хочешь по-хорошему. Мы можем и по-плохому. Тебя, наверное, учили терпеть боль. Сейчас проверим. Иванков, — крикнул следователь через дверь, — позови Ибрагимова, пусть свои инструменты захватит.

Через несколько минут зашел Ибрагимов, судя по роже, родом откуда-то с Кавказа. Принес деревянный ящик-чемодан, поставил на соседний стол, раскрыл и встал в ожидании дальнейших приказаний.

— Ну вот, Петренко, познакомься, это Ибрагимов. Он с детства хотел быть врачом, а точнее, хирургом. И все время хотел узнать, а как там устроено внутри. Начал с лягушек, мышей, потом пошли кошки, собаки, овцы и другая живность. Когда подрос, попробовал даже поступить в мединститут, но туда его с четырьмя классами, конечно, не приняли. Ибрагимов, не стой, давай готовь свой инструмент, пока я рассказываю твою историю.

Ибрагимов повернулся к своему ящику и стал молча и осторожно, в известном лишь ему одному порядке, с какой-то любовью выкладывать из него какие-то инструменты.

— На чем мы остановились? Вспомнил. После того как его не приняли в мединститут, он устроился санитаром, думаю, ты догадался куда. В морг. Там он наловчился разделывать трупы. Чего ты позеленел? Ты пока не труп, но будешь, если упрешься. Рассказываю дальше. В морге его приметили наши сотрудники. Как-то по делу заглянули, надо было у одного клиента пошарить в желудке, он кое-что проглотил. И пока это не потеряло ценность, срочно достать. Тамошний мясник уперся. «Он живой, он живой!» — причитает. Какой он там живой, с двумя-то дырками в груди. Ну проживет несколько лишних часов. А нам нужно уже час назад. Ты гляди, поглядывай, он эти инструменты сам придумал и своими руками сделал, — посоветовал следователь.

Так вот, слуга Гиппократа наотрез отказался от выгодной работы. Тогда подходит этот малый, быстренько так свежует клиента. Тот и правда еще трепыхался, когда из его желудка достали нужные нам бумаги. С тех пор он у нас и работает, все им довольны, и начальство, и пациенты.

— Понятно, пишите, я все расскажу.

— Ну вот и ладушки. Ибрагимов, можешь собирать свой чемодан, сегодня тебе не повезло с клиентом, может, завтра.

Ибрагимов стал медленно в обратном порядке собирать инструменты, поглядывая на сидящего на стуле Петренко. Мало ли, вдруг следователь передумает и позволит хоть немного поэкспериментировать с ним. Но нет, немецкий агент так и сыпал сведениями. Никакая ненависть к коммунистам не перешибет жажду жизни.

Ибрагимов собрал свой ящик и вышел за дверь.

— Товарищ старший майор государственной безопасности, задание выполнено, агент дает показания и готов сотрудничать. Товарищ капитан так складно рассказывал про ужасы, все заставлял его поглядывать на этот ящик. Я даже боялся, что тот со страху обделается. Зато сейчас строчит как из пулемета, даже капитан не успевает записывать.

— Ну и ты у нас артист хороший, отлично сыграл, товарищ лейтенант.

На стол вице-адмирала Августа Тиле легла новая радиограмма от агента, который находился в Архангельске. В радиограмме сообщалось, что, по проверенным данным, русские запросили у союзников линкор, несколько крейсеров и эсминцев для охраны на время перехода в Белое море захваченного ими «Шеера». На случай, если немецкие военно-морские силы предпримут попытку уничтожить корабль. Выход самого «Шеера» назначен на то время, как только корабли пройдут остров Медвежий. Встреча предполагается в районе Карских Ворот.

— А что сообщают наши агенты из Англии, подтверждают они это или нет?

— Да, сейчас в Англии готовится новый конвой в Россию, он должен в ближайшее время выйти под охраной двух линкоров, шести крейсеров и нескольких эсминцев. По-видимому, некоторые из них потом пойдут на охрану «Шеера». Получены фотоснимки с места стоянки «Шеера» на Диксоне.

На снимках видно, что в районе Диксона находится более двадцати судов и боевых кораблей русских.

— Это означает, что корабль готов к буксировке?

— По всей видимости, это так или почти готов. Русские ждут, когда подойдут тяжелые корабли союзников.

Отпустив начальника разведки, адмирал размышлял о том, как не допустить перевода «Шеера» в Белое море, и о его последующем уничтожении.

— Дали бы разрешение использовать «Тирпиц» и «Хиппер», я бы потопил «Шеер» прямо в порту, разнеся его в пух и прах. Но фюрер запретил использовать корабли. Надо еще раз обратиться к командующему, может, уговорит использовать корабли, пока не подоспели союзники. Через неделю будет поздно.

Адмирал вызвал начальника оперативного отдела и поставил перед ним задачу по разработке минной операции.

— К нам перевели U-216 и U-116, надо будет их послать поставить мины в проливе, возможно, это задержит русских на какое-то время. А если повезет и кто-то налетит на мину и заблокирует пролив, то будет в самый раз, глядишь, к этому времени фюрер даст согласие привлечь линкор.

Командиров U-216 Карла Отто Шульца и U-116 Вернера фон Шмидта вызвали в оперативный отдел флота и поставили им задачу установить минные заграждения на коммуникациях русских. U-216 ставит мины, проникнув в пролив к порту Диксон, ее сопровождают еще две лодки, U-116 минирует пролив Карские Ворота. После этого они остаются на позиции, кроме U-116, и ждут благоприятного момента для атаки «Шеера» или любого корабля противника, большего по водоизмещению, чем сам «Шеер». U-116 возвращается обратно за новым грузом мин, после чего выходит на повторное минирование, но теперь в горло Белого моря.

Началась погрузка мин в минные шахты, пополнение торпед и продовольствия. Им еще не приходилось бывать на Русском Севере, местные старожилы пугали какой-то неуловимой подводной лодкой «Морской волк», которая входила в соединение подлодок под командой неизвестного Ламипета. Еще поговаривали о марсианских коммунистах, топивших их подлодки своими щупальцами, отрывая винты и разгрызая корпуса клыками. О лодках Ламипета они, конечно, были наслышаны, но марсиане… Сказки местных трусов. Всем известно, что за неделю на Русском Севере пропало сразу четыре подлодки, а одна захвачена русскими. И теперь их посылают туда же. И что их там ждет? И как русским удалось захватить «Шеер»? Это же не какой-то баркас, а корабль, вооруженный тяжелой артиллерией и закованный в броню. У русских нет кораблей, способных принудить подобное судно спустить флаг. «Шпеер» не сдался, даже когда его окружили превосходящие силы англичан, отбивался сколько мог и только после этого, по приказу командования, был взорван. А этот спустил флаг, и перед кем? Никому не известно. Теперь нам придется за кого-то отдуваться и сделать все возможное, чтобы корабль не достался русским. Лодки вышли в море в ночь на 2 сентября, взяв курс на пролив Карские Ворота. Пока была возможность, они двигались в надводном положении десятиузловым ходом, в любой момент готовые нырнуть в воды студеного моря. Карл Отто Шульц планировал к 10 сентября прибыть к Диксону. Как раз в это время, по предположению командования, русские начнут буксировку «Шеера». И он завидовал командиру U-116, которому повезло больше всего. Тому надо пройти наполовину меньше других, только до пролива, там намного проще поставить мины, где маловероятна встреча с кораблями русских. А вот ему надо залезть в пролив, где полно боевых кораблей противника, которые наверняка очень хорошо охраняют проход в порт, где стоит этот крейсер. И любой корабль может его обнаружить и потопить.

Я находился у себя в каюте и думал о доме, семье. Раздался стук в дверь, прерывая мои мысли.

— Товарищ капитан первого ранга, разрешите войти? — В дверях появился наш комиссар.

— Проходи, кавторанг, — пригласил я, все еще думая о своем, даже, можно сказать, был немного обижен, что меня прервали.

— Товарищ командир, у нас проблемы с одним из матросов.

— Какие проблемы? С каким матросом? Ты о чем, Григорьич? — не сразу сообразил, о чем только что говорил старпом.

— Я говорю о матросе Егорове из трюмных БЧ-5.

— Давай рассказывай, что случилось.

— Он уже двое суток сам не свой ходит, а во время вахты чуть ЧП не устроил, не те вентиля начал перекрывать, хорошо, вовремя увидели, что он делает, и отстранили от работ.

— А что говорит по этому поводу его командир Яковлев?

— Говорил, до этого случая все было хорошо. Нормальный, очень веселый, общительный, все выполнял без нареканий. А тут два дня назад его как подменили, замкнулся, не разговаривает, даже начал грубить.

— А ты с ним разговаривал? Ты же у нас специалист поговорить по душам и наставить на путь истинный.

— Пробовал, но он что-то невнятное бормочет о какой-то пропавшей любви.

— О чем?

— О пропавшей любви.

— Вызови его ко мне, я сам поговорю с ним.

— Он стоит за дверью.

— Пусть заходит.

И вот он стоит перед нами, опустив глаза в палубу, теребя рукой полу робы.

— Так, рассказывай, что произошло. Я пойму, мы все на взводе. Сейчас каждый готов биться головой о стенку, лишь бы вернуться назад. И не ты один оставил кого-то там, у нас у всех родные, любимые. И надо жизнь начинать сначала. Кто у тебя там? Девушка?

Егоров закивал. И поведал свою историю. Встречались где-то полгода, а незадолго до похода по пустякам поругались. Так бывает сейчас у молодежи. Вот он и подумал, что за три месяца, пока он в плавании, она соскучится по нему и, как говорят, тут же бросится на шею. Он был даже рад этому походу, все мечтал, как он вернется, как встретятся, какие байки будет рассказывать про поход и какая страсть будет после разлуки. Конечно, он не ожидал, что провалится в прошлое. Надеялся, они вот-вот вернутся обратно, но пролетело два месяца, а он все еще здесь.

— Ты не переставай надеяться на возвращение, мы все надеемся. И не тебе одному плохо, надо всем вместе это преодолеть. Вместе всегда легче преодолеваются невзгоды и трудности. Да, блин-душа, в конце-то концов, ты — РУССКИЙ моряк!!! Даю сутки на приведение своих мыслей в порядок, и зайди в медблок. А потом принимайся за работу. Григорьич, проводи его, пожалуйста, к Князю, пусть сутки подержит у себя. Даст каких-нибудь пилюль и понаблюдает. Нам еще этой проблемы не хватало для полноты картины.

Как только ушел Елезаров, постучал Золотарев:

— Командир, можно?

— Заходи, Петрович.

— Командир, а наш комиссар что, конвоиром подрабатывает? Смотрю, из твоей каюты Егорова куда-то повел.

— А ты, значит, ни о чем не ведаешь.

— Да слышал я, что его Яковлев отстранил от вахты.

— Не выдержал разлуки с домом. Остальные пока держат в себе. Но могут и не выдержать. Сорвутся. Тогда быть беде. Надо решить, как этот процесс минимизировать. Мы все думаем о доме. Ты же знаешь, моя дочь выходит замуж, и свадьба в октябре, после нашего похода. И у тебя двое малолеток дома осталось.

— Да, Петька и Анька, я каждый день думаю о них, как ты говоришь, стиснув зубы, но выполняю свои обязанности. Но иногда хочется куда закрыться, чтоб никто не видел, и постучаться головой о переборку. Иногда напиться до поросячьего визга и забыться мертвым сном.

— Ну, ты уж совсем, Петрович. Неужели так херово?

— Потихоньку пришел в норму, за меня не беспокойся.

— Хорошо, а то знаешь, если мы с тобой захандрим, что говорить об остальных. Мы русские моряки или кто? С этой проблемой и будешь разбираться вместе с комиссаром.

Мы патрулируем пролив уже шесть дней. За это время в сторону Диксона прошло пять конвоев, наверняка какие-то корабли пойдут и дальше, в другие порты. В обратную сторону проследовали два каравана. Второй конвой перевозил около двухсот специалистов из членов экипажа карманного линкора «Адмирал Шеер» для оказания помощи в освоении и ремонте этого самого корабля. Самое главное, ради чего мы патрулируем пролив, по моим расчетам, должно случиться на днях. Я знаю, что в нашей реальности 3 сентября из Англии вышел большой конвой. Похоже, наши хотят протащить крейсер в тот момент, когда немцы будут отвлечены атаками на караван PQ-18 и вынуждены разделить свои силы на две цели, одна из них может проскочить в целости и сохранности. Немецких кораблей пока не наблюдалось, зато их разведчики постоянно летали над нами, также ожидая увидеть караван судов, сопровождающих «Шеер».

Во второй половине дня 5 сентября операторы ГАКа обнаружили четыре цели, приближающиеся к проливу с запада десятиузловым ходом.

— Акустики, что можете сказать по портрету?

— Тащ каперанг, две из них по почерку «семерки», две другие отличаются, особенно последняя.

— Без визуального подтверждения сложно сказать, что за корабли идут к проливу, наши или немецкие. Подождем, посмотрим. Если исходить по времени их появления, это могут быть как наши, высланные для усиления охраны крейсера, так и немцы. Через три часа они будут в зоне нашей видимости, тогда и определимся.

— Пономарев, что у нас в эфире происходит?

— Командир, немцы резко уменьшили свои переговоры в эфире, будто чувствуют, что мы их прослушиваем. Понятно, боятся, что мы можем сразу их вычислить, быстро учатся, суки. Долго они молчать не будут, рано или поздно запоют.

Три часа пролетело, и вот первая цель приблизилась к проливу.

— Понятно, немцы выслали подлодки на перехват нашего трофея, — высказался я вслух, глядя в перископ. — Идет надводным ходом, никого не опасается, знает, гад, что тут редко наши пролетают. Оператор, где остальные цели?

— Идут этим же курсом, отставание пять миль.

— А это что у них, разведчик или приманка?

— По всей видимости, и то и другое. Эта для того идет впереди остальных, чтобы вдруг кто-то нападет на нее, я имею в виду подводную лодку, то остальные смогут сразу погрузиться и избежать нападения. А уже потом самим попробовать атаковать противника. Павел Василич, ты смотри за тремя отставшими и постоянно докладывай об изменениях. Эту мы пропускаем и ждем остальных, посмотрим, что за лодки будут. С первой все ясно, это «семерка», самая распространенная немецкая подлодка. Опустить перископ, это я на всякий случай, кто их знает, может, у них там есть кто-то слишком глазастый. Ждем остальных. Сережа, на всякий случай приготовь один «Гранат», у нас там свободный торпедный аппарат есть, но загружать до команды не надо.

Наконец показались остальные подлодки, идут на расстоянии в полмили друг за другом. Впереди две «семерки», последней шла более крупная подлодка. Похоже, что они с собой дойную корову взяли, промелькнула мысль в моей голове. И куда это с таким запасом направились. Никак у Диксона Новый год встречать собираются. Ах, черт, это наверняка минный заградитель. Точно, собираются заминировать выход из порта, чтобы «Шеер» не увели.

— Надо связаться с командованием флота, передать им информацию, что к Диксону идут четыре подлодки, одна из них — минный заградитель.

U-116 Вернера фон Шмидта шла последней, в ор дере подлодок, направляющихся на коммуникации русских. «Наша основная задача, — размышлял фон Шмидт, — это постановка минного заграждения на фарватере пролива Карские Ворота. Глубины в проливе составляют от пятидесяти до ста двадцати метров, но сначала предполагалось определить место, по которому чаще всего проходят русские суда. Для этого надо оставаться на позиции до первого каравана русских. Если же он не появится в ближайшие трое суток, заминировать центральную часть пролива. Сразу же вернутся на базу за минами для другого задания.

За трое суток перехода ни судов, ни кораблей и тем более подводных лодок обнаружено не было. А нас все пугали, что на Русском Севере стало очень опасно и в любой момент можно получить торпеду в борт».

— Капитан! Сообщение с U-216, — прервал размышления фон Шмидта голос сигнальщика. — «Счастливо оставаться, и пара соленых шуток типа мы идем на дно и просьба нас не беспокоить», — прочитал сигнальщик.

— Хорошо, передай счастливого пути и от себя что-то в тему. Малый вперед, лево руля, — скомандовал фон Шмидт, выводя лодку из походного ордера.

Остальные лодки последовали дальше, в глубь Русского Севера, к победе или погибели. Посмотрев им вслед, фон Шмидт подумал: кого из их экипажей он может не увидеть по окончании этой операции, кто выживет, а кто погибнет?

— Товарищ командир! Лодки разделились, одна взяла левее и сбросила скорость, остальные последовали дальше, — доложил оператор.

— Поднять перископ.

Я приник к нему, рассматривая подлодку, которая находилась в двух милях от нас. Примерно метров девяносто длиной, на палубе перед рубкой орудие калибра восемьдесят восемь — сто пять миллиметров, позади рубки зенитный автомат, на рубке или крупнокалиберный пулемет, или малокалиберная автоматическая пушка. Я поискал остальные лодки, две из них находились на приличном расстоянии, а первая уже скрылась из видимости. Я перевел перископ на остававшуюся лодку, гадая, что она будет делать в ближайшее время.

— Командир, они эхолотом проверяют глубины в проливе.

— Понятно, ищут самое глубокое место в проливе и хотят его заминировать. Предположим, сегодня они минировать не будут даже при наличии более или менее подробных лоций. Правда, надо знать, в каком именно месте проходят суда. Не иначе залягут на пару дней на мелком месте в ожидании наших кораблей, подсмотреть, в каком именно месте они пройдут. А если начнут минировать, нам ничего не остается, как уничтожить их. Петрович, отходим потихоньку назад миль на десять, надо передать нашим, пусть встречают.

Через два часа радиограмма ушла в эфир и была принята в штабе Беломорской флотилии. Вначале легла на стол начальника штаба Федора Владимировича Зозули, потом и командующего Беломорской флотилией вице-адмирала Георгия Андреевича Степанова.

— Георгий Андреевич, тут нами получена радиограмма от известного нам Ламипета, он предупреждает, что сегодня в шестнадцать сорок через пролив Карские Ворота курсом на восток, предположительно к Диксону, проследовали три подводные лодки противника. Не исключена вероятность, что одна из них — минный заградитель и они попытаются заминировать выход из порта. Четвертая лодка в данный момент находится в проливе Карские Ворота для определения фарватера и его минирования. Надо предупредить Диксон и выслать корабли на поиск лодки, поставить в известность командование флота о том, что немцы начали операцию против «Шеера».

Командование Беломорской флотилии на эту радиограмму среагировало оперативно. Им было известно о подводной лодке «Морской волк», которая не раз фигурировала в донесениях, и поэтому сразу выслали корабли к проливу и предупредили Диксон о возможной попытке немцев заминировать выход из порта.

Начальник штаба Северного флота Кучеров находился в кабинете Головко.

— Степан Григорьич, что у тебя?

— Радиограмма из штаба Беломорской флотилии. Немцы предпринимают попытку заминировать проливы, чтобы мы не смогли беспрепятственно провести корабль.

— Откуда у них такие сведения?

— Их предупредили наши неведомые друзья. Сообщили о четырех подлодках, которые находятся на наших коммуникациях, от Карских Ворот до Диксона.

— Что предпринял Георгий Андреевич?

— Послал в пролив четыре корабля из Белого моря, один с Новой Земли и один из пролива Югорский Шар. Предупредил Диксон. Поднял в воздух все, что может достать до пролива и дальше.

— Надо найти эти лодки, если хоть не уничтожить, так загнать под воду или попытаться вытеснить их из Карского моря. На десятое назначена буксировка корабля, а там лодки противника как у себя дома хозяйничают. Степан Григорьич, распорядись об отправке к проливу двух наших лодок, пусть займут позиции в проливе и встречают гостей.

— Вот уже сутки прошли, как мы наблюдаем за нашим оппонентом. Что он намерен предпринять, дожидаться конвоя или ставить заграждения?

— Командир, появилась отметка новой цели, цель тихоходная, скорость восемь узлов, идет курсом на пролив с юга, в поле зрения появится через пятьдесят минут.

Увидев, что именно спешит в пролив на поиски лодки, я сразу сник — пароход номер семнадцать. Неужели наше командование расщедрилось исключительно на древний пароход, чтобы ловить лодку.

— Мы их предупредили, — негодовал я, — а они выслали дредноут постройки начала века. Да чтобы его потопили, лодке и зенитного автомата хватит, а если он так будет нестись на всех парах, у него дно отвалится, и он сам на дно уйдет. Ну, писец, и кто его сюда послал на верную погибель.

— Товарищ командир, еще одна тихоходная цель, тоже курсом на пролив, но с севера.

— Еще один антиквариат? Наверняка спешит составить компанию нашему доблестному старичку.

— Придется нам разбираться с лодкой, пока она их не перетопила, — проговорил старпом.

Однако второй корабль оказался более приемлемым для схватки с подлодкой, правда, наверняка без технических средств для поиска подлодок, предположил я, разглядывая в перископ подходивший корабль. Тогда им ничего не остается, как тут крутиться-вертеться, не подставляясь под удар, да изредка бомбить, нервируя фрицев, пока что-то нормальное не подойдет. Обязательно кто-то подойдет, не могли наши проигнорировать мое предупреждение.

Два корабля из мобилизованных начали продвижение поперек пролива, уступом друг к другу и изредка сбрасывая глубинные бомбы.

— Командир, давай подойдем ближе. Как только корабли пойдут курсом на немцев, включим сонар на активный поиск. Немцы услышат, подумают, что их засекли, начнут маневрировать, чтобы убраться с дороги кораблей, может, тогда чем-нибудь выдадут себя и наши их засекут.

— Ну что ж, давай подойдем ближе, попугаем фашистов.

Такой случай представился через два часа. Как только курс наших кораблей совпал с пересечением места, где затаилась лодка, мы включили сонар, нервируя немцев, которые, не выдержав, стали менять позицию, полагая, что русские их обнаружили лежащими на грунте. Лодка предприняла попытку перебраться в более глубокое место, где была свобода для маневра. Не знаю как, но лодка чем-то себя выдала, возможно, случайно. Корабли шли прямо на лодку, изредка сбрасывая бомбы, одна из них разорвалась поблизости, повредив топливную цистерну. На поверхности появился след от солярки.

Вернер фон Шмидт проклинал себя за упертость. Он хотел сразу вывалить мины в пролив. Но решил понаблюдать, в каком месте русские чаще всего проходят через него. И дождался. Пришли два корыта и принялись прочесывать пролив. Была еще надежда отлежаться на грунте, пока русские побродят по проливу и уберутся. Но он не ожидал наличия у русских гидролокатора, который выгнал его с насиженного места. Он решил перейти на глубокое место, но не успел, рядом разорвалась глубинная бомба, лодка получила повреждения и начала терять топливо, демаскируя себя, в силу чего все попытки сбросить русских проваливались. «Ну все, это конец, нам теперь не уйти под водой, остается только всплывать и отрываться в надводном положении, надеясь на скорость и орудие. А вот если бомба еще раз попадет в нас, то мины могут детонировать, и от нас ничего не останется, и от того, кто в нас попал, наверняка тоже».

— Лодка пошла на всплытие, — сообщил оператор.

Смотрю в перископ. Вот показалась рубка лодки, и как только она поднялась из воды, тут же наверху появились немецкие подводники. Некоторые бросились к зенитной установке на мостике и тут же открыли огонь по ближнему преследователю. В разные стороны полетели обломки надстроек, матросов огонь прижал к палубе, не давая подойти к орудию. Наш корабль тут же отвернул в сторону. Лодка всплыла полностью и на полной скорости пошла к западу, на ее палубе уже все орудия вели огонь по нашим кораблям. Переднему хорошо досталось, на нем что-то горело, но он вел огонь из сорокапятимиллиметровых пукалок, правда безуспешно. Второй корабль спешил на помощь, весьма недурно стреляя по лодке из двух семидесятипятимиллиметровых пушек, снаряды рвались рядом, но попаданий не было. Снаряды немцев рвались довольно близко к кораблю. Они решили в первую очередь избавиться от самого серьезного противника, сосредоточив огонь основного орудия только на нем. Снаряд попал в рубку, корабль сразу покатился влево, похоже, рулевой убит или штурвал уничтожен, а может, и все, кто находился на мостике. Следующий снаряд попал в середину корпуса, из внутренностей которого вылетело облако угольной пыли и куски угля.

— Командир! Их сейчас перетопят, надо помочь.

— Хорошо, Петрович. Боевая тревога, торпедная атака.

Только мы приготовились стрелять, нас тряхнул удар такой силы, вначале показалось, что у нас на корпусе взорвалась глубинная бомба.

— Осмотреться в отсеках и доложить о повреждениях.

Повреждений и поступления воды не было.

— Что это так рвануло? — спросил Сан Саныч.

— Похоже, минный заградитель, очевидно, в него все же попал снаряд.

— Подводная лодка исчезла с экрана. Цель потеряна, — доложил оператор.

— Поднять перископ.

Наблюдая в перископ, обвожу взглядом весь горизонт, вижу только два наших корабля без хода. Один из них с креном, оба горят, но не сильно. Лодки нигде не видно, видимо, взрыв мин раскидал ее по всему проливу.

— А мы чуть торпеду не упустили, — изрек Бурый.

— Вот и я думаю, хорошо, что мы на мгновение задержались с залпом, сохранили торпеду, она нам в другой раз понадобится.

— Пономарев, скажи-ка, наши поврежденные корабли связывались с берегом или нет? Если нет, свяжись сам, пусть высылают корабли для оказания им помощи.

Через полчаса пришел ответ из штаба Беломорской флотилии о том, что помощь в пути. Вскоре мы получили еще одну радиограмму, но уже из штаба Северного флота, с просьбой о встрече по вопросу согласования боевых операций против немцев. Надо будет подумать, что ответить на их просьбу, сейчас только опустимся глубже.

— Какая глубина под нами?

— Сто шестнадцать метров.

— Погружаемся на восемьдесят метров. Петрович, собирай походный штаб, надо выработать план установления контакта с нашими.

Капитан третьего ранга Антон Иосифович Гурин, командир эсминца «Гремящий», находился в дозоре напротив входа в пролив к порту. Вторым кораблем в дозоре стоял СКР-30 «Сапфир». Их предупредили, что немцы попытаются заминировать проход к порту. На 11 сентября назначена буксировка немецкого корабля, надо обезопасить выход из пролива и обеспечить противолодочную оборону на переходе. Корабли многократно меняли галс, исследуя водное пространство перед проливом. Лодки противника пока себя ничем не проявляли.

Интересно, как их мы обнаружим, если они вдруг лежат на грунте с выключенными механизмами. А если бомбить для самоуспокоения, можно весь боезапас израсходовать.

Да, Гурин прав, с его приборами обнаружения он мог бродить над подводными лодками до следующего ледникового периода. Между тем лодки были совсем рядом. Лежали на грунте в каких-то четырех-пяти милях от входа в пролив и ничем себя не выдавали.

Самая ближняя к проливу подлодка U-216 пару раз всплывала под перископ, когда поблизости не было русских кораблей. Карл Отто Шульц дожидался, когда на море опустится темнота и он предпримет попытку проникновения в пролив. Они подошли сюда, когда в дозоре находилось два траулера, которые и сменила эта парочка. Хотя сами эти вооруженные траулеры далеко не ушли, а встали на якорь в самом проливе, под берегом. У командира U-216 было самое опасное задание — выставить незаметно мины в проливе, у двух других подлодок был приказ — до выхода «Шеера» или прихода крупных кораблей союзников себя не обнаруживать.

«Как проникнуть незаметно, когда здесь все время крутятся русские корабли, — рассуждал Отто Шульц. — Да и глубины тут маленькие, ближе пары миль к проливу не подойти, как только я начну двигаться, велика вероятность, что меня засекут».

Лодка начала движение к проливу через два часа после того, как на море опустились сумерки. Двигались самым минимальным ходом, каждый раз замирая, когда противник подходил близко. Оставалось пройти менее мили до точки, где можно было бы начать постановку минного заграждения. Вдруг эсминец, находившийся по левому борту, на удалении четырех кабельтовых, резко повернул в их сторону и увеличил скорость.

— Стоп моторы, тишина в отсеках, — скомандовал Отто Шульц.

Все стали прислушиваться к шуму винтов, который должен раздаться над головой при приближении корабля русских.

— Есть контакт, прослушиваются шумы винтов справа, предположительно подводная лодка противника, удаление четыре — четыре с половиной кабельтовых, — поступил доклад на мостик «Гремящего».

— Право руля, полный вперед, боевая тревога, приготовится к бомбометанию. Передать на «Сапфир», что преследую подлодку, — распорядился Гурин.

«Гремящий» стал поворачивать направо, увеличивая скорость. Подходя к предполагаемой точке нахождения подлодки противника, корабль начал бомбометание.

— Первая пошла, вторая пошла, — раздавались команды через определенный промежуток времени.

То с левого, то с правого лотка бомбосбрасывателя по заданному интервалу времени в море падали бомбы. Проскочив предполагаемую точку, эсминец пошел на разворот, чтобы повторить еще одну атаку. После повторной атаки Гурин приказал снизить скорость до самого малого, чтобы акустик мог прослушать водную толщу на шумы. Но лодку не было слышно, похоже, она затаилась. К этому времени к эсминцу подошел «Сапфир» и тоже подключился к поискам. Оба вооруженных траулера снялись с якоря и заняли позицию посреди пролива.

U-216 затаилась на глубине, не подавая признаков жизни. Две бомбы из восьми сброшенных взорвались довольно близко, но не настолько, чтобы получить повреждения. «Если по нам отбомбились, значит, русские нас услышали и теперь будут сторожить. Вот бы нам помогли эти трусы, что лежат неподалеку, и отвлекли на себя этих русских. Тогда я успел бы вывалить мины перед проливом на предполагаемом маршруте кон воев. Возможно, кому-то не повезет и он наскочит на мою мину», — размечтался Отто Шульц.

Командир «Гремящего» решил еще раз пройтись над местом, где затаилась подлодка, в паре с «Сапфиром». И вот «Гремящий» и чуть позади него, но уступом вправо «Сапфир» пошли опять прочесывать море глубинными бомбами. Развернувшись на обратный курс, корабли застопорили ход, прислушиваясь к шумам с морских глубин. Похоже, акустик с «Гремящего» что-то услышал в водной толще.

Командир U-216, дождавшись, когда русские начнут бомбометание, решил поменять свое место под грохот разрывов. Он знал, что в таком грохоте его не слышно, надо быстрее покинуть это место и попытаться оторваться от русских. И как только первая бомба взорвалась, лодка сорвалась с места и пошла ближе к берегу. Шульц понадеялся, что именно здесь его не будут искать.

— Шум винтов справа двадцать, удаляется в сторону берега, — сообщили на мостик эсминца.

«Гремящий», а следом и «Сапфир», повернув к берегу, пошли по следу лодки, производя бомбометание. Лодка часто меняла направление движения, и скорость, и глубину, но русские вцепились мертвой хваткой, пресекая любую попытку опять исчезнуть в безмолвном море. К русским подошел еще один корабль, который также подключился к компании по загону лодки. Отто Шульц понимал тяжесть своего положения. Его могло спасти только чудо. И это чудо пришло в виде подлодки U-256. Ее командир проигнорировал приказ не раскрывать себя. Но, видя, что русские основательно взяли в оборот его собрата и в скором времени его помощь уже не понадобится, решился подойти поближе и стряхнуть русский эсминец с кормы U-216.

— Торпеды! Торпеды слева! — раздался крик сигнальщика.

Гурин выскочил на левое крыло мостика и увидел, что к эсминцу приближаются две торпеды.

— Право руля, самый полный вперед.

Корабль прыгнул вперед, наклоняясь на циркуляции, поворачиваясь кормой к торпедам в надежде на то, что если торпеды не пройдут мимо, так, может, их путь изменит струя от винтов. Но если попадут, то по инерции корабль подойдет поближе к берегу. Но командир U-256 капитан-лейтенант Одо Лёве промахнулся, обе торпеды прошли так близко, что, можно сказать, поцарапали борта эсминца. «Гремящий» и «Сапфир» тут же пошли на нового противника, который так бесцеремонно прервал их охоту. Отто Шульц получил передышку и уже подумал, что вырвался целым из этой передряги. Но тут на сцену вышел другой игрок в виде СКР-73, который продолжил преследование U-216 по следу теряемой ею солярки. Бомбы рвались рядом с лодкой, в нее уже поступала вода, с которой все труднее и труднее было бороться. Отто Шульц принял последнее решение: всплыть и дать последний бой, он понимал, что уже не вырвется в открытое море. Лодка всплыла в какой-то паре кабельтовых и сразу открыла огонь по сторожевику, который, повернув на лодку, пошел на таран, стреляя из носового орудия. В сторожевик уже попало два снаряда и множество мелкокалиберных, он горел, но шел на лодку. Если бы расстояние было хотя бы на сотню метров больше, он затонул бы у самого борта лодки, расстрелянный ею. А так он врезался в нее позади рубки, пробив прочный корпус в районе дизельного отсека, немного не попав в минные шахты, где находились мины, которые могли сдетонировать и мгновенно отправить оба корабля вместе с экипажами на небеса. СКР отработал назад, вырывая нос из пробоины, в которую сразу же начала поступать вода. Сам корабль, остановившись, покачивался рядом, с борта начали стрелять из стрелкового оружия и зенитного пулемета, сметая немцев с палубы лодки, немцы отвечали тем же. «Гремящий» с «Сапфиром» шли туда, где могла быть лодка, если бы она после залпа сразу не поменяла позицию и не затаилась. Пройдясь пару раз над местом, где некоторое время назад находилась лодка, и отбомбившись, повернули назад на помощь СКР-73 добить противника и помочь кораблю справиться с пожаром и поступлением воды. Когда «Гремящий» и «Сапфир» подошли к месту боя, лодка уже погрузилась почти полностью, над водой оставались только нос и верхняя часть рубки. Оставшиеся в живых немецкие подводники плавали рядом. СКР-73 также имел большой крен на правый борт и погрузился носом почти до клюзов, из переднего трюма вырывалось пламя, горела надстройка. «Сапфир» принялся вылавливать оставшихся на плаву и пока не утонувших в холодной воде немецких подводников. А сюда подходил еще один из траулеров, который должен взять СКР-73 на буксир и попытаться отбуксировать его в порт. Тогда Гурин отвел «Гремящий» немного в сторону и, ходя переменным курсом, стал охранять всю эту спасательную операцию. В это время из порта выходила следующая пара дозорных, это были эсминец «Сокрушительный» и сторожевой корабль «Ураган». Они заняли позицию в двух милях от пролива, в самом проливе встал вооруженный траулер. Теперь им предстояло охранять подступы к порту. Немногие выжившие с U-216 сообщили, что тут где-то поблизости находятся еще две подлодки в ожидании выхода «Шеера». Оставался вопрос: как вытеснить эти самые подводные лодки подальше от порта? Понятно, долго они тут в засаде не пролежат. Им придется отойти подальше в море для подзарядки аккумуляторов, вентилирования отсеков и пополнения запасов кислорода.

С рассветом в воздух поднялись два «амбарчика» МБР-2 и один ГСТ, которые полетели на патрулирование и поиск подводных лодок. Их маршрут пролегал на пятьдесят миль вперед по курсу будущего маршрута конвоя, который должен выйти ровно через сутки. Парочка МБР-2 полетела направо, ГСТ налево, далее они поменяются маршрутами. Их задача — не дать лодкам долго находиться на поверхности, чтобы они не смогли подзарядить свои аккумуляторы и пополнить кислород, а если повезет, то и потопить или хотя бы повредить. Около одиннадцати поступило сообщение с борта одного из самолетов о том, что в двадцати милях от порта обнаружена подводная лодка в надводном положении. Во время атаки на лодку сброшено четыре бомбы, прямых попаданий нет. Лодка после атаки погрузилась. Для обследования района из Диксона был направлен сторожевой корабль «Ураган». Вслед ему взлетел самый старый из имевшихся в это время на Диксоне разведчиков, самолет ПС-7 (когда-то выпускавшийся под обозначением Р-6 или КР-6), принадлежавший Главсевморпути. На пути следования к точке обнаружения подлодки самолет заметил немного в стороне еще одну подлодку. Передавая координаты нового места обнаружения на сторожевой корабль, самолет пошел в атаку на подлодку. На нем не было глубинных бомб, лишь четыре пятидесятикилограммовые фугаски ФАБ-50, которые он и вывалил на погружающуюся под воду лодку. «Ураган» подошел к месту ее погружения через тридцать минут после обнаружения ПС-7. Начав поиск подлодки с помощью «асдика» и через двадцать минут взяв след, «Ураган» стал преследовать противника. После нескольких серий сброшенных бомб на поверхности моря появилось масляное пятно и какой-то мусор в виде обрывков одежды, деревянных клиньев, бумаги и прочего, того, что может всплыть при потоплении подлодки. «Ураган» еще раз прошелся над этим местом, сбросив несколько бомб, потом, застопорив ход, стал прослушивать водную толщь. Под водой все было тихо, ничто не выдавало притаившейся подлодки. Сторожевик, простояв около получаса и решив, что лодка потоплена, направился в район обнаружения первой подводной лодки. Но эта лодка не была потоплена, а получила повреждения носовых рулей. Просто командир U-256 Одо Лёве приказал выпустить так называемый имитационный контейнер, чтобы сбить со следа сторожевик русских. Подождав, пока корабль уйдет подальше, U-256 всплыла для ремонта рулей.

В это время полным ходом шла подготовка к выходу конвоя. Началось контрольное траление фарватера на наличие мин на выходе из Диксона и в проливе. Ближе к вечеру над портом пролетел немецкий разведчик FW-200, фотографируя все происходящее в порту. Чтобы сбить его, на Диксоне не было истребительного прикрытия. А для семидесятишестимиллиметровых зениток, состоящих на вооружении кораблей, самолет, летящий на высоте более пяти километров, — цель практически недостижимая. Зато зенитки «Шеера» заставили самолет побыстрее убраться восвояси, хотя он успел завершить свое черное дело. Что надо было увидеть, увидел и заснял. Уже в темноте на «Шеер» были заведены буксирные концы, чтобы с утра начать буксировку. До выхода конвоя самолеты пять раз загоняли немецкие лодки под воду и три раза докладывали об уничтожении, корабли также доложили о двух потопленных лодках противника.