Книга: Порученец Жукова
Назад: Глава 17
Дальше: Глава 19

Глава 18

С этими словами Сталин протянул мне пару листов бумаги, на которых в правом верхнем углу стоял хорошо знакомый мне гриф «СС». Мне сразу почему-то вспомнился суд Париса, который, как известно, ничем хорошим не кончился. Но приказ нужно выполнять. Я стала читать и почти сразу выпала в осадок. Как говорится, знала, что плохо, но не знала, что до такой степени. Передо мной был проект приказа по Наркомату обороны. Вот начало этого документа:
«15 мая 1941 г. германский внерейсовый самолет Ю-52 совершенно беспрепятственно был пропущен через государственную границу и совершил перелет по советской территории через Белосток, Минск, Смоленск в Москву. Никаких мер к прекращению его полета со стороны органов ПВО принято не было.
Посты ВНОС 4-й отд. бригады ПВО Западного особого военного округа, вследствие плохой организации службы ВНОС, обнаружили нарушивший границу самолет лишь тогда, когда он углубился на советскую территорию на 29 км, но, не зная силуэтов германских самолетов, приняли его за рейсовый самолет ДС-3 и никого о появлении внерейсового Ю-52 не оповестили. Белостокский аэропорт, имея телеграмму о вылете самолета Ю-52, также не поставил в известность командиров 4-й бригады ПВО и 9-й смешанной авиадивизии, так как связь с ними с 9 мая была порвана военнослужащими. Командование 9-й смешанной авиадивизии никаких мер к немедленному восстановлению связи не приняло, а вместо этого сутяжничало с Белостокским аэропортом о том, кому надлежит восстановить нарушенную связь».
— Товарищ Сталин, но ведь это ни в какие ворота не лезет. Возможно, это как раз тот самый случай, когда к виновным нужно применять самые жесткие меры наказания. А можно задать вопрос?
— Что тут вам непонятно, товарищ Северова? — спросил товарищ Сталин.
— Тут написано, что два начальника вместо восстановления связи ругались между собой по вопросу, кто именно должен эту связь восстановить. А возможности ее ремонта были и у того и у другого?
— Разумеется.
— Тогда, товарищ Сталин, в этом приказе еще нужно отразить крупное упущение политорганов РККА.
Эти слова товарища Сталина явно заинтересовали.
— В чем вы видите здесь упущение, товарищ Северова?
— Вот предположим, что в коммунальной квартире начала дымиться занавеска, а жильцы, вместо того чтобы в первую очередь залить ее водой, начинают друг с другом спорить, кто должен заливать. Пока они будут ругаться, ведь все сгореть может. Надежная связь структур ПВО определяет безопасность страны, а большие начальники в первую очередь думают не о том, как поддержать эту безопасность, а о том, кто должен восстанавливать связь. Возможно, такая ситуация не предусмотрена в военных уставах, но есть же политработники. Почему же они не втолковали этим горе-командирам, что безопасность страны превыше всего. Что начальники должны были в первую очередь наперегонки чинить связь и только потом выяснять отношения. А в проекте приказа об этом вообще ни слова: ни про этих спорщиков, ни про недоработку политорганов. И вообще, извините за наглость, это не дело, когда приказ о ремонте нескольких метров поврежденной связи отдают нарком обороны и начальник Генштаба.
— Вот видите, товарищи, — обратился Сталин к Берии и Тимошенко, — как на человека влияет даже непродолжительная работа с товарищем Мехлисом. И тут нашла недоработки по политической части. Но, по сути дела, полагаю, что замечания товарища Северовой вполне справедливы. Товарищ Тимошенко, если у вас нет возражений, доработайте приказ с учетом сказанного.
— Слушаю, товарищ Сталин. Разрешите идти?
Сталин кивнул, и маршал Тимошенко вышел. Я ждала продолжения. Не может быть, чтобы меня вызвали только ради разрешения этого спора. Сталин прошелся по кабинету, потом остановился напротив меня и, направив на меня свою трубку, сказал:
— Я хочу, товарищ Северова, задать вам несколько вопросов.
— Слушаю вас, товарищ Сталин.
— Мне показалось, что, когда я говорил о катастрофической нехватке времени, вы как-то засомневались в правильности моих слов?
Вот глазастый змей, или все начальники такие? Я действительно слегка дернулась, поскольку в тот момент вспомнила некоторые слова, слышанные мной от деда. А Сталин, значит, это заметил. Так что придется опять выкладывать все как на духу.
— Так точно, товарищ Сталин, засомневалась.
— И что же в моих словах было сомнительного?
Хорошо хоть сейчас нет такого грозного взгляда, как в прошлый раз. Впрочем, и ситуация несколько другая.
— Разрешите объяснить, товарищ Сталин?
Сталин молча кивнул и, не отрывая от меня взгляда, стал набивать трубку.
— У моих сомнений были следующие основания. Из истории, как я уже докладывала, известно, что нашу армию, встретившую немцев, полностью разгромили. Более трех миллионов человек.
При этих словах Сталин даже приостановил набивание трубки и прожег меня грозным взглядом.
— Я тут вспомнила слова моего деда, рассказывавшего, что 4 июля Гитлер торжественно объявил своим генералам о полном разгроме армии русских и о том, что пора переходить ко второму этапу, то есть к освоению захваченных территорий. Но чего Гитлер никак не ожидал, так это того, что появится еще одна армия. А потом еще одна. Тогда что получается, товарищ Сталин. В мирное время нам не хватило, как вы сказали, шести месяцев, а после начала войны в самые сжатые сроки появились и обученные бойцы, и умелые командиры. И обучение заняло заметно меньше времени. Но ведь чудес в природе не бывает. Люди остались такими же, и инструкторы тоже не с потолка свалились. Тогда почему при явном недостатке времени вдруг успели всех, кого нужно, обучить? Пусть не полностью, но уже достаточно для отпора врагу. По моим, конечно непрофессиональным, прикидкам, уже к концу сентября наша армия хотя и продолжала отступать, но теперь это было не бегство, а сжатие пружины, которая в декабре мощно разжалась. Так, может быть, нужно прямо сейчас менять систему обучения, пока ситуация не стала критической? Разрешите еще один пример?
Сталин кивнул.
— Я в своем времени занималась японской борьбой и читала книги, как в Японии тренируют новичков. Около каждого новичка стоит опытный спортсмен с бамбуковой палкой. При неверном движении ноги или руки новичок немедленно получает удар палкой по неправильно движущейся конечности. Через два или три занятия бить уже практически некого.
— Я вас понял, товарищ Северова. Я знаю, как вы тренировали роту НКВД, а также как именно принимали участие в тренировке бойцов разведроты одной из дивизий. Сколько вам нужно времени, чтобы изложить свои соображения по интенсификации обучения бойцов-новичков? Завтра, вернее, сегодня к шестнадцати часам успеете?
— Постараюсь, товарищ Сталин.
— Не «постараюсь», а «будет сделано». — Это уже Берия.
— Так точно, будет сделано, товарищ Сталин.
— Хорошо, можете быть свободны. Подготовленный материал передадите товарищу Берии. До свидания. Товарищ Берия, вы тоже можете быть свободны.
В течение всей, правда недолгой, дороги в наркомат Берия молчал, но, когда мы вышли из машины, я неожиданно услышала:
— Товарищ Северова, надеюсь, вы понимаете, что если бумаги должны быть у товарища Сталина в шестнадцать часов, то мне вы должны их передать в пятнадцать часов.
Вот снова здорово! И так времени дали совсем чуть-чуть, так еще с ходу отстригли целый час. Хотя я сама же говорила, что все нужно делать срочно. Вот и накликала на свою голову.
— Так точно, товарищ нарком, понимаю. В пятнадцать часов все, что подготовлю, передам товарищу Трофимову.
— Хорошо, сейчас можете идти отдыхать. Вы где остановились?
А действительно, где? С квартиры я съехала, и кто там сейчас — понятия не имею. И куда податься? Наверное, Берия понял мои проблемы.
— Идите сейчас в гостиницу нашего наркомата. Она находится в Большом Кисельном переулке. Дом 6. Если там будут вопросы, пусть звонят в мою приемную.
— Есть, товарищ Берия. Иду в гостиницу.
В гостинице поверили моему удостоверению и моим словам. А может, и не поверили, но мне об этом не сказали, а просто выдали ключ от номера. Номер оказался двухместным, но вторая койка была пуста. Значит, пока буду жить одна. Это хорошо. Никто не разбудит. Кстати, во сколько мне надо встать? Наверное, в восемь. Позавтракаю и сразу в наркомат — тут близко. С девяти до пятнадцати времени будет вполне достаточно. Успею все написать. Вот только как проснуться в восемь? Я пошла к дежурной по нашему этажу попросить будильник. Оказалось, что это не нужно. Она сама разбудит меня в указанное время. Вот и ладушки. Вернулась в номер, сбегала под душ — общий на этаж, после чего кувырнулась в постель с чистой совестью. Что-то в последнее время я все хуже и хуже высыпаюсь. С этой мыслью я и заснула.
— Вставайте, товарищ Северова. Вы просили разбудить вас в восемь часов.
Ох уж эта дежурная! Не могла подождать хотя бы пять минуточек. Но теперь уже не отстанет.
— Спасибо, встаю.
Стук в дверь прекратился. Я выдернула себя из койки и доползла до шкафа с зеркалом. Лучше бы я в это зеркало не смотрела. Синяки под глазами, лохмы торчат в разные стороны, на щеке след от подушки. Короче, морда лица страшна как смертный грех. Вот что значит работа по шестнадцать часов в сутки с захватом куска ночи. Так меня скоро муж разлюбит, да и вообще народ на улице будет шарахаться. Нужно что-то с таким режимом работы делать. Вот только что именно? Тем более что пока я живу в мирном, хотя и суматошном времени. А что же будет во время войны? Помнится, приятель дедули рассказывал, что во время войны у него было всего два желания: выспаться и как следует поесть. С едой-то пока у меня все в норме, не голодаю, но вот что касается сна…
С этими невеселыми мыслями я сделала зарядку и устроила себе обливание холодной водой. Причесалась и несколько взбодрилась. В буфете попросила два стакана чаю покрепче. С кашей и с хлебом с маслом пошло вполне ничего. Так что минут за сорок я пришла в норму. Потом подумала, что сегодня, может быть, день будет поспокойнее — напишу рекомендации, сдам их в пятнадцать часов и на некоторое время буду свободна. Если повезет, то успею встретиться со спецом по старинному оружию, которого мне обещал Трофимов.
Назад: Глава 17
Дальше: Глава 19