ВЫБРАВШИЕ СМЕРТЬ
По тихой Луговой улице вдоль приземистых старых строений по направлению к лесу шла высокая полная женщина в измятом и грубом плаще-балахоне. Раннее утро было туманным и зябким, женщина куталась в длинную накидку и старалась не поддаться желанию оглянуться и ускорить шаг.
Из окна хозяйственного блока выглянул зевающий юнец-студент, проведший ночь с дамой, ведающей раздачей реактивов, и какое-то время наблюдал за женщиной. «Для ученицы старовата, — подумал юнец. — Чья-то родственница? — Женщина выглядела усталой путницей, измятая, странная в этом городе одежда выдавала невысокий статус. — Побирушка, не имеющая пристанища?» Порой вокруг научных образовательных центров собирались странные личности: то ли блаженные, то ли провидцы, алхимики, ищущие признания, да мало ли каких сумасшедших привлекает веселая жизнь студенческой братии…
Вдоль дороги следом за женщиной серой тенью скользил небольшой зверек. «Теплокровное, живородящее, — привычно классифицировал студент. — Что за зверь? Возможно, приблудился с какого-то корабля», — зевая, подумал юнец и вернулся к проснувшейся, теплой подруге.
Архаичный уклад жизни этой улицы умилял и одновременно раздражал Даяну. Отсутствие движущихся тротуаров восполнялось избытком застывшего у домов индивидуального транспорта, за все время, пока леди Геспард брела по улице, ни один флаер не прочертил небо над этим кварталом.
Обилие цветов и деревьев — что может быть лучше для затворника?
Но тишина пугает беглеца. Он слышит каждый свой шаг, и собственное дыхание кажется оглушительным, его подхватывает эхо и разносит вдоль дороги, путаясь в разросшихся кустах и привлекая внимание любопытных птиц.
Последний дом на Луговой улице окружали разлапистые деревья и стриженые кустики какого-то цветущего растения. Кавалер перепрыгнул невысокую живую изгородь и скрылся во внутреннем дворике дома профессора Нергунт-о-Лавита.
Даяна сделала несколько шагов по направлению к входной двери и увидела, как на ней вспыхнуло табло-предупреждение: «Приема нет». Слова на общегалактическом языке не остановили путницу. Она подошла к переговорному устройству и, тяжело опершись плечом о стену, сказала:
— Паломница из Мира Тихих просит пристанища…
Мир Тихих — негостеприимная планета древнейшей расы мыслителей и философов. Тихие почти не покидали родину, не любили гостей и вмешательства, и путешественница из далекого созвездия, как редкая гостья расы отшельников, могла рассчитывать на прием отшельника-профессора. Мир Тихих — это братство, своеобразный орден приверженцев чистой, академической науки.
Спустя короткое мгновение дверь беззвучно распахнулась, и довольно молодой сухощавый мужчина сделал леди знак войти.
— Приветствую тебя, паломница, — сказал ученик профессора. — Что привело тебя на Фантару?
— Ищу покоя, — ритуально ответила Даяна.
— Да снизойдет покой на твою усталую душу, — попадая в тон, ответил ученик и посторонился.
Почти теряя силы, Даяна перешагнула порог последнего пристанища гарха. Ученик предусмотрительно подставил ей плечо и помог дойти до центральной комнаты дома.
— Подождите здесь, — сказал молодой мужчина. — Профессор еще не встал, но скоро выйдет к вам.
Даяна тяжело опустилась на высокое сиденье странно неудобного кресла и прикрыла глаза. В любое другое время она с интересом осмотрела бы аскетичное убранство комнаты-кабинета, скрытая часть жизни великого ученого наверняка заставила бы ее стать хоть чуточку любопытной…
Но не сейчас. Сейчас она устала так, что с трудом шевелила губами, и только страх, толкающий в спину, помог ей завершить путешествие. Дойти до этой комнаты, упасть в неудобное кресло и замереть, сберегая каждое движение. От чувства полного бессилия ей хотелось плакать. Если профессор откажет в помощи, кусая губы, думала леди, она ляжет на ступенях его крыльца и превратится в камень. Молчаливый и равнодушный к упрекам…
Какое-то прикосновение, легкое, как дуновение, и невесомое, как утренний туман, обволокло ее сознание. Даяна отключила все прочие мысли и оставила лишь просьбу — «мне нужна помощь». Контакт с профессором-телепатом работал односторонне, Даяна не была менталом и не могла общаться на высшем уровне. Она могла оставить только просьбу и слезную мольбу.
— Вы не паломница.
Даяна открыла глаза и увидела в дверях комнаты невысокого сморщенного старца с пронзительно-синими глазами, густой белой шевелюрой и сжатыми в струну губами.
— Да. Но мне нужна помощь, — опустив голову, тихо сказала леди.
— Я не могу помочь вам, странница, — сурово сказал профессор удивительно гудящим, низким голосом. — Мне дорог каждый день, просите помощи в другом месте.
— Но только вы мне можете помочь! — Даяна вскинула голову, и слезы потекли по щекам вниз до подбородка. Это плакала ее усталость.
— Уходите, — твердо вынес Нергунт-о-Лавит. — Я слишком занят.
— Позвольте мне хотя бы отдохнуть!
— Нарунг-а-Вальтим отвезет вас в больницу, или в гостевой дом, или куда еще вам будет угодно. Я занят.
— Нет, — так же твердо сказала леди. — Если вы меня прогоните, то потеряете единственную возможность узнать самую большую тайну Вселенной.
Профессор поднял седые кустистые брови и внимательно оглядел Даяну. Ее пыльный плащ, выпирающий из-под него живот, ноги, обутые в высокие ботинки, с подошвами, облепленными подсохшим морским песком…
— Кто вы?
— Я жена посла Конфедерации лорда Геспарда, дочь графа Оскардуана и теперь беглянка. Если вы меня прогоните, то я погибла. Я одна против всей Вселенной, и, поверьте, это не высокопарный слог и не преувеличение. Только вы, готовый к смерти, можете помочь мне и моему ребенку.
— Вы телепат? — снова нахмурился профессор.
— Нет, и вам об этом известно.
— Но… ваши мозговые эманации не совсем типичны для потомка землян. Вы ведь произошли от земных предков?
— Да.
— Вы латентный телепат?
— Нет. Я проводник.
— Кто? — Нергунт-о-Лавит слегка наклонился вперед, думая, что ослышался.
— Отошлите своего ученика, профессор, нам надо поговорить наедине.
— Я не буду никуда отсылать Ларинта… — начал гневно ученый, но Даяна его перебила:
— Прошу вас. У меня не осталось сил на споры.
Нергунт-о-Лавит подошел к гостье, взял холодной ладонью ее горячее запястье и начал исследовать пульс.
— Немедленно в постель! — Ученый, врач и просто порядочный человек взял вверх над всеми обязательствами гарха, готового к смерти. — Вы на грани нервного истощения! Ларинт, — ученик тут же появился за спиной профессора, — помоги нашей гостье дойти до спальни. Ей нужно отдохнуть.
Месяцами копившиеся слезы вновь потекли из глаз беглянки. От усталости Даяна едва передвигала ноги, и слезы тихо капали на плащ, стекая с пыльных щек.
— Нельзя же так, дорогая моя, — ворчал профессор. — Вы беременны, вы должны думать о своем будущем ребенке…
Под тихий бубнящий голос профессора Даяна приняла молчаливую помощь его ученика и, едва сняв ботинки и плащ, рухнула в постель. Проход через атмосферу в раскаленном, пылающем, словно метеорит, корабле, подводное путешествие в капсуле — ее пришлось отправить обратно в океан и затопить — вымотали бы Даяну, даже не будь она на восьмом месяце беременности. Только разговоры с сыном и присутствие видимо беспечного кота помогали ей стравиться с последним отрезком дороги, растянувшейся на месяцы. Если бы не отдых в анабиозе, вряд ли она вообще бы справилась с этим кошмаром.
Сын перестал разговаривать, едва Даяна приблизилась к дому профессора, он спрятался внутри ее и пока не решался выдать своих способностей. Даяна провалилась в страшный, наполненный видениями сон. Ей снилось, что она сидит в капитанском кресле аварийного бота, корпус яхты корежится и плавится, и огонь, медленно пожирая приборы, добирается до нее…
Проснулась леди уже под вечер. И первое, что увидела, открыв глаза, — Кавалера, безмятежно свернувшегося клубком в ее ногах.
— Как ты сюда пробрался, негодник?!
Кавалер раскрыл в зевке зубастую пасть и дернул усами, на манер человека, поводящего плечами, — а что тут такого-то? Ну, пробрался, ну, поспать зашел… окна-то открыты, не тюрьма…
— Брысь под стол!
Кот спрыгнул с кровати и, сев в углу (именно под угловым столиком, как и приказала хозяйка), принялся намывать морду круглой лапой в бежевом носочке.
Даяна увидела, что на этом столике стоит чашка с напитком и брусок какой-то розовой с белыми прожилками выпечки, а рядом на стуле висит чистый домашний наряд и дверь в санкабину чуть-чуть приоткрыта.
Минут через десять умывшаяся и посвежевшая путница спустилась на первый этаж дома в центральный зал-кабинет. Даяна видела только две комнаты жилища профессора и не очень удивилась бы, узнав, что спальня, куда положили гостью, оказалась единственным помещением, не приспособленным для работы ученых мужей. Какая-то аппаратура, подставки для информационных полей и панели с освещенными дисплеями занимали основную площадь дома. Какие-то блоки и разнообразные технические устройства стояли вдоль стен коридоров и комнат, что-то свисало с потолка, центральную часть зала занимало нечто отдаленно напоминающее рабочий стол лорда Геспарда. Профессор Нергунт-о-Лавит сидел у стола в неудобном, на взгляд Даяны, кресле, оплетая его ножки своими лодыжками. Кресло гарха мало соответствовало земным понятиям об удобстве, жители планеты Гарита много путешествовали по океанам своей земли, и привычку фиксировать тело на сиденьях с помощью ног привозили и на другие миры.
Даяна вышла вперед и молча остановилась перед работающим ученым. Нергунт-о-Лавит бросил на леди косой взгляд, закончил какие-то вычисления и сел прямо, глядя на Даяну без всякого дружелюбия.
— Вы назвались леди Геспард. Это ваше имя?
— Да. Меня зовут Даяна Геспард.
— Хорошо, — сказал профессор, и гостья подумала, что у этого слова в переводе с общегалактического языка есть множество синонимов. Каждое слово имело свой аналог: во всех языках имелись термины, обозначающие одежду, конкретные атмосферные явления, предметы обихода, схожие по предназначению. Для удобства общения каждый житель галактик автоматически переводил для себя такие понятия, как «час», «год», «человек», «личность», скорость передвижения, денежные единицы и многое другое, дабы не смущать свой разум чужеродными названиями. Один виток родной планеты вокруг оси называется на твоем языке — день. А вот если речь идет об исчислении его продолжительности, тут каждый оперирует своими понятиями.
Со словами, несущими эмоциональную окраску, дело обстояло намного запутаннее. То, что для гарха «хорошо» и несет радость, для леди Геспард может означать предвестие изгнания. И смерти.
— Вы отдохнули? — после длительного молчания спросил профессор.
Даяна не чувствовала ментальных прикосновений к своему мозгу. Ни один гарх никогда не полезет в чужие мысли без приглашения. Когда Даяна только появилась в доме Нергунт-о-Лавита, ученый лишь послал гостье мысленное приветствие, он хотел убедиться, прежде чем увидит гостью, что она не ментал. Не путешественница, которую ему придется выдать властям Фантары. Когда гостья с Мира Тихих оказалась не способной к ментальному общению, Нергунт-о-Лавит тут же перешел на вербальное общение.
— Спасибо, я отдохнула, и я сыта. — Даяна все так же столбом стояла напротив профессора. Сесть ей пока не предложили.
Впрочем, остаться в своем доме ученый не предложил ей тем более. Пожевав губами и слегка собрав кустистые брови у переносицы, Нергунт-о-Лавит сказал:
— У вас интересные мозговые эманации, леди Геспард. Их невозможно классифицировать, и это ставит меня в тупик. Впервые. — И тут Даяна ощутила легкое ментальное прикосновение: — Кто вы, леди Геспард?
— За этим я пришла к вам, профессор Нергунт-о-Лавит, — сказала леди и оглянулась.
Профессор неловко поежился и, словно бы смущаясь, произнес:
— Мой ученик Нарунг-а-Вальтим ушел в информаторий университета. У нас образовался некоторый недостаток данных, и Ларинт…
— Спасибо, — кивком Даяна прервала неумело оправдывающегося профессора. Даже невинная и неловкая полуправда была для честнейшего гарха мукой. Профессор выполнил просьбу гостьи, отослал ученика, но не хотел признаваться в этой слабости даже перед собой. — Позволите мне подойти к вам и прикоснуться?
Несколько удивленный, профессор пожал плечами и отодвинулся от стола, подпуская Даяну к себе. Леди встала рядом и, прикрыв глаза, дотронулась до ученого.
То, что произошло дальше, очень напомнило беглянке реакцию на ее прикосновение советника Кырбала. Едва ладонь Даяны легла на плечо профессора, сын-легис перестал скрываться, выступил вперед, и выражение лица Нергунт-о-Лавита в точности повторило очередность чувств Говида: сначала на лице профессора проступило, выделилось безграничное удивление, и дальше — ужас. Столь же беспредельный и всеобъемлющий.
Но то, что напугало советника Кырбала, профессора гарха ударило еще сильнее. Сам факт существования нерожденного телепата такой мощности и уровня накладывался на убийственное обстоятельство — наличие высшей скрытой власти в галактиках.
Легис открыл перед профессором многие тайны, Нергунт-о-Лавит узнал, кто определил судьбу его народа, кто обрек расы менталов на уничтожение… Машина… приказала уничтожить людей…
Ментальный контакт нерожденного легиса и ученого гарха длился дольше, чем между двумя братьями. И все же он был настолько быстрым, что леди Геспард улавливала только эмоции. Информация вливалась в Нергунт-о-Лавита мощным потоком, но не добавляла ему силы, а как раз наоборот — истощала. Когда леди убрала свою руку, профессор показался ей таким изможденным, словно легис вытянул из него все жизненные соки, выбрал их, опустошил и позволил — отпустить.
Утирая дрожащей рукой вспотевший лоб, ученый с усилием оторвал себя от стола и кресла и, шатаясь, добрел до подставки с напитками.
Не глядя на гостью, профессор налил себе воды и с жадностью выпил.
«Он будет „слышать“ наш внутренний разговор?» — спросила леди сына.
«Нет. Он лишь ощутит изменение твоих волновых показателей, но суть разговора для него недоступна. Мы общаемся на другом, „беззвучном“ для гарха уровне, а чтобы напрямую вмешиваться в твой разум, Нергунт-о-Лавит слишком тактичен».
«Ты все ему сказал?»
«Да. Скрывать от профессора определяющую сущность наших проблем бессмысленно. Он должен знать все, чтобы понимать, какой именно помощи мы от него ждем».
«Он нам поможет?»
«Скорее да, чем нет. Люди довольно предсказуемы, ты сама учила меня использовать эмоции в аналитических расчетах…»
— Как жаль, миледи, что вы пришли ко мне только сейчас, — донесся до Даяны тихий голос ученого.
— Вы же понимаете, профессор, что только потому, что ваше нынешнее знание не принесет вам губительного ущерба, я и появилась в вашем доме, — едва слышно сказала леди.
— Да, я знаю. И говорю — спасибо.
Съежившийся, с опущенными плечами, профессор вернулся в свое кресло, обвил ногами высокие ножки и, покачивая головой, произнес:
— Какая мощь, какая сила открылась мне только что…
— Но вы не можете использовать эти знания! — воскликнула Даяна, и профессор досадливо махнул рукой:
— Я понимаю. Равновесие и порядок прежде всего. Ваш сын прав, миледи. Его существование способно нарушить этот порядок. И как же прав был академик Вирна-а-Карит! — Профессор тихонько ударил кулаком о стол. — Он давно утверждал, что существует некая система, некая сила, правящая миром! Но, — ученый горестно развел руками, — старика никто не слушал. Его посчитали сумасбродом и неряшливым математиком, что ошибся в расчетах! — И добавил более тихо:
— А жаль…
Нергунт-о-Лавит сел поудобнее, сложил руки на животе и пристально посмотрел на Даяну:
— Ваш сын уже сказал вам, что волновые показатели работы вашего мозга — меняются?
— Да.
— И именно в этом ему видится опасность вашего существования?
— Да, рано или поздно полуживой мозг Трима меня найдет.
— Интересная проблема, — пожевав губами, выговорил Нергунт-о-Лавит. — Ваш сын надеется, что существует методика управления мозговыми эманациями?
— Мы оба надеемся.
— Так должен разочаровать вас, миледи. Данные разработки существуют только в прикладном варианте. Их использование пока невозможно.
— И что нам делать?! Трим нас найдет!
— Вселенная огромна, — не согласился профессор. — А телепат такого уровня — один. И совершенно обессилен возрастом и травмами. Пока я жив и имею некоторое влияние, я помогу вам зафрахтовать корабль, и после рождения сына вы покинете Фантару.
— А дальше?! — Даяна в волнении заходила по кабинету. — Что нам делать дальше?!
— Сначала сядьте и успокойтесь, — попросил профессор. — Волнения вредны беременным.
Даяна покорно села в предложенное и на этот раз удобное кресло и с тоской взглянула на ученого:
— Всю жизнь бояться? Прятаться?! Ведь вы же знаете, как действуют методики полицейского розыска! Нас найдут!
— Вас, миледи, — поправил Нергунт-о-Лавит. — Это ваши биологические данные занесены в реестр, ваш сын пока там не значится.
Спокойный голос профессора, словно песчаная осыпь, обрушился на леди.
— Что вы предлагаете? — с тихим ужасом спросила Даяна.
— Разделиться. Искать по биологическим параметрам будут только вас, миледи. Для вашего ребенка опасен только Трим. А Вселенная, как я уже говорил, огромна. Усилий почти умершего мозга не хватит для ее исследования.
— Разделиться?! — словно пробуя ужасное слово на вкус, вторила леди. — Оставить сына?!
— Да. Он уже сказал вам, как будет слаб после рождения?
— Слаб? — снова переспросила Даяна.
— Да, очень, очень слаб. Прохождение по родовым путям травмирует его мозг, и первые недели он будет совершенно беспомощен. Почти слеп, с несовершенной, разболтанной нервной системой, все его силы уйдут на контроль нервной организации. Поверьте, тело новорожденного — это тяжкое испытание для полностью зрелого интеллекта.
— А роды при помощи сечения? Уже многие столетия никто не рожает естественным, болезненным путем!
— На Земле, — тихо поправил профессор. — Только расы, берущие начало от земных предков, используют полостные сечения при родах. Женщины прочих рас не испытывают таких затруднений, болезненные роды скорее аномалия, чем правило.
— То есть… я буду рожать, как в старину?!
— Да, естественным путем, — твердо, но с жалостью произнес гарх.
— Неужели на Фантаре не найдется медицинского бокса для такой легкой операции?!
— Почему же, — слегка наклонив голову вправо, сказал профессор, — обязательно найдется. Но как только я запрошу медицинское оборудование для роженицы земного типа, на Фантару слетятся все легералы из ближайшего сектора галактики. Ваш сын предусмотрел подобное развитие ситуации.
— Значит?..
— Вам остается только одна возможность — прибегнуть к помощи обычного, перевозного акушерского блока для жительниц Фантары. В естественных родах нет ничего страшного, миледи, — постарался утешить профессор. — Все ваши земные прародительницы именно так производили на свет потомство. Я подберу вам обезболивающие и укрепляющие средства, вы ничего не почувствуете.
— Не почувствую… — негромко вторила Даяна. Сотни лет назад землянки избавили себя от такой муки, как болезненные роды. Полостное сечение не оставляло следов, мгновенное заживление послеоперационных швов позволяло забыть об операции через несколько часов… Некоторые дамы вообще предпочитали искусственное выращивание детей!
А мать самого совершенного существа во Вселенной будет рожать на заброшенном полигоне естественным путем!
— Невероятно, — прошептала Даяна, — я чувствую себя археологическим экспонатом… Ископаемым…
— Такова ваша судьба, леди Геспард, — осторожно произнес профессор. — Вам надо думать о том, как быстро восстановить силы ваши и вашего сына.
— Да, да, — пробормотала Даяна. — Моему сыну будет гораздо хуже, он будет так слаб… — И отправила внутрь себя горький вопрос-восклицание: «Почему ты раньше не сказал мне об этом?!»
«Я прежде посоветовался с гархом, мама, — тихо прошелестело в голове Даяны. — Я надеялся».
«На что?! На роды при полном медицинском обеспечении в бункере?!»
«И на это тоже. Но Нергунт-о-Лавит сообщил, что достать без обоснованного требования акушерский блок для рожениц земного типа не удастся. На Фантаре почти нет землянок. Ты боишься, мама?»
«Не за себя! — мысленно прокричала Даяна. — Как отразится прохождение по родовым путям на твоем мозге?!»
«Я просто буду восстанавливаться несколько дольше обычного, — мягко утешил сын. — Природа разумнее своих детей, она все предусмотрела».
«Хочется верить, — вздохнула леди. — Но если ты будешь так слаб, то совет профессора — разделиться — тем более теряет смысл. Я буду тебе нужна».
«Сначала выслушай доводы Нергунт-о-Лавита, мама. Я тоже не хочу с тобой расставаться, но у профессора имеются какие-то опасения, а я не до конца понял их суть, так как мысленный обмен гарха далек от совершенства. Что-то сильно его тревожит».
Даяна подняла взгляд на молчаливо наблюдающего за ней ученого и увидела в его глазах сочувствие. Гарх понимал, что гостья ведет какой-то внутренний диалог, и почти правильно угадал его направление.
— Вы вряд ли, леди Геспард, можете чем-то существенно помочь своему сыну. Насколько я понял из нашего с ним контакта, воспитание легиса ведется по определенной методике, и материнская любовь ничего не добавит в его совершенствование. Тем более если вы будете в бегах, гонимые и преследуемые. Вы погубите своего сына, миледи.
— Чем?! Как?! Бред какой-то…
— Нельзя прививать такой мощной силе, как легис, инстинкт добычи. Это изуродует его восприятие. Он должен вырасти в спокойной обстановке…
— Вы предлагаете мне отдать ребенка Чатвариму?! Пусть легис растет на Каррине…
— Дослушайте, миледи, — строгим тоном старого университетского преподавателя остановил Даяну ученый. — Нешуточная травля, которую организует Чатварим, заставит вашего ребенка — обороняться. Год за годом он будет становиться сильнее, и одному Всевышнему известно, каких пределов он достигнет. Когда-нибудь, миледи, вашему сыну придется… убивать. — Гарх с трудом произнес последнее слово, и Даяна почувствовала тяжесть каждой его буквы. Насилие для людей расы Нергунт-о-Лавита являлось чем-то беспредельно чудовищным. — Надеюсь, мне остается только надеяться, что страшный грех убийства он совершит не в юном возрасте…
— Нет!!! Нет, нет и нет! Это не правда! — выкрикнула Даяна и отвернулась от профессора.
— Возможно, я и ошибаюсь, — устало согласился гарх. — Но жизнь беглеца полна опасностей. Вы будете одни против всей Вселенной, и рано или поздно, но… все может случиться. — Нергунт-о-Лавит не смог повторить тяжелого слова. Оно было всего лишь предположением, предварительным обвинением. И пока оно было — несправедливо. — Вы намерены подвергнуть вашего ребенка такому испытанию? Сила — страшная вещь, миледи. Не подвергайте вашего ребенка искушению использовать убийственную силу, даже для защиты. Неокрепшая душа не должна испытывать подобного соблазна…
— Инстинкт добычи… инстинкт добычи, — медленно повторяла Даяна. Ее зациклило на этих словах, они впивались в ее сознание и разбивали сердце.
Профессор с сочувствием смотрел на мать, но собственная правота казалась ему важнее.
— Мне жутко даже на мгновение представить, что может натворить ваш сын, когда его заставят обороняться, — тихо продолжал ученый. — Не обрекайте его на этот ужас, леди. Уведите за собой погоню и позвольте ему взрослеть без давления ответственности за вашу жизнь. Это изуродует его как личность. Ребенок, пусть даже он легис, всего лишь ребенок.
— Он все, что у меня есть, — глядя в пол и глотая слезы, сказала леди Геспард. — Все, что у меня осталось и имеет смысл.
— Есть высший смысл, миледи, это — жертвенность. Оставьте ребенка и пожертвуйте собой, как истинная мать. Я подберу для вашего сына достойную приемную семью, и он вырастет в спокойной обстановке.
Пожалуй, только такой человек, как Нергунт-о-Лавит, имел право говорить Даяне о жертвенности. Пятьдесят лет профессор разрабатывал ловушки для близких, родственных ему рас и, выполнив тяжкие обязательства, предпочел немедленную — смерть. Он был еще достаточно силен, он мог вернуться на родину и спокойно дождаться там дня смерти в окружении родственников. Но зловещая суть его работы не позволяла обрести покой. Нергунт-о-Лавит предпочел скончаться на чужбине, чем привезти на Гариту груз своих знаний и чувство вины. Муки Даяны ничто в сравнении с пятидесятилетней пыткой — быть палачом, гонителем для собственного народа.
Даяна закрыла лицо руками и, уже не противясь, не скрываясь, заплакала.
Что она может дать своему ребенку?! Постоянное ощущение охоты, идущей по следу за его спиной?! Бесприютность беглеца, тревоги? Профессор прав, их будут гнать, как дичь, по всем галактикам…
Так пусть уж лучше она выполнит свою роль до конца! Уведет погоню за собой и тем спасет ребенка!
Леди Геспард утерла слезы, села прямо и, глядя Нергунт-о-Лавиту в глаза, твердо произнесла:
— Я принимаю ваше предложение, профессор. Я уведу погоню за собой и оставлю сына.
— Не пожалеете, миледи? — с тихой ласковой грустью спросил гарх.
— Пожалею, конечно. Но только так мой сын вырастет в безопасности.
— Вы понимаете, что я не позволю вам даже узнать имен приемных родителей?
— Понимаю. Это тоже служит безопасности моего ребенка. В конце концов меня поймают, и я не должна знать, у кого скрывается мой сын.
— Вы мужественная женщина, леди Геспард. — Нергунт-о-Лавит склонил седую голову в поклоне. — Жертвуя собой, возможно, вы служите безопасности многих миров.
— Приятно слышать это от вас, профессор, — вернула комплимент Даяна и ушла к более насущным, не таким личным проблемам: — Вы уже знаете, что до родов мне необходимо раздобыть кусок витахрома? Он экранирует моего сына от поисков Чатварима, так что, может быть, будет надежнее сразу имплантировать металл…
— Это лишнее, миледи, — перебил Нергунт-о-Лавит, — достаточно надеть на ребенка браслет, кулон или кольцо.
— А если он случайно его сбросит, потеряет?
— Имплантат из витахрома невозможен, миледи, — категорически покачал головой профессор.
— Почему? Так будет надежнее и…
Ученый остановил леди взмахом руки:
— Попробую вам объяснить, миледи. Вы имеете представление, как действует магнит?
— В общих чертах. Он притягивает железо.
— Вы знаете, что будет, если поднести магнит к некоторым точным приборам?
— Ну-у-у…
— Примитивно говоря, он негативно воздействует на приборы и искажает их работу и показатели своими полями. Так же действует и витахром. Он мешает настройке легисов на общение с Чатваримом. — Профессор положил руки на стол и приблизился к Даяне. — Теперь представьте, что магнит положили в железную коробку. Что будет с коробкой, когда магнит из нее извлекут? — Леди еще не понимала, к чему ведет профессор, и пожала плечами. — Когда магнит вынут из коробки, ее металлическая основа продолжит сохранять магнетические свойства. Так же действует и витахром. Он как бы заражает своей энергией тело-носитель…
— Пусть заражает, так будет еще надежнее! — горячо воскликнув, перебила далекая от всех физических законов леди.
Профессор резко откинулся назад и пригвоздил Даяну к месту жуткой правдой:
— Но тогда ваш сын потеряет ценность для Чатварима. Если ребенка найдут, то только его подконтрольная сила будет представлять интерес.
— И Чатварим его уничтожит, — едва слышно произнесла Даяна.
— Да. Он полезен только при способности постоянного контакта с Отцом. Так что остается только — кольцо или браслет из витахрома. И вот еще что, ваш сын, миледи, сообщил мне некоторые параметры, я бы хотел их обсчитать, но прежде… — профессор замялся, — не будете ли вы так любезны… узнайте у своего сына…
— Профессор, если это так сложно произнести, — пришла на выручку тактичному гарху леди, — не лучше ли вам общаться напрямую?
И протянула вперед руку.
Нергунт-о-Лавит отпрянул, отскочил с таким ужасом, что даже напугал Даяну. Лицо ученого побледнело в одно мгновение, глаза выступили из орбит, а губы вытянулись в сухую, синеватую струну и прошептали:
— Прошу вас, нет… Не прикасайтесь ко мне больше… Если только на это не будет жизненной необходимости…
Точно так же вел себя и советник Кырбал. Оба мужчины с каким-то суеверным ужасом отвергали саму мысль о повторении прямого контакта с легисом-телепатом. Его мощь подавляла и крушила, подчиняла и пугала до изменения человеческого облика. Даяна начинала подозревать, что ее сын еще не умеет управлять, дозировать свои силы.
— Простите, профессор, я хотела как лучше…
Нергунт-о-Лавит смущенно покашлял в кулак и, видя, как расстроена гостья, проговорил с неловкостью:
— Признаться, леди, я не могу понять, как вы выдержали постоянный контакт такой мощности…
— Он чуть не свел меня с ума, — с усмешкой призналась Даяна. — Первые месяцы беременности превратились в ад. Я раздваивалась и бредила наяву.
— Позже вы мне расскажете об этом, — пригладив седую шевелюру, сказал Нергунт-о-Лавит, — думаю, это будет интересно нам обоим. Но сейчас, Даяна, я хотел бы посоветоваться с вашим сыном. Он ведь нас слышит?
— Каждое слово. Говорите, профессор, и не надо ненужных отступлений. Я ко всему готова.
— Видите ли, в чем дело, — деликатность гарха не внимала советам леди, — насколько я понял из контакта с вашим сыном, воспитание легиса — очень ответственная штука… И прежде всего юных легисов учат быть — обычными. Я телепат, миледи, и, поверьте, знаю, о чем говорю. Быть обычным, обладая исключительными способностями, а в случае с вашим сыном — огромными, катастрофически огромными возможностями, — нелегко. Умение не показывать свою исключительность в случайном ли разговоре, в интеллектуальном споре или работе — задача наисложнейшая. Этому учат годами, так как сила легисов состоит еще и в скрытости их существования. И особенно опасен в этом смысле период полового созревания, легисы с трудом удерживают контроль над эмоциями. Именно поэтому до двадцатилетнего возраста по земному исчислению их удерживают на Каррине. Берегут, растят, воспитывают. — Профессор снова умолк, по его высокому лбу забегали морщины, гарх думал, подбирал выражения. И наконец, глядя на леди немного исподлобья, произнес: — Кроме опасности вашего присутствия, существует еще один немаловажный фактор, миледи. Ваш сын сам себе угроза.
— Поясните, — нахмурилась Даяна.
— Я вновь прибегну к вашему воображению, миледи. Представьте, пожалуйста, компанию детей. Самых маленьких, едва расставшихся с одеждой, контролирующей естественные выделения…
— Не томите меня, профессор! — воскликнула леди. — Продолжайте!
— Так вот, ваш сын в любой детской компании будет выделяться, как горный пик на равнинной планете. В полугодовалом возрасте он не будет гугукать и пускать пузыри, он будет смотреть на взрослых осмысленным взором, и притвориться, поверьте мне, леди, невозможно. Взгляд не спрятать. Даже если он научится пускать пузыри и мочиться под себя, как обычный ребенок с земными генетическими признаками. Он — выдаст себя, леди. Его необычность будет главным его преследователем…
— А если его спрятать? Хотя бы до пятилетнего возраста!
— Но так будет рассуждать и Машина. Где спрятаться вашему сыну? В лесу? На пустынной планете?
— Нет, — покачала головой Даяна, — это только привлечет внимание.
— Это я и пытаюсь вам объяснить. Любой ребенок, ведущий скрытое существование, моментально попадет под расследование. И конкретный генетический образец от конкретного ребенка его выдаст. Он слишком — не человек.
— И что же нам делать?!
— Легче всего прятать ребенка там, где много детей. Обычных. Наивных и взрослеющих год от года, соответственно своему виду.
— Согласна. Что конкретно вы можете предложить?
Профессор встал и в возбуждении заходил по комнате. Даяна ждала. Не бросала реплик, не торопила.
— Я предлагаю, — наконец проговорил Нергунт-о-Лавит, — блокировать участки мозга, отвечающие за коллективную память легисов.
— Оперативно?! — на одном дыхании произнесла Даяна.
— Нет. Медикаментозно. Я проведу необходимые расчеты и, надеюсь, сумею подобрать безвредные и действенные дозы медикаментов. До тех пор, пока ваш сын, миледи, не станет взрослым, сильным человеком, он вырастет — в незнании.
— Вы хотите сделать из него обычного ребенка? — догадалась Даяна.
— Да. Обычным ребенком, обычным подростком он будет больше человеком, чем другие легисы.
— А потом?
— А потом он сделает осознанный выбор. Как и с кем ему жить дальше.
«Ты принимаешь предложение профессора, сынок?» — отправила вопрос Даяна.
«За этим я и прибыл на Фантару. Я знал, что Нергунт-о-Лавит сумеет нам помочь, хотя и не предполагал, как в точности это произойдет».
«И что ты думаешь о предложении профессора расти обычным ребенком? Без страхов, давления ответственности, которое прививают каждому легису. Ты будешь играть со сверстниками, ходить в обычную школу…»
«Ходить в школу я вряд ли буду, — вставил сын. — Блокировать память легисов полностью не удастся. А мои оперативные возможности всегда будут превышать средний человеческий уровень многократно».
«Значит, Нергун-о-Лавит не прав?»
«В чем-то он, безусловно, прав, мама. Примерно до пятилетнего возраста его методика даст позитивный результат, но дальше… Дальше возникнут трудности. Передай профессору мое мнение, пожалуйста».
Даяна передала ученому слова сына. Нергунт-о-Лавит серьезно выслушал и кивнул:
— Согласен. Чем-то ваш ребенок всегда будет отличаться от сверстников. Но в состав медикаментов будут входить вещества, тормозящие оперативные возможности его мозга. Так что скорость мышления вашего ребенка будет не так заметна. Он будет обычным тривиальным… как это на земном языке? Ах да — вундеркиндом. Простым вундеркиндом, но никак не легисом.
— А эти медикаменты ему не повредят?
— Ни в коей мере! Их доза всегда будет варьироваться в зависимости от самочувствия, массы тела и других индивидуальных особенностей организма. Впрочем, признаюсь, леди, — честный гарх не мог и не умел скрывать важной информации, — то, что, как я предполагаю, будет принимать ваш сын, из обычного человека сделало бы бессмысленное растение, ваш же ребенок превратится в обыкновенную незаурядную личность. Согласитесь, это уже много.
— А кто будет подправлять ваши расчеты по мере взросления моего ребенка?
— А вот тут, леди Даяна, мы подходим еще к одному интересному вопросу. Я хочу немного рассказать вам о людях, которым я собираюсь вручить заботу о вашем сыне. Никаких имен или географических данных я сообщать вам не буду, скажу главное. В этой и соседних галактиках существуют тайные сообщества латентных телепатов. Я без опаски общаюсь с некоторыми из них, поскольку в Соглашение с Великими Державами не входит пункт о раскрытии общественности латентных телепатов. Их способности дремлют, они не представляют угрозы как действующие телепаты, но тем не менее всегда живут под угрозой. Каждый из них знает, рано или поздно у него может родиться ребенок с активными ментальными способностями. Эти люди научились подавлять, притуплять эманации высшего порядка. Лучше, чем они, никто не сможет понять всю полноту ответственности за воспитание телепата такой мощности, как ваш ребенок. Если мы придем к соглашению, миледи, я сегодня же отправлю приглашение на Фантару одному из своих друзей. Подумайте и дайте ответ, время не терпит. У меня осталось две недели, а нужно еще так много успеть сделать.
— Как бы мне хотелось остаться со своим сыном! — не удержалась от горького восклицания Даяна. — Неужели ничего нельзя придумать!
— Придумать можно, — покачал головой Нергунт-о-Лавит, — но ваш след приведет преследователей к ребенку. И под угрозой окажетесь уже не только вы и ваш сын, но и люди, которые вам помогают.
«Соглашайся, мама, — прозвучал в голове леди голос сына. — Через двадцать земных лет или раньше я тебя найду».
«Как?! Я сама не знаю, где буду скрываться!»
«Я найду тебя. Не строй планов, не назначай мне встреч, просто будь уверена, — я тебя найду».
«Если раньше меня не найдут легералы», — с некоторым унынием подредактировала Даяна.
«Во-первых, искать будут пару — мать и сына. Если мы разделимся, задача легералов невероятно усложнится. Во-вторых, даже найдя тебя, легералы прочтут в твоей памяти это мое обещание и оставят тебя в живых. Они, так же как и ты, будут ждать моего возвращения».
«Нет! Не делай таких обещаний!»
«Через двадцать земных лет я буду такой силой, что ни один легерал или легис не смогут со мной совладать».
«А Трим?!»
«Трим — умирающий мозг. А я стану зрелым и полным сил легисом-телепатом. Он не справится со мной».
— Надеюсь, — вслух вздохнула Даяна.
«Мое обещание сбережет тебя не хуже любого убежища, мама. Главное — сейчас дать тебе возможность скрываться как можно дольше. Пока меня увозят, пока я расту и набираюсь сил».
«Знаешь, что я заметила, сынок, — с невыразимой печалью составила мысленное послание Даяна. — Со времени первого нашего контакта на Песочнице ни один наш план не удалось воплотить. Я не нашла убежища в храме Матерей, за мной прилетел корабль легисов. Говид Кырбал дал нам восемнадцать дней на безопасное бегство, но вмешался случай в лице Цыгхана Рау. Вейзанки обещали нам помощь, но сами попали в плен к пиратам… Что будет дальше? Предчувствие говорит мне — все наши планы и на этот раз претерпят изменения».
Легис ничего не ответил своей матери. Он всегда поступал так, когда признавал ее правоту.
«Время покажет, сынок», — сама ответила Даяна и обратилась к ученому, с интересом наблюдавшему за отголосками внутреннего диалога, отпечатывавшимися на лице своей гостьи:
— Мы согласны, профессор. Посылайте сообщение своим друзьям.
Леди тяжело встала, пошла к выходу из комнаты, но вдруг оглянулась и, пристально вглядываясь в ученого, задала вопрос, изводивший ее уже много недель:
— Профессор, почему появление моего сына так опасно для равновесия Вселенной? Он один, он не имеет поддержки армии легералов. Какую угрозу может нести один, пусть даже очень сильный человек?! Легис…
Нергунт-о-Лавит долго смотрел на Даяну. Леди показалось, что ответ на ее вопрос лежит в области предположений и вероятностей, а в этой области не бывает однозначных ответов. Долгие речи уже утомили старого ученого. Гарх не умел и не мог объяснять некоторые вещи на простейшем, вербальном уровне. Интеллект и подготовка Даяны казались ему ничтожно малыми для разговоров о проблемах Вселенной.
— Все так запутанно и сложно, — сказала Даяна и повернулась к выходу.
— Постойте, леди Геспард! — остановил ее профессор. — Я могу сказать вам только о том, как эту проблему понимаю я. Но я могу ошибаться.
Даяна остановилась и, опираясь спиной о стену, застыла в позе покорной слушательницы — руки безвольно повисли вдоль располневшего тела, голова давно потеряла горделивую посадку, — леди Геспард прекратила роптать на судьбу, она хотела только одного — ответа на свой вопрос. Последний и главный.
— Мир вокруг нас — это числа, Даяна. Все заключено и попадает в некие математические формулы. Ваше дыхание, мои слова, сила ветра и удобство стула — все поддается исчислению. Вам трудно это принять, так что просто слушайте и верьте. — Даяна кивнула, и профессор продолжил: — И вот представьте, что в мире, где все подчинено логике и цифрам, появляется личность с неординарными способностями. Его знание абсолютно, он умеет взглянуть на мир с точки зрения цифр и может вычислить вероятное развитие того или иного политического строя, может просчитать историческую вероятность того или иного события… И вот — ему понадобилось что-то изменить. Как вы думаете, что он предпримет?
— Не знаю, — тихо сказала Даяна.
— Он найдет в формулах слабое место и точечно — ударит. Ментально, стремительно и практически невидимо для простого смертного. Формула разрушена, она теряет смысл, и история поворачивает в другую сторону. Это страшно, Даяна. Страшна не отдельно взятая ментальная сила вашего ребенка, а сила, наложенная на абсолютное знание и способность к моментальному произведению нужных расчетов. Он будет — абсолютен, леди. Видение мирового устройства в полном объеме, данное легисам, и способность к ментальному давлению сделают из него…
Профессор запнулся, и Даяна подсказала:
— Монстра?
— Надеюсь, нет, миледи. Если он вырастет среди людей, проникнется их чувствами, поймет их мир, то противопоставить себя Человечеству ему будет тяжело. Легисы — искусственно оторванная ветвь цивилизации. Ваш сын получит шанс понять мир людей изнутри. И потому я заклинаю вас, Даяна, — позвольте вашему ребенку расти без ощущения враждебности ко всему, что его окружает. Сила, с рождения привыкшая противостоять, опасна. Что будет, если однажды ваш сын почувствует себя способным — изменить мир? Для себя, для своего удобства, для безопасности… Что будет? Война? Коллапс?
— Машина не отдаст Вселенную без боя…
— Да. Война титанов уничтожит много жизней. А ведь даже легералы ни в чем не провинились перед вашим сыном. Они всего лишь — служат. Порядку, высшим идеалам…
— Не все, — усмехнулась леди. — Среди служак есть препротивнейшие типы.
— Но за это не убивают, миледи, — грустно покачал головой профессор. — Наказывают, но не убивают. Не превращайте вашего сына в загнанного зверя, Даяна, зверь вырастает и дает сдачи.
— Я постараюсь, профессор Нергунт-о-Лавит, — твердо произнесла Даяна.
— Обещаете?
— Обещаю.
Через две недели профессора Нергунт-о-Лавита не стало. Верный каждому своему обещанию ученый гарх ушел в день, отведенный для смерти. Нергунт-о-Лавит остановил дыхание, и, кроме ученика, никто не присутствовал при его последних минутах.
Ночью этого же дня тело профессора кремировали, и на церемонию развеивания праха над океаном Фантары — так завещал великий ученый — слетелись его друзья и ученики со всех концов Вселенной.
Среди тех, кто прибыл отдать дань уважения гарху, была одна милая пожилая чета с планеты Урисума. Только Даяна знала, что господин и госпожа Ваниламмед — латентные телепаты, приехавшие забрать ее сына.
Профессор выполнил и это свое обещание. Он подготовил и лично проверил подземный бункер университетского полигона. Завез туда медицинское оборудование с факультета гинекологии, объяснив коллегам странную просьбу тем, что его ученику предстоит завершить работу над исследованием параметров мозговых волн у новорожденных младенцев. Якобы в городе, где много различных волновых шумов, эксперимент теряет чистоту.
Эта ложь нелегко далась старику гарху. Он свел общение с коллегами до минимума, общался только через коммуникаторы, и Даяне показалось, что только мысль о близкой кончине спасала его от самобичевания.
Нергунт-о-Лавит поселил леди в доме своих соседей-инженеров и попросил лишь об одном — не смущать разум его ученика. Не посвящать Ларинта в тайну легисов и не привлекать его участия к проблемам нерожденного телепата.
— Для Ларинта вы исчезнете на следующий день после моей смерти, — прощаясь, сказал Нергунт-о-Лавит. — Он ничем не сможет вам помочь, его влияния на Фантаре пока недостаточно для разрешения каких-либо проблем, Ларинт и так с мучительным трудом принял от меня ношу создателя ловушек… Так что оставьте его душу, Даяна, не смущайте…
Даяна простилась с профессором, на следующий день простилась с его учеником и на похоронной церемонии встретилась с супругами Ваниламмед. Их звали Урисила и Орамман. И они не будут растить ее ребенка. Они просто примут его от Даяны и увезут как можно дальше.
Лишь десять дней леди Геспард выторговала себе для общения с новорожденным сыном.
— Он должен окрепнуть на материнском молоке, — твердо сказала она Нергунт-о-Лавиту, и профессор вынужден был согласиться:
— Но только десять дней.
Кавалер всячески избегал общества ученого гарха. Он всего лишь один раз побывал в профессорском доме и, не показываясь на глаза его обитателям, — исчез.
И мало того. Едва Нергунт-о-Лавит появлялся вблизи жилища соседей-инженеров, приютивших его хозяйку, Кавалер ловко и незаметно удирал куда подальше. Прятался в кустах и из укрытия наблюдал за подступами к дому. Но как только Нергунт-о-Лавит выходил на улицу, кот неизменно возникал рядом с леди — хвост трубой, на морде воспоминание о шустрой птичке, не позволившей себя поймать.
Но Даяне было некогда обращать внимание на странные повадки полосатого друга. Она прощалась с сыном. Никогда раньше Даяна не задумывалась над тем, что радость надо — беречь. Каждый миг, каждое слово, дыхание, взгляд. Радость и счастье такие мимолетные гости…
Теперь она берегла каждую минуту на общение с сыном. Она гуляла по лесу и, не замечая ничего вокруг, — беседовала. И не могла наговориться. Ей казалось, она испытывает неутолимую жажду, пьет и не чувствует наполнения. Сын так много мог ей дать, что крохи, украденные у времени, только будили желание — пить, пить, пить, еще пить…
И только слезы приносили облегчение. Смягчали иссушающее душу желание и выпускали наружу страшный жар…
Но она старалась меньше плакать. Печаль — враг радости. А последние часы общения с сыном должны остаться в памяти как самые счастливые и наполненные часы жизни.
Сын-легис старался как можно больше поведать своей матери. Предупреждая многие трудности, что возникнут у беглянки-леди впереди, он рассказывал ей о черных рынках пиратского братства, о тайных кодах и паролях рабовладельцев, обо всех ухищрениях полицейских облав.
«Ты должна и можешь все это запомнить, мама. Каждый порт, каждая орбитальная станция сейчас под контролем биологических анализаторов. Тебе нельзя там есть, пить, посещать санкабины и находиться дольше нескольких часов. Биологические образцы любой женщины будут немедленно подвергаться генетической экспертизе, ты можешь оставлять в присутственных местах только микрочастицы, способные попасть в механизмы пылесборников и прочих уборщиков. К сожалению, эти крошечные частицы вечные спутники человека, и избавиться от этого следа не удастся. Но ты должна запомнить — внутренние резервуары уборщиков опустошаются не часто. И даже если тебе не повезет и ты попадешь в момент пересменки, то знай — на анализ и вычленение конкретных генетических образцов из вороха мусора уходит не менее полутора часов. То есть либо образцы только что собраны и подвергаются анализу, либо по залу прилета ползает новый пылесборник и у тебя в любом случае есть минимум два часа на тот случай, если тебе не повезло и пылесборник с полным баком встретился тебе у самой двери в технические помещения. Запомни — всегда есть два часа. И рисковать, оставаясь в портах или административных зданиях дольше этого срока, возможно, но не стоит».
«А как попасть на „черные“ пиратские станции?»
«Старайся их избегать. Там, безусловно, нет полицейских биоанализаторов, но также нет и порядка. Одинокой женщине там не место».
«Но ведь ты сообщил мне пароли для этих станций. Если в „черные“ порты поступит приказ на розыск беглецов — женщины и новорожденного младенца, — а я буду одна, без ребенка, то не лучше ли воспользоваться станциями пиратского братства?»
«Согласен, в этом присутствует нечто рациональное, мама. Но… пираты всегда так непредсказуемы…»
«Даже если к ним обращается человек, назвавший серьезный, полновесный код доступа на станцию?!»
«Человек, но не женщина, похожая на разыскиваемую беглянку».
«Милый сын, а ты не забыл, что я провела в обществе вейзанок более недели? От скуки я научилась некоторым их приемам…»
«Пожалуй, — внезапно одобрил сын. — Но грим должен быть мужским».
«Да хоть каким! Мужчина без ребенка вообще не вызовет подозрений! Везде и прежде всего разыскивают — младенца!»
Сын увлекал Даяну рассказами об обычаях и жизни пиратских кланов, показывал ей мир далеких планет и посвящал леди в странные ритуалы некоторых религий. Даяна могла бы находиться в этих сказках сотню лет, смотреть, вникать и слушать. Неистощимая память легиса — чудесный спутник.
«Мне никогда не стало бы с тобой скучно», — с грустью говорила леди.
«Но мы должны расстаться, — отвечал сын-легис. — Потом, когда я тебя найду, мы снова будем вместе».
«Я только верой в это и живу!»
Однажды ранним утром сын сказал ей:
«Пора, мама».
Даяна вызвала Урсилу, и, когда госпожа Ваниламмед пришла в дом инженеров, обе женщины надели приготовленную профессором Нергунт-о-Лавитом униформу технических работниц университета и на флаере с эмблемой этих же служб отправились к древнему полигону.
Охрана скрытого бункера осуществлялась только наземно. У пропускного пункта две женщины вложили в автомат шлагбаума идентификационные жетоны, позаимствованные еще Нергунт-о-Лавитом у коллег-техников, скучающие стражники окинули работниц равнодушными взглядами и раскрыли перед ними первую из череды тяжелых дверей. Толстый, словно пробка, металлический диск открылся с тягучим звуком, словно вздохнул: зачем будили меня, люди?!
Дверь казалась впаянной в морщинистые скальные породы начинающегося подземелья. Сухой воздух, напоенный необычной смесью запахов — камня, железа и чего-то неуловимо древнего, — с шипением ударил в лица женщин.
Дверь медленно вернулась за их спинами на место, и Даяна с Урсилой оказались запертыми в первом шлюзовом переходе полигона.
Еще две двери, повторяя вздохи и причитания первой подруги, вскрывали черные зевы коридоров. Путь к лифтовым шахтам казался путешествием по внутренностям огромной, окаменевшей миллионы лет назад змеи.
Даяна тяжело ступила на пол кабины древнего подъемника — он работал без всяких антигравов, могучие железные тросы опускали и поднимали ученых-исследователей сотни лет назад — и, прижавшись спиной к холодной стене кабины, прошептала:
— Я чувствую первые схватки, Урисила…
Госпожа Ваниламмед немедленно достала из поясной сумки инъектор и впрыснула в руку Даяны первую дозу транквилизатора. Рождение легиса, тесно связанного с матерью ментальным контактом, могло ударить ее изнутри и повредить мозг. Еще при жизни Нергунт-о-Лавита сын предупредил Даяну, что не знает, как отзовутся на ней его ощущения, и профессор посоветовал использовать при родах сильный мозговой блок из тщательно подобранных медикаментов.
Когда лифт, прошив сотни метров земной коры, опустился на уровень командного пункта полигона, Даяна была уже в прострации.
Чувствуя себя невесомым флегматичным облаком, леди безучастно осмотрела огромное помещение, забитое древней научно-исследовательской аппаратурой, и медленно прошла к прозрачной вытянутой капле медицинской капсулы. Такие автономные гинекологические блоки она видела на многих планетах и летающих станциях. Уже лежа внутри капсулы, леди почувствовала, как госпожа Ваниламмед сделала ей еще одну инъекцию, и, сделав глубокий вдох странно похолодевшего воздуха, Даяна провалилась в черное небытие, подобное устремленному вниз колодцу.
То, что происходило дальше, Даяна не видела, не чувствовала, не помнила. Роды в прострации не были ее выбором, леди Геспард предпочла бы обычное обезболивание и сохранила бы связь с сыном до последней минуты. Но Нергунт-о-Лавит был непреклонен:
— Не стоит делать экспериментов на себе, леди. Вы первая мать легиса, имеющая ментальную связь с плодом. Ваш сын сказал — Вселенная вздрагивает. Вы хотите, чтобы Вселенная содрогнулась в вашей черепной коробке?
Даяна подчинилась. Позволила ввести себя в транс и, до последней, сознательной минуты чувствуя одобряющее, но уже несколько напряженное участие сына, превратилась в безразличие. Живую бессмысленную плоть, готовую к прощанию.
Первое ощущение себя леди Геспард получила только через двенадцать часов.
Из недр исследовательского полигона Урисила подняла ее и сына вместе с медицинским оборудованием на грузовом лифте. На поверхности, возле пропускного пункта антигравитационную тележку принял ее муж Орамман и перегрузил оборудование на флаер. Охрана полигона апатично смотрела на работу «технического персонала» и не вмешивались — все документы для доступа на объект у «техников» были в порядке.
Полета над степью, окружающей полигон, над городом и возвращения в дом инженеров Даяна не помнила. Она очнулась поздним вечером и, только открыв глаза, положила руки на живот.
Он был пустой и мягкий, как старый ненужный рюкзак.
И пустым было не только тело. Голова звенела от тщетных попыток вновь ощутить присутствие, наполненность. Привычка ждать ответа осталась у Даяны навсегда. Она еще не знала, что уже никогда не почувствует себя внутренне — целой. Слишком многое леди Геспард оторвала от себя, слишком много отдала души и ничего не получила взамен. Такую пустоту не заполняют даже годы.
…Даяна повернула голову к окну и увидела дремлющую в кресле Урисилу. Возле нее парил в воздухе прозрачный пузырь колыбели, где ее сын, ее ребенок, раскинув руки, крепко спал.
«Эй, здравствуй!» — отправила леди мысленное приветствие.
Ребенок не ответил, и Даяна осторожно поднялась с постели. Напичканная укрепляющими лекарствами, она не чувствовала слабости, только легкость и нежность каждого движения. Одним прикосновением Даяна подогнала колыбель к самому окну и, приоткрыв прозрачный полог-крышку, взяла ребенка на руки.
Их связь была потеряна. Леди Геспард держала на руках обычного ребенка.
Когда-то ее сын вновь обретет силу ментала, но это будет не теперь. Пока он только спал, капризно морщил лоб и вряд ли видел сны.
— Вы уже дали сыну имя, миледи? — прозвучал за спиной голос Урисилы.
— Нет, — не отрывая взгляда от ребенка, тихо ответила Даяна.
— Почему?
— Не знаю, не могу, — пожала плечами мать.
Урисила ничего не знала о легисах и не могла предположить, что ребенок-легис сам выбирает себе имя. Много позже, как девиз, как определяющую сущность. Даяна не нарушила традиций чужой расы и оставила выбор имени за сыном: даже в малом она не хотела навязывать свою волю.
— Вам потребуется моя помощь? — спросила Урисила.
— Нет, спасибо. — Даяна все не могла оторвать взгляда от сына и разговаривала, стоя спиной к женщине.
— Тогда я вас оставлю, миледи, — проговорила та и вышла.
Совершенный аппарат — мультиколыбель — выполнял все действия по уходу за новорожденным. Следил за жизненными функциями, проверял температуру внутри и снаружи прозрачных стенок, менял впитывающие материалы и вовремя давал знать матери, что ребенка пора кормить.
Уже через три часа Даяна знала, что обманулась в ожиданиях и материнского молока ее сын не получит. Сумасшедшая гонка через галактики, тревоги и страх иссушили, выжгли ее грудь. Ребенок плакал от голода, и мать, потеряв голову, вызвала к дому доставку детского питания.
Если бы не этот опрометчивый поступок обезумевшей от детского крика женщины, возможно, вся новейшая история изученной Вселенной пошла бы иным путем. Всего лишь — сменный картридж с детским питанием для мультиколыбели, — и маховик судьбы закрутился быстрее или остановился на мгновение. Сын Даяны выпил этот картридж, а цепь событий, последовавших за этим, была изменена бесповоротно…
Но прежде чем изменения дали о себе знать, произошло другое.
Через неделю после родов леди Геспард проснулась ночью внезапно и резко, как от громкого звука или толчка рукой. Еще не понимая, что заставило ее встать, Даяна подошла к колыбели и увидела, что на ее прозрачный полог села залетевшая в раскрытое окно огромная ночная бабочка. Из ротовой полости мотылька стекала тонкая струйка слюны, Даяна брезгливо, двумя пальцами схватила насекомое и выбросила его на улицу.
— Она напугала тебя, сынок? — спросила, вытирая руки влажной салфеткой. — Она такая большая, такая страшная…
Что-то подобное чувству успокоения и мира опустилось на леди, ее сын закрыл глаза и вновь уснул, а мать так и застыла над колыбелью с салфеткой в руке. Она поняла, что ее разбудило, — неосознанная тревога сына ворвалась в ее сон и заставила проснуться.
— Как это было? — прошептала Даяна и, пристально вглядываясь в лицо уснувшего сына, послала ему мысленный вопрос: «Ты меня слышишь?»
Веки ребенка дернулись, и Даяна почувствовала, нет, не ответ, а некий слабый отголосок. Как эхо, ее вопрос ударился обо что-то непреодолимое и отскочил обратно.
Обмена мыслями не было. Но эха было достаточно, чтобы понять — какие-то ментальные способности сохранились у леди Геспард.
Не совсем понимая, что она делает и чего хочет добиться, Даяна словно бы распахнула свое сознание, раскрыла невидимую ментальную сеть и набросила ее на дом, где жила.
В верхней комнате крепко спали два взрослых человека, внизу, рядом с ней, дремал ребенок… Все было так ощутимо, так видимо…
Никогда раньше Даяна не делала подобных попыток, и результат напугал ее до полуобморока. Она — ментал?! Она — пария?! Как ее сын, как другие, почти уничтоженные нации…
Пошатываясь, леди Геспард добрела до кухни, нашла там крепкий бодрящий напиток в банке и сделала несколько глотков.
Совершенно не понимая, что ей делать с открывшимися вдруг способностями, она вышла из дома, села на растущий у дома куст-скамейку и, грея руки о разогревающуюся банку, осторожно открыла сознание.
Поток чего-то мутного и до жути непонятного устремился в нее, как в воронку. Он несся со страшной, неуправляемой силой, крушил преграды и захлебнувшуюся в чужих эмоциях волю. Он был наполнен сотнями имен, был перепутан, неустойчив и неистов. И он грозил — безумием. Один разум не в состоянии вместить в себя кошмар чужого, множественного бытия…
Но постепенно муть как бы разделилась на фракции, и Даяна начала вычленять из потока индивидуальности…
Она — ментал, и в этом не было вопроса. Попытки достучаться до сына сделали свое дело. Невольно леди Геспард открыла какой-то скрытый канал сознания и получила в награду — муку. Муку вечного страха гонимой парии… Скоро над городом взревут сирены ловушек на менталов, и к дому стекутся полицейские отряды… Уже сейчас чувствительные сенсоры датчиков ощупывают окрестности и посылают в полицейский департамент сигнал — опасность, опасность, тревога, в городе ментал!
Даяна сбросила оцепенение и, прислушиваясь, начала вспоминать план университетского городка и ближайший путь к космопорту. Она не знала, как далеко у нее получилось раскинуть ментальную сеть, где расположены ближайшие административные здания с активными ловушками, но успокаиваться не собиралась. Рано или поздно, но сенсоры ловушек вычислят координаты ментального всплеска, и к дому начнут слетаться полицейские флаеры, патрули оцепят прилегающий район…
Прежде чем появятся охотники на телепатов, ей надо убежать как можно дальше от дома, где спит ее ребенок! Увести преследователей! На густонаселенных планетах облава ведется громко, каждый житель города должен знать, что рядом с ним появился — враг. Телепатов гонят, как зверей, и в конце концов — ловят.
Закрыв, убрав свои новые способности, Даяна уже спешила к дому и радовалась одному — эти способности она обнаружила сама. Не попалась где-то на прогулке с ребенком, а упредила возникшую опасность.
Натягивая на себя дорожный комбинезон, Даяна терялась в мыслях, руки ее дрожали и не хотели слушаться, проходили минуты, а вой сирен все не звенел над городом.
Одетая и вновь готовая к бегству, леди Геспард вышла на улицу и, встав посреди дороги, замерла. Куда бежать? Откуда едут, летят, спешат полицейские отряды?..
Но было тихо. Над головой звенели какие-то легкокрылые ночные насекомые, в траве звенели их собратья, огромная птица, с шумом хлопнув крыльями, унеслась куда-то к лесопарку.
— Где облава? — сама себе сказала леди.
На большой высоте промчался освещенный общественный флаер, в соседнем доме зажегся свет в окне… Тишина стояла такая, что Даяна слышала трепет крыльев крошечных насекомых.
— Где облава?!
Стараясь сливаться с темными громадами кустов и деревьев, леди повернула к центру города и, еще не веря в отсутствие полиции и вздрагивая от каждой тени и легкого звука, пошла вперед.
Примерно через километр ей встретилось какое-то круглосуточно работающее административное здание. Через прозрачные стеновые панели Даяна увидела пропускной турникет с ловушками, подобралась поближе к двери и, готовая тут же пуститься наутек, создала и отправила мысленную нить к фигуре человека, застывшего у справочной машины. Мужчина выбирал пакет документов для покупки и регистрации нового оборудования для своих шахт. Он прилетел в крупный научный центр за современными… Даяна напряглась, но уловила только видимое изображение чего-то огромного с раскаленными зубьями.
Она все «слышала», все понимала, контакт с чужим сознанием был полным…
Но ловушки молчали.
— Так не бывает! — сказала Даяна зданию и пошла обратно.
— Так не бывает! — в десятый раз говорила леди Геспард госпоже Урисиле. — Ловушки реагируют на каждую ментальную эманацию!
Едва дождавшись утра, Даяна сообщила Урисиле, что нуждается в совете, и битый час доказывала ей, что то, чего невозможно представить, существует.
— О менталах, не реагирующих на ловушки, я не слышала, — задумчиво соглашалась госпожа Ваниламмед. — Обнаружение телепата любого уровня доведено до совершенства.
— Но я же ушла! — горячилась Даяна. — Я проникла в чужие мысли и ушла!
— Не понимаю, — разводила руками гостья. — Даже если не считывать чужие мысли, не находиться в активном контакте, от ловушек все равно не спрятаться. Это… это как щекотка. Ищущие импульсы сенсоров дразняще действуют на мозговые центры, отвечающие за ментальные контакты, и телепат, даже если не хочет, выдаст себя. Ответит, как чихнет. Удержаться невозможно.
— Но я-то не «чихала»! Я напрямую совершила контакт с каким-то… шахтером. Я чувствовала его мысли, я видела его глазами… я знала все его сомнения! Он житель холодной планеты со скудным освещением, он ненавидит яркий свет и солнечное тепло, он с трудом дожидается, когда покинет мир, где днем светло, как в преисподней!
— Верю вам, Даяна, — в который раз говорила Урисила. — Но не вижу, как можно это объяснить.
— А я, пожалуй, вижу, — вдруг успокоившись, сказала леди Геспард. — Когда-то профессор Нергунт-о-Лавит привел интересное образное сравнение взаимодействия живой плоти и живого железа — стальная коробка и магнит внутри ее. Так вот, я чувствую себя пустым ящиком, из которого убрали нечто сильно взаимодействующее с моим организмом. Я как пустая железная тара для магнита. Сын как-то произвел расчеты и сказал, что уровень ментала-легиса недоступен для обнаружения простыми ловушками. Только специальная настройка под мозговые функции легиса способна уловить его телепатические импульсы. — Даяна нахмурилась и покачала головой: — Одно мне интересно, как долго будет действовать это ментальное «заражение»?
— А как бы вам хотелось? — прищурилась Урисила.
— Не знаю, — честно, после длительного раздумья ответила леди. — Пожалуй, сейчас эти способности помогут мне долго морочить головы преследователей… — И, стиснув кулаки, воскликнула: — Ах, если бы можно было убрать из всех реестров мои биологические данные! Тогда я стала бы лучшей защитой для сына!
— Вы думаете, что телепатические способности помогут вам скрыться вместе с сыном? — осторожно спросила гостья.
— Нет. Тут профессор был прав. Дело ведь не в том, что при полномасштабной полицейской акции меня найдут по биологическим характеристикам. Дело в том, что я прививаю сыну инстинкт беглеца, жертвы.
Супруги Ваниламмед знали, что сын Даяны вырастет в некую великую, страшную силу и обуздать ее можно только воспитанием. Последовательным и по-человечески строгим. Так сказал Урисиле и Орамману профессор Нергунт-о-Лавит. Но, лишь увидев, как изменили способности ребенка его мать, Урисила впервые осознала, какая ответственность ложится на плечи каждого, кто примет участие в воспитании такой силы, как этот необычный ребенок.
— Среди ваших предков не было латентных телепатов, миледи? — с трудом скрывая испуг, спросила госпожа Ваниламмед.
— Нет. Он — сделал меня такой.
— Мой бог, — прижав ладони к губам, прошептала женщина. — В кого же ОН вырастет?!
— Если вы найдете ему достойных воспитателей, то в хорошего человека, — строже, чем хотелось бы, проговорила леди. — Если же мой сын попадет в плохие руки…
— Не говорите! — воскликнула Урисила. — Мне страшно даже подумать! Профессор предупреждал нас, но я даже представить не могла, что и нерожденный ребенок способен так менять суть человека…
— Теперь вы видите. От того, каким человеком вырастет мой сын, зависит слишком многое. Берегите его, Урисила. Я сделаю все, что от меня зависит, и уведу погоню по своему следу. Думаю, постепенно мои ментальные способности исчезнут, но пока они сослужат мне добрую службу.
— Храни вас Бог, миледи, — прошептала Урисила и склонила голову в поклоне.
