Глава 38

А тем временем товарищ Сталин продолжил:

— В последнее время мы видим, что в Западном особом военном округе военные и НКВД сумели найти общую точку для совместной работы.

При этих словах Сталина Жуков и Цанава, не сговариваясь, бросили взгляд в сторону упомянутой точки, которая тут же захотела нырнуть под стол, но так как это не удалось, то страшно покраснела. Товарищ Сталин, заметив все это, слегка усмехнулся:

— Это очень хорошо, что вы стали действовать согласованно. К сожалению, в других военных округах такого согласованного действия армии и НКВД пока нет. А ведь это особенно важно на заключительном этапе подготовки к военным действиям. Согласно данным нашей разведки, основные удары будут направлены на Западный и Киевский военные округа. Ваш округ, товарищ Жуков, прикрывает дорогу на Москву, столицу нашей Родины. Вы, конечно, понимаете, какая на вас ложится ответственность. И эту ответственность с вами будут разделять товарищи Пономаренко и Цанава, которые сначала будут обеспечивать тыл ваших армий, а потом партизанскую борьбу и диверсии в тылу врага. Вы сказали, что план будет готов через три дня. Значит, 17 июня ждем вас здесь с докладом.

При этих словах товарища Сталина вскочили уже все трое и почти хором сказали: «Есть». На этом совещание вроде бы закончилось, но сначала товарищ Сталин отпустил только Тимошенко, Жукова, Цанаву и меня. Причем когда прозвучала моя фамилия, то Берия кинул быстрый взгляд в мою сторону. Я поняла, что должна буду ждать снаружи, в приемной. Интересно, что преподнесут мне на этот раз? Минут через десять из кабинета вышел Мехлис, и по его виду я поняла, что он чем-то доволен. Еще через несколько минут вышел Пономаренко. Он кинул на меня какой-то странный взгляд и пошел на выход. Тут меня пригласили войти. Теперь товарищ Сталин сидел за своим рабочим столом и курил трубку, а Берия сидел в кресле сбоку. Мне товарищ Сталин показал на второе кресло, стоящее с другой стороны стола. Подходя к столу, я невольно бросила взгляд на толстую папку, лежащую почти на самом краю стола. На этой папке крупными буквами было написано «ГАЙДАР». Я сразу же вспомнила неоднократно виденного по ящику розового поросенка с трясущимися щеками и невольно вздрогнула — а этот кошмар откуда здесь взялся? Товарищ Сталин, заметив мою реакцию, удивленно спросил:

— Товарищ Северова, чем вам не угодил наш известный детский писатель? Вот просматриваю верстку его нового сборника, и мне нравится.

Елки-палки! Так это не кошмарный труд Егора Тимуровича, а рассказы его деда. Уф, просто камень с души.

— Писателя Аркадия Гайдара я очень уважаю, товарищ Сталин. У нас дома было полное собрание его сочинений — четыре тома. В моей истории Аркадий Гайдар погиб смертью храбрых в первые месяцы войны. Кажется, прикрывал отход партизанского отряда. Его сын, Тимур Гайдар, вроде бы стал Героем Советского Союза, К нему тоже претензий нет. Зато внук! Егор Гайдар стал основным идеологом развала Советского Союза. Мои дед и прадед без матерных слов эту фамилию не вспоминали.

— Вот оно что. Тогда понятно ваше беспокойство. — Товарищ Сталин пыхнул трубкой, слегка помахал рукой, разгоняя дым, и сказал: — Как ты думаешь, товарищ Берия, не пора ли нашей общей знакомой, Маше, написать для товарища Кобы еще одну бумагу?

— Думаю, пора, товарищ Сталин. К сожалению, на войне всякое бывает, а такие сведения для нас представляют особую ценность.

Вот это влипла так влипла! Но крыть абсолютно нечем. На войне ведь и убить могут, хотя думать об этом очень не хочется. А сведения-то действительно очень важные. Хотя знания, как говорится, данного предмета у меня самые поверхностные. Поэтому я встала и отрапортовала:

— Товарищ Маша напишет все, что знает, но просит учесть, что все эти события происходили до ее рождения и что, в отличие от описания Великой Отечественной войны, в учебниках подобные сведения излагались очень слабо и почти все искаженно.

— Мы это учтем, — покивал товарищ Сталин. — Поэтому сразу после окончания нашей беседы берите в руки вашу любимую авторучку и пишите. А сейчас я хочу задать вам еще один вопрос. — С этими словами товарищ Сталин еще несколько раз пыхнул трубкой, кинул взгляд на Берию, потом внимательно посмотрел на меня и сказал: — Вам не кажется, товарищ Северова, что сейчас вы нашли такую работу, с которой справляетесь очень хорошо? Добиться согласованных действий от товарищей Жукова и Цанавы не мог даже товарищ Сталин, а у вас это получилось. Может быть, вас перевести на постоянную работу к товарищу Жукову? Правда, вот товарищ Берия возражает.

Тут мои мозги начали закипать. Если меня полностью переключат на работу с Жуковым, то прощай, Вася. Когда еще мы сможем встречаться? Но так говорить нельзя. В этом времени все настроены на приоритет общего над частным. Если я скажу, что хочу быть поближе к мужу, то меня просто не поймут. Значит, нужно искать другие и при этом достаточно весомые аргументы.

— Ой, товарищ Сталин. Можно я тоже буду возражать? Я думаю, что таких результатов мне удалось добиться именно потому, что я прикомандирована к товарищу Жукову от НКВД. При этом товарищ Цанава считает, и вполне справедливо, меня своим человеком. Соответственно, и его отношение ко мне хорошее. А если я стану армейским командиром, то окажусь как бы в другом лагере, пусть и в дружественном. Тогда отношение может измениться. С другой стороны, и товарищ Жуков ко мне сейчас относится, если можно так сказать, более уважительно, поскольку я не его человек, а только прикомандированный. Он видит, что стараюсь, но в то же время уже неоднократно говорил, что я беру на себя слишком много. Если я стану его подчиненной, то это он наверняка пресечет. А налаживать взаимоотношения без «взятия на себя слишком много» просто не получится.

При этих словах товарищ Сталин даже перестал курить и подозрительно уставился на Берию:

— Товарищ Берия, ты что, уже успел обсудить этот вопрос с товарищем Северовой?

— Нет, товарищ Сталин. До сегодняшнего совещания я вообще не ожидал, что вы предложите перевести товарища Северову на постоянную работу к товарищу Жукову.

— Видите ли, товарищ Северова, — обратился товарищ Сталин ко мне, — несколько минут назад я обсуждал эту мысль с товарищем Берией, и он возразил мне почти теми же словами, что и вы. Я даже подумал, что вы сговорились. Ну что, Лаврентий. — Тут товарищ Сталин снова обратился к Берии. — Вижу, что нехорошо отбирать у тебя сотрудника, который умеет читать твои мысли.

При этих словах я облегченно вздохнула. Сумела вывернуться. Берия, кажется, тоже доволен. Но на этом разговор не закончился.

— Тогда, товарищ Северова, мы усложним вашу задачу, тем более что вы не боитесь, как вы сказали, брать на себя слишком много. Теперь вам придется, оставаясь порученцем товарища Жукова, налаживать контакты не только с товарищем Цанавой, но и с товарищем Пономаренко.

Опа. С одной стороны, этого можно было ожидать, а с другой стороны, я, кажется, эти контакты заранее подпортила. Так кто же знал! Могли бы предупредить. А теперь поздно пить боржоми. Впрочем, товарищ Сталин это почувствовал.

— Не беспокойтесь. Товарищ Пономаренко умеет быть выше личных отношений, поэтому я уверен, что и тут у вас все получится.

— Слушаюсь, товарищ Сталин. Буду стараться.

— Не сомневаюсь, товарищ Северова. Желаю удачи. Кстати, ваше предложение об использовании радиолюбителей в качестве радистов мы уже разослали во все округа. Можете передать товарищу Северову, что у него умная жена.

Ой, мамочки! Значит, товарищ Сталин все сообразил. И тут я не удержалась:

— А он это и так уже знает, товарищ Сталин.

При этих словах и Сталин, и Берия заулыбались.

— Ничего, вы все-таки передайте эти слова.

Я выскочила из кабинета, как из парной бани. Около стола товарища Поскребышева на стене было небольшое зеркало. Я подбежала и посмотрела — так и есть, вся красная как рак. Ну начальники! Вгоняют в краску честную девушку. Поскребышев меня понял и показал на дверь в туалет. Там я побрызгала на лицо водой и приобрела нормальный вид. Тут как раз из кабинета вышел Берия, и я двинулась за ним к машине.

По дороге в наркомат товарищ Берия молчал, впрочем, дорога из Кремля на улицу Дзержинского была всего ничего. В кабинете он предложил мне сесть, а сам стал возбужденно ходить. Потом успокоился и тоже сел.

— Товарищ Северова. Я хочу, чтобы вы поняли. То, чем вы занимались до сих пор, было просто важно, а то, чем вы станете заниматься теперь, будет уже жизненно важно. Если все пойдет по заявленному вами графику, то через девять, нет, — поправился он, посмотрев на часы, — уже через восемь дней начнется война. Значит, осталась всего неделя. Если даже товарищ Жуков, переступив через свое самолюбие, говорит, что придется отступать, то это будет не просто отступление, а отступление, которое при малейшей ошибке может перейти в разгром и в паническое бегство. Поэтому вам придется взять на себя очень важные вопросы координации усилий партийных органов, НКВД и армии. Возможно, что у вас возникнут проблемы. Пономаренко вы сегодня поставили не в очень хорошее положение, впрочем, он тоже хорош. Поторопился выступить с лозунгом, вместо того чтобы обрисовать ситуацию, как она есть. Но товарищ Сталин провел с ним разъяснительную работу, будем надеяться, что этот урок он усвоит. А руководитель он на самом деле хороший. Вскоре сами увидите.

Тут Берия прервался, выпил воды из графина и продолжил:

— Теперь подведем итоги. Вы остаетесь в штате НКВД и продолжаете работать порученцем Жукова. Вашей ближайшей задачей теперь будет борьба с диверсантами. Товарищ Цанава распорядится по всей республике о приоритетном направлении работы сотрудников НКВД, а товарищ Жуков для усиления выделит бойцов. Вам придется попутешествовать по всей Западной Белоруссии, обеспечивая координацию совместных операций. И при этом не упускать из виду подготовку к партизанской войне, о которой вы давно мечтаете.