Глава десятая
Выход и пленение «Шеера»

Капитан первого ранга Вильгельм Меендсен-Болькен нервничал, выход в море затягивался. Из-за крупных потерь в боевых кораблях операцию чуть не отменили. Но маховик был уже запущен. Адмирал Редер хотел реабилитироваться за все неудачи и большие потери, понесенные за последнее время флотом, которым он командовал. Небольшая победа на коммуникациях русских глубоко в их тылу может на какое-то время поубавить шумиху вокруг его флота. Если верить сведениям японцев, сейчас по Северному пути с востока на запад идет большой караван судов. Вот на него и был нацелен карманный линкор «Шеер». Но выход затягивался более чем на двенадцать часов, в связи с опасностью из-под воды. В данный момент почти все противолодочные силы прочесывали море по маршруту следования корабля до выхода на оперативный простор. Эта угроза стала смертельно опасной. Командование опасается выводить крупные корабли из баз. За неполные два месяца потеряно два крейсера и три эсминца. А теперь то ли русские, то ли англичане распространяют байки насчет марсиан. И эта их неуловимая подлодка «Морской волк», которую никто не видел. Да существует ли она на самом деле! Вдруг это несколько подлодок, действующих одновременно под командой опытного командира, синхронизируют действия всех подводных лодок. Ну не может одна подлодка быть сразу в двух местах. Значит, их несколько, вот только чьи они? Русские так далеко на юг не заходят, значит, около Тронхейма действовали англичане. А на подступах к Нарвику могли быть и русские. Какие там к черту марсиане! Совершенно очевидно, русские и англичане очень хорошо координируют свои действия.

В ночь на 17 августа крейсер в сопровождении двух эсминцев и двух миноносцев вышел из бухты Боген и направился строго на север в сторону острова Медвежий. Через четыре часа миноносцы были отпущены, а крейсер в сопровождении двух эсминцев продолжил курс на север. Погода на море стояла все время туманная и облачная и благоприятствовала немцам, так что опасность от авиации была минимальная, да и русские редко залетают так далеко. А от кораблей их скрывал туман, стоявший на море. В следующую ночь они достигли острова, Меендсен-Болькен отпустил эсминцы, а сам повернул к северной оконечности Северной Земли. Вечером 19 августа «Шеер» вошел в Карское море, связавшись с U-601 и назначив место встречи. Капитан «Шеера» приказал запустить самолет, обследовать акваторию моря к востоку и юго-востоку от корабля. Через два с половиной часа самолет вернулся, не обнаружив ни одного суденышка в радиусе ста миль. В ночь на 20 августа произошла встреча крейсера и подводной лодки. Обменявшись информацией о состоянии льдов и судоходства в этих высоких широтах, не получив ничего нового, «Шеер» направился на северо-восток, а подлодка — на юго-восток. Никто даже не догадывался, что их может ждать впереди. После суток бесполезных хождений по морю в этом квадрате среди льдов, не встретив ни одного судна, капитан Меенд сен-Болькен направился к острову Уединения. Командование флота предполагало, что именно в этом месте проходит маршрут русских конвоев. Весь путь по направлению к острову бортовой самолет крейсера решал задачи ледового разведчика. Крейсеру несколько раз пришлось уклоняться от ледовых полей, даже повернуть на запад, поскольку впереди по курсу был тяжелый паковый лед. Обойдя остров с юга, капитан «Шеера» ушел к проливу Вилькицкого. Служба ра диоперехвата постоянно фиксировала довольно ин тенсивный радиообмен между судами в этом районе. Самолет на крейсере начал барахлить, то двигатель закапризничает, то компас начинал врать, но на разведку надо было летать постоянно. Вот и сейчас его запустили, чтобы он проверил наличие судов в районе пролива и его окрестностях и состояние льдов. Самолет обнаружил суда на подходе к проливу, правда, курс определить не смог, из-за того, что побоялся близко подлететь из опасения быть замеченным. Капитан Меендсен-Болькен решил на месте выяснить, куда именно двигались суда, и приказал двигаться на восток к проливу. Часов через пять самолет снова вылетел на разведку, но кораблей ни в проливе, ни перед ним не обнаружил. Они стояли на якоре за проливом около острова Малый Таймыр — не менее десятка судов. Командир «Шеера» решил идти на перехват каравана, в пролив. Крейсер двигался со скоростью, которую позволяли льды. Уже четверо суток, как крейсер Меендсен-Больке на находился в Карском море, но ни одного судна так и не обнаружил. А вот до этого каравана еще нужно пробиться сквозь льды, чтобы уничтожить. После нескольких часов борьбы с ледяными полями капитан приказал снова выслать самолет на ледовую разведку, он понимал, что бензин на исходе и в нужный момент очень может понадобиться. Его также очень беспокоило незнание ледовой обстановки, надо было быстрее прорываться к проливу, пока караван не ушел дальше. Он очень надеялся, что после операции по уничтожению крупного каравана русских его наконец-то повысят в звании. Засиделся на этой должности, уже более года он все еще командир этого корабля и все еще капитан первого ранга, а ему сорок пять лет. Многие его сверстники уже получили адмиральские чины. Этот долбаный Русский Север, как он не любил холод, просто ненавидел. Одно его успокаивало: у русских здесь нет крупных кораблей, по мощи сравнимых с его крейсером. Да и откуда у русских на их севере могли быть такие большие боевые корабли, если самым крупным кораблем будет большой эсминец, который, по донесению японцев, русские перегоняют с Тихого океана. Но даже он по водоизмещению будет меньше, чем любой немецкий эсминец. Да и во всем флоте русских нет равного по мощи его кораблю, но не будем считать эти древние линкоры, которые в данный момент находятся совсем в другом месте.

С самолета передали, что нашли более или менее подходящий проход к проливу, где не так много льда. Крейсер устремился по указанному курсу, к своей вожделенной цели, надеясь не упустить фортуну. Но фортуна — дама переменчивая. Вот и сейчас повернулась задом. Вначале потерпел аварию самолет, и его пришлось уничтожить. Потом переменился ветер, началась подвижка льдов, и крейсер после прохождения острова Русский был почти затерт ими. А это практически в самом проливе. После почти суточной борьбы со льдами он с помятыми боками выбрался на чистую воду, — прекратив все попытки пробиться в пролив, был вынужден повернуть на запад. Адмиральский чин медленно тонул в арктических водах, и, чтобы он не потонул окончательно, капитану первого ранга Меендсен-Болькену надо было придумать, как это предотвратить. Только одна из предложенных акций могла его спасти — захват и уничтожение порта Диксон.

Стук в дверь поднял меня с кровати. Сколько же я проспал? Оказалось, четыре часа, а кажется, только голову приклонил. В последнее время так вымотался, что уснул даже не полностью раздевшись.

— Да-да! Входи, Петрович. Сейчас сполоснусь, приведу себя в порядок. Кто в центральном?

— Скворцов, сейчас его вахта.

— А как наш «Шеер» себя ведет?

— Да все пытается пробиться через льды в пролив.

— И как, успешно?

— Да не очень, его чуть во льдах не затерло, кое-как выполз. Командир, может, мы его там прищучим? Тогда они точно сдадутся, деваться-то некуда, кругом льды.

— Можно и там, Петрович, но, боюсь, нам могут помешать льды. А потом как его оттуда выковыривать, если он без хода стоять будет. Подождем, когда ему надоест белых медведей пугать и повернет назад, тогда и подловим. Должен же он попытаться обстрелять Диксон, как было в нашей реальности. Там мы им и займемся. Кроме того, тащить далеко не надо, порт рядом.

— А если не пойдет к Диксону, а рванет до дому, что тогда?

— Придется тормозить на чистой воде, как только станет ясно, что он не собирается к Диксону. В этой реальности уже не будет героического боя парохода «Сибиряков» с фашистским карманным линкором «Шеер», так как он получил приказ скрыться среди островов архипелага Норденшельда ближе к материку до очередного приказа на движение или возвращение на Диксон.

— Товарищ командир! «Шеер» повернул на обратный курс и теперь движется на юг-запад, — поступил доклад из центрального.

— Ну вот, Петрович, а ты боялся, что он откажется от попытки реабилитироваться. Ему просто деваться некуда: караван упустил, столько солярки пожег — и никакой отдачи. Такой конфуз. И теперь он решил отыграться на Диксоне. У нас более суток, пока он подойдет к Диксону; нам по этому мелководью ходить не слишком сподручно, мы его и встретим здесь.

Крейсер подходил к Диксону с разницей более чем на сутки, по сравнению с нашей реальностью. Правда, на этот раз ему готовили достойную встречу. В этой реальности время позволяло, стотридцатимиллиметровые орудия к стрельбе подготовлены, их установили на прежнее место. Все корабли, кроме «Дежнёва», отведены в глубь бухты. Береговые батареи пополнили людьми с транспортов «Революционер» и «Куйбышев», забрав всех их военные команды. Капитан «Куйбышева» Токовенко пришел в штаб обороны порта с необычной просьбой и необычной радиограммой. Полковой комиссар Бабинцев и старший лейтенант с СКР-19 Гидулянов, возглавлявшие штаб обороны, не сразу поверили в какие-то небылицы о попытке захватить крейсер, это же не подводная лодка, с ней намного проще, когда она без хода посреди океана.

— Если мы слишком близко подпустим его, он тут все разнесет. А кто будет отвечать? Ты, что ли? — начал заводиться комиссар. — Меня отдадут под трибунал.

— А я им верю, — не унимался Токовенко, — вон с их помощью нам досталась подлодка со всем экипажем, правда покалеченная.

— А может, это специально подстроено, чтобы нам ударить в спину, когда рейдер подойдет к порту и будет высаживать десант.

— Они на судне взаперти, посреди бухты и без оружия, как они будут помогать?

— Как-как, откуда я знаю как.

Я разглядывал приближающийся крейсер в перископ. Да, мощный кораблик, у нашего флота нет никаких шансов в открытом бою с ним совладать, я имею в виду только надводные корабли Северного флота. Да, красиво, сука, идет. Чувствует свою силу.

— Петрович, ты с нашими на берегу договорился, чтобы раньше времени не стреляли, а завлекли как можно ближе к берегу?

— Я попытался объяснить капитану «Куйбышева», но не знаю, смог ли он все толково объяснить другим, поверили они ему и нам в том числе, это большой вопрос. Подумают еще, что это провокация фашистов, которые хотят захватить порт.

— Ну хорошо, посмотрим.

Ранним утром над морем раздались первые залпы с рейдера, нацеленные, как и в нашей реальности, на СКР-19 «Дежнёв». Сторожевик ответил из своих двух семидесятимиллиметровых и двух сорокапятимиллиметровых орудий, отходя в глубь пролива между островом и материком и завлекая рейдер ближе к берегу под орудия береговых батарей. Рейдер перенес огонь на строения в порту и мачты радиостанции, пытаясь их разрушить. Но вот с недолетом метров пятьсот до крейсера взметнулись два фонтана воды от разрыва снарядов крупнокалиберных орудий. На капитанском мостике «Шеера» их определили как сто — стотридцатимиллиметровые орудия, но откуда эти орудия стреляли, никто не засек. Потом снаряды легли еще ближе, и опять никто не обнаружил эти русские орудия. На этот раз недолет составлял на сотню метров ближе.

— Срочно определить, откуда стреляют эти чертовы орудия. Пока они нас не зацепили, их надо уничтожить.

После третьего залпа, когда снаряды разорвались в какой-то сотне метров от борта рейдера, капитан пришел в ярость оттого, что до сих пор не могут определить нахождение этих орудий.

— Если мы не подавим эти орудия, о высадке десанта не может быть и речи.

Очередной залп ввел всех находящихся на мостике в ступор, так как всплесков стало уже четыре, два легли недолетом, два других перелетом. Это вилка, значит, у русских здесь много орудий, что может кончиться печально. Одно обрадовало капитана — что была все же засечена одна из батарей. На ее подавление сосредоточили основной огонь рейдера. Но русские стреляли часто и довольно метко, фонтаны от взрывов вставали со всех сторон, один даже поразил пустой самолетный ангар, в котором разгоралось пламя пожара.

— А у этих русских хорошие наводчики, — отметил артиллерийский офицер крейсера.

— Лево двадцать, — скомандовал капитан после очередного накрытия, чтобы сбить прицел слишком пристрелявшейся батарее русских.

На берегу тоже несладко, было разрушено несколько домов в городке и часть повреждена, жителей, правда, заранее эвакуировали подальше от порта, и никто из них не пострадал. Досталось и артиллеристам лейтенанта Короткова, одно из его орудий было уничтожено, погиб почти весь расчет. Еще один снаряд попал в крейсер, уничтожив одну стопятимиллиметровую зенитную установку.

— Лево на борт, — опять скомандовал капитан Болькен.

Крейсер стал разворачиваться на отход, капитан понял, что последующее сближение с берегом может закончиться плачевно. Потопить не потопят, а лишних повреждений, да и потерь в экипаже тоже не хотелось иметь.

— Надо подавить эти орудия на отходе, — приказал капитан артиллерийскому офицеру.

И тут еще один удар потряс крейсер: снаряд, попав в корму, пробил палубу.

— Пожар на корме!

— Вот теперь, Петрович, наш выход, пока он в зоне досягаемости орудий, будем останавливать его, а то видишь, прибавил после того, как в зад получил.

Ни на берегу, из-за дыма пожаров и дымки на море, и даже с крейсера, так как взоры почти всех сигнальщиков были устремлены в сторону берега, никто не увидел, как в нескольких милях от рейдера из-под воды вынырнули две ракеты, пролетев немного по воздуху, они опять приводнились на поверхность океана (это были ракетоторпеды «Водопад»).

На наблюдательном пункте лейтенанта Короткова раздалось громкое «ура!», так как за кормой фашистского рейдера встали два фонтана и его повело вправо.

Крейсер содрогнулся всем корпусом, появилась сильная вибрация, и он покатился вправо.

— Держать курс.

— Корабль не слушается руля. Рулевое управление вышло из строя.

— Выяснить степень повреждений и доложить.

Через несколько минут поступили неутешительные доклады о повреждениях: перо руля сорвано, правый вал погнут, винт потерян, на левом валу винт потерял одну лопасть. Через поврежденные коридоры гребных валов вода попадала в машинное отделение, также были затоплены кормовые отсеки.

— Это конец, — констатировал капитан, — и кораблю, и мне. Мы остались без хода, до базы далеко, нам не уйти. Русские батареи мы подавим, но они могут вызвать боевые корабли или авиацию, и у нас не будет ни одного шанса уцелеть. Надо звать помощь. Радиограмму командованию, срочно. Передать на базу «Стою без хода, прошу помощи» и наши координаты.

— Ну вот и трендец этой сволочи, теперь он никуда не денется от нас, разве только на дно.

— Передайте на «Куйбышев», они-то нам должны поверить, пусть пушкарей уговорят прекратить огонь по кораблю, пока его не раздолбали. А мы сейчас с фрицами поговорим по-хорошему, если гансы рыпаться начнут, пусть долбят, пока не поумнеют.

Через несколько минут стрельба с берега прекратилась. Крейсер тоже прекратил отвечать.

Несколько минут радисты крейсера пытались связаться со своими, но все частоты были забиты шумами, и ни один сигнал не мог пробиться через этот шум. Работали только приемники, и радисты стали принимать необычные передачи. На мостик доставили одну из них.

Первые пару минут капитан пребывал в шоке от прочитанного. Офицеры, находящиеся на мостике крейсера, устремили взоры на него, недоумевая, что в этой радиограмме повергло капитана в такое состояние, он даже покрылся красными пятнами от злости. Не говоря ни слова, он вышел на левое крыло мостика, предварительно приказав начальнику связи, чтобы он и его подчиненные молчали о полученной радиограмме. На мостике все оставшиеся были в замешательстве, не понимая, что происходит.

Капитан еще раз, более вдумчиво, перечитал текст радиограммы, уже не так эмоционально. Он понимал, что его корабль обречен, но сдавать его русским — форменное предательство рейха, измена присяге. Но обречь весь экипаж на страшную смерть в студеных водах этого океана своим приказом он не мог. Да, они солдаты, присягали рейху и готовы умереть за фюрера. Однако тысяча молодых и здоровых мужчин, в одно мгновение потерянных для Германии, — не слишком ли большая плата за все ошибки командования, и его в том числе.

«Если я сдам корабль, этот позор ляжет в основном на меня и мою семью, в меньшей степени на мой экипаж, так как он подчинялся моим приказам. Можно ли верить русским?»

Капитан глянул на часы, осталось меньше двадцати минут до конца ультиматума. Вернувшись в рубку к своим офицерам, он передал радиограмму старшему офицеру капитану второго ранга Груберу, чтобы тот прочитал ее остальным, после чего пронесся шквал возмущения и гнева. Кто-то, особенно из молодых, высказался за продолжение операции по захвату порта. Предлагали оставить на корабле только артиллеристов и сотню для обслуживания механизмов. Остальных же бросить на захват порта, закрепиться там и удерживать позицию, пока не придет помощь, которую обязательно вышлют, узнав о захвате этого северного порта русских, поскольку это военно-политический удар по престижу Советов.

Другие понимали, что это — авантюра. Миссия невыполнима, когда в борт корабля нацелила свои торпеды подводная лодка противника. Как только крейсер откроет огонь или начнет спускать шлюпки с десантом, его сразу же торпедируют.

— Капитан Грубер, командуйте большой сбор, — приказал Меендсен-Болькен, — я поговорю с экипажем. Надо довести до них ультиматум русских, послушать их мнение.

По всем уголкам судна разнеслись трели сигнала большого сбора. Экипаж, выстроившись на палубе, ожидал решения командира. Капитан крейсера медленно прошел вдоль строя моряков, вглядываясь в лица. Вернувшись на середину, остановился. Капитан стоял перед строем и все еще о чем-то размышлял, офицеры его штаба стояли молча позади. Над кораблем повисла тревожная тишина. Капитан смотрел на строй матросов, а матросы на своего капитана. И вот капитан начал.

— Доблестные матросы великой Германии, — прервал капитан затянувшееся молчание, — я, ваш командир, обращаюсь к вам. Мы попали в очень трудное положение, наш корабль еще не потерял боеспособность, орудия целы и могут потопить любое судно, но мы лишились хода в непосредственной близости от орудий русских батарей и подводной лодки противника, торпеды которой нацелены на нас. Шансов выйти победителями никаких. Русские выдвинули нам ультиматум: сдать корабль в том виде, в каком он находится сейчас, в противном случае они нас потопят в этих холодных водах.

Среди личного состава пронесся ропот и возгласы возмущения.

— Я полностью поддерживаю ваше негодование, однако мы в безвыходном положении. Сохранить тысячу молодых и здоровых жизней для Германии лучше, чем оставить тысячу семей без сыновей, мужей, отцов. Надеюсь, война скоро закончится нашей победой и мы вернемся из русского плена. Допускаю, кто-то может и погибнуть в плену, но основная часть выживет и вернется домой героями. Некоторые из вас, наверное, думают, что командир продался комиссарам. Поверьте, я не предатель, просто хочу сохранить ваши жизни. Понимаю, вы присягали и готовы умереть за нашего фюрера и великую Германию в бою. Но речь не идет о бое, когда можно ответить ударом на удар. В данном случае это будет просто самоубийством без ущерба для противника. Безусловно, мы можем открыть огонь по берегу из всех орудий и даже что-то там уничтожить, прежде чем нас торпедируют, но слишком уж ничтожна плата за вашу жизнь. Возможно, я и предаю вас, но только ради вас, и за это предательство буду отвечать один. Я все сказал, решать вам: или героическая смерть, или позорная, но жизнь. Пять минут на раздумье, не согласные со мной, выйти из строя на три шага.

Строй матросов зашевелился, многие переговаривались между собой, кто-то стоял молча, обдумывал, как поступить. Жить хотелось всем, за исключением разве что нескольких ярых фанатиков, которые вышли сразу после выступления капитана. Таких набралось десятка два, включая нескольких офицеров.

— Командир, ну что там видно? Намерены они сдать свой корабль или нет?

— А ты, Петрович, сам погляди, — уступая место у перископа, ответил я. — Похоже, у них там голосование идет.

— Командир, может, их поторопить, — глядя в перископ, предложил старпом.

— Даем им еще пять минут, если они и тогда не ответят, действуем по твоему плану.

На берегу тоже наблюдали за крейсером, гадая, что предпримут немцы в этой ситуации. Корабль пока молчал и не двигался, что именно происходило на его палубе, из-за большой удаленности понять было невозможно. Орудия береговых батарей держали его на прицеле, готовые в любой момент открыть огонь.

— Товарищ лейтенант, семафор с «Куйбышева»! — прокричал сигнальщик батареи.

На палубе крейсера все еще шло обсуждение услышанного, но к единому решению пока не пришли. Про себя почти все готовы были сдать корабль, но вслух высказаться не решались. Каждый надеялся на то, что это сделает кто-то другой за него и его не будут считать трусом. Обсуждение могло продолжаться до бесконечности, но в нескольких сотнях метров разорвавшийся снаряд ускорил процесс. Было принято решение поднять белый флаг.

— Передайте радиограмму на подлодку. Мы подняли белый флаг, сдаемся, — приказал Болькен начальнику связи.

Некоторые самые фанатичные бросились крушить приборы и оборудование, чтобы не достались врагу, но были вовремя остановлены по приказу капитана другими матросами. Кое-кто от страха перед русским пленом, фюрером и позором пустил пулю в лоб.

Были спущены все плавсредства. В первую очередь с корабля сняли четырех погибших матросов из расчета зенитной установки, а также десяток раненых, большинство — зенитчики. Самострелов не брали. Капитан в последний раз обошел свой корабль, прощаясь с ним. Если бы не ответственность за жизнь экипажа, он бы не задумываясь взорвал крейсер, как в аналогичной ситуации поступил командир корабля «Адмирал граф Шпее». Правда, там была немного другая ситуация, тот корабль находился в нейтральных водах, и экипаж был просто интернирован.

Поднявшись на верхнюю палубу, капитан увидел, что почти все плоты и шлюпки отошли от борта крейсера переполненными, на палубе оставалось еще несколько десятков человек. Из пролива показалось судно, которое направлялось к ним. Тот самый корабль, по которому открывали огонь в начале боя. Он приближался осторожно, постоянно маневрируя, опасаясь получить в борт залп с крейсера.

— Если бы не эта подводная лодка, можно было бы попытаться захватить этот корабль, использовать в качестве буксира или в крайнем случае перейти на него, взорвав крейсер, и попытаться проскочить в Норвегию, — вслух размышлял старпом.

— Вот именно. Из-за этой подлодки вся операция провалилась. Скорее даже не из-за нее, а из-за утечки информации о планах по этой операции. Они уже нас ждали, ко всему были готовы. Все подлодки, которые задействованы с нами в этой операции, потоплены. Следовательно, план всей операции был получен русскими, наверное, даже раньше, чем мы его прочитали. Вы не задумывались над этими невероятными совпадениями, когда наши корабли попадали под удар подводных лодок? Как будто их там уже ждали.

— Не задумывался, но теперь мне кажется, вы правы. Возможно, у нас в штабе завелся вражеский агент.

— Вот видите, эта операция была изначально провальная. Пусть меня считают предателем, но я спасу свой экипаж от уничтожения.

— Командир, с крейсера пришла радиограмма о сдаче корабля, — доложил Пономарев.

— Передать на берег, пусть высылают пару судов, чтоб подобрать экипаж крейсера, если будет в этом необходимость, а так пусть только сопровождают шлюпки до берега. Я бы посоветовал высадить их на остров в проливе. Передайте на крейсер, чтобы не вздумали брать с собой оружие и прекратили крушить оборудование, иначе договоренности придет конец. И сообщите в штаб Северного флота, чтобы высылали боевые корабли для сопровождения и буксировки крейсера на ремонт в Молотовск и для перевозки пленного экипажа.