Глава 12
Не обращая внимания на соплячку, подхожу к столу:
– У вас есть карта, герцог?
Тот смотрит на меня, потом на нашего главнокомандующего. Урм кивает, и ресец медленно вынимает из сумки, висящей у него на боку, свиток довольно большого размера. Разворачивает. Я смотрю на него – ничего себе… Если масштаб выдержан, в чем я сомневаюсь, то до крепости нам еще минимум месяц пути! И неизвестно, сколько там проторчим. Потому что на первый взгляд я не вижу слабых мест. Более того – город огромен. И в середине его – целый каскад озер или прудов.
– Не кажется ли вам, сьере герцог, что взять такой большой город силами пяти тысяч человек невозможно?
Тот мнется. Потом роняет:
– Это ваши проблемы. Приказ императора – фиорийцам взять город Кытх. А как, чем – это ваши проблемы.
Задумчиво смотрю на карту, и что-то начинает прорезаться. Правда, пока очень смутно, но уже брезжит…
– Империя поможет нам?
Герцог прищуривается:
– Смотря чем.
– Нам понадобится масло. Очень много вашего масла. Еще – растительная вата. И – полное одобрение всех наших действий при взятии города. Ну и, естественно, полное невмешательство имперских воинов, а также чиновников и полководцев в операцию по захвату крепости.
Ресец задумчиво чешет подбородок, потом кивает:
– Думаю, это можно устроить.
Дочка Ымпа глумливо смеется:
– Собираетесь смазать пятки, чтобы быстрее сбежать из империи? Но тогда мой отец двинет армию на Фиори! И казнит всех дезертиров.
Я поворачиваюсь к ней, молча протягиваю руку, затем хватаю за воротник и бросаю на подставленное колено. Ее смех обрывается, потому что дыхание сразу останавливается. Я угодил ей в солнечное сплетение. Затем с размаху опускаю свою ладонь на ее задницу. Сочный шлепок пушечным выстрелом звучит в мгновенно воцарившейся тишине шатра. У дель Хааре отвисает челюсть, но я успеваю заметить промелькнувшую улыбку в глубине его глаз. Ого! Девица, похоже, успела допечь вояку за время пути… Ее тушка летит к выходу, где она корчится на земле, пытаясь вдохнуть хотя бы частичку воздуха.
Я лениво произношу:
– Герцог, если я сказал «любых ресцев», то членов императорской семьи это тоже касается. Особенно какой-то там сороковой или пятидесятой дочери, которую отец вряд ли даже помнит в лицо.
Поворачиваюсь к лежащей побагровевшей девице, которой наконец удалось начать дышать, и ее плоская грудь ходит ходуном, мелко-мелко и часто одновременно.
– Если ты еще раз посмеешь подать свой голос, когда разговаривают мужчины, я отдам тебя своим солдатам. У них уже давно не было женщин.
– Мой… отец…
– У императора почти сто потомков. И отсутствие одного или одной из них он переживет, если вообще заметит. А вот еще один город под рукой империи – достойная цена за твою голову.
До нее доходит. Глаза наливаются слезами. Она, все еще сидя на земляном полу, судорожно давит беззвучные рыдания.
Я поворачиваюсь к дель Хааре:
– Вы неплохо говорите на фиорийском, герцог.
Он очень спокойно отвечает:
– Моя вторая супруга – родом из вашей страны.
Так же спокойно я киваю в ответ, стараясь не показывать того бешенства, которое вспыхнуло у меня внутри после этих слов, – значит, Лиэй всего лишь вторая жена? Чтоб этому Тумиану на сковородке у Нижайшего угольков подкинули еще! Подлец… Кручу рукой в воздухе в неопределенном жесте:
– Нечто такое припоминаю, вроде как два года назад кого-то выдали замуж в вашу страну… Обсуждали на Совете.
Герцог удивлен, а Урм снова хмурится. Значит, пора прекращать.
– Когда войска из Фиори должны выдвинуться для захвата города?
На лице ресца явное облегчение.
– До конца этой недели.
Значит, через пять дней…
– А поставки затребованных нами материалов?
– Подвоз будет организован прямо к Кытху.
– Хорошо, – киваю ему. – Армия выдвинется в указанный срок. Но город мы возьмем лишь в случае, если все, что мы просим, будет нам предоставлено.
Дель Хааре тоже кивает. Но тут неожиданно подает голос соплячка. Рыдать она закончила и, кажется, снова обрела привычную наглость. Хоть дождалась, когда мы закончили разговор, и то хорошо.
– Передайте императору, герцог, что я остаюсь с ними, чтобы убедиться, что варвары сдержат свое обещание.
Глаза вельможи лезут на лоб, но, похоже, для ресцев пожелания родственников императора – закон. Он склоняет голову и делает шаг к выходу, но я бросаю ему вслед:
– Кытх мы захватим. Только толку от этого, а также выгоды Реко не получит.
– Почему?! – в один голоса спрашивают и дочка Ымпа, и герцог.
В ответ я жестко усмехаюсь:
– Для вашего императора жизнь одного ресца дороже всех наших, вместе взятых. Для меня же – жизнь любого фиорийца куда дороже всей вашей империи. Поэтому я не собираюсь класть наших солдат зря в угоду амбициям. Реко хочет этот город? Оно его получит. Но сколько жителей там выживет – это уже проблемы империи.
Герцог молча смотрит на меня, затем выходит, не произнося ни слова. Я поворачиваюсь к все еще сидящей на земле девчонке:
– Ты чего тут забыла? Брысь отсюда, мелкая пакостница! Гыррр! – рычу, словно настоящий волк.
Она вскакивает, путаясь в полах своего одеяния, устремляется наружу. Урм оглядывается, подходит ко мне и шепчет:
– Ты действительно думаешь, что мы возьмем Кытх?
Так же шепотом отвечаю:
– Мы не будем его брать. Мы его просто сожжем. Дотла.
Герцог со страхом смотрит на меня, а я вновь шепчу:
– Там почти сто тысяч жителей и сильный гарнизон. У нас нет другого выхода. Иначе поляжем все. Без исключения.
– Но… – Он в растерянности.
И я повторяю:
– Либо мы – либо они. Другого выхода нет. Назначайте совещание на вечер, сьере герцог. А я, с вашего позволения, подумаю над картой. И ради Высочайшего – мне сейчас необходима спокойная обстановка, поэтому прошу не подпускать ко мне эту императорскую дурочку…
Задумчиво возвращаюсь к себе. Задача не из легких. Очень сложная. На стороне тушурцев подавляющее численное превосходство. Соотношение, как минимум, один к двадцати пяти. Солдаты, конница, мирные жители. Следовательно, нам могут помочь лишь две вещи: первая – страх, точнее, ужас перед нами у осажденных. Вторая – не очень удачное расположение города. Кытх находится в низине, вернее – в не очень большом проходе между двумя горными массивами и сильно вытянут в длину, километров на двенадцать. Строения зажаты между скалами. Их прикрывают две стены. Если верить карте. Следовательно, нам нужны сведения о городе. А где их взять? Империя ими не поделится. В этом я больше чем уверен. Значит, требуются пленники. И чем раньше, тем лучше. А вообще лучше самому провести рекогносцировку на местности. Это реально, разумеется. Но путь до города велик. Пока туда, пока обратно… А корпус будет двигаться мне навстречу. Пусть медленно, но тем не менее… И когда прибудет на место, мы уже должны быть готовы приступить к осаде. Но пока я буду мотаться на разведку и обратно, потеряем драгоценное время. Впрочем… Впрочем… Надо поспрашивать купцов! Они ходят с товарами по всей стране. Даже сейчас. Для денег не существует границ, так что наверняка кто-нибудь из них бывал в Кытхе!
На душе становится легче. Судя по карте, вокруг много мелких поселений. А значит, будут и пленные. Армию рабов я организовывать не собираюсь, но вот послать орду людей на штурм крепостных стен – легко. Выкопать ров, чтобы обезопасить людей от лучников. Поставить частокол повыше, добывать камень в окрестных скалах, обтесывать его. Решено, берем хабар.
Как пришлось убедиться, тушурцы народ покорный и послушный. Подчиняются силе беспрекословно. Инициативу не проявляют. Насквозь пропитаны этаким фатализмом, мол, живой – хорошо. А умер – так что поделать, жизнь – это такая болезнь, после которой не выживают. Так что можно набрать тысяч десять-пятнадцать рабов и заставить их пахать как проклятых и гнать умирать вместо себя. Еще нам нужны веревки. Много толстых и прочных веревок. Доски, бревна. Желательно дуб, сухой либо мореный. Стоит он недешево, но сейчас деньги в казне корпуса есть. Кузнецов отыщем среди пленников. И железо тоже. Масло поставит империя. Вопрос только – поставит ли? Поставит. Особенно если до них дойдет, что тушурцы прислали людей договориться о переходе фиорийцев на их сторону, взамен предлагая защиту от Реко в будущем. Как говорится: что ни делается, все к лучшему. Вот и присутствие дочки Ымпа в лагере сыграет нам на руку. Ну а тушурских послов мы ей найдем… Невольно улыбаюсь…
К вечеру черновые наброски плана штурма готовы. И когда дель Саур присылает за мной вестника, я уже полностью готов. В шатре подавленное настроение, все сидят с мрачными лицами, и ощущается стелющееся в воздухе чувство безнадежности. Моя улыбающаяся физиономия действует на лордов как контрастный душ. Они недоумевающе смотрят на меня, но поскольку я уже два раза вытаскивал их из большой задницы императора Реко, то на одном, то на другом лице появляется надежда. Урм смотрит на меня, потом на миг прикрывает глаза, давая разрешение сразу перейти к делу. Долгие прелюдии нам сейчас ни к чему. Поэтому прохожу сразу на середину шатра:
– Сьере владетели, вы знаете, для чего мы все собрались, поэтому долго расстилаться в пояснениях и любезностях не буду.
Легкий шорох по шатру. Феодалы смотрят друг на друга, затем все глаза устремляются на меня, ожидая дальнейших слов.
– Короче, Кытх мы возьмем. И думаю, без потерь с нашей стороны. Другое дело, в каком виде город нам достанется. Нам придется полностью его уничтожить.
Воцаряется гробовая тишина. Я добавляю:
– А может, и не полностью. Если все пройдет по плану, то тушурцы сами прибегут к нам сдаваться. Сьере дель Таури, основная тяжесть осады ложится на ваших подчиненных.
Названный лорд вскидывает голову, и я поясняю:
– Мы не станем лезть на стены. Мы разрушим их и сожжем.
– Камень?
– Да, камень. Город очень велик. Против каждого из нас стоит двадцать пять тушурцев. И драться с ними на мечах и копьях – заведомо проиграть. Нас задавят числом. Поэтому… – улыбаюсь, – на стены полезут сами тушурцы. Сьере, по пути нам необходимо набрать как можно больше пленных. Повторяю еще раз – как можно больше. Десять, пятнадцать, двадцать тысяч рабов, которые обезопасят нас от вылазок из города, выкопав ров вдоль стены, обращенной к империи, и поставив вдоль него частокол. Кузнецы нам изготовят оси и скобы для осадных машин, еще нам понадобятся веревки для их постройки и, конечно, сухой лес. Лучше всего – дуб. Думаю, таковой по пути найдется. У нас по дороге будет куча всяких деревень и городков, которые нам на один зуб, образно говоря. Масло для зажигательной смеси поставит империя. Договоренность насчет этого существует.
Дель Ольм, главный над конницей, роняет:
– А если империя откажется? Что тогда?
– Тогда тушурцы пришлют к нам послов и постараются переманить на свою сторону… Как думаете, император согласится с этим?
Гробовая тишина взрывается криками:
– Позор! Это же измена! Предательство!
– Тихо!!! – рявкает дель Саур. Потом, глядя на меня в упор, требует: – Граф дель Парда, объяснитесь! По поводу тушурских послов.
Я слегка кланяюсь ему:
– Все просто. До императора дойдут слухи, что фиорийцы после долгого сидения в осаде ведут переговоры с тушурцами по поводу перехода на их сторону. Почему? Да потому, что правитель Реко не держит своего слова. А в Фиори данное кому-либо обещание ценится выше золота и человеческой жизни. Мы же для ресцев тупые варвары, сьере! Неужели вы думаете, что от нас ждут чего-либо другого?! В корпусе будет находиться одна из дочерей императора. И если на ее глазах в лагере появится кавалькада тушурцев под белым флагом парламентеров, а потом до нее дойдут ненавязчивые слухи о том, что королевство предлагает нам золотые горы за то, чтобы мы перешли на их сторону… Как, думаете, отреагирует империя? Прослыть «потерявшим лицо» для Реко хуже смерти! Так что они будут вынуждены дать нам все, что необходимо. Кроме войск, разумеется. Это оговорено.
– Подлый способ, – хмурится Урм.
И я взрываюсь:
– А посылать нас на убой разве не подло?! Сто пятьдесят тысяч будет противостоять нам, пяти тысячам фиорийцам! Это честно?! И вы все согласны умереть?! Никто не хочет вернуться домой?! Да?! Тем более что через четыре месяца каждый из нас сможет уже с открытым забралом и гордо поднятой головой, звеня золотом в кармане, войти в свой замок, став легендой для всего Фиори! Потому что до этого такого никогда не случалось!
Моя вспышка гнева словно отрезвила лордов. И я подливаю масла в огонь:
– Империя не считает нас за людей. Вы это все прекрасно видите. Поэтому для борьбы с такими вот… особями… все средства хороши. Честные, не очень честные, откровенно подлые. К тому же если Реко сдержит свое обещание, то нам это и не понадобится, сьере.
– Будем надеяться, – роняет кто-то.
И я вновь перехожу к своему плану:
– Город находится между двух горных хребтов. В узком проходе. Поэтому после того, как будет поставлена преграда против вылазок, мы сможем действовать спокойно. Поставим на возвышенностях камнеметы и будем долбить стены до тех пор, пока те не рухнут. Потом бросим в бой пленников. А потом опять начнем долбить город. И снова двинем вперед пленных. Ну а если тушурцы не сдадутся, мы просто сожжем Кытх дотла. Вместе с жителями и сокровищами. Для этого нам и нужно масло, сьере.
Тишина становится такой осязаемой, что ее кусочки можно отрезать ножом.
– Хороший план, – внезапно звучит голос дель Тимо, нашего командира мечников.
– Я тоже так думаю, сьере, – откликаюсь я, – потому что это – единственный способ для нас вернуться домой живыми. – После короткой паузы добавляю: – Но я считаю, что до сожжения города дело не дойдет. Едва мы начнем жечь Кытх, тушурцы сдадутся.
– Будем надеяться, – бурчит кто-то из задних рядов.
Но его обрывают, тоже оттуда:
– Да мне плевать на этих тушурцев, если не придется тут умирать и можно вернуться домой на полгода раньше срока!
Одобрительный гул по шатру. Дель Саур выходит на мое место, благо я закончил и отошел к стенке шатра.
– Тогда, сьере, будем считать, что план, предложенный графом дель Парда, принят. И через четыре дня мы снимаемся с лагеря. Кто не согласен, может покинуть совет.
Тишина. Все остаются на месте. Других ведь предложений нет. Значит, придется делать так, как сказал я.
Герцог кивает мне:
– Благодарю вас, сьере дель Парда. Хотя, откровенно говоря, хотелось бы мне обойтись без тушурских послов…
– И мне тоже, сьере герцог. Поверьте.
Но тут снова подает голос дель Ольм. Барон вообще самый старший из нас, ему под пятьдесят, и голова у него варит на удивление…
– А что делать с принцессой? Она не будет путаться у нас под ногами?
Герцог улыбается:
– Граф сказал, что если она попытается вмешаться в наши дела, то отдаст своим солдатам. Мол, те сильно изголодались по женскому телу. Так что не думаю, что эта ресская кошка осмелится что-либо предпринять…
Лорды смеются, представив картинку, потом все, уже воспрянувшие духом, расходятся по своим расположениям. Я вопросительно смотрю на герцога, но дель Саур делает условный жест рукой, значит, пока я действительно свободен.
Выхожу наружу. Сегодня изумительный вечер. Звезды светятся так ровно и чисто, словно в открытом космосе. Ни ветерка, ни шума. Народ уже отдыхает, лошади пасутся поодаль от лагеря. Где-то поют песню, и в мужской хор вплетается высокий женский голос. Довольно красивый. Откуда в лагере женщина? Впрочем, это не мое дело. Потихоньку иду дальше. Вот и мой шатер. Делаю было шаг внутрь, но меня окликает темная фигура:
– Сьере граф?
Кто это еще? И почему часовые не остановили чужого в расположении? Но фигура выходит на свет, и я вижу служанку старого лекаря. Она кланяется мне низко-низко, как принято в Тушуре, и остается в согбенной позе.
– Что тебе? Шурику ищешь?
– Она в вашем шатре. Уснула. Я прошу разрешения забрать девочку.
Вместо ответа, машу рукой, мол, иди за мной. Тихонько вхожу, в свете масляного светильника вижу спящую на моей походной кровати девчушку. Шурика разметалась во сне, раскинув ручки в стороны, черные волосы выбились из-под головной накидки, которую здесь носят все, и рассыпались по подушке. Тапочки-туфельки с загнутыми носками сброшены, лежат возле кровати.
Тихонько подхожу к койке, всматриваюсь в девочку. У старика будет отрада, когда он не сможет уже лечить. Она вырастет настоящей красавицей… Кому-то повезет.
Служанка почтительно стоит позади меня, а я застыл на месте, не в силах оторваться от картинки перед собой. Я не знаю, как сложится судьба ребенка. Мы, фиорийцы, кто пригрел и спас ее семью от империи, скоро уйдем, и она с дедушкой останется в чужой стране. Конечно, ремесло лекаря уважается всюду, даже в Реко. Но старик – чужак, и, естественно, найдется много желающих обратить его в рабство.
Служанка просовывается мимо меня, тянет руки к спящей Шурике, но я останавливаю ее, ухватив за плечо:
– Не надо. Я сам.
Женщина отступает, ее глаза под низко повязанным покрывалом расширяются от удивления, а я бережно беру девочку на руки и шепчу служанке:
– Веди.
Она вновь сгибается в поклоне, торопливо семенит впереди. Я со спящей малышкой на руках шествую не спеша, потому что каждый мой шаг как три ее. Вскоре мы добираемся до почти опустевшего госпиталя. Служанка подходит к одному из крытых возов, откидывает небольшую лесенку, приделанную сбоку, отодвигает занавеску. Из проема сочится тусклый свет, и я слышу голос, что-то спрашивающий на тушурском. Но молодая женщина отвечает на всеобщем:
– Господин Долма, к вам гость.
– Я сейчас выйду, – мгновенно реагирует лекарь и спустя мгновение появляется в проходе.
При виде меня с его внучкой на руках чуть не шарахается, на его лице появляется испуг, но я делаю шаг вперед, и он отступает, давая мне войти. Внутри очень скромно. Несколько мешков, походный таган на треноге над очагом из плоских камней, скрепленных глиной. В углах – расстеленные прямо на дощатом дне повозки две тощие постели. Однако… Непорядок! Очень аккуратно опускаю Шурику на подстилку. Девочка чуть завозилась, но сон у нее крепок, и все обходится. Старик смотрит на меня, я же молча выхожу наружу и обращаюсь к почтительно застывшей служанке:
– Разожги нам костер и согрей натты.
Та исчезает в темноте, а я поворачиваюсь к старику, тоже вышедшему вслед за мной:
– Сьере Долма, у меня есть к тебе разговор.
Тот молчит. Но я чувствую его эмоции. Преобладает, естественно, удивление. Но следующее чувство – безнадежность…
Женщина быстро возвращается. В ее руках охапка хвороста, котелок с водой. Чиркает кресало, искры безуспешно сыплются на тонкие ветки, огонь не желает разгораться, и я вижу, что служанка напугана до смерти.
– Эй, погоди. Я воин, а не палач.
Она вздрагивает, роняет на землю кресало и камень, в котором я узнаю кусок пирита. Достаю из сумки на ремне зажигалку. Их было полно в тех контейнерах, что мы оприходовали с «Рощицы», и я прихватил с собой десяток да раздал своим солдатам. Благо они практически вечные… Щелкаю кнопкой зажигалки, из сопла вырывается тонкая струя бледного пламени. Миг – и вот уже ветки весело трещат.
Служанка метнулась внутрь шатра, вытащила треногу, поставила на огонь. Мы со стариком молчим, глядя на огонь. Он действительно стар. И очень устал за последние дни. На лице, изрезанном морщинами, печать горя. Редкая седая бородка. Большие натруженные кисти в пигментных пятнах. Аккуратно подрезанные ногти. Вода закипает, и женщина высыпает в нее натту. Варево булькает, и, обхватив ручку котелка рукавом своего одеяния, служанка торопливо наливает нам настой в две небольшие глиняные кружки. Я первым делаю глоток. Вкусно.
– Спасибо. Ты хорошо умеешь варить этот напиток.
– Господин? – Она смотрит на меня своими большими, блестящими в свете углей уже прогоревшего костра, темными глазами.
Делаю жест у своих ног.
– Сядь сюда и слушай. – Перевожу взгляд на лекаря. Тот молча пьет темный настой. Он устал, и надо бы отдохнуть, а тут приперся этот варвар… – Сьере Долма, наш корпус выдвигается к Кыхту. Император поручил нам захватить город, после чего служба фиорийцев закончится и мы вернемся домой.
Старик ежится. Ему непонятно, почему я сообщаю ему такие сведения. Дело лекаря – лечить, а не воевать… Но тут до него доходит.
– Вас посылают штурмовать Кыхт? Одних?
– Разумеется, сьере Долма.
– Ах… – Служанка испуганно прикрывает рот рукой.
Кружка заходила ходуном в кисти лекаря. Он торопливо бормочет:
– Значит, это смерть…
Я дергаю щекой:
– Это смерть жителей Кыхта. Нас слишком мало, и мы будем вынуждены уничтожить всех.
Его взгляд полон не ненависти, а горя.
– Сколько людей умрет ради кучки амбиций!..
– Такова жизнь, сьере Долма. И не нам играть с судьбой. Но я пришел не поэтому. У вас чудесная внучка. И вырастет красавицей. Если вырастет…
– Вы уйдете домой, а мы останемся в чужой нам стране… Потому что в Тушур нам никогда не вернуться. Ведь мы помогали врагам короны, пусть даже и против своей воли…
– Да. И я больше чем уверен, что ресцы обратят вас рабство, а вашу внучку продадут кому-нибудь в наложницы или в публичный дом…
Старик молча опускает голову. Кружка проворачивается в обессилевших пальцах, и напиток льется на траву. Служанка также опускает голову с безнадежностью и отчаянием.
– Я хочу дать вам надежду, сьере Долма. И другую, счастливую жизнь Шурике.
Голова старика поднимается. На лице появляется надежда.
– Те, кто лечился у вас, отзываются очень хорошо о вашем умении и искусстве лекаря.
– Но мне осталось немного. Года два-три, и я уж не смогу лечить людей…
– Все равно. Старость заслуживает уважения. Поэтому я предлагаю вам отправиться вместе со мной в Фиори. Я – достаточно влиятельный лорд и правитель в нашем государстве и могу гарантировать вам безопасность и нормальную жизнь. Плюс обеспеченную и спокойную старость. Вашей внучке же я дам воспитание, достойное придворной дамы, а впоследствии выдам замуж за достойного человека. Слово графа.
Старик смотрит на меня исподлобья:
– Ничто не дается просто так. Что я должен буду сделать?
– Ничего. Просто дать согласие на переезд в Парду.
– Надо подписать бумагу?
– Достаточно вашего слова. Я не настаиваю на ответе прямо сейчас. Впереди у нас трудный и кровавый поход. Возможно, то, что вы увидите, отвратит вас от Фиори. Но если вы согласны, то дайте мне знать. Через Шурику или эту несчастную. – Я кладу руку на худое плечо служанки, и она сжимается в комок. Отпускаю ее плечо, затем поднимаюсь с куска войлока, на котором сидел. – Подумайте, сьере Долма. Можете поспрашивать у наших фиорийцев. Все вам скажут, что Волк Парда всегда держит свое слово…
Делаю шаг в темноту, но тут раздается голос старика:
– Вы сказали, что возьмете Кытх. И я вам почему-то верю. Будет много крови, много горя, но вы хотите вернуться домой живыми. Это мне тоже понятно. Вы готовы забрать меня и Шурику с собой. И это я как-то могу понять. А что насчет Гуль?
Я оборачиваюсь, понимая, что лекарь спрашивает о своей служанке.
– Тогда женитесь на ней. И вопросов не возникнет.
Тот порывисто поднимается с куска кошмы:
– Но я уже старик! А она еще молода! Да Гуль мне в дочери годится!
Улыбаюсь в ответ:
– Я же не предлагаю вам спать с ней. Женитесь просто для того, чтобы спасти и увезти с собой. Подумайте на досуге, сьере Долма. Очень хорошо подумайте…
